Приговорить себя к подобной участи? Ни за что! Доктор Кауфман сказала, они все удалили. Ей даже не нужно проходить химиотерапию, только небольшую рентгенотерапию. Пока она в больнице.
– У меня не было ничего серьезного, а сейчас я вообще в полном порядке, – уверила Лиза подруг. – Здесь дни тянутся так долго. Ни детей, ни хозяйства, никаких обязанностей. Я так расслабилась. Настоящий курорт!
Она сама почти верила в это. В самом деле: похудела на три с половиной килограмма, оторвалась от домашней суетни. А то, что у нее больше не будет детей, – Томми как-то выразился, что они еще не закрывают «мастерскую» по этой части, – так у нее, слава богу, уже четверо. Кроме того, у нее появился прекрасный предлог посвящать больше времени книге, плюс новый взгляд и решимость делать со своей жизнью то, что считает нужным.
Вот только Генри… Мальчик в отчаянии, от того что мамы нет дома. И хотя Лиза запретила приводить детей в больницу (не хватало еще, чтобы они увидели ее такой),Томми настоял – для Генри она должна сделать исключение. Когда они сидели на больничной койке – малыш у нее на коленях, крепко прижавшись и обхватив маму руками, – весь ужас болезни подступил к горлу, нечем стало дышать. Еще немного – и она пришла бы в такое же отчаяние, что и сын.
Тогда, собравшись с силами, она не дала воли эмоциям – это не нужно ни ей, ни Генри. Она должна быть сильной и готовой к будущему. Чтобы он рос в крепком доме, чтобы поступил в колледж и завел собственную семью. Независимо от того, что станет с ней.
Лиза протянула Анне первый стакан:
– Это у вас, девочки, творится бог знает что. Рассказывайте.
– Я так по нему скучаю, – простонала Анна, промокая набежавшие на глаза слезы. – Знаю, что не должна, но ничего не могу поделать.
– Да уж, такие невероятно сексуальные, романтические отношения… – Дейдра все же взяла у Лизы коктейль. – Мне бы точно было трудно от этого отказаться.
– А по-моему, – возразила Джульетта, – то, что он сделал, – ужасно, но, может быть, тебе стоит дать ему еще один шанс? А вдруг он переменится?
Лиза подняла бутылку бренди, чтобы долить в шейкер. В боку резко закололо. Прочь! – приказала она боли, осторожно переводя дух и вызывая перед мысленным взором чудную картину: ей вручают Пулитцеровскую премию за книгу, ставшую бестселлером.
«Репрессию [9]часто недооценивают, и напрасно», – подумала Лиза, разливая коктейль.
Боль постепенно отпускала.
– А я решила попробовать с Купером новую тактику. Ну, насчет ребенка, – начала рассказывать Лизе Джульетта. – Сделаю ему шаг на встречу – стану такой женой, как он хочет, раз уж хочу, чтобы он стал таким мужем и папой, как мне надо. Интересно, я одна еще не знаю про нижнее белье фирмы «Козабелла»?
– Дамиан прислал мне на Рождество, – мрачно заметила Анна. – Чувствует себя до того виноватым, что, похоже, скупил весь магазин.
– А кто за все это заплатил? – спросила Лиза.
Все уставились на нее. Лиза рассердилась на себя – кто тянул за язык? – и попыталась объясниться:
– Я хочу сказать – белье от «Козабелла», конечно, очень красивое, но ведь у них трусики по сорок долларов.
– Дорог не подарок – дорого внимание, – сказала Дейдра. – У нас с Полом деньги общие. Когда я покупаю ему подарок, на самом деле платит он.
– Но вы же женаты, – заметила Лиза, – а Анна сейчас живет отдельно. И она, между прочим, не просила такого дорогущего подарка. Тем более от парня, который ее, можно сказать, с дерьмом смешал.
Лиза говорила недоброжелательно и резко. Но и вполовину не так резко, как ей хотелось. Дейдра сколько угодно может завидовать страстным отношениям Анны и Дамиана, Джульетта, несмотря ни на что, может верить в возможность перемен к лучшему, а Анна – переживать. Но Лиза точно знает – Анна должна отбросить эмоции, нанять самую что ни на есть акулу из адвокатов и вышвырнуть Дамиана из своей жизни раз и навсегда.
– Знаешь, Анна… – Лиза постаралась смягчить тон, – то, что ты по нему скучаешь, – это нормально. Но вовсе не значит, что ты должна принять его обратно.
– Да, наверное. Просто он был для меня не только мужем и любовником. Он – вся моя семья. И Клементина страдает, хотя и старается держаться как ни в чем не бывало. Господи… Налей мне еще.
Анна протянула стакан, и Лиза поспешно его наполнила, рассчитывая перебить этим новый поток слез. Всего неделя в этом прелестном местечке – и уже так трудно относиться к разрыву с изменщиком-муженьком как к чему-то достойному слез.
– Ну а у тебя, Дейдра, как дела? – сменила тему Лиза. – Есть новости на музыкальном фронте?
– И еще какие! – воскликнула Дейдра. – Уже назначено мое первое настоящее выступление с группой Ника. Надеюсь вас всех там увидеть. Это в следующий вторник, вечером.
Анна вытащила свою записную книжку: – Вторник у нас четырнадцатое? Четырнадцатого мне надо быть в Кливленде.
– Ох! И Купера четырнадцатого не будет в городе. – Джульетта виновато посмотрела на Дейдру. – Мне так жаль…
– Шутишь? У тебя же есть нянька. И потом, ты хочешь сказать, что Купер, когда в городе, по вечерам сидит с Треем?
– Хизер по вторникам ходит на занятия. К тому же, как раз на четырнадцатое я записалась на эпиляцию зоны бикини. Говорят, чертовски больно.
– С удалением зубного нерва не сравнить. Да что это с вами со всеми? Боитесь, что я провалюсь и вам будет стыдно?
– Нет, нет! Что ты! – Джульетта схватила Дейдру за руку.
– В таком случае – чтоб явились все как одна! Я ж не рассчитываю, что вы станете бегать на каждый мой малюсенький концерт, но это – первый. Это очень важно.
Лиза помалкивала. Приглашение Дейдры – не для нее. К четырнадцатому ее уже выпишут, но придется сидеть дома. Никаких утомительных развлечений. Разве что родительское собрание. И уж решительно никаких походов в город и ночных посещений клубов. Как оправдываться – вот в чем вопрос. Про удаление матки она им не сказала и, стало быть, воспользоваться этой уважительной причиной не получится.
– Лиза, а ты как? Сможешь? – спросила Дейдра.
Ну вот, пожалуйста…
– Увы, ничего не выйдет. Из-за этого. – Лиза неопределенным жестом обвела палату.
– Думаешь, тебя еще не выпишут?
– Выпишут, конечно.
Не хватало только, чтобы они подумали, что ее еще неделю здесь продержат. Тогда уж точно поймут, что она серьезно больна.
– Буду дома. Но мне велено не переутомляться.
– Почему это тебе нельзя переутомляться? – осведомилась Дейдра. – Если у тебя ничего серьезного?
– Так и есть. – Лиза старалась говорить спокойно и уверенно, чтобы предотвратить возможные вопросы.
Но Дейдру не так-то просто остановить.
– Между прочим, ты так и не сказала нам, что с тобой было и что с тобой делали.
– Что-то слишком мудреное, – попыталась отшутиться Лиза. – Томми и выговорить-то не в состоянии.
– Но ты-то в состоянии. – Дейдра не спускала с нее требовательных глаз. – Почему не говоришь нам?
– А нечего говорить. Слушай, мне жаль, что я не смогу быть на этом твоем концерте, но пойми – я тут проторчала целую неделю. Теперь хочу побыть дома, со своими. Для меня это очень важно.
– А я, значит, для тебя не важна.
Лиза почувствовала, что сейчас сорвется.
– Ты что, не в состоянии выйти на сцену, если меня не будет в зале? Вечные твои капризы! Не могу их всерьез воспринимать. После всего того, на что я здесь насмотрелась, – беременные, которые отказываются от химиотерапии, потому что боятся выкидыша, и теперь умирают; молоденькие девушки, которые никогда не смогут иметь детей…
Задохнувшись, она остановилась. Перед глазами промелькнула вереница женщин, которых она встречала здесь: они медленно плелись по больничному коридору, волоча за собой штативы для капельниц, или с пустыми глазами сидели в солярии. Она даже перестала выходить из палаты, чтобы не видеть их. Но забыть об их существовании уже не могла. Как не могла слепо верить, что никогда не станет одной из них только потому, что не хочет этого.
Подруги в шоке уставились на нее. Из громкоговорителя раздалось предупреждение: «Посещение больных заканчивается через десять минут. Все посетители должны покинуть здание».
– А из ресторанов нас не выставляют, – попыталась сострить Дейдра.
Никто не улыбнулся.
– Лиза, мы пришли к тебе, – продолжила Дейдра, – потому что волнуемся за тебя, за Томми, за ребят. Почему ты не хочешь объяснить нам, что происходит?
– Да нечего объяснять.
Черт, насколько все было бы проще, если бы она с самого начала сказала правду. Она подвела их к пропасти, на краю которой стояла, а они ничего не поняли. Но теперь уже слишком поздно. Пусть ничего не знают. Так будет лучше для всех.
– Прости, Дейдра. Я просто устала. Честное слово, я была бы счастлива послушать, как ты поешь.
В этом Лиза не лукавила.
– Давай мы тебе поможем убраться, – предложила Джульетта, и Анна согласно закивала.
– Не откажусь. – Лиза ухватилась за это предложение как за спасательный круг.
Что угодно, только бы уйти от неприятного разговора. В конце коридора есть холл, где собираются больные. Лиза давно перестала туда ходить, чтобы не слушать печальных историй, но сейчас она бы и туда убежала, лишь бы не оставаться в одной комнате с подругами.
– Чуть не забыла – мне же надо взять лекарства у сестер. – Лиза старательно отводила глаза. – Вы тут пока заметите следы преступления и заберите еду и все остальное с собой…
«А когда я вернусь, – подумала она, – их уже здесь не будет».
12. Дейдра
13. Джульетта
– У меня не было ничего серьезного, а сейчас я вообще в полном порядке, – уверила Лиза подруг. – Здесь дни тянутся так долго. Ни детей, ни хозяйства, никаких обязанностей. Я так расслабилась. Настоящий курорт!
Она сама почти верила в это. В самом деле: похудела на три с половиной килограмма, оторвалась от домашней суетни. А то, что у нее больше не будет детей, – Томми как-то выразился, что они еще не закрывают «мастерскую» по этой части, – так у нее, слава богу, уже четверо. Кроме того, у нее появился прекрасный предлог посвящать больше времени книге, плюс новый взгляд и решимость делать со своей жизнью то, что считает нужным.
Вот только Генри… Мальчик в отчаянии, от того что мамы нет дома. И хотя Лиза запретила приводить детей в больницу (не хватало еще, чтобы они увидели ее такой),Томми настоял – для Генри она должна сделать исключение. Когда они сидели на больничной койке – малыш у нее на коленях, крепко прижавшись и обхватив маму руками, – весь ужас болезни подступил к горлу, нечем стало дышать. Еще немного – и она пришла бы в такое же отчаяние, что и сын.
Тогда, собравшись с силами, она не дала воли эмоциям – это не нужно ни ей, ни Генри. Она должна быть сильной и готовой к будущему. Чтобы он рос в крепком доме, чтобы поступил в колледж и завел собственную семью. Независимо от того, что станет с ней.
Лиза протянула Анне первый стакан:
– Это у вас, девочки, творится бог знает что. Рассказывайте.
– Я так по нему скучаю, – простонала Анна, промокая набежавшие на глаза слезы. – Знаю, что не должна, но ничего не могу поделать.
– Да уж, такие невероятно сексуальные, романтические отношения… – Дейдра все же взяла у Лизы коктейль. – Мне бы точно было трудно от этого отказаться.
– А по-моему, – возразила Джульетта, – то, что он сделал, – ужасно, но, может быть, тебе стоит дать ему еще один шанс? А вдруг он переменится?
Лиза подняла бутылку бренди, чтобы долить в шейкер. В боку резко закололо. Прочь! – приказала она боли, осторожно переводя дух и вызывая перед мысленным взором чудную картину: ей вручают Пулитцеровскую премию за книгу, ставшую бестселлером.
«Репрессию [9]часто недооценивают, и напрасно», – подумала Лиза, разливая коктейль.
Боль постепенно отпускала.
– А я решила попробовать с Купером новую тактику. Ну, насчет ребенка, – начала рассказывать Лизе Джульетта. – Сделаю ему шаг на встречу – стану такой женой, как он хочет, раз уж хочу, чтобы он стал таким мужем и папой, как мне надо. Интересно, я одна еще не знаю про нижнее белье фирмы «Козабелла»?
– Дамиан прислал мне на Рождество, – мрачно заметила Анна. – Чувствует себя до того виноватым, что, похоже, скупил весь магазин.
– А кто за все это заплатил? – спросила Лиза.
Все уставились на нее. Лиза рассердилась на себя – кто тянул за язык? – и попыталась объясниться:
– Я хочу сказать – белье от «Козабелла», конечно, очень красивое, но ведь у них трусики по сорок долларов.
– Дорог не подарок – дорого внимание, – сказала Дейдра. – У нас с Полом деньги общие. Когда я покупаю ему подарок, на самом деле платит он.
– Но вы же женаты, – заметила Лиза, – а Анна сейчас живет отдельно. И она, между прочим, не просила такого дорогущего подарка. Тем более от парня, который ее, можно сказать, с дерьмом смешал.
Лиза говорила недоброжелательно и резко. Но и вполовину не так резко, как ей хотелось. Дейдра сколько угодно может завидовать страстным отношениям Анны и Дамиана, Джульетта, несмотря ни на что, может верить в возможность перемен к лучшему, а Анна – переживать. Но Лиза точно знает – Анна должна отбросить эмоции, нанять самую что ни на есть акулу из адвокатов и вышвырнуть Дамиана из своей жизни раз и навсегда.
– Знаешь, Анна… – Лиза постаралась смягчить тон, – то, что ты по нему скучаешь, – это нормально. Но вовсе не значит, что ты должна принять его обратно.
– Да, наверное. Просто он был для меня не только мужем и любовником. Он – вся моя семья. И Клементина страдает, хотя и старается держаться как ни в чем не бывало. Господи… Налей мне еще.
Анна протянула стакан, и Лиза поспешно его наполнила, рассчитывая перебить этим новый поток слез. Всего неделя в этом прелестном местечке – и уже так трудно относиться к разрыву с изменщиком-муженьком как к чему-то достойному слез.
– Ну а у тебя, Дейдра, как дела? – сменила тему Лиза. – Есть новости на музыкальном фронте?
– И еще какие! – воскликнула Дейдра. – Уже назначено мое первое настоящее выступление с группой Ника. Надеюсь вас всех там увидеть. Это в следующий вторник, вечером.
Анна вытащила свою записную книжку: – Вторник у нас четырнадцатое? Четырнадцатого мне надо быть в Кливленде.
– Ох! И Купера четырнадцатого не будет в городе. – Джульетта виновато посмотрела на Дейдру. – Мне так жаль…
– Шутишь? У тебя же есть нянька. И потом, ты хочешь сказать, что Купер, когда в городе, по вечерам сидит с Треем?
– Хизер по вторникам ходит на занятия. К тому же, как раз на четырнадцатое я записалась на эпиляцию зоны бикини. Говорят, чертовски больно.
– С удалением зубного нерва не сравнить. Да что это с вами со всеми? Боитесь, что я провалюсь и вам будет стыдно?
– Нет, нет! Что ты! – Джульетта схватила Дейдру за руку.
– В таком случае – чтоб явились все как одна! Я ж не рассчитываю, что вы станете бегать на каждый мой малюсенький концерт, но это – первый. Это очень важно.
Лиза помалкивала. Приглашение Дейдры – не для нее. К четырнадцатому ее уже выпишут, но придется сидеть дома. Никаких утомительных развлечений. Разве что родительское собрание. И уж решительно никаких походов в город и ночных посещений клубов. Как оправдываться – вот в чем вопрос. Про удаление матки она им не сказала и, стало быть, воспользоваться этой уважительной причиной не получится.
– Лиза, а ты как? Сможешь? – спросила Дейдра.
Ну вот, пожалуйста…
– Увы, ничего не выйдет. Из-за этого. – Лиза неопределенным жестом обвела палату.
– Думаешь, тебя еще не выпишут?
– Выпишут, конечно.
Не хватало только, чтобы они подумали, что ее еще неделю здесь продержат. Тогда уж точно поймут, что она серьезно больна.
– Буду дома. Но мне велено не переутомляться.
– Почему это тебе нельзя переутомляться? – осведомилась Дейдра. – Если у тебя ничего серьезного?
– Так и есть. – Лиза старалась говорить спокойно и уверенно, чтобы предотвратить возможные вопросы.
Но Дейдру не так-то просто остановить.
– Между прочим, ты так и не сказала нам, что с тобой было и что с тобой делали.
– Что-то слишком мудреное, – попыталась отшутиться Лиза. – Томми и выговорить-то не в состоянии.
– Но ты-то в состоянии. – Дейдра не спускала с нее требовательных глаз. – Почему не говоришь нам?
– А нечего говорить. Слушай, мне жаль, что я не смогу быть на этом твоем концерте, но пойми – я тут проторчала целую неделю. Теперь хочу побыть дома, со своими. Для меня это очень важно.
– А я, значит, для тебя не важна.
Лиза почувствовала, что сейчас сорвется.
– Ты что, не в состоянии выйти на сцену, если меня не будет в зале? Вечные твои капризы! Не могу их всерьез воспринимать. После всего того, на что я здесь насмотрелась, – беременные, которые отказываются от химиотерапии, потому что боятся выкидыша, и теперь умирают; молоденькие девушки, которые никогда не смогут иметь детей…
Задохнувшись, она остановилась. Перед глазами промелькнула вереница женщин, которых она встречала здесь: они медленно плелись по больничному коридору, волоча за собой штативы для капельниц, или с пустыми глазами сидели в солярии. Она даже перестала выходить из палаты, чтобы не видеть их. Но забыть об их существовании уже не могла. Как не могла слепо верить, что никогда не станет одной из них только потому, что не хочет этого.
Подруги в шоке уставились на нее. Из громкоговорителя раздалось предупреждение: «Посещение больных заканчивается через десять минут. Все посетители должны покинуть здание».
– А из ресторанов нас не выставляют, – попыталась сострить Дейдра.
Никто не улыбнулся.
– Лиза, мы пришли к тебе, – продолжила Дейдра, – потому что волнуемся за тебя, за Томми, за ребят. Почему ты не хочешь объяснить нам, что происходит?
– Да нечего объяснять.
Черт, насколько все было бы проще, если бы она с самого начала сказала правду. Она подвела их к пропасти, на краю которой стояла, а они ничего не поняли. Но теперь уже слишком поздно. Пусть ничего не знают. Так будет лучше для всех.
– Прости, Дейдра. Я просто устала. Честное слово, я была бы счастлива послушать, как ты поешь.
В этом Лиза не лукавила.
– Давай мы тебе поможем убраться, – предложила Джульетта, и Анна согласно закивала.
– Не откажусь. – Лиза ухватилась за это предложение как за спасательный круг.
Что угодно, только бы уйти от неприятного разговора. В конце коридора есть холл, где собираются больные. Лиза давно перестала туда ходить, чтобы не слушать печальных историй, но сейчас она бы и туда убежала, лишь бы не оставаться в одной комнате с подругами.
– Чуть не забыла – мне же надо взять лекарства у сестер. – Лиза старательно отводила глаза. – Вы тут пока заметите следы преступления и заберите еду и все остальное с собой…
«А когда я вернусь, – подумала она, – их уже здесь не будет».
12. Дейдра
Хозяин закрывал заведение на ночь. Ник, развалившись на стуле, потягивал воду со льдом. Джульетта сидела за столиком, уронив голову на руки. Дейдра же была бодра, словно на дворе стояла не глубокая ночь, а звонкое утро. Волнение вечера все еще переполняло ее, сна не было ни в одном глазу. Какой сон! Да она вообще больше никогда не заснет!
– Черт, это какая-то сказка!
Джульетта подняла голову:
– Ты была великолепна.
Какая это была поддержка – видеть в первом ряду улыбающееся лицо Джульетты. К дебюту Дейдры она ярко накрасилась и надела большие золотые серьги. Сейчас косметика по блекла, а серьги она сняла.
– Ты понравилась зрителям. – Ник надолго припал к стакану. – Видела, что творилось?
Да, она видела: все лица повернуты в ее сторону, все внимание сосредоточено на ней. Она пела, и публика проникалась ее чувствами. А потом взрыв аплодисментов, и Дейдра на седьмом небе от счастья.
Дальше – больше: на нее обратил внимание некто, в чьих силах по-настоящему «раскрутить» ее! В конце первого отделения к сцене протолкался маленький лысенький мужичок и протянул ей свою карточку. Дейдра сунула руку в шелковый карман расшитых бисером брюк, нащупала твердый квадратик. Острые уголки уже загнулись. Еще бы – за последний час она уже столько раз трогала благословенный кусочек картона.
– Позвоните мне, – бросил ей мужичок. – Я сделаю вас звездой.
Она вытащила карточку и, вглядываясь в тусклом свете, снова прочла заветные слова: Элиот Лессер, менеджмент.И адрес на Западных Сороковых, и телефон. Электронного адреса нет.
– Тут был один мужик… – произнесла Дейдра, не отрывая глаз от карточки.
Теперь, когда она, возможно, держала в руке свое будущее и собиралась поговорить с Ником, она что-то распсиховалась. Впервые за весь вечер. До этого у нее не было ни минуты свободной, чтобы рассказать о визитке. По правде говоря, она и сама оттягивала этот момент – вдруг Ник только отмахнется, услышав об Элиоте Лессере? Или скажет что-нибудь не приятное? И развеет в прах все ее мечты о том, что этот антрепренер может для нее сделать. И Дейдра решила до конца выступления оставить визитку в кармане, а мечты – в душе, где их никто не порушит.
Ник взял карточку. Даже Джульетта заинтересовалась.
– Хм-м… – протянул Ник. – Никогда не слышал об Элиоте Лессере.
Ну вот, так и есть. Все настроение испортил.
– Наверное, какой-нибудь шарлатан? – осторожно предположила Дейдра.
– Нет-нет, я этого не говорил. Я вообще-то мало кого тут знаю. Вполне возможно, что он честный парень. Попробую выяснить.
– Правда?
– Конечно, – улыбнулся Ник. – Между прочим, если антрепренер вот так сам к тебе подходит, значит, он всерьез заинтересован.
– Правда? – повторила Дейдра.
Ник засмеялся:
– Точно. Ты на подъеме, крошка.
Дейдра потрясла головой, чтобы избавиться от этой «крошки». Отвлекает. Сейчас ей нужно думать только об Элиоте Лессере и о том, что может из этого получиться.
– Господи боже мой! – Сердце колотилось как сумасшедшее. – Невероятно! Завтра же позвоню ему. Ну, допустим, у меня появляется антрепренер. Что дальше?
– Если он толковый, поможет тебе сделать портфолио, составить резюме, пошлет на прослушивание. И все такое.
Прослушивание… Дейдра уже видела себя на Бродвее – стоит на сцене и распевает во все горло, а продюсер из глубины темного зала просит ее остаться. Именно так случилось в тот раз, когда ей предложили роль в «Кошках». Настолько просто, что с тех пор она всегда думала, что сможет проделать то же самое когда угодно.
– Я могу забрать детишек из школы, если тебе надо будет в город, – предложила Джульетта.
– Наверняка помощь будет кстати, – кивнул Ник. – Заранее ничего не спланируешь – они всегда звонят в последнюю минуту.
– Не знаю… Я вряд ли смогу позволить себе няньку. Во всяком случае, пока у меня нет постоянной работы.
– Я тебе помогу. И Хизер попрошу, – сказала Джульетта. – Если тебе это действительно нужно.
– А тебе тоже придется частенько наезжать в город. – Ник остановил взгляд на Джульетте.
– Зачем это?
– Как зачем? В качестве команды поддержки.
Джульетта скорчила гримаску:
– Глупости.
Ник перевел взгляд на Дейдру:
– Со всеми этими непредсказуемыми часами и поздними выступлениями, тебе было бы проще жить на Манхэттене.
– Ясное дело. Но близнецы только пошли в школу, сейчас о переезде в город не может быть и речи.
– Если будет тяжело мотаться туда-сюда, всегда можешь завалиться ко мне.
– Правда?
Сердце подскочило и ухнуло куда-то в желудок. Но вовсе не от перспективы провести несколько ночей под одной крышей с Ником. Тем более тот уже обмолвился, что собирается много разъезжать по гастролям. Про себя она отметила его предложение, но все мысли были о близнецах. Кто знает, сколько дней и ночей придется оставлять их на няньку или на Пола? Бросить дом и странствовать по миру, а дети будут учиться обходиться без нее? Она и дети – это единое целое, а теперь она должна это целое разорвать.
С рождения близнецов Дейдра всегда работала – ну или, по крайней мере, хотела работать. Даже тогда, когда толком не представляла, чем, собственно, хочет заниматься. Но что бы она ни делала, со всем можно было управляться без отрыва от дома, выкраивая время, пока дети спят или пока они в школе. Пустяковые занятия – ничего, к чему у нее душа лежала бы так же, как к пению. Она сама себе устанавливала и темп, и режим. Не требовалось и сотой доли усилий, которые нужны, чтобы закрутить карьеру певицы.
Джульетта забеспокоилась:
– А что думает Пол насчет всего этого?
Пол? Причем тут Пол?
– Пол меня поддержал. Сказал даже, что, если нужно, заведет практику в Хоумвуде. Меня гораздо больше тревожат ребята.
– Детям хорошо, когда родителям хорошо, – вставил Ник.
– Чего еще ждать от бездетного человека! – возмущенно бросила Джульетта, сверкнув глазами. – Я бы сказала, все как раз наоборот.
– А по-моему, всем должно быть хорошо – и родителям, и детям, – заметила Дейдра. – Другое дело – возможно ли это? Как мои ребята обойдутся без меня? Как ясмогу обходиться без них?
– Не узнаешь, пока не попробуешь.
– А что, если ты попробуешь, отправишься за славой, а в результате погубишь детей? – Джульетта не на шутку разволновалась.
– А если я пройду через все эти муки и тяготы и не добьюсь успеха? – Дейдра напряжен но наклонилась к Нику: – Как ты считаешь, в профессиональном плане я не полная безнадега? У меня получится?
– Возможны варианты.
– В зависимости от того, возьмет ли меня кто-нибудь?
Он усмехнулся:
– И от этого тоже. Но главное – готова ли ты держать удар? Терпеть постоянные отказы? Залы, где никто не хлопает, где всем наплевать на тебя? Сможешь ли годами не видеть ни денег, ни славы и не бросать все к черту только потому, что ты любишь это дело и ничего другого не желаешь?
Дейдра откинулась на спинку стула:
– Звучит сурово.
– Так оно и есть! – воскликнул Ник. – Это тяжелый хлеб. Легкость – иллюзия. Те, кто чего-то добился, – им успех не добрый дядя на блюдечке поднес. Просто когда все валилось к чертям, они вставали и пробовали снова и снова.
Джульетта поежилась:
– Я бы не справилась.
– Еще как справилась бы, – возразила Дейдра. – Достаточно вспомнить, сколько сил и энергии ты вкладываешь в Трея.
– То ребенок. Для своего малыша я на все готова. А для себя – это другое дело.
– Ну, хорошо. Какой же выбор? – Дейдра снова загорелась. – Забыть о сегодняшнем вечере? О своей мечте? Нет уж, я лучше перетерплю парочку отказов.
– Чуть больше, чем парочку, – заметил Ник.
Джульетта потянулась и зевнула во весь рот. Даже в этот поздний час она выглядела бесподобно, с распущенными пышными волосами. Как в тот раз, когда Дейдра впервые ее увидела.
Ник словно прочитал мысли Дейдры:
– Ты сегодня совсем другая, Джульетта. Что ты с собой сделала?
– Стараюсь понравиться мужу. – Джульетта повела свежевыщипанными бровками. – Не одобряешь?
– Мое одобрение тут ни при чем.
Джульетта вздернула подбородок:
– Муж в восторге.
– Рад за тебя. За вас обоих рад.
Джульетта поднялась из-за стола:
– Дейдра, нам пора. Завтра вечером у меня большой выход в свет, с Купером. – Она глянула на Ника: – Это мой муж. Сначала мы поужинаем в одном шикарном ресторане, а потом даже пойдем в отель. Не на всю ночь, разумеется. Я не принимаю этой твоей теории – что хорошо для родителей, хорошо и для детей.
С чего это Джульетта так воинственно настроена? Конечно, она всегда вступается за Дейдру, но сегодня что-то переходит границы. К тому же именно Дейдра ее сюда затащила. Похоже, самое время сматываться.
Дейдра чмокнула на прощанье Ника, бросила последний взгляд на сцену и схватила под руку Джульетту. Давненько она не испытывала такого счастья. Наверное, с тех самых пор, как родила близнецов. С того момента, когда ей на грудь положили два крохотных тельца с пробивающимися на макушках рыжими, как у бабушки Уайли, волосенками.
Они вышли на ночную улицу. Морозно. Воз дух ледяной. Дейдра подняла глаза к черному небу. Так поздно и темно, что даже здесь, на Манхэттене, видны звезды. «Это знак, – сказала она себе, с удовольствием вдыхая покалывающий мерзлый воздух. Я стану звездой».
– Черт, это какая-то сказка!
Джульетта подняла голову:
– Ты была великолепна.
Какая это была поддержка – видеть в первом ряду улыбающееся лицо Джульетты. К дебюту Дейдры она ярко накрасилась и надела большие золотые серьги. Сейчас косметика по блекла, а серьги она сняла.
– Ты понравилась зрителям. – Ник надолго припал к стакану. – Видела, что творилось?
Да, она видела: все лица повернуты в ее сторону, все внимание сосредоточено на ней. Она пела, и публика проникалась ее чувствами. А потом взрыв аплодисментов, и Дейдра на седьмом небе от счастья.
Дальше – больше: на нее обратил внимание некто, в чьих силах по-настоящему «раскрутить» ее! В конце первого отделения к сцене протолкался маленький лысенький мужичок и протянул ей свою карточку. Дейдра сунула руку в шелковый карман расшитых бисером брюк, нащупала твердый квадратик. Острые уголки уже загнулись. Еще бы – за последний час она уже столько раз трогала благословенный кусочек картона.
– Позвоните мне, – бросил ей мужичок. – Я сделаю вас звездой.
Она вытащила карточку и, вглядываясь в тусклом свете, снова прочла заветные слова: Элиот Лессер, менеджмент.И адрес на Западных Сороковых, и телефон. Электронного адреса нет.
– Тут был один мужик… – произнесла Дейдра, не отрывая глаз от карточки.
Теперь, когда она, возможно, держала в руке свое будущее и собиралась поговорить с Ником, она что-то распсиховалась. Впервые за весь вечер. До этого у нее не было ни минуты свободной, чтобы рассказать о визитке. По правде говоря, она и сама оттягивала этот момент – вдруг Ник только отмахнется, услышав об Элиоте Лессере? Или скажет что-нибудь не приятное? И развеет в прах все ее мечты о том, что этот антрепренер может для нее сделать. И Дейдра решила до конца выступления оставить визитку в кармане, а мечты – в душе, где их никто не порушит.
Ник взял карточку. Даже Джульетта заинтересовалась.
– Хм-м… – протянул Ник. – Никогда не слышал об Элиоте Лессере.
Ну вот, так и есть. Все настроение испортил.
– Наверное, какой-нибудь шарлатан? – осторожно предположила Дейдра.
– Нет-нет, я этого не говорил. Я вообще-то мало кого тут знаю. Вполне возможно, что он честный парень. Попробую выяснить.
– Правда?
– Конечно, – улыбнулся Ник. – Между прочим, если антрепренер вот так сам к тебе подходит, значит, он всерьез заинтересован.
– Правда? – повторила Дейдра.
Ник засмеялся:
– Точно. Ты на подъеме, крошка.
Дейдра потрясла головой, чтобы избавиться от этой «крошки». Отвлекает. Сейчас ей нужно думать только об Элиоте Лессере и о том, что может из этого получиться.
– Господи боже мой! – Сердце колотилось как сумасшедшее. – Невероятно! Завтра же позвоню ему. Ну, допустим, у меня появляется антрепренер. Что дальше?
– Если он толковый, поможет тебе сделать портфолио, составить резюме, пошлет на прослушивание. И все такое.
Прослушивание… Дейдра уже видела себя на Бродвее – стоит на сцене и распевает во все горло, а продюсер из глубины темного зала просит ее остаться. Именно так случилось в тот раз, когда ей предложили роль в «Кошках». Настолько просто, что с тех пор она всегда думала, что сможет проделать то же самое когда угодно.
– Я могу забрать детишек из школы, если тебе надо будет в город, – предложила Джульетта.
– Наверняка помощь будет кстати, – кивнул Ник. – Заранее ничего не спланируешь – они всегда звонят в последнюю минуту.
– Не знаю… Я вряд ли смогу позволить себе няньку. Во всяком случае, пока у меня нет постоянной работы.
– Я тебе помогу. И Хизер попрошу, – сказала Джульетта. – Если тебе это действительно нужно.
– А тебе тоже придется частенько наезжать в город. – Ник остановил взгляд на Джульетте.
– Зачем это?
– Как зачем? В качестве команды поддержки.
Джульетта скорчила гримаску:
– Глупости.
Ник перевел взгляд на Дейдру:
– Со всеми этими непредсказуемыми часами и поздними выступлениями, тебе было бы проще жить на Манхэттене.
– Ясное дело. Но близнецы только пошли в школу, сейчас о переезде в город не может быть и речи.
– Если будет тяжело мотаться туда-сюда, всегда можешь завалиться ко мне.
– Правда?
Сердце подскочило и ухнуло куда-то в желудок. Но вовсе не от перспективы провести несколько ночей под одной крышей с Ником. Тем более тот уже обмолвился, что собирается много разъезжать по гастролям. Про себя она отметила его предложение, но все мысли были о близнецах. Кто знает, сколько дней и ночей придется оставлять их на няньку или на Пола? Бросить дом и странствовать по миру, а дети будут учиться обходиться без нее? Она и дети – это единое целое, а теперь она должна это целое разорвать.
С рождения близнецов Дейдра всегда работала – ну или, по крайней мере, хотела работать. Даже тогда, когда толком не представляла, чем, собственно, хочет заниматься. Но что бы она ни делала, со всем можно было управляться без отрыва от дома, выкраивая время, пока дети спят или пока они в школе. Пустяковые занятия – ничего, к чему у нее душа лежала бы так же, как к пению. Она сама себе устанавливала и темп, и режим. Не требовалось и сотой доли усилий, которые нужны, чтобы закрутить карьеру певицы.
Джульетта забеспокоилась:
– А что думает Пол насчет всего этого?
Пол? Причем тут Пол?
– Пол меня поддержал. Сказал даже, что, если нужно, заведет практику в Хоумвуде. Меня гораздо больше тревожат ребята.
– Детям хорошо, когда родителям хорошо, – вставил Ник.
– Чего еще ждать от бездетного человека! – возмущенно бросила Джульетта, сверкнув глазами. – Я бы сказала, все как раз наоборот.
– А по-моему, всем должно быть хорошо – и родителям, и детям, – заметила Дейдра. – Другое дело – возможно ли это? Как мои ребята обойдутся без меня? Как ясмогу обходиться без них?
– Не узнаешь, пока не попробуешь.
– А что, если ты попробуешь, отправишься за славой, а в результате погубишь детей? – Джульетта не на шутку разволновалась.
– А если я пройду через все эти муки и тяготы и не добьюсь успеха? – Дейдра напряжен но наклонилась к Нику: – Как ты считаешь, в профессиональном плане я не полная безнадега? У меня получится?
– Возможны варианты.
– В зависимости от того, возьмет ли меня кто-нибудь?
Он усмехнулся:
– И от этого тоже. Но главное – готова ли ты держать удар? Терпеть постоянные отказы? Залы, где никто не хлопает, где всем наплевать на тебя? Сможешь ли годами не видеть ни денег, ни славы и не бросать все к черту только потому, что ты любишь это дело и ничего другого не желаешь?
Дейдра откинулась на спинку стула:
– Звучит сурово.
– Так оно и есть! – воскликнул Ник. – Это тяжелый хлеб. Легкость – иллюзия. Те, кто чего-то добился, – им успех не добрый дядя на блюдечке поднес. Просто когда все валилось к чертям, они вставали и пробовали снова и снова.
Джульетта поежилась:
– Я бы не справилась.
– Еще как справилась бы, – возразила Дейдра. – Достаточно вспомнить, сколько сил и энергии ты вкладываешь в Трея.
– То ребенок. Для своего малыша я на все готова. А для себя – это другое дело.
– Ну, хорошо. Какой же выбор? – Дейдра снова загорелась. – Забыть о сегодняшнем вечере? О своей мечте? Нет уж, я лучше перетерплю парочку отказов.
– Чуть больше, чем парочку, – заметил Ник.
Джульетта потянулась и зевнула во весь рот. Даже в этот поздний час она выглядела бесподобно, с распущенными пышными волосами. Как в тот раз, когда Дейдра впервые ее увидела.
Ник словно прочитал мысли Дейдры:
– Ты сегодня совсем другая, Джульетта. Что ты с собой сделала?
– Стараюсь понравиться мужу. – Джульетта повела свежевыщипанными бровками. – Не одобряешь?
– Мое одобрение тут ни при чем.
Джульетта вздернула подбородок:
– Муж в восторге.
– Рад за тебя. За вас обоих рад.
Джульетта поднялась из-за стола:
– Дейдра, нам пора. Завтра вечером у меня большой выход в свет, с Купером. – Она глянула на Ника: – Это мой муж. Сначала мы поужинаем в одном шикарном ресторане, а потом даже пойдем в отель. Не на всю ночь, разумеется. Я не принимаю этой твоей теории – что хорошо для родителей, хорошо и для детей.
С чего это Джульетта так воинственно настроена? Конечно, она всегда вступается за Дейдру, но сегодня что-то переходит границы. К тому же именно Дейдра ее сюда затащила. Похоже, самое время сматываться.
Дейдра чмокнула на прощанье Ника, бросила последний взгляд на сцену и схватила под руку Джульетту. Давненько она не испытывала такого счастья. Наверное, с тех самых пор, как родила близнецов. С того момента, когда ей на грудь положили два крохотных тельца с пробивающимися на макушках рыжими, как у бабушки Уайли, волосенками.
Они вышли на ночную улицу. Морозно. Воз дух ледяной. Дейдра подняла глаза к черному небу. Так поздно и темно, что даже здесь, на Манхэттене, видны звезды. «Это знак, – сказала она себе, с удовольствием вдыхая покалывающий мерзлый воздух. Я стану звездой».
13. Джульетта
Опять у нее середина цикла. Опять самое подходящее время для зачатия. Джульетта шла на свидание к Куперу. Сегодня вечером тот самый выход в свет, который она организовала. Проходя мимо магазина, Джульетта глянула в стекло витрины и не узнала собственного отражения. Еще бы – она провела целый день в СПА-центре в Сохо. Чего только с ней там не делали! Массаж лица, наложение макияжа, массаж для релаксации и – первый раз в жизни – эпиляция воском по линии бикини. Кстати, последнюю процедуру надо было бы проделать несколькими днями раньше. Да слишком поздно сообразила.
Она заказала столик в романтическом ресторане (от конторы Купера на такси несколько минут) и номер в роскошном отеле неподалеку. На всю ночь они, конечно, не останутся – она никогда не оставляет Трея на ночь, но час-другой проведут. А больше ей и не нужно. Вот только деньги… Джульетта немного нервничала по поводу расходов: на все про все, включая массажи-макияжи и дополнительную оплату Хизер, ушло больше тысячи долларов. С другой стороны, это дешевле стоимости консультации у семейного психолога или развода, если уж на то пошло. К тому же бережливость что-то значила только для нее. Купер обожал тратить деньги – в конце концов, как он не уставал повторять, это его деньги.
Свернув на Западный Бродвей, она в толпе прохожих вдруг заметила знакомое лицо. Ник? Сердце подпрыгнуло. Нет, обозналась… Вчера вечером она была с ним груба. Но ей было так неловко рядом с ними обоими, с Дейдрой и Ником. У нее с Ником ничего такого, да и у Дейдры тоже. И все равно Джульетте не хотелось, чтобы Дейдра, Купер и вообще кто-нибудь знал об их с Ником телефонных разговорах.
А Ник звонил ей почти каждый день. Правда, они придерживались совершенно невинных тем: жизнь в Европе и в Америке, воспитание детей, книги, искусство. Ник старался просветить ее в смысле музыки (она, бывало, разучивала вместе с отцом длинные куски из Шекспира, но у них никогда не было радио – ни дома, ни даже в машине), а Джульетта рассказывала о курсах, на которые надеялась когда-нибудь пойти.
Она торопливо шла по широкому тротуару. До чего все-таки неудобны эти высокие каблуки, совсем от них отвыкла. Нет, конечно, считать абсолютно невинным то, что происходит между ней и Ником, все же нельзя. Это ясно. Она обнаружила, что думает о Нике ночью, засыпая рядом с Купером, что ей не терпится рассказать ему, и только ему, о каждой мелочи, происходящей в ее жизни.
Все так. Но накрасилась ты для Купера, напомнила она себе. И для Купера распустила волосы. Для Купера нацепила дорогой итальянский лифчик из белых кружев и трусики-танго; для Купера – шикарный ужин, секс в номере отеля, весь долгий вечер вдали от ее ребенка. То есть ихребенка.
Купер уже ждал ее в ресторане. Вскочил на встречу, едва не опрокинув стул.
А он что-то нервничает. С чего бы это? Нервозность вовсе не в его стиле. Хотя и устраивать ужин в городе только для них двоих – а она еще даже не раскрыла второй сюрприз: заказанный в отеле номер – для Джульетты тоже не самое обыкновенное дело. Боже правый! Он решил, что она собирается просить развод!
Джульетта потянулась к мужу и старатель но, с чувством поцеловала в губы. От неожиданности Купер даже не сразу ответил. Она взяла его руку и не выпускала, пока они не сели за стол.
– Знаешь, ты прав, – сказала она.
– В чем?
– Мне надо больше уделять внимания тебе. Нашим отношениям.
Все должно быть по правде, предупреждал Ник. Она должна искренне, с открытой душой сделать шаг навстречу Куперу. И спрашивал: готова ли она к этому? На самом ли деле хочет не только второго ребенка, но и наладить их брак?
Нику она ответила «да». Она вышла замуж за Купера на всю жизнь и намерена всю себя посвятить их отношениям.
– Что ж, – Купер с серьезным видом кивнул, – рад это слышать.
– Что скажешь? – Джульетта откинула с лица волосы.
Купер давно бился за то, чтобы она закрашивала седину, носила платья, подчеркивающие фигуру, выставляла напоказ свою красоту. А почему бы и нет? Когда он с ней познакомился, когда женился, она не стеснялась отлично выглядеть: носила узенькие платьица (модельер, у которого она работала, шил их специально для ее стройной фигурки), губы красила ярче некуда, а волосы у нее тогда были еще длиннее, чем сейчас. Друзья дразнили ее Белоснежкой.
– Потрясающе выглядишь! Как это тебе удалось?
Джульетта чуть заметно улыбнулась:
– Да так… Давай выпьем и сделаем заказ.
Джульетта заранее решила, что не будет говорить ни о Трее (по крайней мере, сегодня вечером), ни о втором ребенке (по крайней мере, в ресторане). Тема школы, разумеется, тоже под запретом. Куперу совершенно неинтересно то, о чем еще она могла бы поговорить – художественные выставки и ее друзья. А она абсолютно беспомощна во всем, что касается финансов и рынков, тенниса и гольфа.
О чем же они вообще разговаривали? Правильно. О самом Купере.
Джульетта быстро вспомнила, как это бывало прежде. За ужином ей пришлось внимать бесконечным разглагольствованиям Купера о том, как он держался на вчерашнем собрании, что он заявил начальнику Лондонского отделения, что прочитал в утреннем выпуске «Джорнал». С какой легкостью он свернул на накатанную колею. Ее передернуло от его нетерпеливой жажды вывалить все, что накопилось с тех пор, как между ними пробежал холодок после злополучного разговора о ребенке. И не то чтобы с годами он стал более скучным – скорее самой Джульетте стало более скучно.
Разве это справедливо? Она изменилась, а он все тот же. Но она станет прежней – ради этого все ее хлопоты.
И Джульетта слушала, слушала… Изо всех сил стараясь держать глаза открытыми и при этом выглядеть заинтересованной, хотя до сознания доходило не больше четверти из того, о чем он вещал. Ну и что с того? Куперу безразлично, понимает она, о чем он толкует, или нет. В любом случае ее мнение его не интересует. Все, что от нее требуется, – это внимание. Или пусть только видимость внимания.
Главное, чтобы он не заметил, что она думает о своем – о новой классной руководительнице Трея, о первых шагах Дейдры на сцене, о Нике. А то беды не оберешься. До сих пор ей удавалось вовремя отрываться от собственных мыслей и возвращаться за столик, к нему и его рассуждениям. Но не дай бог, в один прекрасный миг она слишком отвлечется. Тогда все пропало.
Она заказала столик в романтическом ресторане (от конторы Купера на такси несколько минут) и номер в роскошном отеле неподалеку. На всю ночь они, конечно, не останутся – она никогда не оставляет Трея на ночь, но час-другой проведут. А больше ей и не нужно. Вот только деньги… Джульетта немного нервничала по поводу расходов: на все про все, включая массажи-макияжи и дополнительную оплату Хизер, ушло больше тысячи долларов. С другой стороны, это дешевле стоимости консультации у семейного психолога или развода, если уж на то пошло. К тому же бережливость что-то значила только для нее. Купер обожал тратить деньги – в конце концов, как он не уставал повторять, это его деньги.
Свернув на Западный Бродвей, она в толпе прохожих вдруг заметила знакомое лицо. Ник? Сердце подпрыгнуло. Нет, обозналась… Вчера вечером она была с ним груба. Но ей было так неловко рядом с ними обоими, с Дейдрой и Ником. У нее с Ником ничего такого, да и у Дейдры тоже. И все равно Джульетте не хотелось, чтобы Дейдра, Купер и вообще кто-нибудь знал об их с Ником телефонных разговорах.
А Ник звонил ей почти каждый день. Правда, они придерживались совершенно невинных тем: жизнь в Европе и в Америке, воспитание детей, книги, искусство. Ник старался просветить ее в смысле музыки (она, бывало, разучивала вместе с отцом длинные куски из Шекспира, но у них никогда не было радио – ни дома, ни даже в машине), а Джульетта рассказывала о курсах, на которые надеялась когда-нибудь пойти.
Она торопливо шла по широкому тротуару. До чего все-таки неудобны эти высокие каблуки, совсем от них отвыкла. Нет, конечно, считать абсолютно невинным то, что происходит между ней и Ником, все же нельзя. Это ясно. Она обнаружила, что думает о Нике ночью, засыпая рядом с Купером, что ей не терпится рассказать ему, и только ему, о каждой мелочи, происходящей в ее жизни.
Все так. Но накрасилась ты для Купера, напомнила она себе. И для Купера распустила волосы. Для Купера нацепила дорогой итальянский лифчик из белых кружев и трусики-танго; для Купера – шикарный ужин, секс в номере отеля, весь долгий вечер вдали от ее ребенка. То есть ихребенка.
Купер уже ждал ее в ресторане. Вскочил на встречу, едва не опрокинув стул.
А он что-то нервничает. С чего бы это? Нервозность вовсе не в его стиле. Хотя и устраивать ужин в городе только для них двоих – а она еще даже не раскрыла второй сюрприз: заказанный в отеле номер – для Джульетты тоже не самое обыкновенное дело. Боже правый! Он решил, что она собирается просить развод!
Джульетта потянулась к мужу и старатель но, с чувством поцеловала в губы. От неожиданности Купер даже не сразу ответил. Она взяла его руку и не выпускала, пока они не сели за стол.
– Знаешь, ты прав, – сказала она.
– В чем?
– Мне надо больше уделять внимания тебе. Нашим отношениям.
Все должно быть по правде, предупреждал Ник. Она должна искренне, с открытой душой сделать шаг навстречу Куперу. И спрашивал: готова ли она к этому? На самом ли деле хочет не только второго ребенка, но и наладить их брак?
Нику она ответила «да». Она вышла замуж за Купера на всю жизнь и намерена всю себя посвятить их отношениям.
– Что ж, – Купер с серьезным видом кивнул, – рад это слышать.
– Что скажешь? – Джульетта откинула с лица волосы.
Купер давно бился за то, чтобы она закрашивала седину, носила платья, подчеркивающие фигуру, выставляла напоказ свою красоту. А почему бы и нет? Когда он с ней познакомился, когда женился, она не стеснялась отлично выглядеть: носила узенькие платьица (модельер, у которого она работала, шил их специально для ее стройной фигурки), губы красила ярче некуда, а волосы у нее тогда были еще длиннее, чем сейчас. Друзья дразнили ее Белоснежкой.
– Потрясающе выглядишь! Как это тебе удалось?
Джульетта чуть заметно улыбнулась:
– Да так… Давай выпьем и сделаем заказ.
Джульетта заранее решила, что не будет говорить ни о Трее (по крайней мере, сегодня вечером), ни о втором ребенке (по крайней мере, в ресторане). Тема школы, разумеется, тоже под запретом. Куперу совершенно неинтересно то, о чем еще она могла бы поговорить – художественные выставки и ее друзья. А она абсолютно беспомощна во всем, что касается финансов и рынков, тенниса и гольфа.
О чем же они вообще разговаривали? Правильно. О самом Купере.
Джульетта быстро вспомнила, как это бывало прежде. За ужином ей пришлось внимать бесконечным разглагольствованиям Купера о том, как он держался на вчерашнем собрании, что он заявил начальнику Лондонского отделения, что прочитал в утреннем выпуске «Джорнал». С какой легкостью он свернул на накатанную колею. Ее передернуло от его нетерпеливой жажды вывалить все, что накопилось с тех пор, как между ними пробежал холодок после злополучного разговора о ребенке. И не то чтобы с годами он стал более скучным – скорее самой Джульетте стало более скучно.
Разве это справедливо? Она изменилась, а он все тот же. Но она станет прежней – ради этого все ее хлопоты.
И Джульетта слушала, слушала… Изо всех сил стараясь держать глаза открытыми и при этом выглядеть заинтересованной, хотя до сознания доходило не больше четверти из того, о чем он вещал. Ну и что с того? Куперу безразлично, понимает она, о чем он толкует, или нет. В любом случае ее мнение его не интересует. Все, что от нее требуется, – это внимание. Или пусть только видимость внимания.
Главное, чтобы он не заметил, что она думает о своем – о новой классной руководительнице Трея, о первых шагах Дейдры на сцене, о Нике. А то беды не оберешься. До сих пор ей удавалось вовремя отрываться от собственных мыслей и возвращаться за столик, к нему и его рассуждениям. Но не дай бог, в один прекрасный миг она слишком отвлечется. Тогда все пропало.