Страница:
{13}Справедливости ради следует заметить, что Александр, незадолго до того грозившийся Талейрану и Людовику ХVIII спустить с цепи "чудовище", вскоре горько раскаялся в своем продуманном великодушии к изгнаннику и пообещал эту войну, возобновившуюся "по его вине", вести "до последнего солдата и до последнего рубля".
{14}Семафор, или ручная сигнализация (англ.: semaphore) - передача сигналов с помощью условного положения (или движения) рук с флажками.
{15}Вот, например, какими штрихами набрасывает высланный из Франции в 1816 году известный политик-республиканец Антуан Клер Тибодо, бывший в конце 1790-х гг. председателем Совета пятисот, портрет герцогини Марии Терезы Ангулемской, дочери Людовика ХVIII и Марии Антуанетты, которой суждено было пройти сквозь весь ужас и адскую мясорубку революционного террора и которую теперь кто-то неосторожно назвал "ангелом доброты": "Ангел явился - сухая, надменная, с хриплым и угрожающим голосом, с изъязвленной душой, с ожесточившимся сердцем, с горящими глазами, с факелом раздора в одной руке и мечом отмщения в другой" (Thibaudeau A. C. Memoires sur la Convention еt le Directoire. T. 1. Paris, 1829. P. 408). Общее настроение большинства бывших эмигрантов многообещающе выразил граф д'Антрег: "Я стану Маратом контрреволюции, я отрублю сто тысяч голов".
{16}Непременным условием превращения графа Прованского в короля Людовика ХVIII и его вступления в Париж Талейран и Александр I выдвинули дарование французам конституции. 6 апреля 1814 года Талейран провел в Сенате акт, гласивший, что "на престол Франции свободно призывается Людовик-Станислав-Ксавье" и что он не станет королем, доколе не принесет присягу в собственной верности конституции и гарантии соблюдения ее другими. Когда же вступивший 12 апреля в Париж брат короля, граф Карл-Филипп д'Артуа, провозгласивший себя королев-ским наместником, отверг все притязания Сената и объявил о монаршем "божественном праве", Александр решительно вмешался во французский политический процесс и внушил королевскому семейству мысль о предпочтительности мирного подписания всех требуемых документов. Вообще, российский император лелеял в отношении Франции весьма своеобразные планы. Так, в марте 1814 года в беседе с бароном Эженом де Витроллем, убежденным роялистом, который во время "Ста дней" соберет армию в Тулузе и выступит против Наполеона, Александр произнес: "...быть может, разумно устроенная республика больше соответствовала бы духу французов? Ведь не могли же идеи свободы, так долго зревшие в вашей стране, не оставить никакого следа!" (Memoires et relations politiques du baron de Vitrolles. Paris, 1884. P. 119). Отложив эту мысль, император стал настойчиво рекомендовать на французский трон герцога Луи Филиппа Орлеанского, известного своими либеральными взглядами, и в конце концов лишь нехотя согласился на кандидатуру графа Прованского. 2 апреля 1814 года, принимая делегацию французских сенаторов, Александр заявил: "Я друг французского народа. Было бы справедливо и мудро дать Франции сильные и либеральные институты, соответствующие современным условиям" (Mйmoires, correspondance et manuscripts du general Lafayette, publies par sa famille. T. 1-12. Bruxelles, 1837-1839. T. 9. P. 190). Подобные действия российского императора целиком укладывались в его принципиальный внешнеполитический курс "конституционной дипломатии", начавшийся еще в 1799-1803 годах с довольно смелого и эксцентрического по имперским меркам эксперимента на Ионических островах, получивших республиканскую форму правления под протекторатом России. Свое естественное продолжение этот курс получил в эпоху Реставрации (1814-1820), когда по инициативе России в освобожденных от Наполеона странах вводились конституционные хартии, в общих чертах напоминавшие конституционный проект М. М. Сперанского. В результате Франция, Голландия, Царство Польское, перешедшее под сень российского крыла, а также давние немецкие союзники России, королевство (бывшее курфюршество) Баварское, великое герцогство (бывшее маркграфство) Баденское и королевство (бывшее герцогство) Вюртембергское, получили новую форму правления - т. н. конституционную монархию дуалистического типа: за монархом закреплялись определяющие прерогативы в сфере законодательной и особенно исполнительной власти, но важнейший правовой документ - говоря современным языком, закон о бюджете - мог приниматься, только пройдя утверждение в парламенте (см.: Захаров В. Ю. "Всемилостивейшая Жалованная грамота российскому народу" 1801 года в контексте развития конституционной мысли в России во второй половине VIII - начале XIX вв. : Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. М.: МПГУ, 2001. С. 20).
Как бы там ни было, отчасти под давлением российского императора, отчасти в унисон с общественным мнением и собственным инстинктом политического выживания, Людовик ХVIII 2 мая 1814 года, перед самым вступлением в Париж, подписал Сент-Уанский манифест (своего рода провозглашение конституционных свобод без объявления ненавистной конституции), в котором говорилось: "Мы, Людовик, Божией милостью король Франции и Наварры, решив принять либеральную конституцию и не считая возможным принять таковую конституцию, коя неминуемо потребует дальнейших исправлений, созываем на 10-е число июня Сенат и Законодательный корпус, обязуясь представить на их рассмотрение работу, которую мы выполним вместе с комиссией, выбранной из состава обоих этих учреждений, и положить в основу этой конституции представительную форму правления, вотирование налогов палатами, свободу печати, свободу совести, неотменимость продажи национальных имуществ, сохранение Почетного легиона...". 4 июня королем была пожалована Конституционная хартия, по которой создавался парламент из двух палат: палаты пэров и палаты депутатов; палата депутатов (король обладал правом ее роспуска) избиралась на пятилетний срок мужчинами старше 30 лет, платившими налоги не менее 100 000 франков в год (т. о. количество избирающих сократилось до 12-15 тыс., а избираемых - до 4-5 тыс. чел.), а палата пэров - с неограниченной численностью - назначалась королем. Парламент этот, впрочем, имел лишь законосовещательный характер: ни одна из палат никого не утверждала и законов не принимала (частичным исключением было уже упоминавшееся вотирование налогов), а ст. 14-я прямо закрепляла за королем право распределять все государственные должности. Были отменены сословные привилегии; ценности, экспроприированные у дворянства во время революционных треволнений и бесчинств, оставшимся в живых возвращались деньгами (всего было возвращено на сумму более 1 млрд. франков). Хартия гарантировала каждому право приобретать национальное имущество, право занимать любую государственную должность, свободу совести и равное налогообложение. Интересной особенностью этого конституционного документа было использование терминов "уступка" (concession) и "пожалование" (octroi), что придавало всей законодательной конструкции довольно двусмысленный характер, а также выражения, венчавшего Хартию: "дана в Париже в год от Рождества Христова 1814-й, царствования же Нашего в девятнадцатый". Т. о., Революция и Империя объявлялись как бы и вовсе не бывшими: их вычеркивала из официальной памяти восстановленная королевская хронология Бурбонов, отсчитывавшая время правления Людовика ХVIII с 1795 года, т. е. с момента кончины дофина Людовика ХVII в парижской тюрьме Тампль.
{17}Якобинцев ко времени вступления Людовика XVIII в Париж осталось уже немного, в силу их давнего коллективного азарта к отделению голов от туловищ друг друга, а вот с бонапартистами сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, возвратившиеся эмигранты жаждали отмщения обид, восстановления режима 1788 года и требовали беспощадных репрессий по отношению к сподвижникам корсиканского узурпатора и "цареубийцам" (т. е. членам Конвента, голосовавшим за казнь короля Людовика XVI); с другой стороны, соратники "маленького капрала" пережили в эпоху Первой Реставрации, как бы это ни было парадоксально, самый настоящий ренессанс. 16 (!) наполеоновских маршалов (Бертье, Виктор, Келлерман, Лефевр, Макдональд, Мармон, Монсей, Мортье, Ней, Ожеро, Периньон, Сен-Сир, Серюрье, Сульт, Сюше и Удино) стали пэрами. Начальник Генерального штаба Великой Армии Бертье и командир 6-го корпуса Великой Армии Мармон превращаются в командиров соответственно 5-й и 6-й рот Телохранителей короля, Сульт становится военным министром, Удино - государственным министром, Макдональд заседает в Высшем военном совете. Талейран, предавший Церковь ради Революции, Революцию ради Директории, а Директорию ради Наполеона, не смог и на этот раз поступиться принципами и изменил Наполеону ради Людовика, оказавшись в правительстве последнего министром иностранных дел.
{18}Сульт служил Наполеону еще со времен Консулата, превратившись стараниями императора из безвестного нотариального отпрыска в маршала Франции и герцога Далматского. На момент первого отречения Бонапарта Сульт командовал всеми французскими армиями на Пиренеях. В декабре 1814 года Людовик назначил его военным министром вместо бездарного и недалекого генерала Дюпона, и первое, что предпринял несостоявшийся деревенский пекарь, по совместительству маршал, герцог и пэр, было предание военному суду отчаянного кавалерийского генерала Реми Жозефа Эксельманса, обращаясь к которому, Наполеон однажды воскликнул: "Невозможно быть более храбрым, чем вы!"
{19}Позже, на Святой Елене, Наполеон продиктует: "До Гренобля я был авантюристом; в Гренобле я стал правящим принцем".
{20}Парижский договор - Парижский мир 1814 года, подписанный 30 мая 1814 года Францией и участниками шестой антинаполеоновской коалиции (Россией, Англией, Австрией и Пруссией), к которым позднее присоединились Швеция, Испания и Португалия. Договор устанавливал границы Франции по состоянию на 1 января 1792 года. Восстанавливалась независимость Голландии, Швейцарии, немецких княжеств и итальянских государств (исключая земли, отходившие к Австрии).
{21}12 000 офицеров разных рангов было уволено в запас с сохранением половинного содержания, более 10 000 офицеров отправились в отставку и вовсе без всякого жалованья. Что же до ветеранов из числа унтер-офицеров и рядовых, то с ними стали обращаться не иначе как с нищими, вовремя не запасшимися лицензией на попрошайничество. Все виды военных ассигнований были серьезно урезаны. Шестнадцатью годами позже такая политика найдет свое замечательное выражение в лозунге, осенившем правление "короля-гражданина" и "короля-буржуа" Луи Филиппа: "Ни сантима на войну!"
{22}Трехцветная кокарда была символом Революции, в то время как герб Бурбонов украшали три белые лилии. На бонапартистов эти государственные символы невинности производили примерно столь же неизгладимое впечатление, какое производит на быка помахиваемая перед ним красная тряпица. Недаром один из персонажей романа Виктора Гюго "Отверженные", привратник диньской ратуши, когда отказался заменить наполеоновских орлов на оборотной стороне своего ордена Почетного Легиона геральдическими лилиями, сопроводил эту акцию характерным оскорблением: "Лучше умереть, чем носить на сердце трех жаб!" (Гюго В. Отверженные: Роман: В 2-х т. Т. 1. М., 1988. С. 64). Ирония заключалась здесь в том, что цветы и впрямь отдаленно напоминали сидящих жаб, от коих, согласно наиболее саркастической из версий, и произошел данный геральдический рисунок.
{23}Четырехлетний сынишка Наполеона, Жозеф Франсуа Шарль Бонапарт или, более величественно, Наполеон II - титуловался королем Рима, однако ж Римом не правил, а играл в солдатики при дворе своего деда, императора австрийского Франца I. Тем и вписал свое имя в исторические анналы.
{24}...восстание его маршалов... - 31 марта 1814 года союзные войска вступили в Париж. Наполеон, собрав 60-тысячную армию, уединился в замке Фонтенбло и приготовился к бою. 4 апреля в императорские покои явились маршалы Ней, Удино, Лефевр, Макдональд и Монсей (в кабинете уже наличествовали начальник Генерального штаба маршал Бертье, а также государственный секретарь Маре (герцог Бассано), министр иностранных дел маркиз де Коленкур и дворцовый маршал Бертран). Наполеон изложил план похода на Париж. Маршалы молчали. Наконец по прошествии несколько подзатянувшейся минуты маршальского молчания разыгралась следующая героико-трагическая сценка.
Наполеон (патетически): Я призову армию!
Ней (дерзко): Государь, армия не сдвинется с места.
Наполеон (властно): Она повинуется мне.
Ней (непочтительно): Государь, она повинуется своим генералам.
Наполеон (изумленно): Чего же вы хотите, господа?
Ней и Удино (хором): Отречения.
По некоторым свидетельствам, Ней зашел в своем мятежном своеволии еще дальше и высокомерно бросил Наполеону: "Не бойтесь, мы не собираемся повторить здесь петербургскую сцену", намекая тем самым на участь Павла I, зверски убитого своими подданными в своем же собственном замке. Наполеон отпустил маршалов и, оставшись с Коленкуром, написал заявление о своем условном отречении в пользу сына при регентстве Марии Луизы. Однако маршал Мармон под покровом ночи отправил собственный ничего не подозревающий корпус в расположение австрийцев, и, когда 5 апреля Ней, Коленкур и Макдональд предстали перед Александром в рассуждении учреждения регентства, ссылаясь на непоколебимую преданность войск французскому императору, царь ответствовал им: "...авангард Наполеона только что перешел на нашу сторону. В эту минуту он уже на наших позициях". Еще примерно сутки Наполеон грезил перенесением войны в партизанскую бесконечность за Луарой, но 6 апреля под давлением окружающих подписал акт отречения. Как метко заметил французский историк Жак Бенвиль, 4 апреля 1814 года - это 18-е брюмера в перевернутом виде.
Не следует, впрочем, думать, что бунт маршалов случился спонтанно, перед лицом краха и из одного только желания спасти свою вдоль и поперек продырявленную пулями и пиками маршальскую шкуру. Вся кампания 1814 года это сплошной акт неповиновения уставших полководцев своему еще бодрящемуся императору. Маршал Лефевр однажды прилюдно разражается вполне достойной расстрела тирадой: "Этот замухрышка не будет доволен, пока нас всех до одного не перебьют!" Маршал Макдональд открыто отказывается идти на штурм Витри, крича Бонапарту: "Рискуйте своей гвардией, если хотите, а мои войска сейчас не в состоянии выполнить эту задачу!" Маршал Ожеро настолько не спешит брать Женеву, что Наполеон требует от Марии Луизы (!) написать письмо жене маршала (!!), дабы та пристыдила командующего Ронской армией (!!!), - но все напрасно. Недаром император Франции бросит незадолго до наступления на Лаон в марте 1814 года фразу, в которой, впрочем, нет ни грана высшей справедливости: "Ни у кого нет таких дурных помощников, как у меня".
{25}О храбрости Нея см. в книге несколькими страницами ниже. Вот пара-тройка характерных примеров. 14 октября 1805 года Ней в полной парадной форме повел элитные роты 6-го легкого и 39-го линейного пехотных полков на победоносный штурм 90-метрового моста через Дунай под ураганным картечным огнем австрийской батареи, перед этим лично возглавив саперов, восстанавливавших расстрелянный мост. Через несколько дней Ней решительным штурмом овладел высотами, господствовавшими над крепостью Ульм; и когда маршал Ланн с тревогой заметил Наполеону: "Ней один дерется против всей австрийской армии!", - Наполеон ответил: "Он всегда таков, атакует неприятеля, как только завидит его". Военный писатель полковник Ф. Лежен так описывает Нея при Бородине: "Маршал был прекрасен: спокойно стоял он на парапете одного из редутов и командовал сражавшимися, толпившимися у его ног и терявшими его из виду лишь в те моменты, когда его заволакивали густые клубы дыма" (надо полагать, в отсутствие клубов дыма герой этого описания служил лакомым ориентиром для русских батарей).
Уже будучи на острове Святой Елены, раздосадованный, страдающий расчетливо избирательной амнезией, обрюзгший душой и телом экс-император продиктует: "Ней - это недостойный человек, слишком трусливый в поражении. Именно он причина того, что мы оказались здесь". Наполеон, видимо, забыл свои же собственные слова, адресованные Нею при Фридланде: "Это лев, а не человек!" Наполеон также, видимо, забыл и другие свои слова, сказанные командиру 3-го корпуса Великой Армии, пробившемуся в Смоленск с остатками прошедшего сквозь ледяной и партизанский ад арьергарда: "Храбрейший среди храбрых!"
{26}Кампания Гогенлиндена... - Имеется в виду сражение 2-3 декабря 1800 года у местечка Гогенлинден (вернее, Хоэнлинден) в 32 км восточнее Мюнхена, где Рейнско-Гельветическая армия генерала Жана Виктора Моро наголову разбила австрийцев под командованием эрцгерцога Иоанна и генерала барона Пауля Края, открыв себе прямой путь на Вену и поставив т. о. победную точку во второй австро-французской войне, закончившейся в феврале 1801 года подписанием Люневилльского мира и развалом второй антифранцузской коалиции. Ней отличился в этом бою вместе с тремя другими генералами Груши, Ришпансом и Деканом.
{27}Это ошибка! В 1801 году генерал-инспектором кавалерии был назначен Груши.
{28}Ней был женат с 5 августа 1802 года на Аглае Луизе Огье (1782-1854), которая осчастливила "храбрейшего из храбрых" четырьмя прелест-ными мальчуганами и была ему преданной спутницей вплоть до самого конца его трагически оборвавшейся жизни.
{29}Годовой доход Нея составил 628 000 франков (для сравнения: годовой доход Бертье - 1 354 945 фр., Массена - чуть более 1 млн., Даву - 910 000). Впрочем, и 628 000 франков - тоже неплохо.
{30}Забавная деталь: когда в 1813 году Мишелю Нею был пожалован титул князя Московского (Москворецкого), было уже совершенно ясно, что единственная возможная рента с этих новых необъятных угодий - партизанские вилы в отощавший и обмороженный французский бок; поэтому специально для новоиспеченного князя был выделен кусок территории в департаменте По (Италия), который назывался... "княжеством Московским" и с которого маршал Франции регулярно получал причитающийся ему доход.
{31}Эпиктет (рабская кличка, букв. - "Прикупленный") (ок. 50 - ок. 140) - греческий философ-стоик, представитель Поздней Стои. Раб одного из фаворитов Нерона, позднее вольноотпущенник. Слушал лекции стоики Мусония Руфа. После изгнания философов из Рима императором Домицианом в 89 г. поселился в Никополе (Эпир), где учил философии в беседах и уличных спорах по примеру любимого им Сократа. Как и Сократ, ничего не писал; жил в крайней бедности. Философские беседы-проповеди Эпиктета сохранились в записи его ученика Флавия Арриана. В центре их - обретение и удержание такой нравственной позиции, при которой человек в любых условиях (богатства или нищеты, властительства или рабства) сохраняет внутреннюю независимость от этих условий и духовную свободу. Для этого он, человек, должен разделить все вещи и дела на зависящие от него и не зависящие, в первых мужественно исполнять свой долг вопреки всему, вторые же игнорировать. Аскетическая мораль Эпиктета, а также внешняя форма его диатриб во многом близки христианской проповеди.
Здесь имеется в виду афоризм Эпиктета, употребленный философом в излюбленном им контексте. Говоря о том, что добрый и честный человек выше злого и бесчестного, Эпиктет иллюстрирует эту мысль следующим примером: "Когда Сократа осудили на смерть, зло было не для Сократа, а для его судей и убийц", - а затем добавляет: "Да ведь когда петухи дерутся, то считают победителем того петуха, который взял верх над другими, хотя бы он сам был весь изранен. А из двух людей - кто победитель: тот ли, который мучит и убивает другого, или тот, кто терпеливо и не сердясь переносит свои мучения и смерть? Кто из них взял верх? Почему ты правильно судишь о петухе-победителе, а о человеке-победителе не умеешь рассудить?" (Эпиктет. В чем наше благо? Избранные мысли римского мудреца [заглавие и перевод В. Г. Черткова] // Римские стоики: Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. М., 1998. С. 311).
{32}2 мая 1813 года у Лютцена (южнее Лейпцига) Наполеон одержал серьезную тактическую победу над русско-прусскими войсками под командованием П. Х. Витгенштейна и вынудил их отступить за Эльбу (в немецкой историографии Лютценское сражение иногда именуется сражением при Гросс-Гершене). Историки расходятся в оценке понесенных сторонами потерь: так, например, если верить научно-популярной книге В. В. Бешанова, французы потеряли 15 000, а союзники - 12 000 чел. (Бешанов В. В. Шестьдесят сражений Наполеона. Минск, 2000. С. 395); в то же время Д. Чандлер, несравнимо более заслуживающий доверия, приводит следующие цифры: французские потери - не менее 20 000 убитыми и ранеными (в т. ч. 3-й корпус Нея - 12 000) плюс еще несколько тысяч отбившимися, союзнические же - от 11 500 до 20 000 убитыми и ранеными (Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. Триумф и трагедия завоевателя: Монография. М., 1999. С. 539). К 20 000 с обеих сторон склоняется и А. Васт (История XIX века под ред. проф. Лависса и Рамбо. Т. 2. М., 1938. С. 294). Известный советский военный статистик Б. Ц. Урланис оценивает потери французов в 20 000 убитыми и ранеными, потери союзников - в 12 000 (Урланис Б. Ц. История военных потерь. Войны и народонаселение Европы. Людские потери вооруженных сил Европейских стран в войнах XVII-XX вв. (историко-статистическое исследование). СПб., 1994. С. 81); примерно так же полагает и очевидец событий А. Жомини: союзники - от 12 000 до 15 000, французы - более 20 000 (в т. ч. корпус Нея - 12 000) (Жомини Г. В. Политическая и военная жизнь Наполеона. СПб., 1844. Ч. 3. С. 58). По мнению фон Кеммерера, союзники лишились 11 500 чел. (в т. ч. около 10 000 убитыми и ранеными), французы - 22 000, включая 15 000 из корпуса Нея; Ланрезак же присуждает французам 18 000 чел., из них 12 000 - 3-му корпусу (Loraine Petre F. Napoleon's last campaign in Germany 1813. London, 1974. P. 89). Общую картину потерь уже упоминавшийся Б. Ц. Урланис оценивает в 32 000 чел. (с. 79), из них убитыми - 7500 (с. 515).
Исходя из всего сказанного, нетрудно понять, сколь ненадежное дело история и до какой степени достойны доверия историки. Впрочем, как бы там ни было, никто не станет отрицать, что основной удар пришелся на 3-й корпус Великой Армии, которым командовал маршал Ней.
20-21 мая 1813 года у Бауцена (саксонский городок на гранитных скалах правого берега р. Шпрее, в бассейне Эльбы) войска Наполеона (до 163 000 чел., из них не более 11 000 кавалерии, при 350 орудиях) превосходящими пехотными силами одержали вторую значительную победу за Лейпцигскую кампанию над русско-прусской союзной армией под командованием П. Х. Витгенштейна (до 96 000 чел., из них до 24 000 кавалерии, при 610 орудиях). Историки и здесь расходятся в оценке потерь: А. Васт, например, полагает, что французы похудели на 12 000, а союзники - на 18 000 чел. (История XIX века, т. 2, с. 295), В. В. Бешанов утверждает то же самое, только наоборот (с. 400-401), солидаризируясь, надо полагать, с Н. А. Орловым, определяющим цифру союзнических потерь в 12 000 чел. (6400 русских и 5600 пруссаков), не считая легкораненых, а французских - в не менее чем 18 000 чел. и 2 орудия (Орлов Н. А. Бауценское или Вуршенское сражение (8 (20) и 9 (21) мая 1813 г. ). СПб., 1883. С. 16); Д. Чандлер присуждает каждой из сторон по 20 000 выбывших из строя (с. 545); по мнению Ф. Лорейна Петра, союзники лишились 10 850 чел., а французы - от 20 000 до 25 000 чел. (p. 136); по подсчетам Б. Ц. Урланиса, потери с обеих сторон составили 32 000 чел. (с. 79), из них убитыми - 13 000 (с. 515). По оценкам Н. А. Левицкого, под Лютценом и Бауценом Наполеон в общей сложности потерял убитыми и ранеными 40 000 чел., союзники - около 24 000 чел.; такую разницу в потерях историк вполне справедливо объясняет подавляющим перевесом союзной артиллерии и слабостью французской конницы (Левицкий Н. А. Полководческое искусство Наполеона. М., 1938. С. 215). Характерно восклицание Наполеона на исходе этой победоносной виктории: "Такая бойня и никаких результатов!" Главным виновником отсутствия окончательных результатов, бесспорно, следует считать маршала Нея, командовавшего северным крылом (2-й, 3-й, 5-й и 7-й пехотные и 2-й кавалерийский корпуса плюс дивизия легкой кавалерии) созданной незадолго до этого единой "армии Эльбы". Вместо того чтобы, по совету своего начальника штаба барона Жомини, стремительной атакой рассечь тылы союзников и отрезать им путь к отступлению, бросив имеющиеся в распоряжении войска в направлении стратегически важной хохкирхенской колокольни, Ней стал терпеливо ожидать несуществующих приказаний из императорской ставки и прибытия 7-го корпуса Рейнье, расходуя все свои силы на бессмысленно самоубийственный фронтальный натиск против сильных укреплений деревни Прайтиц. К тому времени, когда наконец 5-й корпус под командованием генерала Жака Лористона доплелся до позиций князя Московского, выяснилось, что последнего с этих самых позиций только что вышибли; с трудом Нею и Лористону удалось отбить собственные исходные рубежи, но оба они так и застряли перед злополучной немецкой деревенькой вплоть до самого конца сражения.
26-27 августа 1813 года при Дрездене Наполеон нанес серьезное поражение объединенным русско-прусским (под командованием генерала М. Б. Барклая-де-Толли) и австрийским (под командованием князя Шварценберга) войскам, вынудив их отойти к Рудным горам. Д. Чандлер оценивает общие потери союзников где-то в 38 000 чел. (одному только Мюрату попало в плен 13 000 несчастных), потери французов - в районе 10 000 (с. 554); по мнению А. Васта, потери французов и союзников были почти равны (примерно по 10 000 чел. ), но союзники оставили в руках Наполеона 15 000 пленных и 40 орудий (История XIX века, т. 2, с. 302); В. В. Бешанов же полагает, что из строя выбыло более 20 000 союзников и втрое меньше французов (с. 407-408). Последнее мнение хорошо согласуется с подсчетами Б. Ц. Урланиса, считающего, что в дрезденской переделке с обеих сторон полегло 27 000 смертных (с. 79), из них навечно - 6800 (с. 515). В этой баталии Ней успешно командовал сводной войсковой колонной из двух дивизий Старой гвардии в центре и на левом фланге.
{14}Семафор, или ручная сигнализация (англ.: semaphore) - передача сигналов с помощью условного положения (или движения) рук с флажками.
{15}Вот, например, какими штрихами набрасывает высланный из Франции в 1816 году известный политик-республиканец Антуан Клер Тибодо, бывший в конце 1790-х гг. председателем Совета пятисот, портрет герцогини Марии Терезы Ангулемской, дочери Людовика ХVIII и Марии Антуанетты, которой суждено было пройти сквозь весь ужас и адскую мясорубку революционного террора и которую теперь кто-то неосторожно назвал "ангелом доброты": "Ангел явился - сухая, надменная, с хриплым и угрожающим голосом, с изъязвленной душой, с ожесточившимся сердцем, с горящими глазами, с факелом раздора в одной руке и мечом отмщения в другой" (Thibaudeau A. C. Memoires sur la Convention еt le Directoire. T. 1. Paris, 1829. P. 408). Общее настроение большинства бывших эмигрантов многообещающе выразил граф д'Антрег: "Я стану Маратом контрреволюции, я отрублю сто тысяч голов".
{16}Непременным условием превращения графа Прованского в короля Людовика ХVIII и его вступления в Париж Талейран и Александр I выдвинули дарование французам конституции. 6 апреля 1814 года Талейран провел в Сенате акт, гласивший, что "на престол Франции свободно призывается Людовик-Станислав-Ксавье" и что он не станет королем, доколе не принесет присягу в собственной верности конституции и гарантии соблюдения ее другими. Когда же вступивший 12 апреля в Париж брат короля, граф Карл-Филипп д'Артуа, провозгласивший себя королев-ским наместником, отверг все притязания Сената и объявил о монаршем "божественном праве", Александр решительно вмешался во французский политический процесс и внушил королевскому семейству мысль о предпочтительности мирного подписания всех требуемых документов. Вообще, российский император лелеял в отношении Франции весьма своеобразные планы. Так, в марте 1814 года в беседе с бароном Эженом де Витроллем, убежденным роялистом, который во время "Ста дней" соберет армию в Тулузе и выступит против Наполеона, Александр произнес: "...быть может, разумно устроенная республика больше соответствовала бы духу французов? Ведь не могли же идеи свободы, так долго зревшие в вашей стране, не оставить никакого следа!" (Memoires et relations politiques du baron de Vitrolles. Paris, 1884. P. 119). Отложив эту мысль, император стал настойчиво рекомендовать на французский трон герцога Луи Филиппа Орлеанского, известного своими либеральными взглядами, и в конце концов лишь нехотя согласился на кандидатуру графа Прованского. 2 апреля 1814 года, принимая делегацию французских сенаторов, Александр заявил: "Я друг французского народа. Было бы справедливо и мудро дать Франции сильные и либеральные институты, соответствующие современным условиям" (Mйmoires, correspondance et manuscripts du general Lafayette, publies par sa famille. T. 1-12. Bruxelles, 1837-1839. T. 9. P. 190). Подобные действия российского императора целиком укладывались в его принципиальный внешнеполитический курс "конституционной дипломатии", начавшийся еще в 1799-1803 годах с довольно смелого и эксцентрического по имперским меркам эксперимента на Ионических островах, получивших республиканскую форму правления под протекторатом России. Свое естественное продолжение этот курс получил в эпоху Реставрации (1814-1820), когда по инициативе России в освобожденных от Наполеона странах вводились конституционные хартии, в общих чертах напоминавшие конституционный проект М. М. Сперанского. В результате Франция, Голландия, Царство Польское, перешедшее под сень российского крыла, а также давние немецкие союзники России, королевство (бывшее курфюршество) Баварское, великое герцогство (бывшее маркграфство) Баденское и королевство (бывшее герцогство) Вюртембергское, получили новую форму правления - т. н. конституционную монархию дуалистического типа: за монархом закреплялись определяющие прерогативы в сфере законодательной и особенно исполнительной власти, но важнейший правовой документ - говоря современным языком, закон о бюджете - мог приниматься, только пройдя утверждение в парламенте (см.: Захаров В. Ю. "Всемилостивейшая Жалованная грамота российскому народу" 1801 года в контексте развития конституционной мысли в России во второй половине VIII - начале XIX вв. : Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. М.: МПГУ, 2001. С. 20).
Как бы там ни было, отчасти под давлением российского императора, отчасти в унисон с общественным мнением и собственным инстинктом политического выживания, Людовик ХVIII 2 мая 1814 года, перед самым вступлением в Париж, подписал Сент-Уанский манифест (своего рода провозглашение конституционных свобод без объявления ненавистной конституции), в котором говорилось: "Мы, Людовик, Божией милостью король Франции и Наварры, решив принять либеральную конституцию и не считая возможным принять таковую конституцию, коя неминуемо потребует дальнейших исправлений, созываем на 10-е число июня Сенат и Законодательный корпус, обязуясь представить на их рассмотрение работу, которую мы выполним вместе с комиссией, выбранной из состава обоих этих учреждений, и положить в основу этой конституции представительную форму правления, вотирование налогов палатами, свободу печати, свободу совести, неотменимость продажи национальных имуществ, сохранение Почетного легиона...". 4 июня королем была пожалована Конституционная хартия, по которой создавался парламент из двух палат: палаты пэров и палаты депутатов; палата депутатов (король обладал правом ее роспуска) избиралась на пятилетний срок мужчинами старше 30 лет, платившими налоги не менее 100 000 франков в год (т. о. количество избирающих сократилось до 12-15 тыс., а избираемых - до 4-5 тыс. чел.), а палата пэров - с неограниченной численностью - назначалась королем. Парламент этот, впрочем, имел лишь законосовещательный характер: ни одна из палат никого не утверждала и законов не принимала (частичным исключением было уже упоминавшееся вотирование налогов), а ст. 14-я прямо закрепляла за королем право распределять все государственные должности. Были отменены сословные привилегии; ценности, экспроприированные у дворянства во время революционных треволнений и бесчинств, оставшимся в живых возвращались деньгами (всего было возвращено на сумму более 1 млрд. франков). Хартия гарантировала каждому право приобретать национальное имущество, право занимать любую государственную должность, свободу совести и равное налогообложение. Интересной особенностью этого конституционного документа было использование терминов "уступка" (concession) и "пожалование" (octroi), что придавало всей законодательной конструкции довольно двусмысленный характер, а также выражения, венчавшего Хартию: "дана в Париже в год от Рождества Христова 1814-й, царствования же Нашего в девятнадцатый". Т. о., Революция и Империя объявлялись как бы и вовсе не бывшими: их вычеркивала из официальной памяти восстановленная королевская хронология Бурбонов, отсчитывавшая время правления Людовика ХVIII с 1795 года, т. е. с момента кончины дофина Людовика ХVII в парижской тюрьме Тампль.
{17}Якобинцев ко времени вступления Людовика XVIII в Париж осталось уже немного, в силу их давнего коллективного азарта к отделению голов от туловищ друг друга, а вот с бонапартистами сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, возвратившиеся эмигранты жаждали отмщения обид, восстановления режима 1788 года и требовали беспощадных репрессий по отношению к сподвижникам корсиканского узурпатора и "цареубийцам" (т. е. членам Конвента, голосовавшим за казнь короля Людовика XVI); с другой стороны, соратники "маленького капрала" пережили в эпоху Первой Реставрации, как бы это ни было парадоксально, самый настоящий ренессанс. 16 (!) наполеоновских маршалов (Бертье, Виктор, Келлерман, Лефевр, Макдональд, Мармон, Монсей, Мортье, Ней, Ожеро, Периньон, Сен-Сир, Серюрье, Сульт, Сюше и Удино) стали пэрами. Начальник Генерального штаба Великой Армии Бертье и командир 6-го корпуса Великой Армии Мармон превращаются в командиров соответственно 5-й и 6-й рот Телохранителей короля, Сульт становится военным министром, Удино - государственным министром, Макдональд заседает в Высшем военном совете. Талейран, предавший Церковь ради Революции, Революцию ради Директории, а Директорию ради Наполеона, не смог и на этот раз поступиться принципами и изменил Наполеону ради Людовика, оказавшись в правительстве последнего министром иностранных дел.
{18}Сульт служил Наполеону еще со времен Консулата, превратившись стараниями императора из безвестного нотариального отпрыска в маршала Франции и герцога Далматского. На момент первого отречения Бонапарта Сульт командовал всеми французскими армиями на Пиренеях. В декабре 1814 года Людовик назначил его военным министром вместо бездарного и недалекого генерала Дюпона, и первое, что предпринял несостоявшийся деревенский пекарь, по совместительству маршал, герцог и пэр, было предание военному суду отчаянного кавалерийского генерала Реми Жозефа Эксельманса, обращаясь к которому, Наполеон однажды воскликнул: "Невозможно быть более храбрым, чем вы!"
{19}Позже, на Святой Елене, Наполеон продиктует: "До Гренобля я был авантюристом; в Гренобле я стал правящим принцем".
{20}Парижский договор - Парижский мир 1814 года, подписанный 30 мая 1814 года Францией и участниками шестой антинаполеоновской коалиции (Россией, Англией, Австрией и Пруссией), к которым позднее присоединились Швеция, Испания и Португалия. Договор устанавливал границы Франции по состоянию на 1 января 1792 года. Восстанавливалась независимость Голландии, Швейцарии, немецких княжеств и итальянских государств (исключая земли, отходившие к Австрии).
{21}12 000 офицеров разных рангов было уволено в запас с сохранением половинного содержания, более 10 000 офицеров отправились в отставку и вовсе без всякого жалованья. Что же до ветеранов из числа унтер-офицеров и рядовых, то с ними стали обращаться не иначе как с нищими, вовремя не запасшимися лицензией на попрошайничество. Все виды военных ассигнований были серьезно урезаны. Шестнадцатью годами позже такая политика найдет свое замечательное выражение в лозунге, осенившем правление "короля-гражданина" и "короля-буржуа" Луи Филиппа: "Ни сантима на войну!"
{22}Трехцветная кокарда была символом Революции, в то время как герб Бурбонов украшали три белые лилии. На бонапартистов эти государственные символы невинности производили примерно столь же неизгладимое впечатление, какое производит на быка помахиваемая перед ним красная тряпица. Недаром один из персонажей романа Виктора Гюго "Отверженные", привратник диньской ратуши, когда отказался заменить наполеоновских орлов на оборотной стороне своего ордена Почетного Легиона геральдическими лилиями, сопроводил эту акцию характерным оскорблением: "Лучше умереть, чем носить на сердце трех жаб!" (Гюго В. Отверженные: Роман: В 2-х т. Т. 1. М., 1988. С. 64). Ирония заключалась здесь в том, что цветы и впрямь отдаленно напоминали сидящих жаб, от коих, согласно наиболее саркастической из версий, и произошел данный геральдический рисунок.
{23}Четырехлетний сынишка Наполеона, Жозеф Франсуа Шарль Бонапарт или, более величественно, Наполеон II - титуловался королем Рима, однако ж Римом не правил, а играл в солдатики при дворе своего деда, императора австрийского Франца I. Тем и вписал свое имя в исторические анналы.
{24}...восстание его маршалов... - 31 марта 1814 года союзные войска вступили в Париж. Наполеон, собрав 60-тысячную армию, уединился в замке Фонтенбло и приготовился к бою. 4 апреля в императорские покои явились маршалы Ней, Удино, Лефевр, Макдональд и Монсей (в кабинете уже наличествовали начальник Генерального штаба маршал Бертье, а также государственный секретарь Маре (герцог Бассано), министр иностранных дел маркиз де Коленкур и дворцовый маршал Бертран). Наполеон изложил план похода на Париж. Маршалы молчали. Наконец по прошествии несколько подзатянувшейся минуты маршальского молчания разыгралась следующая героико-трагическая сценка.
Наполеон (патетически): Я призову армию!
Ней (дерзко): Государь, армия не сдвинется с места.
Наполеон (властно): Она повинуется мне.
Ней (непочтительно): Государь, она повинуется своим генералам.
Наполеон (изумленно): Чего же вы хотите, господа?
Ней и Удино (хором): Отречения.
По некоторым свидетельствам, Ней зашел в своем мятежном своеволии еще дальше и высокомерно бросил Наполеону: "Не бойтесь, мы не собираемся повторить здесь петербургскую сцену", намекая тем самым на участь Павла I, зверски убитого своими подданными в своем же собственном замке. Наполеон отпустил маршалов и, оставшись с Коленкуром, написал заявление о своем условном отречении в пользу сына при регентстве Марии Луизы. Однако маршал Мармон под покровом ночи отправил собственный ничего не подозревающий корпус в расположение австрийцев, и, когда 5 апреля Ней, Коленкур и Макдональд предстали перед Александром в рассуждении учреждения регентства, ссылаясь на непоколебимую преданность войск французскому императору, царь ответствовал им: "...авангард Наполеона только что перешел на нашу сторону. В эту минуту он уже на наших позициях". Еще примерно сутки Наполеон грезил перенесением войны в партизанскую бесконечность за Луарой, но 6 апреля под давлением окружающих подписал акт отречения. Как метко заметил французский историк Жак Бенвиль, 4 апреля 1814 года - это 18-е брюмера в перевернутом виде.
Не следует, впрочем, думать, что бунт маршалов случился спонтанно, перед лицом краха и из одного только желания спасти свою вдоль и поперек продырявленную пулями и пиками маршальскую шкуру. Вся кампания 1814 года это сплошной акт неповиновения уставших полководцев своему еще бодрящемуся императору. Маршал Лефевр однажды прилюдно разражается вполне достойной расстрела тирадой: "Этот замухрышка не будет доволен, пока нас всех до одного не перебьют!" Маршал Макдональд открыто отказывается идти на штурм Витри, крича Бонапарту: "Рискуйте своей гвардией, если хотите, а мои войска сейчас не в состоянии выполнить эту задачу!" Маршал Ожеро настолько не спешит брать Женеву, что Наполеон требует от Марии Луизы (!) написать письмо жене маршала (!!), дабы та пристыдила командующего Ронской армией (!!!), - но все напрасно. Недаром император Франции бросит незадолго до наступления на Лаон в марте 1814 года фразу, в которой, впрочем, нет ни грана высшей справедливости: "Ни у кого нет таких дурных помощников, как у меня".
{25}О храбрости Нея см. в книге несколькими страницами ниже. Вот пара-тройка характерных примеров. 14 октября 1805 года Ней в полной парадной форме повел элитные роты 6-го легкого и 39-го линейного пехотных полков на победоносный штурм 90-метрового моста через Дунай под ураганным картечным огнем австрийской батареи, перед этим лично возглавив саперов, восстанавливавших расстрелянный мост. Через несколько дней Ней решительным штурмом овладел высотами, господствовавшими над крепостью Ульм; и когда маршал Ланн с тревогой заметил Наполеону: "Ней один дерется против всей австрийской армии!", - Наполеон ответил: "Он всегда таков, атакует неприятеля, как только завидит его". Военный писатель полковник Ф. Лежен так описывает Нея при Бородине: "Маршал был прекрасен: спокойно стоял он на парапете одного из редутов и командовал сражавшимися, толпившимися у его ног и терявшими его из виду лишь в те моменты, когда его заволакивали густые клубы дыма" (надо полагать, в отсутствие клубов дыма герой этого описания служил лакомым ориентиром для русских батарей).
Уже будучи на острове Святой Елены, раздосадованный, страдающий расчетливо избирательной амнезией, обрюзгший душой и телом экс-император продиктует: "Ней - это недостойный человек, слишком трусливый в поражении. Именно он причина того, что мы оказались здесь". Наполеон, видимо, забыл свои же собственные слова, адресованные Нею при Фридланде: "Это лев, а не человек!" Наполеон также, видимо, забыл и другие свои слова, сказанные командиру 3-го корпуса Великой Армии, пробившемуся в Смоленск с остатками прошедшего сквозь ледяной и партизанский ад арьергарда: "Храбрейший среди храбрых!"
{26}Кампания Гогенлиндена... - Имеется в виду сражение 2-3 декабря 1800 года у местечка Гогенлинден (вернее, Хоэнлинден) в 32 км восточнее Мюнхена, где Рейнско-Гельветическая армия генерала Жана Виктора Моро наголову разбила австрийцев под командованием эрцгерцога Иоанна и генерала барона Пауля Края, открыв себе прямой путь на Вену и поставив т. о. победную точку во второй австро-французской войне, закончившейся в феврале 1801 года подписанием Люневилльского мира и развалом второй антифранцузской коалиции. Ней отличился в этом бою вместе с тремя другими генералами Груши, Ришпансом и Деканом.
{27}Это ошибка! В 1801 году генерал-инспектором кавалерии был назначен Груши.
{28}Ней был женат с 5 августа 1802 года на Аглае Луизе Огье (1782-1854), которая осчастливила "храбрейшего из храбрых" четырьмя прелест-ными мальчуганами и была ему преданной спутницей вплоть до самого конца его трагически оборвавшейся жизни.
{29}Годовой доход Нея составил 628 000 франков (для сравнения: годовой доход Бертье - 1 354 945 фр., Массена - чуть более 1 млн., Даву - 910 000). Впрочем, и 628 000 франков - тоже неплохо.
{30}Забавная деталь: когда в 1813 году Мишелю Нею был пожалован титул князя Московского (Москворецкого), было уже совершенно ясно, что единственная возможная рента с этих новых необъятных угодий - партизанские вилы в отощавший и обмороженный французский бок; поэтому специально для новоиспеченного князя был выделен кусок территории в департаменте По (Италия), который назывался... "княжеством Московским" и с которого маршал Франции регулярно получал причитающийся ему доход.
{31}Эпиктет (рабская кличка, букв. - "Прикупленный") (ок. 50 - ок. 140) - греческий философ-стоик, представитель Поздней Стои. Раб одного из фаворитов Нерона, позднее вольноотпущенник. Слушал лекции стоики Мусония Руфа. После изгнания философов из Рима императором Домицианом в 89 г. поселился в Никополе (Эпир), где учил философии в беседах и уличных спорах по примеру любимого им Сократа. Как и Сократ, ничего не писал; жил в крайней бедности. Философские беседы-проповеди Эпиктета сохранились в записи его ученика Флавия Арриана. В центре их - обретение и удержание такой нравственной позиции, при которой человек в любых условиях (богатства или нищеты, властительства или рабства) сохраняет внутреннюю независимость от этих условий и духовную свободу. Для этого он, человек, должен разделить все вещи и дела на зависящие от него и не зависящие, в первых мужественно исполнять свой долг вопреки всему, вторые же игнорировать. Аскетическая мораль Эпиктета, а также внешняя форма его диатриб во многом близки христианской проповеди.
Здесь имеется в виду афоризм Эпиктета, употребленный философом в излюбленном им контексте. Говоря о том, что добрый и честный человек выше злого и бесчестного, Эпиктет иллюстрирует эту мысль следующим примером: "Когда Сократа осудили на смерть, зло было не для Сократа, а для его судей и убийц", - а затем добавляет: "Да ведь когда петухи дерутся, то считают победителем того петуха, который взял верх над другими, хотя бы он сам был весь изранен. А из двух людей - кто победитель: тот ли, который мучит и убивает другого, или тот, кто терпеливо и не сердясь переносит свои мучения и смерть? Кто из них взял верх? Почему ты правильно судишь о петухе-победителе, а о человеке-победителе не умеешь рассудить?" (Эпиктет. В чем наше благо? Избранные мысли римского мудреца [заглавие и перевод В. Г. Черткова] // Римские стоики: Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. М., 1998. С. 311).
{32}2 мая 1813 года у Лютцена (южнее Лейпцига) Наполеон одержал серьезную тактическую победу над русско-прусскими войсками под командованием П. Х. Витгенштейна и вынудил их отступить за Эльбу (в немецкой историографии Лютценское сражение иногда именуется сражением при Гросс-Гершене). Историки расходятся в оценке понесенных сторонами потерь: так, например, если верить научно-популярной книге В. В. Бешанова, французы потеряли 15 000, а союзники - 12 000 чел. (Бешанов В. В. Шестьдесят сражений Наполеона. Минск, 2000. С. 395); в то же время Д. Чандлер, несравнимо более заслуживающий доверия, приводит следующие цифры: французские потери - не менее 20 000 убитыми и ранеными (в т. ч. 3-й корпус Нея - 12 000) плюс еще несколько тысяч отбившимися, союзнические же - от 11 500 до 20 000 убитыми и ранеными (Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. Триумф и трагедия завоевателя: Монография. М., 1999. С. 539). К 20 000 с обеих сторон склоняется и А. Васт (История XIX века под ред. проф. Лависса и Рамбо. Т. 2. М., 1938. С. 294). Известный советский военный статистик Б. Ц. Урланис оценивает потери французов в 20 000 убитыми и ранеными, потери союзников - в 12 000 (Урланис Б. Ц. История военных потерь. Войны и народонаселение Европы. Людские потери вооруженных сил Европейских стран в войнах XVII-XX вв. (историко-статистическое исследование). СПб., 1994. С. 81); примерно так же полагает и очевидец событий А. Жомини: союзники - от 12 000 до 15 000, французы - более 20 000 (в т. ч. корпус Нея - 12 000) (Жомини Г. В. Политическая и военная жизнь Наполеона. СПб., 1844. Ч. 3. С. 58). По мнению фон Кеммерера, союзники лишились 11 500 чел. (в т. ч. около 10 000 убитыми и ранеными), французы - 22 000, включая 15 000 из корпуса Нея; Ланрезак же присуждает французам 18 000 чел., из них 12 000 - 3-му корпусу (Loraine Petre F. Napoleon's last campaign in Germany 1813. London, 1974. P. 89). Общую картину потерь уже упоминавшийся Б. Ц. Урланис оценивает в 32 000 чел. (с. 79), из них убитыми - 7500 (с. 515).
Исходя из всего сказанного, нетрудно понять, сколь ненадежное дело история и до какой степени достойны доверия историки. Впрочем, как бы там ни было, никто не станет отрицать, что основной удар пришелся на 3-й корпус Великой Армии, которым командовал маршал Ней.
20-21 мая 1813 года у Бауцена (саксонский городок на гранитных скалах правого берега р. Шпрее, в бассейне Эльбы) войска Наполеона (до 163 000 чел., из них не более 11 000 кавалерии, при 350 орудиях) превосходящими пехотными силами одержали вторую значительную победу за Лейпцигскую кампанию над русско-прусской союзной армией под командованием П. Х. Витгенштейна (до 96 000 чел., из них до 24 000 кавалерии, при 610 орудиях). Историки и здесь расходятся в оценке потерь: А. Васт, например, полагает, что французы похудели на 12 000, а союзники - на 18 000 чел. (История XIX века, т. 2, с. 295), В. В. Бешанов утверждает то же самое, только наоборот (с. 400-401), солидаризируясь, надо полагать, с Н. А. Орловым, определяющим цифру союзнических потерь в 12 000 чел. (6400 русских и 5600 пруссаков), не считая легкораненых, а французских - в не менее чем 18 000 чел. и 2 орудия (Орлов Н. А. Бауценское или Вуршенское сражение (8 (20) и 9 (21) мая 1813 г. ). СПб., 1883. С. 16); Д. Чандлер присуждает каждой из сторон по 20 000 выбывших из строя (с. 545); по мнению Ф. Лорейна Петра, союзники лишились 10 850 чел., а французы - от 20 000 до 25 000 чел. (p. 136); по подсчетам Б. Ц. Урланиса, потери с обеих сторон составили 32 000 чел. (с. 79), из них убитыми - 13 000 (с. 515). По оценкам Н. А. Левицкого, под Лютценом и Бауценом Наполеон в общей сложности потерял убитыми и ранеными 40 000 чел., союзники - около 24 000 чел.; такую разницу в потерях историк вполне справедливо объясняет подавляющим перевесом союзной артиллерии и слабостью французской конницы (Левицкий Н. А. Полководческое искусство Наполеона. М., 1938. С. 215). Характерно восклицание Наполеона на исходе этой победоносной виктории: "Такая бойня и никаких результатов!" Главным виновником отсутствия окончательных результатов, бесспорно, следует считать маршала Нея, командовавшего северным крылом (2-й, 3-й, 5-й и 7-й пехотные и 2-й кавалерийский корпуса плюс дивизия легкой кавалерии) созданной незадолго до этого единой "армии Эльбы". Вместо того чтобы, по совету своего начальника штаба барона Жомини, стремительной атакой рассечь тылы союзников и отрезать им путь к отступлению, бросив имеющиеся в распоряжении войска в направлении стратегически важной хохкирхенской колокольни, Ней стал терпеливо ожидать несуществующих приказаний из императорской ставки и прибытия 7-го корпуса Рейнье, расходуя все свои силы на бессмысленно самоубийственный фронтальный натиск против сильных укреплений деревни Прайтиц. К тому времени, когда наконец 5-й корпус под командованием генерала Жака Лористона доплелся до позиций князя Московского, выяснилось, что последнего с этих самых позиций только что вышибли; с трудом Нею и Лористону удалось отбить собственные исходные рубежи, но оба они так и застряли перед злополучной немецкой деревенькой вплоть до самого конца сражения.
26-27 августа 1813 года при Дрездене Наполеон нанес серьезное поражение объединенным русско-прусским (под командованием генерала М. Б. Барклая-де-Толли) и австрийским (под командованием князя Шварценберга) войскам, вынудив их отойти к Рудным горам. Д. Чандлер оценивает общие потери союзников где-то в 38 000 чел. (одному только Мюрату попало в плен 13 000 несчастных), потери французов - в районе 10 000 (с. 554); по мнению А. Васта, потери французов и союзников были почти равны (примерно по 10 000 чел. ), но союзники оставили в руках Наполеона 15 000 пленных и 40 орудий (История XIX века, т. 2, с. 302); В. В. Бешанов же полагает, что из строя выбыло более 20 000 союзников и втрое меньше французов (с. 407-408). Последнее мнение хорошо согласуется с подсчетами Б. Ц. Урланиса, считающего, что в дрезденской переделке с обеих сторон полегло 27 000 смертных (с. 79), из них навечно - 6800 (с. 515). В этой баталии Ней успешно командовал сводной войсковой колонной из двух дивизий Старой гвардии в центре и на левом фланге.