Страница:
они выезжали на место происшествия, не я. Что же мне их из Ново- двинска
поправлять? Сами должны были разобраться. А где ж им вникать во всякую
прозу? Они - ученые, люди возвышенного образа мыслей... Скандал!"
Сергей Яковлевич еще раз перечитал статьи. Да, выходило, что
наиважнейший довод в пользу того, что тобольская вспышка произошла от
падения антиметеорита, а не от иных причин, - "аннигиляционная борозда".
Канал имени Калужникова и Алютина. "Да как у них все гладко выходит: и вес,
и плотность, и скорость, с которой метеорит прилетел из созвездия Дракона!
(А ведь и у меня все гладко вышло, никаких вопросов со стороны суда. И я не
лучше сработал?!) Простой, но если "борозда" ни при чем, то что же там было?
Да, да, юридически все правильно: были угрожающие жизни обстоятельства -
вспышка. Но отчего вспышка? Отчего погиб Калужников?"
На следующее утро, придя в прокуратуру, Нестеренко затребовал из архива
дело Калужникова. И теперь, чем более он вникал, тем яснее ему открывались
не то чтобы несообразности, а невероятности в истории с его исчезновением.
Так он добрался до блокнотов, перечел их. Тогда, в январе, следователь
при оценке заметок погибшего исходил из деликатно, но определенно
высказанного доктором Кузиным мнения, что они - блажь. Самое большее, что
выжал из них при таком подходе Нестеренко, - это то, что Калужников,
увлекшись своими идеями, бросил институт и изменил привычный образ жизни; в
конце концов, это было его личным делом. "Ну а если они - не блажь? - думал
теперь Сергей Яковлевич, разбирая торопливые фиолетовые каракули и
отчеркивая интересные места. - Если Калужников был прав в своей "шальной"
идее?"
И к концу обеденного перерыва (его Нестеренко и не заметил) в душе
следователя стала пробуждаться догадка. Догадка логичная и в то же время
настолько дикая, настолько - под стать идее Калужникова - сумасшедшая, что
Сергей Яковлевич даже в уме убоялся выразить ее словами. Он чуял, что это
возможно - да что там возможно! - что факты дела именно в этом связываются в
непротиворечивую версию; но ум его, воспитанный на обычных знаниях и
представлениях, выталкивал из себя такую догадку, как вода каплю масла.
"Что же делать? - растерянно думал Нестеренко, складывая блокноты в
папку. - В конце концов, это не по моей части... Но и оставить без
последствий все после того, что я теперь знаю и понял, нельзя.
Посоветоваться с начальством? А что здесь почувствует начальство!? Оно
посоветует обратиться к ученым. Так это я сделаю и сам!"
Институт теоретической физики находился на окраине города, возле
Демиевского лесопарка. Это старое помпезное здание имело четыре этажа в
центре и по три на крыльях. Высокие и узкие арочные окна, лепные звериные
хари над ними, четыре колонны, подпирающие треугольную крышу над главным
входом полутораэтажные дубовые двери с фигурной резьбой, голубоватая
штукатурка - словом, XVIII век, смесь рококо и коммерческого ампира.
Нестеренко быстрым шагом прошел вестибюль, поднялся по лестнице с
полустертыми ступнями на третий этаж и двинулся по экономно освещенному
коридору, читая таблички на дверях.
Кабинет Кузина оказался в конце коридора, у торцевого окна, выходившего
на Демиевский лес. Виталий Семенович умеренно изумился появлению
следователя. Он поднялся из-за письменного стола (старого, громоздкого, с
резными узорами, под стать зданию), душевно поздоровался и сел напротив
Нестеренко за приставной столик, тем как бы отстраняясь от своего началь-
ственного положения. Кабинет по обстановке мало отличался от комнаты, где
работал следователь: стол, стулья, шкаф с книгами, сейф, блеклые портьеры на
окнах. Налет интеллектуальности создавала небольшая линолеумная доска в
простенке да портреты Нильса Бора и Эрнста Резерфорда - двух стариков с
насупленными лохматыми бровями и одухотворенными взглядами.
Секунду Кузин и Нестеренко выжидающе смотрели друг на друга.
- Так что у вас ко мне... простите, не запомнил вашего имени-отчества?
- первым мягко нарушил молчание Виталий Семенович.
- Сергей Яковлевич я, и у меня вот что, - Нестеренко решил сразу брать
инициативу в свои руки. . - В одном важном пункте вы оказались не правы,
Виталий Семенович: Калужников покинул институт и Новодвинск именно в связи
со своей "сумасшедшей" идеей. Это определенно следует из записей в его
блокнотах, которые мне переслали из Усть-Елецкой. - И он, развязав папку,
выложил на столик блокноты.
- Вот как! Что ж, возможно и такое. Хотя странно... - Кузин покосился
на блокноты. - А чем, простите, этот пункт важен? Оживить Дмитрия Андреевича
все равно, к сожалению, нельзя.
- Это очень важно, Виталий Семенович! - Нестеренко раскрыл прихваченный
из дому журнал. - Вы читали эти статьи?
- О тобольском метеорите? Читал - и не только их.
- Отлично. А теперь прочтите, пожалуйста, это. - Следователь положил
перед Кузиным показания Алютина.
Виталий Семенович надел очки. Сначала он читал безразлично. Потом
хмыкнул, остро глянул на Нестеренко, дочитал листы до конца, закурил
сигарету и принялся читать сначала.
...В науке бывают свершения, идеи, теории, открытия. Но самое
захватывающее из всего, что в ней происходит, что будоражит умы, обостряет
чувства и отношения, - это, безусловно, скандал. Научный скандал. И сейчас
от четвертушек бумаги со скачущими серыми литерами разбитой пишмашинки
Усть-Елецкой милиции на Виталия Семеновича повеял в августовской скуке
освежающий душу ветер раскрываемого скандала. Да какого!.. И в голове
замельтешили возгласы "Ну и ну!", "Ой-ой!", "Вот это да!", и по животу
разлились приятные токи нервного возбуждения, и даже румянец выступил на
бледных, слегка одутловатых щеках. Доктору наук Кузину не требовалось
растолковывать, что значат для истории с тобольским антиметеоритом
бесхитростные показания кузнеца Алютина, какой оглушительный приговор они
выносят гипотезам,экспертизам и прочему.
- Н-да! - высоким голосом произнес он, положил листки, встал и прошелся
по кабинету, потирая руки и плотоядно улыбаясь. - Вы не будете возражать,
Сергей Яковлевич, если я приглашу сюда некоторых наших товарищей? Надо бы и
их ознакомить.
- О нет, Виталий Семенович, ради бога! - Нестеренко взмахнул руками. -
Давайте сначала обсудим, разберемся сами что к чему.
- В чем именно?
- В деле. Понимаете, этот факт о канаве - особенно в сопоставлении с
записями в блокнотах - проливает иной свет на историю Калужникова да и на
саму тобольскую вспышку.
- Ах да... блокноты! Что же в них?
- Позвольте, я сначала изложу проблему, которая привела меня к вам.
Вспомним официальную версию дела. В марте прошлого года физик-теоретик
Калужников покидает свой институт и город. Через три месяца он - опять же
без внешних мотивов - оказывается в Усть-Елецкой, где у него нет ни дела, ни
друзей, ни родных. Там он - снова чисто случайно - попадает на то место, где
происходит тобольская вспышка, далее истолковываемая экспертами как факт
падения антиметеорита. Останков Калужникова не находят, останков метеорита,
естественно, тоже, но обнаруживают следы пожара, радиацию и "аннигиляционную
борозду"...
Она же - прорытая лопатами канава, - с удовольствием вставил Кузин.
- Да - и согласовать это с официальной версией можно единственным
способом: что траектория антиметеорита на излете случайно - опять
случайность! - совпала с канавой. И точно совпала, прямо в яблочко... И еще:
светящегося следа метеорита никто не заметил...
- Случайно, конечно, - с улыбкой кивнул Виталий Семенович.
- Вот-вот, я вижу, вы улавливаете. Каждое из этих событий принципе
возможно, хотя вероятность его и очень мала. Ну, действительно: много ли вы
знаете случаев, чтобы человек - к тому же ученый - бросил интересную работу,
квартиру, даже перспективу получить союзную премию... и подался в бродяги?
- Да только один этот случай и знаю.
- И я тоже. Первое маловероятное событие. Второе: Калужников блуждал по
стране без определенной цели, как савраска без узды. Ему все равно было,
куда ехать, где находиться, это следует из его блокнотов. А оказался в
Усть-Елецкой, а в ночь на 22 июля - именно на месте тобольской вспышки. И не
в десятках метров от эпицентра, как считали, а точно в нем - ведь рыбачили у
самой канавы. Угодил прямо под метеорит!
- Третья малая вероятность, - согласно кивнул Кузин.
- Четвертая: никто не видел следа метеорита в воздухе. И, наконец,
пятая, которая совсем уж не лезет ни в какие ворота: антиметеоритточно
прошел по канаве... И все это - независимые случайные события! Каждое в
отдельности имеет, если выражаться математически, вероятность, отличную от
нуля, хотя и не слишком отличную. Надо же метеориту где-то упасть и
Калужников должен был где-то находиться, могли полет метеора не углядеть, и
так далее. Но чтоб все так совпало!..
- Вероятность официальной версии происшедшего, хотите вы сказать,
оказывается произведением пяти исключительно малых вероятностей - то есть
практически равна нулю?
- Именно! - кивнул Нестеренко и перевел дух. Он по роду службы больше
привык слушать, чем говорить, и длинная речь его утомила.
- Вы, я чувствую, увлекаетесь теорией вероятностей? - Кузин с симпатией
смотрел на разгоряченного молодого человека.
- Есть такой грех.
- Стало быть, ученые ошиблись и суд - тоже?
- Выходит, так.
- Да... действительно, трудно поверить, чтобы все так совпало. Особенно
эта канава! Но, Сергей Яковлевич, вспышка-то была. Ее видели, остался ожог
местности, радиация И озеро испарилось.
- Тоже правильно.
- Так как же?
Нестеренко развел руками, пожал плечами. Минуту оба молчали.
- Вот такой вопрос, Сергей Яковлевич: у вас возникли сомнения,
находился ли Дмитрий Андреевич Калужников на том месте и погиб ли он?
- На этот счет, к сожалению, сомнений нет. Так оно, похоже, и вышло,
что он там сгорел. И решение суда объявить его мертвым вполне обоснованно.
Да посудите сами: полтора года минуло с тех пор, а где Калужников? Человек
не иголка.
- Тогда почему вы решили вернуться к этому делу? Хотите подправить
ученых, уличить их в ошибке? Ну отправьте эти показания им, да, может быть,
еще в тот же журнал - и дело с концом.
Нестеренко грустно усмехнулся.
- У вас не совсем верные представления о нашей работе, Виталий
Семенович: уличить, накрыть с поличным, вывести на чистую воду...
- Ну зачем так! - Кузин протестующе возвел руки.
- Да нет, суть вашего вопроса именно такая. Понимаете, приводить всякие
происшествия в соответствие со статьями закона - это внешняя сторона нашей
работы. А по внутреннему содержанию она (возможно, такое мое суждение
покажется вам самонадеянным) близка к работе исследователей. Главное:
разобраться, установить, как оно было на самом деле. Не бывает,мне кажется,
специализированных истин: одни для юристов, другие для физиков, третьи для
театральных администраторов... а бывает просто истина. Ее-то я в данном деле
не понял, не установил и, стало быть, если не юридически, то нравственно не
прав и совершил ошибку.
Нестеренко замолчал, чувствуя, что сердится: не думал он, что здесь ему
придется объяснять такие вещи!.. А Виталию Семеновичу было сейчас неловко.
"Отшлепал меня мальчик, - думал он, искоса поглядывая на отчужденное лицо
следователя. - Культурно отшлепал. Не мне бы такое спрашивать, не ему
отвечать. Я увидел здесь скандал, а он - то, что следовало увидеть мне -
проблему".
- Как это было на самом деле! - с выражением повторил он. - Это вы
совершенно правильно подходите, Сергей Яковлевич. Так что простите мне
мой... м-м... такой приземленный вопрос. Именно так и надо подходить к
истине - как к самостоятельной ценности, независимо от того, чью правоту она
подтверждает или опровергает. Это житейская рутина нас заедает так, что
стремимся мы, как пра-вило, к пользе. Не знаем, в чем смысл жизни вообще и
человеческой в особенности, - а ведь себя так, будто знаем и осталось только
накапливать пользу. А может, узнав все истины, поймем, что делать надо не то
или не так?.. - Он помолчал. - Но что же там действительно было, со вспышкой
этой, с Дмитрием Андреевичем? У вас есть конструктивная версия, Сергей
Яковлевич? Ведь если, к примеру, просто так оспорить официально признанную
версию тобольского антиметеорита, то даже если удастся доказать про
канаву-"борозду", сразу поставят вопрос: а что же там еще могло быть? И
действительно, вроде ничего иного предположить нельзя, а?
- Можно, Виталий Семенович, - твердо сказал Нестеренко. - Я перечитал
блокноты Калужникова - и забрезжило что-то такое... Но, - он нерешительно
посмотрел на Кузина, - понимаете, эта версия выходит и логичной, в ней все
события не случайны, а взаимосвязаны, - и в то же время настолько дикой, что
я... я просто не решаюсь вам ее высказать. Подумаете еще, не в своем уме я.
Да и не смогу выразить, подготовочка не та...
Виталий Семенович глядел на него с большим интересом.
- Поэтому я и принес блокноты вам, бывшему начальнику и товарищу
покойного Калужникова, - продолжал Нестеренко. - Прочтите их, пожалуйста.
Если и вы придете к подобному предположению, будем думать, что делать
дальше. Если нет, то... Кто знает, может, у меня вправду буйное,
недисциплинированное воображение! Я ведь не ученый. Одно мне представляется
совершенно определенным, Виталий Семенович: ни метеорит, ни антиметеорит там
не падал.
- Любопытно, - сказал Кузин. - Вы меня сильно заинтриговали. Что ж,
оставляйте блокноты, прочту. Сегодня среда? Приходите утром, в пятницу, к
этому времени я управлюсь. Итак, до встречи - и да здравствует истина, какая
бы она ни была!
Они распрощались.
Ложные знания хуже откровенного не-знания,
ибо в последнем случае хоть по-нимаешь свое
положение. Не потому ли нас так раздражают
наводящие вопросы детей?
К. Прутков-инженер. Мысль No 55
За блокноты эти Виталий Семенович принялся вечером дома.
На внутренней стороне обложки каждого блокнота было написано, когда он
начат. Первый блокнот Калужников пометил январем 19.. года. Виталий
Семенович хорошо помнил то время: как раз завершили проект электромагнитной
фокусировки частиц для сверхускорителя - он-то и был потом представлен на
лауреатство.
"Новый год, порядки новые, - гласила первая запись. - Этот год могу
заниматься свободным поиском. Нешто построить докторскую на фокусировке?
Тема проходная.
Что-то душа не лежит. И что ей надо, моей душе!.. -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- --
Вахтер института тетя Киля, заступая на дежурство по утрам, по
обыкновению молится. Истово смотрит в угол вестибюля, пониже электрочасов,
повыше пожарного щита с баграми, кладет торопливые кресты на грудь, что-то
шепчет. Интересно, о чем она молится?
Чтобы сотрудники не нарушали правил выноса материальных ценностей? О
даровании долгих лет и здравия руководящему составу? Или чтобы мы,
физики-теоретики, вскрыли наконец природу физических законов и тем доказали,
что бога нет?.. -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
Итак, что меня отвращает от проходной хлебной темы по фокусировке
встречных пучков? Пожалуй, неверие в перспективы. Не верю я, что
сверхускорители и опыты по бомбардировке в них частицами мишеней из частиц
("бомбардировка неизвестно чего неизвестно чем", как шутит наш академик)
продвинут нас далее в понимании материи. Мы не поняли элементарные частицы,
когда соударяли их с энергиями в миллионы электрон-вольт, не поняли и на
энергиях в миллиарды электрон-вольт. Где гарантия, что поймем на десятках
миллиардов? Так можно наращивать энергию до бесконечности; а чем далее, тем
это сложнее. Получается отрасль науки, работающая на себя, и только.
Не верю я в это дело - как те павловские собаки не верили теорию
условных рефлексов.
Но вот что: верить, не верить - занятие не для ученого. Надо вникать.
Это и будет моей работой в текущем году: проникновение в "теорию
элементарных частиц", в теорию, у которой есть пока только название да набор
смутных противоречивых идей. Помолись и за меня, тетя Киля! Я погружаюсь...
Что есть "вещественные тела"? Скопление "элементарных частиц". А что
есть "частицы"? Мельчайшие частицы "вещества". А что есть "вещества"?
Замкнутый круг, из которого следует, что мы не только не знаем, что такое
частицы, но не знаем и что такое "тела".
Да-да, у микрочастиц есть "массы", "магнитные моменты", бывают
"заряды". Но достаточно ли этих признаков (природа которых сама, кстати,
неясна), чтобы считать их вещественными предметами? Возьмешь в руку, маешь
вещь, как говорят на Украине.
Но если "частицы" не предметы, то что? -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
--
Есть универсальный, избавляющий от терзаний ответ: такова объективная
реальность. Постоянен элементарный заряд? Такова объективная реальность.
Электрон-отрицон в 1837 раз легче протона-положона? Такова о. р. Сила
тяготения обратно пропорциональна квадрату расстояния? Она же. Скорость
света постоянна во всех системах отсчета? Т.О.Р.
Да, но почему реальность такова, а не?..
Прикладникам можно удовлетвориться констатацией "реальности". Была бы
сила тяготения пропорциональна кубу расстояния, была бы скорость света
непостоянна, была бы масса электрона не в 1837, а в десять тысяч раз меньше,
чем у протона, - они все равно исхитрились бы сделать электромотор и
транзистор, построить мост и запустить ракету.
Прикладникам можно, ибо смысл прикладных наук - дополнять природу в
интересах людей. А смысл работы теоретиков - понять природу. -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -
Сегодня мне исполнилось тридцать пять. Не отмечал - что праздновать-то?
Молодость прошла - молодость, когда все впервой: любовь женщины и
оригинальная идея, хороший заработок и первая публикация, разработка и
путешествие... А потом все тускнеет.
На что уходят лучшие годы? На зарабатывание денег и приобретение
"благ"? На выполнение работ, в нужность которых я не верю и увлечься
которыми не способен? На призрачное утверждение своего "я" мелкими идейками?
На связи с женщинами, которых я не могу (или не хочу?) полюбить? На
преферанс с выпивкой?.. Кажется, что все это так, не жизнь, а предисловие к
жизни, что лучшее и интересное - впереди. А годы идут, и впереди все то
же...
Не на что тратить силы, не во что вкладывать душу! Но если так - зачем
она мне, душа?
Виталий Семенович отложил блокнот, задумался. Сейчас, прочтя эту
запись, он по-настоящему вспомнил Калужникова. Не только внешность, которую
помнил хорошо: рослый плечистый мужчина, темно-рыжие волосы с проседью,
удлиненное лицо с красноватой, будто обветренной кожей, крупный нос с
высокой горбинкой, широкий лоб и широко посаженные серые глаза, хорошо
развитый кадык на мускулистой шее, ровные крупные зубы, обнажаемые в
неторопливой усмешке, - не внешность эту, приятную, хоть и обыкновенную, а
представил и вспомнил Дмитрия Андреевича как человека.
Бывают люди, не созданные для обычной жизни. Негде им в ней развернуть
избыток сил и возможностей. В неспокойные для общества времена из таких
получаются герои, водители масс - но бывает, что и бандиты. В спокойное же
время они живут как-то вполсилы, спустя рукава. То, что для других
составляет самую соль существования, им мало интересно. Живут - будто ждут
чего-то: то ли событий, то ли необыкновенной любви, то ли захватывающей идеи
или замысла, но всегда чего-то своего, отвечающего именно их натуре.
И когда приходит это. Великое Свое, тут уж - гуляй, душа! И пусть со
стороны действия такого человека покажутся странными, даже
предосудительными, пусть решат, что ими он только поломал себе жизнь да и
ничего общепризнанно ценного не достиг, - в этой яркой, выразительной отдаче
себя и есть счастье такого человека. Многие, впрочем, доживают до конца
дней, так ничего и не отдав.
Вот и в Калужникове, вспомнил Кузин, чувствовалась какая-то иная шкала
ценностей. Кроме тех, на завоевание которых направлены помыслы и усилия
большинства людей, он предвидел и другие, ради которых готов был все бросить
и уйти, не оглянувшись. Так он, в конечном счете и сделал.
Таганрог, - читал далее Виталий Семенович, - Таганрог, продутый
насквозь февральскими ледяными ветрами. Азовское море с кромкой грязноватого
льда вдоль глинистого берега. Зал с театральными люстрами, лепными
излишествами и скверной акустикой. Искаженные динамиком фразы "на
фундаментальной основе глубокой теории...", "композиция микрочастиц и
микросостояний", "ансамбль электронов", "дискуссионная донуклонность
кварков..." - словом, конференция по физике элементарных частиц. Я в секции
физики высоких энергий, ауд. 202, начало заседаний в 10.30.
Ю. Стрифонов, "Некотогые вопгосы энеггетики упгугих и неупгугих соуда-
гений гелятивистких пготонов." Докладчик продемонстрировал
(пгодемонстгировал) французский прононс и умение сморкаться в платок среди
фразы. Простыл, бедняга, на азовских сквозняках...
С. Приверзев. "Как известно, в слабых взаимодействиях, обуславливающих
распад частиц, закон сохранения четности нарушается... Однако ориентация
спинора Дирака в шестимерном импульсно-потенциальном пространстве..."
Спинор Дирака, динор Спирака, черт бы побрал их обоих!
Считается, что физика сейчас проникает в основы строения материи, в
элементарное - то есть в самое простое, проще арифметики, та- кое, что
каждому объяснить можно. Но где оно, это простое?! Во всех докладах
головоломнейшая галиматья терминов, частных посылок, случайных опытных
фактов, хитроумной математики, призванной подтвердить правоту докладчика...
Мы выработали международную терминологию, математизованный язык - и успешно
понимаем друг друга в том даже, о чем умалчиваем. Но значит ли это, что мы
понимаем природу?
- Запутались мы, - вздохнул мой сосед по секции и по номеру в гостинице
сибиряк Коля, когда я поделился с ним недоумениями. - И не признаемся в этом
ни себе, ни другим.
Да, похоже, что сейчас самое время не выступать на конференциях,
громоздя одна на другую скоропалительные идеи и догадки, не раздувать
всемерно и всемирно на предмет обильных ассигнований важность нашего
занятия,а думать. Думать несуетно, честно, беспощадно: там ли шли, где
свернули с пути в лабиринте поиска? Думать с целью понять.
А вот к этому мы не приучены.
Так называемое "познание нами мира" держится на трех китах: а) в
детстве - на доверии к старшим и боязни их; б) в специальной учебе - на том,
что надо знать и то и именно то, что позволит получить хорошие оценки,
стипендию, заработок, премию, степень и т. п.; в) в работе - на том, что от
применения наших знаний получается польза, выгода: облегчающие труд машины,
обилие энергии и товаров, безопасность и прочее. То есть наше познание
целиком подчинено инстинкту самосохранения - ведь производными от него и
являются "выгода", "страх", "благополучие".
Да, практика - высший критерий истинности теории. Но разве практика и
польза - одно и то же?
Где вы, алхимики, смешивающие вещества ради жгучего детского
любопытства: а что из этой смеси будет? Где вы, древние анатомы,
выкапывающие трупы на кладбище - ночью тайком, чтобы понять: как все-таки
устроен человек? Где вы, биологи, ис-пытывавшие болезни и сомнительные
лекарства от них на самих себе?.. -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
Степи, лесополосы, терриконы - все бело. Снег, снег, снег от моря и до
моря. Поезд N27 везет меня домой... Напрасно я съездил? Пожалуй, нет.
Конструктивных идей я на конференции не услышал, но хоть понял масштабы
недоумения, которое сейчас царит в физике элементарных частиц. Я, грешным
делом, думал, что только я ничего не понимаю... Что же они такое - частицы,
"кирпичики мироздания", которые, похоже, не кирпичики, и не шарики, и вовсе
не вещественные предметы? Из чего же мы, братцы, состоим?!
Ночь. Шутейная идея под стук колес: элементарные частицы - вовсе не
частицы, не постоянные какие-то образования материи. Это переменные
процессы, объемные колебания самого пространства! Хо!..
Нет, правда: примем всерьез то, что пространство - не пустота.
Физический вакуум - материальная среда и, может быть, даже довольно плотная.
И вот в каких-то местах ее - объемная зыбь: уплотнение, разрежение, снова
уплотнение. В среднем здесь такая же плотность материи, как и всюду, но
здесь нечто - пульсирующая неоднородность. Однородное же неразличимо, оно
все равно что ничто.
А если каждое новое колебание плотности повторяется не в том же месте,
а рядом, то вот вам и движение "частиц". Умора!
Это еще не все: уплотнения и разрежения можно отождествить с зарядами
частиц. Ну по максвелловской жидкостной модели электромагнетизма: уплотнение
- источник силового поля (оно ведь растекается и давит на окрестную
материю), положительный заряд; разрежение - отрицательный. А при переходе от
одного состояния к другому происходит завихрение материи и магнитное поле.
Тоже по Максвеллу.
О, это уже серьезно! Так можно объяснить, откуда берется магнитный
момент частиц, магнетон - штука необъяснимая, пока мы считаем частицы
поправлять? Сами должны были разобраться. А где ж им вникать во всякую
прозу? Они - ученые, люди возвышенного образа мыслей... Скандал!"
Сергей Яковлевич еще раз перечитал статьи. Да, выходило, что
наиважнейший довод в пользу того, что тобольская вспышка произошла от
падения антиметеорита, а не от иных причин, - "аннигиляционная борозда".
Канал имени Калужникова и Алютина. "Да как у них все гладко выходит: и вес,
и плотность, и скорость, с которой метеорит прилетел из созвездия Дракона!
(А ведь и у меня все гладко вышло, никаких вопросов со стороны суда. И я не
лучше сработал?!) Простой, но если "борозда" ни при чем, то что же там было?
Да, да, юридически все правильно: были угрожающие жизни обстоятельства -
вспышка. Но отчего вспышка? Отчего погиб Калужников?"
На следующее утро, придя в прокуратуру, Нестеренко затребовал из архива
дело Калужникова. И теперь, чем более он вникал, тем яснее ему открывались
не то чтобы несообразности, а невероятности в истории с его исчезновением.
Так он добрался до блокнотов, перечел их. Тогда, в январе, следователь
при оценке заметок погибшего исходил из деликатно, но определенно
высказанного доктором Кузиным мнения, что они - блажь. Самое большее, что
выжал из них при таком подходе Нестеренко, - это то, что Калужников,
увлекшись своими идеями, бросил институт и изменил привычный образ жизни; в
конце концов, это было его личным делом. "Ну а если они - не блажь? - думал
теперь Сергей Яковлевич, разбирая торопливые фиолетовые каракули и
отчеркивая интересные места. - Если Калужников был прав в своей "шальной"
идее?"
И к концу обеденного перерыва (его Нестеренко и не заметил) в душе
следователя стала пробуждаться догадка. Догадка логичная и в то же время
настолько дикая, настолько - под стать идее Калужникова - сумасшедшая, что
Сергей Яковлевич даже в уме убоялся выразить ее словами. Он чуял, что это
возможно - да что там возможно! - что факты дела именно в этом связываются в
непротиворечивую версию; но ум его, воспитанный на обычных знаниях и
представлениях, выталкивал из себя такую догадку, как вода каплю масла.
"Что же делать? - растерянно думал Нестеренко, складывая блокноты в
папку. - В конце концов, это не по моей части... Но и оставить без
последствий все после того, что я теперь знаю и понял, нельзя.
Посоветоваться с начальством? А что здесь почувствует начальство!? Оно
посоветует обратиться к ученым. Так это я сделаю и сам!"
Институт теоретической физики находился на окраине города, возле
Демиевского лесопарка. Это старое помпезное здание имело четыре этажа в
центре и по три на крыльях. Высокие и узкие арочные окна, лепные звериные
хари над ними, четыре колонны, подпирающие треугольную крышу над главным
входом полутораэтажные дубовые двери с фигурной резьбой, голубоватая
штукатурка - словом, XVIII век, смесь рококо и коммерческого ампира.
Нестеренко быстрым шагом прошел вестибюль, поднялся по лестнице с
полустертыми ступнями на третий этаж и двинулся по экономно освещенному
коридору, читая таблички на дверях.
Кабинет Кузина оказался в конце коридора, у торцевого окна, выходившего
на Демиевский лес. Виталий Семенович умеренно изумился появлению
следователя. Он поднялся из-за письменного стола (старого, громоздкого, с
резными узорами, под стать зданию), душевно поздоровался и сел напротив
Нестеренко за приставной столик, тем как бы отстраняясь от своего началь-
ственного положения. Кабинет по обстановке мало отличался от комнаты, где
работал следователь: стол, стулья, шкаф с книгами, сейф, блеклые портьеры на
окнах. Налет интеллектуальности создавала небольшая линолеумная доска в
простенке да портреты Нильса Бора и Эрнста Резерфорда - двух стариков с
насупленными лохматыми бровями и одухотворенными взглядами.
Секунду Кузин и Нестеренко выжидающе смотрели друг на друга.
- Так что у вас ко мне... простите, не запомнил вашего имени-отчества?
- первым мягко нарушил молчание Виталий Семенович.
- Сергей Яковлевич я, и у меня вот что, - Нестеренко решил сразу брать
инициативу в свои руки. . - В одном важном пункте вы оказались не правы,
Виталий Семенович: Калужников покинул институт и Новодвинск именно в связи
со своей "сумасшедшей" идеей. Это определенно следует из записей в его
блокнотах, которые мне переслали из Усть-Елецкой. - И он, развязав папку,
выложил на столик блокноты.
- Вот как! Что ж, возможно и такое. Хотя странно... - Кузин покосился
на блокноты. - А чем, простите, этот пункт важен? Оживить Дмитрия Андреевича
все равно, к сожалению, нельзя.
- Это очень важно, Виталий Семенович! - Нестеренко раскрыл прихваченный
из дому журнал. - Вы читали эти статьи?
- О тобольском метеорите? Читал - и не только их.
- Отлично. А теперь прочтите, пожалуйста, это. - Следователь положил
перед Кузиным показания Алютина.
Виталий Семенович надел очки. Сначала он читал безразлично. Потом
хмыкнул, остро глянул на Нестеренко, дочитал листы до конца, закурил
сигарету и принялся читать сначала.
...В науке бывают свершения, идеи, теории, открытия. Но самое
захватывающее из всего, что в ней происходит, что будоражит умы, обостряет
чувства и отношения, - это, безусловно, скандал. Научный скандал. И сейчас
от четвертушек бумаги со скачущими серыми литерами разбитой пишмашинки
Усть-Елецкой милиции на Виталия Семеновича повеял в августовской скуке
освежающий душу ветер раскрываемого скандала. Да какого!.. И в голове
замельтешили возгласы "Ну и ну!", "Ой-ой!", "Вот это да!", и по животу
разлились приятные токи нервного возбуждения, и даже румянец выступил на
бледных, слегка одутловатых щеках. Доктору наук Кузину не требовалось
растолковывать, что значат для истории с тобольским антиметеоритом
бесхитростные показания кузнеца Алютина, какой оглушительный приговор они
выносят гипотезам,экспертизам и прочему.
- Н-да! - высоким голосом произнес он, положил листки, встал и прошелся
по кабинету, потирая руки и плотоядно улыбаясь. - Вы не будете возражать,
Сергей Яковлевич, если я приглашу сюда некоторых наших товарищей? Надо бы и
их ознакомить.
- О нет, Виталий Семенович, ради бога! - Нестеренко взмахнул руками. -
Давайте сначала обсудим, разберемся сами что к чему.
- В чем именно?
- В деле. Понимаете, этот факт о канаве - особенно в сопоставлении с
записями в блокнотах - проливает иной свет на историю Калужникова да и на
саму тобольскую вспышку.
- Ах да... блокноты! Что же в них?
- Позвольте, я сначала изложу проблему, которая привела меня к вам.
Вспомним официальную версию дела. В марте прошлого года физик-теоретик
Калужников покидает свой институт и город. Через три месяца он - опять же
без внешних мотивов - оказывается в Усть-Елецкой, где у него нет ни дела, ни
друзей, ни родных. Там он - снова чисто случайно - попадает на то место, где
происходит тобольская вспышка, далее истолковываемая экспертами как факт
падения антиметеорита. Останков Калужникова не находят, останков метеорита,
естественно, тоже, но обнаруживают следы пожара, радиацию и "аннигиляционную
борозду"...
Она же - прорытая лопатами канава, - с удовольствием вставил Кузин.
- Да - и согласовать это с официальной версией можно единственным
способом: что траектория антиметеорита на излете случайно - опять
случайность! - совпала с канавой. И точно совпала, прямо в яблочко... И еще:
светящегося следа метеорита никто не заметил...
- Случайно, конечно, - с улыбкой кивнул Виталий Семенович.
- Вот-вот, я вижу, вы улавливаете. Каждое из этих событий принципе
возможно, хотя вероятность его и очень мала. Ну, действительно: много ли вы
знаете случаев, чтобы человек - к тому же ученый - бросил интересную работу,
квартиру, даже перспективу получить союзную премию... и подался в бродяги?
- Да только один этот случай и знаю.
- И я тоже. Первое маловероятное событие. Второе: Калужников блуждал по
стране без определенной цели, как савраска без узды. Ему все равно было,
куда ехать, где находиться, это следует из его блокнотов. А оказался в
Усть-Елецкой, а в ночь на 22 июля - именно на месте тобольской вспышки. И не
в десятках метров от эпицентра, как считали, а точно в нем - ведь рыбачили у
самой канавы. Угодил прямо под метеорит!
- Третья малая вероятность, - согласно кивнул Кузин.
- Четвертая: никто не видел следа метеорита в воздухе. И, наконец,
пятая, которая совсем уж не лезет ни в какие ворота: антиметеоритточно
прошел по канаве... И все это - независимые случайные события! Каждое в
отдельности имеет, если выражаться математически, вероятность, отличную от
нуля, хотя и не слишком отличную. Надо же метеориту где-то упасть и
Калужников должен был где-то находиться, могли полет метеора не углядеть, и
так далее. Но чтоб все так совпало!..
- Вероятность официальной версии происшедшего, хотите вы сказать,
оказывается произведением пяти исключительно малых вероятностей - то есть
практически равна нулю?
- Именно! - кивнул Нестеренко и перевел дух. Он по роду службы больше
привык слушать, чем говорить, и длинная речь его утомила.
- Вы, я чувствую, увлекаетесь теорией вероятностей? - Кузин с симпатией
смотрел на разгоряченного молодого человека.
- Есть такой грех.
- Стало быть, ученые ошиблись и суд - тоже?
- Выходит, так.
- Да... действительно, трудно поверить, чтобы все так совпало. Особенно
эта канава! Но, Сергей Яковлевич, вспышка-то была. Ее видели, остался ожог
местности, радиация И озеро испарилось.
- Тоже правильно.
- Так как же?
Нестеренко развел руками, пожал плечами. Минуту оба молчали.
- Вот такой вопрос, Сергей Яковлевич: у вас возникли сомнения,
находился ли Дмитрий Андреевич Калужников на том месте и погиб ли он?
- На этот счет, к сожалению, сомнений нет. Так оно, похоже, и вышло,
что он там сгорел. И решение суда объявить его мертвым вполне обоснованно.
Да посудите сами: полтора года минуло с тех пор, а где Калужников? Человек
не иголка.
- Тогда почему вы решили вернуться к этому делу? Хотите подправить
ученых, уличить их в ошибке? Ну отправьте эти показания им, да, может быть,
еще в тот же журнал - и дело с концом.
Нестеренко грустно усмехнулся.
- У вас не совсем верные представления о нашей работе, Виталий
Семенович: уличить, накрыть с поличным, вывести на чистую воду...
- Ну зачем так! - Кузин протестующе возвел руки.
- Да нет, суть вашего вопроса именно такая. Понимаете, приводить всякие
происшествия в соответствие со статьями закона - это внешняя сторона нашей
работы. А по внутреннему содержанию она (возможно, такое мое суждение
покажется вам самонадеянным) близка к работе исследователей. Главное:
разобраться, установить, как оно было на самом деле. Не бывает,мне кажется,
специализированных истин: одни для юристов, другие для физиков, третьи для
театральных администраторов... а бывает просто истина. Ее-то я в данном деле
не понял, не установил и, стало быть, если не юридически, то нравственно не
прав и совершил ошибку.
Нестеренко замолчал, чувствуя, что сердится: не думал он, что здесь ему
придется объяснять такие вещи!.. А Виталию Семеновичу было сейчас неловко.
"Отшлепал меня мальчик, - думал он, искоса поглядывая на отчужденное лицо
следователя. - Культурно отшлепал. Не мне бы такое спрашивать, не ему
отвечать. Я увидел здесь скандал, а он - то, что следовало увидеть мне -
проблему".
- Как это было на самом деле! - с выражением повторил он. - Это вы
совершенно правильно подходите, Сергей Яковлевич. Так что простите мне
мой... м-м... такой приземленный вопрос. Именно так и надо подходить к
истине - как к самостоятельной ценности, независимо от того, чью правоту она
подтверждает или опровергает. Это житейская рутина нас заедает так, что
стремимся мы, как пра-вило, к пользе. Не знаем, в чем смысл жизни вообще и
человеческой в особенности, - а ведь себя так, будто знаем и осталось только
накапливать пользу. А может, узнав все истины, поймем, что делать надо не то
или не так?.. - Он помолчал. - Но что же там действительно было, со вспышкой
этой, с Дмитрием Андреевичем? У вас есть конструктивная версия, Сергей
Яковлевич? Ведь если, к примеру, просто так оспорить официально признанную
версию тобольского антиметеорита, то даже если удастся доказать про
канаву-"борозду", сразу поставят вопрос: а что же там еще могло быть? И
действительно, вроде ничего иного предположить нельзя, а?
- Можно, Виталий Семенович, - твердо сказал Нестеренко. - Я перечитал
блокноты Калужникова - и забрезжило что-то такое... Но, - он нерешительно
посмотрел на Кузина, - понимаете, эта версия выходит и логичной, в ней все
события не случайны, а взаимосвязаны, - и в то же время настолько дикой, что
я... я просто не решаюсь вам ее высказать. Подумаете еще, не в своем уме я.
Да и не смогу выразить, подготовочка не та...
Виталий Семенович глядел на него с большим интересом.
- Поэтому я и принес блокноты вам, бывшему начальнику и товарищу
покойного Калужникова, - продолжал Нестеренко. - Прочтите их, пожалуйста.
Если и вы придете к подобному предположению, будем думать, что делать
дальше. Если нет, то... Кто знает, может, у меня вправду буйное,
недисциплинированное воображение! Я ведь не ученый. Одно мне представляется
совершенно определенным, Виталий Семенович: ни метеорит, ни антиметеорит там
не падал.
- Любопытно, - сказал Кузин. - Вы меня сильно заинтриговали. Что ж,
оставляйте блокноты, прочту. Сегодня среда? Приходите утром, в пятницу, к
этому времени я управлюсь. Итак, до встречи - и да здравствует истина, какая
бы она ни была!
Они распрощались.
Ложные знания хуже откровенного не-знания,
ибо в последнем случае хоть по-нимаешь свое
положение. Не потому ли нас так раздражают
наводящие вопросы детей?
К. Прутков-инженер. Мысль No 55
За блокноты эти Виталий Семенович принялся вечером дома.
На внутренней стороне обложки каждого блокнота было написано, когда он
начат. Первый блокнот Калужников пометил январем 19.. года. Виталий
Семенович хорошо помнил то время: как раз завершили проект электромагнитной
фокусировки частиц для сверхускорителя - он-то и был потом представлен на
лауреатство.
"Новый год, порядки новые, - гласила первая запись. - Этот год могу
заниматься свободным поиском. Нешто построить докторскую на фокусировке?
Тема проходная.
Что-то душа не лежит. И что ей надо, моей душе!.. -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- --
Вахтер института тетя Киля, заступая на дежурство по утрам, по
обыкновению молится. Истово смотрит в угол вестибюля, пониже электрочасов,
повыше пожарного щита с баграми, кладет торопливые кресты на грудь, что-то
шепчет. Интересно, о чем она молится?
Чтобы сотрудники не нарушали правил выноса материальных ценностей? О
даровании долгих лет и здравия руководящему составу? Или чтобы мы,
физики-теоретики, вскрыли наконец природу физических законов и тем доказали,
что бога нет?.. -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
Итак, что меня отвращает от проходной хлебной темы по фокусировке
встречных пучков? Пожалуй, неверие в перспективы. Не верю я, что
сверхускорители и опыты по бомбардировке в них частицами мишеней из частиц
("бомбардировка неизвестно чего неизвестно чем", как шутит наш академик)
продвинут нас далее в понимании материи. Мы не поняли элементарные частицы,
когда соударяли их с энергиями в миллионы электрон-вольт, не поняли и на
энергиях в миллиарды электрон-вольт. Где гарантия, что поймем на десятках
миллиардов? Так можно наращивать энергию до бесконечности; а чем далее, тем
это сложнее. Получается отрасль науки, работающая на себя, и только.
Не верю я в это дело - как те павловские собаки не верили теорию
условных рефлексов.
Но вот что: верить, не верить - занятие не для ученого. Надо вникать.
Это и будет моей работой в текущем году: проникновение в "теорию
элементарных частиц", в теорию, у которой есть пока только название да набор
смутных противоречивых идей. Помолись и за меня, тетя Киля! Я погружаюсь...
Что есть "вещественные тела"? Скопление "элементарных частиц". А что
есть "частицы"? Мельчайшие частицы "вещества". А что есть "вещества"?
Замкнутый круг, из которого следует, что мы не только не знаем, что такое
частицы, но не знаем и что такое "тела".
Да-да, у микрочастиц есть "массы", "магнитные моменты", бывают
"заряды". Но достаточно ли этих признаков (природа которых сама, кстати,
неясна), чтобы считать их вещественными предметами? Возьмешь в руку, маешь
вещь, как говорят на Украине.
Но если "частицы" не предметы, то что? -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
--
Есть универсальный, избавляющий от терзаний ответ: такова объективная
реальность. Постоянен элементарный заряд? Такова объективная реальность.
Электрон-отрицон в 1837 раз легче протона-положона? Такова о. р. Сила
тяготения обратно пропорциональна квадрату расстояния? Она же. Скорость
света постоянна во всех системах отсчета? Т.О.Р.
Да, но почему реальность такова, а не?..
Прикладникам можно удовлетвориться констатацией "реальности". Была бы
сила тяготения пропорциональна кубу расстояния, была бы скорость света
непостоянна, была бы масса электрона не в 1837, а в десять тысяч раз меньше,
чем у протона, - они все равно исхитрились бы сделать электромотор и
транзистор, построить мост и запустить ракету.
Прикладникам можно, ибо смысл прикладных наук - дополнять природу в
интересах людей. А смысл работы теоретиков - понять природу. -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -
Сегодня мне исполнилось тридцать пять. Не отмечал - что праздновать-то?
Молодость прошла - молодость, когда все впервой: любовь женщины и
оригинальная идея, хороший заработок и первая публикация, разработка и
путешествие... А потом все тускнеет.
На что уходят лучшие годы? На зарабатывание денег и приобретение
"благ"? На выполнение работ, в нужность которых я не верю и увлечься
которыми не способен? На призрачное утверждение своего "я" мелкими идейками?
На связи с женщинами, которых я не могу (или не хочу?) полюбить? На
преферанс с выпивкой?.. Кажется, что все это так, не жизнь, а предисловие к
жизни, что лучшее и интересное - впереди. А годы идут, и впереди все то
же...
Не на что тратить силы, не во что вкладывать душу! Но если так - зачем
она мне, душа?
Виталий Семенович отложил блокнот, задумался. Сейчас, прочтя эту
запись, он по-настоящему вспомнил Калужникова. Не только внешность, которую
помнил хорошо: рослый плечистый мужчина, темно-рыжие волосы с проседью,
удлиненное лицо с красноватой, будто обветренной кожей, крупный нос с
высокой горбинкой, широкий лоб и широко посаженные серые глаза, хорошо
развитый кадык на мускулистой шее, ровные крупные зубы, обнажаемые в
неторопливой усмешке, - не внешность эту, приятную, хоть и обыкновенную, а
представил и вспомнил Дмитрия Андреевича как человека.
Бывают люди, не созданные для обычной жизни. Негде им в ней развернуть
избыток сил и возможностей. В неспокойные для общества времена из таких
получаются герои, водители масс - но бывает, что и бандиты. В спокойное же
время они живут как-то вполсилы, спустя рукава. То, что для других
составляет самую соль существования, им мало интересно. Живут - будто ждут
чего-то: то ли событий, то ли необыкновенной любви, то ли захватывающей идеи
или замысла, но всегда чего-то своего, отвечающего именно их натуре.
И когда приходит это. Великое Свое, тут уж - гуляй, душа! И пусть со
стороны действия такого человека покажутся странными, даже
предосудительными, пусть решат, что ими он только поломал себе жизнь да и
ничего общепризнанно ценного не достиг, - в этой яркой, выразительной отдаче
себя и есть счастье такого человека. Многие, впрочем, доживают до конца
дней, так ничего и не отдав.
Вот и в Калужникове, вспомнил Кузин, чувствовалась какая-то иная шкала
ценностей. Кроме тех, на завоевание которых направлены помыслы и усилия
большинства людей, он предвидел и другие, ради которых готов был все бросить
и уйти, не оглянувшись. Так он, в конечном счете и сделал.
Таганрог, - читал далее Виталий Семенович, - Таганрог, продутый
насквозь февральскими ледяными ветрами. Азовское море с кромкой грязноватого
льда вдоль глинистого берега. Зал с театральными люстрами, лепными
излишествами и скверной акустикой. Искаженные динамиком фразы "на
фундаментальной основе глубокой теории...", "композиция микрочастиц и
микросостояний", "ансамбль электронов", "дискуссионная донуклонность
кварков..." - словом, конференция по физике элементарных частиц. Я в секции
физики высоких энергий, ауд. 202, начало заседаний в 10.30.
Ю. Стрифонов, "Некотогые вопгосы энеггетики упгугих и неупгугих соуда-
гений гелятивистких пготонов." Докладчик продемонстрировал
(пгодемонстгировал) французский прононс и умение сморкаться в платок среди
фразы. Простыл, бедняга, на азовских сквозняках...
С. Приверзев. "Как известно, в слабых взаимодействиях, обуславливающих
распад частиц, закон сохранения четности нарушается... Однако ориентация
спинора Дирака в шестимерном импульсно-потенциальном пространстве..."
Спинор Дирака, динор Спирака, черт бы побрал их обоих!
Считается, что физика сейчас проникает в основы строения материи, в
элементарное - то есть в самое простое, проще арифметики, та- кое, что
каждому объяснить можно. Но где оно, это простое?! Во всех докладах
головоломнейшая галиматья терминов, частных посылок, случайных опытных
фактов, хитроумной математики, призванной подтвердить правоту докладчика...
Мы выработали международную терминологию, математизованный язык - и успешно
понимаем друг друга в том даже, о чем умалчиваем. Но значит ли это, что мы
понимаем природу?
- Запутались мы, - вздохнул мой сосед по секции и по номеру в гостинице
сибиряк Коля, когда я поделился с ним недоумениями. - И не признаемся в этом
ни себе, ни другим.
Да, похоже, что сейчас самое время не выступать на конференциях,
громоздя одна на другую скоропалительные идеи и догадки, не раздувать
всемерно и всемирно на предмет обильных ассигнований важность нашего
занятия,а думать. Думать несуетно, честно, беспощадно: там ли шли, где
свернули с пути в лабиринте поиска? Думать с целью понять.
А вот к этому мы не приучены.
Так называемое "познание нами мира" держится на трех китах: а) в
детстве - на доверии к старшим и боязни их; б) в специальной учебе - на том,
что надо знать и то и именно то, что позволит получить хорошие оценки,
стипендию, заработок, премию, степень и т. п.; в) в работе - на том, что от
применения наших знаний получается польза, выгода: облегчающие труд машины,
обилие энергии и товаров, безопасность и прочее. То есть наше познание
целиком подчинено инстинкту самосохранения - ведь производными от него и
являются "выгода", "страх", "благополучие".
Да, практика - высший критерий истинности теории. Но разве практика и
польза - одно и то же?
Где вы, алхимики, смешивающие вещества ради жгучего детского
любопытства: а что из этой смеси будет? Где вы, древние анатомы,
выкапывающие трупы на кладбище - ночью тайком, чтобы понять: как все-таки
устроен человек? Где вы, биологи, ис-пытывавшие болезни и сомнительные
лекарства от них на самих себе?.. -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
Степи, лесополосы, терриконы - все бело. Снег, снег, снег от моря и до
моря. Поезд N27 везет меня домой... Напрасно я съездил? Пожалуй, нет.
Конструктивных идей я на конференции не услышал, но хоть понял масштабы
недоумения, которое сейчас царит в физике элементарных частиц. Я, грешным
делом, думал, что только я ничего не понимаю... Что же они такое - частицы,
"кирпичики мироздания", которые, похоже, не кирпичики, и не шарики, и вовсе
не вещественные предметы? Из чего же мы, братцы, состоим?!
Ночь. Шутейная идея под стук колес: элементарные частицы - вовсе не
частицы, не постоянные какие-то образования материи. Это переменные
процессы, объемные колебания самого пространства! Хо!..
Нет, правда: примем всерьез то, что пространство - не пустота.
Физический вакуум - материальная среда и, может быть, даже довольно плотная.
И вот в каких-то местах ее - объемная зыбь: уплотнение, разрежение, снова
уплотнение. В среднем здесь такая же плотность материи, как и всюду, но
здесь нечто - пульсирующая неоднородность. Однородное же неразличимо, оно
все равно что ничто.
А если каждое новое колебание плотности повторяется не в том же месте,
а рядом, то вот вам и движение "частиц". Умора!
Это еще не все: уплотнения и разрежения можно отождествить с зарядами
частиц. Ну по максвелловской жидкостной модели электромагнетизма: уплотнение
- источник силового поля (оно ведь растекается и давит на окрестную
материю), положительный заряд; разрежение - отрицательный. А при переходе от
одного состояния к другому происходит завихрение материи и магнитное поле.
Тоже по Максвеллу.
О, это уже серьезно! Так можно объяснить, откуда берется магнитный
момент частиц, магнетон - штука необъяснимая, пока мы считаем частицы