Страница:
Наконец часам к трем ночи Василий Петрович Донин понял, что вернее всего уснуть сегодняшней ночью ему не удастся.
Кряхтя, он поднялся с кровати, шаркая босыми ногами по холодному линолеуму, прошел на кухню и включил там свет, закрыв предварительно за собой дверь поплотнее.
Там, рассеянно глядя на разбегающихся по стенам тараканов, Василий Петрович снова закурил, но так и просидел с дымящейся сигаретой, ни разу не затянувшись, пока его не заставил очнуться от оцепенения серый столбик невесомого пепла, упавший с кончика сигареты на голую коленку Василия Петровича.
Василий Петрович выругался, швырнул окурок в раковину и поднялся, чтобы включить маленький, стоящий на холодильнике телевизор.
Ни один канал не работал, кроме одного – по которому передавали яркое шоу – где под вкрадчивую музыку извивались вокруг сверкающего застывшей змеей столба девушки, постепенно освобождаясь от скудных лоскутов, покрывающих их без всякого сомнения великолепные тела – обнажая те его части, которые вообще-то не принято обнажать.
Этот-то канал и стал смотреть Василий Петрович. И, несмотря на то, что был взвинчен настолько, что не мог заснуть, увлекся – даже не заметил, как дверь на кухню открылась и перед ним, закрыв экран телевизора появилась Розалия Аркадьевна.
Василий Петрович вздрогнул и заморгал.
– Ну и как это называется? – зловеще осведомилась Розалия Аркадьевна, уперев мускулистые руки в массивные бока – перед тем, как выйти замуж за Василия Петровича, тогда – подающего надежды комсорга – она довольно длительное время работала крановщицей на стройке.
– Но один канал больше на работал, – сглотнув, пояснил Василий Петрович, – вот я и... А что такого? Для того и показывают, чтобы смотреть.
– Старый хрен, а туда же, – процедила Розалия Петровна и выдернула вилку из розетки, отчего экран маленького телевизора вздрогнул и покрылся серым снегом. – Ну-ка, пошли спать. Тебе завтра на работу, а ты полуночничаешь тут.
Василий Петрович вздохнул и уже поднялся было со стула, но что-то подкосило его и он снова шлепнул дряблую задницу на мягкое сиденье.
Теперь и Розалия Аркадьевна присмотрелась к своему мужу и поняла, что что-то с ним творится неладное. Вовсе не сластолюбие, характерное для старых партийных работников, хоть и перековавшихся в крупных бизнесменов, заставило его подняться ночью от теплого бока спящей жены и уединиться на кухня для просмотра эротического тележурнала.
Розалия Аркадьевна не стала гнать мужа в постель. Она открыла шкафчик, достала оттуда початую бутылку дорогого французского коньяка и стопочку.
Наполнив стопочку, она подала ее Василию Петровичу, и тот махом выпил.
– Ну, – промолвила Розалия Аркадьевна, когда Василий Петрович отдышался, – рассказывай, что там у тебя случилось? На работе что-нибудь?
Василий Петрович вздохнул и, прежде чем начать рассказывать, выпил еще одну стопочку коньяка.
– На работе, – проговорил он, обреченно опустив глаза в пол, – где же еще. Такое началось, что – не приведи господи. Шеф опять колобродит чего-то. Опять наколобродит, а отвечать – кому? Василию Петровичу Донину. Все документы-то на меня составлены, хоть и фирма шефу принадлежит целиком.
– Опять с бандитами связался твой шеф? – предположила Розалия Аркадьевна, присаживаясь напротив мужа.
– А черт его знает, с кем он связался, – уныло пробасил Василий Петрович и почесал вялую шертку на обвисшем животике, – собирается передавать крупную сумму каким-то ребятам, говорит, что получит фантастические проценты. Требует, чтобы я дал свои подписи на сбор суммы, без моих подписей по линии бухгалтерии, сама знаешь, ничего не получится.
– Может быть, и вправду большие деньги заработаете? – осторожно спросила Розалия Аркадьевна. – Сейчас-то все возможно – времена какие... Обманул кого – и вот, пожалуйста – миллионер. Ты сам, вспомни, каким путем в бизнесмены выбился?
Василий Петрович отмахнулся от жены и снова покосился на бутылку. Розалия Аркадьевна слила остатки коньяка в стопочку – получилось – почти полная и пододвинула мужу.
– Так-то оно так, – продолжал Василий Петрович, опрокинув стопочку, – только и то верно, что бесплатный сыр в мышеловке бывает. А мой шеф, хоть и жук большой, но все же найдутся и такие, кто его обмануть сможет. А обманут – фирма рухнет, разорится.
Розалия Аркадьевна думала, склонив украшенную редкими кудерышками голову.
– Ну и пускай, – сказала она, – пускай разоряется. У тебя пенсия большая, да и в банке счет хороший – проживем.
– Не в этом дело! – скривившись от того, что глупая жена не сможет понять его волнений, воскликнул Василий Петрович. – Шеф суетиться – кричит на меня, что, мол, я, старый козел, ни чего не понимаю, что, мол, удача сама в рожу прет, а я отворачиваюсь. Даже грозился мне. Все, чтобы я подпись дал.
– Ну, грозился, это он зря, – резонно возразила Розалия Петровна, боевито тряхнув кудерышками, – он что – не понимает, сколько у тебя старых друзей в правительстве города сидит? Сколько у тебя старых связей? Да он без тебя никто! И звать никак! Это ты его человеком сделал. А до тебя он кто был – жулик с деньгами и все. Да пусть он только пальцем...
Василий Петрович вздохнул и закурил сигарету.
– Что-то слишком он суетиться, – проговорил он, – шеф-то. Сам на себя не похожий. Только про этот свой вклад и говорит. Даже странно – никогда его таким не видел. Вот я думаю – влетит он по глупости и по жадности в авантюру, а как следствие, да суд? Меня посадят. По бумагам-то я – президент фирмы.
– Откажись, – твердо сказала Розалия Аркадьевна, – откажись и все. А будет приставать еще к тебе – сходи к Петру Петровичу. Или к Захару Ильичу. Они враз этого мелкого жулика за химок и...
– Да давно он уже не мелкий жулик! – застонал Василий Петрович. – Он теперь уважаемый в деловых кругах человек. А на мои связи он теперь – тьфу! Кстати, Захара Ильича посадили, я тебе не говорил? А начиналось все так же, как и меня – уговорили какие-то бумаги подписать, посулили денег. Он подписал, через полгода большой шухер и все – Захар Ильич под следствием, а через несколько месяцев – готово дело. Правда, немного дали, но все равно – теперь вся его карьера-то... Вот так и со мной будет, – Василий Петрович свесил нагруженное тремя сальными подбородками лицо на грудь.
– В милицию надо, – зашептала Розалия Аркадьевна, – чтоб их всех повязали.
– Какая милиция! – снова вскинулся Василий Петрович. – О чем ты говоришь! Как дитя малое, ей-богу. Прямо не знаю, что и делать. Сегодня сказал шефу, что подписывать не буду ни при каких условиях, а он на меня заорал, пообещал с землей сровнять. Что теперь со мной будет?
На это Розалия Аркадьевна ничего не ответила. И тут – как только в ее разговоре с мужем родилась и расширилась пауза – звякнула балконная дверь.
Розалия Аркадьевна вздрогнула.
– Что это, Вася?
– Ветер, – не поднимая головы, отозвался Василий Петрович, – или с крыши сосулька опять упала. Знаешь ведь – у нас последний этаж – как весна, так сосульки падают и всякая гадость с крыши на балкон течет. Сколько я раз я говорил этим дворникам...
На балконе снова что-то щелкнуло. Потом завозилось, а потом до застывшей в страхе Розалии Аркадьевны долетел протяжный скрип.
– Какие сосульки, Вася, – пораженная внезапной мыслью, прошептала она, – все сосульки давно стаяли. Это не сосульки...
Тогда поднял голову и сам Василий Петрович.
– Посмотреть, что ли, – неуверенно выговорил он, приподнимаясь.
– Не надо, – ухватила его за руку Розалия Аркадьевна и вскочила, тряхнув внушительным бюстом, – ты говорил, что твой шеф обещал тебя с землей сровнять. Может, это он прислал кого-нибудь?
– Да о чем ты говоришь? – Василий Петрович попытался было усмехнуться, но усмешка у него не вышла. – Это так... выражался. Фигурально.
– Милицию надо!
– Да какую!.. Это кот с крыши прыгнул на балкон! Ты котлеты, которые там оставила, закрыла тарелкой? Нет? Вот он запах учуял и это...
Василий Петрович осекся. Он явственно услышал, как скрипнула, приоткрываясь, балконная дверь и по ногам потянуло уличным холодом.
Розалия Аркадьевна закрыла себе рот обеими ладонями, будто боялась, если она издаст малейший звук, будет еще страшнее.
Василий Петрович, сделавшийся вдруг белым с ног до головы, как холодильник, на котором стоял телевизор, поднялся со стула. У Василия Петровича были худые несоразмерно обрюзгшему туловищу ноги. Сейчас они заметно дрожали, словно от подгибаясь от напряжения держать отвисший живот, жирную грудь, пару трясущихся рук и облитую сейчас потом голову Василия Петровича.
Из гостиной, куда выходила балконная дверь, мягко полетели едва слышные аккуратные шаги. Звук приблизился и смолк за дверью. Видно, пришелец остановился в недоумении перед полоской света, выбивавшейся из-за плотно прикрытой кухонной двери.
Ничего почти не соображая и полностью не отдавая себе отчета в своих действиях, Василий Петрович открыл рот и издал хриплое простестующее восклицание. Потом его понесло к двери, он открыл дверь и тут же качнулся назад, негромко пискнув.
Розалия Аркадьевна наконец отодрала ладони от своего лица и протяжно завопила, сползая на пол со стула – обеими руками отмахиваясь, точно от видения, от своего супруга, который вытаращив глаза, шел от двери прямо на нее. И по всему было видно, что Розалию Аркадьевну пугало не столько входное пулевое отверстие в левой стороне голой груди Василия Петровича, сколько бессмысленное и странное выражение его лица, трясущиеся подбородки, по которым вперемешку стекала из раззявленного беззвучного рта слюна и кровь.
Крик Розалии Аркадьевны оборвался, она с всхлипом втянула в легкие новую порцию воздуха – то ли для того, чтобы снова закричать, то ли для того, чтобы осмысленно позвать на помощь, то ли...
Неважно, впрочем. Потому что в следующую секунду Розалия Аркадьевна ощутила, что закричать никак не может – по крайней мере пока кто-нибудь не вытащит плотно залепившую ей горло пулю.
Неясное предчувствие с каждым шагом, приближавшим меня к дому, укреплялось. Эта не было обыкновенная интуиция, таким образом проявлялись экстрасенсорные способности, доставшиеся мне от моей родной сестры, которая, в свою очередь, получила их от нашей прабабки.
Дремавшие в Наталье экстрасенсорные способности разбудил Захар, а Наталья, сумев установить со мной контакт уже после своей смерти, помогла мне ощутить себя как экстрасенса.
До сих пор не понимаю, как могла моя покойная сестра-близнец общаться со мной – отделенная бесконечным океаном безсущественного мрака и вечного холода.
Просто не укладывается в голове. Даже – когда я вспоминаю события прошлого года, мне кажется, что все, что со мной было – не происходило в действительности, а являлось продуктом ночного кошмара.
Отчасти это так и было.
Поэтому я отошла в тень еще голых деревьев и продвигалась к подъезду, где жил Васик вдоль стены дома. Если бы кто-нибудь увидел меня со стороны, то наверняка решил бы, что крадется вор.
Вот только никто не мог меня увидеть – пустынен был двор по позднему времени, да и слабо освещен. А свет из окон и от одинокого фонаря и вовсе не проникал туда, где находилась я.
Не дойдя нескольких шагов до Васикова подъезда, я остановилась. На лавочке у подъезда сидел какой-то парень. Я присмотрелась – короткая стрижка, кожаная куртка, темные брюки...
Свет фонаря падал на его начищенные ботинки, как в лужу. Чего это он такой нарядный по ночам на лавочках сидит? Пьяный?
Да нет, не выглядит он пьяным. Не качается, бессмысленных воплей не издает, с лавочки не падает, даже не сплевывает через каждую минуту, как обычно делают очень пьяные люди, которых тошнит.
Наоборот – сидит прямо, как статуя.
Попытаться установить с ним контакт? Но я не вижу его лица. Да вообще – он в тени сидит, мне виден только его силуэт. В этом случае сложно войти в телепатический контакт. Вот если бы он поднял лицо...
Всего минут пять я простояла на одном месте, кусая губы и думая, как бы мне поступить. Потом человек, сидящий на лавочке вдруг пошевелился. Достал из кармана сотовый телефон и набрал какой-то номер.
И поднял лицо – когда приставил телефон к уху.
«Попался, – подумала я, вглядываясь в необычно острые черты его лица, словно обглоданного какой-то страшной болезнью, – теперь я получила возможность покопаться в его мозгах, пока он занят разговором по телефону. Сейчас я узнаю все – зачем он здесь, кто его послал и... все узнаю. А он даже и не почувствует моего присутствия».
Когда я почувствовала, что невидимый и малоосязаемый канал телепатической связи установлен и уже успел надежно оформиться в стылом ночной воздухе, я закрыла глаза, готовая смотреть и слушать.
– Алло, – проговорил человек, когда смолкли длинные гудки, – это я, шеф.
Что такое, черт возьми? Я ничего не вижу. Абсолютно ничего – черная пелена перед глазами. Зато прекрасно слышу, как этот человек разговаривает по телефону. Но ведь этот разговор лежит на поверхности сознания, а мне надо забраться в подсознательную область его мозга.
Что-то не получается у меня. Сейчас сосредоточусь и попробую еще раз.
– Адольф, это ты? – ответил человеку незнакомый мне голос. – Ты на месте? Как там обстановка? Все в порядке?
– Нет, – проговорил человек на лавочке и, надо думать, качнул коротко стриженной головой, – объект не появлялся. Я же говорил, что нужно поставить жучок на этот телефон.
– Я сказал – нет. Ты своим жучком можешь испортить все дело! Разве ты не понимаешь? Я тысячу раз тебе говорил – действовать исключительно осторожно. При малейшей опасности быть замеченными – уходить. А ты что сделал? Послал каких-то сопляков. Разве так устраивают слежку? Вот они у тебя и облажались – слежку, судя по всему засекли. А ты еще с жучком со своим. Я же сказал – нельзя, ни в коем случае нельзя...
– По-моему, вы все слишком усложняете, – прорвавшись в одну из пауз, успел вставить человек на лавочке, – проникнуть в квартиру и поставить жучок для меня не составит никакого труда. И следов никаких не останется.
– Видимых следов, – поправили его.
– Что значит – видимых следов? – удивился человек на лавочке. Я вас не понимаю.
– Потому что ты дурак, – резко ответили ему, – потому что ты считаешь себя профессионалом, каковым не являешься. Профессионал это тот, кто постоянно учится и способен воспринимать все новые и новые навыки. А ты нахватал что-то по верхам, пару дел удачно провернул и уже загордился. Так нельзя, мальчик мой. Ну, ладно, это я отвлекся. Значит так – сегодня уже вряд ли кто появится. И маячить у самого подъезда тебе не следовало бы. Нужно было отойти подальше и спрятаться. Да, я знаю, что освещение не позволяет вести наблюдение издалека, но для этого есть приборы. К тому же... Ну, да ладно, черт с тобой. На всякий случа посиди еще и сматывай удочки. Я Старого вместо тебя пошлю. Он-то свое дело знает. Дождись его, тогда уходи, понял меня? Все, отбой.
– Вас понял, – ответил человек, когда голос в телефонной трубке стих, – продолжаю вести наблюдение.
Только человек на лавочке отключил свой телефон, я открыла глаза.
Человек еще какое-то время сидел на лавочке, потом поднялся, злобно пнул ногой попавшуюся ему пустую сигаретную пачку и, подняв воротник своей куртки, закурил.
– Мудак вонючий, – услышала я уже без помощи телепатической, – что бы тебе... Я настоящий профессионал, а ты со мной, как с пацаном разговариваешь. Пошел ты, сука... И бабки твои поганые...
Человек несколько раз вчастую затянулся, потом смял в пальцах тлеющую сигарету и швырнул ее в сторону. Решительно повернулся и скрылся в сразу охватившем его со всех сторон ночном мраке.
Я осталась стоять в тени. Неясные и туманные мысли кружились у меня в голове – как пепельные хлопья разметанных ветром сгоревших бумаг.
«Что все это значит? – думала я. – Почему я не смогла пробиться к подсознанию этого человека? И что означает странный разговор по телефону? Ясно, что этот человек говорил со своим работодателем. Работодатель послал его следить за... За кем? Если Даша и Васик уже дома, то кого же он ждал тут на лавочке? Объект... Кто является этим объектом? Может быть, слежка установлена вовсе не за моими друзьями, а за кем-то еще? И ни ко мне, ни к моим друзьям слежка не относится? Но ведь Даша замечала, что за ней следят, и из разговора по телефону можно понять, что... Нет можно только предположить, что человек, сидевший на лавочке? и его люди следили за Дашей и были ею замечены. Черт, как путано все. Но тогда получается, что Даша – не конечный объект слежки».
Я даже застонала от усилия понять.
«Подсознание этого человека оказалось для меня закрытым. Что это значит? Это значит – что этот человек сам экстрасенс. Он может и не догадываться об этом – как я год назад. Просто экстрасенсорные способности дремлют в нем и не хватает усилия, чтобы они в полной мере проснулись. Но тем не менее, они помогли ему избежать чуждого вторжения. Или... Или... Мозг этого соглядатая был искусственно кем-то закрыт. Но кем? И если мозг был искусственно закрыт, значит боялись, что кто-то сможет проникнуть в его подсознание и все выяснить»?
Смутная догадка закопошилась у меня в сознании. Но, не давая ей оформиться и окрепнуть, меня вдруг захватила очень простая мысль:
«Этот человек ушел со своего поста, хотя ему было приказано дожидаться какого-то Старого. Тогда вполне логичным будет предположить, что он из-за своей неорганизованности допустил ошибку и пропустил тот момент, когда Даша с Васиком вошли в подъезд. Возможно, возможно... То есть – получается следующая картина. За Дашей следят – это уже стало почти несомненным. Успели ли ее засечь, когда они с Васиком сегодня были у нее на квартире – это еще вопрос. Но ведь и за Васиком – как за одним из ближайших друзей Даши – тоже может быть установлена слежка. И этот человек, посланный следить за его квартирой, просто пропустил момент прибытия Даши и Васика – и теперь говорит, что объекта – надо думать, Васика или Даши – еще не было. Так – немного проясняется. Но не до конца, конечно. Все-таки очень много того, чего я пока не знаю и поэтому понять разворачивающиеся действия не могу».
«Если слежка установлена за Васиком, как за ближайшим другом Даши, – подумала я вдруг, – то тогда слежка может быть установлена и за мной? Ведь я тоже одна из ближайший подруг Даши. Нет. Если бы за мной следили, я почувствовала бы сразу. К тому же – мы с Дашей давно не виделись. Да и с Васиком тоже. Работа занимает у меня много времени. А вот Даша с Васиком, насколько я знаю, пересекаются нередко. Свободного-то времени у них неизмеримо больше, чем у меня.
Итак, – решила я подвести итог в своих размышлениях, – удалось установить, что за Дашей все-таки следят. Следят также и за Васиком. Зачем и почему – пока непонятно. Невыясненным остается и еще один момент, который очень меня беспокоит – почему мне не удалось проникнуть в подсознание соглядатая?
Ладно. Нужно теперь пробраться к Васику – пока не подошел очередной соглядатай – Старый – и поговорить с ним. И с Дашей. Что они могли такого натворить, что за ними установлена слежка?»
Кивнув самой себе, я быстро пробежала вдоль стены и юркнула в подъезд.
Ни один человек со двора или из окон меня не заметил – это точно. Да и в подъезде никого не было.
Продолжая бормотать, Адольф подергивался от распирающей его злости. Не останавливась, он достал очередную сигарету и закурил.
– Ублюдок! – вырвалось у него с первым клубом табачного дыма. – Кто ж знал, что они только час просидят у нее на хате? У волосатого в руках два пузыря было. Как их можно уговорить за час, да еще в таком состоянии? Не понимаю. Только я отлучился в кусты по нужде, как эти два пьяных урода свалили. Ну, думаю, все упустил. Решил не звонить, а проверить по адресу волосатого. Приехал сюда – все нормально. Волосатый дома – песни орет, на весь подъезд слышно, а девчонки... Девчонки не слышно. То ли спать у него легла, то ли он скинул ее по дороге куда-нибудь и один приехал домой.
Тут он остановился и, пораженный неожиданной мыслью, выронил сигарету из рук.
– А может быть, она осталась у себя дома и уснула намертво? – прошептал он. – А я-то, осел, подумал, что она с волосатым уехала. Вот гадство!
Адольф швырнул сигарету на асфальт и яростно растоптал ее ногами.
– Ладно, – все еще тяжело дыша, но уже более спокойно проговорил он, – все равно меня теперь с этого задания пошлют, так что все это не важно. Не справился я! Да я привык за нормальными людьми следить, чье поведение предугадать можно – а не за такими алкашами. Пошел он, долбозвон гребаный. Пусть этот Старый и разбирается. А я больше в это дело не буду вмешиваться... Кстати.
Он остановился, достал сотовый телефон и набрал номер.
– Это я опять! – рявкнул он в телефонную трубку. – Как я понял, меня от дела отстранили?
Он выслушал длинное предложение, злобно оскалясь.
– Ну и хрен с вами, – едва сдерживаясь, проговорил Адольф, – бабки давайте! Я сколько времени убил на эту вашу девчонку! Да мне еще с ребятами надо расплатиться. Да дождался я вашего Старого, дождался! Сдал ему пост. Куда подойти? Прямо сейчас? Лады.
Он отключил телефон и удовлетворенно вздохнул.
– Заплатят, – сказал он сам себе, – недалеко дойти – два квартала.
Через десять минут, Адольф уже стоял на перекрестке через два квартала, озираясь и провожая долгим взглядом каждую проезжающую мимо него машину.
Очень скоро его окликнул неслышно подошедший сзади человек.
– Хох! – оборачиваясь, удивленно воскликнул Адольф. – А я думал, вы на тачке подъедете. Принес бабки?
Вместо ответа подошедший несколько раз выстрелил в грудь соглядатая.
Глава 5
Кряхтя, он поднялся с кровати, шаркая босыми ногами по холодному линолеуму, прошел на кухню и включил там свет, закрыв предварительно за собой дверь поплотнее.
Там, рассеянно глядя на разбегающихся по стенам тараканов, Василий Петрович снова закурил, но так и просидел с дымящейся сигаретой, ни разу не затянувшись, пока его не заставил очнуться от оцепенения серый столбик невесомого пепла, упавший с кончика сигареты на голую коленку Василия Петровича.
Василий Петрович выругался, швырнул окурок в раковину и поднялся, чтобы включить маленький, стоящий на холодильнике телевизор.
Ни один канал не работал, кроме одного – по которому передавали яркое шоу – где под вкрадчивую музыку извивались вокруг сверкающего застывшей змеей столба девушки, постепенно освобождаясь от скудных лоскутов, покрывающих их без всякого сомнения великолепные тела – обнажая те его части, которые вообще-то не принято обнажать.
Этот-то канал и стал смотреть Василий Петрович. И, несмотря на то, что был взвинчен настолько, что не мог заснуть, увлекся – даже не заметил, как дверь на кухню открылась и перед ним, закрыв экран телевизора появилась Розалия Аркадьевна.
Василий Петрович вздрогнул и заморгал.
– Ну и как это называется? – зловеще осведомилась Розалия Аркадьевна, уперев мускулистые руки в массивные бока – перед тем, как выйти замуж за Василия Петровича, тогда – подающего надежды комсорга – она довольно длительное время работала крановщицей на стройке.
– Но один канал больше на работал, – сглотнув, пояснил Василий Петрович, – вот я и... А что такого? Для того и показывают, чтобы смотреть.
– Старый хрен, а туда же, – процедила Розалия Петровна и выдернула вилку из розетки, отчего экран маленького телевизора вздрогнул и покрылся серым снегом. – Ну-ка, пошли спать. Тебе завтра на работу, а ты полуночничаешь тут.
Василий Петрович вздохнул и уже поднялся было со стула, но что-то подкосило его и он снова шлепнул дряблую задницу на мягкое сиденье.
Теперь и Розалия Аркадьевна присмотрелась к своему мужу и поняла, что что-то с ним творится неладное. Вовсе не сластолюбие, характерное для старых партийных работников, хоть и перековавшихся в крупных бизнесменов, заставило его подняться ночью от теплого бока спящей жены и уединиться на кухня для просмотра эротического тележурнала.
Розалия Аркадьевна не стала гнать мужа в постель. Она открыла шкафчик, достала оттуда початую бутылку дорогого французского коньяка и стопочку.
Наполнив стопочку, она подала ее Василию Петровичу, и тот махом выпил.
– Ну, – промолвила Розалия Аркадьевна, когда Василий Петрович отдышался, – рассказывай, что там у тебя случилось? На работе что-нибудь?
Василий Петрович вздохнул и, прежде чем начать рассказывать, выпил еще одну стопочку коньяка.
– На работе, – проговорил он, обреченно опустив глаза в пол, – где же еще. Такое началось, что – не приведи господи. Шеф опять колобродит чего-то. Опять наколобродит, а отвечать – кому? Василию Петровичу Донину. Все документы-то на меня составлены, хоть и фирма шефу принадлежит целиком.
– Опять с бандитами связался твой шеф? – предположила Розалия Аркадьевна, присаживаясь напротив мужа.
– А черт его знает, с кем он связался, – уныло пробасил Василий Петрович и почесал вялую шертку на обвисшем животике, – собирается передавать крупную сумму каким-то ребятам, говорит, что получит фантастические проценты. Требует, чтобы я дал свои подписи на сбор суммы, без моих подписей по линии бухгалтерии, сама знаешь, ничего не получится.
– Может быть, и вправду большие деньги заработаете? – осторожно спросила Розалия Аркадьевна. – Сейчас-то все возможно – времена какие... Обманул кого – и вот, пожалуйста – миллионер. Ты сам, вспомни, каким путем в бизнесмены выбился?
Василий Петрович отмахнулся от жены и снова покосился на бутылку. Розалия Аркадьевна слила остатки коньяка в стопочку – получилось – почти полная и пододвинула мужу.
– Так-то оно так, – продолжал Василий Петрович, опрокинув стопочку, – только и то верно, что бесплатный сыр в мышеловке бывает. А мой шеф, хоть и жук большой, но все же найдутся и такие, кто его обмануть сможет. А обманут – фирма рухнет, разорится.
Розалия Аркадьевна думала, склонив украшенную редкими кудерышками голову.
– Ну и пускай, – сказала она, – пускай разоряется. У тебя пенсия большая, да и в банке счет хороший – проживем.
– Не в этом дело! – скривившись от того, что глупая жена не сможет понять его волнений, воскликнул Василий Петрович. – Шеф суетиться – кричит на меня, что, мол, я, старый козел, ни чего не понимаю, что, мол, удача сама в рожу прет, а я отворачиваюсь. Даже грозился мне. Все, чтобы я подпись дал.
– Ну, грозился, это он зря, – резонно возразила Розалия Петровна, боевито тряхнув кудерышками, – он что – не понимает, сколько у тебя старых друзей в правительстве города сидит? Сколько у тебя старых связей? Да он без тебя никто! И звать никак! Это ты его человеком сделал. А до тебя он кто был – жулик с деньгами и все. Да пусть он только пальцем...
Василий Петрович вздохнул и закурил сигарету.
– Что-то слишком он суетиться, – проговорил он, – шеф-то. Сам на себя не похожий. Только про этот свой вклад и говорит. Даже странно – никогда его таким не видел. Вот я думаю – влетит он по глупости и по жадности в авантюру, а как следствие, да суд? Меня посадят. По бумагам-то я – президент фирмы.
– Откажись, – твердо сказала Розалия Аркадьевна, – откажись и все. А будет приставать еще к тебе – сходи к Петру Петровичу. Или к Захару Ильичу. Они враз этого мелкого жулика за химок и...
– Да давно он уже не мелкий жулик! – застонал Василий Петрович. – Он теперь уважаемый в деловых кругах человек. А на мои связи он теперь – тьфу! Кстати, Захара Ильича посадили, я тебе не говорил? А начиналось все так же, как и меня – уговорили какие-то бумаги подписать, посулили денег. Он подписал, через полгода большой шухер и все – Захар Ильич под следствием, а через несколько месяцев – готово дело. Правда, немного дали, но все равно – теперь вся его карьера-то... Вот так и со мной будет, – Василий Петрович свесил нагруженное тремя сальными подбородками лицо на грудь.
– В милицию надо, – зашептала Розалия Аркадьевна, – чтоб их всех повязали.
– Какая милиция! – снова вскинулся Василий Петрович. – О чем ты говоришь! Как дитя малое, ей-богу. Прямо не знаю, что и делать. Сегодня сказал шефу, что подписывать не буду ни при каких условиях, а он на меня заорал, пообещал с землей сровнять. Что теперь со мной будет?
На это Розалия Аркадьевна ничего не ответила. И тут – как только в ее разговоре с мужем родилась и расширилась пауза – звякнула балконная дверь.
Розалия Аркадьевна вздрогнула.
– Что это, Вася?
– Ветер, – не поднимая головы, отозвался Василий Петрович, – или с крыши сосулька опять упала. Знаешь ведь – у нас последний этаж – как весна, так сосульки падают и всякая гадость с крыши на балкон течет. Сколько я раз я говорил этим дворникам...
На балконе снова что-то щелкнуло. Потом завозилось, а потом до застывшей в страхе Розалии Аркадьевны долетел протяжный скрип.
– Какие сосульки, Вася, – пораженная внезапной мыслью, прошептала она, – все сосульки давно стаяли. Это не сосульки...
Тогда поднял голову и сам Василий Петрович.
– Посмотреть, что ли, – неуверенно выговорил он, приподнимаясь.
– Не надо, – ухватила его за руку Розалия Аркадьевна и вскочила, тряхнув внушительным бюстом, – ты говорил, что твой шеф обещал тебя с землей сровнять. Может, это он прислал кого-нибудь?
– Да о чем ты говоришь? – Василий Петрович попытался было усмехнуться, но усмешка у него не вышла. – Это так... выражался. Фигурально.
– Милицию надо!
– Да какую!.. Это кот с крыши прыгнул на балкон! Ты котлеты, которые там оставила, закрыла тарелкой? Нет? Вот он запах учуял и это...
Василий Петрович осекся. Он явственно услышал, как скрипнула, приоткрываясь, балконная дверь и по ногам потянуло уличным холодом.
Розалия Аркадьевна закрыла себе рот обеими ладонями, будто боялась, если она издаст малейший звук, будет еще страшнее.
Василий Петрович, сделавшийся вдруг белым с ног до головы, как холодильник, на котором стоял телевизор, поднялся со стула. У Василия Петровича были худые несоразмерно обрюзгшему туловищу ноги. Сейчас они заметно дрожали, словно от подгибаясь от напряжения держать отвисший живот, жирную грудь, пару трясущихся рук и облитую сейчас потом голову Василия Петровича.
Из гостиной, куда выходила балконная дверь, мягко полетели едва слышные аккуратные шаги. Звук приблизился и смолк за дверью. Видно, пришелец остановился в недоумении перед полоской света, выбивавшейся из-за плотно прикрытой кухонной двери.
Ничего почти не соображая и полностью не отдавая себе отчета в своих действиях, Василий Петрович открыл рот и издал хриплое простестующее восклицание. Потом его понесло к двери, он открыл дверь и тут же качнулся назад, негромко пискнув.
Розалия Аркадьевна наконец отодрала ладони от своего лица и протяжно завопила, сползая на пол со стула – обеими руками отмахиваясь, точно от видения, от своего супруга, который вытаращив глаза, шел от двери прямо на нее. И по всему было видно, что Розалию Аркадьевну пугало не столько входное пулевое отверстие в левой стороне голой груди Василия Петровича, сколько бессмысленное и странное выражение его лица, трясущиеся подбородки, по которым вперемешку стекала из раззявленного беззвучного рта слюна и кровь.
Крик Розалии Аркадьевны оборвался, она с всхлипом втянула в легкие новую порцию воздуха – то ли для того, чтобы снова закричать, то ли для того, чтобы осмысленно позвать на помощь, то ли...
Неважно, впрочем. Потому что в следующую секунду Розалия Аркадьевна ощутила, что закричать никак не может – по крайней мере пока кто-нибудь не вытащит плотно залепившую ей горло пулю.
* * *
Еще когда я только подходила к дому, где находилась квартира Васика... да нет, раньше – когда я, расплатившись, выходила из такси – я почувствовала, что что-то не так.Неясное предчувствие с каждым шагом, приближавшим меня к дому, укреплялось. Эта не было обыкновенная интуиция, таким образом проявлялись экстрасенсорные способности, доставшиеся мне от моей родной сестры, которая, в свою очередь, получила их от нашей прабабки.
Дремавшие в Наталье экстрасенсорные способности разбудил Захар, а Наталья, сумев установить со мной контакт уже после своей смерти, помогла мне ощутить себя как экстрасенса.
До сих пор не понимаю, как могла моя покойная сестра-близнец общаться со мной – отделенная бесконечным океаном безсущественного мрака и вечного холода.
Просто не укладывается в голове. Даже – когда я вспоминаю события прошлого года, мне кажется, что все, что со мной было – не происходило в действительности, а являлось продуктом ночного кошмара.
Отчасти это так и было.
* * *
Когда я вошла во двор дома, в котором находилась квартира Васика Дылды, я была уже совершенно уверена в том, что неподалеку находятся люди, которые враждебно настроены по отношению ко мне и к моим друзьям.Поэтому я отошла в тень еще голых деревьев и продвигалась к подъезду, где жил Васик вдоль стены дома. Если бы кто-нибудь увидел меня со стороны, то наверняка решил бы, что крадется вор.
Вот только никто не мог меня увидеть – пустынен был двор по позднему времени, да и слабо освещен. А свет из окон и от одинокого фонаря и вовсе не проникал туда, где находилась я.
Не дойдя нескольких шагов до Васикова подъезда, я остановилась. На лавочке у подъезда сидел какой-то парень. Я присмотрелась – короткая стрижка, кожаная куртка, темные брюки...
Свет фонаря падал на его начищенные ботинки, как в лужу. Чего это он такой нарядный по ночам на лавочках сидит? Пьяный?
Да нет, не выглядит он пьяным. Не качается, бессмысленных воплей не издает, с лавочки не падает, даже не сплевывает через каждую минуту, как обычно делают очень пьяные люди, которых тошнит.
Наоборот – сидит прямо, как статуя.
Попытаться установить с ним контакт? Но я не вижу его лица. Да вообще – он в тени сидит, мне виден только его силуэт. В этом случае сложно войти в телепатический контакт. Вот если бы он поднял лицо...
Всего минут пять я простояла на одном месте, кусая губы и думая, как бы мне поступить. Потом человек, сидящий на лавочке вдруг пошевелился. Достал из кармана сотовый телефон и набрал какой-то номер.
И поднял лицо – когда приставил телефон к уху.
«Попался, – подумала я, вглядываясь в необычно острые черты его лица, словно обглоданного какой-то страшной болезнью, – теперь я получила возможность покопаться в его мозгах, пока он занят разговором по телефону. Сейчас я узнаю все – зачем он здесь, кто его послал и... все узнаю. А он даже и не почувствует моего присутствия».
Когда я почувствовала, что невидимый и малоосязаемый канал телепатической связи установлен и уже успел надежно оформиться в стылом ночной воздухе, я закрыла глаза, готовая смотреть и слушать.
– Алло, – проговорил человек, когда смолкли длинные гудки, – это я, шеф.
Что такое, черт возьми? Я ничего не вижу. Абсолютно ничего – черная пелена перед глазами. Зато прекрасно слышу, как этот человек разговаривает по телефону. Но ведь этот разговор лежит на поверхности сознания, а мне надо забраться в подсознательную область его мозга.
Что-то не получается у меня. Сейчас сосредоточусь и попробую еще раз.
– Адольф, это ты? – ответил человеку незнакомый мне голос. – Ты на месте? Как там обстановка? Все в порядке?
– Нет, – проговорил человек на лавочке и, надо думать, качнул коротко стриженной головой, – объект не появлялся. Я же говорил, что нужно поставить жучок на этот телефон.
– Я сказал – нет. Ты своим жучком можешь испортить все дело! Разве ты не понимаешь? Я тысячу раз тебе говорил – действовать исключительно осторожно. При малейшей опасности быть замеченными – уходить. А ты что сделал? Послал каких-то сопляков. Разве так устраивают слежку? Вот они у тебя и облажались – слежку, судя по всему засекли. А ты еще с жучком со своим. Я же сказал – нельзя, ни в коем случае нельзя...
– По-моему, вы все слишком усложняете, – прорвавшись в одну из пауз, успел вставить человек на лавочке, – проникнуть в квартиру и поставить жучок для меня не составит никакого труда. И следов никаких не останется.
– Видимых следов, – поправили его.
– Что значит – видимых следов? – удивился человек на лавочке. Я вас не понимаю.
– Потому что ты дурак, – резко ответили ему, – потому что ты считаешь себя профессионалом, каковым не являешься. Профессионал это тот, кто постоянно учится и способен воспринимать все новые и новые навыки. А ты нахватал что-то по верхам, пару дел удачно провернул и уже загордился. Так нельзя, мальчик мой. Ну, ладно, это я отвлекся. Значит так – сегодня уже вряд ли кто появится. И маячить у самого подъезда тебе не следовало бы. Нужно было отойти подальше и спрятаться. Да, я знаю, что освещение не позволяет вести наблюдение издалека, но для этого есть приборы. К тому же... Ну, да ладно, черт с тобой. На всякий случа посиди еще и сматывай удочки. Я Старого вместо тебя пошлю. Он-то свое дело знает. Дождись его, тогда уходи, понял меня? Все, отбой.
– Вас понял, – ответил человек, когда голос в телефонной трубке стих, – продолжаю вести наблюдение.
Только человек на лавочке отключил свой телефон, я открыла глаза.
Человек еще какое-то время сидел на лавочке, потом поднялся, злобно пнул ногой попавшуюся ему пустую сигаретную пачку и, подняв воротник своей куртки, закурил.
– Мудак вонючий, – услышала я уже без помощи телепатической, – что бы тебе... Я настоящий профессионал, а ты со мной, как с пацаном разговариваешь. Пошел ты, сука... И бабки твои поганые...
Человек несколько раз вчастую затянулся, потом смял в пальцах тлеющую сигарету и швырнул ее в сторону. Решительно повернулся и скрылся в сразу охватившем его со всех сторон ночном мраке.
Я осталась стоять в тени. Неясные и туманные мысли кружились у меня в голове – как пепельные хлопья разметанных ветром сгоревших бумаг.
«Что все это значит? – думала я. – Почему я не смогла пробиться к подсознанию этого человека? И что означает странный разговор по телефону? Ясно, что этот человек говорил со своим работодателем. Работодатель послал его следить за... За кем? Если Даша и Васик уже дома, то кого же он ждал тут на лавочке? Объект... Кто является этим объектом? Может быть, слежка установлена вовсе не за моими друзьями, а за кем-то еще? И ни ко мне, ни к моим друзьям слежка не относится? Но ведь Даша замечала, что за ней следят, и из разговора по телефону можно понять, что... Нет можно только предположить, что человек, сидевший на лавочке? и его люди следили за Дашей и были ею замечены. Черт, как путано все. Но тогда получается, что Даша – не конечный объект слежки».
Я даже застонала от усилия понять.
«Подсознание этого человека оказалось для меня закрытым. Что это значит? Это значит – что этот человек сам экстрасенс. Он может и не догадываться об этом – как я год назад. Просто экстрасенсорные способности дремлют в нем и не хватает усилия, чтобы они в полной мере проснулись. Но тем не менее, они помогли ему избежать чуждого вторжения. Или... Или... Мозг этого соглядатая был искусственно кем-то закрыт. Но кем? И если мозг был искусственно закрыт, значит боялись, что кто-то сможет проникнуть в его подсознание и все выяснить»?
Смутная догадка закопошилась у меня в сознании. Но, не давая ей оформиться и окрепнуть, меня вдруг захватила очень простая мысль:
«Этот человек ушел со своего поста, хотя ему было приказано дожидаться какого-то Старого. Тогда вполне логичным будет предположить, что он из-за своей неорганизованности допустил ошибку и пропустил тот момент, когда Даша с Васиком вошли в подъезд. Возможно, возможно... То есть – получается следующая картина. За Дашей следят – это уже стало почти несомненным. Успели ли ее засечь, когда они с Васиком сегодня были у нее на квартире – это еще вопрос. Но ведь и за Васиком – как за одним из ближайших друзей Даши – тоже может быть установлена слежка. И этот человек, посланный следить за его квартирой, просто пропустил момент прибытия Даши и Васика – и теперь говорит, что объекта – надо думать, Васика или Даши – еще не было. Так – немного проясняется. Но не до конца, конечно. Все-таки очень много того, чего я пока не знаю и поэтому понять разворачивающиеся действия не могу».
«Если слежка установлена за Васиком, как за ближайшим другом Даши, – подумала я вдруг, – то тогда слежка может быть установлена и за мной? Ведь я тоже одна из ближайший подруг Даши. Нет. Если бы за мной следили, я почувствовала бы сразу. К тому же – мы с Дашей давно не виделись. Да и с Васиком тоже. Работа занимает у меня много времени. А вот Даша с Васиком, насколько я знаю, пересекаются нередко. Свободного-то времени у них неизмеримо больше, чем у меня.
Итак, – решила я подвести итог в своих размышлениях, – удалось установить, что за Дашей все-таки следят. Следят также и за Васиком. Зачем и почему – пока непонятно. Невыясненным остается и еще один момент, который очень меня беспокоит – почему мне не удалось проникнуть в подсознание соглядатая?
Ладно. Нужно теперь пробраться к Васику – пока не подошел очередной соглядатай – Старый – и поговорить с ним. И с Дашей. Что они могли такого натворить, что за ними установлена слежка?»
Кивнув самой себе, я быстро пробежала вдоль стены и юркнула в подъезд.
Ни один человек со двора или из окон меня не заметил – это точно. Да и в подъезде никого не было.
* * *
– Чтоб ты сдох, мудак проклятый! – злобно бормотал себе под нос тот, кого называли Адольфом, быстро шагая по безлюдной ночной улице. – Что я тебе – сявка? Не нравится, как я работаю, так не нанимал бы меня. Или бы объяснил получше, что к чему. А то – напустил туману – не поймешь, за кем следить, от кого прятаться. Теперь вот тоже... Сказано – выследить девчонку... Эту, как ее... Дашу. Торчал у ее подъезда, ждал, замерз, как сука. Гляжу идут – пьяные в жопу с каким-то уродом волосатым. Позвонил ему, сказал, что засек. Он – гнида – велел выследить, куда они двинуться после того, как выйдут из квартиры. Дал на всякий случай адрес этого волосатого. Да как они еще в таком состоянии передвигаться будут? Тут и ежу ясно, что упадут и спать будут до вечера. Ах, ты сука!Продолжая бормотать, Адольф подергивался от распирающей его злости. Не останавливась, он достал очередную сигарету и закурил.
– Ублюдок! – вырвалось у него с первым клубом табачного дыма. – Кто ж знал, что они только час просидят у нее на хате? У волосатого в руках два пузыря было. Как их можно уговорить за час, да еще в таком состоянии? Не понимаю. Только я отлучился в кусты по нужде, как эти два пьяных урода свалили. Ну, думаю, все упустил. Решил не звонить, а проверить по адресу волосатого. Приехал сюда – все нормально. Волосатый дома – песни орет, на весь подъезд слышно, а девчонки... Девчонки не слышно. То ли спать у него легла, то ли он скинул ее по дороге куда-нибудь и один приехал домой.
Тут он остановился и, пораженный неожиданной мыслью, выронил сигарету из рук.
– А может быть, она осталась у себя дома и уснула намертво? – прошептал он. – А я-то, осел, подумал, что она с волосатым уехала. Вот гадство!
Адольф швырнул сигарету на асфальт и яростно растоптал ее ногами.
– Ладно, – все еще тяжело дыша, но уже более спокойно проговорил он, – все равно меня теперь с этого задания пошлют, так что все это не важно. Не справился я! Да я привык за нормальными людьми следить, чье поведение предугадать можно – а не за такими алкашами. Пошел он, долбозвон гребаный. Пусть этот Старый и разбирается. А я больше в это дело не буду вмешиваться... Кстати.
Он остановился, достал сотовый телефон и набрал номер.
– Это я опять! – рявкнул он в телефонную трубку. – Как я понял, меня от дела отстранили?
Он выслушал длинное предложение, злобно оскалясь.
– Ну и хрен с вами, – едва сдерживаясь, проговорил Адольф, – бабки давайте! Я сколько времени убил на эту вашу девчонку! Да мне еще с ребятами надо расплатиться. Да дождался я вашего Старого, дождался! Сдал ему пост. Куда подойти? Прямо сейчас? Лады.
Он отключил телефон и удовлетворенно вздохнул.
– Заплатят, – сказал он сам себе, – недалеко дойти – два квартала.
Через десять минут, Адольф уже стоял на перекрестке через два квартала, озираясь и провожая долгим взглядом каждую проезжающую мимо него машину.
Очень скоро его окликнул неслышно подошедший сзади человек.
– Хох! – оборачиваясь, удивленно воскликнул Адольф. – А я думал, вы на тачке подъедете. Принес бабки?
Вместо ответа подошедший несколько раз выстрелил в грудь соглядатая.
Глава 5
– Пить в-водку без пива я не могу, – бормотал Васик, путаясь пальцами в шнурках своих ботинок, – эт-то к-как-то... неестес-синно...
Он неловко покачнулся и тяжело опустился на задницу.
Я еще раз приоткрыла входную дверь, выглянула на лестничную площадку и прислушалась. Потом закрыла глаза и на мгновение сосредоточилась.
Нет, никого в подъезде или у подъезда нет. Пока нет. Как я знаю, скоро должен подойти новый соглядатай – по кличке Старый. Этот Старый должнел был сменить нерадивого Адольфа, но так как Адольфа на посту он не застанет, то черт его знает, какие действия предпримет этот Старый? чтобы выяснить, не проник ли кто в квартиру или наоборот – не вышел ли кто оттуда?
Жучки, подслушивающие устройства...
Кстати, нужно проверить – может быть в квартире Васика стоит где-нибудь жучок?
Я плотно прикрыла входную дверь и заперла ее на все имеющиеся замки и запоры.
Потом обернулась к Васику.
Он все так же сидел на полу, скрестив ноги, и, покачиваясь, тупо смотрел на разметанные вокруг его ботинок шнурки.
– Н-не получается, – подняв на меня совершенно опухшее от непрерывного пьянства лицо, пожаловался он, – я х-хотел за пивом сходить, а... а... ботинки не это... не з-завязы... ваются. А водку без п-пива я н-не могу пить. Меня тошнит, – помедлив, доверительно сообщил он.
Икнув, Васик повалился на бок и затих. Кажется, заснул.
Я безошибочно прошла в спальню. Даша – в обуви и верхней одежде спала на всклокоченной, как бушующее молочное море, постели.
Я присела на стул рядом с кроватью.
«Может быть, Адольф и этот Старый – вовсе не за Дашей следят? – думала я, глядя в изжелта бледное измученное лицо свое подруги. – Может быть, за Дашей никто и не следит вообще. Ведь прямых доказательств у меня нет. Только Дашины нервические рассказы, да эта встреча у подъезда... Но по телефонному разговору невозможно было понять – за Дашей и Васиком оставлен следить этот Адольф или за кем-то другим, проживающим в этом подъезде?»
Не открывая глаз и не просыпаясь, Даша искривила рот и едва слышно застонала. Я тут же сконцентрировала незначительный заряд энергии в кончиках пальцев правой руки – и несколько раз осторожно провела ими по горячему лбу своей подруги.
Вскоре она притихла, мышцы лица ее свободно разгладились – она еще крепче погрузилась в сон.
«Нет, – грустно подумалось мне, – это за Дашей слежка. И за Васиком. Я чувствую грозящую им опасность. Только пока не понимаю, что нужно этим людям от них? Если бы они хотели их схватить, то давно бы уже сделали это – пока Васик и Даша мотылялись пьяными по городу – проще простого... Но их почему-то не трогают».
Он неловко покачнулся и тяжело опустился на задницу.
Я еще раз приоткрыла входную дверь, выглянула на лестничную площадку и прислушалась. Потом закрыла глаза и на мгновение сосредоточилась.
Нет, никого в подъезде или у подъезда нет. Пока нет. Как я знаю, скоро должен подойти новый соглядатай – по кличке Старый. Этот Старый должнел был сменить нерадивого Адольфа, но так как Адольфа на посту он не застанет, то черт его знает, какие действия предпримет этот Старый? чтобы выяснить, не проник ли кто в квартиру или наоборот – не вышел ли кто оттуда?
Жучки, подслушивающие устройства...
Кстати, нужно проверить – может быть в квартире Васика стоит где-нибудь жучок?
Я плотно прикрыла входную дверь и заперла ее на все имеющиеся замки и запоры.
Потом обернулась к Васику.
Он все так же сидел на полу, скрестив ноги, и, покачиваясь, тупо смотрел на разметанные вокруг его ботинок шнурки.
– Н-не получается, – подняв на меня совершенно опухшее от непрерывного пьянства лицо, пожаловался он, – я х-хотел за пивом сходить, а... а... ботинки не это... не з-завязы... ваются. А водку без п-пива я н-не могу пить. Меня тошнит, – помедлив, доверительно сообщил он.
Икнув, Васик повалился на бок и затих. Кажется, заснул.
Я безошибочно прошла в спальню. Даша – в обуви и верхней одежде спала на всклокоченной, как бушующее молочное море, постели.
Я присела на стул рядом с кроватью.
«Может быть, Адольф и этот Старый – вовсе не за Дашей следят? – думала я, глядя в изжелта бледное измученное лицо свое подруги. – Может быть, за Дашей никто и не следит вообще. Ведь прямых доказательств у меня нет. Только Дашины нервические рассказы, да эта встреча у подъезда... Но по телефонному разговору невозможно было понять – за Дашей и Васиком оставлен следить этот Адольф или за кем-то другим, проживающим в этом подъезде?»
Не открывая глаз и не просыпаясь, Даша искривила рот и едва слышно застонала. Я тут же сконцентрировала незначительный заряд энергии в кончиках пальцев правой руки – и несколько раз осторожно провела ими по горячему лбу своей подруги.
Вскоре она притихла, мышцы лица ее свободно разгладились – она еще крепче погрузилась в сон.
«Нет, – грустно подумалось мне, – это за Дашей слежка. И за Васиком. Я чувствую грозящую им опасность. Только пока не понимаю, что нужно этим людям от них? Если бы они хотели их схватить, то давно бы уже сделали это – пока Васик и Даша мотылялись пьяными по городу – проще простого... Но их почему-то не трогают».