Саймак Клиффорд Дональд. Кольцо вокруг солнца

   — А! Я уже говорил, что владелец дома пользуется рядом преимуществ.
   — Расскажите нам о них, пожалуйста, — сказала Энн. — Это интересно.
   — Охотно. В доме установлен солнечный генератор. Вам известно, что это такое?
   Виккерс утвердительно кивнул.
   — Установка, преобразующая солнечную энергию в электрическую.
   — Совершенно верно, — сказал продавец. — Однако наш генератор значительно превосходит все установки такого рода. Он круглый год снабжает дом электроэнергией. Вы перестаете нуждаться в коммунальных услугах. Более того, генератор производит громадное количество энергии, значительно большее, чем вам может понадобиться.
   — Чудесно, — сказала Энн.
   — Дом полностью оборудован. В нем устанавливается холодильник с морозильной камерой, стирально-сушильная и посудомоечная машины, мусородробилка, тостер, вафельница, радиоприемник, телевизор и прочая аппаратура.
   — За особую плату, конечно? — обронил Виккерс.
   — Вовсе нет. Все те же пятьсот долларов за комнату.
   — А кровати, — спросила Энн, — кресла и остальная мебель?
   — Увы, — сказал продавец, — мебель вы должны покупать сами.
   — А сколько стоит разборка старого и установка нового дома? — спросил Виккерс.
   Продавец с достоинством расправил плечи.
   — Поймите, речь идет о честном предложении. Никакого обмана. Вы покупаете дом или даете распоряжение о его оплате по пятьсот долларов за комнату. Наши бригады специализированных рабочих разбирают ваш дом и устанавливают новый. В указанную нами цену входит абсолютно все. Никаких дополнительных платежей. Правда, иногда покупатели хотят сменить место жительства. В этом случае нам всегда удается договориться с ними о приемлемом обмене их старого владения на новое. Я полагаю, вы хотите остаться там же. В долине. Очень красивое место.
   — Не уверен, — сказал Виккерс.
   — Я кое-что упустил, — продолжал продавец. — Наши дома не требуют окраски. Они построены из материала, который никогда не меняет своего цвета. У нас большой выбор приятных оттенков.
   — Простите, что мы отняли у вас время, — сказал Виккерс. — Мы не клиенты, а просто прохожие.
   — Но у вас есть дом?
   — Да, есть.
   — Мы готовы заменить его на новый и выплатить вам кругленькую сумму…
   — Я это уже слышал, — сказал Виккерс, — но …
   — Мне кажется, — перебил его продавец, — что вы должны уговаривать меня, а не я вас…
   — У меня есть дом, который мне нравится. Откуда мне знать, будет ли мне хорошо в вашем новом доме?
   — Но, сэр, — сказал продавец, — я же объяснил…
   — Я привык к своему дому. Привык, и он платит мне тем же. Я очень привязался к нему.
   — Джей Виккерс! — воскликнула Энн. — Так привыкнуть к дому за три года? Послушать тебя, так можно подумать, что речь идет о родовом замке.
   Виккерс продолжал упорствовать:
   — Я его чувствую, я его знаю. В столовой скрипит одна половица, и я иногда специально наступаю на нее, чтобы услышать ее скрип. В виноградной лозе над террасой живут два снегиря, а в подвале поселился сверчок. Я искал его, но не нашел, он оказался хитрее меня. А теперь я ни за что не трону его, он стал частью дома и…
   — В наших домах вас никогда не будут беспокоить сверчки. Материалы, из которых сделан дом, содержат инсектициды. Вас никогда не будут беспокоить комары, муравьи, сверчки и любая другая живность.
   — Но сверчок мне вовсе не мешает, — возразил Виккерс. — Об этом-то я и толкую. Более того, я уверен, что не смогу жить в доме, где не могут водиться сверчки. Мыши— дело другое.
   — Уверяю вас, — заявил продавец, — мышей в наших домах не бывает.
   — У меня их тоже не будет. Я вызвал специального человека, и он уничтожит их.
   — Я еще хочу спросить вас, — обратилась Энн к продавцу, — вы говорили о стиральной машине, холодильнике…
   — Разумеется.
   — Но вы ничего не сказали о плите…
   — Разве? — удивился продавец. — Как я мог о ней забыть? Конечно, мы устанавливаем и плиту.

9

   Когда автобус прибыл в Клиффвуд, уже начало темнеть. Виккерс купил газету и перешел на другую сторону улицы, где находилось единственное в городе приличное кафе.
   Он заказал ужин и только развернул газету, как услышал пронзительный голосок:
   — О, мистер Виккерс!
   Виккерс отвел газету. Перед ним стояла Джейн, девчушка, с которой он завтракал утром.
   — А, Джейн, добрый вечер, — сказал он. — Что ты тут делаешь?
   — Мы с мамой пришли купить мороженого, — Джейн влезла на стул и уселась напротив него. — А где вы были целый день, мистер Виккерс? Я приходила к вам, но там был один человек, и он не хотел меня пускать. Он сказал, что травит мышей. Зачем он травит мышей, мистер Виккерс?
   — Джейн, — раздалось над головой.
   Виккерс поднял глаза. Рядом стояла элегантная цветущая женщина и улыбалась ему.
   — Она вам не мешает, мистер Виккерс?
   — Ни капельки, она так мила.
   — Я— миссис Лесли, — произнесла женщина.-Мать Джейн. Мы с вами уже давно стали соседями, а познакомиться как-то не доводилось.
   Она присела к столу.
   — Я прочла несколько ваших книг, — сказала она, — они мне очень понравились. Но я прочла не все. Ужасно мало времени.
   — Благодарю вас, миссис Лесли, — сказал Виккерс.
   «А она ведь решит, — подумал он, — что я благодарю ее за то, что она соизволила прочесть мои книги».
   — Я давно собиралась зайти к вам, — призналась миссис Лесли. — Мы организуем клуб фантазеров, и ваше имя— в моем списке.
   Виккерс отрицательно покачал головой.
   — Я ограничен во времени. И придерживаюсь нерушимого правила— ни в чем не принимать никакого участия.
   — Но, — возразила миссис Лесли, — мы там будем заниматься тем же, чем и вы.
   — Спасибо, что подумали обо мне.
   Она смущенно улыбнулась.
   — Вы считаете нас сумасшедшими, мистер Виккерс?
   — Нет, — сказал он, — ни в коем случае.
   — Тогда взрослыми детьми?
   — Ну, если вы именно так формулируете свою мысль, — сказал Виккерс, — я соглашусь с вами. Ваша затея мне действительно кажется ребячеством.
   «Вот я и совершил промашку, — сказал он себе. — Теперь она представит дело так, будто это мои слова, а не ее. Все соседи будут знать, что это я назвал идею клуба ребячеством».
   Но слова Виккерса, казалось, не задели ее.
   — Если у человека каждая минута на счету, то наша затея, может, и покажется ему ребячеством. Однако специалисты считают, что такой клуб — прекрасное средство занять себя вне дома.
   — Не сомневаюсь, — сказал Виккерс.
   — Нужно много работать. Когда вы выбираете эпоху, в которой хотели бы жить, надо все о ней читать, все выискивать и день за днем вести дневник; со всеми подробностями, а не одной-двумя фразами описывать свое ежедневное воображаемое времяпрепровождение, чтобы всем было интересно это слушать.
   — В истории было много увлекательных эпох, — сказал Виккерс.
   — Как приятно слышать это, — воскликнула миссис Лесли. — Вы не можете указать мне одну из них? Например, какую бы эпоху выбрали вы сами, мистер Виккерс?
   — Простите меня. Я никогда не задумывался над этим.
   — Но вы же сказали, что их много.
   — Конечно. И все же, если хорошенько подумать, наша эпоха не менее увлекательна, чем другие.
   — Но сейчас ничего не происходит.
   — Напротив, именно сейчас происходит много интересного, — возразил Виккерс.
   Он испытывал жалость к этим взрослым людям, которые притворялись, что живут в другом веке, и во всеуслышание заявляли, будто не могут жить в своем времени. Желанием хоть на мгновение окунуться в затхлое очарование чужой жизни они прикрывали свою внутреннюю пустоту.
   Он вспомнил разговор двух женщин, сидевших позади него в автобусе. Какое удовлетворение можно получить от воображаемой жизни во времена Пеписа. Жизнь самого Пеписа была заполнена скитаниями, самыми разными встречами. Крохотные таверны, где можно получить кусок сыру и кружку вина, представления, сборища, разговоры далеко за полночь и, наконец, множество всяких забот, столь же естественных для Пеписа, сколь неестественных для этих фантазеров.
   Их движение стало бегством от действительности, но от чего именно? Может, от неуверенности в себе? Они жили в повседневном напряжении, которое не оставляло их в покое ни на минуту, хотя и не перерастало в страх. Возможно, их мучило постоянное неосознанное сомнение, а такое состояние духа не могли компенсировать никакие ухищрения технологической эпохи.
   — Мороженое нам уже, наверное, упаковали, — заторопилась миссис Лесли, беря перчатки и сумочку. — Буду рада видеть вас как-нибудь вечерком у нас, мистер Виккерс.
   Виккерс встал вместе с ней.
   — Непременно как-нибудь зайду, — пообещал он.
   Он знал, что никуда не пойдет, а она не хотела, чтобы он приходил, но такова была обязательная формула вежливости.
   — Пойдем, Джейн, — сказала миссис Лесли. — Я очень рада, что наконец познакомилась с вами, мистер Виккерс.
   Не дожидаясь ответа, она удалилась.
   — Дома сейчас все хорошо, — успела шепнуть Джейн. — Мама с папой помирились.
   — Рад за тебя, — сказал Виккерс.
   — Папа обещал больше не ухаживать за женщинами, — добавила Джейн.
   — Счастлив слышать это, — ответил Виккерс.
   Мать окликнула ее через зал.
   — Мне надо идти, — сказала Джейн. Она сползла со стула и бегом бросилась за матерью. Прежде чем скрыться за дверью, девочка обернулась и помахала ему рукой.
   «Бедняжка, — подумал он. — Что ее ждет? Будь у меня такая дочь…» Он тут же прогнал эту мысль. У него не было дочери. У него была полка с книгами, его ждала рукопись— его надежда и возможный успех. И вдруг все показалось ему таким ничтожным, включая и его лишенный смысла успех. «Книги и рукописи, — думал он, — можно ли только на этом строить жизнь?»
   Перед ним, как и перед каждым сейчас, стояла проблема, как жить дальше. Долгие годы мир находился в страхе перед возможной войной. Вначале была безысходность, бегство от окружения и от себя, потом чувство обреченности притупилось, оставив какую-то саднящую ранку в глубине души, его перестали замечать, сжились с этой ноющей болью…
   «И ничего странного нет в появлении фантазеров», — сказал он себе. Он и сам жил вне действительности со своими книгами и рукописями.

10

   Он поискал ключ под цветочным горшком на террасе, но его там не оказалось. И он вспомнил, что оставил дверь открытой, чтобы Джо мог попасть в дом.
   Он повернул дверную ручку и вошел, на ощупь в темноте добрался до стола и зажег лампу. Под лампой лежал клочок белой бумаги, на котором размашистым почерком было написано:
   Джей, я все сделал и проветрил дом. Плачу сотенную за каждую пойманную мышь. Джо Он услышал шорох и, повернувшись, заметил, что на террасе кто-то покачивается в его любимом кресле-качалке. Зажженная сигарета выписывала в темноте замысловатые кривые.
   — Это я, — раздался голос Гортона Фландерса. — Вы уже поужинали?
   — Я перекусил в поселке.
   — Жаль, я принес бутерброды и пиво. Я думал, вы будете голодны, и, зная вашу любовь к стряпне…
   — Спасибо, — сказал Виккерс, — пока я сыт. Может, поедим попозже.
   Бросив шляпу на стол, он вышел на террасу.
   — Я занял ваше место, — забеспокоился Фландерс.
   — Ничего страшного, — ответил Виккерс.
   — Какие новости? У меня дурная привычка не заглядывать в газеты.
   — Ничего нового. Все те же разговоры о войне.
   — Они не прекращаются уже добрых тридцать лет. Но пока все же дело ограничивалось локальными конфликтами. Правда, мировая война могла вспыхнуть по меньшей мере раз двенадцать.
   — Я как-то никогда об этом не задумывался, мистер Фландерс. Однако, полагаю, никому не хочется воевать, — сказал Виккерс.
   — Так-то оно так, да не всегда стремление к миру позволяет предотвратить войну. Сколько раз великие державы оказывались перед выбором — начать войну или уступить. И они всегда уступали. Однако так происходит лишь последние тридцать лет. Вам не кажется, мистер Виккерс, что появился какой-то новый фактор?
   — Я, пожалуй, не вижу никакого нового фактора. Человек остался человеком. Люди не всегда воевали. В 1945 году они закончили самую страшную в истории войну.
   — С тех пор возникало немало поводов, вспыхивали местные конфликты, но не мировая война. Как вы думаете, почему?
   — Мне трудно сказать.
   — А я считаю, что все дело в появлении нового фактора.
   — Может быть, это страх, — заметил Виккерс, — страх перед новыми ужасными видами оружия.
   — Может, и так, — согласился Фландерс, — но страх— удивительное чувство. Он в равной мере может и вызвать войну, и помешать ей. Однако не думаю, мистер Виккерс, что страх является единственной причиной поддержания мира.
   — Вы полагаете, существует некий психологический фактор?
   — Не исключено, — ответил Фландерс, — как не исключено и вмешательство.
   — Вмешательство? Чье?
   — Затрудняюсь ответить на ваш вопрос. Но я уже давно одержим этой мыслью и не только в связи с последними событиями. Столетие назад с нашим миром что-то произошло. До тех пор наблюдался медленный прогресс, почти не менялся образ мыслей. И вдруг до сих пор мелко семенившее человечество двинулось вперед семимильными шагами. Люди изобрели автомобиль, телефон, кино, летательные аппараты. Появились радио, телевидение… И четверти века не понадобилось, чтобы классическая физика уступила место новой форме мышления. Человеческий разум принял свое невежество как должное, столкнувшись с атомами и электронами. Появились такие науки, как атомная физика, квантовая электроника. Физики вдруг набрались храбрости и заявили, что не знают, почему электроны ведут себя именно так, а не иначе.
   — Вы хотите сказать, — прервал его Виккерс, — произошло нечто, что сбило человека с его пути? Но так случается не впервые. Был ренессанс и была промышленная революция.
   — Я не утверждаю, что это произошло впервые, — ответил Фландерс. — Я только сказал, что это имеет место. Тот факт, что нечто подобное уже случалось, только доказывает некую закономерность. Значит, мы являемся свидетелями какого-то явления. Но кто пришпорил выдохшуюся лошадь цивилизации и заставил ее галопом рвануться вперед, да так, что она, не выказывая усталости, не снижает скорости уже добрую сотню лет?
   — Вы говорите о вмешательстве, — сказал Виккерс. — И дали волю своей фантазии. Может, вы думаете, что это какие-нибудь марсиане?
   Фландерс отрицательно покачал головой:
   — Нет, не марсиане. У меня возникла более общая идея.
   Он указал сигаретой на усеянное звездами ночное небо.
   — Там должны находиться неисчерпаемые источники знания. Повсюду в этом пространстве, окружающем нашу Землю, должны жить разумные существа, об уровне развития их науки мы можем только догадываться. Какая-то часть знаний, которыми они располагают, может оказаться полезной людям Земли.
   — Вы имеете в виду пришельцев?
   — Нет, — ответил Фландерс. — Я считаю, что источник знания ждет нас на месте. Ждет, пока мы сможем добраться до него.
   — Но звезды слишком далеко…
   — Не исключено, что нам не понадобятся ракеты. Нам не придется летать, а мы сможем попасть туда с помощью разума…
   — Телепатия?
   — Возможно, что это ближе к действительности. Разум, который исследует и ищет; разум, который пытается вступить в контакт с другим разумом. Если телепатия существует, то расстояния роли не играют— полмили или световой год, какая разница? Разум не подчиняется физическим законам, а следовательно, может путешествовать со сверхсветовой скоростью.
   Виккерс смущенно засмеялся— он почувствовал, как по затылку ползут невидимые мурашки.
   — Вы шутите, — сказал он.
   — Возможно, — согласился Фландерс. — Наверное, я— просто эксцентричный старик, любящий побеседовать с человеком, который не очень смеется над его словами.
   — А имеются ли какие-либо доказательства применимости и пользы знаний, о которых вы говорили? Ведь они могут оказаться чуждыми для нас, потребуют иной логики мышления, будут касаться иных проблем и использовать иные понятия, которые мы не в состоянии осмыслить.
   — В основном вы правы, — сказал Фландерс. — Придется прибегнуть к какому-то отсеву. Но среди плевел окажутся и зерна. Так, например, если будет обнаружено средство, исключающее трение, появятся вечно работающие машины, появятся…
   — Минуточку, — нервно воскликнул Виккерс. — К чему вы клоните? Почему вы говорите именно о вечно работающих машинах? У нас они уже появились. Утром я говорил с Эбом…
   — А! Вечмобиль… Именно его я и имел в виду, мистер Виккерс.

11

   Еще долго после ухода Фландерса Виккерс сидел в своем кресле и курил, рассматривая кусочек неба между оградой и крышей террасы… Он видел бесчисленные блестки звезд и думал, как трудно, да и вообще возможно ли, оценить расстояние между ними и время, необходимое, чтобы его преодолеть.
   Фландерс был старым человеком, и его потертый пиджак, деревянная трость и изысканная манера речи наводили на мысль о былых временах. Мог ли он знать и знал ли о том, что накоплено на далеких звездах?
   Подобные разговоры мог вести любой мечтатель. Что он еще сказал? Что-то о вмешательстве. Но все его рассуждения носят отвлеченный характер. Фландерс ищет в них убежища от действительности. Туманные рассуждения помогают ему забыть об унылом существовании.
   «Вот и я, — подумал Виккерс, — тоже начал фантазировать. Что я знаю о жизни этого эксцентричного старика?»
   Он встал с кресла и вошел в гостиную. Выдвинул стул, уселся перед рабочим столом, поглядел на пишущую машинку, стоявшую с немым укором— останься он дома на целый день, к рукописи прибавилось бы еще немного.