Страница:
Свет на секунду ослепил его. Он сидел на полу, скорчившись, и в голове у него билась мысль: я убил Джо, своего друга.
Но это был не Джо. Это был не мальчишка, с которым он вырос. Это был не человек, сидевший против него по ту сторону шахматной доски. Это был не Джо – его друг. Это был кто-то другой – человек с лицом судьи, человек, побежавший созвать толпу, человек, который всех обрекал на неведомый Конец.
Джон чувствовал, что прав, но всё же дрожал.
Минутное ослепление прошло, и он увидел на полу тёмную массу.
Его руки тряслись, он сидел неподвижно и ощущал тошноту и слабость во всём теле.
Не расточай! Не выбрасывай! Эти неписанные законы известны всем. Но были и такие законы, о которых даже никогда не упоминалось, потому что в этом не было необходимости. Не говорили, что нельзя украсть чужую жену, что нельзя лжесвидетельствовать, что нельзя убивать, потому что эти преступления исчезли задолго до того, как звёздный Корабль оторвался от Земли.
Это были законы благопристойности, законы хорошего поведения. И он нарушил один из них. Он убил человека. Убил своего друга.
Правда, сказал он себе, он не был мне другом. Он был врагом – врагом всем нам.
Джон Хофф выпрямился и напряг всё тело, чтобы остановить дрожь. Он сунул пистолет за пояс и на негнущихся ногах пошёл по коридору к тёмной массе на полу.
В полумраке ему было легче, потому что он плохо видел, что там лежит. Тело лежало ничком, и лица не было видно. Было бы хуже, если б лицо было обращено вверх, к нему.
Он стоял и думал. Вот-вот люди хватятся Джо и начнут его искать. А они не должны его найти. Не должны узнать, что произошло. Самоё понятие убийства давно исчезло, и оно не должно появиться вновь. Потому что если убил один человек – неважно, почему и зачем, – то могут найтись и другие, которые будут убивать. Если согрешил один, его грех должен быть скрыт, потому что один грех приведёт к другому греху, а когда они достигнут нового мира, новой планеты (если они её достигнут), им понадобится вся внутренняя сила, вся сила товарищества, на которую они способны.
Он не мог спрятать тело, потому что не было такого места, где бы его не нашли. И не мог спустить его в конвертор, потому что для этого нужно было пройти через гидропонные оранжереи.
Впрочем, нет, зачем? Ведь есть другой путь к конвертору – через машинное отделение.
Он похлопал себя по карману. Ключи были там. Он наклонился, дотронувшись до ещё тёплого тела. Он отступил к металлической стене. Его опять затошнило, и в голове непрестанно билась мысль о том, что он виновен.
Но он подумал о своём старом отце с суровым лицом, и о том давно умершем человеке, который написал Письмо, и обо всех других, кто передавал его, совершая преступление ради истины, ради знания и спасения.
Сколько мужества, подвигов и дерзаний, сколько одиноких ночей, проведённых в мучительных раздумьях! Нельзя, чтобы всё это пропало из-за его нерешительности или сознания вины.
Он оторвался от стены, поднял тело Джо и взвалил его на плечи. Оно безжизненно повисло. Раздалось бульканье. И что-то тёплое и мокрое потекло по его спине.
Он стиснул зубы, чтобы не стучали, и, пошатываясь, побрёл по мёртвым эскалаторам, по тёмным коридорам к машинному отделению.
Наконец он добрался до двери и положил свою ношу на пол, чтобы достать ключи. Он нашёл нужный ключ и повернул в замке, налёг на дверь, и она медленно отворилась. В лицо ему пахнул порыв тёплого воздуха. Ярко горели огни, и раздавалось жужжание и повизгивание вращающегося металла.
Он поднял Джо, внёс его, запер дверь и встал, разглядывая огромные машины. Одна из них вертелась, и он узнал её: гироскоп-стабилизатор тихо жужжал, подвешенный на шарнирах.
Сколько времени понадобится ему, чтобы понять все эти массивные, сложные машины? Насколько люди отстали от знаний тысячелетней давности?
А ноша давила ему на плечи, и он слышал, как на пол падают редкие, тёплые, липкие капли.
Ликуя и содрогаясь от ужаса, он возвращался в прошлое. Назад, сквозь тысячу лет, к знанию, которое могло создавать такие машины. Даже ещё дальше – к неуравновешенности чувств, которая могла заставить людей убивать друг друга.
Я должен от него избавиться, с горечью подумал Джон Хофф. Но это невозможно. Даже когда он исчезнет, станет чем-то совсем другим, когда вещества, из которых он состоит, превратятся во что-то ещё, – даже тогда я не смогу от него избавиться. Никогда!
Джон нашёл люк конвертора, упёрся ногами в пол. Люк заело. Джон дёрнул, и он открылся. Перед ним зияло жерло, достаточно большое, чтобы бросить туда человеческое тело. Из глубины слышался рёв механизмов, и ему показалось, что он уловил адский отблеск бушующего огня. Он осторожно дал телу соскользнуть с плеча, подтолкнул его в последний раз, закрыл люк и всей тяжестью навалился на педаль.
Дело было сделано.
Он отшатнулся от конвертора и вытер лоб. Наконец-то он избавился от своей ноши. Но тяжкое бремя всё равно оставалось навсегда, подумал он. Навсегда.
Он услышал шаги, но не обернулся. Он знал, чьи это шаги – призрачные шаги, которые будут преследовать его всю жизнь, шаги угрызений совести в его душе.
Послышался голос:
– Что ты сделал, малый?
– Я убил человека. Я убил своего друга.
И он обернулся, потому что ни шаги, ни голос не принадлежали привидению.
Говорил Джошуа.
– Было ли у тебя основание?
– Да. Основание и цель.
– Тебе нужен друг, – сказал Джошуа. – Тебе нужен друг, мой мальчик.
Джон кивнул.
– Я узнал цель Корабля. И назначение. Он застал меня. Он хотел донести. Я… я…
– Ты убил его.
– Я подумал: одна жизнь или все? И я взял только одну жизнь. Он бы взял все.
Они долго стояли, глядя друг на друга.
Старик сказал:
– Это неправильно – взять жизнь. Неправильно, недостойно.
Коренастый и спокойный, он стоял на фоне машин, но в нём было что-то живое, какая-то движущая сила, как и в машинах.
– Так же неправильно обрекать людей на судьбу, для которой они не предназначались. Неправильно забывать цель из-за незнания и невежества, – ответил Джон.
– Цель Корабля? А это хорошая цель?
– Не знаю, – ответил Джон. – Я не уверен. Но это по крайней мере цель. А цель, какая бы она ни была, лучше, чем отсутствие цели.
Джон поднял голову и отбросил назад волосы, прилипшие ко лбу.
– Ладно, – сказал он. – Я иду с тобой. Я взял одну жизнь и больше не возьму.
Джошуа медленно, мягко произнёс:
– Нет, Джон. Это я иду с тобой.
Видеть бесконечную пустоту, в которой звёзды сверкают, как вечные крохотные сигнальные огоньки, было неприятно даже из наблюдательной рубки. Но видеть это из рубки управления, большое стеклянное окно которой открывалось прямо в пасть пространства, было ещё хуже: внизу не видно дна, вверху не видно границ. То чудилось, что к звезде можно протянуть руку и сорвать её, то она казалась такой далёкой, что от одной мысли об этом начинала кружиться голова.
Звёзды были далеко. Все, кроме одной. А эта одна сверкала сияющим солнцем совсем рядом слева.
Джон Хофф взглянул на Джошуа. На лице старика застыло выражение недоверия, страха, почти ужаса.
А ведь я знал, подумал Джон. Я знал, как это может выглядеть. Я имел какое-то представление. А он не имел никакого.
Он отвёл глаза от окна, увидел ряды приборов и почувствовал, что сердце его упало и руки одеревенели.
Уже некогда сживаться с Кораблём. Некогда узнать его поближе. Всё, что нужно сделать, он должен сделать, только следуя своему разуму и отрывочным знаниям, которые получил от машины его мозг, неподготовленный и нетренированный.
– Что мы должны делать? – прошептал Джошуа. – Парень, что нам делать?
И Джон Хофф тоже подумал: а что мы должны делать?
Он медленно поднялся по ступенькам к креслу, на спинке которого было написано: «Пилот». Медленно забрался в кресло, и ему показалось, что он сидит на краю пропасти, откуда в любой момент может соскользнуть вниз, в пустоту.
Осторожно опустив руки на подлокотники кресла и вцепившись в них, он попробовал ориентироваться, свыкнуться с мыслью, что сидит на месте пилота, а перед ним – ручки и кнопки, которые он может поворачивать или нажимать и посылать сигналы работающим машинам.
– Звезда, – сказал Джошуа. – Вот эта, большая, налево, которая горит…
– Все звёзды горят.
– Нет, вот – большая…
– Это та звезда, к которой мы стремились тысячи лет, – ответил Джон. И он надеялся, что не ошибся. Как он хотел бы быть в этом уверенным!
И тут он почувствовал страшную тревогу. Что-то было неладно. И очень неладно.
Джон попытался думать, но космос мешал, он был слишком близко. Он был слишком огромен и пуст, и думать было бесполезно. Нельзя перехитрить космос. Нельзя с ним бороться. Космос слишком велик и жесток. Космосу всё равно. В нём нет милосердия. Ему всё равно, что станется с Кораблём и с людьми на нём.
Единственными, кому было не всё равно, были те люди на Земле, что запустили Корабль, и – некоторое время – те, кто управлял им в начале пути. А теперь – только он да старик. Только им не всё равно.
– Она больше других, – сказал Джошуа. – Мы ближе к ней.
Вот в чём дело! Вот что вызвало эту необъяснимую тревогу. Звезда слишком близко – она не должна быть так близко!
Он с трудом оторвал взгляд от пустоты за окном и посмотрел на пульт управления. И увидел только бессмысленную массу ручек и рычагов, вереницы кнопок, циферблатов…
Он смотрел на пульт и понемногу начинал разбираться в нём. Знания, которые вдолбила в него машина, пробуждались. Он смотрел на показания стрелок и уже кое-что понимал. Он нашёл несколько ручек, о которых должен был что-то знать. В его мозгу в кошмарной пляске закружились сведения по математике, которой он никогда не знал.
Бесполезно, сказал он себе. Это была хорошая идея, но она не сработала. Машина не может обучить человека. Она не может вбить в него достаточно знаний, чтобы управлять Кораблём.
– Я не сумею это сделать, Джошуа, – простонал он. – Это невозможно.
Где же планеты? Как ему найти их? И когда он их найдёт (если найдёт), что тогда делать?
Корабль падал на солнце.
Джон не знал, где искать планеты. И Корабль двигался слишком быстро – намного быстрее, чем нужно. Джон вспотел. Пот выступил каплями на лбу, потёк по лицу, по телу.
– Спокойнее, парень. Спокойнее.
Он попробовал успокоиться, но не мог. Он протянул руку и открыл маленький ящичек под пультом. Там была бумага и карандаши. Он взял лист бумаги и карандаш и набросал основные показания приборов: абсолютную скорость, ускорение, расстояние до звезды, угол падения на звезду.
Были ещё и другие показания, но эти – самые главные, и с ними нужно считаться.
В его мозгу пробудилась мысль, которую много раз внушала ему машина. «Управлять Кораблём – это не значит направлять его в какую-то точку, а знать, где он будет в любой данный момент в ближайшем будущем».
Он принялся за вычисления. Математика с трудом проникала в его сознание. Он сделал расчёт, набросал график и на два деления передвинул рычаг управления, надеясь, что сделал правильно.
– Разбираешься? – спросил Джошуа.
Джон покачал головой.
– Посмотрим. Узнаем через час.
Немного увеличить скорость, чтобы избежать падения на солнце. Проскочить мимо солнца, потом повернуть обратно под действием его притяжения – сделать широкую петлю в пространстве и снова вернуться к солнцу. Вот как это делается, по крайней мере он надеялся, что именно так. Об этом рассказывала ему машина.
Он сидел весь обмякший, думая об этой удивительной машине, размышляя, насколько можно доверять бегущей плёнке и шлему на голове.
– Мы долго здесь пробудем, – сказал Джошуа.
Джон кивнул.
– Да, пожалуй. Это займёт много времени.
– Тогда, – сказал старик, – я пойду и раздобуду чего-нибудь поесть.
Он пошёл к двери, потом остановился.
– А Мэри? – спросил он.
Джон покачал головой.
– Пока не надо. Оставим их в покое. Если у нас ничего не выйдет…
– У нас всё выйдет.
Джон резко оборвал его:
– Если у нас ничего не выйдет, лучше, чтобы они ничего не знали.
– Пожалуй, ты прав, – сказал старик. – Я пойду принесу поесть.
Два часа спустя Джон уже знал, что Корабль не упадёт на солнце. Он пройдёт близко – слишком близко, всего в несколько миллионах километров, но скорость его будет такова, что он проскочит мимо и снова вылетит в пространство, притягиваемый солнцем, рвущийся прочь от этого притяжения, теряя скорость в этой борьбе.
Траектория его полёта изменится под действием солнца, и он будет летать по орбите – по очень опасной орбите, потому что если оставить её неизменной, то при следующем обороте Корабль всё-таки упадёт на солнце. Пока Корабль не повернёт обратно к солнцу, Джон должен добиться контроля над ним, но самое главное – он выиграл время. Он был уверен: если бы он не прибавил скорость на два деления, то Корабль или врезался бы в солнце сразу, или начал бы вращаться вокруг него по всё более суживающейся орбите, вырвать с которой его не могла бы даже фантастическая сила могучих машин.
Он имел время, он кое-что знал. И Джошуа пошёл за едой. Времени было немного, и он должен использовать его. Надо разбудить знания, притаившиеся где-то в мозгу, внедрённые туда, и он должен употребить их для той цели, для которой они предназначались.
Теперь он был спокойнее и чуть больше уверен в себе. Думая о своей неловкости, он удивлялся, как это люди, запустившие Корабль с Земли, и те, кто управлял им до того воцарения Невежества, могли так точно направить его. Наверное, это случайность, потому что невозможно так пустить снаряд в маленькую мишень, чтобы он летел тысячу лет и попал в неё. Или возможно?
«Автоматически… Автоматически…» – звенело у него в голове одно-единственное слово. Корабль был автоматическим. Он сам летел, сам производил ремонт, сам обслуживал себя, сам двигался к цели. Мозг и рука человека должны были только сказать ему, что делать. Сделай это, говорили мозг и рука, и Корабль делал. Только это и было нужно – дать задание.
Весь секрет и был в том, как же приказать Кораблю. Что ему приказать и как это сделать. Вот что его беспокоило.
Он слез с кресла и обошёл рубку. Всё покрывал тонкий слой пыли, но когда Джон протёр металл рукавом, он заблестел так же ярко, как и в день постройки Корабля.
Он нашёл всякие вещи, некоторые знакомые, а некоторые незнакомые. Но самое главное – он нашёл телескоп и после нескольких неудачных попыток вспомнил, как с ним обращаться. Теперь он знал, как искать планеты, – если это нужная звезда и у неё есть планеты.
Прошло три часа. Джошуа не возвращался. Слишком долго, чтобы достать еду. Джон зашагал по помещению, борясь со страхом. Наверное, со стариком что-то случилось.
Он вернулся к телескопу и начал разыскивать планеты. Сначала это было трудно, но понемногу, привыкая к обращению с телескопом, он начал припоминать всё новые и новые данные.
Он отыскал одну планету и услышал стук. Он оторвался от телескопа и шагнул к двери.
Коридор был полон людей. Они все кричали на него, кричали с ненавистью, и в этом рёве были гнев и осуждение; от сделал шаг назад.
Впереди были Херб и Джордж, а за ними остальные – мужчины и женщины. Он поискал глазами Мэри, но не нашёл.
Толпа рвалась вперёд. На их лицах была злоба и отвращение, и Джон почувствовал, как волна страха, исходившая от них, окутала его.
Его рука опустилась к поясу, нащупала рукоятку пистолета и вытащила его. Он направил пистолет вниз и нажал кнопку. Только один раз. Вспышка осветила дверь, и толпа отшатнулась. Дверь почернела, запахло горелой краской.
Джон Хофф спокойно проговорил:
– Это пистолет. Из него я могу вас убить. Я вас убью, если вы будете вмешиваться. Уйдите. Вернитесь туда, откуда вы пришли.
Херб сделал шаг вперёд и остановился.
– Это ты вмешиваешься, а не мы.
Он сделал ещё шаг.
Джон поднял пистолет и направил на него.
– Я уже убил человека. И убью ещё.
«Как легко, – подумал он, – говорить об убийстве, о смерти. И как легко сделать это теперь, когда я уже один раз убил».
– Джо пропал, – сказал Херб. – Мы ищем его.
– Можете больше не искать.
– Но Джо был твоим другом.
– И ты тоже. Но цель выше дружбы. Ты или со мной, или против меня. Середины нет.
– Мы отлучим тебя от церкви.
– Отлучите меня от церкви, – насмешливо повторил Джон.
– Мы сошлём тебя в центр Корабля.
– Мы были ссыльными всю нашу жизнь, – сказал Джон, – в течение многих поколений. Мы даже не знали этого. Я говорю вам – мы этого не знали. И, не зная этого, придумали красивую сказку. Мы убедили себя в том, что это правда, и жили ею. Но вот теперь я могу доказать вам, что это всего только красивая сказка, выдуманная специально для нас, а вы уже готовы отлучить меня от церкви и сослать. Это не выход, Херб. Это не выход.
Он похлопал рукой по пистолету.
– Вот выход, – сказал он.
– Джон, ты сумасшедший.
– А ты дурак, – сказал Джон.
Сначала он испугался, потом рассердился. А теперь он чувствовал только презрение к этим людям, столпившимся в коридоре, выкрикивающим пустые угрозы.
– Что вы сделали с Джошуа? – спросил он.
– Мы связали его, – ответил Херб.
– Вернитесь и развяжите его. И пришлите мне еды.
Они заколебались. Он сделал угрожающее движение пистолетом:
– Идите!
Они побежали.
Он захлопнул дверь и вернулся к телескопу.
Он нашёл шесть планет, из них две имели атмосферу – вторая и пятая. Он посмотрел на часы: прошло много часов. Джошуа ещё не появлялся. В дверь не стучали. Не было ни пищи, ни воды. Он снова уселся в кресло пилота.
Звезда была далеко позади. Скорость уменьшилась, но была ещё слишком велика. Он подвинул рычаг назад и следил за тем, как ползёт назад стрелка указателя скорости. Теперь это было безопасно, по крайней мере он надеялся, что безопасно. Корабль оказался в 54 миллионах километров от звезды, и можно было уменьшить скорость.
Он снова уставился на пульт управления, и всё было уже яснее, понятнее, он знал о нём немного больше. В конце концов это не так уж трудно. И будет не так трудно. Главное – есть время. Много времени. Нужно будет ещё думать и рассчитывать, но для этого есть время.
Разглядывая пульт, он нашёл вычислительную машину, которой не заметил раньше, – вот как давали приказания Кораблю! Вот чего ему не хватало, вот над чем он бился – как приказывать Кораблю. А это делалось так: нужно отдать приказ маленькому мозгу.
Его преследовало одно слово – «автоматический». Он нашёл кнопку с надписью «телескоп», и ещё – с надписью «орбита», и ещё – «приземление».
Наконец-то, подумал он. После всех волнений и страха – это так просто. Именно таким эти люди там, на Земле, и должны были сделать Корабль. Просто. Невероятно просто. Так просто, что каждый дурак может посадить Корабль. Каждый, кто ткнёт пальцем кнопку. Ведь они, наверное, догадывались, что может произойти на Корабле через несколько поколений. Они знали, что Земля будет забыта и что люди создадут новую культуру, приспособленную к условиям в Корабле. Догадывались – или планировали? Может быть, культура Корабля была частью общего плана? Разве могли бы люди жить тысячу лет на Корабле, если бы знали его цель и назначение?
Конечно, не могли бы. Они бы чувствовали себя ограбленными и обманутыми, они бы сошли с ума от мысли, что они всего только переносчики жизни, что их жизни и жизни многих поколений будут просто зачёркнуты, чтобы их потомки могли прибыть на далёкую планету.
Был только один способ бороться с этим – забвение. К нему и прибегли, и это было к лучшему.
После смены нескольких поколений люди проводили свои маленькие жизни в условиях доморощенной культуры, и этого им было достаточно. Тысячи лет как будто и не было, потому что никто не знал про эту тысячу.
И всё это время Корабль ввинчивался в пространство, направляясь к цели, прямо и точно. Джон Хофф подошёл к телескопу, поймал в фокус пятую планету и включил радары, которые держали бы её в поле зрения. Потом он вернулся к вычислительной машине и нажал кнопку с надписью «телескоп» и другую, с надписью «орбита».
Потом он сел ждать. Делать было больше нечего.
На пятой планете не было жизни.
Анализатор рассказал всё. Атмосфера состояла в основном из метана, сила тяжести была в тридцать раз больше земной, давление под кипящими метановыми облаками близко к тысячи атмосфер. Были и другие факторы, но любого из этих трёх было достаточно.
Джон Хофф вывел Корабль с орбиты и направил его к солнцу. Снова сев за телескоп, он поймал в фокус вторую планету, включил вычислительную машину и опять уселся ждать.
Ещё один шанс – и кончено. Потому что из всех планет только на двух была атмосфера. Или вторая планета, или ничего.
А если и вторая планета окажется мёртвой, что тогда?
На это был только один ответ. Другого не могло быть. Повернуть Корабль ещё к какой-нибудь звезде, прибавить скорость и надеяться – надеяться, что через несколько поколений люди найдут планету, на которой смогут жить.
У него начались голодные спазмы. В здешней системе водяного охлаждения ещё оставалось несколько стаканов жидкости, но он выпил их уже два дня назад.
Джошуа не вернулся. Люди не появлялись. Дважды он открывал дверь и выходил в коридор, готовый сделать вылазку за пищей и водой, но каждый раз, подумав, возвращался. Нельзя было рисковать. Рисковать тем, что его увидят, поймают и не пустят обратно в рубку.
Но скоро ему придётся рискнуть, придётся сделать вылазку. Ещё через день он будет слишком слаб, чтобы сделать это. А до второй планеты им лететь ещё долго.
Придёт время, когда у него не будет выбора. Он не выдержит. Если он не добудет воды и пищи, он превратится в никчёмное, еле ползающее существо, и вся его сила иссякнет к тому времени, когда они достигнут планеты.
Он ещё раз осмотрел пульт управления. Как будто всё в порядке. Корабль ещё набирал скорость. Сигнальная лампочка вычислительной машины горела синим светом, и машина тихо пощёлкивала, как бы говоря: «Всё в порядке. Всё в порядке».
Потом он перешёл от пульта в тот угол, где спал. Он лёг и свернулся клубком, пытаясь сжать желудок, чтобы тот не мучил его. Он закрыл глаза и попробовал заснуть.
Лёжа на металле, он слышал, как далеко позади работают машины, слышал их мощное пение, наполнявшее весь Корабль. Ему вспомнилось, как он думал, что нужно сжиться с Кораблём, чтобы управлять им. Оказалось, что это не так, хотя он уже понимал, как можно сжиться с Кораблём, как Корабль может стать частью человека.
Он задремал, проснулся, снова задремал – и тут вдруг услышал чей-то крик и отчаянный стук в дверь.
Он сразу вскочил, бросился к двери, вытянув вперёд руку с ключом. Рванул дверь, отпер – и, споткнувшись на пороге, в рубку упала Мэри. В одной руке у неё был бак, в другой – мешок. А по коридору к двери бежала толпа, размахивая палками и дико крича.
Джон втащил Мэри внутрь, захлопнул дверь и запер её. Он слышал, как бегущие ударились в дверь и как в неё заколотили палками и заорали.
Джон нагнулся над женой.
– Мэри, – сказал он. Горло его сжалось, он задыхался. – Мэри.
– Я должна была прийти, – сказала она, плача. – Должна, что бы ты там ни сделал.
– То, что я сделал, – к лучшему, – ответил он. – Это была часть плана, Мэри. Я убеждён в этом. Часть общего плана. Люди на Земле всё предусмотрели. И я как раз оказался тем, кто…
– Ты еретик, – сказала она. – Ты уничтожил нашу Веру. Из-за тебя все перегрызлись. Ты…
– Я знаю правду. Я знаю цель Корабля.
Она подняла руки, охватила его лицо, нагнула и прижала к себе его голову.
– Мне всё равно, – сказала она. – Всё равно. Теперь. Раньше я боялась. Я была сердита на тебя, Джон. Мне было стыдно за тебя. Я чуть не умерла со стыда. Но когда они убили Джошуа…
– Что такое?!
– Они убили Джошуа. Они забили его до смерти. И не его одного. Были и другие. Они хотели идти помогать тебе. Их было очень мало. Их тоже убили. На Корабле – сплошные убийства. Ненависть, подозрения. И всякие нехорошие слухи. Никогда ещё так не было, пока ты не отнял у них Веру.
Культура разбилась вдребезги, подумал он. За какие-то часы. А Вера исчезла за долю секунды. Сумасшествие, убийства… Конечно, так оно и должно было быть.
– Они боятся, – сказал он. – Они больше не чувствуют себя в безопасности.
– Я пыталась прийти раньше, – сказала Мэри. – Я знала, что ты голоден, и боялась, что тут нет воды. Но мне пришлось ждать, пока за мной перестанут следить.
Он крепко прижал её к себе. В глазах у него всё расплылось и потеряло очертания.
– Вот еда, – сказала она, – и питьё. Я притащила всё, что могла.
– Жена моя, – сказал он. – Моя дорогая жена…
– Вот еда, Джон. Почему ты не ешь?
Он встал и помог ей подняться.
– Сейчас, – сказал он. – Сейчас буду есть. Я хочу тебе сначала кое-что показать. Я хочу показать тебе Истину.
Он поднялся с ней по ступенькам.
– Смотри. Вот куда мы летим. Вот где мы летим. Что бы мы себе ни говорили, вот она – Истина.
Вторая планета была ожившей Священной Картиной. Там были и Ручьи, и Деревья, и Трава, и Цветы, Небо и Облака, Ветер и Солнечный Свет.
Мэри и Джон стояли у кресла пилота и смотрели в окно.
Анализатор после недолгого журчания выплюнул свой доклад.
«Для людей безопасно», – было напечатано на листочке бумаги. К этому было прибавлено много данных о составе атмосферы, о количестве бактерий, об ультрафиолетовом излучении и разных других вещах. Но этого было уже достаточно. «Для людей безопасно».
Но это был не Джо. Это был не мальчишка, с которым он вырос. Это был не человек, сидевший против него по ту сторону шахматной доски. Это был не Джо – его друг. Это был кто-то другой – человек с лицом судьи, человек, побежавший созвать толпу, человек, который всех обрекал на неведомый Конец.
Джон чувствовал, что прав, но всё же дрожал.
Минутное ослепление прошло, и он увидел на полу тёмную массу.
Его руки тряслись, он сидел неподвижно и ощущал тошноту и слабость во всём теле.
Не расточай! Не выбрасывай! Эти неписанные законы известны всем. Но были и такие законы, о которых даже никогда не упоминалось, потому что в этом не было необходимости. Не говорили, что нельзя украсть чужую жену, что нельзя лжесвидетельствовать, что нельзя убивать, потому что эти преступления исчезли задолго до того, как звёздный Корабль оторвался от Земли.
Это были законы благопристойности, законы хорошего поведения. И он нарушил один из них. Он убил человека. Убил своего друга.
Правда, сказал он себе, он не был мне другом. Он был врагом – врагом всем нам.
Джон Хофф выпрямился и напряг всё тело, чтобы остановить дрожь. Он сунул пистолет за пояс и на негнущихся ногах пошёл по коридору к тёмной массе на полу.
В полумраке ему было легче, потому что он плохо видел, что там лежит. Тело лежало ничком, и лица не было видно. Было бы хуже, если б лицо было обращено вверх, к нему.
Он стоял и думал. Вот-вот люди хватятся Джо и начнут его искать. А они не должны его найти. Не должны узнать, что произошло. Самоё понятие убийства давно исчезло, и оно не должно появиться вновь. Потому что если убил один человек – неважно, почему и зачем, – то могут найтись и другие, которые будут убивать. Если согрешил один, его грех должен быть скрыт, потому что один грех приведёт к другому греху, а когда они достигнут нового мира, новой планеты (если они её достигнут), им понадобится вся внутренняя сила, вся сила товарищества, на которую они способны.
Он не мог спрятать тело, потому что не было такого места, где бы его не нашли. И не мог спустить его в конвертор, потому что для этого нужно было пройти через гидропонные оранжереи.
Впрочем, нет, зачем? Ведь есть другой путь к конвертору – через машинное отделение.
Он похлопал себя по карману. Ключи были там. Он наклонился, дотронувшись до ещё тёплого тела. Он отступил к металлической стене. Его опять затошнило, и в голове непрестанно билась мысль о том, что он виновен.
Но он подумал о своём старом отце с суровым лицом, и о том давно умершем человеке, который написал Письмо, и обо всех других, кто передавал его, совершая преступление ради истины, ради знания и спасения.
Сколько мужества, подвигов и дерзаний, сколько одиноких ночей, проведённых в мучительных раздумьях! Нельзя, чтобы всё это пропало из-за его нерешительности или сознания вины.
Он оторвался от стены, поднял тело Джо и взвалил его на плечи. Оно безжизненно повисло. Раздалось бульканье. И что-то тёплое и мокрое потекло по его спине.
Он стиснул зубы, чтобы не стучали, и, пошатываясь, побрёл по мёртвым эскалаторам, по тёмным коридорам к машинному отделению.
Наконец он добрался до двери и положил свою ношу на пол, чтобы достать ключи. Он нашёл нужный ключ и повернул в замке, налёг на дверь, и она медленно отворилась. В лицо ему пахнул порыв тёплого воздуха. Ярко горели огни, и раздавалось жужжание и повизгивание вращающегося металла.
Он поднял Джо, внёс его, запер дверь и встал, разглядывая огромные машины. Одна из них вертелась, и он узнал её: гироскоп-стабилизатор тихо жужжал, подвешенный на шарнирах.
Сколько времени понадобится ему, чтобы понять все эти массивные, сложные машины? Насколько люди отстали от знаний тысячелетней давности?
А ноша давила ему на плечи, и он слышал, как на пол падают редкие, тёплые, липкие капли.
Ликуя и содрогаясь от ужаса, он возвращался в прошлое. Назад, сквозь тысячу лет, к знанию, которое могло создавать такие машины. Даже ещё дальше – к неуравновешенности чувств, которая могла заставить людей убивать друг друга.
Я должен от него избавиться, с горечью подумал Джон Хофф. Но это невозможно. Даже когда он исчезнет, станет чем-то совсем другим, когда вещества, из которых он состоит, превратятся во что-то ещё, – даже тогда я не смогу от него избавиться. Никогда!
Джон нашёл люк конвертора, упёрся ногами в пол. Люк заело. Джон дёрнул, и он открылся. Перед ним зияло жерло, достаточно большое, чтобы бросить туда человеческое тело. Из глубины слышался рёв механизмов, и ему показалось, что он уловил адский отблеск бушующего огня. Он осторожно дал телу соскользнуть с плеча, подтолкнул его в последний раз, закрыл люк и всей тяжестью навалился на педаль.
Дело было сделано.
Он отшатнулся от конвертора и вытер лоб. Наконец-то он избавился от своей ноши. Но тяжкое бремя всё равно оставалось навсегда, подумал он. Навсегда.
Он услышал шаги, но не обернулся. Он знал, чьи это шаги – призрачные шаги, которые будут преследовать его всю жизнь, шаги угрызений совести в его душе.
Послышался голос:
– Что ты сделал, малый?
– Я убил человека. Я убил своего друга.
И он обернулся, потому что ни шаги, ни голос не принадлежали привидению.
Говорил Джошуа.
– Было ли у тебя основание?
– Да. Основание и цель.
– Тебе нужен друг, – сказал Джошуа. – Тебе нужен друг, мой мальчик.
Джон кивнул.
– Я узнал цель Корабля. И назначение. Он застал меня. Он хотел донести. Я… я…
– Ты убил его.
– Я подумал: одна жизнь или все? И я взял только одну жизнь. Он бы взял все.
Они долго стояли, глядя друг на друга.
Старик сказал:
– Это неправильно – взять жизнь. Неправильно, недостойно.
Коренастый и спокойный, он стоял на фоне машин, но в нём было что-то живое, какая-то движущая сила, как и в машинах.
– Так же неправильно обрекать людей на судьбу, для которой они не предназначались. Неправильно забывать цель из-за незнания и невежества, – ответил Джон.
– Цель Корабля? А это хорошая цель?
– Не знаю, – ответил Джон. – Я не уверен. Но это по крайней мере цель. А цель, какая бы она ни была, лучше, чем отсутствие цели.
Джон поднял голову и отбросил назад волосы, прилипшие ко лбу.
– Ладно, – сказал он. – Я иду с тобой. Я взял одну жизнь и больше не возьму.
Джошуа медленно, мягко произнёс:
– Нет, Джон. Это я иду с тобой.
Видеть бесконечную пустоту, в которой звёзды сверкают, как вечные крохотные сигнальные огоньки, было неприятно даже из наблюдательной рубки. Но видеть это из рубки управления, большое стеклянное окно которой открывалось прямо в пасть пространства, было ещё хуже: внизу не видно дна, вверху не видно границ. То чудилось, что к звезде можно протянуть руку и сорвать её, то она казалась такой далёкой, что от одной мысли об этом начинала кружиться голова.
Звёзды были далеко. Все, кроме одной. А эта одна сверкала сияющим солнцем совсем рядом слева.
Джон Хофф взглянул на Джошуа. На лице старика застыло выражение недоверия, страха, почти ужаса.
А ведь я знал, подумал Джон. Я знал, как это может выглядеть. Я имел какое-то представление. А он не имел никакого.
Он отвёл глаза от окна, увидел ряды приборов и почувствовал, что сердце его упало и руки одеревенели.
Уже некогда сживаться с Кораблём. Некогда узнать его поближе. Всё, что нужно сделать, он должен сделать, только следуя своему разуму и отрывочным знаниям, которые получил от машины его мозг, неподготовленный и нетренированный.
– Что мы должны делать? – прошептал Джошуа. – Парень, что нам делать?
И Джон Хофф тоже подумал: а что мы должны делать?
Он медленно поднялся по ступенькам к креслу, на спинке которого было написано: «Пилот». Медленно забрался в кресло, и ему показалось, что он сидит на краю пропасти, откуда в любой момент может соскользнуть вниз, в пустоту.
Осторожно опустив руки на подлокотники кресла и вцепившись в них, он попробовал ориентироваться, свыкнуться с мыслью, что сидит на месте пилота, а перед ним – ручки и кнопки, которые он может поворачивать или нажимать и посылать сигналы работающим машинам.
– Звезда, – сказал Джошуа. – Вот эта, большая, налево, которая горит…
– Все звёзды горят.
– Нет, вот – большая…
– Это та звезда, к которой мы стремились тысячи лет, – ответил Джон. И он надеялся, что не ошибся. Как он хотел бы быть в этом уверенным!
И тут он почувствовал страшную тревогу. Что-то было неладно. И очень неладно.
Джон попытался думать, но космос мешал, он был слишком близко. Он был слишком огромен и пуст, и думать было бесполезно. Нельзя перехитрить космос. Нельзя с ним бороться. Космос слишком велик и жесток. Космосу всё равно. В нём нет милосердия. Ему всё равно, что станется с Кораблём и с людьми на нём.
Единственными, кому было не всё равно, были те люди на Земле, что запустили Корабль, и – некоторое время – те, кто управлял им в начале пути. А теперь – только он да старик. Только им не всё равно.
– Она больше других, – сказал Джошуа. – Мы ближе к ней.
Вот в чём дело! Вот что вызвало эту необъяснимую тревогу. Звезда слишком близко – она не должна быть так близко!
Он с трудом оторвал взгляд от пустоты за окном и посмотрел на пульт управления. И увидел только бессмысленную массу ручек и рычагов, вереницы кнопок, циферблатов…
Он смотрел на пульт и понемногу начинал разбираться в нём. Знания, которые вдолбила в него машина, пробуждались. Он смотрел на показания стрелок и уже кое-что понимал. Он нашёл несколько ручек, о которых должен был что-то знать. В его мозгу в кошмарной пляске закружились сведения по математике, которой он никогда не знал.
Бесполезно, сказал он себе. Это была хорошая идея, но она не сработала. Машина не может обучить человека. Она не может вбить в него достаточно знаний, чтобы управлять Кораблём.
– Я не сумею это сделать, Джошуа, – простонал он. – Это невозможно.
Где же планеты? Как ему найти их? И когда он их найдёт (если найдёт), что тогда делать?
Корабль падал на солнце.
Джон не знал, где искать планеты. И Корабль двигался слишком быстро – намного быстрее, чем нужно. Джон вспотел. Пот выступил каплями на лбу, потёк по лицу, по телу.
– Спокойнее, парень. Спокойнее.
Он попробовал успокоиться, но не мог. Он протянул руку и открыл маленький ящичек под пультом. Там была бумага и карандаши. Он взял лист бумаги и карандаш и набросал основные показания приборов: абсолютную скорость, ускорение, расстояние до звезды, угол падения на звезду.
Были ещё и другие показания, но эти – самые главные, и с ними нужно считаться.
В его мозгу пробудилась мысль, которую много раз внушала ему машина. «Управлять Кораблём – это не значит направлять его в какую-то точку, а знать, где он будет в любой данный момент в ближайшем будущем».
Он принялся за вычисления. Математика с трудом проникала в его сознание. Он сделал расчёт, набросал график и на два деления передвинул рычаг управления, надеясь, что сделал правильно.
– Разбираешься? – спросил Джошуа.
Джон покачал головой.
– Посмотрим. Узнаем через час.
Немного увеличить скорость, чтобы избежать падения на солнце. Проскочить мимо солнца, потом повернуть обратно под действием его притяжения – сделать широкую петлю в пространстве и снова вернуться к солнцу. Вот как это делается, по крайней мере он надеялся, что именно так. Об этом рассказывала ему машина.
Он сидел весь обмякший, думая об этой удивительной машине, размышляя, насколько можно доверять бегущей плёнке и шлему на голове.
– Мы долго здесь пробудем, – сказал Джошуа.
Джон кивнул.
– Да, пожалуй. Это займёт много времени.
– Тогда, – сказал старик, – я пойду и раздобуду чего-нибудь поесть.
Он пошёл к двери, потом остановился.
– А Мэри? – спросил он.
Джон покачал головой.
– Пока не надо. Оставим их в покое. Если у нас ничего не выйдет…
– У нас всё выйдет.
Джон резко оборвал его:
– Если у нас ничего не выйдет, лучше, чтобы они ничего не знали.
– Пожалуй, ты прав, – сказал старик. – Я пойду принесу поесть.
Два часа спустя Джон уже знал, что Корабль не упадёт на солнце. Он пройдёт близко – слишком близко, всего в несколько миллионах километров, но скорость его будет такова, что он проскочит мимо и снова вылетит в пространство, притягиваемый солнцем, рвущийся прочь от этого притяжения, теряя скорость в этой борьбе.
Траектория его полёта изменится под действием солнца, и он будет летать по орбите – по очень опасной орбите, потому что если оставить её неизменной, то при следующем обороте Корабль всё-таки упадёт на солнце. Пока Корабль не повернёт обратно к солнцу, Джон должен добиться контроля над ним, но самое главное – он выиграл время. Он был уверен: если бы он не прибавил скорость на два деления, то Корабль или врезался бы в солнце сразу, или начал бы вращаться вокруг него по всё более суживающейся орбите, вырвать с которой его не могла бы даже фантастическая сила могучих машин.
Он имел время, он кое-что знал. И Джошуа пошёл за едой. Времени было немного, и он должен использовать его. Надо разбудить знания, притаившиеся где-то в мозгу, внедрённые туда, и он должен употребить их для той цели, для которой они предназначались.
Теперь он был спокойнее и чуть больше уверен в себе. Думая о своей неловкости, он удивлялся, как это люди, запустившие Корабль с Земли, и те, кто управлял им до того воцарения Невежества, могли так точно направить его. Наверное, это случайность, потому что невозможно так пустить снаряд в маленькую мишень, чтобы он летел тысячу лет и попал в неё. Или возможно?
«Автоматически… Автоматически…» – звенело у него в голове одно-единственное слово. Корабль был автоматическим. Он сам летел, сам производил ремонт, сам обслуживал себя, сам двигался к цели. Мозг и рука человека должны были только сказать ему, что делать. Сделай это, говорили мозг и рука, и Корабль делал. Только это и было нужно – дать задание.
Весь секрет и был в том, как же приказать Кораблю. Что ему приказать и как это сделать. Вот что его беспокоило.
Он слез с кресла и обошёл рубку. Всё покрывал тонкий слой пыли, но когда Джон протёр металл рукавом, он заблестел так же ярко, как и в день постройки Корабля.
Он нашёл всякие вещи, некоторые знакомые, а некоторые незнакомые. Но самое главное – он нашёл телескоп и после нескольких неудачных попыток вспомнил, как с ним обращаться. Теперь он знал, как искать планеты, – если это нужная звезда и у неё есть планеты.
Прошло три часа. Джошуа не возвращался. Слишком долго, чтобы достать еду. Джон зашагал по помещению, борясь со страхом. Наверное, со стариком что-то случилось.
Он вернулся к телескопу и начал разыскивать планеты. Сначала это было трудно, но понемногу, привыкая к обращению с телескопом, он начал припоминать всё новые и новые данные.
Он отыскал одну планету и услышал стук. Он оторвался от телескопа и шагнул к двери.
Коридор был полон людей. Они все кричали на него, кричали с ненавистью, и в этом рёве были гнев и осуждение; от сделал шаг назад.
Впереди были Херб и Джордж, а за ними остальные – мужчины и женщины. Он поискал глазами Мэри, но не нашёл.
Толпа рвалась вперёд. На их лицах была злоба и отвращение, и Джон почувствовал, как волна страха, исходившая от них, окутала его.
Его рука опустилась к поясу, нащупала рукоятку пистолета и вытащила его. Он направил пистолет вниз и нажал кнопку. Только один раз. Вспышка осветила дверь, и толпа отшатнулась. Дверь почернела, запахло горелой краской.
Джон Хофф спокойно проговорил:
– Это пистолет. Из него я могу вас убить. Я вас убью, если вы будете вмешиваться. Уйдите. Вернитесь туда, откуда вы пришли.
Херб сделал шаг вперёд и остановился.
– Это ты вмешиваешься, а не мы.
Он сделал ещё шаг.
Джон поднял пистолет и направил на него.
– Я уже убил человека. И убью ещё.
«Как легко, – подумал он, – говорить об убийстве, о смерти. И как легко сделать это теперь, когда я уже один раз убил».
– Джо пропал, – сказал Херб. – Мы ищем его.
– Можете больше не искать.
– Но Джо был твоим другом.
– И ты тоже. Но цель выше дружбы. Ты или со мной, или против меня. Середины нет.
– Мы отлучим тебя от церкви.
– Отлучите меня от церкви, – насмешливо повторил Джон.
– Мы сошлём тебя в центр Корабля.
– Мы были ссыльными всю нашу жизнь, – сказал Джон, – в течение многих поколений. Мы даже не знали этого. Я говорю вам – мы этого не знали. И, не зная этого, придумали красивую сказку. Мы убедили себя в том, что это правда, и жили ею. Но вот теперь я могу доказать вам, что это всего только красивая сказка, выдуманная специально для нас, а вы уже готовы отлучить меня от церкви и сослать. Это не выход, Херб. Это не выход.
Он похлопал рукой по пистолету.
– Вот выход, – сказал он.
– Джон, ты сумасшедший.
– А ты дурак, – сказал Джон.
Сначала он испугался, потом рассердился. А теперь он чувствовал только презрение к этим людям, столпившимся в коридоре, выкрикивающим пустые угрозы.
– Что вы сделали с Джошуа? – спросил он.
– Мы связали его, – ответил Херб.
– Вернитесь и развяжите его. И пришлите мне еды.
Они заколебались. Он сделал угрожающее движение пистолетом:
– Идите!
Они побежали.
Он захлопнул дверь и вернулся к телескопу.
Он нашёл шесть планет, из них две имели атмосферу – вторая и пятая. Он посмотрел на часы: прошло много часов. Джошуа ещё не появлялся. В дверь не стучали. Не было ни пищи, ни воды. Он снова уселся в кресло пилота.
Звезда была далеко позади. Скорость уменьшилась, но была ещё слишком велика. Он подвинул рычаг назад и следил за тем, как ползёт назад стрелка указателя скорости. Теперь это было безопасно, по крайней мере он надеялся, что безопасно. Корабль оказался в 54 миллионах километров от звезды, и можно было уменьшить скорость.
Он снова уставился на пульт управления, и всё было уже яснее, понятнее, он знал о нём немного больше. В конце концов это не так уж трудно. И будет не так трудно. Главное – есть время. Много времени. Нужно будет ещё думать и рассчитывать, но для этого есть время.
Разглядывая пульт, он нашёл вычислительную машину, которой не заметил раньше, – вот как давали приказания Кораблю! Вот чего ему не хватало, вот над чем он бился – как приказывать Кораблю. А это делалось так: нужно отдать приказ маленькому мозгу.
Его преследовало одно слово – «автоматический». Он нашёл кнопку с надписью «телескоп», и ещё – с надписью «орбита», и ещё – «приземление».
Наконец-то, подумал он. После всех волнений и страха – это так просто. Именно таким эти люди там, на Земле, и должны были сделать Корабль. Просто. Невероятно просто. Так просто, что каждый дурак может посадить Корабль. Каждый, кто ткнёт пальцем кнопку. Ведь они, наверное, догадывались, что может произойти на Корабле через несколько поколений. Они знали, что Земля будет забыта и что люди создадут новую культуру, приспособленную к условиям в Корабле. Догадывались – или планировали? Может быть, культура Корабля была частью общего плана? Разве могли бы люди жить тысячу лет на Корабле, если бы знали его цель и назначение?
Конечно, не могли бы. Они бы чувствовали себя ограбленными и обманутыми, они бы сошли с ума от мысли, что они всего только переносчики жизни, что их жизни и жизни многих поколений будут просто зачёркнуты, чтобы их потомки могли прибыть на далёкую планету.
Был только один способ бороться с этим – забвение. К нему и прибегли, и это было к лучшему.
После смены нескольких поколений люди проводили свои маленькие жизни в условиях доморощенной культуры, и этого им было достаточно. Тысячи лет как будто и не было, потому что никто не знал про эту тысячу.
И всё это время Корабль ввинчивался в пространство, направляясь к цели, прямо и точно. Джон Хофф подошёл к телескопу, поймал в фокус пятую планету и включил радары, которые держали бы её в поле зрения. Потом он вернулся к вычислительной машине и нажал кнопку с надписью «телескоп» и другую, с надписью «орбита».
Потом он сел ждать. Делать было больше нечего.
На пятой планете не было жизни.
Анализатор рассказал всё. Атмосфера состояла в основном из метана, сила тяжести была в тридцать раз больше земной, давление под кипящими метановыми облаками близко к тысячи атмосфер. Были и другие факторы, но любого из этих трёх было достаточно.
Джон Хофф вывел Корабль с орбиты и направил его к солнцу. Снова сев за телескоп, он поймал в фокус вторую планету, включил вычислительную машину и опять уселся ждать.
Ещё один шанс – и кончено. Потому что из всех планет только на двух была атмосфера. Или вторая планета, или ничего.
А если и вторая планета окажется мёртвой, что тогда?
На это был только один ответ. Другого не могло быть. Повернуть Корабль ещё к какой-нибудь звезде, прибавить скорость и надеяться – надеяться, что через несколько поколений люди найдут планету, на которой смогут жить.
У него начались голодные спазмы. В здешней системе водяного охлаждения ещё оставалось несколько стаканов жидкости, но он выпил их уже два дня назад.
Джошуа не вернулся. Люди не появлялись. Дважды он открывал дверь и выходил в коридор, готовый сделать вылазку за пищей и водой, но каждый раз, подумав, возвращался. Нельзя было рисковать. Рисковать тем, что его увидят, поймают и не пустят обратно в рубку.
Но скоро ему придётся рискнуть, придётся сделать вылазку. Ещё через день он будет слишком слаб, чтобы сделать это. А до второй планеты им лететь ещё долго.
Придёт время, когда у него не будет выбора. Он не выдержит. Если он не добудет воды и пищи, он превратится в никчёмное, еле ползающее существо, и вся его сила иссякнет к тому времени, когда они достигнут планеты.
Он ещё раз осмотрел пульт управления. Как будто всё в порядке. Корабль ещё набирал скорость. Сигнальная лампочка вычислительной машины горела синим светом, и машина тихо пощёлкивала, как бы говоря: «Всё в порядке. Всё в порядке».
Потом он перешёл от пульта в тот угол, где спал. Он лёг и свернулся клубком, пытаясь сжать желудок, чтобы тот не мучил его. Он закрыл глаза и попробовал заснуть.
Лёжа на металле, он слышал, как далеко позади работают машины, слышал их мощное пение, наполнявшее весь Корабль. Ему вспомнилось, как он думал, что нужно сжиться с Кораблём, чтобы управлять им. Оказалось, что это не так, хотя он уже понимал, как можно сжиться с Кораблём, как Корабль может стать частью человека.
Он задремал, проснулся, снова задремал – и тут вдруг услышал чей-то крик и отчаянный стук в дверь.
Он сразу вскочил, бросился к двери, вытянув вперёд руку с ключом. Рванул дверь, отпер – и, споткнувшись на пороге, в рубку упала Мэри. В одной руке у неё был бак, в другой – мешок. А по коридору к двери бежала толпа, размахивая палками и дико крича.
Джон втащил Мэри внутрь, захлопнул дверь и запер её. Он слышал, как бегущие ударились в дверь и как в неё заколотили палками и заорали.
Джон нагнулся над женой.
– Мэри, – сказал он. Горло его сжалось, он задыхался. – Мэри.
– Я должна была прийти, – сказала она, плача. – Должна, что бы ты там ни сделал.
– То, что я сделал, – к лучшему, – ответил он. – Это была часть плана, Мэри. Я убеждён в этом. Часть общего плана. Люди на Земле всё предусмотрели. И я как раз оказался тем, кто…
– Ты еретик, – сказала она. – Ты уничтожил нашу Веру. Из-за тебя все перегрызлись. Ты…
– Я знаю правду. Я знаю цель Корабля.
Она подняла руки, охватила его лицо, нагнула и прижала к себе его голову.
– Мне всё равно, – сказала она. – Всё равно. Теперь. Раньше я боялась. Я была сердита на тебя, Джон. Мне было стыдно за тебя. Я чуть не умерла со стыда. Но когда они убили Джошуа…
– Что такое?!
– Они убили Джошуа. Они забили его до смерти. И не его одного. Были и другие. Они хотели идти помогать тебе. Их было очень мало. Их тоже убили. На Корабле – сплошные убийства. Ненависть, подозрения. И всякие нехорошие слухи. Никогда ещё так не было, пока ты не отнял у них Веру.
Культура разбилась вдребезги, подумал он. За какие-то часы. А Вера исчезла за долю секунды. Сумасшествие, убийства… Конечно, так оно и должно было быть.
– Они боятся, – сказал он. – Они больше не чувствуют себя в безопасности.
– Я пыталась прийти раньше, – сказала Мэри. – Я знала, что ты голоден, и боялась, что тут нет воды. Но мне пришлось ждать, пока за мной перестанут следить.
Он крепко прижал её к себе. В глазах у него всё расплылось и потеряло очертания.
– Вот еда, – сказала она, – и питьё. Я притащила всё, что могла.
– Жена моя, – сказал он. – Моя дорогая жена…
– Вот еда, Джон. Почему ты не ешь?
Он встал и помог ей подняться.
– Сейчас, – сказал он. – Сейчас буду есть. Я хочу тебе сначала кое-что показать. Я хочу показать тебе Истину.
Он поднялся с ней по ступенькам.
– Смотри. Вот куда мы летим. Вот где мы летим. Что бы мы себе ни говорили, вот она – Истина.
Вторая планета была ожившей Священной Картиной. Там были и Ручьи, и Деревья, и Трава, и Цветы, Небо и Облака, Ветер и Солнечный Свет.
Мэри и Джон стояли у кресла пилота и смотрели в окно.
Анализатор после недолгого журчания выплюнул свой доклад.
«Для людей безопасно», – было напечатано на листочке бумаги. К этому было прибавлено много данных о составе атмосферы, о количестве бактерий, об ультрафиолетовом излучении и разных других вещах. Но этого было уже достаточно. «Для людей безопасно».