Страница:
Я встал, пошел было к себе — и тут же передумал. Повернулся и зашагал в гору, к дому доктора Фабиана. Не худо бы поглядеть, что происходит по другую сторону барьера. А те, кто ждет у меня дома, подождут еще немного.
С вершины холма я поглядел на восток. Там, далеко за окраиной Милвила, протянулась яркая цепочка костров, вспыхивали фары сновавших взад и вперед автомобилей. Тонкий голубой палец прожектора медленно проводил по небу то вправо, то влево. А в одном месте, немного ближе к городу, горел огонь поярче. Тут, кажется, было особенно людно и оживленно.
Я пригляделся и увидал паровой экскаватор, а по обе стороны от него — черные горы свежевынутого грунта. До меня доносился приглушенный расстоянием металлический лязг: огромный ковш сваливал в стороне свою ношу, поворачивался, нырял в котлован и снова вгрызался в почву. Как видно, там пробуют подкопаться под барьер.
По улице с шумом и треском подкатила машина и свернула на дорожку к дому позади меня.
Доктор, подумал я. Видно, его подняли с постели ни свет ни заря, и теперь он возвращается от больного.
Я пересек лужайку, завернул за угол. Машина уже стояла на асфальте перед домом, из нее вылезал доктор Фабиан.
— Доктор, — окликнул я. — Это я, Брэд.
Он обернулся, близоруко прищурился.
— А-а, вернулся. — голос у него был усталый. — Там у тебя дома, знаешь, полно народу, тебя ждут.
Он так устал, что не удивился моему возвращению, он слишком измучился, ему было все равно.
Волоча ноги, он двинулся ко мне. До чего же он старый! Конечно, я и раньше знал, что наш доктор немолод, но он никогда не казался стариком. А тут я вдруг увидел, каков он сутулый, еле передвигает ноги, штаны болтаются, как на скелете, лицо изрезано морщинами…
— Я от Флойда Колдуэлла, — сказал он. — У Флойда был сердечный приступ… Такой крепыш, здоровяк — и вдруг на тебе, сердечный приступ.
— Как он сейчас?
— Я сделал, что мог. Надо бы положить его в больницу, нужен полный покой. А положить нельзя. Из-за этой стены я не могу отвезти его в больницу. Не знаю, Брэд, просто не знаю, что с нами будет. Сегодня утром миссис Дженсен должна была лечь на операцию. Рак. Она все равно умрет, но операция дала бы ей еще несколько месяцев жизни, может быть, даже год или два. А теперь ее в больницу не переправишь. Гопкинсы регулярно возили свою девочку на прием к специалисту, он ей очень помогал. Деккер
— может, ты про него слышал. Великий мастер в своей области. Мы с ним когда-то начинали в одной клинике.
Он все стоял и смотрел на меня.
— Пойми, — продолжал он, — я не в силах им помочь. Кое-что я могу, но этого слишком мало. С такими больными мне не справиться, одному это не под силу. Прежде я отослал бы их к кому-нибудь, кто бы им помог. А теперь я бессилен. В первый раз в жизни я бессилен помочь моим больным.
— Вы принимаете это слишком близко к сердцу, — сказал я.
Он все смотрел на меня, лицо у него было бесконечно усталое и измученное.
— Не могу я иначе, — сказал он. — Они всегда на меня надеялись.
— А что со Шкаликом? Вы, верно, слышали?
Доктор Фабиан сердито фыркнул:
— Этот болван удрал.
— Из больницы?
— Откуда же еще? Улучил минуту, когда они там зазевались, потихоньку оделся и дал тягу. Уж такая это воровская душа, да и умом он тоже никогда не блистал. Его там ищут, но пока никаких следов.
— Домой потянуло, — сказал я.
— Естественно, — согласился доктор. — Послушай, а что это болтают, какие телефоны у него нашли?
Я пожал плечами:
— Хайрам говорил про какой-то телефон.
Старик поглядел на меня так, будто видел насквозь.
— А ты об этом ничего не знаешь?
— Почти что ничего.
— Нэнси говорила, будто ты побывал в коком-то другом мире. Это еще что за сказки?
— Нэнси вам сама говорила?
Доктор Фабиан покачал головой.
— Нет, это Шервуд сказал. И спрашивал меня, как быть. Он боялся об этом заговаривать — еще взбаламутишь весь Милвил.
— И на чем порешили?
— Я ему посоветовал держать язык за зубами. Народ и так взбаламучен. Он только передал то, что ты говорил Нэнси про эти цветы. Надо ж было людям хоть что-то сказать.
— Понимаете, доктор, все очень чудно. Я и сам толком ничего не знаю. Не стоит об этом говорить. Лучше расскажите, что творится у нас, в Милвиле. Что там за костры?
— Воинские части. Вызваны солдаты. Милвил окружен. Какая-то чертовщина, просто безумие. Мы не можем выбраться из Милвила, и никто не может пробраться к нам, а они взяли и вызвали солдат. Что у них в голове, хотел бы я знать? На десять миль за барьером все население эвакуировано, кругом все время летают самолеты, и танки тоже прибыли. Сегодня утром пробовали взорвать барьер динамитом, толку никакого, разве что на лугу у Джейка Фишера теперь огромная яма. Только зря ухлопали свой динамит.
— Сейчас они пробуют подкопаться под барьер, — сказал я.
— Они много чего пробовали. Уже и вертолеты над нами летали, а потом пошли прямо вниз, на посадку. Думали, наверно, что Милвил только кругом огорожен, а сверху нет. А оказалось, над нами и крыша есть. Валяли дурака целый день, разбили два вертолета, но все-таки выяснили, что это вроде купола. Он круглый и покрыл нас как крышкой. Такой, знаешь, колпак или пузырь. И еще эти ослы репортеры понаехали. Тоже целая армия. В газетах, по радио, по телевидению только и разговору, что про наш Милвил.
— Как же, сенсация, — сказал я.
— Да, верно. А мне неспокойно, Брэд. Все держится на волоске. У людей слишком натянуты нервы. Все перепуганы, взвинчены. Любой пустяк может вызвать панику.
Он подошел ко мне совсем близко.
— Что ты думаешь делать, Брэд?
— Пойду домой. Меня там ждут. Пойдемте?
Доктор Фабиан покачал головой.
— Нет, я уже там был, а потом меня вызвали к Флойду. Я, знаешь, совсем вымотался. Пойду лягу.
Он повернулся и, тяжело волоча ноги, двинулся к дому, потом оглянулся.
— Будь поосторожнее, мальчик. Из-за этих цветов слишком много шуму. Говорят, если бы твой отец не стал их разводить, ничего бы не случилось. Многие думают, что твой отец затеял какое-то черное дело, а теперь и ты в него ввязался.
— Ладно, буду смотреть в оба, — сказал я.
16
С вершины холма я поглядел на восток. Там, далеко за окраиной Милвила, протянулась яркая цепочка костров, вспыхивали фары сновавших взад и вперед автомобилей. Тонкий голубой палец прожектора медленно проводил по небу то вправо, то влево. А в одном месте, немного ближе к городу, горел огонь поярче. Тут, кажется, было особенно людно и оживленно.
Я пригляделся и увидал паровой экскаватор, а по обе стороны от него — черные горы свежевынутого грунта. До меня доносился приглушенный расстоянием металлический лязг: огромный ковш сваливал в стороне свою ношу, поворачивался, нырял в котлован и снова вгрызался в почву. Как видно, там пробуют подкопаться под барьер.
По улице с шумом и треском подкатила машина и свернула на дорожку к дому позади меня.
Доктор, подумал я. Видно, его подняли с постели ни свет ни заря, и теперь он возвращается от больного.
Я пересек лужайку, завернул за угол. Машина уже стояла на асфальте перед домом, из нее вылезал доктор Фабиан.
— Доктор, — окликнул я. — Это я, Брэд.
Он обернулся, близоруко прищурился.
— А-а, вернулся. — голос у него был усталый. — Там у тебя дома, знаешь, полно народу, тебя ждут.
Он так устал, что не удивился моему возвращению, он слишком измучился, ему было все равно.
Волоча ноги, он двинулся ко мне. До чего же он старый! Конечно, я и раньше знал, что наш доктор немолод, но он никогда не казался стариком. А тут я вдруг увидел, каков он сутулый, еле передвигает ноги, штаны болтаются, как на скелете, лицо изрезано морщинами…
— Я от Флойда Колдуэлла, — сказал он. — У Флойда был сердечный приступ… Такой крепыш, здоровяк — и вдруг на тебе, сердечный приступ.
— Как он сейчас?
— Я сделал, что мог. Надо бы положить его в больницу, нужен полный покой. А положить нельзя. Из-за этой стены я не могу отвезти его в больницу. Не знаю, Брэд, просто не знаю, что с нами будет. Сегодня утром миссис Дженсен должна была лечь на операцию. Рак. Она все равно умрет, но операция дала бы ей еще несколько месяцев жизни, может быть, даже год или два. А теперь ее в больницу не переправишь. Гопкинсы регулярно возили свою девочку на прием к специалисту, он ей очень помогал. Деккер
— может, ты про него слышал. Великий мастер в своей области. Мы с ним когда-то начинали в одной клинике.
Он все стоял и смотрел на меня.
— Пойми, — продолжал он, — я не в силах им помочь. Кое-что я могу, но этого слишком мало. С такими больными мне не справиться, одному это не под силу. Прежде я отослал бы их к кому-нибудь, кто бы им помог. А теперь я бессилен. В первый раз в жизни я бессилен помочь моим больным.
— Вы принимаете это слишком близко к сердцу, — сказал я.
Он все смотрел на меня, лицо у него было бесконечно усталое и измученное.
— Не могу я иначе, — сказал он. — Они всегда на меня надеялись.
— А что со Шкаликом? Вы, верно, слышали?
Доктор Фабиан сердито фыркнул:
— Этот болван удрал.
— Из больницы?
— Откуда же еще? Улучил минуту, когда они там зазевались, потихоньку оделся и дал тягу. Уж такая это воровская душа, да и умом он тоже никогда не блистал. Его там ищут, но пока никаких следов.
— Домой потянуло, — сказал я.
— Естественно, — согласился доктор. — Послушай, а что это болтают, какие телефоны у него нашли?
Я пожал плечами:
— Хайрам говорил про какой-то телефон.
Старик поглядел на меня так, будто видел насквозь.
— А ты об этом ничего не знаешь?
— Почти что ничего.
— Нэнси говорила, будто ты побывал в коком-то другом мире. Это еще что за сказки?
— Нэнси вам сама говорила?
Доктор Фабиан покачал головой.
— Нет, это Шервуд сказал. И спрашивал меня, как быть. Он боялся об этом заговаривать — еще взбаламутишь весь Милвил.
— И на чем порешили?
— Я ему посоветовал держать язык за зубами. Народ и так взбаламучен. Он только передал то, что ты говорил Нэнси про эти цветы. Надо ж было людям хоть что-то сказать.
— Понимаете, доктор, все очень чудно. Я и сам толком ничего не знаю. Не стоит об этом говорить. Лучше расскажите, что творится у нас, в Милвиле. Что там за костры?
— Воинские части. Вызваны солдаты. Милвил окружен. Какая-то чертовщина, просто безумие. Мы не можем выбраться из Милвила, и никто не может пробраться к нам, а они взяли и вызвали солдат. Что у них в голове, хотел бы я знать? На десять миль за барьером все население эвакуировано, кругом все время летают самолеты, и танки тоже прибыли. Сегодня утром пробовали взорвать барьер динамитом, толку никакого, разве что на лугу у Джейка Фишера теперь огромная яма. Только зря ухлопали свой динамит.
— Сейчас они пробуют подкопаться под барьер, — сказал я.
— Они много чего пробовали. Уже и вертолеты над нами летали, а потом пошли прямо вниз, на посадку. Думали, наверно, что Милвил только кругом огорожен, а сверху нет. А оказалось, над нами и крыша есть. Валяли дурака целый день, разбили два вертолета, но все-таки выяснили, что это вроде купола. Он круглый и покрыл нас как крышкой. Такой, знаешь, колпак или пузырь. И еще эти ослы репортеры понаехали. Тоже целая армия. В газетах, по радио, по телевидению только и разговору, что про наш Милвил.
— Как же, сенсация, — сказал я.
— Да, верно. А мне неспокойно, Брэд. Все держится на волоске. У людей слишком натянуты нервы. Все перепуганы, взвинчены. Любой пустяк может вызвать панику.
Он подошел ко мне совсем близко.
— Что ты думаешь делать, Брэд?
— Пойду домой. Меня там ждут. Пойдемте?
Доктор Фабиан покачал головой.
— Нет, я уже там был, а потом меня вызвали к Флойду. Я, знаешь, совсем вымотался. Пойду лягу.
Он повернулся и, тяжело волоча ноги, двинулся к дому, потом оглянулся.
— Будь поосторожнее, мальчик. Из-за этих цветов слишком много шуму. Говорят, если бы твой отец не стал их разводить, ничего бы не случилось. Многие думают, что твой отец затеял какое-то черное дело, а теперь и ты в него ввязался.
— Ладно, буду смотреть в оба, — сказал я.
16
Они сидели в гостиной. Едва я переступил порог кухни, меня увидел Хайрам Мартин и заорал во все горло:
— Вот он!
Вскочил, ринулся в кухню, но на полдороге остановился и посмотрел на меня, как кошка на мышь.
— Долгонько ты валандался, — изрек он.
Я не стал отвечать. Молча положил завернутый в куртку аппаратик на кухонный стол. Край куртки отвалился, и под висячей лампой засверкали торчащие во все стороны линзы. Хайрам попятился.
— Что это? — спросил он.
— Это я прихватил с собой. По-моему, это машина времени.
На газовой плите на слабом огне стоял кофейник. В раковине громоздились немытые кофейные чашки. Жестянка с сахаром открыта, сахар рассыпан по столу.
Из гостиной в кухню повалил народ — я и не думал, что их тут столько набралось.
Нэнси обошла Хайрама и стала передо мной. И положила руку мне на плечо.
— Целый и невредимый, — сказала она.
— Отделался легким испугом, — ответил я.
До чего она хорошо! Я и не помнил, что она такая красивая — еще красивее, чем была в школе, в дни, когда в моих глазах ее окутывала звездная дымка. Вот она, совсем рядом — еще красивей, чем ее рисовала моя память.
Я шагнул к ней, обнял за плечи. На миг она прислонилась головой к моему плечу, потом снова выпрямилась. Теплая, нежная… нелегко от нее оторваться, но все смотрели на нас и ждали.
— Я кое-кому звонил, — сказал Джералд Шервуд. — Сюда едет сенатор Гиббс, он тебя выслушает. С ним едет кто-то из госдепартамента. За такой короткий срок я больше ничего не мог сделать, Брэд.
— И это сойдет, — сказал я.
Я стоял у себя в кухне, и рядом была Нэнси, а вокруг все знакомое, привычное, огонь лампы повлек в свете ранней зари, — и теперь тот, другой мир словно отступил куда — то далеко, черты его смягчились, и если даже в нем таилась угроза, она то же как бы поблекла.
— Ты мне вот что скажи, — выпалил Том Престон: — что за чепуху Джералд рассказывает про цветы, которые разводил твой отец?
— Да-да, — поддержал мэр Хигги Моррис, — при чем тут цветы?
Хайрам ничего не сказал, только злобно усмехнулся, в упор глядя на меня.
— Джентльмены, — воззвал адвокат Николс, — так не годится. Справедливость прежде всего. Сначала пусть Брэд расскажет нам все, что знает, а потом будете задавать вопросы.
— Что бы он ни сказал, все важно: мы ведь совсем ничего не знаем, — поддержал Джо Эванс.
— Ладно, — сказал Хигги. — Послушаем.
— Сперва пускай объяснит, что это у него за штука на столе, — заявил Хайрам. — Может, она опасная. Может, это бомба.
— Я не знаю, что это такое, — сказал я. — Но оно связано со временем. Оно как-то управляет временем. В общем, это фотоаппарат времени, машина времени — называйте как хотите.
Том Престон пренебрежительно фыркнул, а Хайрам опять злобно ощерился.
Все это время в дверях стояли рядом отец Фленеген, единственный в нашем городе католический священник, и пастор Сайлас Мидлтон из церкви через дорогу. Теперь старик Фленеген заговорил — так тихо, что едва можно было расслышать; голос его был слаб, как поблекший свет лампы и первые лучи рассвета.
— Я меньше всего склонен думать, будто кто-либо может управлять временем, а цветы как-то причастны к тому, что случилось у нас в Милвиле. И то и другое в корне противоречит всем моим понятиям и убеждениям. Но, в отличие от некоторых из вас, я готов сначала выслушать, а уже потом судить.
— Постараюсь вам все выложить, — сказал к. — Постараюсь рассказать подряд все, как было.
— Тебя разыскивал по телефону Элф Питерсон, — перебила Нэнси. — Он звонил раз десять.
— А свой номер он оставил?
— Да, вот я записала.
— Элф обождет, — сказал Хигги. — Сперва послушаем, что ты там припас.
— Пожалуй, и правда не стоит откладывать в долгий ящик, — сказал Джералд Шервуд. — Пройдемте в гостиную, там будет удобнее.
Мы все перешли в гостиную и уселись.
— Ну, приятель, — любезнейшим тоном сказал Хигги, — валяй начистоту.
Я готов был его придушить. И, думаю, встретясь со мной взглядом, он отлично это понял.
— Мы будем тише воды, ниже травы, — пообещал он. — Валяй выкладывай, мы слушаем.
Я подождал, пока все утихли. и сказал:
— Начну вот с чего. Вчера утром, когда моя машина разбилась, я пришел домой и застал Таппера Тайлера, он качался у меня на качелях.
Хигги так и подскочил.
— Да ты спятил! — заорал он. — Таппер уже десять лет как пропал без вести!
Хайрам тоже вскочил.
— Я ж тебе говорил, что Том разговаривал с Таппером, а ты меня поднял на смех! — взревел он.
— Тогда я тебе соврал, — сказал я. — Поневоле пришлось соврать. Я не понимал, что происходит, а ты пристал с ножом к горлу.
— Значит, ты признаешь, что солгал, Брэд? — переспросил преподобный Сайлас Мидлтон.
— Ну, ясно. Эта горилла приперла меня к стене и…
— Если раз соврал, так и еще соврешь! — визгливо крикнул Том Престон. — Как же тебе верить? Мало ли чего ты нарасскажешь.
— Не хочешь — не верь, — сказал я. — Мне плевать.
Все опять уселись и молча смотрели на меня. Конечно, это было ребячество, но уж очень они меня допекли.
— Я предложил бы начать сначала, — заговорил отец Фленеген. — Давайте все сделаем героическое усилие и постараемся вести себя пристойно.
— Да, я тоже попрошу, — угрюмо сказал Хигги. — Сидите и помалкивайте.
Я обвел взглядом комнату — никто не произнес ни слова. Джералд Шервуд серьезно кивнул мне. Я перевел дух.
— Пожалуй, мне надо начать еще раньше, — сказал я. — С того дня, когда Том Престон прислал Эда Адлера снять у меня телефон.
— Ты задолжал за три месяца! — взвизгнул Престон. — Ты даже не позаботился…
— Том! — одернул адвокат Николс.
Том надулся и замолчал.
И я стал рассказывать все подряд — про Шкалика Гранта, про телефон без диска, оказавшийся у меня в конторе, про работу, о которой говорил мне Элф Питерсон, про то, как я ездил к Шкалику домой. Умолчал только о Джералде Шервуде и о том, что он-то и выпускает эти телефоны. Почему-то я чувствовал, что говорить об этом я не вправе.
— Есть вопросы? — сказал я затем.
— Вопросов очень много, — отозвался адвокат Николс. — Но вы уж расскажите все до самого конца, а потом будут вопросы. Никто не возражает?
— Я не против, — проворчал Хигги Моррис.
— А я против! — вскинулся Престон. — Джералд поминал, что Нэнси разговаривала с Брэдом. А как это ей удалось, спрашивается? Тоже, конечно, по такому телефончику?
— Да, — сказал Шервуд. — У меня много лет стоит такой телефон.
— Вы мне про это не говорили, Джералд, — сказал Хигги.
— К слову не пришлось, — коротко ответил Шервуд.
— Видно, тут еще много всякого творилось, а мы и не подозревали, черт подери, — сказал Престон.
— Безусловно, вы правы, — промолвил отец Фленеген. — Но, мне кажется, этот молодой человек только еще начал свою повесть.
И я продолжал. Старался рассказать всю правду, припомнить все подробности.
Наконец я договорил. Минуту-другую никто не двигался, быть может, все они были поражены, ошеломлены, быть может, поверили не каждому слову, но чему-то все-таки поверили.
Отец Фленеген неловко пошевелился на стуле.
— Молодой человек, — промолвил он, — а вы вполне уверены, что это была не галлюцинация?
— Я принес оттуда машину времени, вот она. Сами видите.
— Да, нельзя не признать, что происходит много странного, — раздумчиво сказал Николс. — В конце концов, то, что рассказал нам Брэд, не более удивительно, чем барьер вокруг Милвила.
— Временем никто управлять не может! — закричал Престон. — Время
— ведь это же… ведь оно…
— Вот то-то! — сказал Шервуд. — Никто не знает, что это за штука — время. И еще много есть в мире всякого, о чем мы ничего не знаем. Взять, например, тяготение. Ни один человек на свете не может объяснить, что это такое.
— Не верю ни одному слову, — отрезал Хайрам. — Просто Брэд где-то прятался…
— Мы прочесали весь город, — возразил Джо Эванс. — Негде ему было спрятаться.
— В сущности, какое это имеет значение — верим мы Брэду или не верим, — заметил отец Фленеген. — Поверят ли ему те, кто едет к нам из Вашингтона, — вот что важно.
Хигги выпрямился на стуле.
— Вы говорили, к нам едет Гиббс? — переспросил он Шервуда. — И еще кого-то везет?
— Да, с ним кто-то из госдепартамента.
— А что он сказал, Гиббс?
— Что выезжает немедленно. Что разговор с Брэдом будет только предварительный. А потом он вернется в Вашингтон и обо всем доложит. Он сказал, может быть, тут вопрос не только государственного значения. Может быть, это придется решать в международном масштабе. Пожалуй, Вашингтон должен будет посовещаться с правительствами других стран. Он стал спрашивать у меня подробности. А я только и мог сказать, что у нас в Милвиле один человек хочет сообщить чрезвычайно важные сведения.
— Эти приезжие, наверно, будут ждать нас по ту сторону барьера. Скорей всего, на шоссе, с восточной стороны.
— Да, наверно, — согласился Шервуд. — Мы точно не условились. Сразу по приезде он мне позвонит откуда-нибудь из-за барьера.
— По правде сказать, — Хигги доверительно понизил голос, — если только не стрясется никакой беды, можно считать, что нам крупно повезло. Шутка ли, прославились всем на зависть, ни у одного города сроду не было такой рекламы! Да теперь лет десять от туристов отбою не будет, всякому захочется на нас поглядеть, похвастать, что побывал в Милвиле!
— Если все, что говорит Брэд, верно, то можно ожидать последствий куда более серьезных, чем наплыв туристов, — заметил отец Фленеген.
— Да, конечно, — подхватил Сайлас Мидлтон. — Ведь это значит, что мы встретились с иным разумом. Как мы справимся, будем ли на высоте, — может быть, это вопрос жизни и смерти. Я хочу сказать, не только для нас, милвилцев. От этого может зависеть жизнь или смерть всего человечества.
— Да вы что? — заверещал Престон. — Неужели, по-вашему, какая-то трава, какие-то несчастные цветы…
— Болван, — оборвал Шервуд. — Пора бы понять, что это не просто цветы.
— Вот именно, — поддержал Джо Эванс. — Не просто цветы, а совсем иная форма жизни. Не животной, а растительной жизни: мыслящие растения.
— И вдобавок они накопили кучу знаний, переняли их в разных других мирах, — прибавил я. — Они знают много такого, о чем мы никогда и не задумывались.
— Не понимаю, чего нам бояться, — упрямо гнул свое Хигги. — Неужто мы не справимся с какой-то сорной травой? Опрыскать их чем-нибудь поядовитее, только и всего…
— Если мы вздумаем их уничтожить, это будет не так легко, как ты воображаешь, — сказал я. — Но еще вопрос, надо ли их уничтожать?
— А что ж, по-твоему, пускай приходят и забирают нашу Землю?
— Не забирают. Пускай приходят и живут с нами в дружбе, будем друг другу помогать.
— А барьер? — заорал Хайрам. — Про барьер забыли?
— Никто ничего не забыл, — сказал Николс. — Барьер — только часть нашей задачи. Нужно решить задачу в целом, а заодно и с барьером уладится.
— Тьфу, пропасть, послушать всех вас, так подумаешь, вы и впрямь поверили этой ерунде, — простонал Том Престон.
— Может быть, мы и не всему поверили, — возразил Сайлас Мидлтон, — но то, что рассказал Брэд, придется принять за рабочую гипотезу. Я не говорю, что каждое его слово непогрешимая истина. Возможно, он чего-то не понял, ошибся, что-то перепутал. Но пока это единственные сведения, на которые мы можем опереться.
— Не верю ни единому слову, — отрезал Хайрам. — Тут какой-то гнусный заговор, и я…
Громко, на всю комнату зазвонил телефон. Шервуд снял трубку.
— Тебя, — сказал он мне. — Это опять Элф.
Я подошел и взял трубку.
— Здорово, Элф.
— Я думал, ты мне позвонишь, — сказал Элф. — Ты обещал позвонить через часок.
— Я тут влип в одну историю.
— Меня выставили из мотеля, — сказал Элф. — Всех переселяют. Я теперь в гостинице возле Кун Вэли. Гостиница препаршивая, я уж хотел перебраться в Элмор, только сперва надо бы потолковать с тобой.
— Вот хорошо, что ты меня дождался. Мне нужно тебя кое о чем порасспросить. Насчет той лаборатории в Гринбрайере.
— Валяй, спрашивай.
— Какие вы там задачки решаете?
— Да самые разные.
— А они имеют касательство к растениям?
— К растениям?
— Ну да. Что-нибудь про цветы, сорняки, про овощи.
— А, понятно. Дай-ка сообразить. Да, бывало и такое.
— Например?
— Да вот хотя бы может ли растение мыслить?
— И к какому выводу ты пришел?
— Ну, знаешь, Брэд!
— Послушай, Элф, это очень важно.
— Ладно, изволь. Сколько я ни думал, вывод один: это невозможно. Нет такой движущей силы, которая побуждала бы растение мыслить. У него нет причины стать разумным. А если бы оно и стало мыслить, оно бы от этого не выиграло. Растение не может воспользоваться разумом и знаниями. У него нет никакой возможности их применить. Оно для этого не приспособлено, само строение не то. Пришлось бы ему заиметь чувства, которых у него нет, чтобы полнее воспринимать окружающее. Пришлось бы заиметь мозг — хранилище знаний и мыслительный механизм. Задача очень простая, Брэд, стоит вдуматься — и ответ напрашивается сам собой. Растение никогда и не попытается мыслить. Причины я определил не сразу, но, когда разобрался, все получилось очень ясно и убедительно.
— И это все?
— Нет, была и еще задачка. Разработать верный, безошибочный способ истребления вредных сорняков, причем таких, которые легко прививаются в любых условиях и быстро приобретают иммунитет ко всему, что для них губительно.
— Тут, наверно, ничего не придумаешь, — сказал я.
— Да нет, одна возможность все-таки есть. Только малоприятная.
— Какая же?
— Радиация. Но если сорняк и правда очень выносливый и легко приспосабливается, так и это, пожалуй, не вполне надежное средство.
— Значит, растение с таким решительным нравом никак не истребишь?
— По-моему, никакого средства нет… это свыше сил человеческих. Слушай, Брэд, а к чему ты клонишь?
— Пожалуй, мы сейчас как раз в таком положении.
И я наскоро рассказал ему кое-что о Цветах. Элф присвистнул.
— А ты все как следует понял? — спросил он.
— Право, не знаю, Элф. Вроде понял все, но наверняка сказать не могу. То есть Цветы там живут, это точно, но…
— В Гринбрайере нам задавали еще один вопрос. Очень подходящий к тому, что ты рассказываешь. Дескать, как бы вы встретили пришельцев из другого мира и как бы установили с ними отношения. Значит, по — твоему, наша лаборатория работает на них?
— А на кого же? И заправляют ею те же люди, которые делают эти самые телефоны.
— Мы же так и подумали. Помнишь, когда барьер двинулся и мы с тобой говорили по телефону.
— Слушай, Элф, а как вы ответили на тот вопрос? Насчет встречи с пришельцами?
Элф как-то принужденно засмеялся.
— Отвечали на тысячу ладов. Встречать можно по-разному, смотря что за пришельцы. И тут есть известная опасность.
— А больше ты ничего не помнишь? В смысле — никаких других задач и вопросов?
— Нет, не припомню. Ты мне расскажи еще, что у вас происходит.
— И рад бы, да не могу. У меня тут полно народу. А ты сейчас едешь в Элмор?
— Ага. Как доберусь туда позвоню тебе. Ты будешь дома?
— Куда же я денусь.
Пока я говорил с Элфом, в комнате все как воды в рот набрали. Сидели и слушали. Но едва я положил трубку, Хигги выпрямился и скорчил важную мину.
— Я полагаю, — начал он, — пора бы нам пойти встречать сенатора. Пожалуй, мне следует назначить комиссию по приему высокого гостя. Разумеется, в нее войдут все здесь присутствующие и, может быть, еще человек шесть. Доктор Фабиан и, скажем…
— Одну минуту, мэр, — прервал Шервуд. — Приходится напомнить, что это касается не только Милвила и сенатор едет к нам не с визитом. Тут нечто более важное и совершенно неофициальное. Сенатору нужно поговорить только с одним человеком — с Брэдом. Брэд — единственный, у кого есть необходимые сведения и…
— Но я только хочу… — не выдержал Хигги.
— Все мы знаем, чего вы хотите, — прервал Шервуд. — А я хочу подчеркнуть, что если Брэду нужна в помощь какая-либо комиссия, так пусть он сам ее и подбирает.
— Но мой служебный долг… — бубнил наш мэр.
— В данном случае ваш служебный долг ни при чем, — отрезал Шервуд.
— Джералд! — вскинулся Хигги. — Я старался сохранить о вас наилучшее мнение. Я уверял себя…
— Послушайте, мэр, бросьте вы ходить вокруг да около, — мрачно заявил Престон. — Давайте без дураков. Тут что-то нечисто, заговор какой — то, какие-то темные дела. Ясно, что замешан Брэд, и замешан Шкалик, и…
— Если вы так уверены, что тут заговор, значите и я замешан, — вставил Шервуд. — Это мои телефоны.
Хигги даже поперхнулся:
— Что-о?!
— Это мои телефоны. Их выпускает моя фабрика.
— Так вы с самого начала все знали?
Шервуд покачал головой:
— Ничего я не знал. Я только выпускал телефоны.
Хигги без сил откинулся на спинку стула. Он сжимал и разжимал руки и смотрел на них невидящими глазами.
— Не понимаю, — бормотал он. — Хоть убейте, ничего не понимаю.
А по-моему, он отлично все понял. Впервые до него дошло, что тут не просто какое-то чудо природы, которое понемногу сойдет на нет, сослужив Милвилу отличную службу: такая реклама для туристов, каждый год тысячами будут съезжаться любопытные… Нет, впервые мэр Хигги Моррис осознал, что перед Милвилом и перед всем миром встала задача, которую не разрешить при помощи простого ведении или на заседании Торговой палаты.
— Одна просьба, — сказал я.
— Чего тебе? — отозвался Хигги.
— Верните мне телефон. Тот, который стоял у меня в конторе. Тот самый, без диска.
Мэр поглядел на Хайрама.
— Ну, нет, — заявил Хайрам. — Не отдам я ему этот телефон. Он уже и так здорово напакостил.
— Хайрам, — только и сказал мэр.
— А, ладно, — буркнул Хайрам. — Пускай подавится.
— Мне думается, все мы поступаем весьма неразумно, — заговорил отец Фленеген. — Я предложил бы обсудить все, что произошло, спокойно и обстоятельно, по порядку. Только таким образом можно было бы…
Его прервало тиканье — громкое, зловещее, оно разносилось по всему дому, словно отбивая такт шагам самого рока. И тут я понял, что тиканье это началось уже давно, но сперва оно было тихое, чуть слышное, и я смутно удивлялся — что бы это могло быть.
А теперь, от удара к удару, оно становилось все громче, резче, и пока мы слушали, оцепенев, ошеломленные, испуганные, тиканье переросло в гул, в мощный рев…
Мы в страхе повскакали на ноги, в раскрытую дверь видно было: стены кухни озаряются и гаснут, словно там то включают, то выключают слепящие фары, — комнату заливал нестерпимо яркий свет, на миг погасал и вспыхивал вновь.
— Так я и знал! — взревел Хайрам и кинулся к двери. — Я сразу понял, это вроде бомбы!
Я бросился за ним с криком:
— Берегись. Не тронь!
Это была «машина времени». Она взлетела со стола и парила в воздухе, в ней, мерно пульсируя, нарастала какая-то неведомая, огромная энергия, воздух полнился мощным гудением. На столе валялась моя измятая куртка.
— Вот он!
Вскочил, ринулся в кухню, но на полдороге остановился и посмотрел на меня, как кошка на мышь.
— Долгонько ты валандался, — изрек он.
Я не стал отвечать. Молча положил завернутый в куртку аппаратик на кухонный стол. Край куртки отвалился, и под висячей лампой засверкали торчащие во все стороны линзы. Хайрам попятился.
— Что это? — спросил он.
— Это я прихватил с собой. По-моему, это машина времени.
На газовой плите на слабом огне стоял кофейник. В раковине громоздились немытые кофейные чашки. Жестянка с сахаром открыта, сахар рассыпан по столу.
Из гостиной в кухню повалил народ — я и не думал, что их тут столько набралось.
Нэнси обошла Хайрама и стала передо мной. И положила руку мне на плечо.
— Целый и невредимый, — сказала она.
— Отделался легким испугом, — ответил я.
До чего она хорошо! Я и не помнил, что она такая красивая — еще красивее, чем была в школе, в дни, когда в моих глазах ее окутывала звездная дымка. Вот она, совсем рядом — еще красивей, чем ее рисовала моя память.
Я шагнул к ней, обнял за плечи. На миг она прислонилась головой к моему плечу, потом снова выпрямилась. Теплая, нежная… нелегко от нее оторваться, но все смотрели на нас и ждали.
— Я кое-кому звонил, — сказал Джералд Шервуд. — Сюда едет сенатор Гиббс, он тебя выслушает. С ним едет кто-то из госдепартамента. За такой короткий срок я больше ничего не мог сделать, Брэд.
— И это сойдет, — сказал я.
Я стоял у себя в кухне, и рядом была Нэнси, а вокруг все знакомое, привычное, огонь лампы повлек в свете ранней зари, — и теперь тот, другой мир словно отступил куда — то далеко, черты его смягчились, и если даже в нем таилась угроза, она то же как бы поблекла.
— Ты мне вот что скажи, — выпалил Том Престон: — что за чепуху Джералд рассказывает про цветы, которые разводил твой отец?
— Да-да, — поддержал мэр Хигги Моррис, — при чем тут цветы?
Хайрам ничего не сказал, только злобно усмехнулся, в упор глядя на меня.
— Джентльмены, — воззвал адвокат Николс, — так не годится. Справедливость прежде всего. Сначала пусть Брэд расскажет нам все, что знает, а потом будете задавать вопросы.
— Что бы он ни сказал, все важно: мы ведь совсем ничего не знаем, — поддержал Джо Эванс.
— Ладно, — сказал Хигги. — Послушаем.
— Сперва пускай объяснит, что это у него за штука на столе, — заявил Хайрам. — Может, она опасная. Может, это бомба.
— Я не знаю, что это такое, — сказал я. — Но оно связано со временем. Оно как-то управляет временем. В общем, это фотоаппарат времени, машина времени — называйте как хотите.
Том Престон пренебрежительно фыркнул, а Хайрам опять злобно ощерился.
Все это время в дверях стояли рядом отец Фленеген, единственный в нашем городе католический священник, и пастор Сайлас Мидлтон из церкви через дорогу. Теперь старик Фленеген заговорил — так тихо, что едва можно было расслышать; голос его был слаб, как поблекший свет лампы и первые лучи рассвета.
— Я меньше всего склонен думать, будто кто-либо может управлять временем, а цветы как-то причастны к тому, что случилось у нас в Милвиле. И то и другое в корне противоречит всем моим понятиям и убеждениям. Но, в отличие от некоторых из вас, я готов сначала выслушать, а уже потом судить.
— Постараюсь вам все выложить, — сказал к. — Постараюсь рассказать подряд все, как было.
— Тебя разыскивал по телефону Элф Питерсон, — перебила Нэнси. — Он звонил раз десять.
— А свой номер он оставил?
— Да, вот я записала.
— Элф обождет, — сказал Хигги. — Сперва послушаем, что ты там припас.
— Пожалуй, и правда не стоит откладывать в долгий ящик, — сказал Джералд Шервуд. — Пройдемте в гостиную, там будет удобнее.
Мы все перешли в гостиную и уселись.
— Ну, приятель, — любезнейшим тоном сказал Хигги, — валяй начистоту.
Я готов был его придушить. И, думаю, встретясь со мной взглядом, он отлично это понял.
— Мы будем тише воды, ниже травы, — пообещал он. — Валяй выкладывай, мы слушаем.
Я подождал, пока все утихли. и сказал:
— Начну вот с чего. Вчера утром, когда моя машина разбилась, я пришел домой и застал Таппера Тайлера, он качался у меня на качелях.
Хигги так и подскочил.
— Да ты спятил! — заорал он. — Таппер уже десять лет как пропал без вести!
Хайрам тоже вскочил.
— Я ж тебе говорил, что Том разговаривал с Таппером, а ты меня поднял на смех! — взревел он.
— Тогда я тебе соврал, — сказал я. — Поневоле пришлось соврать. Я не понимал, что происходит, а ты пристал с ножом к горлу.
— Значит, ты признаешь, что солгал, Брэд? — переспросил преподобный Сайлас Мидлтон.
— Ну, ясно. Эта горилла приперла меня к стене и…
— Если раз соврал, так и еще соврешь! — визгливо крикнул Том Престон. — Как же тебе верить? Мало ли чего ты нарасскажешь.
— Не хочешь — не верь, — сказал я. — Мне плевать.
Все опять уселись и молча смотрели на меня. Конечно, это было ребячество, но уж очень они меня допекли.
— Я предложил бы начать сначала, — заговорил отец Фленеген. — Давайте все сделаем героическое усилие и постараемся вести себя пристойно.
— Да, я тоже попрошу, — угрюмо сказал Хигги. — Сидите и помалкивайте.
Я обвел взглядом комнату — никто не произнес ни слова. Джералд Шервуд серьезно кивнул мне. Я перевел дух.
— Пожалуй, мне надо начать еще раньше, — сказал я. — С того дня, когда Том Престон прислал Эда Адлера снять у меня телефон.
— Ты задолжал за три месяца! — взвизгнул Престон. — Ты даже не позаботился…
— Том! — одернул адвокат Николс.
Том надулся и замолчал.
И я стал рассказывать все подряд — про Шкалика Гранта, про телефон без диска, оказавшийся у меня в конторе, про работу, о которой говорил мне Элф Питерсон, про то, как я ездил к Шкалику домой. Умолчал только о Джералде Шервуде и о том, что он-то и выпускает эти телефоны. Почему-то я чувствовал, что говорить об этом я не вправе.
— Есть вопросы? — сказал я затем.
— Вопросов очень много, — отозвался адвокат Николс. — Но вы уж расскажите все до самого конца, а потом будут вопросы. Никто не возражает?
— Я не против, — проворчал Хигги Моррис.
— А я против! — вскинулся Престон. — Джералд поминал, что Нэнси разговаривала с Брэдом. А как это ей удалось, спрашивается? Тоже, конечно, по такому телефончику?
— Да, — сказал Шервуд. — У меня много лет стоит такой телефон.
— Вы мне про это не говорили, Джералд, — сказал Хигги.
— К слову не пришлось, — коротко ответил Шервуд.
— Видно, тут еще много всякого творилось, а мы и не подозревали, черт подери, — сказал Престон.
— Безусловно, вы правы, — промолвил отец Фленеген. — Но, мне кажется, этот молодой человек только еще начал свою повесть.
И я продолжал. Старался рассказать всю правду, припомнить все подробности.
Наконец я договорил. Минуту-другую никто не двигался, быть может, все они были поражены, ошеломлены, быть может, поверили не каждому слову, но чему-то все-таки поверили.
Отец Фленеген неловко пошевелился на стуле.
— Молодой человек, — промолвил он, — а вы вполне уверены, что это была не галлюцинация?
— Я принес оттуда машину времени, вот она. Сами видите.
— Да, нельзя не признать, что происходит много странного, — раздумчиво сказал Николс. — В конце концов, то, что рассказал нам Брэд, не более удивительно, чем барьер вокруг Милвила.
— Временем никто управлять не может! — закричал Престон. — Время
— ведь это же… ведь оно…
— Вот то-то! — сказал Шервуд. — Никто не знает, что это за штука — время. И еще много есть в мире всякого, о чем мы ничего не знаем. Взять, например, тяготение. Ни один человек на свете не может объяснить, что это такое.
— Не верю ни одному слову, — отрезал Хайрам. — Просто Брэд где-то прятался…
— Мы прочесали весь город, — возразил Джо Эванс. — Негде ему было спрятаться.
— В сущности, какое это имеет значение — верим мы Брэду или не верим, — заметил отец Фленеген. — Поверят ли ему те, кто едет к нам из Вашингтона, — вот что важно.
Хигги выпрямился на стуле.
— Вы говорили, к нам едет Гиббс? — переспросил он Шервуда. — И еще кого-то везет?
— Да, с ним кто-то из госдепартамента.
— А что он сказал, Гиббс?
— Что выезжает немедленно. Что разговор с Брэдом будет только предварительный. А потом он вернется в Вашингтон и обо всем доложит. Он сказал, может быть, тут вопрос не только государственного значения. Может быть, это придется решать в международном масштабе. Пожалуй, Вашингтон должен будет посовещаться с правительствами других стран. Он стал спрашивать у меня подробности. А я только и мог сказать, что у нас в Милвиле один человек хочет сообщить чрезвычайно важные сведения.
— Эти приезжие, наверно, будут ждать нас по ту сторону барьера. Скорей всего, на шоссе, с восточной стороны.
— Да, наверно, — согласился Шервуд. — Мы точно не условились. Сразу по приезде он мне позвонит откуда-нибудь из-за барьера.
— По правде сказать, — Хигги доверительно понизил голос, — если только не стрясется никакой беды, можно считать, что нам крупно повезло. Шутка ли, прославились всем на зависть, ни у одного города сроду не было такой рекламы! Да теперь лет десять от туристов отбою не будет, всякому захочется на нас поглядеть, похвастать, что побывал в Милвиле!
— Если все, что говорит Брэд, верно, то можно ожидать последствий куда более серьезных, чем наплыв туристов, — заметил отец Фленеген.
— Да, конечно, — подхватил Сайлас Мидлтон. — Ведь это значит, что мы встретились с иным разумом. Как мы справимся, будем ли на высоте, — может быть, это вопрос жизни и смерти. Я хочу сказать, не только для нас, милвилцев. От этого может зависеть жизнь или смерть всего человечества.
— Да вы что? — заверещал Престон. — Неужели, по-вашему, какая-то трава, какие-то несчастные цветы…
— Болван, — оборвал Шервуд. — Пора бы понять, что это не просто цветы.
— Вот именно, — поддержал Джо Эванс. — Не просто цветы, а совсем иная форма жизни. Не животной, а растительной жизни: мыслящие растения.
— И вдобавок они накопили кучу знаний, переняли их в разных других мирах, — прибавил я. — Они знают много такого, о чем мы никогда и не задумывались.
— Не понимаю, чего нам бояться, — упрямо гнул свое Хигги. — Неужто мы не справимся с какой-то сорной травой? Опрыскать их чем-нибудь поядовитее, только и всего…
— Если мы вздумаем их уничтожить, это будет не так легко, как ты воображаешь, — сказал я. — Но еще вопрос, надо ли их уничтожать?
— А что ж, по-твоему, пускай приходят и забирают нашу Землю?
— Не забирают. Пускай приходят и живут с нами в дружбе, будем друг другу помогать.
— А барьер? — заорал Хайрам. — Про барьер забыли?
— Никто ничего не забыл, — сказал Николс. — Барьер — только часть нашей задачи. Нужно решить задачу в целом, а заодно и с барьером уладится.
— Тьфу, пропасть, послушать всех вас, так подумаешь, вы и впрямь поверили этой ерунде, — простонал Том Престон.
— Может быть, мы и не всему поверили, — возразил Сайлас Мидлтон, — но то, что рассказал Брэд, придется принять за рабочую гипотезу. Я не говорю, что каждое его слово непогрешимая истина. Возможно, он чего-то не понял, ошибся, что-то перепутал. Но пока это единственные сведения, на которые мы можем опереться.
— Не верю ни единому слову, — отрезал Хайрам. — Тут какой-то гнусный заговор, и я…
Громко, на всю комнату зазвонил телефон. Шервуд снял трубку.
— Тебя, — сказал он мне. — Это опять Элф.
Я подошел и взял трубку.
— Здорово, Элф.
— Я думал, ты мне позвонишь, — сказал Элф. — Ты обещал позвонить через часок.
— Я тут влип в одну историю.
— Меня выставили из мотеля, — сказал Элф. — Всех переселяют. Я теперь в гостинице возле Кун Вэли. Гостиница препаршивая, я уж хотел перебраться в Элмор, только сперва надо бы потолковать с тобой.
— Вот хорошо, что ты меня дождался. Мне нужно тебя кое о чем порасспросить. Насчет той лаборатории в Гринбрайере.
— Валяй, спрашивай.
— Какие вы там задачки решаете?
— Да самые разные.
— А они имеют касательство к растениям?
— К растениям?
— Ну да. Что-нибудь про цветы, сорняки, про овощи.
— А, понятно. Дай-ка сообразить. Да, бывало и такое.
— Например?
— Да вот хотя бы может ли растение мыслить?
— И к какому выводу ты пришел?
— Ну, знаешь, Брэд!
— Послушай, Элф, это очень важно.
— Ладно, изволь. Сколько я ни думал, вывод один: это невозможно. Нет такой движущей силы, которая побуждала бы растение мыслить. У него нет причины стать разумным. А если бы оно и стало мыслить, оно бы от этого не выиграло. Растение не может воспользоваться разумом и знаниями. У него нет никакой возможности их применить. Оно для этого не приспособлено, само строение не то. Пришлось бы ему заиметь чувства, которых у него нет, чтобы полнее воспринимать окружающее. Пришлось бы заиметь мозг — хранилище знаний и мыслительный механизм. Задача очень простая, Брэд, стоит вдуматься — и ответ напрашивается сам собой. Растение никогда и не попытается мыслить. Причины я определил не сразу, но, когда разобрался, все получилось очень ясно и убедительно.
— И это все?
— Нет, была и еще задачка. Разработать верный, безошибочный способ истребления вредных сорняков, причем таких, которые легко прививаются в любых условиях и быстро приобретают иммунитет ко всему, что для них губительно.
— Тут, наверно, ничего не придумаешь, — сказал я.
— Да нет, одна возможность все-таки есть. Только малоприятная.
— Какая же?
— Радиация. Но если сорняк и правда очень выносливый и легко приспосабливается, так и это, пожалуй, не вполне надежное средство.
— Значит, растение с таким решительным нравом никак не истребишь?
— По-моему, никакого средства нет… это свыше сил человеческих. Слушай, Брэд, а к чему ты клонишь?
— Пожалуй, мы сейчас как раз в таком положении.
И я наскоро рассказал ему кое-что о Цветах. Элф присвистнул.
— А ты все как следует понял? — спросил он.
— Право, не знаю, Элф. Вроде понял все, но наверняка сказать не могу. То есть Цветы там живут, это точно, но…
— В Гринбрайере нам задавали еще один вопрос. Очень подходящий к тому, что ты рассказываешь. Дескать, как бы вы встретили пришельцев из другого мира и как бы установили с ними отношения. Значит, по — твоему, наша лаборатория работает на них?
— А на кого же? И заправляют ею те же люди, которые делают эти самые телефоны.
— Мы же так и подумали. Помнишь, когда барьер двинулся и мы с тобой говорили по телефону.
— Слушай, Элф, а как вы ответили на тот вопрос? Насчет встречи с пришельцами?
Элф как-то принужденно засмеялся.
— Отвечали на тысячу ладов. Встречать можно по-разному, смотря что за пришельцы. И тут есть известная опасность.
— А больше ты ничего не помнишь? В смысле — никаких других задач и вопросов?
— Нет, не припомню. Ты мне расскажи еще, что у вас происходит.
— И рад бы, да не могу. У меня тут полно народу. А ты сейчас едешь в Элмор?
— Ага. Как доберусь туда позвоню тебе. Ты будешь дома?
— Куда же я денусь.
Пока я говорил с Элфом, в комнате все как воды в рот набрали. Сидели и слушали. Но едва я положил трубку, Хигги выпрямился и скорчил важную мину.
— Я полагаю, — начал он, — пора бы нам пойти встречать сенатора. Пожалуй, мне следует назначить комиссию по приему высокого гостя. Разумеется, в нее войдут все здесь присутствующие и, может быть, еще человек шесть. Доктор Фабиан и, скажем…
— Одну минуту, мэр, — прервал Шервуд. — Приходится напомнить, что это касается не только Милвила и сенатор едет к нам не с визитом. Тут нечто более важное и совершенно неофициальное. Сенатору нужно поговорить только с одним человеком — с Брэдом. Брэд — единственный, у кого есть необходимые сведения и…
— Но я только хочу… — не выдержал Хигги.
— Все мы знаем, чего вы хотите, — прервал Шервуд. — А я хочу подчеркнуть, что если Брэду нужна в помощь какая-либо комиссия, так пусть он сам ее и подбирает.
— Но мой служебный долг… — бубнил наш мэр.
— В данном случае ваш служебный долг ни при чем, — отрезал Шервуд.
— Джералд! — вскинулся Хигги. — Я старался сохранить о вас наилучшее мнение. Я уверял себя…
— Послушайте, мэр, бросьте вы ходить вокруг да около, — мрачно заявил Престон. — Давайте без дураков. Тут что-то нечисто, заговор какой — то, какие-то темные дела. Ясно, что замешан Брэд, и замешан Шкалик, и…
— Если вы так уверены, что тут заговор, значите и я замешан, — вставил Шервуд. — Это мои телефоны.
Хигги даже поперхнулся:
— Что-о?!
— Это мои телефоны. Их выпускает моя фабрика.
— Так вы с самого начала все знали?
Шервуд покачал головой:
— Ничего я не знал. Я только выпускал телефоны.
Хигги без сил откинулся на спинку стула. Он сжимал и разжимал руки и смотрел на них невидящими глазами.
— Не понимаю, — бормотал он. — Хоть убейте, ничего не понимаю.
А по-моему, он отлично все понял. Впервые до него дошло, что тут не просто какое-то чудо природы, которое понемногу сойдет на нет, сослужив Милвилу отличную службу: такая реклама для туристов, каждый год тысячами будут съезжаться любопытные… Нет, впервые мэр Хигги Моррис осознал, что перед Милвилом и перед всем миром встала задача, которую не разрешить при помощи простого ведении или на заседании Торговой палаты.
— Одна просьба, — сказал я.
— Чего тебе? — отозвался Хигги.
— Верните мне телефон. Тот, который стоял у меня в конторе. Тот самый, без диска.
Мэр поглядел на Хайрама.
— Ну, нет, — заявил Хайрам. — Не отдам я ему этот телефон. Он уже и так здорово напакостил.
— Хайрам, — только и сказал мэр.
— А, ладно, — буркнул Хайрам. — Пускай подавится.
— Мне думается, все мы поступаем весьма неразумно, — заговорил отец Фленеген. — Я предложил бы обсудить все, что произошло, спокойно и обстоятельно, по порядку. Только таким образом можно было бы…
Его прервало тиканье — громкое, зловещее, оно разносилось по всему дому, словно отбивая такт шагам самого рока. И тут я понял, что тиканье это началось уже давно, но сперва оно было тихое, чуть слышное, и я смутно удивлялся — что бы это могло быть.
А теперь, от удара к удару, оно становилось все громче, резче, и пока мы слушали, оцепенев, ошеломленные, испуганные, тиканье переросло в гул, в мощный рев…
Мы в страхе повскакали на ноги, в раскрытую дверь видно было: стены кухни озаряются и гаснут, словно там то включают, то выключают слепящие фары, — комнату заливал нестерпимо яркий свет, на миг погасал и вспыхивал вновь.
— Так я и знал! — взревел Хайрам и кинулся к двери. — Я сразу понял, это вроде бомбы!
Я бросился за ним с криком:
— Берегись. Не тронь!
Это была «машина времени». Она взлетела со стола и парила в воздухе, в ней, мерно пульсируя, нарастала какая-то неведомая, огромная энергия, воздух полнился мощным гудением. На столе валялась моя измятая куртка.