Хэзлтон был готов к тому, что дверь откроет Изабель Дарлинг, но не к её сердечной улыбке.
   - Инспектор! Вы пришли взглянуть на мои сальвии! К несчастью, вы выбрали неудачное время. Но вы входите, и приятель ваш тоже, а то промокнете.
   В сарае был виден свет, но Плендер с Бриллом оставались на страже, а Дарлинг мог находиться и в доме. Сестра его усадила их в чистенькой гостиной, присела сама и опять улыбнулась.
   - Я знаю, вы хотите поговорить с Джонатаном, насчет сальвий я только пошутила. Полагаю, речь снова идет о том ужасном происшествии.
   - Верно.
   - Он в своем кабинете, и не любит, когда ему мешают. Я не могу вам помочь?
   - В кабинете? Вы имеете в виду, в сарае?
   - Да. Он любит там работать, знаете. Я никогда его там её беспокою, даже чай не ношу. Это его святыня.
   Хэзлтон уже встал и начал раскланиваться, когда заговорил Полинп
   - Кое в чем вы нам можете помочь, мисс Дарлинг. Уточнить одну дату. Вы, случайно, не ведете дневник?
   Вопрос ему пришлось повторить. Женщина слегка покраснела.
   - Откуда вы знаете, суперинтендант? Вы же суперинтендант, не так ли? Я веду его с пятнадцати лет. Начала в трагичный год - год, когда погиб брат Клейтон. Сорвался с утеса, помогая Джонатану взобраться наверх. Родители обвинили Джонатана и надолго отослали его в Ковентри. Мне это казалось несправедливым, я посвятила этому множество страниц...
   - Нас интересует один день в этом году. Понедельник, двадцатое июня. Хотелось бы знать, не произошло ли в этот день что-то необычное.
   - Сейчас я вам скажу. - Она вышла. Хэзлтон поежился. Тоже мне, "вам и начинать", а потом берет все на себя.
   Плендер и Брилл подошли к дому. Стоя за машиной начальства, разглядывали сарай. Свет там горел, но ничего видно не было. Они стояли молча, наблюдали за сараем и мокли.
   Прежде чем он сумел понять, что происходит, Бонни кинулась к дверям и повернула в замке ключ.
   - Дай мне его.
   Она уронила ключ за вырез платья.
   - Силой ты его забрать не захочешь, я знаю. Он замер, глядя на нее.
   - Это лишнее. От действительности не спрячешься.
   Она замахала револьвером.
   - Еще увидим. Никаким вонючим полицейским Бонни не взять, можешь мне поверить.
   Дневник, переплетенный в зеленый сафьян, открывался ключиком, который старая дама носила на цепочке на шее. Когда она его раскрыла, Полинг увидел листы, густо исписанные округлым женским почерком. Интересно, что она туда записывала.
   - Понедельник, двадцатое июня. - Прочитав запись, она посмотрела на них: - К сожалению, ничего интересного для вас. О Джонатане ни слова.
   - Он был в отъезде?
   - Ах да, точно. Знаете, в тот вечер у нас был церковный кружок...
   - Церковный кружок?
   - Да, а что?
   Чувствуя себя дураком, он громко повторил:
   - Церковный кружок, да?
   - Конечно. Мы собираемся каждый третий понедельник месяца. На беседу за чашкой чаю с пирожными. Джонатан всегда уезжает. К сожалению, он неверующий.
   Полинг с Хэзлтоном переглянулись. Вот почему Луизу Олбрайт не привезли в сарай. Изабель была глуха, но не другие члены кружка... Теория подтверждалась. Хэзлтон снова встал, на этот раз встал и Полинг. Изабель удивленно уставилась на них:
   - У нас была весьма полезная беседа о молодежной преступности, мы сравнивали, как она возникает среди тех, кто ходит в церковь, и тех...
   - Благодарю вас, мисс Дарлинг, - сказал Хэзлтон. Теперь нам нужно поговорить с вашим братом.
   Изабель сидела, сложив руки на зеленом сафьяне. Что она знала, о чем догадывалась?
   Хэзлтон взял командование на себя. Двое сержантов с двумя детективами стояли у машин.
   - Он в сарае. Очевидно, и женщина тоже. Брилл, вы со мной. Смит и Веси - к воротам. На тот случай, если попытаются уйти через другой выход. Плендер, останьтесь здесь.
   От машин до сарая - двадцать метров. Хэзлтон и Брилл прошли половину, когда открылось одно из освещенных окон. Раздался выстрел, потом ещё два. Брилл, вскрикнув, упал. Хэзлтон отскочил в сторону, из зоны обстрела. Брилл застонал. Прежде чем Полинг распорядился, Плендер метнулся к Бриллу, пригнувшись к самой земле, и потащил его в укрытие за машину. От ворот ему на помощь кинулся Смит. Полинг махнул Хэзлтону, чтоб тот вернулся, и старший инспектор помчался к ним.
   Пока тащили Брилла, раздались ещё два выстрела.
   - Попали в ногу, - поморщившись, сказал Брилл Плендеру. - Спасибо, друг. Хорошо еще, что я не в парадной форме, раз ты меня так волочешь по грязи.
   - Давайте его в машину. - Хэзлтон, оторвав штанину, осушил кровоточащую рану платком. - Сквозная рана, переживете. - Повернулся к Полингу. - Вопрос в том, что будем делать с этим мерзавцем.
   Из сарая донесся голос, полувскрик, полустон, и снова выстрел, и тишина.
   - Можно обойти их сзади, держась за стеной, и попытаться выбить двери, - предложил Плендер.
   - Мне не нужны ещё раненые, - возразил Полинг. - Двери могут быть заперты.
   - Шесть выстрелов, - Хэзлтон стряхнул с носа каплю. - Перезаряжает. Или патроны кончились.
   Они постояли ещё немного. Из сарая не доносилось ни звука. Полинг чувствовал, как его пронизывает сырость, несмотря на то, что плащ ему продали как непромокаемый. Хэзлтон и Плендер смотрели на него. Нужно было на что-то решаться.
   - Ладно. Вы, Хэзлтон, со Смитом и Веси, заходите слева. Плендер, мы с вами пойдем справа. Встретимся у двери. Бели заперты, выломаем. Если начнут стрелять, отступайте в укрытие. Десять секунд. - Он достал часы. - Пошли.
   Полинг и Плендер были отличной мишенью, пока бежали к правому углу сарая, но никто не стрелял. Двое других были прикрыты лучше и добрались к дверям первыми. Хэзлтон, подергав ручку, сказал:
   - Выбиваем!
   Отступив шагов на пять, дружно кинулись на дверь. Та затрещала и вылетела. Все ввалились внутрь.
   Сарай был переоборудован в уютный кабинет с ковром, удобным диваном, двумя креслами и несколькими книжными полками. На стенах - кадры из фильмов. На одном вурдалаку забивали осиновый кол в сердце, на других нетопырь с человеческой головой наклонялся над женщиной, собираясь впиться ей в горло. Ведьма превращалась в живую женщину, "железная дева" сжимала в объятиях умирающую девушку, обнаженный мужчина висел вниз головой, а другой пытался вырезать ему сердце.
   А посредине висел в большой раме портрет мужчины с пышными усами и безвольным подбородком. Никто из полицейских не узнал в нем Фридриха Вильгельма Ницше.
   На картины они не смотрели. Все уставились на противоположную стену. Там прибит был грубо тесанный деревянный крест. Светлое дерево - все в багровых пятнах. Над ним - грубый рисунок мужских гениталий, намалеванный пальцем, все той же багровой краской. Под крестом - табурет.
   - Их ставили на табурет с петлей на шее и привязывали к кресту, сказал Полинг. - А когда позабавились и насытились, табурет выбивали.
   Плендер наклонился к телу, лежавшему под крестом. Коренастая женщина с кучерявыми золотистыми волосами, черными у корней. Пулевая рана в её виске слабо кровоточила. Пухлая рука ещё сжимала револьвер. Плендер выпрямился.
   - Джоан Браун.
   Хэзлтон уже повернулся в другой конец комнаты, следом за ним остальные.
   До того Дарлинг сидел в одном из кресел, но теперь встал и двинулся к полицейским. На нем был безупречно отглаженный серый костюм с неброским темно-синим галстуком. Выглядел он так же выдержанно, как всегда. Только на губах поигрывала нервная и вместе с тем довольная улыбка.
   Хэзлтон откашлялся:
   - Джонатан Дарлинг, вы арестованы...
   Дарлинг повернулся к портрету на стене и величественно воздел руку. Голос звучал тихо, сдержанно и гладко, как всегда:
   - Именуюсь я Ницше Цезарь, - сказал он. - Я осуществил в своем лице Переоценку Всех Ценностей. Отпускаю вам грехи ваши - отныне и во веки веков.