Страница:
- Зря, командир. Я бы мог такой сюрприз замастырить...
- Не надо, - отрезал Полуян. - Где попало сюрпризы мастырить не надо. Мы оба не гуманисты, верно? Но думать, что к машине первым мог подойти пастух или мальчика...
- Ага, - буркнул Столяров, мальчишка вроде Саду Шовлахова. Да здесь в каждой сакле ребенку сначала дают подержать автомат, потом уже в рот пихают соску...
Дымный факел скрылся за поворотом и разговор окончился сам собой.
В глухой теснине они обогнали беженцев. Несколько женщин, два старика и дети, нагруженные мешками с каким-то скарбом, шли в сторону границы с Грузией. При виде грузовика они пугливо сошли с проезжей части, освобождая дорогу. Никто не остановился, не поднял руки, просясь подвезти. По опыту беженцы знали: война - дело серьезное. Джигитам, ведущим джихад, нет никакого дела до тех, кто не держит в руках оружия. Самое большое, на что нужны старики и женщины на войне, это послужить живым щитом, когда джигитам потребуется прорваться сквозь окружение федералов и уйти в леса.
* * *
С дороги, тянувшейся вдоль Аргуна, они свернули в узкое ущелье реки Бара и укрыли машину в лесу. Здесь, судя по многим признакам, часто останавливались вооруженные группы боевиков. Удобные для стоянки места были забросаны ржавыми консервными банками, полиэтиленовыми пакетами, в некоторых местах лежали груды стреляных гильз, а на стволах берез и грабов виднелись пулевые отметины: джигиты проверяли меткость...
На отсутствие или недостаток боеприпасов жаловаться они не могли. То, что было израсходовано, группа восполнила за счет вооружения, которое они забрали вместе с машиной Даги Берсаева. А вот с продуктами оказалось труднее. Последние дни они питались впроголодь, экономя остатки консервов и галет. Зато в "Урале" Дауда Арсанукаева, они обнаружили запасы продуктов, которые позволили им закатить настоящий пир.
Переходы, которые они совершали, с точки зрения жителя равнины могли бы показаться смешными - десять-пятнадцать километров в день, но в горах это требовало немалой затраты сил. К концу дня ноги у всех гудели и каждый шаг давался им с огромным трудом. За ночь усталость не проходила, потому что всем выпадала обязанность нести караульную службу, отрывая время от полноценного отдыха. Днями каждый беспрестанно боролся с отупляющим желанием сна.
Утомление накапливалось, преодолевать его становилось все труднее. Чтобы избавиться от него требовалось несколько полноценных дней беспрерывного отдыха, полного расслабления и регулярного питания. Но такой возможности у них не имелось и приходилось продолжать движение, изматывая себя. Полуян слишком хорошо усвоил тактику диверсионных подразделений. Он знал, что группа, перестав двигаться или позволив себе длительный отдых на одном месте, потеряет все преимущества, которые удалось сохранить благодаря перенапряжению сил.
Моральный дух - материя трудно уловимая, но он у всех уже на исходе. Поставь вопрос о прекращении операции на тайное голосование, большинство бы подали голос "за", против одного миллиона долларов, который оставался в одиночестве и требовал продолжения. Однако никто из офицеров своих сомнений не высказывал.
В тот вечер они пировали. Печеная картошка с подогретой на костре тушенкой, лучок, нарезанный кружками, казались всем лучшим из того, что могла предложить суровым усталым мужикам самая изысканная кухня.
Ночью над ними, невидимые во тьме, без аэронавигационных огней пролетели двадцать пятые "сушки". После их пролета издалека то с севера, то с юга доносились тяжелые удары взрывов. Шла плановая бомбежка горных баз боевиков.
Все ещё сидели у костра, допивая чай, когда из кустов с автоматом, который вольно висел на шее, вышел человек и подошел к костру.
- Салам!
Полуян поднял голову, стараясь понять, как мог Бритвин, несший караул, не заметить неожиданного гостя. Но тут же успокоился. За спиной чеченца в двух шагах с пистолетом в руке стоял Таран.
- Салам! - за всех отозвался Резванов. Остальные напряглись, готовые в любой момент пустить ход оружие.
Чеченец поднял обе руки вверх открытыми ладонями вперед. Сказал по-русски:
- Здравствуйте, люди.
Ни по виду, ни по форме отличить от боевиков никого из сидевших у костра было нельзя. Тем не менее, Полуян не стал темнить.
- Здравствуй, человек. Почему ты решил говорить с нами по-русски?
- Не удивляйтесь. Я за вами наблюдаю второй день.
Полуян сжал кулаки. Значит, на самом последнем этапе операции они начали утрачивать настороженность. Конечно, чувство опасности, когда с ней имеешь дело долгое время, неизбежно притупляется. Тем более, что в какой-то момент они перестали чувствовать себя дичью и полностью освоились с ролью охотников. Но даже это не извиняло утраты бдительности.
Чеченец должно быть понял, что думает командир и тут же постарался смягчить удар:
- Вы работаете классно. Я держался от вас на большом расстоянии и потому вы меня не смогли заметить.
- Хорошо, - сказал Полуян жестко. - Если тебе известно кто мы, то должен понимать, на какой риск шел, подходя к нам. Зачем?
- Пришел потому, что вам не враг. Я абрек.
- Как это понять?
- Понять просто. Я ушел с оружием в горы из мест, где мне угрожает опасность. Вы знаете, что такое "чир"?
- Кровная месть, - подсказал Резванов. - Может есть другое значение?
- Верно, - согласился чеченец. - Чтобы все было честно, скажу, я Виса из рода Загаевых. И мой кровник - Шамиль Басаев. Этот гнилой мочевой пузырь в горской папахе. Победитель стариков и больных, которые лежат на больничных койках.
- Если вы родственник Амира Загаева, - сказал Резванов, - я знаю в чем дело.
Действительно, он был осведомлен об этой истории достаточно полно.
Создав себе на крови Буденновска славу безжалостного и смелого борца с русскими, Басаев стал добиваться реальной власти в Чечне. Роль странствующего рыцаря ислама его не устраивала. Взгляд террориста упал на родной Веденский район, где главой администрации был некто Амир Загаев. Для передела полномочий Басаев избрал обычный для него кровавый метод. Однажды в дом Загаева ворвалась группа боевиков, которые увезли Амира в другой аул. Там состоялся военно-полевой суд, на котором Загаева обвинили в пособничестве федеральным властям, приговорили к расстрелу и публично казнили. Обвинение было предельно абсурдным. Престарелый Загаев якобы закладывал в нужных местах радиомаяки, чтобы наводить на чеченские военные объекты российскую авиацию. Пост главы администрации Веденского района занял родной брат Шамиля - Ширвани Басаев.
Трудно сказать, что подтолкнуло Басаева на столь очевидное нарушение обычаев гор, но родственники казненного тут же этим воспользовались и объявили Басаева своим кровником. Чтобы исполнить приговор и кровью смыть позор оскорбления рода, им пришлось уйти в горы и вести жизнь абреков бродячих разбойников. Басаев обладал немалыми возможностями для того, чтобы противостоять кровникам.
- Хорошо, Виса, - сказал Резванов, - постарайся коротко объяснить: чем мы можем тебе помочь и почему должны тебе верить?
- За тем и пришел, но говорить коротко не буду. Чтобы вы поняли и поверили.
- Говори, - согласился Полуян.
- Совсем недавно я был рабочий. Нефтяник. Работал поначалу в Сургуте, получал хорошие деньги. Потом меня послали в Арабские эмираты. Никто не спрашивал чеченец я или русский. Смотрели на то, как вкалывал, как дело знал. Я его знал хорошо. Потом вдруг меня вызвали по телефону из Грозного. Виса, приезжай. У нас, чеченцев, свобода. Свое государство. Нужны специалисты. Зачем тебе пропадать на чужбине ради денег? Денег и здесь навалом.
- И ты соблазнился? - спросил Резванов.
- Что поделаешь, у слова "свобода" крепкие градусы. Как у водки. Когда это слово слышишь, никто не догадывается спросить: от чего свобода? От закона? От морали? От уважения человека человеком? От работы? Свобода стрелять, грабить, умыкать людей? Я тоже этих вопросов не задал. Прилетел как на крыльях. А зачем, объясните, дураку крылья? Что получилось на деле? Промысел, на который меня пригласили, уже принадлежал новому владыке Удугову. Если мой денежный интерес в эмиратах защищал договор, за которым стоял советский авторитет, то на чеченском промысле за меня никто заступиться не мог и не хотел. Кидали мне в месяц сотню долларов как собаке и заставляли ишачить на Удугова день и ночь. Ему была нужна нефть. Не хочешь, Виса? Уходи, держать не будем. Вернуться в эмираты я уже не мог. Как это говорят? "Святое место пустым не бывает"?
- Свято место пусто не бывает, - подсказал Резванов.
- Вот, вот. Нефть, которую мы качали, от господина чеченца Удугова шла русским господам Резовскому и Бадришвили. Они получали денежки и богатели. Так что мне дала свобода и новая чеченская власть? Если на то пошло, сколько помню, власть в Чечне всегда правили чеченцы. Председатель аулсовета - вайнах, председатель исполкома в районе - наш, секретарь райкома - тоже. Военком - наш. Были русские. Были. Геологи, учителя, врачи. Кого ни спроси из специалистов, всех их выучили русские. А теперь оказалось - они враги... Так я потерял честь своего рода, свое лицо, потерял все. И вот решил вернуть хотя бы главное - честь.
- Я понял, - сказал Полуян. - Теперь о деле.
- Дело простое. Мне нужны патроны и гранаты. У вас их много. Поделитесь со мной. Мне они пригодятся, когда Басаев появится здесь. А он появится обязательно...
- Добро, поделимся.
- Тогда я вам помогу в вашем деле.
- В каком?
- Добраться до араба.
Полуян буквально опешил. Взглянул на Резванова. Тот удивленно вскинул брови.
- Почему ты решил, что мы собираемся добраться до араба? И кто он?
- Командир, это несложно.
- Все же объясни.
- Целый день вы наблюдали за аулом Керой. Военных объектов там нет. Зато есть три дома, которые могли заинтересовать вас. Два принадлежат полевым командирам, которые связаны с Басаевым. Один - богатому арабскому шейху Абу Бакру. Полевых командиров я отбросил сразу...
- Почему?
- Они только актеры на сцене войны. Араб по меньшей мере режиссер. Скорее даже главный. Чтобы сорвать спектакль, можно устранить актера. Чтобы погубить весь театр, лучше всего убрать известного режиссера. То, как вы работаете, говорит, что на мелкое дело вас не послали бы. Значит главная цель - араб...
Полуян не стал возражать.
- Ты считаешь, что араб режиссер?
- Можно сказать больше: продюсер. Кровавый спектакль здесь разыгрывают на деньги, которые отсчитывают арабы.
- Допустим, ты прав, Виса. Насколько реальны наши шансы прикрыть театр?
- Не буду гадать. Скажу только, что это трудно. Подходы к дому со стороны фасада можно спокойно вычеркивать из всех планов. Здесь защита мощная и даже танкам придется нести потери.
- Значит, по твоему, в дом прорваться нельзя?
- Этого я не сказал. У каждого дома четыре стороны, даже если он круглый.
- Что посоветуешь?
- Бумага есть? Начертить схему.
Полуян достал план, полученный от Бен Ари. Расправил на колене. Передал Висе.
- Такая устроит?
Виса бросил на чертеж быстрый взгляд. Спросил с интересом:
- Космос? Классная работа. Вот, - он провел ногтем черту. - Если начать здесь...
- Почему именно?
- За тыл охрана шейха опасается мало. Он прикрыт скалой. Между ней и высоким забором узкое пространство. Оно хорошо простреливается. Считается, что подойти сюда нельзя.
- А если отбросить слово "считается"?
- Тогда будет можно. На схеме не видно, но тут стоит мачта антенны. Космическая связь...
- И что? - Резванов не сразу понял мысль Висы.
- А ничего, - ответил тот отрешенно. - Вспомнил детство. У нашего соседа большой забор окружал сад, где были сладкие яблоки. Но рядом с забором росло тутовое дерево. Ох, какие мы ели яблоки!
- Все же, что-то не вяжется, - сказал Полуян. - Мачта меня пока не волнует. А вот в то, откуда простреливается пространство между скалой и забором понять не могу.
- Вот здесь, - Виса воткнул палец в схему, - расположен блокпост. Он прикрывает ущелье реки Мешехи. Одновременно перекрывает огнем пространство, о котором мы говорим.
- Откуда ты все знаешь? - с острой подозрительностью задал вопрос Столяров.
- Я долго ждал, что здесь может появиться Басаев. Пока все ещё не дождался.
- Хорошо, два цинка патронов ты заслужил, - Полуян разом отмел подозрения Столярова.
- И два десятка ручных гранат, - добавил Виса смиренно и посмотрел на небо.
- Над этим стоит подумать.
- Лучше, если недолго. Мне пора уходить.
* * *
На подготовку завершающей операции Полуян отвел два дня.
Первый ушел на проверку наводок, которые дал кровник Басаева Виса Загаев. Шаг за шагом группа отрабатывала маршруты подхода к объекту. Полуян убеждался, что абрек не лукавил, указывая слабые места в охране и обороне усадьбы шейха.
Ночевали в лесу. С утра уходили в горы на разведку.
В результате бомбежки бомбы, сброшенные в темное время "сушками" одна к одной - легли на дорогу, испортив и без того неровное полотно проезжей части. Чуть свет чеченцы выгнали для ремонта военнопленных. С лопатами в руках у каждой воронки работало по одному солдату. Все трое были одеты в заношенную, рваную на коленях и рукавах армейскую форму. Их стерегли три охранника - бородатые чеченцы, уверовавшие, что благополучие и достаток в их жизнь способно привнести только оружие. Они расположились на склоне, чтобы легче контролировать труд пленных и изредка перебрасывались гортанными фразами.
Пленный, работавший ближе других к месту, куда подобрался Полуян, был рыжим. В лучах низкого солнца, которые пробивались через его шевелюру, волосы казались сияющим нимбом, возложенным на голову христианского великомученика.
- Рыжий, - негромко произнес Полуян, - только не оборачивайся. Здесь свои...
Рыжий с хрустом врубил лопату в щебенку и отпустил черенок. Потом склонил голову и из под мышки бросил взгляд в сторону, откуда послышался голос.
- Чё тебе? - спросил он и кашлянул, чтобы утопить вопрос в кашле.
- Сделай так, чтобы чеч подошел к тебе. Я его сниму.
Рыжий снова взялся за лопату и тут же повернулся к охраннику.
- Э, усатый, посмотри, что я нашел.
- Гиде? - спросил стражник и лениво поднялся с камня, на котором сидел. Неторопливо пошел к рыжему.
Когда он поравнялся с расселиной, в которой затаился Полуян, тот выбросил руку вперед и ударил ножом под левую лопатку боевика.
В тот же момент Таран и Бритвин сделали по выстрелу из винтовок.
Еще два боевика свалились сраженные пулями.
- Ребята! - крикнул рыжий товарищам. - Бросай работу! Здесь наши!
- Стоп, стоп! - перебивая его, подал команду Полуян. - Столяров! Заложи в воронки по мине. И надо их засыпать по быстрому!
Только после закладки фугасов команда, захватив с собой трех солдат, отошла в гору.
- Откуда вы здесь? - задал вопрос Полуян, когда все отошли от дороги на безопасное расстояние.
- Всех взяли в разных местах, - начал объяснение рыжий.
- Не надо, - перебил его Полуян. - Как и где вас взяли в плен, расскажете дома. Меня интересует другое. Где вас содержат?
Худой парень лет двадцати с лицом, перемазанным сажей, сказал:
- Тут недалеко в ущелье блокпост. Рядом каменный сарай. В нем яма...
- Сколько вас там?
- Все здесь.
- Тебя как зовут?
- Ленчик.
- Хорошо, Ленчик. Сколько боевиков на блокпосту?
- Шестеро. Иногда приезжают ещё двое. Сейчас их там нет.
- В усадьбе приходилось бывать?
- У шейха? Приходилось, ети его в бороду! Дрова пилили.
- Охрана там большая?
- Человек восемь, не больше.
- Вояки?
Ленчик понял вопрос правильно.
- Как из говна пули. Одно слово - арабы, - он замолчал и вдруг добавил, - Я им однажды гембель учинил.
- Что, что? - Полуян не понял, о чем собирался сказать солдат.
- Шухер устроил. Они у меня до утра бегали, как ошпаренные.
- Ты скажи, что сделал?
- Пригнал в усадьбу баранов. Тогда у них сработала сигнализация, и арабы очумели. Хай до утра стоял.
- Ну, молоток!
Полуян сразу понял, сколько возможностей таит в себе сообщение Ленчика.
- Откуда появились бараны?
- У шейха своя отара. Ночью она в кошаре. Овцы и три коня.
- Охрана?
- Один чабан. Мухаммад. Днем держится, вечером ширяется. И до утра балдеет под кайфом.
- Спасибо, орлы. Теперь вы свободны. До границы с Грузией здесь не более десяти километров. Их можно проползти даже на пузе. Так что ноги в руки и - вперед! Оружие возьмите с собой. На границе сдайте его грузинам и сразу, ничего не ожидая, заявите, что требуете убежища.
- Нет, - сказал Ленчик. - мы с вами.
- Мы от вас не уйдем, - поддержал товарища рыжий.
Полуян понимал, что предложение сделано отнюдь не из вежливости или в порыве показать героизм. Плен влияет на людей двояко. Слабых душой он ломает, закрепляет в их характерах потребность беспрекословного подчинения победителям. У сильных укрепляет ненависть, стремление сопротивляться, порождает нестерпимое желание рассчитаться за перенесенные унижения, боль и лишения. Все трое без сомнения горели жаждой мщения. Такие обычно дерутся яростно и в бою оказываются безрассудно храбрыми: страх смерти в них бывает мертв..
Но принять на себя ответственность за судьбу трех ребят Полуян не мог.
- Нет, мужики. Я признателен вам за готовность помочь, но ваша помощь нам не нужна. Мы здесь свое дело сделали и уходим в горы. А у вас ни одежки, ни обуви...
Он протянул ребятам открытую ладонь.
- Вот моя рука, и вперед!
* * *
Решающие действия группа начала на второй день.
Сперва в полном составе они вышли на южные склоны горы Цузункорт. Боевики, занимавшие блокпост, судя по всему, после взрыва базы были готовы к появлению диверсионной группы, но никак не ожидали, что она подойдет к ним с юга со стороны крутых склонов высоты, господствовавшей над местностью в этих местах. Федералы не любят тратить силы и взбираться на кручи. Они скорее всего должны подойти с севера, спустившись с хребта Кюрелам. Поэтому позиция для их встречи была избрана и подготовлена неверно. Деревья, росшие на склонах за спинами боевиков, не позволяли им видеть цели. Сектора обстрела оказались не расчищенными.
Полуян махнул рукой, подавая команду группе рассредоточиться влево.
Пять минут спустя стрелки заняли прекрасную позицию, с которой просматривались стрелковые ячейки боевиков, выложенные полукругом брустверами из камней. Со стороны, где расположилась группа, ячейки были полностью открыты. В устье потока, впадавшего в речку Мешехи, виднелся бетонный колпак. Его чеченцы даже не пытались замаскировать, поскольку появление артиллерийских орудий в этих местах вряд ли стоило ожидать. Зато под обстрелом пулеметчика или гранатометчика, находившегося в укрытии, оказывалась вся узкая щель, по которой текла Мешехи до самого места её впадения в Аргун.
У центральной ячейки на склоне собрались в кружок пятеро бородачей. Шестой безвылазно сидел у пулемета в бетонном укрытии. Здесь в глубоком тылу, надежно прикрытые горами со всех сторон, никто из них не чувствовал опасности. Изредка прилетавшие сюда штурмовики и вертолеты федеральных войск мелким оборонительным позициям боевиков не угрожали. Для бомбежки они выбирали крупные объекты и дорогу, проложенную по ущелью Аргуна в сторону дружественной Грузии.
Боевики о чем-то оживленно беседовали. Двое из них курили.
Стрелять в людей, спокойно сидевших и дымивших сигаретами, по канонам рыцарства и гражданской морали неудобно. Однако война в двадцатом веке не придерживалась добродетелей, не руководствовалась велениями чести и совести. "Иду на Вы!" - это история. Более того, история сомнительная. Все, кто взял на прицел беззаботно куривших боевиков, знали: промахнись ты, они не промахнутся.
Все ждали одного: выстрела Тарана, которым тот должен был снять боевика, укрывшегося в колпаке. Даже оставшись один, он мог сорвать хорошо продуманную акцию.
Таран, заняв позицию, первым делом расчистил сектор обстрела. Он знал, как нервируют стрелка казалось бы незначительные мелочи - сучья, мотающиеся перед глазами, камни, оказавшиеся на линии прицеливания и отвлекающие взгляд. Чистая линия визирования цели - одно из важных условий меткого выстрела.
Таран напряженно всматривался в прицел. Пулеметчик был надежно прикрыт толстым слоем железобетона и в амбразуре лишь изредка появлялась его спина, обтянутая бронежилетом. Конечно, лучше всего было бы подловить его, когда он выглянет в амбразуру, но время шло, а этого не происходило.
Солнце близилось к полудню. Боевики, исправно соблюдая обряды, уже дважды совершали намаз. Три раза в колпаке сменялись пулеметчики, но ни разу при смене оба одновременно не выходили из укрытия.
Приходилось терпеливо ждать.
Любая война состоит из боев и сражений. Любой бой связан с кровопролитием.
Первая чеченская война стала для истории эталоном бездарности нового поколения молодых российских военачальников. К этому времени они уже успели провести радикальные военные реформы. Разворовали и разбазарили вооружение и боеприпасы Советских вооруженных сил. Военные академии преобразовали в университеты. Потрясая мир лицемерием, создали первый в мире "Гуманитарный военный университет".
На поле боя, придавая взаимоистреблению вид гуманности выплеснулась волна словоблудия.
Война против регулярной армии самопровозглашенной республики Ичкерии, обладавшей современным вооружением и собственной тактикой, была названа "антитеррористической операцией". Бои против формирований сепаратистов получили названия "операций по вытеснению" и "зачисток местности". Одного не могли и не могут объяснить наши военные "гуманитарии", почему такие жертвы понесла и несет российская армия, если велась всего лишь операция против лиц, похожих на террористов.
В группе Полуяна никто не обманывал себя. В бою огнем и ударом дается ответ на один вопрос: кто кого. Если врага не убьешь ты, враг убьет тебя. И никакие гуманные прокладки с крылышками или памперсы не скроют этой жестокой истины.
В один из моментов пулеметчик в бронеколпаке чуть нагнулся. Таран в прицел увидел его горло, не прикрытое защитным жилетом.
Пять боевиков, коротавших время за разговорами, выстрела не услышали и потому не поняли, что произошло. А возможности выяснить в чем дело им не дали.
Это не было двусторонним боем. Это был расстрел, исполненный с типичным для чеченцев-боевиков коварством и жестокостью. Действо кровавое, но необходимое, отработанное в смертельных стычках с противником, а не в аудиториях гуманитарного военного вуза. Не даром же говорят: с волками жить...
Бритвин попал точно в ложбинку на затылке араба, который направился к бронеколпаку на смену пулеметчику. Моджахед умер раньше, чем успел взмахнуть руками. Он рухнул как подрубленный на камни лицом.
Полуян срезал третьего моджахеда, который первым среагировал на падение товарища. Он вскочил, чтобы броситься на помощь упавшему, когда пуля ударила ему в позвоночник.
По одному выстрелу затратили на свои цели Резванов и Столяров.
Только Ярощук сделал два выстрела. Его моджахед в момент первого нагнулся за автоматом, и пуля прошла мимо. Вторая попала в цель.
Главное, чего добивался Полуян, было сделано: над ущельем не прозвучало ни одного выстрела. Оружие, которым пользовалась группа, имело надежные заводского производства глушители. В этом была острая необходимость. Догадайся хоть один из моджахедов пальнуть хотя бы в воздух, звуки стрельбы долетели бы до усадьбы шейха и там на них обязательно обратили бы внимание. А это усложнило бы задачу.
Нет, никто не пальнул.
Над полем боя, над ущельем царила тишина, а в поднебесье, никем не потревоженный, раскинув крылья, широкими кругами парил орел.
Убрав трупы, группа разделилась на две части.
Полуян, Столяров и Ярощук остались на блокпосту, чтобы к ночи выйти в тыл усадьбы шейха.
Резванов, Таран и Бритвин кружным путем направились через горы к кошаре, куда на ночь пастух Мухаммад пригонял отару.
* * *
В сумерках чабан Мухаммед Рахим загнал овец в загон и сам сел на плоский камень, чтобы растереть болевшую ногу. В последнее время судороги все чаще сводили икры даже в состоянии покоя. Боль при этом случалась такая, что темнело в глазах и хотелось завыть по-волчьи тоскливо во весь голос. Чтобы смягчить страдания, приходилось вскакивать с ложа и вставать, перенося вес тела на болевшую ногу. Тогда судорога медленно уходила, но икра в том месте, которое только что нестерпимо болело, ещё некоторое время ныла, как потревоженный зуб.
Стараясь предупредить рецидивы болезни, Мухаммед Рахим, находясь на посту, периодически присаживался и массировал икры, крепко сжимая, растирая и поглаживая их.
Вот и сейчас он устроился у стены овечьего загона, положив на колени автомат и накинув на плечи развернутый спальный мешок. Из-за зазубренных скал далеко на востоке медленно поднималась луна. Небо, темное и холодное, опоясывала серебристая лента Млечного пути. Глубоко внизу лежала тихая долина. Над ней, выползая из щели, по которой протекала река, стлалась серая пелена тумана.
Мир, свободный от людей, от суеты, которая наполняет их жизнь, казался удивительно спокойным и умиротворенным.
Внезапный шум, послышавшийся за спиной, заставил чабана вздрогнуть. Но он не успел даже встать: чужие крепкие руки повалили его, прижали к земле.
Чабан - пролетарий отгонного скотоводства - был единственным, кто остался живым после встречи с группой. Связав, его оставили ночевать в кошаре. И он лежал до утра, мучаясь оттого, что не принял дозу, ставшую для него необходимой...
- Не надо, - отрезал Полуян. - Где попало сюрпризы мастырить не надо. Мы оба не гуманисты, верно? Но думать, что к машине первым мог подойти пастух или мальчика...
- Ага, - буркнул Столяров, мальчишка вроде Саду Шовлахова. Да здесь в каждой сакле ребенку сначала дают подержать автомат, потом уже в рот пихают соску...
Дымный факел скрылся за поворотом и разговор окончился сам собой.
В глухой теснине они обогнали беженцев. Несколько женщин, два старика и дети, нагруженные мешками с каким-то скарбом, шли в сторону границы с Грузией. При виде грузовика они пугливо сошли с проезжей части, освобождая дорогу. Никто не остановился, не поднял руки, просясь подвезти. По опыту беженцы знали: война - дело серьезное. Джигитам, ведущим джихад, нет никакого дела до тех, кто не держит в руках оружия. Самое большое, на что нужны старики и женщины на войне, это послужить живым щитом, когда джигитам потребуется прорваться сквозь окружение федералов и уйти в леса.
* * *
С дороги, тянувшейся вдоль Аргуна, они свернули в узкое ущелье реки Бара и укрыли машину в лесу. Здесь, судя по многим признакам, часто останавливались вооруженные группы боевиков. Удобные для стоянки места были забросаны ржавыми консервными банками, полиэтиленовыми пакетами, в некоторых местах лежали груды стреляных гильз, а на стволах берез и грабов виднелись пулевые отметины: джигиты проверяли меткость...
На отсутствие или недостаток боеприпасов жаловаться они не могли. То, что было израсходовано, группа восполнила за счет вооружения, которое они забрали вместе с машиной Даги Берсаева. А вот с продуктами оказалось труднее. Последние дни они питались впроголодь, экономя остатки консервов и галет. Зато в "Урале" Дауда Арсанукаева, они обнаружили запасы продуктов, которые позволили им закатить настоящий пир.
Переходы, которые они совершали, с точки зрения жителя равнины могли бы показаться смешными - десять-пятнадцать километров в день, но в горах это требовало немалой затраты сил. К концу дня ноги у всех гудели и каждый шаг давался им с огромным трудом. За ночь усталость не проходила, потому что всем выпадала обязанность нести караульную службу, отрывая время от полноценного отдыха. Днями каждый беспрестанно боролся с отупляющим желанием сна.
Утомление накапливалось, преодолевать его становилось все труднее. Чтобы избавиться от него требовалось несколько полноценных дней беспрерывного отдыха, полного расслабления и регулярного питания. Но такой возможности у них не имелось и приходилось продолжать движение, изматывая себя. Полуян слишком хорошо усвоил тактику диверсионных подразделений. Он знал, что группа, перестав двигаться или позволив себе длительный отдых на одном месте, потеряет все преимущества, которые удалось сохранить благодаря перенапряжению сил.
Моральный дух - материя трудно уловимая, но он у всех уже на исходе. Поставь вопрос о прекращении операции на тайное голосование, большинство бы подали голос "за", против одного миллиона долларов, который оставался в одиночестве и требовал продолжения. Однако никто из офицеров своих сомнений не высказывал.
В тот вечер они пировали. Печеная картошка с подогретой на костре тушенкой, лучок, нарезанный кружками, казались всем лучшим из того, что могла предложить суровым усталым мужикам самая изысканная кухня.
Ночью над ними, невидимые во тьме, без аэронавигационных огней пролетели двадцать пятые "сушки". После их пролета издалека то с севера, то с юга доносились тяжелые удары взрывов. Шла плановая бомбежка горных баз боевиков.
Все ещё сидели у костра, допивая чай, когда из кустов с автоматом, который вольно висел на шее, вышел человек и подошел к костру.
- Салам!
Полуян поднял голову, стараясь понять, как мог Бритвин, несший караул, не заметить неожиданного гостя. Но тут же успокоился. За спиной чеченца в двух шагах с пистолетом в руке стоял Таран.
- Салам! - за всех отозвался Резванов. Остальные напряглись, готовые в любой момент пустить ход оружие.
Чеченец поднял обе руки вверх открытыми ладонями вперед. Сказал по-русски:
- Здравствуйте, люди.
Ни по виду, ни по форме отличить от боевиков никого из сидевших у костра было нельзя. Тем не менее, Полуян не стал темнить.
- Здравствуй, человек. Почему ты решил говорить с нами по-русски?
- Не удивляйтесь. Я за вами наблюдаю второй день.
Полуян сжал кулаки. Значит, на самом последнем этапе операции они начали утрачивать настороженность. Конечно, чувство опасности, когда с ней имеешь дело долгое время, неизбежно притупляется. Тем более, что в какой-то момент они перестали чувствовать себя дичью и полностью освоились с ролью охотников. Но даже это не извиняло утраты бдительности.
Чеченец должно быть понял, что думает командир и тут же постарался смягчить удар:
- Вы работаете классно. Я держался от вас на большом расстоянии и потому вы меня не смогли заметить.
- Хорошо, - сказал Полуян жестко. - Если тебе известно кто мы, то должен понимать, на какой риск шел, подходя к нам. Зачем?
- Пришел потому, что вам не враг. Я абрек.
- Как это понять?
- Понять просто. Я ушел с оружием в горы из мест, где мне угрожает опасность. Вы знаете, что такое "чир"?
- Кровная месть, - подсказал Резванов. - Может есть другое значение?
- Верно, - согласился чеченец. - Чтобы все было честно, скажу, я Виса из рода Загаевых. И мой кровник - Шамиль Басаев. Этот гнилой мочевой пузырь в горской папахе. Победитель стариков и больных, которые лежат на больничных койках.
- Если вы родственник Амира Загаева, - сказал Резванов, - я знаю в чем дело.
Действительно, он был осведомлен об этой истории достаточно полно.
Создав себе на крови Буденновска славу безжалостного и смелого борца с русскими, Басаев стал добиваться реальной власти в Чечне. Роль странствующего рыцаря ислама его не устраивала. Взгляд террориста упал на родной Веденский район, где главой администрации был некто Амир Загаев. Для передела полномочий Басаев избрал обычный для него кровавый метод. Однажды в дом Загаева ворвалась группа боевиков, которые увезли Амира в другой аул. Там состоялся военно-полевой суд, на котором Загаева обвинили в пособничестве федеральным властям, приговорили к расстрелу и публично казнили. Обвинение было предельно абсурдным. Престарелый Загаев якобы закладывал в нужных местах радиомаяки, чтобы наводить на чеченские военные объекты российскую авиацию. Пост главы администрации Веденского района занял родной брат Шамиля - Ширвани Басаев.
Трудно сказать, что подтолкнуло Басаева на столь очевидное нарушение обычаев гор, но родственники казненного тут же этим воспользовались и объявили Басаева своим кровником. Чтобы исполнить приговор и кровью смыть позор оскорбления рода, им пришлось уйти в горы и вести жизнь абреков бродячих разбойников. Басаев обладал немалыми возможностями для того, чтобы противостоять кровникам.
- Хорошо, Виса, - сказал Резванов, - постарайся коротко объяснить: чем мы можем тебе помочь и почему должны тебе верить?
- За тем и пришел, но говорить коротко не буду. Чтобы вы поняли и поверили.
- Говори, - согласился Полуян.
- Совсем недавно я был рабочий. Нефтяник. Работал поначалу в Сургуте, получал хорошие деньги. Потом меня послали в Арабские эмираты. Никто не спрашивал чеченец я или русский. Смотрели на то, как вкалывал, как дело знал. Я его знал хорошо. Потом вдруг меня вызвали по телефону из Грозного. Виса, приезжай. У нас, чеченцев, свобода. Свое государство. Нужны специалисты. Зачем тебе пропадать на чужбине ради денег? Денег и здесь навалом.
- И ты соблазнился? - спросил Резванов.
- Что поделаешь, у слова "свобода" крепкие градусы. Как у водки. Когда это слово слышишь, никто не догадывается спросить: от чего свобода? От закона? От морали? От уважения человека человеком? От работы? Свобода стрелять, грабить, умыкать людей? Я тоже этих вопросов не задал. Прилетел как на крыльях. А зачем, объясните, дураку крылья? Что получилось на деле? Промысел, на который меня пригласили, уже принадлежал новому владыке Удугову. Если мой денежный интерес в эмиратах защищал договор, за которым стоял советский авторитет, то на чеченском промысле за меня никто заступиться не мог и не хотел. Кидали мне в месяц сотню долларов как собаке и заставляли ишачить на Удугова день и ночь. Ему была нужна нефть. Не хочешь, Виса? Уходи, держать не будем. Вернуться в эмираты я уже не мог. Как это говорят? "Святое место пустым не бывает"?
- Свято место пусто не бывает, - подсказал Резванов.
- Вот, вот. Нефть, которую мы качали, от господина чеченца Удугова шла русским господам Резовскому и Бадришвили. Они получали денежки и богатели. Так что мне дала свобода и новая чеченская власть? Если на то пошло, сколько помню, власть в Чечне всегда правили чеченцы. Председатель аулсовета - вайнах, председатель исполкома в районе - наш, секретарь райкома - тоже. Военком - наш. Были русские. Были. Геологи, учителя, врачи. Кого ни спроси из специалистов, всех их выучили русские. А теперь оказалось - они враги... Так я потерял честь своего рода, свое лицо, потерял все. И вот решил вернуть хотя бы главное - честь.
- Я понял, - сказал Полуян. - Теперь о деле.
- Дело простое. Мне нужны патроны и гранаты. У вас их много. Поделитесь со мной. Мне они пригодятся, когда Басаев появится здесь. А он появится обязательно...
- Добро, поделимся.
- Тогда я вам помогу в вашем деле.
- В каком?
- Добраться до араба.
Полуян буквально опешил. Взглянул на Резванова. Тот удивленно вскинул брови.
- Почему ты решил, что мы собираемся добраться до араба? И кто он?
- Командир, это несложно.
- Все же объясни.
- Целый день вы наблюдали за аулом Керой. Военных объектов там нет. Зато есть три дома, которые могли заинтересовать вас. Два принадлежат полевым командирам, которые связаны с Басаевым. Один - богатому арабскому шейху Абу Бакру. Полевых командиров я отбросил сразу...
- Почему?
- Они только актеры на сцене войны. Араб по меньшей мере режиссер. Скорее даже главный. Чтобы сорвать спектакль, можно устранить актера. Чтобы погубить весь театр, лучше всего убрать известного режиссера. То, как вы работаете, говорит, что на мелкое дело вас не послали бы. Значит главная цель - араб...
Полуян не стал возражать.
- Ты считаешь, что араб режиссер?
- Можно сказать больше: продюсер. Кровавый спектакль здесь разыгрывают на деньги, которые отсчитывают арабы.
- Допустим, ты прав, Виса. Насколько реальны наши шансы прикрыть театр?
- Не буду гадать. Скажу только, что это трудно. Подходы к дому со стороны фасада можно спокойно вычеркивать из всех планов. Здесь защита мощная и даже танкам придется нести потери.
- Значит, по твоему, в дом прорваться нельзя?
- Этого я не сказал. У каждого дома четыре стороны, даже если он круглый.
- Что посоветуешь?
- Бумага есть? Начертить схему.
Полуян достал план, полученный от Бен Ари. Расправил на колене. Передал Висе.
- Такая устроит?
Виса бросил на чертеж быстрый взгляд. Спросил с интересом:
- Космос? Классная работа. Вот, - он провел ногтем черту. - Если начать здесь...
- Почему именно?
- За тыл охрана шейха опасается мало. Он прикрыт скалой. Между ней и высоким забором узкое пространство. Оно хорошо простреливается. Считается, что подойти сюда нельзя.
- А если отбросить слово "считается"?
- Тогда будет можно. На схеме не видно, но тут стоит мачта антенны. Космическая связь...
- И что? - Резванов не сразу понял мысль Висы.
- А ничего, - ответил тот отрешенно. - Вспомнил детство. У нашего соседа большой забор окружал сад, где были сладкие яблоки. Но рядом с забором росло тутовое дерево. Ох, какие мы ели яблоки!
- Все же, что-то не вяжется, - сказал Полуян. - Мачта меня пока не волнует. А вот в то, откуда простреливается пространство между скалой и забором понять не могу.
- Вот здесь, - Виса воткнул палец в схему, - расположен блокпост. Он прикрывает ущелье реки Мешехи. Одновременно перекрывает огнем пространство, о котором мы говорим.
- Откуда ты все знаешь? - с острой подозрительностью задал вопрос Столяров.
- Я долго ждал, что здесь может появиться Басаев. Пока все ещё не дождался.
- Хорошо, два цинка патронов ты заслужил, - Полуян разом отмел подозрения Столярова.
- И два десятка ручных гранат, - добавил Виса смиренно и посмотрел на небо.
- Над этим стоит подумать.
- Лучше, если недолго. Мне пора уходить.
* * *
На подготовку завершающей операции Полуян отвел два дня.
Первый ушел на проверку наводок, которые дал кровник Басаева Виса Загаев. Шаг за шагом группа отрабатывала маршруты подхода к объекту. Полуян убеждался, что абрек не лукавил, указывая слабые места в охране и обороне усадьбы шейха.
Ночевали в лесу. С утра уходили в горы на разведку.
В результате бомбежки бомбы, сброшенные в темное время "сушками" одна к одной - легли на дорогу, испортив и без того неровное полотно проезжей части. Чуть свет чеченцы выгнали для ремонта военнопленных. С лопатами в руках у каждой воронки работало по одному солдату. Все трое были одеты в заношенную, рваную на коленях и рукавах армейскую форму. Их стерегли три охранника - бородатые чеченцы, уверовавшие, что благополучие и достаток в их жизнь способно привнести только оружие. Они расположились на склоне, чтобы легче контролировать труд пленных и изредка перебрасывались гортанными фразами.
Пленный, работавший ближе других к месту, куда подобрался Полуян, был рыжим. В лучах низкого солнца, которые пробивались через его шевелюру, волосы казались сияющим нимбом, возложенным на голову христианского великомученика.
- Рыжий, - негромко произнес Полуян, - только не оборачивайся. Здесь свои...
Рыжий с хрустом врубил лопату в щебенку и отпустил черенок. Потом склонил голову и из под мышки бросил взгляд в сторону, откуда послышался голос.
- Чё тебе? - спросил он и кашлянул, чтобы утопить вопрос в кашле.
- Сделай так, чтобы чеч подошел к тебе. Я его сниму.
Рыжий снова взялся за лопату и тут же повернулся к охраннику.
- Э, усатый, посмотри, что я нашел.
- Гиде? - спросил стражник и лениво поднялся с камня, на котором сидел. Неторопливо пошел к рыжему.
Когда он поравнялся с расселиной, в которой затаился Полуян, тот выбросил руку вперед и ударил ножом под левую лопатку боевика.
В тот же момент Таран и Бритвин сделали по выстрелу из винтовок.
Еще два боевика свалились сраженные пулями.
- Ребята! - крикнул рыжий товарищам. - Бросай работу! Здесь наши!
- Стоп, стоп! - перебивая его, подал команду Полуян. - Столяров! Заложи в воронки по мине. И надо их засыпать по быстрому!
Только после закладки фугасов команда, захватив с собой трех солдат, отошла в гору.
- Откуда вы здесь? - задал вопрос Полуян, когда все отошли от дороги на безопасное расстояние.
- Всех взяли в разных местах, - начал объяснение рыжий.
- Не надо, - перебил его Полуян. - Как и где вас взяли в плен, расскажете дома. Меня интересует другое. Где вас содержат?
Худой парень лет двадцати с лицом, перемазанным сажей, сказал:
- Тут недалеко в ущелье блокпост. Рядом каменный сарай. В нем яма...
- Сколько вас там?
- Все здесь.
- Тебя как зовут?
- Ленчик.
- Хорошо, Ленчик. Сколько боевиков на блокпосту?
- Шестеро. Иногда приезжают ещё двое. Сейчас их там нет.
- В усадьбе приходилось бывать?
- У шейха? Приходилось, ети его в бороду! Дрова пилили.
- Охрана там большая?
- Человек восемь, не больше.
- Вояки?
Ленчик понял вопрос правильно.
- Как из говна пули. Одно слово - арабы, - он замолчал и вдруг добавил, - Я им однажды гембель учинил.
- Что, что? - Полуян не понял, о чем собирался сказать солдат.
- Шухер устроил. Они у меня до утра бегали, как ошпаренные.
- Ты скажи, что сделал?
- Пригнал в усадьбу баранов. Тогда у них сработала сигнализация, и арабы очумели. Хай до утра стоял.
- Ну, молоток!
Полуян сразу понял, сколько возможностей таит в себе сообщение Ленчика.
- Откуда появились бараны?
- У шейха своя отара. Ночью она в кошаре. Овцы и три коня.
- Охрана?
- Один чабан. Мухаммад. Днем держится, вечером ширяется. И до утра балдеет под кайфом.
- Спасибо, орлы. Теперь вы свободны. До границы с Грузией здесь не более десяти километров. Их можно проползти даже на пузе. Так что ноги в руки и - вперед! Оружие возьмите с собой. На границе сдайте его грузинам и сразу, ничего не ожидая, заявите, что требуете убежища.
- Нет, - сказал Ленчик. - мы с вами.
- Мы от вас не уйдем, - поддержал товарища рыжий.
Полуян понимал, что предложение сделано отнюдь не из вежливости или в порыве показать героизм. Плен влияет на людей двояко. Слабых душой он ломает, закрепляет в их характерах потребность беспрекословного подчинения победителям. У сильных укрепляет ненависть, стремление сопротивляться, порождает нестерпимое желание рассчитаться за перенесенные унижения, боль и лишения. Все трое без сомнения горели жаждой мщения. Такие обычно дерутся яростно и в бою оказываются безрассудно храбрыми: страх смерти в них бывает мертв..
Но принять на себя ответственность за судьбу трех ребят Полуян не мог.
- Нет, мужики. Я признателен вам за готовность помочь, но ваша помощь нам не нужна. Мы здесь свое дело сделали и уходим в горы. А у вас ни одежки, ни обуви...
Он протянул ребятам открытую ладонь.
- Вот моя рука, и вперед!
* * *
Решающие действия группа начала на второй день.
Сперва в полном составе они вышли на южные склоны горы Цузункорт. Боевики, занимавшие блокпост, судя по всему, после взрыва базы были готовы к появлению диверсионной группы, но никак не ожидали, что она подойдет к ним с юга со стороны крутых склонов высоты, господствовавшей над местностью в этих местах. Федералы не любят тратить силы и взбираться на кручи. Они скорее всего должны подойти с севера, спустившись с хребта Кюрелам. Поэтому позиция для их встречи была избрана и подготовлена неверно. Деревья, росшие на склонах за спинами боевиков, не позволяли им видеть цели. Сектора обстрела оказались не расчищенными.
Полуян махнул рукой, подавая команду группе рассредоточиться влево.
Пять минут спустя стрелки заняли прекрасную позицию, с которой просматривались стрелковые ячейки боевиков, выложенные полукругом брустверами из камней. Со стороны, где расположилась группа, ячейки были полностью открыты. В устье потока, впадавшего в речку Мешехи, виднелся бетонный колпак. Его чеченцы даже не пытались замаскировать, поскольку появление артиллерийских орудий в этих местах вряд ли стоило ожидать. Зато под обстрелом пулеметчика или гранатометчика, находившегося в укрытии, оказывалась вся узкая щель, по которой текла Мешехи до самого места её впадения в Аргун.
У центральной ячейки на склоне собрались в кружок пятеро бородачей. Шестой безвылазно сидел у пулемета в бетонном укрытии. Здесь в глубоком тылу, надежно прикрытые горами со всех сторон, никто из них не чувствовал опасности. Изредка прилетавшие сюда штурмовики и вертолеты федеральных войск мелким оборонительным позициям боевиков не угрожали. Для бомбежки они выбирали крупные объекты и дорогу, проложенную по ущелью Аргуна в сторону дружественной Грузии.
Боевики о чем-то оживленно беседовали. Двое из них курили.
Стрелять в людей, спокойно сидевших и дымивших сигаретами, по канонам рыцарства и гражданской морали неудобно. Однако война в двадцатом веке не придерживалась добродетелей, не руководствовалась велениями чести и совести. "Иду на Вы!" - это история. Более того, история сомнительная. Все, кто взял на прицел беззаботно куривших боевиков, знали: промахнись ты, они не промахнутся.
Все ждали одного: выстрела Тарана, которым тот должен был снять боевика, укрывшегося в колпаке. Даже оставшись один, он мог сорвать хорошо продуманную акцию.
Таран, заняв позицию, первым делом расчистил сектор обстрела. Он знал, как нервируют стрелка казалось бы незначительные мелочи - сучья, мотающиеся перед глазами, камни, оказавшиеся на линии прицеливания и отвлекающие взгляд. Чистая линия визирования цели - одно из важных условий меткого выстрела.
Таран напряженно всматривался в прицел. Пулеметчик был надежно прикрыт толстым слоем железобетона и в амбразуре лишь изредка появлялась его спина, обтянутая бронежилетом. Конечно, лучше всего было бы подловить его, когда он выглянет в амбразуру, но время шло, а этого не происходило.
Солнце близилось к полудню. Боевики, исправно соблюдая обряды, уже дважды совершали намаз. Три раза в колпаке сменялись пулеметчики, но ни разу при смене оба одновременно не выходили из укрытия.
Приходилось терпеливо ждать.
Любая война состоит из боев и сражений. Любой бой связан с кровопролитием.
Первая чеченская война стала для истории эталоном бездарности нового поколения молодых российских военачальников. К этому времени они уже успели провести радикальные военные реформы. Разворовали и разбазарили вооружение и боеприпасы Советских вооруженных сил. Военные академии преобразовали в университеты. Потрясая мир лицемерием, создали первый в мире "Гуманитарный военный университет".
На поле боя, придавая взаимоистреблению вид гуманности выплеснулась волна словоблудия.
Война против регулярной армии самопровозглашенной республики Ичкерии, обладавшей современным вооружением и собственной тактикой, была названа "антитеррористической операцией". Бои против формирований сепаратистов получили названия "операций по вытеснению" и "зачисток местности". Одного не могли и не могут объяснить наши военные "гуманитарии", почему такие жертвы понесла и несет российская армия, если велась всего лишь операция против лиц, похожих на террористов.
В группе Полуяна никто не обманывал себя. В бою огнем и ударом дается ответ на один вопрос: кто кого. Если врага не убьешь ты, враг убьет тебя. И никакие гуманные прокладки с крылышками или памперсы не скроют этой жестокой истины.
В один из моментов пулеметчик в бронеколпаке чуть нагнулся. Таран в прицел увидел его горло, не прикрытое защитным жилетом.
Пять боевиков, коротавших время за разговорами, выстрела не услышали и потому не поняли, что произошло. А возможности выяснить в чем дело им не дали.
Это не было двусторонним боем. Это был расстрел, исполненный с типичным для чеченцев-боевиков коварством и жестокостью. Действо кровавое, но необходимое, отработанное в смертельных стычках с противником, а не в аудиториях гуманитарного военного вуза. Не даром же говорят: с волками жить...
Бритвин попал точно в ложбинку на затылке араба, который направился к бронеколпаку на смену пулеметчику. Моджахед умер раньше, чем успел взмахнуть руками. Он рухнул как подрубленный на камни лицом.
Полуян срезал третьего моджахеда, который первым среагировал на падение товарища. Он вскочил, чтобы броситься на помощь упавшему, когда пуля ударила ему в позвоночник.
По одному выстрелу затратили на свои цели Резванов и Столяров.
Только Ярощук сделал два выстрела. Его моджахед в момент первого нагнулся за автоматом, и пуля прошла мимо. Вторая попала в цель.
Главное, чего добивался Полуян, было сделано: над ущельем не прозвучало ни одного выстрела. Оружие, которым пользовалась группа, имело надежные заводского производства глушители. В этом была острая необходимость. Догадайся хоть один из моджахедов пальнуть хотя бы в воздух, звуки стрельбы долетели бы до усадьбы шейха и там на них обязательно обратили бы внимание. А это усложнило бы задачу.
Нет, никто не пальнул.
Над полем боя, над ущельем царила тишина, а в поднебесье, никем не потревоженный, раскинув крылья, широкими кругами парил орел.
Убрав трупы, группа разделилась на две части.
Полуян, Столяров и Ярощук остались на блокпосту, чтобы к ночи выйти в тыл усадьбы шейха.
Резванов, Таран и Бритвин кружным путем направились через горы к кошаре, куда на ночь пастух Мухаммад пригонял отару.
* * *
В сумерках чабан Мухаммед Рахим загнал овец в загон и сам сел на плоский камень, чтобы растереть болевшую ногу. В последнее время судороги все чаще сводили икры даже в состоянии покоя. Боль при этом случалась такая, что темнело в глазах и хотелось завыть по-волчьи тоскливо во весь голос. Чтобы смягчить страдания, приходилось вскакивать с ложа и вставать, перенося вес тела на болевшую ногу. Тогда судорога медленно уходила, но икра в том месте, которое только что нестерпимо болело, ещё некоторое время ныла, как потревоженный зуб.
Стараясь предупредить рецидивы болезни, Мухаммед Рахим, находясь на посту, периодически присаживался и массировал икры, крепко сжимая, растирая и поглаживая их.
Вот и сейчас он устроился у стены овечьего загона, положив на колени автомат и накинув на плечи развернутый спальный мешок. Из-за зазубренных скал далеко на востоке медленно поднималась луна. Небо, темное и холодное, опоясывала серебристая лента Млечного пути. Глубоко внизу лежала тихая долина. Над ней, выползая из щели, по которой протекала река, стлалась серая пелена тумана.
Мир, свободный от людей, от суеты, которая наполняет их жизнь, казался удивительно спокойным и умиротворенным.
Внезапный шум, послышавшийся за спиной, заставил чабана вздрогнуть. Но он не успел даже встать: чужие крепкие руки повалили его, прижали к земле.
Чабан - пролетарий отгонного скотоводства - был единственным, кто остался живым после встречи с группой. Связав, его оставили ночевать в кошаре. И он лежал до утра, мучаясь оттого, что не принял дозу, ставшую для него необходимой...