Щепетнёв Василий. Марс, 1939 год

   Два добермана по обе стороны транспортера скалились друг на друга. Скучно собачкам. Он вернул камешек на ленту. Никакой реакции.
   - Вечерняя партия - человеческий материал, а утром Земля перемещает материалы. Бывают и внеочередные перемещения, вне расписания, как в вашем случае, но они оговариваются заранее.
   Лента остановилась.
   - Все, загрузка произведена. Сейчас транспортер уберут, и состоится сеанс перемещения. Пройдемте на мостик.
   Идти пришлось мимо псов. Салову, как хозяину, они повиляли всем туловищем, Шарова не заметили, а вот на Лукина залаяли неистово.
   - С детства собак не терплю, - подпоручик постарался обойти их в узком проходе. - И они меня. Дважды кусали, на ноге до сих пор шрам ношу.
   Мостиком оказалась небольшое, выгороженное в зале управления, помещеньице. Пластиковые прозрачные стенки отгораживали от ушей, но не глаз. Смотрели на них отовсюду, но мельком, искоса. Зырк - и нету взгляда. Не пойман - не съеден.
   - Отсюда подтверждается команда на перемещение. Второй ключ - в зале. И аналогичная ситуация - на земной станции, в Пулково. Так что несанкционированное перемещение требует сговора по меньшей мере четырех человек.
   Четырех, четверых...
   - У нас очень точные хронометры. Реле допускает разнобой в три секунды, но обычно укладываемся ровненько.
   Тонкая стрелочка подбиралась к полудню.
   - Внимание!
   Управляющий перемещением повернул ключ. Через секунду мягко дунуло в уши.
   - Масса одинаковая, а объём разный. Перепад давления.
   - Шестьдесят четыре человека, - прохрюкала переговорная трубка.
   - Детский поток. Третий за неделю. Молоденькие, они лучше приспосабливаются к Марсу. Быстрее.
   Шаров огляделся. Не видать шпионов, не слыхать. А они - рядом. Близенько.
   - А можно ли отсюда переместить что-нибудь, например, в Лондон?
   - Наша матрица соответствует Пулковской.
   - Ну, а заменить матрицу? Тайком, например, заменить, и наладить обмен с другим местом.
   - Теоретически это, конечно, возможно. Но матрица охраняется круглосуточно, и никто, включая первого вожака, не имеет к ней доступа.
   - Так уж и никто?
   - Замена матрицы возможна только комиссией с Земли, комиссией высшего ранга. Не знаю, за пять лет таких комиссий не было. Матрица, в принципе, должна служить веками.
   - Ну, а если все-таки заменили?
   - А юстировка? Минимум неделя уйдет на юстировку, и все это время камера будет простаивать. Неужели это можно не заметить?
   - Сдаюсь, сдаюсь. Теперь - другое. У вас ведется документация перемещений?
   - Обязательно. Хотите проверить, не было ли перебоев? На мой взгляд, труд излишний, но если вы настаиваете...
   - Это мой способ отрабатывать хлеб.
   - Тогда пройдемте в канцелярию.
   Канцелярия пахла, как все канцелярии мира - пылью, чернилами, старой бумагой. Только разве поменьше размером. Совсем небольшая, если быть точным.
   - Я вот... реестрик... - и человечек был обычной канцелярской кошкой - драный, взъерошенный, лишайный.
   Реестрик представлял собой лист бумаги, расчерченный на графы, наполовину уже заполненный.
   - Покажите документы, которые потребуются капитану. Все документы, без исключения.
   - Будет исполнено, - подобострастно ответила кошка.
   Два часа Шаров листал пухлые тома отчетов: недельных, месячных, квартальных, потом переключился исключительно на годовые. Синие обложки с Земли, красные - на Землю. С Земли шло все: воздух, вода, еда, материалы, оборудование, и люди, люди и люди.. На Землю шла в основном руда - сотни и сотни пудов складывались в миллионы. Людей ушло на Землю четыреста тридцать три человека. За все пять лет. Последний раз отправка человека на матушку состоялась за неделю до аварии на Свотре.
   Ясно, головушка? Два и два складывать не разучилась?
   Графы "шпионские сообщения" в реестриках не оказалось.
   Лукин тоже изучал документацию - читал, шевеля губами, записи дежурных по перемещению. Тех, кто стоял на ключах. Каждое новое имя он заносил в маленькую книжечку - для себя, и на большой лист бумаги - для Шарова.
   Отработка документации иногда приносила решение самых сложных вопросов. Но не на этот раз.
   - Довольно, - Шаров закрыл последний годовой отчет. Вернее, первый он читал их в обратном порядке. - Пора поговорить с нашим санитарным ответственным.
   - Уж он теперь ответит, - недобро скаламбурил Лукин.
   Они распрощались с Саловым. Ориентироваться в переходах становилось все легче.
   Отделение Департамента, ставший привычным кабинет, - все это располагало к хорошему, до мозга костей, допросу. Часа на четыре. Или больше, до утра.
   - Доставьте нам Зарядина, - распорядился Шаров. Может, удасться управиться быстро? Раз-два и чистосердечное признание? В знак уважения санитарного ответственного к его, Шарова, заслугам перед Отечеством?
   - Добрый вечер, Иван Иванович! - вместо Зарядина явился Спицин, марсианский вожак номер три. Давно не виделись, коллега.
   - Добрый... да, действительно, вечер. Хотите поприсутствовать на допросе?
   - Хотел бы. Искренне хотел бы.
   - Почему "бы"?
   - Мне очень неловко сообщать, но подозреваемый Зарядин скончался полчаса назад.
   - От каких же причин, позвольте полюбопытствовать, - Шаров понял, что не удивился. Ждал, значит. Сидел и ждал, лежал и ждал, ходил и ждал.
   - Отек легких, - Спицин не выглядел смущенным, напротив, казалось, он доволен. - Дыхательная недостаточность.
   - Вот так, вдруг, ни с того ни с сего - дыхательная недостаточность?
   - И с того и с сего. Мы проверили. В его кислородной батарее оказался фосген. Газ, вызывающий смерть из-за отека легких. Следовательно, это он, Зарядин, - причина взрыва экипажа.
   - Разве?
   - Иначе зачем кому-то потребовалось его устранять? Зарядин сделал свое дело, потому и был обречен - чтобы не выдать сообщников. Типичный прием, шаблон. Осталось проверить контакты Зарядина - как следует, с пристрастием, - и мы все равно выйдем на его сообщников.
   - Вы говорите, газ был в батарее Зарядина? В какой?
   - Что значит - в какой? В той, что была при нем, - Спицин удивился непонятливости капитана. Не знают они там, на матушке, специфики Марса.
   - Любопытно, действительно любопытно.
   - Вас что-то смущает, капитан?
   - Так, одна малость. Дело в том, что эта воздушная батарея - моя.
   ГЛАВА 7
   - Ваша?
   - Я сам отдал ее санитарному ответственному.
   - Выходит...
   - Выходит, это у меня должен был случится отек легких. Вот так.
   Спицин вздохнул.
   - Жаль, очень жаль. То есть, я рад, что вам повезло. Жаль, что вы распорядились не трогать Зарядина без вас. Допросить бы его своевременно, и многое бы прояснилось. Выходит, у нас опять нет подозреваемых?
   - Чего-чего, а подозреваемых хватает. Мой соратник даже списочек подготовил. Без Зарядина там трое остались. Вполне достаточно.
   - Попробую угадать. Я, Ушаков и, наверное, Салов. Верно?
   - А вы у него спросите. Подпоручик, отвечайте.
   - Это всего лишь рабочая гипотеза, - Лукин ожег взглядом капитана.
   - Я не в претензии, - развел руками Спицин.
   - Списочек подготовил он, - кивнул на подпоручика Шаров, - а батарея отравленная досталась мне.
   - Зарядину она досталась, - утешил его начальник марсианского отделения департамента.
   - То - случайность. Мое везение, - надолго его не хватит. Раз везение - с батареей, два - охотнички подоспели. Помилуйте, надобно же и умение показать. Умение капитана Шарова. Выставлено для всеобщего обозрения в павильоне народных ремесел, детям и нижним чинам вход возбранен.
   - Получается, дело у вас затягивается, - теперь дело опять "у вас". Дистанцируется третий вожак.
   - Отнюдь, камрад Спицин, отнюдь. Думаю, мы стали гораздо ближе к истине, нежели вчера.
   - Рад это слышать, - но видно было, что Спицин сомневается.
   Блеф - штука тонкая. Так иногда заврешься, что и сам начинаешь верить в сказанное собой. Противник-то поверил, раз и взрыв, и фосген.
   - Завтра, самое позднее, послезавтра, я надеюсь, мы окончательно расставим точки над i.
   - Превосходно, просто превосходно. Я могу передать это Ушакову?
   - Я уже говорил с ним на эту тему. Вчера, - говорил-говорил. После чего и открылась охота. Типичная ошибка службистов: "после того - значит, вследствие того".
   - Что ж, подождем до завтра, - Спицин не стал обижаться на скрытность капитана. Земля, она и есть Земля. Марку держит. К тому же - правила Департамента. Чего не знаешь - за то не в ответе.
   - Или до послезавтра. Но сейчас я бы хотел осмотреть тело Зарядина.
   - Извольте. Я проведу вас в медчасть.
   - Умер, да... - в медчасти их встретили почтительно, но с чисто совестью. - Делали, что могли, но слишком велика оказалась доза. Триста литров чистого кислорода затратили, и - впустую. Отек протекал злокачественно. Вы хотите пройти в секционную? Только возьмите воздушную батарею. Все-таки - фосген.
   Зарядин действительно был очень мертвый. Случалось - укрывали подобным образом людей, выводили из-под следствия. Случалось, но не случилось.
   - Тело срочно отправьте на Землю.
   - Раньше утра не получится, - Спицин не поморщился. Знает порядок.
   - Вот с утренним сеансом перемещения пусть и отправится.
   - Да, повезло, - непонятно чему порадовался врач.
   - Доктор, - отвел его в сторонку Шаров, - вы мне дайте чего нибудь от сна, посильнее... Мне сегодня спать нельзя... Первитина, что ли...
   - Могу предложить кое-что получше. Вот, по капсуле каждые шесть часов. Не более четырех кряду. Максимум - шесть. А потом - сутки отсыпаться.
   - Отосплюсь. Непременно отосплюсь. Спасибо.
   Капсулы в прозрачном пузырьке лежали смирно, придавленные пружинкой пробки. Точно патроны в обойме. Лежат-лежат, а потом - бабах! Собирай мозги по стенке. Какие мозги, там ведь кость, капитан. Юморист. Душа компании. Тосты, анекдоты, шутки. Рекомендуется для гг. офицеров. Цена с пересылкой - целковый, участникам босфорской войны - скидка.
   - Пожалуй... Пожалуй, на сегодня довольно. Пойду составлять рапорт, к утреннему сеансу поспеть надо. Во сколько утренний сеанс-то?
   - В восемь пятнадцать, - подсказал Лукин.
   - Девять часов. Три - на рапорт, что останется - на сон.
   Третий вожак сочувственно кивнул:
   - Писанины хватает. И никаких писарей не позовешь - секретно. Сколько я в свое время бумаги перевел. А гусей!
   - Вечные ручки спасли Рим, - продолжил вечер шуток Шаров. Демонстрация уверенности в завтрашнем дне.
   - Мой шеф был записным патриотом и всякие западные штучки отрицал. Гусиное перо - и точка, - начал делиться воспоминаниями Спицин. - Аспирина не признавал. Рюмка водки, щепоть пороха, и баня, парная. Там и умер от удара. Не успели кровь пустить. Любимое его средство.
   - Средство знатное, - подтвердил Шаров. Так и до крамолы договориться можно. Нет, откровенность - дурная болезнь. Собачья, как говаривал тот самый шеф. Выходит, Спицин - из старой гвардии. Хоть на Марсе, но живой. Реликт. После заговора генералов кровопускание устроили изрядное. Очистка от вредителей, пособников и шлаков.
   - Я все говорю, говорю, а вам время дорого. Позвольте проводить вас, - Спицин поражал своей любезностью. Издевается, что ли? Или просто профилактика? Личный надзор? Ничего, нам, людям честным, скрывать нечего. Голы, аки соколы. Неимущие.
   - Не стоит затрудняться, - отклонил любезность Шаров, - нам еще придется обсудить кое-какие мелочи. Рутина, знаете ли. Повседневность.
   - Самое главное в нашей работе. Тогда - до завтра, капитан.
   Озадачив Лукина - проверить документацию транспортного отдела - не выезжали ли экипажи из поселений более, чем на день и подготовить поименный список лиц, отбывших на Землю за два последних года к завтрашнему утру и спи, отдыхай,- Шаров в одиночестве брел переходами Алозорьевска. Теперь неплохо бы и подумать. Никто не мешает, не отвлекает. Шум в голове разве. Чего, мол, думать, работать нужно. Действительно, что ли, рапорт написать, пока живой? Образцовый такой рапорт, с полным разоблачением на последней странице. Знать бы, что там, на той странице.
   Никто в переходах за ним не следил, никто не нападал. Алозорьевск город образцовый. Город будущего. Нет праздности, нет и преступности. Люди гордятся плодами своего труда. Энтузиазм размеров неслыханных. Даже под ноги не плюют. Все, как один.
   У входа в свой # 2-а он еще раз оглянулся. Для публики. Пусть их, заслужили.
   Сюрприз ждал в самом номере.
   - Надя? Что-то случилось? - ничего более на ум не пришло. Ах, некстати, как некстати. Будь это на отдыхе, на Земле... Полно, капитан, кому ты нужен на отдыхе, вне власти.
   - Возьмите... Возьмите меня на Землю, - принцесса Марса курила редкие американские сигареты. Умело курила, по-настоящему.
   - Я не вполне вас понимаю...
   - На Землю. Я... я очень прошу вас и готова... - она покраснела. От решимости, стыда, гнева, все вместе?
   - Готовы?... - доброжелательно подсказал он.
   - Я понимаю, глупо... Вам, наверное, часто предлагают себя... Но у меня просто ничего нет больше.
   Вот вам и ножечек в спину. Надежда Ушакова. Остается выяснить, она отвлекающий момент, или сам инструмент? Скорее, второе. Классика Департамента.
   - Если я не попаду на Землю сейчас, то не попаду никогда. Отец трижды просил, чтобы мне разрешили. И сегодня получил третий отказ.
   Шаров сел в другое креслице, рядом, отмахнулся от дыма. Вот возьмет, и удивит. Впадет в откровенность и расскажет свои секреты не после, как они рассчитывают, а до. Или, того горше, вместо. О чем рассказывать только? О подозрениях? О раскрытых тайнах? Нет у него раскрытых тайн. Или они неинтересны. Например, тайна номер семь... или восемь? За пять лет освоения Марса перемещено было сюда шестьдесят семь тысяч человек. Обратно - четыреста тридцать три человека. Судя по объемам поставок воздуха и продуктов, сейчас во всех поселениях находилось не более шести, максимум, семи тысяч человек. Сложите и вычтите. Такая вот арифметика. Кого это волнует?
   - Надя, я бы и рад помочь вам, но не так это просто. Сюда, на Марс, мне что человека отправить, что сто - пустяк. А вот обратно... Обратно куда сложней.
   - Вы можете, я знаю, - кого она пыталась убедить - себя или его?
   - Может быть, я подчеркиваю- может быть, мне и удасться что-нибудь для вас сделать, но только в случае успешного завершения э... моей миссии.
   - Но ведь вы сказали, что завтра...
   - Ну так то завтра. А вы пришли сегодня.
   - Я слышала, мой папа в вашем списке. Если нужно, я бы могла...
   Вот и дождались. Дочь дает показания, уличая отца в деятельности, направленной на подрыв империи. Который раз одно и то же. Противно.
   - Нет у меня никакого списка, Надя. Но если вы хотите мне помочь...
   - Конечно, хочу.
   - Тогда... Вы здорово управляетесь с парокатом. А экипаж сможете вести?
   - Смогу, разумеется.
   - Тогда покатайте меня.
   - Сейчас?
   - Именно сейчас. Дело того требует.
   Она удержалась от вопросов - куда, зачем, почему. Умненькая девочка.
   Обслуга парка вопросов не задавала. Наружные костюмы принесла сама Надежда, экипаж подогнала она же.
   - Отцовский. Он всегда заправлен, наготове.
   Коробочка на поясе дразнила - любит, не любит, фосген, не фосген. Для некоторых снаряды в порядке исключения попадают в одно место и дважды, и трижды. Для хорошего человека.
   Он устроился внутри, Надя заняла место вожатого.
   Ворота шлюза раскрылись.
   - Мы сможем двигаться в такой темноте?
   - Не быстро. Я сейчас зажгу фонари.
   Зашипел газ, и ацетиленовый свет отвоевал у тьмы маленький кусочек Марса. Сейчас мошка налетит.
   - Поехали в сторону Свотры, - заказал он единственным маршрут, который знал.
   Ехать было приятно. Кресло удобное, просторное и мягкое. И обзор прекрасный. Он читал, что у Марса две луны, но не нашел ни одной. Ладно, не в лунах счастье.
   - Версту мы проехали?
   - Полторы, - сейчас Надя чувствовала себя поувереннее. Дело делала.
   - Тогда хватит. Развернитесь назад, к городу, и погасите фонарь.
   Она опять выдержала характер, не спросила - зачем. Шаров не стал ее томить.
   - Знаете, Надя, я буду спать. Устал что-то.
   - Вы боитесь оставаться в городе?
   - Боюсь немножко. Даже больше, чем немножко.
   - Здесь вам бояться нечего. У меня винтовка. Я в шакала за версту попадаю.
   - Они что, могут напасть?
   - Шакалы? Нет, что вы. Я и не в шакала могу попасть тоже.
   Шаров не стал уточнять характер мишеней Нади. Меткая, и довольно.
   Город был темен. Скудный свет луны (показалась все-таки какая-то крошка-торопыга) едва обозначал громаду у горизонта. Без окон. И дверей мало.
   Блестела игла грозоуловителя - загадочно, призрачно, серебряный кол на могиле вурдалака. Надежнее осинового, хоть и дороже. Одна беда украсть могут. Что могут - украдут непременно. Всенепременнейше. Пережитки тлетворного влияния упаднических наций. Маргиналов. Ничего, очистимся, и тогда - прощайте, замки и запоры. Нравственность, черта исконно славянская, воссядет у каждого очага, и народ, взлелеянный вожаками, радостно и доверчиво пойдет навстречу великому жребию. Уже идет. Прямо-таки вприпрыжку, штаны некогда поддернуть. Гоп-гоп, братки, веселей!
   Ничего не видно. Не срываются с иглы искры, не разбегаются лучи. Теориям, не подкрепленным практическими результатами, не место в нашей науке. Всякие там открытия на острие пера - вредная выдумка. Открытия должны давать плоды народу. Не дают - удобрить маленько, пусть быстрее зреют. Полить. Потрясти, наконец. На это мы мастера. Я - мастер.
   Он смотрел на мрак города, надеясь вопреки своим же выкладкам увидеть сигналы. Ерунда, конечно. Существуй такие - давно бы увидели другие. Сигнал на триста верст - это вам не флажками семафорить.
   Или у него зрение притупилось, или нюх врет. А почему, собственно, зрение? Уши есть. Ладно, отметем, хотя если в ультразвуке... Нет, триста миль... Осязание? Почву простукивать. Три точки, тире, точка. Тоже незаметно не сделаешь. Письмо послать, имперской почтой. Голубиной тоже неплохо. Вообще, ерунда лезет в голову. Неуверенность в собственных мыслях.
   - Это что, Надя? Шакалы?
   Вокруг мигали красные огоньки. Парные, они придвигались ближе и ближе.
   - Зайцы, - сразу ответила Надежда. Не спит. Пусть и вправду постережет. Мало ли...
   - Чего это они?
   - Зайцы всегда к экипажам жмутся. Наверное, принимают за Больших Зайцев, защищающих от шакалов. Или просто тепло манит. Они любят тепло.
   - На них, наверное, просто охотиться? Сиди да постреливай себе.
   - Мы на них не охотимся. Я не охочусь, - поправилась она. Существенная поправка. Значит, другие охотятся. Да что далеко ходить, других искать, он, капитан Шаров охотится преимущественно на зайцев. Во-первых. это просто, во-вторых, безопасно, а в-третьих - служба такая. Да-с.
   Было действительно тепло, неудивительно, что зверькам манило погреться. Там, снаружи, мороз градусов за тридцать, не до гуляний. Опять же темнота. Спи, капитан, отдыхай. Копи силы на день завтрашний. Уже сегодняшний? Тем более копи.
   - Надя, только не стреляйте, если кого-нибудь заметите. Меня разбудите прежде.
   - Хорошо.
   - Я ведь тоже - стрелок отменный. Когда вижу цель.
   Так можно всю ночь впустую проболтать. Тары-бары на Марсе.
   Он закрыл глаза, удобнее устроился в кресле. Будем считать слонов. Марсианских. Мохнатых-мохнатых, неслышно трубящих за триста верст своим собратьям по хоботу. Такая у них особенность - у слонов, трубить. Даже во вред себе. Не могут они иначе. А приметить слона довольно просто. Нужно только немножко отступить назад и поднять голову.
   ГЛАВА 8
   Уют кресла оказался обманчив. Тело страдало и плакалось. Совсем не хочет долг исполнять. Не хочет - заставим.
   Марсианский рассвет не бодрил, не вдохновлял. Причем тут рассвет? Честно надо признаться - годы. На диванчике надо лежать, или на печи, а не шастать в поисках шпионов. Ничего, лет через двадцать уйдет в отставку с полным пенсионом и медалью за выслугу лет.
   Шаров посмотрел на часы. Пять часов сна, однако. Ровно на пять больше, чем он заслужил. И еще жалуетесь, капитан? Стыдно, стыдно, батенька.
   - Проснулись?
   А Надежда вот не поспала. Охраняла сон мужественного капитана Департамента.
   - Проснулся. Давайте, Надя, назад двигать. В город. Великие дела ждут.
   Она ни о чем больше не просила, не напоминала. Интересно, что думалось ей ночью? Поняла бессмысленность просьб, или просто разозлилась? Да будет ей Земля, будет. Служба в Департаменте имеет много гитик. Объявить, например, ее свидетельницей на процессе. Правда, как минимум, нужен процесс. Хороший такой показательный процесс. Или, напротив, тайный: никто ничего толком не знает, никому ни о чем не известно.
   Они въехали в шлюз. Надя, пряча глаза, попрощалась. Стыдится.
   Он успел написать рапорт и попользоваться водичкой. Вестовой невозмутимо приветствовал Шарова и подал завтрак: яичницу с салом и большой термос сбитня. На третей кружке подоспел и Лукин со своим списком. Большой получился список, на двадцать листов. Земля, наверное, тоже до этого додумалась и уже готовится их проверять. Сколько там за два года набралось? Сто восемьдесят человек ровно. После эффективного допроса в империи прибавится сто восемьдесят сломленных людей. Рутина, повседневная работа.
   - Вот, - протянул он подпоручику пакет с рапортом. - Отправьте. И подождите ответа.
   - Ответа? С Земли?
   - Откуда же еще?
   - Слушаюсь, - подпоручик, наверное, ждал другого. Задушевного разговора, посвящения в тайны ремесла, или просто предложения присесть. Все, все будет - потом.
   Он допил сбитень - все-таки здорово сушит Марс, почечный курорт открывать можно, - когда пожаловал Спицин.
   - Слышал, вы поездку предприняли, ночную?
   - Так, идейка в голову пришла, пришлось проверить. Ничего особенного, но любой пустяк может оказаться важным. А что, имеются возражения?
   - Помилуйте, какие возражения? Просто я беспокоился. Случись что - мы и на помощь придти не смогли бы.
   - Обошлось, как видите.
   - Да, еще Александр Алексеевич просил, как выпадет у вас минутка, навестить его.
   - Обязательно зайду. Немножко попозже.
   - Я так и передам.
   - Вы меня очень обяжете.
   Приятно, что ни говори, быть представителем Земли. Какие люди захаживают. И не приказывают - просят. Интересно, что Ушакову нужно? Дела интересуют, или жениться заставит? Какая он партия...
   Запасы белья подходили к концу. Пора, пора, друг милый, покончить с этим делом. Пережил два покушения, не дожидайся третьего. Для здоровья вредно.
   В переходах он встретил человек тридцать. Час пик. Похоже, он приладился к ритму Алозорьевска, начинает жить в ногу со всеми.
   Научный корпус он нашел легко. Скоро сам сможет работать чичероне. Посмотрите налево, милостивые государи: здесь ровно два дня назад впервые побывал капитан Шаров, исполненный рвения и отваги. Где тот капитан теперь, никому не известно. Потому что неинтересно.
   Наверное, сработала какая-то система оповещения: магистр Семеняко перехватил его почти у самого входа.
   - Опять в наши края? Чем могу помочь?
   - Опять. Директор у себя?
   - Кирилл Петрович на полигоне. Испытывает аэростат.
   - Далеко этот полигон?
   - Версты две. Вы подождете, или необходимо подготовить парокат?
   - Пешочком пройдусь. Ножками. Что две версты, пустяк. Вы только направление укажите.
   - У нас свой выход из города. Пройдемте. Я только распоряжусь, чтобы для вас подготовили костюм.
   Шлюз, декомпрессия, облачение в костюм. Положительно, он превращается в обывателя города Алозорьевска.
   Трубочка привычно скользнула в ноздрю.
   - Надолго хватит батареи?
   - Да, часов на двенадцать. Плюс часовая резервная. Выйдете наружу - и направо, там колея наезжена. Вы полигон заметите непременно, по аэростату. Или все-таки дать вам сопровождающего?
   - Не стоит. Хочется немного побыть одному.
   Магистр попрощался - начиналась декомпрессия. Присядем на дорожку, подумаем. Полчаса туда, с запасом, пол - обратно. как раз успеет ответ придти с Земли.
   Вот, капитан, ты и на вакациях. Дорога - словно в Айдаровке, пыльная, неширокая. Того и гляди, на коровьи лепешки наткнешься, да на конские яблоки. Или баба погонит гусей к речке, купаться. Удочки не хватает, да самой речки. Зато здесь грязи не бывает, не развозит шлях. Ступай и ступай, хоть до самой станции Берд.
   Он приблизился к щиту - большому, на бетонном основании, возвышающемуся над округой на три сажени. Дитя департамента пропаганды. Большими, аршинными буквами выведен был призыв превратить Марс в рукотворный сад, за буквами ветвились яблони с налитыми румяными яблоками. То есть можно было догадываться, что это - румяные яблоки: краски выцвели, выгорели. Солнце, хоть и слабое, а злое.
   Он подошел поближе, желая попробовать, из чего сделан щит - дерево, пластик, железо, ногтем провел по поверхности. Похоже, пластик.
   Что-то громко треснуло, и в щите - на два вершка выше его головы появилась аккуратная круглая дырочка. Трехлинейка, однако.
   Шаров быстро побежал, огибая щит. Быстро, да не очень - еще одна дырочка, и опять выше. Наконец, он укрылся за ним, для верности присел бетон понадежнее пластика будет.
   Стреляли в спину. Издалека - верста, не меньше. Он осторожно выглянул. Никого. Так и станут тебя дожидаться.
   Кому-то он здорово мешает. Или просто - нелюбовь. Не любит его стрелок хороший, даже отличный, но к Марсу непривычный, иначе сделал бы поправку на низкое притяжение, и была бы у Шарова лишняя дырка.
   Ничего, не поздно еще. Подойдет поближе, только и всего. А у него, у Шарова, всего оружия, что фига в кармане. Беспечный и самоуверенный болван. Если бы.
   Подумалось, что он теперь может объяснить поведение генералов-заговорщиков. Ведь знали, что ожидает их, а никто не то что поднял верные полки - положим, не было никаких верных полков, - но и просто не бежал, не отстреливался, в конце концов. Им просто не хотелось жить. Устали. Сколько сил хватало - жили, а потом устали.