Щепетов Сергей. Последний мятеж

   Дане очень хотелось заплакать, но не получалось – накатывали спазмы, а слез не было. Почему?
   Он оказался на краю обрывчика и даже не сразу вспомнил, зачем сюда пришел. Наверное, он все-таки плакал, потому что никак не мог рассмотреть то, что находится внизу. Он потер глаза грязными пальцами и вдруг… задышал! Уф-ф-ф!!
   Голова закружилась, ноги ослабли, и Дане пришлось сесть на краю обрыва. Так счастлив он не был даже тогда, когда увидел свою фамилию в списке принятых на первый курс геолого-разведочного техникума. Он тогда все никак не мог уйти: отходил, возвращался и снова читал и перечитывал, читал и перечитывал… Вот и теперь: если бы его держали ноги, он бы отошел от края, а потом подошел и посмотрел снова.
   Когда-то давно, еще на втором курсе, их группу водили на выставку. Там было много картин всяких художников. Тетя-экскурсовод говорила, что это прекрасные произведения… Она была не права, самое прекрасное произведение, самый красивый пейзаж вот этот: поросшая редкой травой галечная коса, и на ней лежит толстое дерево с обломанными ветками и ободранной корой. А на нем – вон там, ближе к комлю – белеет квадратик. Это его планшетка. В нее вставлен кусочек карты, на которой нарисована как раз вот эта речка и вот этот обрывчик. С ней ничего не случилось: ее не сдуло ветром, не размочило дождем. Она так и лежит там, где он ее оставил неделю назад.
   Вот теперь Даня почему-то смог заплакать по-настоящему (ну и что, ведь никто же не видит!). Потом он успокоился и впервые за много дней почувствовал, что он живой, что он человек, что у него еще вся жизнь впереди!
   Здесь было совсем невысоко, но эйфория кончилась все-таки раньше, чем Даня оказался внизу. Он подумал, что планшетку придется нести в руках, потому что ни в один карман штормовки она не влезет. Это у комбинезона был большой карман на груди… Да, у него нет комбинезона, он гуляет здесь беззащитный и голый. И теперь, наверное, все равно умрет. Может быть, очень скоро… Или нет? Ведь он ничего такого не чувствует!
   Картонный квадрат лежал там же, где он его и оставил, – на относительно ровной части ствола возле обломанного сучка. Даня протянул руку и…
   Что такое?! Как это?! Он же точно помнит, что придавил планшетку плоским окатанным камушком. Да-да, он поднял его, обтер о штаны и положил сверху. Он положил его, а теперь!..
   Он вспомнил, когда и где видел такие штуки – была экскурсия на завод еще в восьмом классе. Их делали на конвейере, а потом складывали в деревянные ящики с ручками. Они там лежали ровными рядами – новенькие и блестящие. А эта… а этот… старый и ржавый, но…
   Ничего нигде не изменилось, все было так же неподвижно и тихо, но в голове у Дани опять зашумело: сверху планшетка была придавлена ржавым браслетом наручников со сломанным замком и обрывком цепочки.
   Это, наверное, просто посыпались камушки с обрыва, потревоженные им во время спуска. Даня вздрогнул и поднял глаза: прямо напротив него, метрах в семи, стоял человек. Из-за куста были видны только голова и плечи, но Даня сразу узнал его: тот самый, что разговаривал с ним в маленькой комнате без окон. Той, где Иваныч… Дане показалось даже, что он чувствует тот запах… Человек смотрел на него и улыбался. Он улыбался как… как… как череп в школьном кабинете биологии!
   Рубашка под штормовкой как-то вдруг сразу стала мокрой. Даня зажмурился и сделал жест правой рукой. Где-то когда-то, очень давно, наверное, в совсем раннем детстве, он это видел, и теперь рука пошла сама. Зачем? Для чего?
   Он открыл глаза: никакого человека за кустами не было. «Показалось?! Померещилось? Но я же ясно видел! Нос, рот, глаза, зачесанные назад редкие волосы, серый пиджак… На нем был пиджак? Ч-черт, я же смотрел только в лицо! Нет, наверное, все-таки померещилось: здесь же просто негде спрятаться! Не за этими же кустами, которые просматриваются насквозь?! Подойти? Ладно, и так все видно. Надо сматываться скорее назад, к вертолету, – может быть, еще не сильно надышался отравой, может быть, еще…»
   За шумом собственного дыхания, за стуком и шорохом камней, сыплющихся из-под ног, Даня не сразу расслышал новый звук. Звук повторился, его нельзя было не узнать, и последние метры Даня лез как попало – обдирая колени и руки, пачкая песком и глиной заветную планшетку. Вот он, край обрыва, вот сейчас уже…
   Совсем наверх он не вылез, а остался стоять на уступчике, прислонившись грудью к толстому пласту дерна. Даже отсюда все было видно и понятно. Понятно, что вот теперь (вот только теперь!) по-настоящему все кончено. Кончено с ним, с Даней.
   Вдали стоит вертолет. Видны неподвижные слегка опущенные лопасти винта. Рядом мечутся фигурки в серебристых комбинезонах. Они стреляют из автоматов. Похоже, стреляют в разные стороны. На всем остальном пространстве до самого леса больше никого нет. Кажется, нет…
   Это было уже слишком: колени подогнулись, Даня сел и начал сползать вниз вместе с осыпью из камней, песка и кусков дерна. «Плевать, на все наплевать! Забиться куда-нибудь, перестать двигаться и… умереть. Все, он больше не может, все…»
   Даня съехал вниз до большого куста с толстыми кривыми ветками. Он лег на бок, привалился к корню спиной, подтянул колени к подбородку: «Вот так: все, я больше не могу, не могу…»
 
   – …доедай макароны!
   – Ну, ма-ама!
   – Я что сказала?!
   – Ну, ма-ам, сколько мне надо съесть макарон, чтобы получить еще одну котлету?
   – Хочешь оставить отца без ужина?
   – Ну, ма-ама!
   – Что мама?! Хотела сделать вареники, а вы утром все масло съели…
   Бр-р! Неужели он уснул?! Просто так: взял и уснул? Вот тут – в кустах на склоне? Бок отлежал – о-ох-хо-хо-о… А карта?! Вот она, никуда не делась, только… Сколько же он проспал? Кажется, уже вечер? Они улетели без него!! Нет, наверное, не улетели…
   Настоящие сумерки еще не наступили, и было хорошо видно, что вертолет как стоял, так и стоит повреди пустого пространства. Даня вылез наверх, отряхнулся и пошел к машине.
   Днем дул слабый ветер, а сейчас он совсем стих. Дверь в салон распахнута, из кабины пилотов доносится шорох и потрескивание. «Это что, работает рация? И никого нет…»
   Даня положил планшетку, оперся руками и, слегка подпрыгнув, залез в салон. Здесь было значительно темнее, чем на улице, но он все-таки разглядел неподвижную фигуру в комбинезоне и шлеме, сидящую на скамейке сбоку от входа. Дверь в кабину была приоткрыта, и Даня, сделав два осторожных шага, заглянул туда.
   Кресла пилотов пусты, а на месте штурмана си дел человек в комбинезоне, но без шлема. На его голове дуга с наушниками, а перед ним слабо мерцает панель рации. «Неужели капитан?! Сейчас ругаться будет! А где все остальные? Куда-то ушли?.. И пилоты?!»
   Нет, на самом деле Даня не хотел ничего понимать, не хотел думать, не хотел знать. Ему уже было почти не страшно, потому что даже у страха есть предел, за которым начинается… Что? А вот это самое, наверное, и начинается!
   Человек снял наушники и повернул голову. В кабине было почти светло, и Даня увидел…
   Нет, наверное, предела у страха все-таки нет: Даня выскочил из кабины и метнулся в дальний конец салона. Он распластался на холодном металле закрытых створок и стал смотреть, как из кабины пилотов выходит тот, кого он чуть не принял за командира охраны. Сидевший у входа человек тоже встал на ноги, а его шлем с глухим стуком упал на пол.
   Они стояли перед ним, и Дане очень хотелось закрыть глаза, но он почему-то никак не мог этого сделать. Какие-то слова возникли в подсознании, проявились, всплыли из тех глубин времени, о которых почти нет воспоминаний. Кажется, это шептала ему перед сном бабушка, когда рядом не было родителей. Даня понял, что сейчас (вот прямо сейчас!) он умрет, и забормотал…
   – Не мучай его, Петро!
   – Погоди, Стасик, он говорит что-то.
   Дане наконец удалось закрыть глаза, и он забормотал уже громче:
   «…сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши…»
   Слова всплывали в памяти и сами собой цеплялись друг за друга. Даня говорил, и ему казалось, что он умрет сразу, как только остановится. Он дочитал молитву до конца почти без ошибок и начал сначала.
   – Да-а… А правда, что он там, у обрыва?..
   – Ну. Я-то подумал, случайно получилось.
   – Что, так прямо?!.
   – Ты еще не веришь? Говорю же: перекрестился он!
   – Да-а… И что теперь?
   – Что-что… К Деду его надо!
   Голоса были вполне человеческие, только один глухой и хриплый, а второй высокий и гнусавый. На мгновение Даня поверил, что наваждение исчезнет, и открыл глаза. Оно не исчезло, в полутьме салона перед ним стояли двое в кое-как надетых комбинезонах.
   Свет из иллюминаторов был слабым, но и он не оставлял места надежде. У высокого широкоплечего человека лица не было. Рядом стоял человек с лицом. Но без головы.

* * *

   Николай понял, что зверь сейчас просто перекусит палку. Он потянул ее на себя, перенес вес тела на левую ногу, а правой ударил в челюсть – хек! И еще раз – хек!
   – А-а-а, гад, не нравится!!
   – От дерева не отходи, Коля! Не отходи!!
   – Знаю, Вар, знаю! И-и-эх!!
   Зверь выпустил палку и отскочил в сторону.
   – Ты цел? – тихо спросил Вар-ка.
   – Ну, и твари! – вытирая пот, буркнул Николай.
   Теперь животные стояли напротив них и шипели, готовясь к новой атаке. Таких зверюг Николай еще не видел: с крупную кошку, но вдвое длиннее, зубастые и гибкие, они больше всего напоминали… горностаев!
   Тот, который покрупнее, перестал шипеть и опустил голову к самой земле…
   – Сейчас прыгнет!
   Николай тоже не промахнулся, и, сбитый двойным ударом, зверь с коротким визгом отлетел в сторону. Второй атаковать не стал, а подскочил к напарнику и… лизнул его в окровавленную морду. Вдруг животные одновременно повернули головы в одну сторону и замерли. Секунду спустя один из них взвизгнул и закрутился на месте.
   – Есть! Попал!! С одного раза! А ты не верила!
   – Чебик, прекрати!! Вы что здесь устроили?! А ну-ка, кыш! Кыш отсюда!! Я кому говорю?!
   Огромные горностаи шипели и пятились несколько метров. Потом они как-то синхронно повернулись и исчезли в кустах.
   Пуш подошел и обнюхал незнакомцев:
   – Чужие совсем. Не наши. Они ниоткуда.
   Николай не поверил своим ушам:
   – Ты… говоришь?!
   – Нет, я на скрипке играю! – Пуш уселся на землю и стал тереть лапой загривок. – Противный мальчишка, всю шею оттоптал!
   «Вот так, Коля! – Он зажмурился и потряс головой, пытаясь осознать то, что увидел и услышал. – Ты хотел в другие миры? Так получи! Дыши глубже, вежливо улыбайся и ничему не удивляйся».
   – Я – Лойка, – представилась девочка. – Вас горники не покусали?
   – Н-нет… почти. Они тебя слушаются?! Меня Коля зовут, а его – Вар-ка.
   – Вар-ка, ка-вар, Ко-ля, ля-ко, трал-ля-ля! – засмеялась новая знакомая.
   Чебик подошел и внимательно осмотрел пришельцев – даже за спину им заглянуть попытался. Почему-то Николай показался ему более перспективным:
   – У тебя тянучки есть?
   – Н-не знаю. А это что?
   – Такой большой, а тянучки не понимаешь?!
   Николай заметил повышенное внимание юного туземца к его штанам и сообразил:
   – А-а, резинка, что ли? Нет, к сожалению… Штаны-то у меня на ремне держатся, а резинку я давно вытащил и выбросил! Зачем тебе?
   – Ты совсем тупой, дядя? С Франции, наверное, пришел, да? Как я стрелять без тянучки буду?! Смотри, что уже осталось!
   Мальчик продемонстрировал свое оружие: рогатка у юного воина была замечательная, но явно нуждалась в новой резинке.
   – Здорово! И далеко бьет?
   – А то! Комара с двадцати шагов валит! Влет!
   Николай хотел было спросить, чьих именно шагов, но вовремя спохватился:
   – Чем стреляешь-то?
   Чебик извлек из кармана горсть ржавых гаек:
   – Во! Видал, как я горнику засветил? У вас на Франции такие есть?
   – Они не с Франции, – вмешалась Лойка. – Спорим: они или шведы, или испанцы!
   – На что спорим? – мгновенно завелся мальчишка.
   – На два щелбана!
   – Годится! Ну какие они испанцы?! С Испании сюда пилить знаешь сколько?
   Николаю этот спор не понравился, и он попытался сменить тему:
   – Как же вы тут одни ходите? Вам не страшно? Такие маленькие…
   – Маленькие?! – Мальчишка был возмущен до глубины души. – Да я… да мы!.. Спорим, кто лучше?
   – Не слушай его, Ко-ля! Он все врет, он не умеет!
   – Я?! Ты?! Давай, кто быстрее! А дядя скажет! Давай на два щелбана!
   Девочка оттянула штанины шортиков на манер платья и изящно крутнулась на одной ножке:
   – Трал-ля-ля! А давай, а давай! Ко-ля, смотри: у-у-у! Тр-р-р!
   Она показала пальчиком вверх, и Николай невольно поднял голову: кроме высокой ровной облачности на видимом кусочке неба ничего не было. Он недоуменно пожал плечами и опустил глаза – Пуш все так же вылизывал шерсть на груди, а дети исчезли. Вар-ка сидел на корточках, прислонившись спиной к дереву, и улыбался.
   – Куда они делись, Вар?!
   – А ты не заметил? Высший класс – куда там Женьке! Надо выдать им по шоколадке. Достань, пожалуйста!
   Казалось, Николай отвлекся всего на мгновение – только развязал веревку на горловине рюкзака – а Лойка и Чебик уже возникли.
   – Ну, что я говорил?! – торжествовал мальчишка.
   – Нечестно, нечестно! – возмутилась девочка. – Скажи ему, Ко-ля: так нечестно!
   – Нечестно… что?
   – Он же под Пуша спрятался! Так любой дурак сможет!
   – А под сведиков можно прятаться! Скажи ей, дядя: под сведиков можно!
   – Ну, не знаю… Не спорьте, ребята: у вас здорово получается! Съешьте лучше шоколадку.
   Николай развернул бумагу и протянул брикет весового шоколада грамм в двести весом. Вообще-то, он имел в виду девочку, но мальчишка перехватил его руку:
   – Я буду делить! Я сам! Она не умеет! Это из Франции, да? Настоящий?
   Чебик оценивающе посмотрел на каждого из присутствующих и стал ломать брикет об коленку. Куски получились, конечно, разного размера. Минуты две мальчишка размышлял, склонив голову набок и шевеля губами. В конце концов он принял-таки решение и два средних куска выдал Вар-ка и Николаю:
   – Ешьте, дяденьки, а то вы худые какие-то!
   Потом он еще немного подумал и раздал остальное:
   – Держи, длинная! А это – тебе, Пуш!
   Тут явно была какая-то хитрость: как заметил Николай, себе мальчик оставил самый маленький кусочек. Пуш шумно сглотнул слюну и вздохнул:
   – Ешь, Чебик, я не люблю шоколад.
   Лойка облизала пальцы:
   – Откуда же вы взялись, дяденьки? Со Швеции?
   – Ну, что ты! – Вар-ка улыбнулся и показал пальцем вверх: – Мы оттуда!
   – Из Царства Небесного?!

* * *

   – Нажрался?
   – Да-да, спасибо большое!
   – Врет он, Ханс! Дай ему еще!
   У Дани забрали пустую миску и через минуту вернули, вновь наполненную дымящимися полоскали мяса.
   – Спа… Спасибо! Эт-то мне? Все… мне, да? А вы как же?
   – Ты чо, парень? Это ж заяц! Их тут как грязи!
   – Ты не понял, Ханс! Их же там, во тьме внешней, почти не кормят. Он, может, столько мяса за всю жизнь не съел!
   – Правда, что ли? А чо они там живут? Дураки, что ли?
   – А спроси его!
   – Да… он опять носом хлюпает! Слезливый какой-то. И чо его Петро взял?
   Даня чуть не подавился, пытаясь проглотить последнюю розоватую полоску нежного мяса. В миске оставался бульон, и он выпил его через край.
   – Уф-ф, спасибо! Я больше не могу!
   Джон оскалил в усмешке желтые клыки:
   – Теперь верю. Собирайся! Вон, уже Сталик идет!
   За кустами послышались знакомые голоса, и Даня испугался, что его вырвет. Он сделал несколько глубоких вдохов, и ему полегчало.
   Сильно прихрамывая, вдоль воды шел пилот. За ним, метрах в трех, ковылял тот, кого звали Сталик. У костра последний остановился, а пилот продолжал идти. Вся правая штанина его брюк была пропитана кровью, седая голова опущена, а руки почему-то не связаны. Он успел отойти метров на десять, прежде чем его остановили:
   – Тормози! У воды нормально будет – быки съедят, они сейчас голодные! Не передумал?
   – Нет! Я все сказал, и ты обещал! Не тяни…
   – Показать кого-нибудь? Маму, дочку, а?
   – Не надо!! Не тяни…
   – Как знаешь. Я не обманываю. В небо смотри!
   Из складок своей накидки Сталик извлек большой плотницкий топор. Он задумчиво осмотрел лезвие, зачем-то подул на него и, взявшись за конец топорища, подбросил инструмент вверх. Пока топор медленно крутился в воздухе, Сталик повернулся спиной к пилоту, встал на одно колено, а в другое уперся руками. Сзади из-под его накидки возникла еще одна пара рук, которая подхватила топор и почти без замаха метнула его, закрутив в горизонтальной плоскости.
   Голова пилота отлетела и плюхнулась в воду. Ханс завистливо вздохнул:
   – Чистая работа! Умеют же люди!
   Джон заботливо влепил Дане подзатыльник:
   – Не вздумай блевать! По новой варить некогда! Давай, вставай! Убираться будем: чистота – залог здоровья и… хе-хе… долголетия!
   Пока Сталик ходил за топором, пока спихивал в воду тело пилота, на берегу не осталось не только следов костра, но и вообще никаких следов – как будто здесь никогда никого и не было.
   – Готовы?
   – Пошли, Сталик! И так задержались: дойти бы сегодня до Черной!
   – Дойдем – куда мы денемся!

* * *

   Новые знакомые, похоже, особо не торопились, но поспевать за ними в лесу было трудно. Николай слегка отстал, и Вар-ка решил составить ему компанию.
   – Ну, как тебе?
   – Балдеж! Крыша едет! Неужели это параллельный мир?!
   – Ну, а какой же? Сам подумай!
   – Да мне и думать-то страшно – в голову лезет куча аналогий от Свифта до Стругацких, но ничего путного не выстраивается. При этом лингва у них как родная, и географические названия наши, только все дико перепутано. Может быть, это больше похоже на вариант, раскрученный Брайдером и Чадовичем?
   – Эх, Коля! Ну, когда же ты научишься мыслить с начала, а не с конца? Сперва анализировать, а потом обобщать? Все бы ничего, но ты и меня заражаешь!
   – Но я же должен понять, как себя вести в сложившейся ситуации!
   – А что тут понимать? Точнее, понять-то тут нужно многое, но, пока это не получается, можно исходить из самых простых принципов.
   – Давай-давай, поучи меня жить в параллельных мирах!
   – Можно подумать, что ты этих принципов не знаешь! Первый: не зная брода…
   – …Не суй в печь интимные части тела, да? Короче говоря, не хрипи, пока тебе не начали резать горло?
   – Это – не короче. Но мой куцый опыт, который на полпальца все же длиннее, чем твой, свидетельствует о том, что, когда есть выбор между миром и дракой, лучше выбрать первое. Если же мир невозможен, то ловко сбежать с поля боя ничем не хуже, чем победить противника.
   – Конечно! Особенно когда не знаешь, чем тебе эта победа отольется. Ты знаешь, Вар, иногда мне с тобой становится скучно: как будто споришь с самим собой.
   – Честно говоря, об этом я и хотел тебе напомнить. Когда ты странствовал по иным реальностям в каре с Женькой, ты брал на себя роль тормоза или амортизатора – не давал ему ввязываться в совсем уж дикие авантюры и лить лишнюю кровь. В данном случае антагониста у тебя нет, так что…
   – Я понял, Вар, – вздохнул Николай. – Ты, как всегда, прав. Наверное, нам действительно не следовало путешествовать вместе. Я все понимаю, но когда рядом есть кто-то, кто может поправить, поддержать, выручить…
   – Да знаю, знаю! Можешь не продолжать! В конце концов, мы не развлекаемся, а выполняем здесь некую работу. Давай договоримся так: пока что этот мир выглядит абсурдно, но я чувствую, что он тебе не чужой. Значит, ты здесь и будешь лидировать, а я тебя как бы страховать. Если мы тут не сдохнем, у нас будут еще и другие миры. Там мы, может быть, поменяемся ролями.
   – Поменяемся, поменяемся… – пробормотал Николай, напряженно вглядываясь в заросли, где только что скрылась короткохвостая задница Пуша.
   – Да, – подтвердил его догадку Вар-ка. – Они там кого-то встретили. Мы будем терпеть и улыбаться, даже если это окажется семиглавый шестих…й.
   – А куда нам деваться с подводной-то лодки, – в тон ему ответил Николай.
 
   – Что ты здесь делаешь?! Как… – Получив болезненный тычок в ребра, Николай замолк, не закончив фразы.
   – Ш-ш-ш! Тихо! – прошипел Вар-ка. – Не верь глазам своим, а думай головой.
   – Уф-ф-ф! Ч-черт, померещилось, да? Но я же ясно видел!!
   – Я тоже. Потом, Коля, потом! Пойдем знакомиться. Тебе валерьянка не нужна?
   – А у тебя есть?
   – Нет конечно.
 
   – Алик – Стасик, Стасик – Алик! – дети прыгали вокруг безголового чудовища, а оно в ответ скалило черные пеньки зубов:
   – Ну, хватит, хватит! Расшумелись тут! Ну-ну, перестаньте! Лойка, что ты как маленькая?! Чебик, прекрати сейчас же!
   – А ты принес мне тянучку? Принес, да?
   – Принес, принес! На, получи. И отваливай – это уже Лойке! Ну, и Пушу, конечно! А ты – отвали!!
   – А мне-е-е? А я-а-а? Я тоже хочу-у-у!! Кусо-о-очек!
   Лойка обхватила тонкими руками огромный плод:
   – Не реви! Тут всем хватит: и тебе дадим, и дяденькам! Смотри, какой большой! И как только ты его донес, Сталик?
   – Ха-ха, я его по земле катил!
   Угощение было решено уничтожить немедленно, в народ расселся под деревом. Николаю вручили большой красный ломоть, он вдохнул запах и… понял.
   – Не ешь, Вар!!
   – Почему?
   – Это земляника. Мутант. Тут все и все кругом – мутанты!
   – Ну и что? Раньше смерти не помрем! – пожал плечами Вар-ка и впился зубами в сочную мякоть. Николай мысленно махнул рукой и последовал его примеру.
   Вар-ка доел свою порцию и вытер рукавом губы:
   – Почему ты говоришь, что мутанты – все? Вон тот парень, кажется, вполне нормальный. Лойка в него, похоже, влюбилась с первого взгляда.
   – Она же маленькая! Ей же, наверное, лет двенадцать?
   – А может, и больше. И потом, ты думаешь, что это имеет значение?
   – Не знаю. Особенно здесь… А что у него за эмблема на рукаве?
   – Сходи, посмотри! А я пойду поболтаю с безголовым: чувствую, он никак не решит, сразу нас прикончить или чуть позже.
   – Он не безголовый – скорее наоборот! У него, кажется, голов две, но они срослись затылочной частью черепа. Он, по-моему, двойник, вроде сиамских.
   – Тогда это не «он», а «они»!
   – Да, правильно. Только у них то ли один позвоночник на двоих, то ли два, но сросшиеся. А шейный отдел или отсутствует, или сильно искривлен: создается впечатление, что головы вообще нет, а она, на самом деле, крепится прямо на грудной клетке. Непонятно только, где у них вторая пара нижних конечностей?
   – Вот уж не знаю, Коля! Может, их ампутировали… в детстве? Вот, кстати, он меня и зовет.
   – Осторожнее, Вар! Тот, который лицом вперед, – это Стас.
   – Я помню!
 
   – …и тогда ангелы сойдут на землю и заберут нас в Царство Небесное!
   – Как заберут? Всех, что ли?
   – Что ты! В Царство Небесное живыми могут попасть только дети! Ты уже большой, наверное… Но это ничего: когда ты умрешь, мы с тобой встретимся. Я там стану красивой, ты в меня влюбишься, и мы поженимся!
   – Но я… ты… Ты и здесь… красивая!
   – Правда, да? Но у меня же, смотри… шерсть!
   – Ну и что?! Очень красивая золотистая шерстка…
   – Ты не врешь? Тебе правда нравится? А Деда говорит… А у вас там, во тьме внешней, есть девушки?
   – Ну-у… есть, конечно.
   – Они красивые, да? И кожа у них, наверное… как у тебя, да?
   Даня мучительно покраснел, но его выручил незнакомец, появившийся вместе с детьми:
   – Извините, молодые люди! Маленький вопрос: что это за эмблема у тебя на рукаве?
   Даня продемонстрировал ромбик нашивки:
   – Обычная – такие всем выдают: «Мингео ССР».
   – А где третья «сэ»?
   – Какая третья? А-а-а, вы же тут, наверное, не в курсе! Три «сэ» до войны было! А теперь только два: «Союз Советских Республик»!
   – Извини, Лойка, можно я Даню немножко поспрашиваю? – изобразил светского льва Николай. – А потом верну тебе, ладно?
   – Ты спрашивай, Ко-ля, мне тоже интересно!
   – Спрашиваю, – обрадовался чужак. – Какая война, когда, с кем? Мы же ничего не знаем!
   – Да вы что?! Правда? Ну-у… Великая Освободительная война… Недавно весемьдесят лет победы праздновали!
   – С кем война-то?
   – Как с кем?! С немцами, конечно! Потом с американцами!
   – Бр-р! А подробней? Вы же в школе, небось, изучали?
   – А вы совсем не знаете?
   – Да, совсем!
   – Ну, эта… немецко-фашистские оккупанты захватили почти всю Европу и хотели напасть на нас. Но Советская армия нанесла упреждающий удар… Потом заключили договор… Был первый съезд ФАКИНа…
   – Какого ФАКИНа?!
   – Фашистско-коммунистического интернационала, конечно. Но американские империалисты нанесли удар в спину объединенной армии трудящихся… Вы что, правда, ничего не знаете?!