Страница:
– Которая скоро закончится.
Мартынов не ответил. Озадаченный последней фразой Маши, он стал молча собирать свою одежду в кучу. Так же молча ушел в ванную, а когда вернулся, она, уже приведя себя в порядок, сидела у кухонного окна и курила.
Осмотрев себя, он сделал контрольное отряхивание. Чем хорош для консультантов по русским проблемам льняной костюм от Francesco Smalto, так это тем, что его не нужно ни гладить, ни подвергать химической чистке. За неделю пребывания в России по этой паре пробежалось уже не менее десяти человек, ею было вытерто не менее тридцати поверхностей – от стены камеры до ресторанного пола, а костюм все еще как новый. Если бы Мартынов, как тогда, в девяносто девятом, приехал на Родину в тройке от Nervesa, то сейчас был бы похож на пассажира авиарейса, выпавшего из салона во время полета над тайгой и наконец-то выбредшего на лагерь геологов.
Застегивая на запястье «Картье», он исподлобья наблюдал за Машей. Ее сигарета уже истлела почти до фильтра, но она почему-то не хотела разворачиваться к пепельнице.
– Куда ты сейчас? – тихо произнесла она.
– В Новосибирск.
– А в России сколько еще пробудешь?..
– Около трех недель. Возможно, чуть меньше. Но не больше, это точно.
– Я тебя накормлю, – она встала, и за спиной Мартынова чмокнула дверца холодильника. – Только не жди ни тостов, ни ветчины, ни апельсинового сока. Яйца и колбаса.
Она не знала, куда себя девать. Ей хотелось расплакаться, она чувствовала себя, как девчонка, брошенная женихом за десять минут до венчания. Как он может спокойно есть эти яйца и жевать колбасу?! Неужели у него сейчас может быть аппетит?!!
– Ты… – начала она и осеклась сразу же, как только он поднял на нее взгляд. Понимая, что впервые в жизни готова устроить скандал, Маша вздохнула и смирилась с тем, что прошедшая ночь – последняя. Последняя и лучшая, что она пережила за свои тридцать два года. Пусть больше не будет ничего, но этому человеку она будет благодарна до конца жизни. – Это американская привычка – держать вилку в левой руке даже тогда, когда нет ножа? Может, тебе дать его?
– Не нужно. – Он снова стал жевать. – Я всегда держу вилку в левой руке. Сколько себя помню.
– Возьми меня с собой, – вдруг сказала она. Кусок колбасы упал с вилки и шлепнулся на пол.
Белая сибирская кошка с поднятым трубой хвостом приблизилась к месту падения и уже через секунду поволокла добычу в комнату. – Куда?
– Ну не в Америку же, – Маша положила вилку поверх своей нетронутой половины завтрака и посмотрела на Андрея. – В Новосибирск.
– А мы разве не решили это еще в постели? Скомканная салфетка полетела ему в лицо.
Глава 3
Глава 4
Мартынов не ответил. Озадаченный последней фразой Маши, он стал молча собирать свою одежду в кучу. Так же молча ушел в ванную, а когда вернулся, она, уже приведя себя в порядок, сидела у кухонного окна и курила.
Осмотрев себя, он сделал контрольное отряхивание. Чем хорош для консультантов по русским проблемам льняной костюм от Francesco Smalto, так это тем, что его не нужно ни гладить, ни подвергать химической чистке. За неделю пребывания в России по этой паре пробежалось уже не менее десяти человек, ею было вытерто не менее тридцати поверхностей – от стены камеры до ресторанного пола, а костюм все еще как новый. Если бы Мартынов, как тогда, в девяносто девятом, приехал на Родину в тройке от Nervesa, то сейчас был бы похож на пассажира авиарейса, выпавшего из салона во время полета над тайгой и наконец-то выбредшего на лагерь геологов.
Застегивая на запястье «Картье», он исподлобья наблюдал за Машей. Ее сигарета уже истлела почти до фильтра, но она почему-то не хотела разворачиваться к пепельнице.
– Куда ты сейчас? – тихо произнесла она.
– В Новосибирск.
– А в России сколько еще пробудешь?..
– Около трех недель. Возможно, чуть меньше. Но не больше, это точно.
– Я тебя накормлю, – она встала, и за спиной Мартынова чмокнула дверца холодильника. – Только не жди ни тостов, ни ветчины, ни апельсинового сока. Яйца и колбаса.
Она не знала, куда себя девать. Ей хотелось расплакаться, она чувствовала себя, как девчонка, брошенная женихом за десять минут до венчания. Как он может спокойно есть эти яйца и жевать колбасу?! Неужели у него сейчас может быть аппетит?!!
– Ты… – начала она и осеклась сразу же, как только он поднял на нее взгляд. Понимая, что впервые в жизни готова устроить скандал, Маша вздохнула и смирилась с тем, что прошедшая ночь – последняя. Последняя и лучшая, что она пережила за свои тридцать два года. Пусть больше не будет ничего, но этому человеку она будет благодарна до конца жизни. – Это американская привычка – держать вилку в левой руке даже тогда, когда нет ножа? Может, тебе дать его?
– Не нужно. – Он снова стал жевать. – Я всегда держу вилку в левой руке. Сколько себя помню.
– Возьми меня с собой, – вдруг сказала она. Кусок колбасы упал с вилки и шлепнулся на пол.
Белая сибирская кошка с поднятым трубой хвостом приблизилась к месту падения и уже через секунду поволокла добычу в комнату. – Куда?
– Ну не в Америку же, – Маша положила вилку поверх своей нетронутой половины завтрака и посмотрела на Андрея. – В Новосибирск.
– А мы разве не решили это еще в постели? Скомканная салфетка полетела ему в лицо.
Глава 3
ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ
Когда они въехали в город, было пятнадцать минут первого – Мартынов автоматически бросил взгляд на наручные часы, – и до первой неприятности им оставалось чуть больше получаса. Согласившись взять Машу с собой, чего нельзя было делать ни при каких обстоятельствах, Андрей забыл древний слоган: женщина на корабле – к беде. «Девятка» – не бог весть какое судно, однако дело не в ней. Дело в том, куда она катит и с какой целью. Однако что сделано, то сделано. Он не хотел расставаться с этой женщиной. То, чего он никогда бы не сделал в Америке, он совершил в России.
А Метлицкий, не спавший всю ночь, уже знал о том, что Мартынов зашел в ресторан не случайно, а был приведен в него силой людьми Гула, знал предмет разговора этих двоих, а к одиннадцати часам знал уже и фамилии милиционеров, стоявших на посту у поселка Павловск. К обеду оба – старшина с напарником – входили в здание ГУВД. Через полчаса, обливаясь холодным потом, вышли.
«Павловск… Что ему там было делать?»
Пепел сорвался с сигареты и рассыпался по подоконнику.
– В Павловск после детского дома уезжали я и Гулько.
Теперь, когда в голову стали приходить смутные мысли, припомнился и разговор с Мартыновым, в ходе которого тот проявил необычную болтливость. Артек, приемные родители, кладбище на Клешихе, внезапно обнаруженная мама… Бред сивой кобылы.
– Что я ему говорил? Дом, собака на цепи… Все, что помню. Вот черт, а?! Что же он здесь делает?
Вернувшись к столу, Метлицкий вынул из верхнего ящика карту области и расстелил на столешнице. Следом на карту упал справочник телефонов ГУВД. Отметив на карте все выезды из города, он позвонил замначальника областного ГИБДД Степанову. Полгода назад Метлицкий отвел неверный удар правоохранительных органов от его шурина, а такие вещи не забываются. Во всяком случае – в милиции.
– Николай Ефремович, есть проблема, которую мне нужно решить в течение этого дня. Узнай, если, конечно, это имело место, через какой КПП проезжал гражданин с американским паспортом на имя Эндрю Мартенсона на изумрудной «девятке». Направление – из Новосибирска. Период – с двадцать первого по двадцать шестое июля.
Замначальника ГИБДД пообещал сделать все от него возможное и слово сдержал. В тот момент, когда Метлицкий дожевывал последний бутерброд и поглядывал на часы в ожидании окончании обеда, на его столе зазвонил телефон.
– Рома, Эндрю Мартенсон дважды засветился на КПП Ордынское на въезде в поселок. Наши сотрудники проверяли его документы в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое и в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое.
– А время? – тут же спросил «убоповец».
– Около часа ночи и около двенадцати ночи соответственно.
– Он по Ордынской трассе ехал или сворачивал в поселок? – еще раз уточнил Рома.
– Он сворачивал.
Попрощавшись, Метлицкий даже не стал класть трубку на рычаги. Полистав тот же ежедневник, он нашел номер телефона дежурной части Ордынского РОВД.
– Начальник отдела по борьбе с бандитизмом УБОП города Новосибирска майор Метлицкий. Скажите, были ли зарегистрированы в вашей книге учета преступлений или журнале учета происшествий какие-либо события ночью двадцать четвертого и двадцать пятого?
– Пьяный ассенизатор Дучак на ЗИЛе в фонарный столб въехал…
Рома слышал в трубке шорох переворачиваемых страниц. Ему почему-то вспомнился Мокрушин.
– Пахло на месте происшествия, конечно, невыносимо, да? – поддержал он разговор.
– Не, он кабиной врезался, – не понял майора дежурный.
– Послушайте, капитан, когда я представлялся, вы что, трубку вверх ногами держали? Меня может интересовать слепой ассенизатор на говновозке?
По участившемуся шороху грубых журнальных листов Метлицкий понял, что дежурный окончательно настроился на службу.
Ничего особенного в эти две ночи в Ордынском не случилось. Так, во всяком случае, информировали капитана записи в книге учета преступлений. По стуку о столешницу твердого картона Рома догадался, что теперь открылся журнал учета преступлений. Тоже ничего, что могло бы заинтересовать сотрудника антимафиозного ведомства.
– Вот разве что… – замялся, боясь снова расстроить городского майора, дежурный.
– Говорите, говорите, – успокоил его Метлицкий.
– Двадцать четвертого в половине третьего ночи на проспекте Революции патрулем был обнаружен гражданин с телесными повреждениями. Он был без сознания, и ребята отвезли его в больницу. Наутро приехали для отбора объяснений, а врачи сказали, что тот сбежал.
– Как фамилия гражданина? – помолчав, бросил Метлицкий.
– При нем документов не было, а сбежал он сразу, едва пришел в себя.
– Интересно, – Рома пригладил на затылке волосы, – что это за телесные повреждения, при которых поступивший в больницу в половине третьего ночи без сознания, а в семь утра на своих двоих убегает? В больницах, капитан, на всякий случай, процедуры в семь утра начинаются.
В журнале было написано, что у поступившего в городскую больницу перелом костей носа и огромная гематома на правой височной области.
– Судя по всему, на боксера нарвался, – пояснил дежурный. – Затяжной нокаут. А я думал, что эра боксеров в Ордынском миновала в семьдесят восьмом…
– Какая эра? – нахмурился, снова сетуя на бестолковость собеседника, Метлицкий.
– Мальковская, – пояснил дежурный. – У нас, в Ордынском, Витя Мальков жил. Чемпион мира. Я еще помню те времена, когда в десятом классе с уроков сбегал, чтобы по телевизору чемпионат Европы посмотреть. Это тогда последний чемпионат был, когда Мальков выступал. А потом трагедия случилась, у него жену убили, а сына в детский дом определили.
– Зачем в детский дом? – машинально спросил Метлицкий, у которого уже давно повлажнели ладони и застучало сердце.
– Мальков, говорят, нашел тех преступников, жену его убивших, вину его на суде доказали, а потом… В общем, расстреляли его, говорят. Эту историю в Ордынском все знают, стар и млад.
Он еще что-то рассказывал, но Рома его уже не слушал. Он стоял у зеркала, держал трубку в левой руке, а правой прикасался к своему виску. Два профессиональных удара, заставивших безымянного гражданина вырубиться на несколько часов. Сильная гематома на правой стороне лица? На такое способен либо боксер, у которого в одинаковой степени поставлен удар с обеих рук, либо левша. Есть еще один вариант. Били двое. Но двое бьют не так. В этом случае, помимо головы, у жертвы посягательств ломаются от ударов ног ребра, на затылке образуются ссадины, на ногах – синяки. Одним словом, если уж двое начали бить, то сомнительно, чтобы они ударили по разу и успокоились.
Наконец пришел момент, когда Метлицкий, поняв все, положил на рычаги продолжающую говорить трубку.
Несколько дней назад в его кабинете сидел человек, боксер, подписывающий протокол допроса левой рукой. Три дня назад здесь был Андрей Петрович Мартынов, бывший боксер. И Метлицкий в очередной раз изумился, как некоторые люди ловко орудуют ручкой, держа ее в левой руке. Потом Мартынов уехал, а в ордынскую больницу спустя четыре с половиной часа поступил избитый неизвестным лицом гражданин, впоследствии так же пожелавший остаться неизвестным. И это происходит через полтора часа после того, как в Ордынск приехал Андрей Мартынов, он же – Эндрю Мартенсон. Не слишком ли много совпадений для одного турне из-за океана?
Итак, семьдесят восьмой год. Дело об убийстве некой женщины, Мальковой – если верить болтливому дежурному из Ордынского. И где у нас может храниться это дело? Конечно, в прокуратуре, потому что пока в России еще не создан никакой другой орган, расследующий подобные преступления. Заодно неплохо было бы почитать архивное дело о приговоре самого Виктора Малькова.
Через три часа поисков и нервотрепок Роману Алексеевичу Метлицкому поступит двойная информация по одному направлению его догадок. Во-первых, он будет знать о подробностях убийства Мальковой и убийствах, совершенных ее мужем на почве мести; во-вторых, он поймет, что тремя часами раньше этими же самыми делами интересовался сотрудник ГУВД. Через час Рома будет знать и его фамилию. Но он опоздает на четверть часа. Старший лейтенант милиции Гера Моисеев «расколется» в его кабинете спустя ровно пятнадцать минут после того, как передаст по телефону всю добытую в прокуратуре и архиве информацию щедрому журналисту из «Полярной звезды».
Но это произойдет только через три часа. А пока Андрей и Маша, въехав в город, вели себя так, словно прибыли не по делам, а просто развлечься. И прежде всего они решили посетить Луна-парк на левом берегу Оби.
– А ты ездил на американских горках? – спросила она.
Он сознался, что нет.
– Какой же ты тогда американец? А на русских качелях?
Мартынов вздохнул и сказал, что он и русский-то некудышный.
А Метлицкий, не спавший всю ночь, уже знал о том, что Мартынов зашел в ресторан не случайно, а был приведен в него силой людьми Гула, знал предмет разговора этих двоих, а к одиннадцати часам знал уже и фамилии милиционеров, стоявших на посту у поселка Павловск. К обеду оба – старшина с напарником – входили в здание ГУВД. Через полчаса, обливаясь холодным потом, вышли.
«Павловск… Что ему там было делать?»
Пепел сорвался с сигареты и рассыпался по подоконнику.
– В Павловск после детского дома уезжали я и Гулько.
Теперь, когда в голову стали приходить смутные мысли, припомнился и разговор с Мартыновым, в ходе которого тот проявил необычную болтливость. Артек, приемные родители, кладбище на Клешихе, внезапно обнаруженная мама… Бред сивой кобылы.
– Что я ему говорил? Дом, собака на цепи… Все, что помню. Вот черт, а?! Что же он здесь делает?
Вернувшись к столу, Метлицкий вынул из верхнего ящика карту области и расстелил на столешнице. Следом на карту упал справочник телефонов ГУВД. Отметив на карте все выезды из города, он позвонил замначальника областного ГИБДД Степанову. Полгода назад Метлицкий отвел неверный удар правоохранительных органов от его шурина, а такие вещи не забываются. Во всяком случае – в милиции.
– Николай Ефремович, есть проблема, которую мне нужно решить в течение этого дня. Узнай, если, конечно, это имело место, через какой КПП проезжал гражданин с американским паспортом на имя Эндрю Мартенсона на изумрудной «девятке». Направление – из Новосибирска. Период – с двадцать первого по двадцать шестое июля.
Замначальника ГИБДД пообещал сделать все от него возможное и слово сдержал. В тот момент, когда Метлицкий дожевывал последний бутерброд и поглядывал на часы в ожидании окончании обеда, на его столе зазвонил телефон.
– Рома, Эндрю Мартенсон дважды засветился на КПП Ордынское на въезде в поселок. Наши сотрудники проверяли его документы в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое и в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое.
– А время? – тут же спросил «убоповец».
– Около часа ночи и около двенадцати ночи соответственно.
– Он по Ордынской трассе ехал или сворачивал в поселок? – еще раз уточнил Рома.
– Он сворачивал.
Попрощавшись, Метлицкий даже не стал класть трубку на рычаги. Полистав тот же ежедневник, он нашел номер телефона дежурной части Ордынского РОВД.
– Начальник отдела по борьбе с бандитизмом УБОП города Новосибирска майор Метлицкий. Скажите, были ли зарегистрированы в вашей книге учета преступлений или журнале учета происшествий какие-либо события ночью двадцать четвертого и двадцать пятого?
– Пьяный ассенизатор Дучак на ЗИЛе в фонарный столб въехал…
Рома слышал в трубке шорох переворачиваемых страниц. Ему почему-то вспомнился Мокрушин.
– Пахло на месте происшествия, конечно, невыносимо, да? – поддержал он разговор.
– Не, он кабиной врезался, – не понял майора дежурный.
– Послушайте, капитан, когда я представлялся, вы что, трубку вверх ногами держали? Меня может интересовать слепой ассенизатор на говновозке?
По участившемуся шороху грубых журнальных листов Метлицкий понял, что дежурный окончательно настроился на службу.
Ничего особенного в эти две ночи в Ордынском не случилось. Так, во всяком случае, информировали капитана записи в книге учета преступлений. По стуку о столешницу твердого картона Рома догадался, что теперь открылся журнал учета преступлений. Тоже ничего, что могло бы заинтересовать сотрудника антимафиозного ведомства.
– Вот разве что… – замялся, боясь снова расстроить городского майора, дежурный.
– Говорите, говорите, – успокоил его Метлицкий.
– Двадцать четвертого в половине третьего ночи на проспекте Революции патрулем был обнаружен гражданин с телесными повреждениями. Он был без сознания, и ребята отвезли его в больницу. Наутро приехали для отбора объяснений, а врачи сказали, что тот сбежал.
– Как фамилия гражданина? – помолчав, бросил Метлицкий.
– При нем документов не было, а сбежал он сразу, едва пришел в себя.
– Интересно, – Рома пригладил на затылке волосы, – что это за телесные повреждения, при которых поступивший в больницу в половине третьего ночи без сознания, а в семь утра на своих двоих убегает? В больницах, капитан, на всякий случай, процедуры в семь утра начинаются.
В журнале было написано, что у поступившего в городскую больницу перелом костей носа и огромная гематома на правой височной области.
– Судя по всему, на боксера нарвался, – пояснил дежурный. – Затяжной нокаут. А я думал, что эра боксеров в Ордынском миновала в семьдесят восьмом…
– Какая эра? – нахмурился, снова сетуя на бестолковость собеседника, Метлицкий.
– Мальковская, – пояснил дежурный. – У нас, в Ордынском, Витя Мальков жил. Чемпион мира. Я еще помню те времена, когда в десятом классе с уроков сбегал, чтобы по телевизору чемпионат Европы посмотреть. Это тогда последний чемпионат был, когда Мальков выступал. А потом трагедия случилась, у него жену убили, а сына в детский дом определили.
– Зачем в детский дом? – машинально спросил Метлицкий, у которого уже давно повлажнели ладони и застучало сердце.
– Мальков, говорят, нашел тех преступников, жену его убивших, вину его на суде доказали, а потом… В общем, расстреляли его, говорят. Эту историю в Ордынском все знают, стар и млад.
Он еще что-то рассказывал, но Рома его уже не слушал. Он стоял у зеркала, держал трубку в левой руке, а правой прикасался к своему виску. Два профессиональных удара, заставивших безымянного гражданина вырубиться на несколько часов. Сильная гематома на правой стороне лица? На такое способен либо боксер, у которого в одинаковой степени поставлен удар с обеих рук, либо левша. Есть еще один вариант. Били двое. Но двое бьют не так. В этом случае, помимо головы, у жертвы посягательств ломаются от ударов ног ребра, на затылке образуются ссадины, на ногах – синяки. Одним словом, если уж двое начали бить, то сомнительно, чтобы они ударили по разу и успокоились.
Наконец пришел момент, когда Метлицкий, поняв все, положил на рычаги продолжающую говорить трубку.
Несколько дней назад в его кабинете сидел человек, боксер, подписывающий протокол допроса левой рукой. Три дня назад здесь был Андрей Петрович Мартынов, бывший боксер. И Метлицкий в очередной раз изумился, как некоторые люди ловко орудуют ручкой, держа ее в левой руке. Потом Мартынов уехал, а в ордынскую больницу спустя четыре с половиной часа поступил избитый неизвестным лицом гражданин, впоследствии так же пожелавший остаться неизвестным. И это происходит через полтора часа после того, как в Ордынск приехал Андрей Мартынов, он же – Эндрю Мартенсон. Не слишком ли много совпадений для одного турне из-за океана?
Итак, семьдесят восьмой год. Дело об убийстве некой женщины, Мальковой – если верить болтливому дежурному из Ордынского. И где у нас может храниться это дело? Конечно, в прокуратуре, потому что пока в России еще не создан никакой другой орган, расследующий подобные преступления. Заодно неплохо было бы почитать архивное дело о приговоре самого Виктора Малькова.
Через три часа поисков и нервотрепок Роману Алексеевичу Метлицкому поступит двойная информация по одному направлению его догадок. Во-первых, он будет знать о подробностях убийства Мальковой и убийствах, совершенных ее мужем на почве мести; во-вторых, он поймет, что тремя часами раньше этими же самыми делами интересовался сотрудник ГУВД. Через час Рома будет знать и его фамилию. Но он опоздает на четверть часа. Старший лейтенант милиции Гера Моисеев «расколется» в его кабинете спустя ровно пятнадцать минут после того, как передаст по телефону всю добытую в прокуратуре и архиве информацию щедрому журналисту из «Полярной звезды».
Но это произойдет только через три часа. А пока Андрей и Маша, въехав в город, вели себя так, словно прибыли не по делам, а просто развлечься. И прежде всего они решили посетить Луна-парк на левом берегу Оби.
– А ты ездил на американских горках? – спросила она.
Он сознался, что нет.
– Какой же ты тогда американец? А на русских качелях?
Мартынов вздохнул и сказал, что он и русский-то некудышный.
Глава 4
АМЕРИКАНСКИЕ ГОРКИ
Он заметил этих парней у своей машины уже через несколько минут гуляния по парку. Маша, прижимаясь к нему, показывала руками на аттракционы и смеялась, как девчонка. Смеялся и он, но когда один из молодчиков заглянул через тонированное стекло внутрь салона, посерьезнел. Парни удовлетворенно покивали и обернулись в сторону припаркованного неподалеку микроавтобуса. Мартынов почему-то расслабился. Из автобуса вышли еще двое, и теперь весь квартет, расположившись метрах в двадцати от изумрудной «девятки», стал ждать.
Андрей в свои сорок три года видел многое и многих. Пройдя зоны и курс выживания в самой демократической стране мира, он сумел остаться самим собой и выжил-то, собственно, как раз благодаря своей внутренней силе, которая с каждым годом, в отличие от физической, лишь крепчала. Выбившись в когорту тех, кого за океаном боятся аборигены, с кем почтительно разговаривают полицейские и уважают даже сорви-головы из Южного Бронкса, он стал неплохим психологом. Научиться чувствовать чужое присутствие кожей трудно, гораздо легче умереть. Мартынов научился, поскольку из всех кандидатов на вход в ближний круг теневого спорта Америки умереть хотел меньше всех.
Умение видеть спиной и предугадывать последующие жесты противника не даруется людям в момент рождения. Человек пришел в этот мир нагим, нагим и уйдет. Профессиональные навыки прививаются годами сознательной жизни, в течение которых постоянно испытываешь боль, унижения, голод, холод. Перетерпев все это, потеряв в пути больше, чем рассчитывал, человек приобретает то, что нельзя купить ни за какие деньги и тем более молитвы. Умение жить.
Почему Андрей расслабился, увидев людей, ожидавших его появления у машины? Потому что он сделал главные для себя выводы. Эти люди – не из спецслужб и не из правоохранительных органов. И не потому, что у них цепи на шее и «гавайки», выпущенные из брюк. Золотые цепи сейчас пользуются спросом как у участников Сопротивления с левой стороны баррикад, так и с правой. Все перепуталось в этом мире, все подровнялось и уравновесилось. Ментов на работу сейчас набирают по объявлениям в телевизионной «бегущей строке», а в братву зачисляют лишь после тщательного тестирования на профпригодность.
Взгляды и движения. Даже мимолетные. Вон тот, что толще всех, почесал мочку уха. Снова почесал.
И еще раз. Если только у него не вши, то он очень волнуется. И в этой компании он – самое слабое звено, бить в которое можно в последнюю очередь. Его быковатый взгляд быковат до тех пор, пока трое корешей стоят ногах и, что самое важное – рядом. Ему тяжелее всех: жарко, высокое атмосферное давление. Он сейчас вял, как муха в октябре, и беспрерывно сосет из полуторалитровой бутылки насыщенный раствор фурацилина, который в Новосибирске почему-то называют «Фантой».
– Андрюша, посмотри, какой смешной щенок!!
– Ух ты, – рассмеялся он.
А вот второй. Рост у него около ста восьмидесяти, или, «по-нашему», около пяти с половиной футов. За последние три минуты не сделал ни одного движения. Плотные, чуть вздернутые вверх икры, жилистые руки, ничего лишнего. Либо боксер, либо «вольник». Однако веса, пожалуй, чуть меньшего, не более семидесяти семи – семидесяти восьми килограммов. Хороший парнишка. При возможном противодействии терять его из поля зрения очень бы не хотелось…
– Давай на колесе обозрения прокатимся? Я тебе город покажу, Андрюша!
– Колесо обозрения?
Да, если его еще не видят, то только потому, что у него не хватило ума взмыть над парком.
– Встречная инициатива – пойдем постреляем в тире…
Третьего можно отмести. Лох, какими земля полнится. Это водитель. В руке – беспечно вращающиеся ключи с брелоком от сигнализации, постоянно скользит взглядом по ногам снующих мимо девочек-девушек-женщин. Он опасен лишь тем, что имеет в кармане сотовый телефон. Такие первыми вызывают подмогу, эвакуатор или Горгаз. Хорошо водят машины, любят трахать в них девок, пить водку, мешая ее с пивом, а напившись, делать ложные сообщения о трупах в тех местах, где прибывший впоследствии «уазик» обязательно должен провалиться в асфальтовую яму, доверху заполненную водой из канализации.
– Андрей… Как это у тебя получается?..
Мартынов, мазнув цепким взглядом по ограждению, где, как на насесте, расположились ожидающие, вставил в ствол еще один пневматический заряд и поднял дульный срез винтовки чуть выше своего брючного ремня.
Короткий хлопок, больше напоминающий звук попадания боевой пули в живое тело, – и с жестяного клоуна в глубине вагончика свалилась шляпа.
– Где моя мягкая игрушка? – поинтересовался Андрей и сунул руку в карман в поисках зажигалки.
Игрушку, обещанную на рекламе, хозяину тира пришлось поискать. Точнее – пришлось купить, потому что никто не предполагал, что возникнет необходимость ее кому-то дарить. В Новосибирске за два месяца работы Луна-парка не нашлось еще ни одного человека, кто бы пятью выстрелами подряд завалил пять мишеней. Тем более от бедра. Теперь, однако, такой обнаружился.
– Что такое? – возмутился Мартынов, беря в руки крошечного, сшитого из шкурок песца, кролика. – Опилки поднялись в цене?
Однако это был как раз тот случай, когда Маше не нужен был медведь. Прижав к груди песцового кролика, она сама прижалась к Мартынову и пошла рядом. Кажется, кролик – это единственное, что теперь останется после ее мужчины…
Теперь четвертый. Боксер. Дальше можно не продолжать, учитывая тот факт, что он потяжелее Мартынова, помоложе, да и, по всей видимости, порезвее.
Толстяк в черно-оранжевой «гавайке» наконец-то «допился». Проследив направление его движения от места ожидания и добавив немного логики, Андрей сместил взгляд резко влево и рассмотрел в глубине кустов три зеленых, «экологически чистых» туалета. Неподалеку расположился киоск по продаже прохладительных напитков, но вряд ли браток катился за новыми полутора литрами подкрашенной воды.
– Машенька, – он указал на три зеленых строения, – ты подождешь меня пару минут?
Было бы странно, если бы она отказала.
Продавщица билетов на этот «аттракцион» сидела с заветренной стороны от кабинок и на некотором расстоянии – очевидно, об экологическом состоянии туалетов можно было поспорить. Именно поэтому тетка с тяжелым лицом не заметила, как в кабинку, за использование которой был приобретен один билет, заскочили двое.
Заскочили, потому что Мартынов, коротко взмахнув рукой, впечатал свой тяжелый локоть толстяку между лопатками. Кабинка не захлопнулась, потому что на двоих амбалов такие помещения не рассчитаны. Мартынову пришлось еще четырежды удерживать дверцу, чтобы она не распахнулась настежь.
Толстяк не мог ни сесть, ни упасть. У него уже страшно гудела голова, перед глазами возникали и расплывались бордовые, с мраморным оттенком, круги, и ему вспоминались слова мамы – нейрохирурга городской больницы: «Когда тошнит и кружится голова и хочется сначала сесть, а потом – лечь, это – сотрясение мозга, сынок».
Мартынов бил вполсилы, ибо ему нужен был человек, который в состоянии говорить, но уже не в состоянии звать на помощь. Бровь толстяка «поплыла» и кровь скупыми ручейками заструилась за воротник рубашки и в нагрудный карман. В кармане лежали только деньги – Мартынов это видел. Желая до конца убедиться в том, что российская милиция еще не опустилась до того, чтобы принимать в свои ряды подобных хряков, он быстро прощупал карманы брюк толстяка. Никаких удостоверений. Вот чего мент никогда не забудет, выходя из дома даже за сигаретами, так это ксивы! Значит, это те, кто служит не Закону, а понятиям. Остается выяснить – каким именно.
– Я спрошу всего один раз и, если сочту, что лжешь, сделаю тебе очень больно, – быстро проговорил Мартынов и достал из кармана ключи от машины. – После спрошу еще раз и, если пойму, что ты ничего не понял, сделаю тебя инвалидом. От кого вы и зачем меня ждете?
– Гул… – прыснув на американца кровью с пухлых губ, выдавил толстяк. – Он послал пропасти, завезти за город и дожидаться его…
– Зачем?
– Брат, клянусь, я не знаю…
– А те трое знают?
– Нет, брат, клянусь, они тоже…
Мартынов поверил. Этому «пехотинцу» такой человек, как Гулько, точно ничего путного не объяснит. Скажет именно так, как есть сейчас: «пропасти – завезти – дожидаться».
Вспомнив о давлении, которое, судя по всему, уже начало подниматься, Андрей поймал свое движение, которое обязательно должно было закончиться ударом головы в нос толстяку, сменил решение и сработал рукой. Голова гульковского посланца гулко ударилась о металлическую стену.
Будь проклята эта работа.
Трое по-прежнему сидели на ограждении, значит, дерзкий демарш Мартынова никто не заметил. Выбрав направление, следовать по которому можно было без опасности быть обнаруженным, он подошел к Маше и мягко взял руками за талию. Перепуганная, она резко крутнулась на месте и сверкнула глазами.
– Малыш, ты умеешь водить машину? Малыш?..
Ее глаза снова стали бездонными. Так ее называл отец до тех пор, пока не покинул этот мир. И вот сейчас она снова слышит это слово…
– У меня в гараже папина машина стоит, я на ней иногда выезжаю. А почему ты спросил?
– Потому что сейчас ты сядешь в машину и уедешь отсюда. Через час-полтора я подъеду к центральному входу в гостиницу «Центральная». Смешно сказал? Вот ключи, а времени у тебя ровно одна минута после того, как перед нашей машиной начнут происходить аномальные вещи. Но что бы ни происходило на твоих глазах, не удивляйся и не пугайся. Резко бери с места и езжай в город. Задержишься хоть на секунду – у нас появится куча проблем.
– Я останусь с тобой.
Мартынов стал догадываться о том, какую глупость совершил, приехав в город с Машей. Она явно собиралась умереть здесь, сейчас и вместе. «Тьфу, чтоб меня!..» – пронеслось в голове Мартынова. Было самое время наносить удар. Он четко рассчитал комбинацию, разделив квартет пополам. Встревожась из-за длительного отсутствия толстяка, подтянутый парнишка, напоминающий борца-«вольника», направился к туалетам. Оставалось двое, которых нужно было смести с пути, быстро занять места в машине и уехать. Логики Мартынова хватило лишь наполовину. С женщиной его логика работать отказывалась. Он быстро прикинул в уме, что он оставит в этой «девятке» и потеряет навсегда. Мобильный телефон в «бардачке», стержневой «Паркер», карту области и Новосибирска и губку, которой протирал переднюю панель.
Он уже было успокоился, но вдруг почувствовал, как у него повлажнели ладони и понял, что никуда отсюда не уйдет. «Мобильник», как машину и губку, можно купить в любом специализированном магазине. Но нельзя купить телефон с прежним номером. Прежний номер был записан на листке, переданном старлею из ГУВД.
Черт возьми, одно лишь молчаливое присутствие этой женщины мешало думать! Нужно было шевелиться, потому что борец в длинных шортах, обнажающих тугие икры, уже раскрывал дверцу туалета. Все…
– Отойди к киоску с мороженым, – приказал Мартынов, поняв, что дальше она все равно не отойдет. – Молчи и ни во что не суйся. Иначе я к тебе больше никогда не приеду, поняла?
Странные существа эти женщины… Скажи им: «У меня дела, поезжай к гостинице и жди меня там», и они ничего не понимают. Но стоило только сказать: «Ладно, будь рядом, но стой у киоска с мороженым, молчи и ни во что не суйся», и ей все стало понятно. А почему молчать? Куда не соваться? Неважно. Главное – она рядом. А если не послушается его, он не приедет. Мартынов все рассчитал правильно.
А на более тщательные расчеты уже не было времени. «Борец» увидел толстяка и сейчас мучительно соображал, каким образом бутылка «Фанты» могла вызвать такие последствия.
Поняв, что Маша в относительной безопасности, Мартынов быстро побежал в сторону ограждения, на котором сидели люди Гулько…
– Я говорил, что Батона с собой брать не надо, – бросил молчаливому напарнику парень с ключами. – Он всю дорогу только жрет, пьет и ссыт.
– Гул сказал взять, значит, нужно взя…
Договорить боксер не успел. На него обрушился вес, помноженный на скорость. Почувствовав, что ноги находятся выше головы, а точка опоры отсутствует, он на мгновение растерялся. Какой-то полоумный тип, не понимая, с кем имеет дело, снес его с ограждения, как старшина срывает с новобранца пилотку. Одновременно парень почувствовал, что в этом состоянии, когда ноги не чувствуют земли, а контакт максимальный, его возможности призера чемпионата России по боксу равняются нулю.
Ударившись спиной об асфальт так, что едва не разорвались легкие, он одним коротким хрипом выдавил из них весь воздух. Если почки не вышли из-под ребер, то лишь благодаря тому, что неизвестный противник постарался упасть ему только на грудь.
Когда с него сняли тяжесть, человек Гула, путаясь в ногах, некоторое время собирал свои мысли в единое целое и чувствовал себя так, как полгода назад, после нокаута во время боя за золотую медаль на первенстве России. Кое-как сумев встать на ноги и сконцентрировать рассеянный взгляд, он рывками набрал внутрь себя воздух. О сопротивлении нечего было и думать.
Неподалеку визжала какая-то баба… Голова разламывалась пополам…
Рядом лежал водитель Гула с носом, развернутым на девяносто градусов, а наглец, вырубивший их обоих, возился в своей машине и что-то вынимал из бардачка..
А вот и Фонарь…
Приближение врага Андрей Мартынов почувствовал спиной. Топота шагов он слышать не мог, потому что Маша визжала, как сумасшедшая. Интересно, что она сейчас о нем думает? И о действии таблеток, которые он пьет по утрам?
Успев выудить из бардачка сотовый телефон, он резко отшатнулся влево от дверцы. Он знал, что успеет. Точно так же его хотели уделать трое негров-беспределыциков на 118-й стрит. Ударить дверцей, запинать, а потом обобрать, не зная, с кем имеют дело. Разговаривать с насосавшимися «кокса» неграми – все равно что торговаться в государственном гастрономе России. Нужно бить и побыстрее уезжать, пока на 118-ю стрит не сбежались все потомки привезенных из Африки рабов.
Андрей в свои сорок три года видел многое и многих. Пройдя зоны и курс выживания в самой демократической стране мира, он сумел остаться самим собой и выжил-то, собственно, как раз благодаря своей внутренней силе, которая с каждым годом, в отличие от физической, лишь крепчала. Выбившись в когорту тех, кого за океаном боятся аборигены, с кем почтительно разговаривают полицейские и уважают даже сорви-головы из Южного Бронкса, он стал неплохим психологом. Научиться чувствовать чужое присутствие кожей трудно, гораздо легче умереть. Мартынов научился, поскольку из всех кандидатов на вход в ближний круг теневого спорта Америки умереть хотел меньше всех.
Умение видеть спиной и предугадывать последующие жесты противника не даруется людям в момент рождения. Человек пришел в этот мир нагим, нагим и уйдет. Профессиональные навыки прививаются годами сознательной жизни, в течение которых постоянно испытываешь боль, унижения, голод, холод. Перетерпев все это, потеряв в пути больше, чем рассчитывал, человек приобретает то, что нельзя купить ни за какие деньги и тем более молитвы. Умение жить.
Почему Андрей расслабился, увидев людей, ожидавших его появления у машины? Потому что он сделал главные для себя выводы. Эти люди – не из спецслужб и не из правоохранительных органов. И не потому, что у них цепи на шее и «гавайки», выпущенные из брюк. Золотые цепи сейчас пользуются спросом как у участников Сопротивления с левой стороны баррикад, так и с правой. Все перепуталось в этом мире, все подровнялось и уравновесилось. Ментов на работу сейчас набирают по объявлениям в телевизионной «бегущей строке», а в братву зачисляют лишь после тщательного тестирования на профпригодность.
Взгляды и движения. Даже мимолетные. Вон тот, что толще всех, почесал мочку уха. Снова почесал.
И еще раз. Если только у него не вши, то он очень волнуется. И в этой компании он – самое слабое звено, бить в которое можно в последнюю очередь. Его быковатый взгляд быковат до тех пор, пока трое корешей стоят ногах и, что самое важное – рядом. Ему тяжелее всех: жарко, высокое атмосферное давление. Он сейчас вял, как муха в октябре, и беспрерывно сосет из полуторалитровой бутылки насыщенный раствор фурацилина, который в Новосибирске почему-то называют «Фантой».
– Андрюша, посмотри, какой смешной щенок!!
– Ух ты, – рассмеялся он.
А вот второй. Рост у него около ста восьмидесяти, или, «по-нашему», около пяти с половиной футов. За последние три минуты не сделал ни одного движения. Плотные, чуть вздернутые вверх икры, жилистые руки, ничего лишнего. Либо боксер, либо «вольник». Однако веса, пожалуй, чуть меньшего, не более семидесяти семи – семидесяти восьми килограммов. Хороший парнишка. При возможном противодействии терять его из поля зрения очень бы не хотелось…
– Давай на колесе обозрения прокатимся? Я тебе город покажу, Андрюша!
– Колесо обозрения?
Да, если его еще не видят, то только потому, что у него не хватило ума взмыть над парком.
– Встречная инициатива – пойдем постреляем в тире…
Третьего можно отмести. Лох, какими земля полнится. Это водитель. В руке – беспечно вращающиеся ключи с брелоком от сигнализации, постоянно скользит взглядом по ногам снующих мимо девочек-девушек-женщин. Он опасен лишь тем, что имеет в кармане сотовый телефон. Такие первыми вызывают подмогу, эвакуатор или Горгаз. Хорошо водят машины, любят трахать в них девок, пить водку, мешая ее с пивом, а напившись, делать ложные сообщения о трупах в тех местах, где прибывший впоследствии «уазик» обязательно должен провалиться в асфальтовую яму, доверху заполненную водой из канализации.
– Андрей… Как это у тебя получается?..
Мартынов, мазнув цепким взглядом по ограждению, где, как на насесте, расположились ожидающие, вставил в ствол еще один пневматический заряд и поднял дульный срез винтовки чуть выше своего брючного ремня.
Короткий хлопок, больше напоминающий звук попадания боевой пули в живое тело, – и с жестяного клоуна в глубине вагончика свалилась шляпа.
– Где моя мягкая игрушка? – поинтересовался Андрей и сунул руку в карман в поисках зажигалки.
Игрушку, обещанную на рекламе, хозяину тира пришлось поискать. Точнее – пришлось купить, потому что никто не предполагал, что возникнет необходимость ее кому-то дарить. В Новосибирске за два месяца работы Луна-парка не нашлось еще ни одного человека, кто бы пятью выстрелами подряд завалил пять мишеней. Тем более от бедра. Теперь, однако, такой обнаружился.
– Что такое? – возмутился Мартынов, беря в руки крошечного, сшитого из шкурок песца, кролика. – Опилки поднялись в цене?
Однако это был как раз тот случай, когда Маше не нужен был медведь. Прижав к груди песцового кролика, она сама прижалась к Мартынову и пошла рядом. Кажется, кролик – это единственное, что теперь останется после ее мужчины…
Теперь четвертый. Боксер. Дальше можно не продолжать, учитывая тот факт, что он потяжелее Мартынова, помоложе, да и, по всей видимости, порезвее.
Толстяк в черно-оранжевой «гавайке» наконец-то «допился». Проследив направление его движения от места ожидания и добавив немного логики, Андрей сместил взгляд резко влево и рассмотрел в глубине кустов три зеленых, «экологически чистых» туалета. Неподалеку расположился киоск по продаже прохладительных напитков, но вряд ли браток катился за новыми полутора литрами подкрашенной воды.
– Машенька, – он указал на три зеленых строения, – ты подождешь меня пару минут?
Было бы странно, если бы она отказала.
Продавщица билетов на этот «аттракцион» сидела с заветренной стороны от кабинок и на некотором расстоянии – очевидно, об экологическом состоянии туалетов можно было поспорить. Именно поэтому тетка с тяжелым лицом не заметила, как в кабинку, за использование которой был приобретен один билет, заскочили двое.
Заскочили, потому что Мартынов, коротко взмахнув рукой, впечатал свой тяжелый локоть толстяку между лопатками. Кабинка не захлопнулась, потому что на двоих амбалов такие помещения не рассчитаны. Мартынову пришлось еще четырежды удерживать дверцу, чтобы она не распахнулась настежь.
Толстяк не мог ни сесть, ни упасть. У него уже страшно гудела голова, перед глазами возникали и расплывались бордовые, с мраморным оттенком, круги, и ему вспоминались слова мамы – нейрохирурга городской больницы: «Когда тошнит и кружится голова и хочется сначала сесть, а потом – лечь, это – сотрясение мозга, сынок».
Мартынов бил вполсилы, ибо ему нужен был человек, который в состоянии говорить, но уже не в состоянии звать на помощь. Бровь толстяка «поплыла» и кровь скупыми ручейками заструилась за воротник рубашки и в нагрудный карман. В кармане лежали только деньги – Мартынов это видел. Желая до конца убедиться в том, что российская милиция еще не опустилась до того, чтобы принимать в свои ряды подобных хряков, он быстро прощупал карманы брюк толстяка. Никаких удостоверений. Вот чего мент никогда не забудет, выходя из дома даже за сигаретами, так это ксивы! Значит, это те, кто служит не Закону, а понятиям. Остается выяснить – каким именно.
– Я спрошу всего один раз и, если сочту, что лжешь, сделаю тебе очень больно, – быстро проговорил Мартынов и достал из кармана ключи от машины. – После спрошу еще раз и, если пойму, что ты ничего не понял, сделаю тебя инвалидом. От кого вы и зачем меня ждете?
– Гул… – прыснув на американца кровью с пухлых губ, выдавил толстяк. – Он послал пропасти, завезти за город и дожидаться его…
– Зачем?
– Брат, клянусь, я не знаю…
– А те трое знают?
– Нет, брат, клянусь, они тоже…
Мартынов поверил. Этому «пехотинцу» такой человек, как Гулько, точно ничего путного не объяснит. Скажет именно так, как есть сейчас: «пропасти – завезти – дожидаться».
Вспомнив о давлении, которое, судя по всему, уже начало подниматься, Андрей поймал свое движение, которое обязательно должно было закончиться ударом головы в нос толстяку, сменил решение и сработал рукой. Голова гульковского посланца гулко ударилась о металлическую стену.
Будь проклята эта работа.
Трое по-прежнему сидели на ограждении, значит, дерзкий демарш Мартынова никто не заметил. Выбрав направление, следовать по которому можно было без опасности быть обнаруженным, он подошел к Маше и мягко взял руками за талию. Перепуганная, она резко крутнулась на месте и сверкнула глазами.
– Малыш, ты умеешь водить машину? Малыш?..
Ее глаза снова стали бездонными. Так ее называл отец до тех пор, пока не покинул этот мир. И вот сейчас она снова слышит это слово…
– У меня в гараже папина машина стоит, я на ней иногда выезжаю. А почему ты спросил?
– Потому что сейчас ты сядешь в машину и уедешь отсюда. Через час-полтора я подъеду к центральному входу в гостиницу «Центральная». Смешно сказал? Вот ключи, а времени у тебя ровно одна минута после того, как перед нашей машиной начнут происходить аномальные вещи. Но что бы ни происходило на твоих глазах, не удивляйся и не пугайся. Резко бери с места и езжай в город. Задержишься хоть на секунду – у нас появится куча проблем.
– Я останусь с тобой.
Мартынов стал догадываться о том, какую глупость совершил, приехав в город с Машей. Она явно собиралась умереть здесь, сейчас и вместе. «Тьфу, чтоб меня!..» – пронеслось в голове Мартынова. Было самое время наносить удар. Он четко рассчитал комбинацию, разделив квартет пополам. Встревожась из-за длительного отсутствия толстяка, подтянутый парнишка, напоминающий борца-«вольника», направился к туалетам. Оставалось двое, которых нужно было смести с пути, быстро занять места в машине и уехать. Логики Мартынова хватило лишь наполовину. С женщиной его логика работать отказывалась. Он быстро прикинул в уме, что он оставит в этой «девятке» и потеряет навсегда. Мобильный телефон в «бардачке», стержневой «Паркер», карту области и Новосибирска и губку, которой протирал переднюю панель.
Он уже было успокоился, но вдруг почувствовал, как у него повлажнели ладони и понял, что никуда отсюда не уйдет. «Мобильник», как машину и губку, можно купить в любом специализированном магазине. Но нельзя купить телефон с прежним номером. Прежний номер был записан на листке, переданном старлею из ГУВД.
Черт возьми, одно лишь молчаливое присутствие этой женщины мешало думать! Нужно было шевелиться, потому что борец в длинных шортах, обнажающих тугие икры, уже раскрывал дверцу туалета. Все…
– Отойди к киоску с мороженым, – приказал Мартынов, поняв, что дальше она все равно не отойдет. – Молчи и ни во что не суйся. Иначе я к тебе больше никогда не приеду, поняла?
Странные существа эти женщины… Скажи им: «У меня дела, поезжай к гостинице и жди меня там», и они ничего не понимают. Но стоило только сказать: «Ладно, будь рядом, но стой у киоска с мороженым, молчи и ни во что не суйся», и ей все стало понятно. А почему молчать? Куда не соваться? Неважно. Главное – она рядом. А если не послушается его, он не приедет. Мартынов все рассчитал правильно.
А на более тщательные расчеты уже не было времени. «Борец» увидел толстяка и сейчас мучительно соображал, каким образом бутылка «Фанты» могла вызвать такие последствия.
Поняв, что Маша в относительной безопасности, Мартынов быстро побежал в сторону ограждения, на котором сидели люди Гулько…
– Я говорил, что Батона с собой брать не надо, – бросил молчаливому напарнику парень с ключами. – Он всю дорогу только жрет, пьет и ссыт.
– Гул сказал взять, значит, нужно взя…
Договорить боксер не успел. На него обрушился вес, помноженный на скорость. Почувствовав, что ноги находятся выше головы, а точка опоры отсутствует, он на мгновение растерялся. Какой-то полоумный тип, не понимая, с кем имеет дело, снес его с ограждения, как старшина срывает с новобранца пилотку. Одновременно парень почувствовал, что в этом состоянии, когда ноги не чувствуют земли, а контакт максимальный, его возможности призера чемпионата России по боксу равняются нулю.
Ударившись спиной об асфальт так, что едва не разорвались легкие, он одним коротким хрипом выдавил из них весь воздух. Если почки не вышли из-под ребер, то лишь благодаря тому, что неизвестный противник постарался упасть ему только на грудь.
Когда с него сняли тяжесть, человек Гула, путаясь в ногах, некоторое время собирал свои мысли в единое целое и чувствовал себя так, как полгода назад, после нокаута во время боя за золотую медаль на первенстве России. Кое-как сумев встать на ноги и сконцентрировать рассеянный взгляд, он рывками набрал внутрь себя воздух. О сопротивлении нечего было и думать.
Неподалеку визжала какая-то баба… Голова разламывалась пополам…
Рядом лежал водитель Гула с носом, развернутым на девяносто градусов, а наглец, вырубивший их обоих, возился в своей машине и что-то вынимал из бардачка..
А вот и Фонарь…
Приближение врага Андрей Мартынов почувствовал спиной. Топота шагов он слышать не мог, потому что Маша визжала, как сумасшедшая. Интересно, что она сейчас о нем думает? И о действии таблеток, которые он пьет по утрам?
Успев выудить из бардачка сотовый телефон, он резко отшатнулся влево от дверцы. Он знал, что успеет. Точно так же его хотели уделать трое негров-беспределыциков на 118-й стрит. Ударить дверцей, запинать, а потом обобрать, не зная, с кем имеют дело. Разговаривать с насосавшимися «кокса» неграми – все равно что торговаться в государственном гастрономе России. Нужно бить и побыстрее уезжать, пока на 118-ю стрит не сбежались все потомки привезенных из Африки рабов.