Страница:
Все эти размышления промелькнули в ее голове за несколько секунд, пока она переворачивала страницы паспорта в поисках места прописки.
Найдя нужную страницу, она еще раз бросила взгляд на спутницу этого Затонского Василия Семеновича и вдруг увидела на ее руке странное кольцо. Тусклое золото, камушек… Вроде бы обычное кольцо, но… Несколько арабских букв, из которых не складывалось ни одного слова… Странно. А самое главное, в ее голове вертелось слово "кольцо". И Фатима, машинально заполняя формуляр, все пыталась вспомнить, что же ее так обеспокоило.
И, наконец, вспомнила.
Несколько дней назад, приятно проводя вечер в компании друзей одного очень влиятельного человека, она слышала часть мужского разговора. Ахмед и Сеид, находясь в соседней комнате, сурово обсуждали какое-то очень важное дело. Дело было настолько важное, что они поминутно вспоминали то Аллаха, то шайтана, и было ясно, что они говорят о каком-то кольце с надписью и кольцо это представляет собой немалую ценность.
И еще они говорили о том, что тот, у кого оно сейчас, умрет страшной смертью, а тот, к кому оно должно попасть, осыплет человека, доставившего ему кольцо, неслыханными милостями. И когда Фатима, закончив с формальностями, протянула паспорт и ключи Затонскому, она уже знала, что будет делать в следующую минуту.
Многозначительно улыбаясь, она пожелала парочке приятно провести время и, пока они шли к лифту, не отрываясь, смотрела в широкую спину Затонского, испытывая при этом некоторое приятное томление между ног.
А когда за постояльцами закрылась дверь лифта и он отправился на нужный этаж, Фатима оглядела вестибюль и, сочтя, что ее никто не услышит, сняла телефонную трубку. Через несколько секунд она заговорила по-таджикски:
- Ахмед, котик, это я. Конечно, обязательно. Разве я могу тебя забыть! Сегодня же вечером. Ахмед, я вообще-то звоню по делу. К нам вселились двое русских…
Обычный для недорогого отеля номерок - малюсенькая прихожая, туалет, ванная комната с небольшой сидячей емкостью голубого цвета, спальня - она же и гостиная с широкой кроватью, тумбочкой, письменным столом, маленьким холодильником и цветным телевизором "Самсунг", и даже с телефонным аппаратом на тумбочке у изголовья.
Едва мы ввалились и огляделись, как на кровати я увидал папку…
Обычную прозрачную полиэтиленовую папку для бумаг. А в ней - то ли журнальчик, то ли газета…
Словно забыл кто-то из предыдущих жильцов.
Но такого не могло быть, потому как номер сиял стерильной чистотой недавней уборки. Версия того, что папку забыл предыдущий жилец - явно отпадала, а значит, папка предназначалась мне.
Не решаясь пока трогать папку, я первым делом бросился в душ и уже через пятнадцать минут чувствовал себя снова чистым и готовым к употреблению.
Потом я отвел Настю в ванную, показал ей, как включается и выключается вода, как работает душ, сколько лить в воду шампуня, показал ей банное полотенце, заботливо развешанное здесь же… И бросил ей найденный в шкафу белоснежный махровый халат.
- Мойся! - сказал я, грозно нахмурив брови. - Учись жить цивилизованно!
- Хорошо, буду учиться, - покорно ответила Настя, выталкивая меня из ванной, - иди-иди, сама справлюсь.
Я прилег на кровать и вынул из папки журнальчик.
Это был какой-то военно-политический сборник статей по региональной политике под общим названием "Проблемы Средней Азии".
Я раскрыл его на той странице, где была закладка.
Статья, обведенная фломастером, называлась "Кто контролирует Афганский наркотрафик".
Статья была большая - на два разворота журнала - и сопровождалась несколькими фотоснимками. На одном снимке был изображен серьезный таджик с длинной, до середины груди, бородой, под которой была подпись жирным курсивом:
"Полевой командир самого большого в Горном Бадахшане отряда мусульман-сепаратистов Тохтамбаш-баши. Бывший майор Советской армии. Окончил Киевское высшее военное училище. Принимал участие в действиях ограниченного контингента советских войск в ДРА. С тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года перешел на сторону сепаратистов. По данным разведки, командует отрядом из трех тысяч хорошо подготовленных бойцов. Контролирует труднопроходимый горный участок границы с Афганистаном".
Я начал читать статью.
Она была полностью посвящена описаниям художеств этого бородатого. Оказывается, он еще во время службы в Советской армии творил всякие злоупотребления, которые закончились поджогом складов и его бегством в горы, где бывший майор на деньги американских спецслужб организовал отряд, состоявший сперва из его многочисленных родственников, проживавших в Кулябе и Нуреке. Потом, по мере того как отряд Тохтамбаш-баши захватил контроль над наркотрафиком афганского героина и сам баши сильно разбогател, к ним стали присоединяться мусульмане-сепаратисты со всего Горного Бадахшана - из Ванча, Хорога, Гаржа и Джиргаталя…
Я обратил внимание на то, что название населенного пункта Куляб было выделено красным фломастером…
Почему?
Да ясно - почему! Тохтамбаш-баши надо искать там.
Студень там. И к бабке не ходи!
В папке, кроме журнала со статьей про Тохтамбаш-баши, был конверт, а в нем - десять сотенных зеленых бумажек с президентом Франклином.
Так что, ясное дело - надо в "Низами" спешить.
Заждались нас там.
Вопрос только - кто?
Но на то и моя проклятая полная приключений жизнь, чтобы все время находить в ней какие-то новые неожиданные, как сказал бы Миша Горбачев - судьбоносные, повороты.
Настя вышла из ванной и стояла в белоснежном махровом халате вся такая намытая, раскрасневшаяся…
Стояла и улыбалась.
- Чего улыбаешься? - спросил я.
- А то, что я учусь жить ци-ви-ли-зо-ван-но… - улыбка ее стала еще хитрее.
- Как это? - спросил я не врубаясь, потому как голова была забита Тохтамбаш-баши и Студнем с Арцыбашевым.
- А вот так… - гордо сказала Настя, бесстыдно распахнув вдруг халат и продемонстрировав свои гладко выбритые подмышки, - я в поезде у этого чудика, что на верхней полке ехал, журнал нашла. Нехороший такой, стыдный.
Настя захихикала, потупив взор.
- Там девушки ну совсем голые. И я гляжу - у них волосы тут и тут… - она еще больше зарделась и совсем было засмущалась, - в общем, я сама все поняла, что волосы тут и тут только мешают… Ну и нашла здесь эти бритвы… И решила вот…
- Да? - я прямо обалдел.
Она подглядела у нашего соседа по купе порнографический журнал, потом нашла на зеркале в ванной разовые станки "Жиллетт" и сама все сообразила… Вот умничка какая! Какими темпами да в цивилизацию!
- Только вот колется теперь, - сказала она жалостливо, так и держа халат распахнутым.
Я смотрел на то, что было передо мной, и не мог отвести глаз.
Мне приходилось видеть много женщин, которые расстилались передо мной в самых разнообразных позах, но ни одна из них не производила на меня такого впечатления, как эта таежная дикарка.
Все женщины, которых я знал до сих пор, были порочны. Они были порочны не в том смысле, что не были девственницами, а просто в той или иной мере осознавали свои прелести как товар. Настя же, открыв передо мной свое тело, светилась радостью оттого, что я вижу его.
Конечно же, она знала, что красива. Я смотрел на нее, а она показывала мне себя. Она знала, что хороша, и видела, что мне приятно на нее смотреть. И эта связь взаимных осознаний начинала пьянить и возбуждать.
Думаю, что это было написано у меня на лице достаточно отчетливо. Во всяком случае Настя порозовела и, пошевелив плечами, сбросила халат. Он соскользнул вниз и улегся на пол у ее ног пухлой махровой кучей.
Ее нельзя было бы назвать худой. Она была узкой и гибкой. Ее грудь была маленькой, как у пятнадцатилетней купальщицы. Плечи были развернуты и прямы, а линия узких бедер - плавна и изящна. Кто бы мог подумать, что в клане диких чалдонов может зародиться такое сокровище, подумал я, чувствуя, что, повинуясь могучему закону природы, начинаю возбуждаться все больше и больше.
Ее лобок был гладко выбрит и выглядел невинно, как чело младенца.
Я медленно поднял глаза и увидел, что ее взгляд прикован к чему-то, а на щеки всходит румянец. Ее губы приоткрылись, а глаза потемнели. Я посмотрел туда же, куда и она, и все понял.
Просматривая журнал с публикацией про Тохтамбашева, я развалился на диване, и на мне был такой же халат, как сейчас на Насте. И теперь, когда я возбудился, мой член, значительно увеличившийся в размерах, вылез из-под халата, демонстрируя собой готовность заняться его любимым делом. Честно говоря, это дело и для меня было одним из любимых.
Я снова посмотрел на Настю и поразился тому, как изменилось ее лицо.
Она смотрела на мой выросший член, и в ее глазах появилась страсть. Не отрываясь от гипнотизировавшего ее зрелища, она медленно опустилась рядом со мной на колени и прошептала:
- Какой… я не знала…
Она медленно протянула руку и так же медленно охватила его тонкими пальцами. От этого он подскочил, как на пружинке, и стал совсем твердым. Когда Настя сомкнула пальцы на горячем пульсирующем члене, по ее телу прошла судорога и она закрыла глаза. Она часто задышала и, едва касаясь, повела теплой ладонью вдоль такой желанной для нее сейчас игрушки.
- Какой он… - повторила она, - я никогда еще не видела… он красивый…
И она мягко сжала пальцы. Почувствовав, что толстый и твердый член полон силой, предназначенной для нее, она сжала пальцы сильнее и, ощутив толчки наполнившей член крови, издала тихий и нежный стон.
Она была в гипнозе незнакомого и пьянящего чувства, и я почувствовал, что сам заражаюсь ее возбуждением и что наше общее желание начинает подниматься волнами и накрывать нас с головой.
Я распахнул халат, и Настя придвинулась ближе.
Нагнувшись к моему паху, она бережно взяла член обеими руками и подняла на меня глаза. В них был восторг.
- Костушка, любимый, - прошептала она, - это для меня?
Я почувствовал, что меня накрывает ощущение, прежде незнакомое, и едва нашел силы, чтобы ответить:
- Да, Настенька, он для тебя. Возьми его. Делай с ним все, что хочешь.
И я увидел в ее глазах, что она действительно хочет делать с ним очень многое. И не отпускать его очень долго.
Наверное, любая неопытная женщина, начиная сексуальную жизнь, все-таки не ошибается и на уровне подсознания знает, что делать в постели и что для чего предназначено.
Взяв член обеими руками, Настя начала медленно водить ими вверх и вниз. Она как бы знакомилась с тем, как действует эта штуковина, которую раньше она видела только случайно и то - в безразличном висячем состоянии. Ее движения становились все увереннее прямо на глазах. Видимо, миллиарды женщин проснулись сейчас в ней и направляли ее действия.
Она задышала глубоко и неровно и, двигая руками вдоль напрягшегося члена, наклонялась все ниже. Наконец ее горячие губы коснулись его и тут она, сильно сжав член в руках, откинулась, подняв лицо к потолку. Ее тело сотрясла судорога, и она тоненько застонала.
Она испытала оргазм. Свой первый настоящий оргазм, в первый раз в жизни держа в руках настоящий возбужденный мужской член. Я сам чуть не кончил, когда увидел, как это произошло с ней. Наконец ее тело расслабилось, и она, опустив голову, посмотрела мне в глаза.
- Костушка, миленький, я чуть не умерла, - слабым голосом сообщила она и улыбнулась.
Как хорошо, подумал я, что мой член, хоть и не великий, но и не маленький, и что его хватает на то, чтобы держать двумя руками.
А ее рука тем временем продолжила свое ласковое движение вверх-вниз.
Другой рукой она нежно подхватила снизу мою мошонку и, нащупав в ней две приятных плотных округлости, снова обрадовалась и стала бережно изучать их.
Я, с трудом собирая мысли в кучку, подумал о том, какие фантастические переживания она испытывает сейчас… Ведь прямо на моих глазах перед ней открылась дверь, ранее запертая на замок ее чистоты и целомудрия.
И то, что она делала, не имело ничего общего с первым сексуальным опытом обычной городской шлюшки, которая давно уже лазит по штанам своих приятелей, а порнуха просто надоела.
Настя уже вполне освоила мой член, и ее руки гипнотизирующе скользили по нему, ненадолго убегая в сторону. Я увидел, как в ней начинает подниматься волна нового оргазма, и, откинув голову на диванную подушку, закрыл глаза.
В нижней части моего тела происходили какие-то волшебные действия.
Откуда она может знать все это?
В Настиных ласках не было и тени профессиональной уверенности многоопытной женщины, но то, что она делала, было для меня совсем новым, и будто цветная и сияющая страна открывалась передо мной…
Наверное, подумал я, это ее любовь…
Я почувствовал, что по моему телу медленно ползут горячие мурашки и начинают сходиться туда, где священнодействовали руки Насти. Мои уши загорелись, а по ногам от икр к бедрам стала подниматься сладкая судорога.
Настя почувствовала, что со мной происходит что-то важное и приятное и замедлила движения. Она как будто знала, что спешить не следует и что нужно продлить падение в мягкую одурманивающую пропасть.
Ее руки остановились, и через секунду я почувствовал, как мой возбужденный до крайней степени член обожгло ее горячее дыхание. А потом…
Время остановилось и вокруг меня завертелись разноцветные пятна.
Я умер и через некоторое время воскрес снова.
Я лежал на спине, раскинув руки и ноги, и бездумно глядел в потолок.
На губах сама собой то приходила, то уходила улыбка.
Настя вышла из ванной, вытирая полотенцем мокрый рот.
Капли воды блестели на ее груди и гладком животе с маленьким пупком.
- Костушка, - сказала она и, сделав фантастическое движение бедрами, присела рядом со мной, - а оно не ядовитое?
Тут меня пробрало.
Я начал ржать, как взбесившийся ишак. Когда я успокоился, то, взглянув на Настю, увидел, что она хмурится.
- Ну что ты, милая, - сказал я, улыбаясь, - нет, конечно. А если бы было ядовитое, то все женщины уже давно бы умерли.
Настя просветлела и, запрыгнув на диван, оседлала мои вытянутые ноги.
Обратив свое внимание на мой временно увядший и маленький член, она протянула руку и стала вертеть его указательным пальцем по часовой стрелке.
Он безвольно перекатывался по моему животу, и мне было щекотно.
- А когда он снова станет большим? - игриво спросила Настя и тут же, только от одного ее тона, он немножко увеличился.
Она взяла его двумя пальцами за кожу и приподняла.
Потом отпустила, и он с легким шлепком упал обратно.
Откинувшись, она залилась светлым смехом, и я, не выдержав, тоже захихикал. От толчков пресса член стал вздрагивать и увеличиваться в такт моему хихиканью, и, увидев это, Настя приятно удивилась. Она стала помогать ему, и не прошло и минуты, как он снова стоял, словно горячий Кировский мост.
Тогда она поднялась на колени и стала маленькими движениями передвигаться вперед, ближе ко мне, без улыбки глядя мне в глаза.
И когда Настино лоно оказалось над моим членом, пристально следящим за приближающимся блаженством, она нежно взяла его в руку и стала медленно опускать бедра. От первого горячего прикосновения по ее телу снова прошла судорога, она задержалась на секунду, потом закрыла глаза и с протяжным стонущим выдохом плотно села на меня верхом.
Настя вошла в рай, и его ворота со звоном захлопнулись за ней.
А вокруг меня завертелись горячие вихри, и в мире не осталось ничего, кроме меня и Насти. Мы улетели. Прошу не беспокоить.
Зазвонил телефон.
Я протянул слабую руку и снял трубку. Сладкий голосок прочирикал:
- Посетите кафе "Низами", посетите кафе "Низами", посетите кафе "Низами"…
И гудки.
За последние два месяца своей несчастной жизни я понял одно - теперь у меня не бывает ничего случайного. Значит, и эта идиотская телефонная реклама кафе "Низами" - тоже какая-то штука с подвохом, как и папочка с информацией про Тохтамбаш-баши, как и Наташенька в Питере на дороге со своим долбаным велосипедом.
Ничего в моей жизни случайного теперь не случается, да простит меня Александр Сергеевич за такое.
А раз так, то в этом кафе для меня тоже что-то такое есть.
Или кто-то важный для нашего с Арцыбашевым дела там будет.
Может, Студень?
А может, и Студень!
Но чтобы понять вкус пудинга - его надо отведать. Так англичане говорят. А это значит, что нам с Настей необходимо двигать в кафе "Низами".
А почему обязательно с Настей?
Я задумался…
- О чем думаешь, милый? - Настя положила ладони на мою дурную голову, и я почувствовал, как из ее рук в меня что-то входит. Теплое и хорошее. Наверное, это была ее любовь.
- Надо идти, Настя, - сказал я, едва найдя в себе силы отвести ее нежные руки, - собирайся.
Я сунул доллары в задний карман джинсов, надел рубашку, причесался - вот и готов…
А Настя - она ведь женщина.
Заперлась в ванной, готовится к своему первому выходу в свет.
- Ну скоро ты?
Наконец мы вышли.
Поймали такси.
Водила тоже в тюбетейке, как и тот, что нас с вокзала вез. Только теперь не на "мерсе", а на "Волжанке" простой, на бывшей нашей советской "Волжанке" и, следовательно, без кондиционера.
Правда, дело уже к ночи, и солнце давно уже закатилось за горы, но все равно - парило, как в сауне. Градусов двадцать семь, как минимум.
- В кафе "Низами", - бросил я шоферу, снова усаживаясь с Настей на заднее сиденье.
- Вах, какой хароший кафе, - причмокнул шофер и дал газу.
Ночной Душанбе производил самое приятное впечатление. Обилие машин, обилие молодежи на улицах. И реклама, реклама, реклама…
И везде рядом с "Кока-колой" и пивом "Хейникен" - портрет вечно любимого вождя.
Кафе "Низами" находилось в подвальчике на углу главной широченной улицы и красивого пешеходного бульвара, носившего имя великого классика поэзии Востока. На улице - пластмассовые столики, пластмассовые стулья, а на них - местная золотая молодежь, чьи папы хорошо ухватили после перестройки - кто республиканский хлопок, кто фруктовые плантации, кто ковровое производство… а кто и тропу, по которой из Афгана шел героин…
Мы с Настей сперва спустились по ступенькам вниз, вошли…
Восточная музыка в модном диско-ритме. Дым пластами. И явный запах тлеющей в папиросках конопли…
Девушек почти нет.
Даже совсем нет.
За столиками сидят только молодые парни.
Сидят, потягивают кофе, покуривают.
Ясное дело - какой табачок покуривают - мой нос фиг обманешь!
Я потянул Настю за локоть - пойдем наверх, наверное, у них здесь так принято - женщины в одном месте, мужчины - в другом.
С самого краю у мощеного красным кирпичом тротуара оказался незанятый столик. Мы присели, и я огляделся по сторонам.
Да, здесь были компании и с девушками. Причем даже и с русскими девушками. Модные ребята, наверное, из местного университета, может, и мои коллеги с медицинского?
Подошел официант.
- Два кофе и пачку "Мальборо", - сказал я.
- А я сикать хочу, - вдруг, быстро наклонившись ко мне, сказала Настя.
- Ну а что ты в гостинице думала? - раздраженно прошипел я, - в этом кафе там внизу одни мужики, я не знаю, и есть ли у них женский туалет-то?
- Я оч-чень хочу, просто умираю, - прошептала Настя.
- Сиди пока здесь, - сказал я и, поднявшись, подошел к столику, за которым сидели две вполне русские девчонки с одним восточного вида пацаном и потягивали из высоких стаканов колу со льдом.
- Извините, - обратился я к той, что была посимпатичнее, - извините, ради бога, мы первый день в Душанбе и вообще - первый день на Востоке. Мы из Питера, только вот утром приехали и, понимаете, обычаев ваших местных не знаем, в общем, не поможете ли вы моей даме, не проводите ли ее в туалет? С меня - шампанское!
Девчонки переглянулись и тихонько захихикали.
- Да, конечно, - уже поднимаясь, сказала симпатичная.
- А ты, парень, шампанское прикажи нам пока принести, - с вызовом сказала ее подруга.
Я кивнул Настюхе, мол, давай, дуй в тубзик с этой барышней, а сам преспокойно принялся разглядывать фланирующую туда-сюда местную публику, цвет, так сказать, таджикской молодежи.
А ничего!
Девчонки многие в тюбетеечках, но при этом в джинсах и модных ти-шортках и курточках. Парни, как везде и всегда - кожа, косухи, джинсы… Многие въезжают на своих "хондах" и "кавасаках" прямо на тротуар. И кабы не плоские узкоглазые лица, так и не подумал бы, что не Париж!
Беспокойство я начал ощущать уже на десятой минуте их отсутствия.
Уж и шампанское на тот стол от меня принесли, а баб все нет!
Я выкурил вторую сигарету, а их нет и нет!
Переглянулся с той - второй, с подружкой симпатичной проводницы, - не сходишь посмотреть, чего они там так долго?
Девчонка неохотно поднялась и, виляя узкими бедрами, похиляла внутрь кафе.
Еще минута прошла в ожидании.
И вдруг - получи, Знахарь, подарочек!
Девчонка выскочила на улицу с безумными глазами:
- Там… там… там Катька убитая лежит!
- Что? - заорал я, - какая Катька?
- Подруга моя! - истошно закричала девушка, садясь прямо на асфальт и содрогаясь в рыданиях.
Я ринулся вниз.
У раскрытой двери туалета стояла толпа.
Я растолкал, раскидал зевак.
На кафельном полу в неестественной позе лежала симпатичная.
Я опустился рядом на колени, положил пальцы на шею, где артерия… Пульса не было. И тут я увидал гильзу.
Гильзу калибра девять миллиметров, что валялась на полу, под умывальником. И теперь, оглядев недвижное девчоночье тело, я заметил и дырочку, из которой крови натекло совсем чуть-чуть. А почему чуть-чуть? Да потому, что сердце мгновенно остановилось, и уже не качало кровь по венам, когда девчонка на пол туалета упала. Это я как врач на автомате про себя отметил. Так что стрелок, видать, профи был.
На улице завыла сирена. Менты ихние подъехали…
Надо бы мне ноги делать, да поздно уже. А где теперь Настю искать? Она-то куда делась? И взгляд мой вперся в широко раскрытое окно, что было под потолком туалета. Точно. Ее вытолкали туда.
А эту, как ненужную свидетельницу, замочили.
В ментовской я сразу занял верную позицию.
Мол, подцепил я проститутку прямо на вокзале. И знать ее не знаю, и познакомился с ней только утром, когда с поезда сошел.
Меня и шофер "мерседеса" потому с ней видел, что я ее снял, выйдя с поезда. И коридорная меня с ней видела - это правильно! И двадцать баксов я этой коридорной давал - тоже верно. За то, что мне с проституткой разрешат в номере отдохнуть.
Да, у меня с этой проституткой в номере была половая связь. А зачем же еще проститутку снимают? А, начальник?
А потом мы с проституткой поехали сюда в кафе…
А почему свидетельница говорит, что я просил проститутку в туалет провожать, что, мол, не местная, так я про то сам не знаю, мне так проститутка про себя сказала, что, мол, не местная…
Три раза я всю эту бодягу ментам рассказал, потом еще протокол допроса свидетеля в двух местах подписал…
И меня отпустили. А на улице - далеко за полночь.
Поэтому меня так легко и отпустили…
Но я-то не мент!
Мне не протокол нужен и не справка о проценте раскрываемости.
Мне Настя живая нужна.
И кольцо, без которого рушатся все мои планы на окончательный и полный расчет с Арцыбашевым.
Без кольца я - никто. Без кольца - я полный ноль. Значит, и похитили ее те, кому нужно кольцо. Только вот вопрос - как они нас выследили? Неужели колечко таким приметным оказалось?
Я шагал пешком по проспекту Независимости, шагал к гостинице и разговаривал сам с собой. Я и не заметил, как сбоку поравнялась со мной машина и как из открывшейся задней двери ко мне обратился какой-то нацмен:
- Чего такой уважаемый человек пешком ходит? Ты садись с нами - подвезем…
Я огрызнулся:
- Проезжай-проезжай, на голубизну не снимаюсь!
- А ты к невесте своей на свидание разве не хочешь? - спросил нацмен.
Я встал как вкопанный.
- Вы кто? Что вам надо?
- Садись, проедем недалеко, там скажем…
И я сел. А что еще оставалось?
Найдя нужную страницу, она еще раз бросила взгляд на спутницу этого Затонского Василия Семеновича и вдруг увидела на ее руке странное кольцо. Тусклое золото, камушек… Вроде бы обычное кольцо, но… Несколько арабских букв, из которых не складывалось ни одного слова… Странно. А самое главное, в ее голове вертелось слово "кольцо". И Фатима, машинально заполняя формуляр, все пыталась вспомнить, что же ее так обеспокоило.
И, наконец, вспомнила.
Несколько дней назад, приятно проводя вечер в компании друзей одного очень влиятельного человека, она слышала часть мужского разговора. Ахмед и Сеид, находясь в соседней комнате, сурово обсуждали какое-то очень важное дело. Дело было настолько важное, что они поминутно вспоминали то Аллаха, то шайтана, и было ясно, что они говорят о каком-то кольце с надписью и кольцо это представляет собой немалую ценность.
И еще они говорили о том, что тот, у кого оно сейчас, умрет страшной смертью, а тот, к кому оно должно попасть, осыплет человека, доставившего ему кольцо, неслыханными милостями. И когда Фатима, закончив с формальностями, протянула паспорт и ключи Затонскому, она уже знала, что будет делать в следующую минуту.
Многозначительно улыбаясь, она пожелала парочке приятно провести время и, пока они шли к лифту, не отрываясь, смотрела в широкую спину Затонского, испытывая при этом некоторое приятное томление между ног.
А когда за постояльцами закрылась дверь лифта и он отправился на нужный этаж, Фатима оглядела вестибюль и, сочтя, что ее никто не услышит, сняла телефонную трубку. Через несколько секунд она заговорила по-таджикски:
- Ахмед, котик, это я. Конечно, обязательно. Разве я могу тебя забыть! Сегодня же вечером. Ахмед, я вообще-то звоню по делу. К нам вселились двое русских…
***
Обычный для недорогого отеля номерок - малюсенькая прихожая, туалет, ванная комната с небольшой сидячей емкостью голубого цвета, спальня - она же и гостиная с широкой кроватью, тумбочкой, письменным столом, маленьким холодильником и цветным телевизором "Самсунг", и даже с телефонным аппаратом на тумбочке у изголовья.
Едва мы ввалились и огляделись, как на кровати я увидал папку…
Обычную прозрачную полиэтиленовую папку для бумаг. А в ней - то ли журнальчик, то ли газета…
Словно забыл кто-то из предыдущих жильцов.
Но такого не могло быть, потому как номер сиял стерильной чистотой недавней уборки. Версия того, что папку забыл предыдущий жилец - явно отпадала, а значит, папка предназначалась мне.
Не решаясь пока трогать папку, я первым делом бросился в душ и уже через пятнадцать минут чувствовал себя снова чистым и готовым к употреблению.
Потом я отвел Настю в ванную, показал ей, как включается и выключается вода, как работает душ, сколько лить в воду шампуня, показал ей банное полотенце, заботливо развешанное здесь же… И бросил ей найденный в шкафу белоснежный махровый халат.
- Мойся! - сказал я, грозно нахмурив брови. - Учись жить цивилизованно!
- Хорошо, буду учиться, - покорно ответила Настя, выталкивая меня из ванной, - иди-иди, сама справлюсь.
Я прилег на кровать и вынул из папки журнальчик.
Это был какой-то военно-политический сборник статей по региональной политике под общим названием "Проблемы Средней Азии".
Я раскрыл его на той странице, где была закладка.
Статья, обведенная фломастером, называлась "Кто контролирует Афганский наркотрафик".
Статья была большая - на два разворота журнала - и сопровождалась несколькими фотоснимками. На одном снимке был изображен серьезный таджик с длинной, до середины груди, бородой, под которой была подпись жирным курсивом:
"Полевой командир самого большого в Горном Бадахшане отряда мусульман-сепаратистов Тохтамбаш-баши. Бывший майор Советской армии. Окончил Киевское высшее военное училище. Принимал участие в действиях ограниченного контингента советских войск в ДРА. С тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года перешел на сторону сепаратистов. По данным разведки, командует отрядом из трех тысяч хорошо подготовленных бойцов. Контролирует труднопроходимый горный участок границы с Афганистаном".
Я начал читать статью.
Она была полностью посвящена описаниям художеств этого бородатого. Оказывается, он еще во время службы в Советской армии творил всякие злоупотребления, которые закончились поджогом складов и его бегством в горы, где бывший майор на деньги американских спецслужб организовал отряд, состоявший сперва из его многочисленных родственников, проживавших в Кулябе и Нуреке. Потом, по мере того как отряд Тохтамбаш-баши захватил контроль над наркотрафиком афганского героина и сам баши сильно разбогател, к ним стали присоединяться мусульмане-сепаратисты со всего Горного Бадахшана - из Ванча, Хорога, Гаржа и Джиргаталя…
Я обратил внимание на то, что название населенного пункта Куляб было выделено красным фломастером…
Почему?
Да ясно - почему! Тохтамбаш-баши надо искать там.
Студень там. И к бабке не ходи!
В папке, кроме журнала со статьей про Тохтамбаш-баши, был конверт, а в нем - десять сотенных зеленых бумажек с президентом Франклином.
Так что, ясное дело - надо в "Низами" спешить.
Заждались нас там.
Вопрос только - кто?
Но на то и моя проклятая полная приключений жизнь, чтобы все время находить в ней какие-то новые неожиданные, как сказал бы Миша Горбачев - судьбоносные, повороты.
Настя вышла из ванной и стояла в белоснежном махровом халате вся такая намытая, раскрасневшаяся…
Стояла и улыбалась.
- Чего улыбаешься? - спросил я.
- А то, что я учусь жить ци-ви-ли-зо-ван-но… - улыбка ее стала еще хитрее.
- Как это? - спросил я не врубаясь, потому как голова была забита Тохтамбаш-баши и Студнем с Арцыбашевым.
- А вот так… - гордо сказала Настя, бесстыдно распахнув вдруг халат и продемонстрировав свои гладко выбритые подмышки, - я в поезде у этого чудика, что на верхней полке ехал, журнал нашла. Нехороший такой, стыдный.
Настя захихикала, потупив взор.
- Там девушки ну совсем голые. И я гляжу - у них волосы тут и тут… - она еще больше зарделась и совсем было засмущалась, - в общем, я сама все поняла, что волосы тут и тут только мешают… Ну и нашла здесь эти бритвы… И решила вот…
- Да? - я прямо обалдел.
Она подглядела у нашего соседа по купе порнографический журнал, потом нашла на зеркале в ванной разовые станки "Жиллетт" и сама все сообразила… Вот умничка какая! Какими темпами да в цивилизацию!
- Только вот колется теперь, - сказала она жалостливо, так и держа халат распахнутым.
Я смотрел на то, что было передо мной, и не мог отвести глаз.
Мне приходилось видеть много женщин, которые расстилались передо мной в самых разнообразных позах, но ни одна из них не производила на меня такого впечатления, как эта таежная дикарка.
Все женщины, которых я знал до сих пор, были порочны. Они были порочны не в том смысле, что не были девственницами, а просто в той или иной мере осознавали свои прелести как товар. Настя же, открыв передо мной свое тело, светилась радостью оттого, что я вижу его.
Конечно же, она знала, что красива. Я смотрел на нее, а она показывала мне себя. Она знала, что хороша, и видела, что мне приятно на нее смотреть. И эта связь взаимных осознаний начинала пьянить и возбуждать.
Думаю, что это было написано у меня на лице достаточно отчетливо. Во всяком случае Настя порозовела и, пошевелив плечами, сбросила халат. Он соскользнул вниз и улегся на пол у ее ног пухлой махровой кучей.
Ее нельзя было бы назвать худой. Она была узкой и гибкой. Ее грудь была маленькой, как у пятнадцатилетней купальщицы. Плечи были развернуты и прямы, а линия узких бедер - плавна и изящна. Кто бы мог подумать, что в клане диких чалдонов может зародиться такое сокровище, подумал я, чувствуя, что, повинуясь могучему закону природы, начинаю возбуждаться все больше и больше.
Ее лобок был гладко выбрит и выглядел невинно, как чело младенца.
Я медленно поднял глаза и увидел, что ее взгляд прикован к чему-то, а на щеки всходит румянец. Ее губы приоткрылись, а глаза потемнели. Я посмотрел туда же, куда и она, и все понял.
Просматривая журнал с публикацией про Тохтамбашева, я развалился на диване, и на мне был такой же халат, как сейчас на Насте. И теперь, когда я возбудился, мой член, значительно увеличившийся в размерах, вылез из-под халата, демонстрируя собой готовность заняться его любимым делом. Честно говоря, это дело и для меня было одним из любимых.
Я снова посмотрел на Настю и поразился тому, как изменилось ее лицо.
Она смотрела на мой выросший член, и в ее глазах появилась страсть. Не отрываясь от гипнотизировавшего ее зрелища, она медленно опустилась рядом со мной на колени и прошептала:
- Какой… я не знала…
Она медленно протянула руку и так же медленно охватила его тонкими пальцами. От этого он подскочил, как на пружинке, и стал совсем твердым. Когда Настя сомкнула пальцы на горячем пульсирующем члене, по ее телу прошла судорога и она закрыла глаза. Она часто задышала и, едва касаясь, повела теплой ладонью вдоль такой желанной для нее сейчас игрушки.
- Какой он… - повторила она, - я никогда еще не видела… он красивый…
И она мягко сжала пальцы. Почувствовав, что толстый и твердый член полон силой, предназначенной для нее, она сжала пальцы сильнее и, ощутив толчки наполнившей член крови, издала тихий и нежный стон.
Она была в гипнозе незнакомого и пьянящего чувства, и я почувствовал, что сам заражаюсь ее возбуждением и что наше общее желание начинает подниматься волнами и накрывать нас с головой.
Я распахнул халат, и Настя придвинулась ближе.
Нагнувшись к моему паху, она бережно взяла член обеими руками и подняла на меня глаза. В них был восторг.
- Костушка, любимый, - прошептала она, - это для меня?
Я почувствовал, что меня накрывает ощущение, прежде незнакомое, и едва нашел силы, чтобы ответить:
- Да, Настенька, он для тебя. Возьми его. Делай с ним все, что хочешь.
И я увидел в ее глазах, что она действительно хочет делать с ним очень многое. И не отпускать его очень долго.
Наверное, любая неопытная женщина, начиная сексуальную жизнь, все-таки не ошибается и на уровне подсознания знает, что делать в постели и что для чего предназначено.
Взяв член обеими руками, Настя начала медленно водить ими вверх и вниз. Она как бы знакомилась с тем, как действует эта штуковина, которую раньше она видела только случайно и то - в безразличном висячем состоянии. Ее движения становились все увереннее прямо на глазах. Видимо, миллиарды женщин проснулись сейчас в ней и направляли ее действия.
Она задышала глубоко и неровно и, двигая руками вдоль напрягшегося члена, наклонялась все ниже. Наконец ее горячие губы коснулись его и тут она, сильно сжав член в руках, откинулась, подняв лицо к потолку. Ее тело сотрясла судорога, и она тоненько застонала.
Она испытала оргазм. Свой первый настоящий оргазм, в первый раз в жизни держа в руках настоящий возбужденный мужской член. Я сам чуть не кончил, когда увидел, как это произошло с ней. Наконец ее тело расслабилось, и она, опустив голову, посмотрела мне в глаза.
- Костушка, миленький, я чуть не умерла, - слабым голосом сообщила она и улыбнулась.
Как хорошо, подумал я, что мой член, хоть и не великий, но и не маленький, и что его хватает на то, чтобы держать двумя руками.
А ее рука тем временем продолжила свое ласковое движение вверх-вниз.
Другой рукой она нежно подхватила снизу мою мошонку и, нащупав в ней две приятных плотных округлости, снова обрадовалась и стала бережно изучать их.
Я, с трудом собирая мысли в кучку, подумал о том, какие фантастические переживания она испытывает сейчас… Ведь прямо на моих глазах перед ней открылась дверь, ранее запертая на замок ее чистоты и целомудрия.
И то, что она делала, не имело ничего общего с первым сексуальным опытом обычной городской шлюшки, которая давно уже лазит по штанам своих приятелей, а порнуха просто надоела.
Настя уже вполне освоила мой член, и ее руки гипнотизирующе скользили по нему, ненадолго убегая в сторону. Я увидел, как в ней начинает подниматься волна нового оргазма, и, откинув голову на диванную подушку, закрыл глаза.
В нижней части моего тела происходили какие-то волшебные действия.
Откуда она может знать все это?
В Настиных ласках не было и тени профессиональной уверенности многоопытной женщины, но то, что она делала, было для меня совсем новым, и будто цветная и сияющая страна открывалась передо мной…
Наверное, подумал я, это ее любовь…
Я почувствовал, что по моему телу медленно ползут горячие мурашки и начинают сходиться туда, где священнодействовали руки Насти. Мои уши загорелись, а по ногам от икр к бедрам стала подниматься сладкая судорога.
Настя почувствовала, что со мной происходит что-то важное и приятное и замедлила движения. Она как будто знала, что спешить не следует и что нужно продлить падение в мягкую одурманивающую пропасть.
Ее руки остановились, и через секунду я почувствовал, как мой возбужденный до крайней степени член обожгло ее горячее дыхание. А потом…
Время остановилось и вокруг меня завертелись разноцветные пятна.
Я умер и через некоторое время воскрес снова.
Я лежал на спине, раскинув руки и ноги, и бездумно глядел в потолок.
На губах сама собой то приходила, то уходила улыбка.
Настя вышла из ванной, вытирая полотенцем мокрый рот.
Капли воды блестели на ее груди и гладком животе с маленьким пупком.
- Костушка, - сказала она и, сделав фантастическое движение бедрами, присела рядом со мной, - а оно не ядовитое?
Тут меня пробрало.
Я начал ржать, как взбесившийся ишак. Когда я успокоился, то, взглянув на Настю, увидел, что она хмурится.
- Ну что ты, милая, - сказал я, улыбаясь, - нет, конечно. А если бы было ядовитое, то все женщины уже давно бы умерли.
Настя просветлела и, запрыгнув на диван, оседлала мои вытянутые ноги.
Обратив свое внимание на мой временно увядший и маленький член, она протянула руку и стала вертеть его указательным пальцем по часовой стрелке.
Он безвольно перекатывался по моему животу, и мне было щекотно.
- А когда он снова станет большим? - игриво спросила Настя и тут же, только от одного ее тона, он немножко увеличился.
Она взяла его двумя пальцами за кожу и приподняла.
Потом отпустила, и он с легким шлепком упал обратно.
Откинувшись, она залилась светлым смехом, и я, не выдержав, тоже захихикал. От толчков пресса член стал вздрагивать и увеличиваться в такт моему хихиканью, и, увидев это, Настя приятно удивилась. Она стала помогать ему, и не прошло и минуты, как он снова стоял, словно горячий Кировский мост.
Тогда она поднялась на колени и стала маленькими движениями передвигаться вперед, ближе ко мне, без улыбки глядя мне в глаза.
И когда Настино лоно оказалось над моим членом, пристально следящим за приближающимся блаженством, она нежно взяла его в руку и стала медленно опускать бедра. От первого горячего прикосновения по ее телу снова прошла судорога, она задержалась на секунду, потом закрыла глаза и с протяжным стонущим выдохом плотно села на меня верхом.
Настя вошла в рай, и его ворота со звоном захлопнулись за ней.
А вокруг меня завертелись горячие вихри, и в мире не осталось ничего, кроме меня и Насти. Мы улетели. Прошу не беспокоить.
***
Зазвонил телефон.
Я протянул слабую руку и снял трубку. Сладкий голосок прочирикал:
- Посетите кафе "Низами", посетите кафе "Низами", посетите кафе "Низами"…
И гудки.
За последние два месяца своей несчастной жизни я понял одно - теперь у меня не бывает ничего случайного. Значит, и эта идиотская телефонная реклама кафе "Низами" - тоже какая-то штука с подвохом, как и папочка с информацией про Тохтамбаш-баши, как и Наташенька в Питере на дороге со своим долбаным велосипедом.
Ничего в моей жизни случайного теперь не случается, да простит меня Александр Сергеевич за такое.
А раз так, то в этом кафе для меня тоже что-то такое есть.
Или кто-то важный для нашего с Арцыбашевым дела там будет.
Может, Студень?
А может, и Студень!
Но чтобы понять вкус пудинга - его надо отведать. Так англичане говорят. А это значит, что нам с Настей необходимо двигать в кафе "Низами".
А почему обязательно с Настей?
Я задумался…
- О чем думаешь, милый? - Настя положила ладони на мою дурную голову, и я почувствовал, как из ее рук в меня что-то входит. Теплое и хорошее. Наверное, это была ее любовь.
- Надо идти, Настя, - сказал я, едва найдя в себе силы отвести ее нежные руки, - собирайся.
Я сунул доллары в задний карман джинсов, надел рубашку, причесался - вот и готов…
А Настя - она ведь женщина.
Заперлась в ванной, готовится к своему первому выходу в свет.
- Ну скоро ты?
Наконец мы вышли.
Поймали такси.
Водила тоже в тюбетейке, как и тот, что нас с вокзала вез. Только теперь не на "мерсе", а на "Волжанке" простой, на бывшей нашей советской "Волжанке" и, следовательно, без кондиционера.
Правда, дело уже к ночи, и солнце давно уже закатилось за горы, но все равно - парило, как в сауне. Градусов двадцать семь, как минимум.
- В кафе "Низами", - бросил я шоферу, снова усаживаясь с Настей на заднее сиденье.
- Вах, какой хароший кафе, - причмокнул шофер и дал газу.
Ночной Душанбе производил самое приятное впечатление. Обилие машин, обилие молодежи на улицах. И реклама, реклама, реклама…
И везде рядом с "Кока-колой" и пивом "Хейникен" - портрет вечно любимого вождя.
Кафе "Низами" находилось в подвальчике на углу главной широченной улицы и красивого пешеходного бульвара, носившего имя великого классика поэзии Востока. На улице - пластмассовые столики, пластмассовые стулья, а на них - местная золотая молодежь, чьи папы хорошо ухватили после перестройки - кто республиканский хлопок, кто фруктовые плантации, кто ковровое производство… а кто и тропу, по которой из Афгана шел героин…
Мы с Настей сперва спустились по ступенькам вниз, вошли…
Восточная музыка в модном диско-ритме. Дым пластами. И явный запах тлеющей в папиросках конопли…
Девушек почти нет.
Даже совсем нет.
За столиками сидят только молодые парни.
Сидят, потягивают кофе, покуривают.
Ясное дело - какой табачок покуривают - мой нос фиг обманешь!
Я потянул Настю за локоть - пойдем наверх, наверное, у них здесь так принято - женщины в одном месте, мужчины - в другом.
С самого краю у мощеного красным кирпичом тротуара оказался незанятый столик. Мы присели, и я огляделся по сторонам.
Да, здесь были компании и с девушками. Причем даже и с русскими девушками. Модные ребята, наверное, из местного университета, может, и мои коллеги с медицинского?
Подошел официант.
- Два кофе и пачку "Мальборо", - сказал я.
- А я сикать хочу, - вдруг, быстро наклонившись ко мне, сказала Настя.
- Ну а что ты в гостинице думала? - раздраженно прошипел я, - в этом кафе там внизу одни мужики, я не знаю, и есть ли у них женский туалет-то?
- Я оч-чень хочу, просто умираю, - прошептала Настя.
- Сиди пока здесь, - сказал я и, поднявшись, подошел к столику, за которым сидели две вполне русские девчонки с одним восточного вида пацаном и потягивали из высоких стаканов колу со льдом.
- Извините, - обратился я к той, что была посимпатичнее, - извините, ради бога, мы первый день в Душанбе и вообще - первый день на Востоке. Мы из Питера, только вот утром приехали и, понимаете, обычаев ваших местных не знаем, в общем, не поможете ли вы моей даме, не проводите ли ее в туалет? С меня - шампанское!
Девчонки переглянулись и тихонько захихикали.
- Да, конечно, - уже поднимаясь, сказала симпатичная.
- А ты, парень, шампанское прикажи нам пока принести, - с вызовом сказала ее подруга.
Я кивнул Настюхе, мол, давай, дуй в тубзик с этой барышней, а сам преспокойно принялся разглядывать фланирующую туда-сюда местную публику, цвет, так сказать, таджикской молодежи.
А ничего!
Девчонки многие в тюбетеечках, но при этом в джинсах и модных ти-шортках и курточках. Парни, как везде и всегда - кожа, косухи, джинсы… Многие въезжают на своих "хондах" и "кавасаках" прямо на тротуар. И кабы не плоские узкоглазые лица, так и не подумал бы, что не Париж!
Беспокойство я начал ощущать уже на десятой минуте их отсутствия.
Уж и шампанское на тот стол от меня принесли, а баб все нет!
Я выкурил вторую сигарету, а их нет и нет!
Переглянулся с той - второй, с подружкой симпатичной проводницы, - не сходишь посмотреть, чего они там так долго?
Девчонка неохотно поднялась и, виляя узкими бедрами, похиляла внутрь кафе.
Еще минута прошла в ожидании.
И вдруг - получи, Знахарь, подарочек!
Девчонка выскочила на улицу с безумными глазами:
- Там… там… там Катька убитая лежит!
- Что? - заорал я, - какая Катька?
- Подруга моя! - истошно закричала девушка, садясь прямо на асфальт и содрогаясь в рыданиях.
Я ринулся вниз.
У раскрытой двери туалета стояла толпа.
Я растолкал, раскидал зевак.
На кафельном полу в неестественной позе лежала симпатичная.
Я опустился рядом на колени, положил пальцы на шею, где артерия… Пульса не было. И тут я увидал гильзу.
Гильзу калибра девять миллиметров, что валялась на полу, под умывальником. И теперь, оглядев недвижное девчоночье тело, я заметил и дырочку, из которой крови натекло совсем чуть-чуть. А почему чуть-чуть? Да потому, что сердце мгновенно остановилось, и уже не качало кровь по венам, когда девчонка на пол туалета упала. Это я как врач на автомате про себя отметил. Так что стрелок, видать, профи был.
На улице завыла сирена. Менты ихние подъехали…
Надо бы мне ноги делать, да поздно уже. А где теперь Настю искать? Она-то куда делась? И взгляд мой вперся в широко раскрытое окно, что было под потолком туалета. Точно. Ее вытолкали туда.
А эту, как ненужную свидетельницу, замочили.
В ментовской я сразу занял верную позицию.
Мол, подцепил я проститутку прямо на вокзале. И знать ее не знаю, и познакомился с ней только утром, когда с поезда сошел.
Меня и шофер "мерседеса" потому с ней видел, что я ее снял, выйдя с поезда. И коридорная меня с ней видела - это правильно! И двадцать баксов я этой коридорной давал - тоже верно. За то, что мне с проституткой разрешат в номере отдохнуть.
Да, у меня с этой проституткой в номере была половая связь. А зачем же еще проститутку снимают? А, начальник?
А потом мы с проституткой поехали сюда в кафе…
А почему свидетельница говорит, что я просил проститутку в туалет провожать, что, мол, не местная, так я про то сам не знаю, мне так проститутка про себя сказала, что, мол, не местная…
Три раза я всю эту бодягу ментам рассказал, потом еще протокол допроса свидетеля в двух местах подписал…
И меня отпустили. А на улице - далеко за полночь.
Менты, к счастью, подумали, что Настя - залетная шлюха. Гастролерка неорганизованная, которая приехала в Душанбе бабок подзаработать. И еще, наверное, подумали, что Настю сутенеры утащили на разборку или конкурирующие проститутки ее отследили в гостинице, мол, не лезь в наши владения!
А на душе - полная пустота.
Куда Настю уволокли?
И главное - зачем?
И кто?
Поэтому меня так легко и отпустили…
Но я-то не мент!
Мне не протокол нужен и не справка о проценте раскрываемости.
Мне Настя живая нужна.
И кольцо, без которого рушатся все мои планы на окончательный и полный расчет с Арцыбашевым.
Без кольца я - никто. Без кольца - я полный ноль. Значит, и похитили ее те, кому нужно кольцо. Только вот вопрос - как они нас выследили? Неужели колечко таким приметным оказалось?
Я шагал пешком по проспекту Независимости, шагал к гостинице и разговаривал сам с собой. Я и не заметил, как сбоку поравнялась со мной машина и как из открывшейся задней двери ко мне обратился какой-то нацмен:
- Чего такой уважаемый человек пешком ходит? Ты садись с нами - подвезем…
Я огрызнулся:
- Проезжай-проезжай, на голубизну не снимаюсь!
- А ты к невесте своей на свидание разве не хочешь? - спросил нацмен.
Я встал как вкопанный.
- Вы кто? Что вам надо?
- Садись, проедем недалеко, там скажем…
И я сел. А что еще оставалось?
Английский джип "лендровер". Хорошая машина. Один здоровяк за рулем. Еще один - на переднем сиденье рядом с водилой. Третий мужик, с которым я разговаривал, - позади водилы. И все со стволами - это и невооруженным глазом видно.
А ехать и правда было недалеко. Тот, что сзади сидел, надел мне на глаза повязку. А тот, что спереди, все стволом в грудь тыкал, чтоб я не дергался. Крутились по городу совсем недолго. Меня вывели под руки и, не снимая с лица повязки, отвели по ступенькам куда-то вниз. Потом толкнули на диван.
- Сиди!
Сижу…
А ехать и правда было недалеко. Тот, что сзади сидел, надел мне на глаза повязку. А тот, что спереди, все стволом в грудь тыкал, чтоб я не дергался. Крутились по городу совсем недолго. Меня вывели под руки и, не снимая с лица повязки, отвели по ступенькам куда-то вниз. Потом толкнули на диван.
- Сиди!
Сижу…