- Что за человек? - Андрей между делом снова посмотрел в окно. Настя, нагулявшись по двору, уже шла к дому. - Верить ему можно?
   - Надежный человек, - ответил Лопатин.
   - Из блатных?
   - Упаси боже! Все блатные с Ферганой связаны. Этого нам еще не хватало.
   - Тогда кто?
   - Все пучком. Хороший человек. Большой мент из паспортно-визовой службы.
   - Да ты чего, братан, охренел совсем?! - возмутился Таганка. - Запомни раз и навсегда: хороший мент - мертвый мент!
   - Да брось ты! Не дрейфь. Мне его наши пацаны рекомендовали. Он же сто раз купленный.
   - Отвечаешь?
   - Отвечаю, - серьезно произнес Лопатин. А его слово многое для Таганки значило. - Только вот деньги нужны.
   - Ну, денег у нас - вагон. - Андрей позволил себе усмехнуться и мельком взглянул на инкассаторские мешки, набитые до отказа.
   - Слушай, давай хоть одним глазком посмотрим на них, а? - попросил Лопатин. - Это ж, блин, целое состояние!
   - Да, бригадир, посмотреть страсть как охота! - тут же подскочил, живо заинтересовавшись, Женька Усольцев.
   - Да фиг ли на них смотреть, пацаны! Баксы как баксы, - стараясь казаться безразличным, ответил Таганцев. Но по всему было видно, что ему и самому не терпелось открыть хотя бы один мешок. Ну хоть маленькую щелочку в нем проделать, чтобы взглянуть на богатство, которым они теперь владели.
   - Да что тебе, жалко, что ли? - заныл Усоль-цев. Он сейчас очень был похож на маленького мальчика, которому строгие родители не дают любимую игрушку.
   - Ладно, - согласился Таганка. - Открывай один.
   - Какой? - Женька мигом подскочил к мешкам.
   - Да хоть вон тот, что с самого края. - Андрей ткнул пальцев в первый попавшийся.
   Сломав сургучную печать, Женька ухватился за петлю тонкого металлического троса, опоясывающего замковый механизм. С силой потянул за нее, разблокировав контргайку. Потянул за края брезентового мешка.
   - Слышь, Таганка! - повернулся к Андрею растерянно. - Он не открывается!
   - Чучело! - насмешливо воскликнул Лопатин. - Замок открой! Язычок вытащи!
   - Э-э-э! - смешно передразнил Усольцев Сергея, высунув свой язык.
   Но с замком, в конце концов, справился. Инкассаторский мешок открылся. А Женька вдруг остолбенел.
   - Ну, чего ты, пацан? - обратился к нему Лопатин. - Обалдел от миллионов? Очнись!
   - Братва… - Усольцев безумными глазами посмотрел на товарищей. - Тут денег нет… Бумаги какие-то…
   - Да ладно трындеть! - засмеялся Кнут. - Ты нас чего - как лохов разводишь?
   - Нету баксов, пацаны… - достаточно серьезно повторил Усольцев.
   Настолько серьезно, что и Таганцев и Лопатин тут же оказались у мешков.
   - Не понял, блин… - произнес Андрей, распарывая объемный мешок ножом. - Это что такое? Хрень, в натуре…
   В толстых полиэтиленовых упаковках, герметично запаянных по банковскому образцу, находились какие-то документы. На белых листках бумаги формата «А4» был напечатан какой-то текст, значились какие-то цифры, красовались неизвестные никому графики и таблицы. Ни содержания, ни, естественно, сути обнаруженных документов Андрей Таганцев разобрать сейчас не мог. Перед глазами прыгали синие зайцы, а к горлу подкатился тошнотворный ком.
   - Андрюха! - откуда-то издалека долетел до него голос Сергея Лопатина. - Читай, что здесь написано!
   - Сам читай, - как зомби, ответил ему Таганцев.
   На одной из толстых пачек запечатанных в целлофан документов жирным шрифтом было написано: «Президиум Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза».
   - Очнись ты! - Лопатин потряс Таганку за плечи.
   - Открывай другой мешок! - приказал Андрей, протягивая братку нож.
   И во второй упаковке денег не нашлось. Зато в шапке самого верхнего, титульного листа было жирно пропечатано: «Комитет Государственной Безопасности при Совете Министров СССР».
   - Слушай, Кнут, - Таганка мутными глазами взглянул на подельника. - У меня что, крыша съехала, или мы за эту макулатуру задницы себе рвали?
   Схватив нож в руки, Андрей сам разрезал брезент на третьем мешке.
   «Министерство Обороны СССР» - было написано на вскрытых документах.
   - Знаешь, что я думаю? - медленно проговорил Лопатин. - Если бы в этих мешках оказались доллары и нас бы менты с этими долларами поймали, нам бы всем очень повезло. А теперь за такие бумаги с нас живых госбезопасность шкуры будет сдирать. Помяни мое слово. Помоги нам, Господи! - натурально взмолился Лопатин и поднял глаза в потолок.
   - Помогу! - неожиданно раздался резкий голос Насти.
   Все обернулись. Провозившись с мешками, они не заметили, как женщина вошла в дом. Теперь она стояла на пороге, держа в боевом положении автомат Калашникова. Таганка успел заметить, что флажок предохранителя опущен до упора вниз. Значит, собралась стрелять.
   - Настя! - невольно вырвалось у него.
   - Не двигаться! - стальным голосом приказала она, коротко поведя стволом. - И успокойтесь: денег в мешках действительно нет.
   - Так, значит, ты все знала? - ошарашенно спросил Таганцев.
   - Конечно, знала, - бесстрастно ответила она. - Спасибо тебе, Таганцев. Ты помог мне отыскать пропавший архив.
   - Архив? - Андрей до сих пор не мог поверить в происходящее.
   - Архив, - подтвердила Настя. - Неужели ты думал, что тебя просто так все это время держали в живых? Нет, Андрюша. Мы точно просчитали, что рано или поздно ты захочешь добраться до Зятьева. А уж он-то непременно приведет нас к этим мешкам. Пускать за тобой или Зятьевым тупую слежку - мертвый номер. Чужие люди рядом с вами могли провалиться. Нужен был человек, которому ты безраздельно доверяешь. Как видишь, этот человек нашелся…
   - А деньги? - оклемавшись от первоначального шока, спросил Лопатин.
   - Какие деньги? - усмехнулась Настя. - Десять миллионов? Пятьдесят? Или сто? Нет, мальчики, никакие вонючие доллары этого архива не стоят.
   - Выходит, ты… меня… - Таганка еле ворочал языком.
   - Обманула, Андрюша, обманула. - Спокойно проговорила Настя. - Но, извини, я на службе. И довольно слюни распускать. А теперь, все - на пол.
   - Но Настя! - Таганка сделал шаг вперед.
   - На пол!!! - она крикнула так, что в оконной раме стекла задребезжали.
   Нет, они все-таки задребезжали от длинной автоматной очереди, которую Настя выпустила в бревенчатый потолок.
   Под грохот автоматных выстрелов все трое братков упали лицами вниз. Сверху на них обильно посыпалась древесная труха. Наверное, домик был достаточно старый, если бревна так прогнили.
   Очень скоро Таганцев, Лопатин и Усольцев были рассажены по противоположным углам избы с завязанными накрепко руками.
   - Какой же я дурак! - проговорил Андрей и закрыл глаза.
   Львиная доля правды в его словах была. Потому что в этот момент, вместо того чтобы думать, как выкрутиться, он отключился от окружающей действительности и унесся в воспоминаниях на много лет назад.
   Будто наяву, виделась ему первая «случайная» встреча с милой девушкой Настей…
   …Вызывающе черный, ослепительно сияющий на ярком солнце, джип «гранд чероки», прозванный в бандитском народе «большим индейцем», мчался по Москве, как на пожар, одним своим грозным видом заставляя других участников дорожного движения шарахаться в разные стороны.
   Таганка за рулем то и дело порывался с непривычки нажать левой ногой на сцепление и вручную переключить передачу. Вместо сцепления нажимал на широкую педаль тормоза. Тогда джип упрямо взбрыкивал, по-своему матерился, недовольно урча мотором, недовольно фыркал выхлопными газами.
   Проезжая по Садовому кольцу, Андрей не заметил, как перед ним резко тормознул малюсенький «опель астра». Тяжелый и агрессивный «гранд чероки» просто расплющил хлипкий багажник малыша.
   Андрей выскочил из джипа и подбежал к поврежденному автомобильчику. За рулем ни жива ни мертва сидела девушка. Она даже не посмотрела в сторону Таганцева. Пальцы ее крепко сжимали рулевое колесо, а глаза не мигая уставились в приборную панель.
   - Вы живы?! - Андрей не на шутку перепугался. - Что с вами?!
   Он открыл дверцу, аккуратно подхватил девушку на руки и вынес из салона. Впрочем, ничего страшного с ней не произошло. Был просто небольшой шок после аварии.
   - Не беспокойтесь, все в порядке, - произнесла девушка, когда немного пришла в себя. - Простите меня, я резко затормозила - меня подрезали.
   - Да нет, это я виноват! - воскликнул Таганцев. - Нужно было соблюдать дистанцию.
   Он бережно усадил девушку на скамейку возле парадного входа одного из зданий.
   - Принесите мне воды, пожалуйста, - попросила она. Андрей опрометью ринулся выполнять просьбу.
   Пока девушка пила маленькими глотками минеральную воду, принесенную Таганцевым, он внимательно рассматривал ее.
   Она была хороша. Длинные светлые волосы легким шелком ниспадали до самой поясницы, бархатная кожа отливала бронзой загара. Большие серые глаза обрамляли пушистые длинные ресницы, а под тонкой летней блузкой взволнованно вздымалась грудь.
   «Я ее люблю больше жизни!» - неожиданно подумал Андрей.
   - Что вы меня так рассматриваете? - она немного смутилась, поймав нескромные взгляды Таганцева. Боже мой! Как она была чиста и невинна!
   - Давайте познакомимся, - в ответ произнес он. - Меня зовут Андрей.
   - Настя, - она мило улыбнулась и протянула ему свою изящную хрупкую ладонь…
   - Какой же я бесповоротный дурак!!! - снова произнес Таганка, открывая глаза и видя перед собой Настино лицо.
   Лопатин и Усольцев по-прежнему сидели в своих углах, потупив взгляды.
   - Пойми, - негромко проговорила Настя, прямо глядя на него. - Я не могла поступить иначе. Ты - бандит. Я - офицер.
   - Ты - сука, - сказал Таганка то, что думал, и отвернулся.

Глава 2

ЛЕГАВЫЙ ВОЛКА НЕ ВОЗЬМЕТ
   С ментами, как всегда, не по пути.
   И пацанам приходится нередко,
   Кривя душою, - Господи, прости! -
   Играть с удачей в русскую рулетку.
   «Слава великому советскому народу - строителю коммунизма! - громогласно неслось из динамиков громкоговорителей, развешанных по всей территории жилой зоны исправительно-трудовой колонии. - Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза - вдохновитель и организатор всех наших побед!»
    Союз нерушимый республик свободных
    Сплотила навеки великая Русь!
    Да здравствует созданный волей народов
    Единый, могучий Советский Союз!
   - грянул гимн в исполнении Государственного академического ансамбля песни и пляски имени Александрова. Да так громко, что в отрядных бараках задрожали хлипкие оконные стекла.
   Зэки, судьбой-злодейкой заброшенные на Колыму, как и все советские граждане, отмечали очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. И подошли к организации этого знаменательного события с особым рвением и тщательностью, наверное, потому, что гражданамиэту категорию «заколюченных» людей называли гораздо чаще, чем тех, кто всю свою жизнь проводил, проводит или проведет на свободе.
   Повсюду в колонии были развешаны красные полотнища-плакаты с надписями: «Вся власть - Советам!», «Партия - наш рулевой!» или «Народ и партия - едины!».
   - Ну как? - Заместитель начальника исправительно-трудовой колонии по политической части капитан внутренней службы Закиваев отошел чуть в сторону от сцены в зрительном зале клуба и довольно взглянул на плакат, прикрепленный под самым потолком. - Что скажешь, Таганцев?
   Таганка равнодушно скользнул взглядом по кумачу и ровно, без эмоций, изрек:
   - Нормально.
   - Что значит «нормально»?! - искренне возмутился замполит. - Ты мне брось эти оппортунистические безразличия!
   - А чего я сказал-то? - удивился Андрей. - Революция - она же баба, так?
   - Какая баба?! - заорал замполит.
   - Ну, женского пола… то есть рода. Верно?
   - И что с того?! - Замполит подозрительно прищурился. Но опровергать тот факт, что слово «революция» женского рода, не стал.
   - А на плакате что написано? - Таганка ткнул грязным указательным пальцем в сторону кумачового холста.
   - Есть у революции начало! Нет у революции конца! - торжественно, с выражением продекламировал капитан Закиваев.
   - Ну вот! - обрадовался Таганка. - Если женского рода, то нормально! Нет конца - и быть не может!
   - Па-а-ашео-о-ол во-о-он!!! - взревел замполит, налетая на осужденного Таганцева чуть ли не с кулаками.
   Само собой, тому пришлось спешно ретироваться. Нахлобучив на бритую голову куцую зэковскую шапчонку и схватив под мышку потертый стеганый ватник, он шустро затопал кирзовыми сапогами с болтающимися широкими голенищами к выходу из клубного барака.
   - Сучонок! - крикнул ему вслед замполит и швырнул вдогонку первой попавшейся под руку книжкой.
   Книжка оказалась довольно увесистой и, шарахнув Таганку в спину, придала ему ускорение. Он пулей вылетел на улицу, буквально сбив с ног библиотекаря, прапорщика внутренней службы Семенову.
   У той из рук от неожиданности полетели во все стороны газеты и журналы.
   А замполит вдруг явственно осознал, что сделал, швырнув в зэка книгой.
   - Владимир Ильич! - воскликнул он с дрожью в голосе, кинувшись за книгой. Причем, кажется, еще быстрее, чем она только что летела, запущенная его рукой. - Простите, Владимир Ильич! Извините, Владимир Ильич!
   Подняв с полу третий том полного собрания сочинений бессмертного вождя мирового пролетариата, он бережно отер с обложки пыль и, прижав книгу к широкой своей груди, посмотрел на Таганцева с нескрываемой ненавистью.
   - Из-за таких, как ты, до сих пор коммунизм не построили!
   Никак не реагируя на его слова, Андрей помогал прапорщику Семеновой собирать журналы и газеты.
   Замполит удалился в свой кабинет. Наверное, грехи перед Лениным замаливать.
   - Вы поможете мне отнести все это в библиотеку? - с улыбкой спросила Семенова, глядя на Андрея из-под старомодных очков в круглой роговой оправе.
   Непонятно только, она случайно расстегнула три верхние пуговки на форменной рубашке под кителем - или так было задумано?
   Впрочем, Таганка не обременял себя лишними вопросами.
   - Конечно, помогу!
   Сказано - сделано.
   Уже через минуту Лидочка, а именно так звали прапорщика внутренней службы Семенову, без долгих колебаний любезно согласилась отдаться Таганке, хотя он ее об этом даже не просил.
   Бывает так, что два человека вообще ничего друг другу не говорят. Один начинает, как заговоренный, тянуться жадными губами и хвататься бесстыжими руками за что ни попадя. Другой в это время довольно грубо сдирает с первого всю возможную одежду, совершенно не думая об отодранных пуговицах и оборванных по швам рукавах.
   При этом оба почему-то часто дышат, потеют и излишне много суетятся.
   - Ах! - кричала Лидочка Таганке в самое ухо, щекоча это самое ухо мягкими, крупными и бархатистыми, как у коровы, губами, - что вы делаете такое?!
   А что он делал?! Сорвал с нее к чертовой матери форменный китель с погонами прапорщика, сдернул юбку цвета хаки…
   Елки- палки! Журнал Playboy отдыхает!
   - Это безобразие! - с придыханием возмутилась Лидочка наглости оборзевшего «зэка», покусившегося на ее девичью честь. И страстно прижала его к себе. И швырнула, не глядя, в стену надоевшие очки, которые тут же и разбились. И выдернула из зализанной прически проволочные шпильки, отчего каштановые ее волосы тяжелыми волнистыми прядями обрушились на хрупкие плечи. - Ты негодяй! - воскликнула она и, вместо того чтобы оттолкнуть от себя осужденного, сноровисто полезла к нему в ширинку.
   Библиотека, доложу я вам, уникальное место для проведения сексуальных оргий. Во-первых, тут, как правило, в несколько рядов стоят высоченные стеллажи с книгами, и можно забраться в самый дальний угол, чтобы никто из посторонних не отыскал спрятавшихся.
   Во- вторых, -великое множество томов, окружающее со всех сторон, служит прекрасной звукоизоляцией. Кричи - хоть глотку разорви! - никто тебя на входе почти не услышит.
   В- третьих, -полумрак, создающий особую, интимную обстановку.
   А в- четвертых, -с прапорщиком Лидочкой Семеновой все-таки лучше, чем с собственным мозолистым кулаком - днем в сортире или ночью под одеялом. Есть еще на зоне «петухи». Но этот контингент, как говорится, на любителя.
   Потому и страдал болезнью, известной в народе под простым и незатейливым названием «спермотоксикоз».
   Так что, как ни крути, а Лидочка в клубе ему подвернулась очень даже кстати.
   А в ширинку, дура, полезла не вовремя. Там и без ее мягкой и нежной ладошки все уже было на пределе. Шутка ли сказать! Таганка за колючей проволокой к тому времени уже год как торчал без бабы. А тут - на тебе! - явилась не запылилась. Нежданно-негаданно, как снег на голову. Да еще день какой выбрала! Годовщину Октябрьской революции весь советский народ празднует, а она тут с глупостями пристала!
   Впрочем, о революции Таганка сейчас не думал. Он вообще не был способен шевелить мозгами. В штанах бурно расшевелилось и… расплевалось. Вот зараза!
   Андрюха густо покраснел.
   - Ну что ты, глупенький… - зашептала Лидочка и принялась снимать с него брюки. - Не переживай. Всегда так бывает после долгого воздержания. Мы сейчас все поправим…
   Как она собирается все поправлять, Таганка не знал. Но Лидочка, похоже, была профессионалкой. Опустившись на колени, она обняла Андрюха снизу и присосалась так, как будто хотела все на свете ему оторвать с корнем.
   И гладила его нежно. И облизывала. И причмокивала даже.
   Таганка терпеть уже не мог. Во второй раз он бы себе позора не простил.
   Схватив Лидочку за плечи, он потянул ее вверх. Она оказалась податлива. И тут же была завалена лицом вниз на широкий стол, предназначенный для оформления газетных подшивок. Ничего местечко. Широкое, невысокое и, значит, вполне удобное.
   Лидочка широко раскрытым ртом жадно хватала воздух, не в силах больше проронить ни звука, а пальцы ее впивались в разложенные на столе газетные страницы, безжалостно комкая их и разрывая в клочья. Заголовки праздничных газет ни Таганка, ни Лидочка в это время, понятное дело, не читали. Но они оказались как нельзя в тему. «Стань полноправным членом…» (аббревиатуру «…КПСС» Лидочка как раз оборвала и скомкала). «С чувством глубокого удовлетворения». Что касается напечатанных фраз «в поте лица» и «отдай до последней капли», то здесь Таганка абсолютно соответствовал требованиям советской партийной печати.
   Он входил в Лидочку, как танк, как, наверное, отбойный молоток самого лютого стахановца входил в горную породу. А Лидочка, расположившись к нему спиной, от страсти начала уже вгрызаться в деревянную столешницу. Спина ее извивалась, матовая кожа покрылась крохотными, едва заметными капельками пота. Плотные ягодицы неустанно двигались навстречу Таганке, возбуждая в нем новое и новое желание.
   Оторвавшись от женщины на миг, он рывком развернул ее к себе и… вновь с силой протаранил, придерживая обеими руками за талию. Ноги Лидочки лежали теперь у него на плечах, а кисти рук крепко обвивали шею.
   - А-а-а!!! - громко закричала она, с головой утопая в оргазме.
   А из горла Таганки невольно вырвался звериный рев. Он буквально истекал соком, кончая, как ему казалось, целую вечность. Взрываясь сладкими судорогами, он терзал тело Лидочки сильными пальцами, впивался в нее изголодавшимися губами, оставляя на ее нежной коже красные следы засосов.
   В конце концов крики и судороги стихли.
   Истерзанная Лидочка Семенова и вконец опустошенный Андрюха Таганцев повалились на широкий газетный стол.
   Синие сатиновые трусы Андрея прикрывали газету «Правда» с передовой статьей о том, что социализм в нашей стране победил окончательно и бесповоротно.
   А дефицитные чулки Лидочки аккуратно прикрывали лысую голову вождя - гипсовый бюст Владимира Ильича Ленина, который сами же зэки и слепили накануне великого праздника победившей революции.
   - У-у-у! - завыл от удовольствия Таганка. Странно устроен человек. От удовольствия воет, от неудовольствия - тоже воет! Не угодишь.
   И, словно откликаясь, взвыла сирена. Пронзительно, частыми короткими взвизгами. В зоне поднялся переполох. По этому сигналу осужденным предписывалось сломя голову бежать к отрядному бараку, строиться в колонну по три и бодро шагать на центральный плац.
   Запрыгнув в штаны и сапоги, Таганка прихватил оставшиеся шмотки и побежал к выходу, далее одеваясь уже на ходу.
   Прапорщик внутренней службы Лидочка Семенова не спешила. Библиотекарей пока что никто не строил.
   - Эй, красавец! - окликнула она Таганцева в спину. - Будет скучно, заходи! Ляжем рядком, поговорим лобком!
   Вообще- то Лидочка в зоне слыла дамой строгой, добропорядочной и неприступной. Детишек своих любила. Их у нее было трое.
   Зэки говаривали, что дарила себя Лидочка только наезжавшему московскому начальству. И больше - никому и ни за что. Ну, иногда только - начальнику колонии с начальником оперативной части одновременно. Эти любили побаловаться в паре. А так чтоб с зэком спутаться - ни-ни!
   Когда все отряды вышли на плац, в зону из сектора администрации ИТУ ввезли «корову».
   Холмогорские или, скажем, вологодские буренки ни при чем. На Колыме, кстати, вообще крупный рогатый скот не водится. Ну, разве что Лидочкин муж…
   Одну секунду! Елы-палы!
   Таганка, стоя в строю вместе с другими заключенными, буквально окаменел.
   На середину плаца выехала телега, запряженная пепельно-серым мерином, на которой лежала так называемая «корова». Что это такое, объясним чуть позже. Потому как следом за ней въехала вторая - точно такая же - телега. А на ней лежал мертвым как раз сержант Семенов. Даже издалека было видно, что голова его прострелена, а грудь изрезана каким-то острым предметом. Все обмундирование было разорвано и обильно пропитано истекшей кровью.
   Вот такие новости к годовщине революции - цвета кумача.
   Впрочем, пора и растолковать.
   Неделю назад из колонии был совершен побег. Если зимой на Колыме побег равен самоубийству, то в летние короткие месяцы или по осени кое-кто из заключенных пытается уйти на волю.
   Бежал Ракита - Павел Ракитин, - рецидивист со стажем, сорока лет от роду, двадцать из которых провел на нарах в разных лагерях и за различные преступления.
   Ракита был безнадежно болен туберкулезом. И, когда решился на «рывок», хотел всего-навсего неделю-другую пожить перед смертью на свободе, подышать вольным воздухом. Просто так побродить по бескрайним пустыням Колымы, не слыша окриков конвойных с автоматами и остервенелого лая караульных овчарок.
   Но не бродить же на голодный желудок! Какая ж это воля без свежего мяса? Вот в качестве мяса он и взял с собой Степана Акчурина, молодого пацана, севшего на три года за квартирную кражу. Сначала замутил дураку голову уголовной романтикой, навешал на уши лапши о пьянящем воздухе свободы. А потом и поманил за собой.
   Ракитину в тайге уже на третий день жрать захотелось. И прирезал он молодого кореша не моргнув глазом. Кто из матерых волков в бега идет, тот обязательно из зоны с собой «корову» прихватит. Не подыхать же с голоду, в самом деле!
   Сержант Семенов находился как раз в составе оперативной группы, отправленной начальником колонии на поиски двух беглецов.
   Он случайно и напоролся на Ракитина в глухом распадке, когда тот, словно барана или ту самую корову, разделывал ножом труп зарезанного Акчурина. Большие куски человеческого мяса уже жарились на костре, разведенном тут же. Ракитин спешил. Ему нужно было отделить от тела только самые лучшие части - бедерные, грудные и спинные мышцы, успеть перекусить шашлычком из человечины и уходить еще дальше от ненавистной зоны. Одно огорчало - не додумался он с собою соли прихватить. А мясо без соли все-таки не такое вкусное. Хотя достаточно нежное, не то что говядина или даже свинина.
   Ошалев от увиденного, сержант Семенов и не сообразил, что нужно позвать кого-нибудь из своих на помощь. Солдаты из батальона охраны были совсем рядом - только свистни, примчатся сюда и забьют этого озверевшего урку сапогами, даже стрелять не придется.
   Однако ненависть, вспыхнувшая в груди сержанта, оказалась настолько велика, что, не совладав с силой разума, он кинулся на беглого зэка, готовый разорвать его голыми руками.
   Зря кинулся. Потому что Ракитин уже дважды сидел за убийства. И «корову» жрать ему однажды приходилось. Человеческая кровь давала немощному туберкулезнику невероятные силы.
   Увидев Семенова, когда тот уже летел на него, Ракитин просто выставил вперед нож.
   Семенов, напоровшись на лезвие, глухо захрипел и завалился на бок, упав возле тела Акчурина.
   Ракитин оседлал его сверху и еще долго, остервенело бил ножом в грудь и живот.
   Ненависть к лагерным служащим и, наверное, к людям вообще, возобладала в Ракитине над всеми другими чувствами. Он не думал сейчас даже о том, что где-то рядом прочесывают местность бойцы батальона охраны.
   Даже когда тело Семенова было все изрезано, Ракита не успокоился.
   Издавая невнятные звуки, больше похожие на звериные, он, шатаясь, поднялся на ноги. На его лице блуждала улыбка, а в руке был зажат пистолет, который он вытащил из поясной кобуры сержанта.
   - И тебя, мусор, без соли схаваю… - Довольно произнес Ракитин и с наслаждением выстрелил Семенову в голову.
   Солдаты набежали немедленно. И Ракитина взяли, обезоружив и забив до полусмерти сапогами.
   А он все это время улыбался, будто не чувствуя боли и не понимая, что эти вот солдатики за своего сержанта могут его тут же убить к чертям свинячьим.