Страница:
— И как они уживаются вместе? — кивнул Даниил на аквариум. — Я имею в виду, что по всем законам природы эти две твари должны сожрать сначала своих соседей, а потом постараться добраться и до хозяина.
— До хозяина им никогда не добраться. — Мужчина лет сорока, худощавый и низенький, сделал едва заметное движение тонкой рукой, и оба охранника, препроводившие Пляцидевского в кабинет, бесшумно исчезли за дверью. — К тому же, они сыты. Я их кормлю своими слишком болтливыми гостями.
— Я не напрашивался к вам в гости, Дмитрий Романович. — Пляцидевский смерил неприязненным взглядом того, кого никогда не встречал в жизни, но кто был знаком ему как нельзя лучше. Правда, по фотографиям. По телепрограммам. И по досье, подробным и навевающим скуку, целую гору которых пришлось перелопатить за последнее время.
Даниил удовлетворенно хмыкнул. Он не ошибся, предположив, что его похищение — происки господина Шикульского. Депутата и аквариумиста. Миллиардера и отморозка.
— А кто вам сказал, что вы гость, Даниил Александрович? — Шикульский отвернулся к аквариуму, постучал по стеклу костяшкой пальца. — Вы мой пленник.
— Ха, и сдался я вам! — усмехнулся Даниил и перевел взгляд на второго мужчину, находившегося в кабинете. Если не принимать в расчет весьма не располагающей внешности — коренастой фигуры, длинных рук и тяжелой бульдожьей физиономии, — ничего примечательного в этом скромно приткнувшемся на краешек кресла возле большого стола человеке не было. — Интересно, и чем я, ничтожный, добился столь неслыханной чести оказаться вдруг вашим пленником, Дмитрий Романович?
— Только тем, что очень хочу познакомиться с вами. Мои люди угробили кучу денег и времени на то, чтобы выяснить, кто вы такой. И представляете… ничего! — Шикульский картинно развел руками. — Пусто! Вас просто не существует! Вы можете объяснить, как такое возможно?
— Легко. Просто я не являюсь гражданином этой страны.
— Неужели вы думаете, что я в своих поисках ограничивался Россией? Здесь мне было достаточно выяснить, что паспорт, который вы предъявляли в нотариальной конторе, поддельный, а дактокарты на вас нет ни в ФСБ, ни в МВД. Через компьютер Центрального паспортного стола мы пропустили несколько ваших фотографий. Получили данные примерно на тысячу человек, кто по возрасту и по внешности походит на вас и когда-либо получал российские или советские паспорта. Не поленились, проверили всех. Никаких результатов. Никаких ваших следов нет ни только в России, но и ни в одной бывшей республике Союза. Вашей фотографии нет и в мидовской базе данных на граждан дальнего зарубежья, которым выдавалась российская виза. Остается предположить, что вы или инопланетянин, или сумели неузнаваемо перекроить внешность, или нелегально перебрались через границу. В инопланетян я не верю, в идеальные пластические операции — тоже. Граница на замке. Что же остается? А ничего, — опять театрально развел руками Шикульский. — Загадка. А я не люблю загадок, которых не могу разгадать. Поэтому и попросил доставить вас сюда. И сейчас вы мне всё расскажете, Даниил Александрович. Или как вас там зовут на самом деле?
— Не кривите душой. — Не дожидаясь приглашения «гостеприимного хозяина», Пляцидевский устроился в кресле по соседству с «бульдожьей физиономией», закинул ногу на ногу. — Вам наплевать на то, кто я такой. Дело в другом. Вы хотите нанять меня на работу. Какое бы у меня ни было резюме, будь я хоть беглым каторжником, хоть агентом Моссада, я нужен вам в качестве союзника. Это вербовка?
— Ну, если называть вещи своими именами, пусть будет вербовка. Условия, которые я готов вам предложить за то, что подпишете соглашение о сотрудничестве…
— Не тратьте попусту время, Дмитрий Романович, — перебил Пляцидевский. — Какими бы эти условия ни были, я их не приму. И никаких соглашений подписывать не намерен. Ничего поделать с собой не могу, но уж слишком я щепетилен в таких вопросах, как профессиональная этика. Никогда не нарушил еще ни одного обязательства, ни разу не кинул ни одного своего клиента, какие бы соблазнительные предложения мне ни поступали. Так что не пора ли закругляться с этой темой?
Шикульский нехорошо улыбнулся, покачал головой и упер взгляд в аквариум.
— Дмитрий Романович, насколько я понимаю, я сейчас в вашей загородной резиденции под Истрой. А мне очень надо быть в Питере. Чересчур много дел. Вы же в курсе, что завтра в «Богатырской Силе» собрание акционеров. Распорядитесь, чтобы доставили меня обратно. И забудем про этот маленький казус.
На этот раз Шикульский презрительно хмыкнул. И опять постучал костяшкой пальца по стеклу аквариума. Рыбки не обратили на это никакого внимания. Привыкли.
— Хм, от моих приглашений к сотрудничеству давно никто не отказывался. Даниил, зачем ты несешь весь этот вздор насчет того, чтобы тебя вернули обратно? — Депутат решил перейти на «ты». — Ведь понимаешь отлично, что у тебя единственная альтернативна: или ты работаешь на меня, или сгинешь, и тебя никто никогда не найдет.
— Дим, у тебя тоже единственная альтернатива, — рассмеялся Пляцидевский. — Или я немедленно возвращаюсь в Питер, или уже в ближайшее время те материалы, с которыми ты ознакомился еще месяц назад, получают огласку. Сам понимаешь, что тогда тебе будет уже не до концерна. И не до бизнеса. И не до второго депутатского срока. Лишь бы успеть унести свою задницу из страны. Зачем тебе, Дима, такие проблемы? Откажись от претензий на «Богатырскую Силу», смирись с поражением. Неужели амбиции могут быть выше благополучия?
Шикульский наконец отлип от аквариума и подошел к Даниилу.
— Знаешь когда я был студентом, мы в общежитии каждую ночь проводили за картами. Притом, играли не в крестьянского дурака. И не в мещанского кинга. И даже не в привычный преферанс. Мы дулись в покер. Ты знаешь, что значит идти ва-банк?
— Ты хочешь уверить меня в том, что играешь ва-банк?
— Да играю ва-банк. Даниил, а ты знаешь, что значит блеф? Я, например, знаю это как нельзя лучше. — Олигарх не сводил с Пляцидевского холодного взгляда, и у того создалось впечатление, что это взгляд душевнобольного. — Ты сейчас блефуешь. Ведь что бы с тобой ни случилось, Энглер ради того, чтобы за тебя отомстить, никогда не скинет тот козырь, который сейчас у нее на руках. Если и пустит в ход компромат, который сумела заполучить то в самый последний момент, когда ничего другого ей уже не останется. Она держит его для себя, но никогда не израсходует на кого-то другого. Так что не пугай меня, Даниил. И еще раз повторяю, делай выбор: или работаешь на меня, или… — Шикульский не договорил. Протянул руку «бульдожьей физиономии». — Дай-ка мне пушку… Даниил, я очень безжалостный. Я в какой-то мере маньяк. И я получу огромное удовольствие, отстреливая от тебя по маленькому кусочку. Сначала ухо. Потом нос. — Олигарх передернул затвор пистолета, уткнул неприятно пахнущий ружейной смазкой ствол в висок Пляцидевскому, провел им по лицу, сдвинув на самый кончик носа очки. — Потом яйца…
«Астра А-90 — машинально отметил Даниил. — Австрийский автоматический. С маслиной в патроннике. Не снятый с предохранителя! Он что, идиот, этот Дмитрий Романович? Не отдает себе отчета в том, что творит? Или шпилит какую-то хитрую оперу? Провоцирует? Что ж, даже если это и провокация, грех не использовать единственный шанс».
Вытянутыми пальцами левой ладони он резко ткнул тщедушного депутата под ребра, одновременно перехватив правой рукой пистолет. Еще мгновение, и Шикульский, повизгивая, корчился на коленях продолжавшего сидеть в кресле Даниила, ощущая виском неприятную твердость ствола уже снятого с предохранителя пистолета. И безуспешно пытаясь высвободиться из железной хватки своего «гостя», чья левая рука сдавливала тонкую шею.
— Не дергайся!.. — Даниил чуть усилил давление на горло и направил «Астру» на попытавшегося вскочить «бульдожью физиономию». — Сиди как сидел!.. Дима, сейчас я начну отстреливать от тебя по кусочку. Сначала ухо. Потом нос. Потом яйца. Буду палить и палить, пока не закончатся патроны. Или пока меня не отвезут назад в Питер. Я начинаю, Дима.
Холодный ствол коснулся правого уха.
— Нет, — прошептал депутат.
— Да, Дима. Да!
Выстрел!!!
И сразу за ним звон стекла и грохот обрушившегося из разбитого аквариума водопада. С яркими тропическими рыбешками. И двумя небольшими акулами.
— Не-е-ет!!!
— Да, Дима. Да!
И еще один выстрел! На этот раз по ногам ворвавшихся в кабинет охранников.
— Стоять!!! Засмолю вашего депутата!!!
— Стойте, — еле слышно прошептал Шикульский. Расслышать его мог разве что Даниил. Но охранники, действительно, замерли в дверях, растерянно взирая на своего вдруг оказавшегося в заложниках босса. А тот собрался с силенками и смог произнести уже громче, уже почти в полный голос: — Не стреляйте… Зачем ты разбил мой аквариум?!!
Две акулы били хвостами по мокрому антикварному ковру.
— Если хоть волосок упадет с его головы, — наконец вышел из оцепенения один из охранников, — ты покойник.
— Он лишится не только волос, — хладнокровно улыбнулся Даниил. — Если сейчас же не начнете выполнять мои требования, через пять минут отстрелю ему ухо.
— Делайте всё, что он попросит, — из последних сил простонал Шикульский. — Говори, Даниил. Чего тебе надо?.. Ох, зачем ты разбил мой аквариум?!!
— Мне нужна трубка. И все выметайтесь отсюда. Потребуетесь, позову. — Пляцидевский посмотрел на замершего на краешке кресла «бульдожью морду». — Тебя это тоже касается. Пошел вон!
Охранники послушно кинули Даниилу сотовый телефон, подхватили раненного в ногу коллегу и скрылись за дверью. Последним из кабинета выскочил «бульдожья морда». Даниил в этот момент уже набирал номер Энглер.
Она ответила после первого же гудка.
— Даниил Александрович, что произошло? Куда вы пропали?
— Кажется, я сейчас нахожусь под Москвой.
— Что значит «кажется»? — не поняла Вика.
— Меня похитили, — рассмеялся Пляцидевский и легонько стукнул стволом пистолета по затылку Шикульского. — Наш общий друг. Короче, слушай…
Он никуда не спешил и доложил о своих приключениях со всеми подробностями. Спросил у Шикульского точный адрес, где они сейчас находятся, и передал его Вике.
— Я буду отзваниваться каждые десять минут, и если вдруг не позвоню, сразу же связывайся с ФСБ, рассказывай всё, что произошло, и называй адрес и имя того, кто меня захватил. Тебе не поверят, решат, что это провокация, но проверить сигнал им всё равно придется.
— Я сейчас же подключу «Пинкертон». Крупцова.
— Конечно, девочка, действуй. И буду действовать я. Пора выбираться из этих гостей. — Даниил отключил телефон и еще раз стукнул стволом пистолета по депутатскому темечку. — Зови своих церберов. Кто у них старший?
— Он сидел вон в том кресле… — начал Шикульский.
— А-а-а, «бульдожья морда». Хорошо же он тебя оберегает. Мой тебе добрый совет: если останешься жив, уволь этого питекантропа. А сейчас распорядись, чтобы к подъезду подогнали машину, чтобы твой самолет был готов к вылету, и чтобы твои идиоты не наделали глупостей. Подстрелить, прежде, чем продырявлю тебе башку, меня всё равно не успеют. Так что довольствуйся малым, Дмитрий Романович. Смирись с тем, что придется слетать вместе со мной в Петербург. Это твой единственный шанс остаться в живых. Зови охрану! Командуй!
Далее всё прошло, как по маслу. Обычно проблемный Шикульский на этот раз являл собой образец покорности и исполнительности, его «идиоты» и не пытались совершить хоть какую-то (хоть самую ничтожную)глупость, подогнали к крыльцу лимузин, а на маленьком аэродроме для сельскохозяйственной авиации в двадцати километрах от Истры оперативно подготовили к вылету принадлежащий олигарху «Фалькон-50».
— Я на вас удивляюсь, Дмитрий Романович, — сказал Пляцидевский, удобно располагаясь на мягком диване шикарного салона самолета. — Вроде бы, разумный человек, приученный действовать с холодным расчетом, и допускаете такой грубый ляп. Мало того, что пустились в авантюру, даже толком не определив для себя, какой цели хотите добиться, так еще и позволили обыграть себя вчистую. Или затеяли какую-то хитрую игру?
Шикульский молчал.
А Даниил ему ни на йоту не верил. Ни единому его действию, ни одному его слову. Не верил даже его молчанию.
«И всё-таки это не ляп, а какая-то лихо закрученная интрижка, в суть которой мне пока, увы, не проникнуть. Ловушка для дураков, вроде меня, Гепатита и Энглер». — Эта мысль терзала Даниила Александровича Пляцидевского более часа, пока «Фалькон» не совершил посадку на маленьком аэродроме на окраине Парголова.
Там его уже дожидались Олег и человек десять охраны — это из тех, кто был на виду. Неизвестно, сколько еще боевиков заняли позиции в засаде. Особо не церемонясь, Шикульского вытащили из самолета, затолкали в подъехавший к самому трапу минивэн и, натянув ему на голову пыльный мешок, отвезли в небольшой домик в дачном поселке около Рощина.
А Пляцидевский, не по своей воле слетавший в Москву и обратно, всю ночь занимался с Андреем и Викой, подготавливая их к предстоящему собранию акционеров.
Часть вторая
Глава первая
ВИКТОРИЯ ЭНГЛЕР
— До хозяина им никогда не добраться. — Мужчина лет сорока, худощавый и низенький, сделал едва заметное движение тонкой рукой, и оба охранника, препроводившие Пляцидевского в кабинет, бесшумно исчезли за дверью. — К тому же, они сыты. Я их кормлю своими слишком болтливыми гостями.
— Я не напрашивался к вам в гости, Дмитрий Романович. — Пляцидевский смерил неприязненным взглядом того, кого никогда не встречал в жизни, но кто был знаком ему как нельзя лучше. Правда, по фотографиям. По телепрограммам. И по досье, подробным и навевающим скуку, целую гору которых пришлось перелопатить за последнее время.
Даниил удовлетворенно хмыкнул. Он не ошибся, предположив, что его похищение — происки господина Шикульского. Депутата и аквариумиста. Миллиардера и отморозка.
— А кто вам сказал, что вы гость, Даниил Александрович? — Шикульский отвернулся к аквариуму, постучал по стеклу костяшкой пальца. — Вы мой пленник.
— Ха, и сдался я вам! — усмехнулся Даниил и перевел взгляд на второго мужчину, находившегося в кабинете. Если не принимать в расчет весьма не располагающей внешности — коренастой фигуры, длинных рук и тяжелой бульдожьей физиономии, — ничего примечательного в этом скромно приткнувшемся на краешек кресла возле большого стола человеке не было. — Интересно, и чем я, ничтожный, добился столь неслыханной чести оказаться вдруг вашим пленником, Дмитрий Романович?
— Только тем, что очень хочу познакомиться с вами. Мои люди угробили кучу денег и времени на то, чтобы выяснить, кто вы такой. И представляете… ничего! — Шикульский картинно развел руками. — Пусто! Вас просто не существует! Вы можете объяснить, как такое возможно?
— Легко. Просто я не являюсь гражданином этой страны.
— Неужели вы думаете, что я в своих поисках ограничивался Россией? Здесь мне было достаточно выяснить, что паспорт, который вы предъявляли в нотариальной конторе, поддельный, а дактокарты на вас нет ни в ФСБ, ни в МВД. Через компьютер Центрального паспортного стола мы пропустили несколько ваших фотографий. Получили данные примерно на тысячу человек, кто по возрасту и по внешности походит на вас и когда-либо получал российские или советские паспорта. Не поленились, проверили всех. Никаких результатов. Никаких ваших следов нет ни только в России, но и ни в одной бывшей республике Союза. Вашей фотографии нет и в мидовской базе данных на граждан дальнего зарубежья, которым выдавалась российская виза. Остается предположить, что вы или инопланетянин, или сумели неузнаваемо перекроить внешность, или нелегально перебрались через границу. В инопланетян я не верю, в идеальные пластические операции — тоже. Граница на замке. Что же остается? А ничего, — опять театрально развел руками Шикульский. — Загадка. А я не люблю загадок, которых не могу разгадать. Поэтому и попросил доставить вас сюда. И сейчас вы мне всё расскажете, Даниил Александрович. Или как вас там зовут на самом деле?
— Не кривите душой. — Не дожидаясь приглашения «гостеприимного хозяина», Пляцидевский устроился в кресле по соседству с «бульдожьей физиономией», закинул ногу на ногу. — Вам наплевать на то, кто я такой. Дело в другом. Вы хотите нанять меня на работу. Какое бы у меня ни было резюме, будь я хоть беглым каторжником, хоть агентом Моссада, я нужен вам в качестве союзника. Это вербовка?
— Ну, если называть вещи своими именами, пусть будет вербовка. Условия, которые я готов вам предложить за то, что подпишете соглашение о сотрудничестве…
— Не тратьте попусту время, Дмитрий Романович, — перебил Пляцидевский. — Какими бы эти условия ни были, я их не приму. И никаких соглашений подписывать не намерен. Ничего поделать с собой не могу, но уж слишком я щепетилен в таких вопросах, как профессиональная этика. Никогда не нарушил еще ни одного обязательства, ни разу не кинул ни одного своего клиента, какие бы соблазнительные предложения мне ни поступали. Так что не пора ли закругляться с этой темой?
Шикульский нехорошо улыбнулся, покачал головой и упер взгляд в аквариум.
— Дмитрий Романович, насколько я понимаю, я сейчас в вашей загородной резиденции под Истрой. А мне очень надо быть в Питере. Чересчур много дел. Вы же в курсе, что завтра в «Богатырской Силе» собрание акционеров. Распорядитесь, чтобы доставили меня обратно. И забудем про этот маленький казус.
На этот раз Шикульский презрительно хмыкнул. И опять постучал костяшкой пальца по стеклу аквариума. Рыбки не обратили на это никакого внимания. Привыкли.
— Хм, от моих приглашений к сотрудничеству давно никто не отказывался. Даниил, зачем ты несешь весь этот вздор насчет того, чтобы тебя вернули обратно? — Депутат решил перейти на «ты». — Ведь понимаешь отлично, что у тебя единственная альтернативна: или ты работаешь на меня, или сгинешь, и тебя никто никогда не найдет.
— Дим, у тебя тоже единственная альтернатива, — рассмеялся Пляцидевский. — Или я немедленно возвращаюсь в Питер, или уже в ближайшее время те материалы, с которыми ты ознакомился еще месяц назад, получают огласку. Сам понимаешь, что тогда тебе будет уже не до концерна. И не до бизнеса. И не до второго депутатского срока. Лишь бы успеть унести свою задницу из страны. Зачем тебе, Дима, такие проблемы? Откажись от претензий на «Богатырскую Силу», смирись с поражением. Неужели амбиции могут быть выше благополучия?
Шикульский наконец отлип от аквариума и подошел к Даниилу.
— Знаешь когда я был студентом, мы в общежитии каждую ночь проводили за картами. Притом, играли не в крестьянского дурака. И не в мещанского кинга. И даже не в привычный преферанс. Мы дулись в покер. Ты знаешь, что значит идти ва-банк?
— Ты хочешь уверить меня в том, что играешь ва-банк?
— Да играю ва-банк. Даниил, а ты знаешь, что значит блеф? Я, например, знаю это как нельзя лучше. — Олигарх не сводил с Пляцидевского холодного взгляда, и у того создалось впечатление, что это взгляд душевнобольного. — Ты сейчас блефуешь. Ведь что бы с тобой ни случилось, Энглер ради того, чтобы за тебя отомстить, никогда не скинет тот козырь, который сейчас у нее на руках. Если и пустит в ход компромат, который сумела заполучить то в самый последний момент, когда ничего другого ей уже не останется. Она держит его для себя, но никогда не израсходует на кого-то другого. Так что не пугай меня, Даниил. И еще раз повторяю, делай выбор: или работаешь на меня, или… — Шикульский не договорил. Протянул руку «бульдожьей физиономии». — Дай-ка мне пушку… Даниил, я очень безжалостный. Я в какой-то мере маньяк. И я получу огромное удовольствие, отстреливая от тебя по маленькому кусочку. Сначала ухо. Потом нос. — Олигарх передернул затвор пистолета, уткнул неприятно пахнущий ружейной смазкой ствол в висок Пляцидевскому, провел им по лицу, сдвинув на самый кончик носа очки. — Потом яйца…
«Астра А-90 — машинально отметил Даниил. — Австрийский автоматический. С маслиной в патроннике. Не снятый с предохранителя! Он что, идиот, этот Дмитрий Романович? Не отдает себе отчета в том, что творит? Или шпилит какую-то хитрую оперу? Провоцирует? Что ж, даже если это и провокация, грех не использовать единственный шанс».
Вытянутыми пальцами левой ладони он резко ткнул тщедушного депутата под ребра, одновременно перехватив правой рукой пистолет. Еще мгновение, и Шикульский, повизгивая, корчился на коленях продолжавшего сидеть в кресле Даниила, ощущая виском неприятную твердость ствола уже снятого с предохранителя пистолета. И безуспешно пытаясь высвободиться из железной хватки своего «гостя», чья левая рука сдавливала тонкую шею.
— Не дергайся!.. — Даниил чуть усилил давление на горло и направил «Астру» на попытавшегося вскочить «бульдожью физиономию». — Сиди как сидел!.. Дима, сейчас я начну отстреливать от тебя по кусочку. Сначала ухо. Потом нос. Потом яйца. Буду палить и палить, пока не закончатся патроны. Или пока меня не отвезут назад в Питер. Я начинаю, Дима.
Холодный ствол коснулся правого уха.
— Нет, — прошептал депутат.
— Да, Дима. Да!
Выстрел!!!
И сразу за ним звон стекла и грохот обрушившегося из разбитого аквариума водопада. С яркими тропическими рыбешками. И двумя небольшими акулами.
— Не-е-ет!!!
— Да, Дима. Да!
И еще один выстрел! На этот раз по ногам ворвавшихся в кабинет охранников.
— Стоять!!! Засмолю вашего депутата!!!
— Стойте, — еле слышно прошептал Шикульский. Расслышать его мог разве что Даниил. Но охранники, действительно, замерли в дверях, растерянно взирая на своего вдруг оказавшегося в заложниках босса. А тот собрался с силенками и смог произнести уже громче, уже почти в полный голос: — Не стреляйте… Зачем ты разбил мой аквариум?!!
Две акулы били хвостами по мокрому антикварному ковру.
— Если хоть волосок упадет с его головы, — наконец вышел из оцепенения один из охранников, — ты покойник.
— Он лишится не только волос, — хладнокровно улыбнулся Даниил. — Если сейчас же не начнете выполнять мои требования, через пять минут отстрелю ему ухо.
— Делайте всё, что он попросит, — из последних сил простонал Шикульский. — Говори, Даниил. Чего тебе надо?.. Ох, зачем ты разбил мой аквариум?!!
— Мне нужна трубка. И все выметайтесь отсюда. Потребуетесь, позову. — Пляцидевский посмотрел на замершего на краешке кресла «бульдожью морду». — Тебя это тоже касается. Пошел вон!
Охранники послушно кинули Даниилу сотовый телефон, подхватили раненного в ногу коллегу и скрылись за дверью. Последним из кабинета выскочил «бульдожья морда». Даниил в этот момент уже набирал номер Энглер.
Она ответила после первого же гудка.
— Даниил Александрович, что произошло? Куда вы пропали?
— Кажется, я сейчас нахожусь под Москвой.
— Что значит «кажется»? — не поняла Вика.
— Меня похитили, — рассмеялся Пляцидевский и легонько стукнул стволом пистолета по затылку Шикульского. — Наш общий друг. Короче, слушай…
Он никуда не спешил и доложил о своих приключениях со всеми подробностями. Спросил у Шикульского точный адрес, где они сейчас находятся, и передал его Вике.
— Я буду отзваниваться каждые десять минут, и если вдруг не позвоню, сразу же связывайся с ФСБ, рассказывай всё, что произошло, и называй адрес и имя того, кто меня захватил. Тебе не поверят, решат, что это провокация, но проверить сигнал им всё равно придется.
— Я сейчас же подключу «Пинкертон». Крупцова.
— Конечно, девочка, действуй. И буду действовать я. Пора выбираться из этих гостей. — Даниил отключил телефон и еще раз стукнул стволом пистолета по депутатскому темечку. — Зови своих церберов. Кто у них старший?
— Он сидел вон в том кресле… — начал Шикульский.
— А-а-а, «бульдожья морда». Хорошо же он тебя оберегает. Мой тебе добрый совет: если останешься жив, уволь этого питекантропа. А сейчас распорядись, чтобы к подъезду подогнали машину, чтобы твой самолет был готов к вылету, и чтобы твои идиоты не наделали глупостей. Подстрелить, прежде, чем продырявлю тебе башку, меня всё равно не успеют. Так что довольствуйся малым, Дмитрий Романович. Смирись с тем, что придется слетать вместе со мной в Петербург. Это твой единственный шанс остаться в живых. Зови охрану! Командуй!
Далее всё прошло, как по маслу. Обычно проблемный Шикульский на этот раз являл собой образец покорности и исполнительности, его «идиоты» и не пытались совершить хоть какую-то (хоть самую ничтожную)глупость, подогнали к крыльцу лимузин, а на маленьком аэродроме для сельскохозяйственной авиации в двадцати километрах от Истры оперативно подготовили к вылету принадлежащий олигарху «Фалькон-50».
— Я на вас удивляюсь, Дмитрий Романович, — сказал Пляцидевский, удобно располагаясь на мягком диване шикарного салона самолета. — Вроде бы, разумный человек, приученный действовать с холодным расчетом, и допускаете такой грубый ляп. Мало того, что пустились в авантюру, даже толком не определив для себя, какой цели хотите добиться, так еще и позволили обыграть себя вчистую. Или затеяли какую-то хитрую игру?
Шикульский молчал.
А Даниил ему ни на йоту не верил. Ни единому его действию, ни одному его слову. Не верил даже его молчанию.
«И всё-таки это не ляп, а какая-то лихо закрученная интрижка, в суть которой мне пока, увы, не проникнуть. Ловушка для дураков, вроде меня, Гепатита и Энглер». — Эта мысль терзала Даниила Александровича Пляцидевского более часа, пока «Фалькон» не совершил посадку на маленьком аэродроме на окраине Парголова.
Там его уже дожидались Олег и человек десять охраны — это из тех, кто был на виду. Неизвестно, сколько еще боевиков заняли позиции в засаде. Особо не церемонясь, Шикульского вытащили из самолета, затолкали в подъехавший к самому трапу минивэн и, натянув ему на голову пыльный мешок, отвезли в небольшой домик в дачном поселке около Рощина.
А Пляцидевский, не по своей воле слетавший в Москву и обратно, всю ночь занимался с Андреем и Викой, подготавливая их к предстоящему собранию акционеров.
Часть вторая
НЕ ТАК СЛАДКА МЕСТЬ
Глава первая
ГОРЯЧИЙ ФИНСКИЙ ПАРЕНЬ И ХОЛОДНАЯ РУССКАЯ ДЕВУШКА
ВИКТОРИЯ ЭНГЛЕР
27 — 28 октября 1999г. 15-00 — 02-15.
Кроме меня в «Богатырской Силе» еще одиннадцать вкладчиков, но только двое удостаивают меня чести лицезреть их на собрании акционеров. Девять соучредителей фирмы «Престиж» консолидировались, сформировав девять процентов голосующих акций, и прислали от себя адвоката с полным пакетом полномочий. Так что за длинным столам в конференц-зале оказывается всего восемь человек. Двое горячих финских парней — два брата-демократа Хуго и Эльмар Ярвела, каждый со своим личным юристам; уже упомянутый мною адвокат из «Престижа» Александр Ильич Мясоедов; я с Пляцидевским и председатель совета директоров «Богатырской Силы» Федор Евгеньевич Бос.
Еще когда обсуждалась повестка и кое-какие процедурные мелочи, все дружно постановили: собрание будет проходить на английском. Мне это в какой-то мере выгодно. И я, и Пляцидевский языком владеем свободно, финны — тоже, а вот адвокат и, как это ни странно, Бос, откровенно плавают. Но от переводчика оба гордо отказались и сейчас находятся в весьма затруднительном положении — вроде того, в какое полтора месяца назад сам себя поставил Андрей, понадеявшись на мою честность (точнее, глупость) и не взяв с собой в адвокатскую контору в Гибралтаре переводчика
Кстати, что касается Андрюши. Он развалился в кресле в приемной и строит глазки двум секретаршам, дожидаясь, когда его вызовут, если у кого-нибудь возникнут сомнения насчет моих прав на наследство.
Впрочем, про Андрея никто так и не вспоминает, а само собрание длится не более часа и носит скорее неофициальный, чем протокольный характер.
Перед каждым из восьми человек, расположившихся за столом, лежит папка с копиями завещания и всех необходимых для утверждения наследства документов. Самое интересное, что никто к ним даже не прикасается. Все внимательно слушают, как я вру про себя и про «папу Богданова». Потом торжественно зачитываю заключение аудиторской комиссии, которая, прокопавшись почти месяц в «Богатырской Силе», не обнаружила ни одного грубого нарушения. А что до мелочей, так какое же крупное предприятие может без них обойтись? Я помпезно выражаю Босу благодарность за хорошо налаженный менеджмент, и председатель, похоже, не понимает ни слова. Сидит с каменной рожей и усиленно пытается вспомнить, чему его учили лет сорок назад на уроках английского. Но я назло ему говорю быстро, притом с откровенным аризоно-техасским акцентом — в нос, как при насморке, проглатывая окончания слов. Так-то, Федор Евгеньевич! Не следовало относиться ко мне свысока месяц назад на Совете директоров.
Про происки господина Шикульского я не обмолвилась ни словом. Это мой головняк, пускай он моим и остается. Ни с кем им делиться не собираюсь.
Финны начинают что-то мыкать насчет внесения изменений в Устав, проведения эмиссии акций и расширения предприятия. В ответ я развожу руками:
— Думать о коренных изменениях преждевременно. Как минимум, до начала декабря, пока официально не унаследую «папины» акции. А максимум — пока полностью не освоюсь с ролью владелицы контрольного пакета столь крупного предприятия и не войду в курс всех дел в концерне.
И бросаю вопросительный взгляд на Пляцидевского — верно ли говорю? Тот слегка кивает — верно. Это единственный момент, который мы не отрепетировали сегодняшней ночью. Впрочем, никаких проблем он мне не доставил.
Так же, как и фуршет в небольшом банкетном салоне одного из ресторанов на Невском проспекте. К нам, восьмерым, присутствовавшим в конференц-зале, присоединяются еще два человека: естественно, Бондаренко (на правах моего «старого доброго друга») и (на птичьих правах) зам. директора по маркетингу Бочкарев — веселый и толстый бородач лет сорока, внешностью больше напоминающий спившегося попа, нежели дипломатичного и умелого борца за чистоту мундира одного из крупнейших концернов страны.
Пляцидевский скромненько клюет вегетарианский салатик, слушая струнный квартет, негромко упражняющийся в камерной музыке на тесной эстраде. Андрюша дорвался до коньяка, но при этом совсем не заметно, чтобы он был хоть немного поддатым. Зато оба Ярвела основательно налимониваются, затратив на это не более часа. Адвокат младшего из братьев, Эльмара — этакий двухметровый светловолосый верзила по имени Бенно — пытается приударить за мной и этим избавляет меня от необходимости отвечать на довольно скользкие вопросы Боса. А этот мерзавец, явно подозревая что-то неладное, всё время пытается поймать меня на вранье.
«И ведь в конце концов закончится тем, что поймает, — прихожу я к выводу, размазывая по булочке неизвестный паштет. — Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через год… Тьфу! — Паштет оказывается настоящей отравой. — Обсужу с Пляцидевским, как поскорее и безболезненнее избавиться от председателя. Не нравится мне его подозрительный взгляд и откровенное проявление антипатии. От этого Федора в любой момент можно ожидать нападения со спины»
Бенно заплетающимся языком зазывает меня к себе, в гостиницу «Пулковская», красочно живописуя все прелести жизни, которые меня там ожидают. Потом опрокидывает в себя наполненный водкой фужер для мартини, чисто по-русски занюхивая рукавом дорогого костюма. Андрюша, сидящий напротив меня, готов расхохотаться. Бенно тем временем отвлекается на еще один фужер с водкой, а ко мне, улучив момент, с другого бока уже подкатывается Бос.
— Виктория Карловна, вы говорили, что собираетесь занять место президента концерна, но ведь Уставом такая должность не оговаривается. Ваш отец…
Бенно что-то грозно рычит по-чухонски, и Бос, не закончив, спешит ретироваться на дальний конец стола. А горячий финский парень, с огромным трудом строя английские фразы, снова заводит волынку с приглашением меня в гостиницу «Пулковская».
— …фрекен Энглер… м-м-м… закажем в номер… хи, забыл, как по-английски… бутылку «Клико»…
— …медведь, он ведь такая хитрая стерва, что загодя знает, что у тебя в ружье, дробь или пуля, — сквозь гул голосов пробивается бас Бочкарева. — Представляете, Хуго?
— Нет! Толстых девок я не люблю. Другое дело…
— …наша советская «Дружба» в тысячу раз надежнее вашей «Хускварны»…
— …первый раз я приезжал в Петербург на чемпионат по хоккею…
— …на рогатину натыкается сам. Представляете, Хуго?
— Нет! Если когда и женюсь, то только на китаянке…
— …вставляешь стартер. Дергаешь!!!
Заливая скатерть вином и шампанским, валятся на скатерть бокалы. Рушатся на пол тарелки с объедками.
— …Тр-р-р-р-р-р!!! Стартер, чтобы не потерялся, в карман телогрейки…
Бочком-бочком, ко мне опять осторожно подбирается Бос со своими вопросами.
— …представляете, Хуго?
— Нет!
Я подмигиваю Пляцидевскому и чуть заметно киваю на выход. Мой личный Дейл Карнеги понимает меня без проблем: пора отсюда валить. Фуршет перерос в пьянку, и господа алкоголики теперь легко обойдутся без нас. Даст господь, не передерутся.
— …Тр-р-р-р-р-р!!! Выбираешь клин…
— …и обязательно надо вымочить мясо, чтобы не пахло собачиной…
— Виктория Карловна, Даниил Александрович, вы нас покидаете?
Опять этот докучливый Бос!
— Нет, мы в дамскую комнату, — отрезаю я и следом за Пляцидевским выскакиваю за дверь.
Председатель совета директоров, должно быть, провожает нас округлившимися глазами.
— Тр-р-р-р-р-р!!! — доносится до меня из банкетного зала. Адвокат Мясоедов продолжает валить деревья отечественной бензопилой «Дружба».
Прямо из ресторана мы с Пляцидевским отправляемся в Рощино, к нашему пленному олигарху.
Устроили его там со всеми удобствами: обшитая вагонкой комнатка с древним диваном, самодельным столом и двумя стульями эпохи Карибского кризиса. Полочка с книгами. Половички под ногами. На стене портрет Сергея Есенина с трубкой в зубах. На столе миска с яблоками и тарелка с остатками курицы. На кормежку, похоже, Шикульский не жалуется. Подавленным не выглядит. Более того, имеет наглость хамить. Даже толком не поздоровавшись, сразу начинает втирать мне бодягу о том, что вовсе не наворотил глупостей, ухитрившись угодить в заложники к своему же пленнику, а всё это было спланировано заранее. Мол, хотел познакомиться лично со мной и Олегом и выбрал для этого столь извилистый путь.
— Как же… — язвительно бурчу я себе под нос, осторожно присаживаюсь на скрипучий стульчик, и пытаюсь сообразить, с чего начинать воспитательную беседу. Но в том, что касается захвата инициативы в общении с кем бы там ни было, депутат Государственной Думы куда искушенней меня. И все нити разговора тут же оказываются у него в руках. Вернее, у него на языке.
— Вика, я еще раз хочу повторить свое предложение заключить между нами партнерское соглашение. Выиграем оба…
— Выиграете только вы, — перебиваю я. — Меня же оставите на бобах.
— Не будь идиоткой! — как ни в чем не бывало, советует мне олигарх и политик, устраиваясь на диване напротив меня. — Уж коли полезла во взрослые игры, так постарайся и выглядеть взрослой. А не сопливой десятиклассницей-задавакой…
Я дипломатично молчу.
— …Мысли реально. И пойми, наконец, что тебе повезло: наткнуться на такую огромную кость, разгрызть которую ты никогда не сумеешь. Переломаешь все зубы, и в результате останешься ни с чем. Я же предлагаю тебе то, что тебе абсолютно по силам.
— Хм-м-м…
— Послушай! — оживляется Шикульский, расценив мое «Хм-м-м», как признак колебания. — С чего ты взяла, что останешься на бобах? Конечно, лишишься приставки «мульти» к своему званию «миллионерша». Но подумай: так ли это тебе и надо? Ты не будешь испытывать никаких финансовых затруднений. Пожелаешь «Роллс-ройс» — ради бога. Захочешь виллу на Лазурном Берегу или в Майами — проще простого. При этом ты будешь избавлена от всех проблем, которые неизменно влечет за собой судьба миллиардера. А поверь, она просто кошмарна! Четырнадцатичасовой рабочий день, непрерывное ожидание выстрела киллера или наезда чиновников, постоянные стрессы из-за нестабильности биржевых котировок — это лишь малая составляющая той платы, которую приходится возвращать взамен своего счета в банке…
— Дмитрий Романович, не пытайтесь меня соблазнить. — Мне очень быстро надоедает выслушивать этот чистый воды пиар. От любого вида рекламы меня всегда лишь тошнит. — Откровенно сказать, это у вас получается очень неважно. Я удивлена: ожидала, что вы куда гибче. А пока вижу лишь лобовые атаки, в которых нет ни капли фантазии. Зачем вы нарушили перемирие, которое месяц назад сами же и предложили?
— За месяц многое изменилось, Вика, — многозначительно вздыхает Шикульский.
— Вы имеете в виду то, что сегодня в «Богатырской Силе» состоялось собрание акционеров?
— Причем здесь концерн? Всё гораздо сложнее. Зри в корень. Вика: вовсе не надо присутствовать в Думе, достаточно лишь иногда включать телевизор, чтобы понять, что в стране грядут перемены. Ельцин изжил себя, его сейчас волнует единственное — спокойно убраться на пенсию и при этом избежать опалы. Он уже подготовил себе преемника, при котором будет чувствовать себя в безопасности. И уже до Нового Года преемник взойдет на престол. Бывший чекист — это во-первых: твой землячок, испытывающий традиционную неприязнь ленинградцев к жителям Москвы, — это во-вторых: скорее всего, сразу начнется охота на ведьм. Вылетят из своих мягких кресел прикормленные нами чинуши, начнется рытье подкопов под всех более или менее заметных представителей российского бизнеса, к которым на данный момент относимся мы с тобой. И на тебя, и на меня у них найдется достаточное количество компромата, чтобы отправить нас по этапу. К тому же, не забывай, что через два месяца думские выборы…
Еще когда обсуждалась повестка и кое-какие процедурные мелочи, все дружно постановили: собрание будет проходить на английском. Мне это в какой-то мере выгодно. И я, и Пляцидевский языком владеем свободно, финны — тоже, а вот адвокат и, как это ни странно, Бос, откровенно плавают. Но от переводчика оба гордо отказались и сейчас находятся в весьма затруднительном положении — вроде того, в какое полтора месяца назад сам себя поставил Андрей, понадеявшись на мою честность (точнее, глупость) и не взяв с собой в адвокатскую контору в Гибралтаре переводчика
Кстати, что касается Андрюши. Он развалился в кресле в приемной и строит глазки двум секретаршам, дожидаясь, когда его вызовут, если у кого-нибудь возникнут сомнения насчет моих прав на наследство.
Впрочем, про Андрея никто так и не вспоминает, а само собрание длится не более часа и носит скорее неофициальный, чем протокольный характер.
Перед каждым из восьми человек, расположившихся за столом, лежит папка с копиями завещания и всех необходимых для утверждения наследства документов. Самое интересное, что никто к ним даже не прикасается. Все внимательно слушают, как я вру про себя и про «папу Богданова». Потом торжественно зачитываю заключение аудиторской комиссии, которая, прокопавшись почти месяц в «Богатырской Силе», не обнаружила ни одного грубого нарушения. А что до мелочей, так какое же крупное предприятие может без них обойтись? Я помпезно выражаю Босу благодарность за хорошо налаженный менеджмент, и председатель, похоже, не понимает ни слова. Сидит с каменной рожей и усиленно пытается вспомнить, чему его учили лет сорок назад на уроках английского. Но я назло ему говорю быстро, притом с откровенным аризоно-техасским акцентом — в нос, как при насморке, проглатывая окончания слов. Так-то, Федор Евгеньевич! Не следовало относиться ко мне свысока месяц назад на Совете директоров.
Про происки господина Шикульского я не обмолвилась ни словом. Это мой головняк, пускай он моим и остается. Ни с кем им делиться не собираюсь.
Финны начинают что-то мыкать насчет внесения изменений в Устав, проведения эмиссии акций и расширения предприятия. В ответ я развожу руками:
— Думать о коренных изменениях преждевременно. Как минимум, до начала декабря, пока официально не унаследую «папины» акции. А максимум — пока полностью не освоюсь с ролью владелицы контрольного пакета столь крупного предприятия и не войду в курс всех дел в концерне.
И бросаю вопросительный взгляд на Пляцидевского — верно ли говорю? Тот слегка кивает — верно. Это единственный момент, который мы не отрепетировали сегодняшней ночью. Впрочем, никаких проблем он мне не доставил.
Так же, как и фуршет в небольшом банкетном салоне одного из ресторанов на Невском проспекте. К нам, восьмерым, присутствовавшим в конференц-зале, присоединяются еще два человека: естественно, Бондаренко (на правах моего «старого доброго друга») и (на птичьих правах) зам. директора по маркетингу Бочкарев — веселый и толстый бородач лет сорока, внешностью больше напоминающий спившегося попа, нежели дипломатичного и умелого борца за чистоту мундира одного из крупнейших концернов страны.
Пляцидевский скромненько клюет вегетарианский салатик, слушая струнный квартет, негромко упражняющийся в камерной музыке на тесной эстраде. Андрюша дорвался до коньяка, но при этом совсем не заметно, чтобы он был хоть немного поддатым. Зато оба Ярвела основательно налимониваются, затратив на это не более часа. Адвокат младшего из братьев, Эльмара — этакий двухметровый светловолосый верзила по имени Бенно — пытается приударить за мной и этим избавляет меня от необходимости отвечать на довольно скользкие вопросы Боса. А этот мерзавец, явно подозревая что-то неладное, всё время пытается поймать меня на вранье.
«И ведь в конце концов закончится тем, что поймает, — прихожу я к выводу, размазывая по булочке неизвестный паштет. — Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через год… Тьфу! — Паштет оказывается настоящей отравой. — Обсужу с Пляцидевским, как поскорее и безболезненнее избавиться от председателя. Не нравится мне его подозрительный взгляд и откровенное проявление антипатии. От этого Федора в любой момент можно ожидать нападения со спины»
Бенно заплетающимся языком зазывает меня к себе, в гостиницу «Пулковская», красочно живописуя все прелести жизни, которые меня там ожидают. Потом опрокидывает в себя наполненный водкой фужер для мартини, чисто по-русски занюхивая рукавом дорогого костюма. Андрюша, сидящий напротив меня, готов расхохотаться. Бенно тем временем отвлекается на еще один фужер с водкой, а ко мне, улучив момент, с другого бока уже подкатывается Бос.
— Виктория Карловна, вы говорили, что собираетесь занять место президента концерна, но ведь Уставом такая должность не оговаривается. Ваш отец…
Бенно что-то грозно рычит по-чухонски, и Бос, не закончив, спешит ретироваться на дальний конец стола. А горячий финский парень, с огромным трудом строя английские фразы, снова заводит волынку с приглашением меня в гостиницу «Пулковская».
— …фрекен Энглер… м-м-м… закажем в номер… хи, забыл, как по-английски… бутылку «Клико»…
— …медведь, он ведь такая хитрая стерва, что загодя знает, что у тебя в ружье, дробь или пуля, — сквозь гул голосов пробивается бас Бочкарева. — Представляете, Хуго?
— Нет! Толстых девок я не люблю. Другое дело…
— …наша советская «Дружба» в тысячу раз надежнее вашей «Хускварны»…
— …первый раз я приезжал в Петербург на чемпионат по хоккею…
— …на рогатину натыкается сам. Представляете, Хуго?
— Нет! Если когда и женюсь, то только на китаянке…
— …вставляешь стартер. Дергаешь!!!
Заливая скатерть вином и шампанским, валятся на скатерть бокалы. Рушатся на пол тарелки с объедками.
— …Тр-р-р-р-р-р!!! Стартер, чтобы не потерялся, в карман телогрейки…
Бочком-бочком, ко мне опять осторожно подбирается Бос со своими вопросами.
— …представляете, Хуго?
— Нет!
Я подмигиваю Пляцидевскому и чуть заметно киваю на выход. Мой личный Дейл Карнеги понимает меня без проблем: пора отсюда валить. Фуршет перерос в пьянку, и господа алкоголики теперь легко обойдутся без нас. Даст господь, не передерутся.
— …Тр-р-р-р-р-р!!! Выбираешь клин…
— …и обязательно надо вымочить мясо, чтобы не пахло собачиной…
— Виктория Карловна, Даниил Александрович, вы нас покидаете?
Опять этот докучливый Бос!
— Нет, мы в дамскую комнату, — отрезаю я и следом за Пляцидевским выскакиваю за дверь.
Председатель совета директоров, должно быть, провожает нас округлившимися глазами.
— Тр-р-р-р-р-р!!! — доносится до меня из банкетного зала. Адвокат Мясоедов продолжает валить деревья отечественной бензопилой «Дружба».
Прямо из ресторана мы с Пляцидевским отправляемся в Рощино, к нашему пленному олигарху.
Устроили его там со всеми удобствами: обшитая вагонкой комнатка с древним диваном, самодельным столом и двумя стульями эпохи Карибского кризиса. Полочка с книгами. Половички под ногами. На стене портрет Сергея Есенина с трубкой в зубах. На столе миска с яблоками и тарелка с остатками курицы. На кормежку, похоже, Шикульский не жалуется. Подавленным не выглядит. Более того, имеет наглость хамить. Даже толком не поздоровавшись, сразу начинает втирать мне бодягу о том, что вовсе не наворотил глупостей, ухитрившись угодить в заложники к своему же пленнику, а всё это было спланировано заранее. Мол, хотел познакомиться лично со мной и Олегом и выбрал для этого столь извилистый путь.
— Как же… — язвительно бурчу я себе под нос, осторожно присаживаюсь на скрипучий стульчик, и пытаюсь сообразить, с чего начинать воспитательную беседу. Но в том, что касается захвата инициативы в общении с кем бы там ни было, депутат Государственной Думы куда искушенней меня. И все нити разговора тут же оказываются у него в руках. Вернее, у него на языке.
— Вика, я еще раз хочу повторить свое предложение заключить между нами партнерское соглашение. Выиграем оба…
— Выиграете только вы, — перебиваю я. — Меня же оставите на бобах.
— Не будь идиоткой! — как ни в чем не бывало, советует мне олигарх и политик, устраиваясь на диване напротив меня. — Уж коли полезла во взрослые игры, так постарайся и выглядеть взрослой. А не сопливой десятиклассницей-задавакой…
Я дипломатично молчу.
— …Мысли реально. И пойми, наконец, что тебе повезло: наткнуться на такую огромную кость, разгрызть которую ты никогда не сумеешь. Переломаешь все зубы, и в результате останешься ни с чем. Я же предлагаю тебе то, что тебе абсолютно по силам.
— Хм-м-м…
— Послушай! — оживляется Шикульский, расценив мое «Хм-м-м», как признак колебания. — С чего ты взяла, что останешься на бобах? Конечно, лишишься приставки «мульти» к своему званию «миллионерша». Но подумай: так ли это тебе и надо? Ты не будешь испытывать никаких финансовых затруднений. Пожелаешь «Роллс-ройс» — ради бога. Захочешь виллу на Лазурном Берегу или в Майами — проще простого. При этом ты будешь избавлена от всех проблем, которые неизменно влечет за собой судьба миллиардера. А поверь, она просто кошмарна! Четырнадцатичасовой рабочий день, непрерывное ожидание выстрела киллера или наезда чиновников, постоянные стрессы из-за нестабильности биржевых котировок — это лишь малая составляющая той платы, которую приходится возвращать взамен своего счета в банке…
— Дмитрий Романович, не пытайтесь меня соблазнить. — Мне очень быстро надоедает выслушивать этот чистый воды пиар. От любого вида рекламы меня всегда лишь тошнит. — Откровенно сказать, это у вас получается очень неважно. Я удивлена: ожидала, что вы куда гибче. А пока вижу лишь лобовые атаки, в которых нет ни капли фантазии. Зачем вы нарушили перемирие, которое месяц назад сами же и предложили?
— За месяц многое изменилось, Вика, — многозначительно вздыхает Шикульский.
— Вы имеете в виду то, что сегодня в «Богатырской Силе» состоялось собрание акционеров?
— Причем здесь концерн? Всё гораздо сложнее. Зри в корень. Вика: вовсе не надо присутствовать в Думе, достаточно лишь иногда включать телевизор, чтобы понять, что в стране грядут перемены. Ельцин изжил себя, его сейчас волнует единственное — спокойно убраться на пенсию и при этом избежать опалы. Он уже подготовил себе преемника, при котором будет чувствовать себя в безопасности. И уже до Нового Года преемник взойдет на престол. Бывший чекист — это во-первых: твой землячок, испытывающий традиционную неприязнь ленинградцев к жителям Москвы, — это во-вторых: скорее всего, сразу начнется охота на ведьм. Вылетят из своих мягких кресел прикормленные нами чинуши, начнется рытье подкопов под всех более или менее заметных представителей российского бизнеса, к которым на данный момент относимся мы с тобой. И на тебя, и на меня у них найдется достаточное количество компромата, чтобы отправить нас по этапу. К тому же, не забывай, что через два месяца думские выборы…