Страница:
— А что ты любишь больше — ром или мужчин? — рассеянно спросил он.
— Ром, — ответила Бубна и расхохоталась. — Некоторые мужчины просто омерзительны. Особенно некурящие. А ром приятен всегда. У тебя есть сигареты?
Концентрик достал из кармана сигареты.
— Как долго ты в море? — спросил он.
— С того самого момента, как пришла на Галапагос, — отвечала она. — Уже свыше трех лет.
— И всегда с пиратами?
— Нет. Сперва я плавала на торговой галере.
Концентрик вздрогнул. Ему даже показалось, что он предвидел такой ответ.
— И какую работу ты там выполняла? — несколько наивно спросил он.
Бубна встала и поводила задом. Она опять была голая до пояса, с распущенными черными волосами, и при свете звезд выглядела как прекрасная ведьма из мудрой старинной сказки.
— У нас своя работа, — сказала она. — Я была любовницей шкипера.
Концентрик подумал, что неплохо бы уже сейчас выбросить ее за борт. Он с трудом подавил в себе это желание, быстро выпил еще одну кружку рому и ушел спать, даже не поинтересовавшись, где будет спать она.
— Ром, — ответила Бубна и расхохоталась. — Некоторые мужчины просто омерзительны. Особенно некурящие. А ром приятен всегда. У тебя есть сигареты?
Концентрик достал из кармана сигареты.
— Как долго ты в море? — спросил он.
— С того самого момента, как пришла на Галапагос, — отвечала она. — Уже свыше трех лет.
— И всегда с пиратами?
— Нет. Сперва я плавала на торговой галере.
Концентрик вздрогнул. Ему даже показалось, что он предвидел такой ответ.
— И какую работу ты там выполняла? — несколько наивно спросил он.
Бубна встала и поводила задом. Она опять была голая до пояса, с распущенными черными волосами, и при свете звезд выглядела как прекрасная ведьма из мудрой старинной сказки.
— У нас своя работа, — сказала она. — Я была любовницей шкипера.
Концентрик подумал, что неплохо бы уже сейчас выбросить ее за борт. Он с трудом подавил в себе это желание, быстро выпил еще одну кружку рому и ушел спать, даже не поинтересовавшись, где будет спать она.
6
На другой день, незадолго до полудня, пираты «Веселого Мака» бросили якорь в живописной гавани у Острова Тысячи Дев, который гораздо чаще называли попросту Аукционом. Многочисленные лодки торговцев фруктами, высокие пальмы, одноэтажный белый городок вдали — все это выглядело бы очень привлекательно, если бы не ужасная толпа голых, закованных в цепи невольников, строем сидевших на корточках, окруженных вооруженными надсмотрщиками и ждавших команды, чтобы подняться и потащиться на аукцион навстречу новым, пока еще неведомым мучениям. Толпа эта явно была только что согнана с пришвартованной по соседству с «Веселым Маком» торговой галеры, шкипер которой громко командовал на палубе и время от времени исподтишка бросал взгляды на пиратский капер, с которым он никогда бы не захотел встретиться в открытом море. При виде этого зрелища Концентрик машинально сжал кулаки, но стоявший рядом Маккормик мягко положил руку ему на плечо и сказал:
— Спокойнее, друг мой, ты все равно не изменишь этот мир. Если ты не обещаешь вести себя благоразумно, я оставлю тебя на борту, и ты так и не побываешь на Поляне Пивных Бочек.
Концентрик неотрывно смотрел на берег. Вскоре там прозвучала команда «Встать!», и рабы покорно поднялись и, гремя цепями, строем потянулись по направлению к городу.
Пираты начали готовиться к высадке. Всех женщин собрали на палубе, и квартирмейстер Борода давал им надлежащие указания. На этот раз Борода и сам собирался на берег, а на корабле оставался главный канонир Дарби со своими помощниками. Бубна все время льнула к Концентрику. Она понимала, что ночью сболтнула лишнего, и теперь пыталась исправить положение. Она уже жалела, что изменила Голландцу: там ее существование было гораздо спокойнее, она испытывала достаток и пользовалась уважением капитана и команды; теперь же она очутилась всецело во власти человека, который временами казался ей обозлившимся на весь мир дикарем.
Перед высадкой на берег Маккормик счел необходимым еще раз предупредить Концентрика:
— Ты, парень, на острове руки особо не распускай. Наша торговля здесь и так висит на волоске, ты это прекрасно знаешь.
Концентрик молча кивнул головой в знак согласия.
Женщин не заковывали в цепи. Да и стерегли их во время переходов не слишком строго. Практика показывала, что женщины, в отличие от невольников-мужчин, почти никогда не предпринимали попыток к бегству. Им просто некуда было бежать; повсюду ждала их неволя. Самые красивые женщины предназначались для плотских утех, остальных использовали для всевозможных работ, испокон веков считавшихся женскими. Бежать можно было только обратно на Континент, но это не представлялось реальным. Как правило, пленницы и не стремились к побегу: одни смиренно несли свою долю, другие стремились устроиться с максимально возможными удобствами. Многие женщины находили эту жизнь более естественной, чем жизнь на Континенте, невзирая даже на то, что их порочно зачатые дети в большинстве случаев рождались рабами.
Алчные торговцы, доставляя своих пленниц к местам сбыта, неизменно заботились о достижении максимальных прибылей. Поэтому, экономя буквально на всем, они все же стремились сохранить за женщинами товарный вид. В отличие от них, пираты славились веселым нравом и широтой души: порой тяжелые на руку, они зато никогда не скупились на самые щедрые угощения. Вот и сейчас, вразвалочку сойдя на берег, флибустьеры в обнимку со своими пленницами направились к знаменитой Поляне Пивных Бочек. Возглавлял шествие Борода. Концентрик шел позади всех широкой размеренной походкой, сопровождаемый капитаном и встревоженной Бубной. Бубна то и дело искательно поглядывала на него; Концентрик не обращал на это внимания и с любопытством посматривал по сторонам.
Городок был скорее некрасивый, однако сочетание белокаменности строений с пышной тропической природой придавало ему известный южный колорит. Какой-либо стиль отсутствовал: скотные дворы и стога сена тут и там соседствовали с лавками мелких торговцев и ресторанчиками под открытым небом. Пожалуй, если и был какой-то внешний символ у этого городка, так это — ананас. Он здесь присутствовал повсюду: на тележках разносчиков и на вывесках таверн, на ресторанных столиках и в корытах свиней на скотных дворах.
Местные жители, завидев пиратов, шарахались во все стороны. Лишь изредка попадались навстречу носильщики в зеленых хлопчатобумажных униформах. Эти ничего не боялись; им просто нечего было терять. Концентрик уже знал, что такую униформу носят мужчины-рабы на всех островах Империи. Исключение составляли лишь галерники, тянувшие свою горькую лямку нагишом.
О приближении Поляны Пивных Бочек можно было догадаться загодя: теплый хлебный запах свежего пива смешивался с восхитительным, доселе незнакомым Концентрику ароматом.
— Клянусь спермой христовой, сегодня там шашлыки, ребята! — заорал Борода, и возбужденные разбойники дружно загалдели.
Концентрик взглянул на капитана, но тот внезапно ускорил шаг и стал быстро перемещаться во главу пиратской процессии. Тогда Концентрик перевел вопросительный взгляд на Бубну. По всему было видно, что она уже бывала здесь прежде.
— Какой запах! — воскликнул Концентрик. — Это несомненно мясо, но какое-то особенное!
— Это шашлык, кавказское блюдо, — с готовностью пояснила девушка. — Баранина, предварительно вымоченная в вине и зажаренная на вертеле.
У Бубны аж ноздри и грудь трепетали, и было от чего.
Прямо посреди городка пираты миновали узкую — ярдов десять — полоску леса и вышли на большую живописную поляну. Это и была знаменитая Поляна Пивных Бочек. Жирные евреи в белых хлопчатобумажных рубашках, засучив рукава и обнажив толстые, поросшие черными волосами предплечья, торговали здесь пивом в розлив. Рядом на жаровнях, щедро наполненных красными, переливающимися огнем углями, смуглые усатые кавказцы жарили шашлыки. Торговля шла бойко; место было выбрано исключительно удачно: на полпути от гавани к невольничьему рынку.
Пираты произвольно разделились на несколько компаний и создали небольшие очереди возле каждой бочки. При этом, кто-то встал за пивом, а другие тем временем заказывали шашлыки. Концентрик почувствовал себя дискомфортно: у него совсем не было денег. Конечно, он мог одолжить у кого-нибудь, учитывая, что ему полагается определенный процент от предстоящей продажи женщин. Пока он над этим раздумывал, на помощь пришел Маккормик.
— Угощу-ка я, пожалуй, парень, тебя и твою подругу! — добродушно сказал он. — Встаньте, ребята, за пивом, а я тем временем разберусь с шашлычками.
Вскоре они уже пили пиво и ждали, пока баранина зажарится до нужной кондиции. Пиво здесь подавали в стеклянных поллитровых кружках. Такая кружка с высокой шапкой пены очень эффектно и уместно смотрелась в огромной ручище рыжего, приземистого, широкомордого Маккормика. Бубна тоже пила с удовольствием, но все принюхивалась и облизывалась, с нетерпением ожидая шашлыков. Концентрик последний раз пил пиво еще в Петербурге. Тогда он не считал себя особым почитателем этого напитка, но сейчас пиво шло хорошо. Времена меняются, и люди тоже. А может просто всему нужна своя обстановка.
Концентрик обратил внимание, что кружка пива стоила здесь пять крон, а порция шашлыка — пятнадцать. «Интересно, сколько нам удастся выручить денег на продаже женщин?» — подумал он. С новым интересом он внимательно осмотрел Бубну. Она призывно улыбнулась, не понимая, что у него на уме. На Поляне Пивных Бочек Концентрик открыл для себя еще одну привлекательную сторону пиратской жизни. Оказывается, будучи пиратом, можно не только наслаждаться убийством, но и грабить, захватывать женщин, насиловать их, а затем продавать и на вырученные деньги пить пиво и жрать шашлыки! «Любопытно, сколько может стоить подобная самка?» — раздумывал он, глядя на Бубну.
Подкрепившись, еще более повеселевшая разбойничья процессия двинулась к аукциону, до которого оставалось минут пятнадцать ходу.
Невольничий рынок располагался прямо посреди города, на огромной — под стать футбольному полю — поляне. В центре этой поляны был установлен деревянный помост размером приблизительно в тысячу квадратных ярдов, окруженный со всех сторон сплошной лестницей в пять или шесть ступенек высотой. На этом помосте, в нескольких местах одновременно, распорядители аукциона выставляли живой товар, а вокруг суетились и галдели покупатели, среди которых можно было видеть представителей самых различных слоев островного общества. Здесь были: работорговцы, доставившие целые партии для продажи; евнухи-селекционеры — представители гаремов Великого Островитянина и прочей островной знати; богатые хозяева, прибывшие с целью приобрести партию рабов для своих предприятий или сельскохозяйственных угодий; а также мелкие ремесленники и торговцы, желавшие прикупить себе работника или женщину по сходной цене.
Несчастные мужчины и по-разному относившиеся к своему положению женщины поочередно выводились на помост, и начинались торги, интенсивность которых в основном зависела от качества предлагаемого товара. Иной раб продавался в минуту, чуть ли не за стартовую цену, но за женщин порой разгоралась яростная борьба. Случалось, что за самых красивых отдавались целые состояния, хотя, конечно, такие жемчужины встречались достаточно редко. Дожидавшиеся своего выхода на помост рабы выставлялись на поляне для всеобщего обозрения. Толпившиеся вокруг покупатели не стесняясь обсуждали их достоинства и недостатки, грубо щупали женщин и высказывали предположения относительно их возможной стоимости.
Пираты сразу оккупировали три (из шести) места на помосте и принялись выставлять там поочередно своих женщин. При этом наиболее привлекательных сберегали на конец, рассчитывая пока создать вокруг них известный ажиотаж.
Кое-кто из покупателей исподтишка поглядывал на Бубну. Она и впрямь заслуживала внимания и даже восхищения. Однако, опытные торговцы видели, что она не выставлена для продажи, а прочие, не столь хорошо разбиравшиеся в ситуации, все-равно не решались продемонстрировать свой интерес к этой женщине. Рядом с ней стоял мощный, сурового вида, атлет, связываться с которым никто бы здесь не решился.
Концентрик внимательно следил за торгами. Бубна тепло прижималась к нему, и в прекрасных глазах ее светилась тревога: она явно предчувствовала недоброе. Между тем, цены приятно удивили Концентрика: даже самые дешевые женщины продавались за три-четыре тысячи крон. Торговля шла быстро, и за два с половиной часа пираты сбыли почти весь свой товар. Осталось лишь несколько самых красивых женщин. К этому времени наибольшая толпа собралась в той части поляны, где торговали пираты «Веселого Мака». Цены подскочили во много раз. Самая красивая девица, с которой накануне, как видел Концентрик, спал Борода, досталась жирному скандинаву, главному евнуху Великого Островитянина за двадцать восемь тысяч. «А ведь Бубна гораздо сексуальнее! — подумал Концентрик. — За стоимость Бубны вероятно можно купить целый корабль с полной оснасткой.»
И Бубна принадлежит лично ему, а не всей команде!
Концентрик посмотрел на Бубну, и она в страхе попятилась, уже понимая, что сейчас последует. Он грубо схватил ее, раздел и вытолкнул на помост.
Восхищенный гул пронесся в толпе. С прекрасной талией, с чуть полноватыми, но длинными бронзовыми ногами, полногрудая Бубна выглядела бы королевой Загадочного Архипелага, если бы не позорное положение, в котором она сейчас находилась.
— Тридцать тысяч крон! — сразу выкрикнул свою стартовую цену главный евнух Великого Островитянина.
Распорядитель помог обнаженной Бубне принять наиболее привлекательную позу. Она слепо повиновалась. Слезы душили ее. Она смотрела на Концентрика с горечью и презрением. Теперь она горько сожалела о недавно содеянном. Человек, которому она отдалась, продает ее уже на второй день, и после романтичной жизни с веселым пиратским капитаном она отправится в гарем, где ею поиграются какое-то время, после чего она скорее всего затеряется в скучной компании забытых и несчастных наложниц.
Концентрик встретился взглядом с Бубной, и на какие-то секунды его охватили сомнения, которые он, впрочем, быстро рассеял. Эта женщина пока еще оставалась для него лишь бывшей подстилкой шкипера торговой галеры, и он абсолютно не задумывался о том, что в нравственном отношении она возможно ничуть не уступает Аделаиде, которую он упорно ищет в этом безумном мире. Такова была любовь во все времена — слепая, упрямая и необъективная! Внушив себе когда-то нежные чувства к Аделаиде, Концентрик по инерции продолжал хранить их в своей теперь уже изрядно загрубевшей душе.
Бубна имела бешеный успех. Такие женщины крайне редко всходили на этот помост. Цена на нее росла как на дрожжах, а она все смотрела на Концентрика глазами, полными слез и обиды. Концентрик напряженно следил за торгами и думал о том, как хорошо, что он сдержался и не выкинул Бубну за борт прошлой ночью. Похоже, что благодаря этому он станет сейчас вполне состоятельным человеком. Попутно он представлял себе, как на обратном пути угостит всех своих товарищей пивом и шашлыками.
— Девяносто тысяч крон!.. Продано! — провозгласил наконец распорядитель, и заплаканная Бубна сошла с помоста навстречу своей судьбе.
Купивший ее главный евнух Великого Островитянина заботливо прикрыл ее наготу богато расшитым вишневым плащом.
— Спокойнее, друг мой, ты все равно не изменишь этот мир. Если ты не обещаешь вести себя благоразумно, я оставлю тебя на борту, и ты так и не побываешь на Поляне Пивных Бочек.
Концентрик неотрывно смотрел на берег. Вскоре там прозвучала команда «Встать!», и рабы покорно поднялись и, гремя цепями, строем потянулись по направлению к городу.
Пираты начали готовиться к высадке. Всех женщин собрали на палубе, и квартирмейстер Борода давал им надлежащие указания. На этот раз Борода и сам собирался на берег, а на корабле оставался главный канонир Дарби со своими помощниками. Бубна все время льнула к Концентрику. Она понимала, что ночью сболтнула лишнего, и теперь пыталась исправить положение. Она уже жалела, что изменила Голландцу: там ее существование было гораздо спокойнее, она испытывала достаток и пользовалась уважением капитана и команды; теперь же она очутилась всецело во власти человека, который временами казался ей обозлившимся на весь мир дикарем.
Перед высадкой на берег Маккормик счел необходимым еще раз предупредить Концентрика:
— Ты, парень, на острове руки особо не распускай. Наша торговля здесь и так висит на волоске, ты это прекрасно знаешь.
Концентрик молча кивнул головой в знак согласия.
Женщин не заковывали в цепи. Да и стерегли их во время переходов не слишком строго. Практика показывала, что женщины, в отличие от невольников-мужчин, почти никогда не предпринимали попыток к бегству. Им просто некуда было бежать; повсюду ждала их неволя. Самые красивые женщины предназначались для плотских утех, остальных использовали для всевозможных работ, испокон веков считавшихся женскими. Бежать можно было только обратно на Континент, но это не представлялось реальным. Как правило, пленницы и не стремились к побегу: одни смиренно несли свою долю, другие стремились устроиться с максимально возможными удобствами. Многие женщины находили эту жизнь более естественной, чем жизнь на Континенте, невзирая даже на то, что их порочно зачатые дети в большинстве случаев рождались рабами.
Алчные торговцы, доставляя своих пленниц к местам сбыта, неизменно заботились о достижении максимальных прибылей. Поэтому, экономя буквально на всем, они все же стремились сохранить за женщинами товарный вид. В отличие от них, пираты славились веселым нравом и широтой души: порой тяжелые на руку, они зато никогда не скупились на самые щедрые угощения. Вот и сейчас, вразвалочку сойдя на берег, флибустьеры в обнимку со своими пленницами направились к знаменитой Поляне Пивных Бочек. Возглавлял шествие Борода. Концентрик шел позади всех широкой размеренной походкой, сопровождаемый капитаном и встревоженной Бубной. Бубна то и дело искательно поглядывала на него; Концентрик не обращал на это внимания и с любопытством посматривал по сторонам.
Городок был скорее некрасивый, однако сочетание белокаменности строений с пышной тропической природой придавало ему известный южный колорит. Какой-либо стиль отсутствовал: скотные дворы и стога сена тут и там соседствовали с лавками мелких торговцев и ресторанчиками под открытым небом. Пожалуй, если и был какой-то внешний символ у этого городка, так это — ананас. Он здесь присутствовал повсюду: на тележках разносчиков и на вывесках таверн, на ресторанных столиках и в корытах свиней на скотных дворах.
Местные жители, завидев пиратов, шарахались во все стороны. Лишь изредка попадались навстречу носильщики в зеленых хлопчатобумажных униформах. Эти ничего не боялись; им просто нечего было терять. Концентрик уже знал, что такую униформу носят мужчины-рабы на всех островах Империи. Исключение составляли лишь галерники, тянувшие свою горькую лямку нагишом.
О приближении Поляны Пивных Бочек можно было догадаться загодя: теплый хлебный запах свежего пива смешивался с восхитительным, доселе незнакомым Концентрику ароматом.
— Клянусь спермой христовой, сегодня там шашлыки, ребята! — заорал Борода, и возбужденные разбойники дружно загалдели.
Концентрик взглянул на капитана, но тот внезапно ускорил шаг и стал быстро перемещаться во главу пиратской процессии. Тогда Концентрик перевел вопросительный взгляд на Бубну. По всему было видно, что она уже бывала здесь прежде.
— Какой запах! — воскликнул Концентрик. — Это несомненно мясо, но какое-то особенное!
— Это шашлык, кавказское блюдо, — с готовностью пояснила девушка. — Баранина, предварительно вымоченная в вине и зажаренная на вертеле.
У Бубны аж ноздри и грудь трепетали, и было от чего.
Прямо посреди городка пираты миновали узкую — ярдов десять — полоску леса и вышли на большую живописную поляну. Это и была знаменитая Поляна Пивных Бочек. Жирные евреи в белых хлопчатобумажных рубашках, засучив рукава и обнажив толстые, поросшие черными волосами предплечья, торговали здесь пивом в розлив. Рядом на жаровнях, щедро наполненных красными, переливающимися огнем углями, смуглые усатые кавказцы жарили шашлыки. Торговля шла бойко; место было выбрано исключительно удачно: на полпути от гавани к невольничьему рынку.
Пираты произвольно разделились на несколько компаний и создали небольшие очереди возле каждой бочки. При этом, кто-то встал за пивом, а другие тем временем заказывали шашлыки. Концентрик почувствовал себя дискомфортно: у него совсем не было денег. Конечно, он мог одолжить у кого-нибудь, учитывая, что ему полагается определенный процент от предстоящей продажи женщин. Пока он над этим раздумывал, на помощь пришел Маккормик.
— Угощу-ка я, пожалуй, парень, тебя и твою подругу! — добродушно сказал он. — Встаньте, ребята, за пивом, а я тем временем разберусь с шашлычками.
Вскоре они уже пили пиво и ждали, пока баранина зажарится до нужной кондиции. Пиво здесь подавали в стеклянных поллитровых кружках. Такая кружка с высокой шапкой пены очень эффектно и уместно смотрелась в огромной ручище рыжего, приземистого, широкомордого Маккормика. Бубна тоже пила с удовольствием, но все принюхивалась и облизывалась, с нетерпением ожидая шашлыков. Концентрик последний раз пил пиво еще в Петербурге. Тогда он не считал себя особым почитателем этого напитка, но сейчас пиво шло хорошо. Времена меняются, и люди тоже. А может просто всему нужна своя обстановка.
Концентрик обратил внимание, что кружка пива стоила здесь пять крон, а порция шашлыка — пятнадцать. «Интересно, сколько нам удастся выручить денег на продаже женщин?» — подумал он. С новым интересом он внимательно осмотрел Бубну. Она призывно улыбнулась, не понимая, что у него на уме. На Поляне Пивных Бочек Концентрик открыл для себя еще одну привлекательную сторону пиратской жизни. Оказывается, будучи пиратом, можно не только наслаждаться убийством, но и грабить, захватывать женщин, насиловать их, а затем продавать и на вырученные деньги пить пиво и жрать шашлыки! «Любопытно, сколько может стоить подобная самка?» — раздумывал он, глядя на Бубну.
Подкрепившись, еще более повеселевшая разбойничья процессия двинулась к аукциону, до которого оставалось минут пятнадцать ходу.
Невольничий рынок располагался прямо посреди города, на огромной — под стать футбольному полю — поляне. В центре этой поляны был установлен деревянный помост размером приблизительно в тысячу квадратных ярдов, окруженный со всех сторон сплошной лестницей в пять или шесть ступенек высотой. На этом помосте, в нескольких местах одновременно, распорядители аукциона выставляли живой товар, а вокруг суетились и галдели покупатели, среди которых можно было видеть представителей самых различных слоев островного общества. Здесь были: работорговцы, доставившие целые партии для продажи; евнухи-селекционеры — представители гаремов Великого Островитянина и прочей островной знати; богатые хозяева, прибывшие с целью приобрести партию рабов для своих предприятий или сельскохозяйственных угодий; а также мелкие ремесленники и торговцы, желавшие прикупить себе работника или женщину по сходной цене.
Несчастные мужчины и по-разному относившиеся к своему положению женщины поочередно выводились на помост, и начинались торги, интенсивность которых в основном зависела от качества предлагаемого товара. Иной раб продавался в минуту, чуть ли не за стартовую цену, но за женщин порой разгоралась яростная борьба. Случалось, что за самых красивых отдавались целые состояния, хотя, конечно, такие жемчужины встречались достаточно редко. Дожидавшиеся своего выхода на помост рабы выставлялись на поляне для всеобщего обозрения. Толпившиеся вокруг покупатели не стесняясь обсуждали их достоинства и недостатки, грубо щупали женщин и высказывали предположения относительно их возможной стоимости.
Пираты сразу оккупировали три (из шести) места на помосте и принялись выставлять там поочередно своих женщин. При этом наиболее привлекательных сберегали на конец, рассчитывая пока создать вокруг них известный ажиотаж.
Кое-кто из покупателей исподтишка поглядывал на Бубну. Она и впрямь заслуживала внимания и даже восхищения. Однако, опытные торговцы видели, что она не выставлена для продажи, а прочие, не столь хорошо разбиравшиеся в ситуации, все-равно не решались продемонстрировать свой интерес к этой женщине. Рядом с ней стоял мощный, сурового вида, атлет, связываться с которым никто бы здесь не решился.
Концентрик внимательно следил за торгами. Бубна тепло прижималась к нему, и в прекрасных глазах ее светилась тревога: она явно предчувствовала недоброе. Между тем, цены приятно удивили Концентрика: даже самые дешевые женщины продавались за три-четыре тысячи крон. Торговля шла быстро, и за два с половиной часа пираты сбыли почти весь свой товар. Осталось лишь несколько самых красивых женщин. К этому времени наибольшая толпа собралась в той части поляны, где торговали пираты «Веселого Мака». Цены подскочили во много раз. Самая красивая девица, с которой накануне, как видел Концентрик, спал Борода, досталась жирному скандинаву, главному евнуху Великого Островитянина за двадцать восемь тысяч. «А ведь Бубна гораздо сексуальнее! — подумал Концентрик. — За стоимость Бубны вероятно можно купить целый корабль с полной оснасткой.»
И Бубна принадлежит лично ему, а не всей команде!
Концентрик посмотрел на Бубну, и она в страхе попятилась, уже понимая, что сейчас последует. Он грубо схватил ее, раздел и вытолкнул на помост.
Восхищенный гул пронесся в толпе. С прекрасной талией, с чуть полноватыми, но длинными бронзовыми ногами, полногрудая Бубна выглядела бы королевой Загадочного Архипелага, если бы не позорное положение, в котором она сейчас находилась.
— Тридцать тысяч крон! — сразу выкрикнул свою стартовую цену главный евнух Великого Островитянина.
Распорядитель помог обнаженной Бубне принять наиболее привлекательную позу. Она слепо повиновалась. Слезы душили ее. Она смотрела на Концентрика с горечью и презрением. Теперь она горько сожалела о недавно содеянном. Человек, которому она отдалась, продает ее уже на второй день, и после романтичной жизни с веселым пиратским капитаном она отправится в гарем, где ею поиграются какое-то время, после чего она скорее всего затеряется в скучной компании забытых и несчастных наложниц.
Концентрик встретился взглядом с Бубной, и на какие-то секунды его охватили сомнения, которые он, впрочем, быстро рассеял. Эта женщина пока еще оставалась для него лишь бывшей подстилкой шкипера торговой галеры, и он абсолютно не задумывался о том, что в нравственном отношении она возможно ничуть не уступает Аделаиде, которую он упорно ищет в этом безумном мире. Такова была любовь во все времена — слепая, упрямая и необъективная! Внушив себе когда-то нежные чувства к Аделаиде, Концентрик по инерции продолжал хранить их в своей теперь уже изрядно загрубевшей душе.
Бубна имела бешеный успех. Такие женщины крайне редко всходили на этот помост. Цена на нее росла как на дрожжах, а она все смотрела на Концентрика глазами, полными слез и обиды. Концентрик напряженно следил за торгами и думал о том, как хорошо, что он сдержался и не выкинул Бубну за борт прошлой ночью. Похоже, что благодаря этому он станет сейчас вполне состоятельным человеком. Попутно он представлял себе, как на обратном пути угостит всех своих товарищей пивом и шашлыками.
— Девяносто тысяч крон!.. Продано! — провозгласил наконец распорядитель, и заплаканная Бубна сошла с помоста навстречу своей судьбе.
Купивший ее главный евнух Великого Островитянина заботливо прикрыл ее наготу богато расшитым вишневым плащом.
7
Контракт требовал, чтобы каждый пират платил четверть всех своих доходов в общую казну. Таким образом, продажа Бубны явилась успешной торговой операцией не только для Концентрика, но и для всей команды «Веселого Мака». Маккормик давно мечтал переоснастить корабль и установить на нем более мощные орудия. Теперь эти мечты приобрели реальную материальную основу.
— Ну и подарочек преподнес тебе Голландец! — Маккормик добродушно поздравлял Концентрика. — Я конечно понимал, что такая баба потянет недешево, но все же никак не ожидал, что ее ляжки уплывут за девяносто тысяч! Пусть меня замаринуют в сперме Святого Духа, если с тебя не причитается, парень!
Концентрик согласно кивнул и пригласил всю «братву» на пиво и шашлыки. Горланя песни, разбойники двинулись в путь.
Концентрик пребывал в отличном расположении духа, однако на Поляне Пивных Бочек он застал страшную для себя картину.
Несколько вооруженных матросов во главе со шкипером гнали с аукциона в гавань только что приобретенную партию из двух десятков галерников. По пути они решили побаловаться пивком, а несчастных, уже раздетых догола, посадили пока на цепи возле толстого ствола отлично прижившегося в здешнем климате старого африканского баобаба.
При виде этой картины у Концентрика сразу пропала охота пить и есть. Кровь закипела в его жилах; ему захотелось драться. Неужели он стерпит и промолчит!? Нет! Не этому его учили рабские цепи и боцманские плети. Не о терпении и смирении он мечтал страшными черными ночами, опустив голову на весло. Помнишь, Деймос!
— Сволочь! — заорал Концентрик и, выхватив из-за пояса топор, страшным ударом раскроил ненавистному шкиперу череп. — Вкусно поесть захотели, гады!
Матросы оцепенели от неожиданности и почти не оказали сопротивления. В несколько секунд Концентрик перебил их всех. Он вновь наслаждался убийством и запахом крови. Он не остановился, даже сразив наповал последнего матроса, и нанес еще один удар уже бездыханному шкиперу, отрубив ему тем самым залитую кровью голову.
Концентрик сорвал большой лист лопуха и тщательно вытер им свой топор. Пираты молчали. Даже эти суровые, привычные к всяческим жестокостям люди были потрясены увиденным. Молчали торговцы пивом. Усатые кавказцы перестали ворошить угли в своих жаровнях. Даже сидевшие на цепях невольники выражали свою радость скромнее, чем можно было ожидать.
Тягостная тишина воцарилась на обычно столь шумной Поляне Пивных Бочек.
— Напрасно ты это сделал, Концентрик, — очень серьезно сказал Маккормик. — Напрасно. Теперь наша торговля здесь под угрозой. Думаю, что Островитянин этого так не оставит.
Концентрик молчал.
— Освободите рабов, ребята, — продолжал капитан. — Хоть нам и не нужно сейчас так много людей, но раз уж так получилось — мы подпишем с ними контракт.
Концентрик закурил сигарету. Он еще только приходил в себя и даже не слышал толком слов капитана. Одно он знал твердо: он поступил так, как должен был поступить, даже если это была и ошибка. Он знал, что будет поступать так всегда. Он не может иначе. Им постоянно движет слепая ненависть к угнетателям и их тупым равнодушным приспешникам. При этом Концентрик не обманывал сам себя: он знал, что ненависть к угнетателям говорит в нем гораздо сильнее, чем сочувствие угнетенным.
— Ну и подарочек преподнес тебе Голландец! — Маккормик добродушно поздравлял Концентрика. — Я конечно понимал, что такая баба потянет недешево, но все же никак не ожидал, что ее ляжки уплывут за девяносто тысяч! Пусть меня замаринуют в сперме Святого Духа, если с тебя не причитается, парень!
Концентрик согласно кивнул и пригласил всю «братву» на пиво и шашлыки. Горланя песни, разбойники двинулись в путь.
Концентрик пребывал в отличном расположении духа, однако на Поляне Пивных Бочек он застал страшную для себя картину.
Несколько вооруженных матросов во главе со шкипером гнали с аукциона в гавань только что приобретенную партию из двух десятков галерников. По пути они решили побаловаться пивком, а несчастных, уже раздетых догола, посадили пока на цепи возле толстого ствола отлично прижившегося в здешнем климате старого африканского баобаба.
При виде этой картины у Концентрика сразу пропала охота пить и есть. Кровь закипела в его жилах; ему захотелось драться. Неужели он стерпит и промолчит!? Нет! Не этому его учили рабские цепи и боцманские плети. Не о терпении и смирении он мечтал страшными черными ночами, опустив голову на весло. Помнишь, Деймос!
— Сволочь! — заорал Концентрик и, выхватив из-за пояса топор, страшным ударом раскроил ненавистному шкиперу череп. — Вкусно поесть захотели, гады!
Матросы оцепенели от неожиданности и почти не оказали сопротивления. В несколько секунд Концентрик перебил их всех. Он вновь наслаждался убийством и запахом крови. Он не остановился, даже сразив наповал последнего матроса, и нанес еще один удар уже бездыханному шкиперу, отрубив ему тем самым залитую кровью голову.
Концентрик сорвал большой лист лопуха и тщательно вытер им свой топор. Пираты молчали. Даже эти суровые, привычные к всяческим жестокостям люди были потрясены увиденным. Молчали торговцы пивом. Усатые кавказцы перестали ворошить угли в своих жаровнях. Даже сидевшие на цепях невольники выражали свою радость скромнее, чем можно было ожидать.
Тягостная тишина воцарилась на обычно столь шумной Поляне Пивных Бочек.
— Напрасно ты это сделал, Концентрик, — очень серьезно сказал Маккормик. — Напрасно. Теперь наша торговля здесь под угрозой. Думаю, что Островитянин этого так не оставит.
Концентрик молчал.
— Освободите рабов, ребята, — продолжал капитан. — Хоть нам и не нужно сейчас так много людей, но раз уж так получилось — мы подпишем с ними контракт.
Концентрик закурил сигарету. Он еще только приходил в себя и даже не слышал толком слов капитана. Одно он знал твердо: он поступил так, как должен был поступить, даже если это была и ошибка. Он знал, что будет поступать так всегда. Он не может иначе. Им постоянно движет слепая ненависть к угнетателям и их тупым равнодушным приспешникам. При этом Концентрик не обманывал сам себя: он знал, что ненависть к угнетателям говорит в нем гораздо сильнее, чем сочувствие угнетенным.
8
Весь октябрь «Веселый Мак» бороздил воды Южного Блядовитого океана в поисках добычи. Лишь однажды за весь этот сухой и солнечный весенний месяц пираты ненадолго бросили якорь в тихой пустынной бухте возле Изумрудного берега, чтобы заправиться пресной водой.
Маккормик был теперь предельно осторожен. К Концентрику он неизменно относился очень тепло, но об инциденте на Острове Тысячи Дев явно не забывал и постоянно думал о возможных последствиях. Он чаще прежнего разгуливал по палубе с озабоченным видом, то и дело осматривая горизонт в свой старинный морской бинокль. Однажды он первым заметил вдали военный фрегат Островитянина, но принять бой не решился, и в течение долгих часов «Веселый Мак» демонстрировал свои скоростные качества, на всех парусах удирая от тяжеловесного преследователя. И все эти часы Маккормик не покидал капитанского мостика, и даже ром ему приносили туда.
Концентрик обычно сопровождал капитана в прогулках по палубе, а вечерами пил ром в его каюте. Он также был хмур и озабочен, но по совершенно иной причине. Он все чаще и чаще вспоминал теперь Бубну: ее чудесную улыбку, тепло ее пышного загорелого тела, наконец ее полные слез глаза и презрительный взгляд, обращенный на него с помоста невольничьего рынка. Поначалу Концентрик старательно гнал от себя эти мысли, но они возвращались вновь и вновь, становились навязчивыми, и к концу октября он уже думал о Бубне гораздо чаще чем об Аделаиде, и пожалуй даже нежнее.
Концентрик, вообще, изменился: теперь ему нужна была женщина, но таковой рядом не было. По ночам он беспокойно ворочался и мечтал о Бубне. Он все время вспоминал, как тогда — в первый раз — она судорожно дрыгала ногами, трепетала и дергалась в его могучих объятиях, как потом — мягкая и горячая — затихла под его тяжестью.
Переменившись по отношению к Бубне, он стал иначе думать о женщинах вообще, но его звериная ненависть к рабовладельцам и торговцам невольниками естественно от этого не ослабла. Напротив, осознав всю тяжесть женской доли на островах Загадочного Архипелага, он нашел лишь еще одну, дополнительную, причину ненавидеть своих врагов. Впрочем, его ненависть к ним и так была беспредельной.
В октябре лишь однажды шел дождь. Мощный тропический ливень. Он начался внезапно и столь же внезапно, меньше чем через час, закончился. И случилось это как раз в тот самый день, когда пираты высадились на берег в поисках пресной воды.
Концентрик укрывался от ливня под высокой магнолией, и ему казалось, что гостеприимное дерево пробуждается, набирается сил и радуется дождю, в то время как пальмы вокруг шуршат абсолютно равнодушно. А может это ему только казалось. Концентрик подумал о том, как легко он прежде обходился и без людей, и без природы, и как быстро он научился ненавидеть людей, стал убийцей, а вот природу полюбил. А впрочем, не всех людей он ненавидел.
Накануне Концентрику опять снился страшный сон. Вновь он видел бесконечные ряды изможденных серых людей. Снова они одинаково сидели на скамьях, безвольно сложив руки на коленях и устремив свои взгляды в неведомую даль. Этот сон по-прежнему не отпускал Концентрика. Только люди там теперь не всегда были голыми, порой они снились ему в зеленых хлопчатобумажных униформах. Этот сон закалял Концентрика, заставлял его ненавидеть не только врагов, но и равнодушных. Концентрик боялся этого сна и желал его одновременно.
Всего один раз за весь октябрь пиратам улыбнулась удача, и они настигли большой торговый галеон, возвращавшийся с аукциона на Галапагос. Абордажный бой оказался нелегким, и как всегда с наибольшим остервенением дрался Концентрик. Он раскалывал черепа и вышибал мозги своим ужасным топором и испытал лишь разочарование, когда сражение окончилось и убивать стало некого. Принято считать, что бывшие рабы — лучшие надсмотрщики. Быть может, это и так, но видимо не всегда. Концентрик навечно сохранил чувство солидарности по отношению к классу, к которому он принадлежал в течение четырнадцати самых страшных месяцев своей жизни, и его ненависть к врагам этого класса лишь нарастала по мере того, как он упивался их кровью и закалялся в боях.
На галеоне было захвачено сто двадцать тысяч крон, что всегда считалось неплохой добычей, но теперь эта сумма показалась разбойникам довольно скромной, так как совсем недавно Концентрик на их глазах продал одну-единственную женщину за девяносто тысяч. Все же, объективно это была удача: в казну легли еще тридцать тысяч, и Маккормик считал, что теперь команда окончательно готова заняться переоснасткой судна. Он запланировал эту операцию на декабрь, а в начале ноября взял курс к Лысой отмели, чтобы основательно поохотиться и, заодно, повидать своего старого друга Плешивого Эфиопа.
Маккормик был теперь предельно осторожен. К Концентрику он неизменно относился очень тепло, но об инциденте на Острове Тысячи Дев явно не забывал и постоянно думал о возможных последствиях. Он чаще прежнего разгуливал по палубе с озабоченным видом, то и дело осматривая горизонт в свой старинный морской бинокль. Однажды он первым заметил вдали военный фрегат Островитянина, но принять бой не решился, и в течение долгих часов «Веселый Мак» демонстрировал свои скоростные качества, на всех парусах удирая от тяжеловесного преследователя. И все эти часы Маккормик не покидал капитанского мостика, и даже ром ему приносили туда.
Концентрик обычно сопровождал капитана в прогулках по палубе, а вечерами пил ром в его каюте. Он также был хмур и озабочен, но по совершенно иной причине. Он все чаще и чаще вспоминал теперь Бубну: ее чудесную улыбку, тепло ее пышного загорелого тела, наконец ее полные слез глаза и презрительный взгляд, обращенный на него с помоста невольничьего рынка. Поначалу Концентрик старательно гнал от себя эти мысли, но они возвращались вновь и вновь, становились навязчивыми, и к концу октября он уже думал о Бубне гораздо чаще чем об Аделаиде, и пожалуй даже нежнее.
Концентрик, вообще, изменился: теперь ему нужна была женщина, но таковой рядом не было. По ночам он беспокойно ворочался и мечтал о Бубне. Он все время вспоминал, как тогда — в первый раз — она судорожно дрыгала ногами, трепетала и дергалась в его могучих объятиях, как потом — мягкая и горячая — затихла под его тяжестью.
Переменившись по отношению к Бубне, он стал иначе думать о женщинах вообще, но его звериная ненависть к рабовладельцам и торговцам невольниками естественно от этого не ослабла. Напротив, осознав всю тяжесть женской доли на островах Загадочного Архипелага, он нашел лишь еще одну, дополнительную, причину ненавидеть своих врагов. Впрочем, его ненависть к ним и так была беспредельной.
В октябре лишь однажды шел дождь. Мощный тропический ливень. Он начался внезапно и столь же внезапно, меньше чем через час, закончился. И случилось это как раз в тот самый день, когда пираты высадились на берег в поисках пресной воды.
Концентрик укрывался от ливня под высокой магнолией, и ему казалось, что гостеприимное дерево пробуждается, набирается сил и радуется дождю, в то время как пальмы вокруг шуршат абсолютно равнодушно. А может это ему только казалось. Концентрик подумал о том, как легко он прежде обходился и без людей, и без природы, и как быстро он научился ненавидеть людей, стал убийцей, а вот природу полюбил. А впрочем, не всех людей он ненавидел.
Накануне Концентрику опять снился страшный сон. Вновь он видел бесконечные ряды изможденных серых людей. Снова они одинаково сидели на скамьях, безвольно сложив руки на коленях и устремив свои взгляды в неведомую даль. Этот сон по-прежнему не отпускал Концентрика. Только люди там теперь не всегда были голыми, порой они снились ему в зеленых хлопчатобумажных униформах. Этот сон закалял Концентрика, заставлял его ненавидеть не только врагов, но и равнодушных. Концентрик боялся этого сна и желал его одновременно.
Всего один раз за весь октябрь пиратам улыбнулась удача, и они настигли большой торговый галеон, возвращавшийся с аукциона на Галапагос. Абордажный бой оказался нелегким, и как всегда с наибольшим остервенением дрался Концентрик. Он раскалывал черепа и вышибал мозги своим ужасным топором и испытал лишь разочарование, когда сражение окончилось и убивать стало некого. Принято считать, что бывшие рабы — лучшие надсмотрщики. Быть может, это и так, но видимо не всегда. Концентрик навечно сохранил чувство солидарности по отношению к классу, к которому он принадлежал в течение четырнадцати самых страшных месяцев своей жизни, и его ненависть к врагам этого класса лишь нарастала по мере того, как он упивался их кровью и закалялся в боях.
На галеоне было захвачено сто двадцать тысяч крон, что всегда считалось неплохой добычей, но теперь эта сумма показалась разбойникам довольно скромной, так как совсем недавно Концентрик на их глазах продал одну-единственную женщину за девяносто тысяч. Все же, объективно это была удача: в казну легли еще тридцать тысяч, и Маккормик считал, что теперь команда окончательно готова заняться переоснасткой судна. Он запланировал эту операцию на декабрь, а в начале ноября взял курс к Лысой отмели, чтобы основательно поохотиться и, заодно, повидать своего старого друга Плешивого Эфиопа.
9
В первых числах ноября, что в этих широтах соответствует самому началу лета (хотя следует заметить, что погода здесь меняется от одного времени года к другому крайне незначительно), «Веселый Мак» стал на якорь на Лысой отмели, возле Кабаньего острова.
Было жаркое солнечное утро, и бухта была пустынна, если не принимать в расчет бесчисленных разноцветных попугаев, сидевших в ветвях прибрежных магнолий, да нескольких носатых пеликанов, круживших над водой в поисках рыбы. Разбойники начали готовиться к высадке на берег, и эта работа была в самом разгаре, когда незадолго до полудня в залив вошел зловещий угольно-черный барк с искусно нарисованной кошачьей мордой на борту. На черном фоне очертания головы пантеры были столь же неразличимы как и в ночной мгле, поэтому художник показал лишь кроваво-красный оскал с огромными, цвета слоновой кости зубами, седые усы и чуть зеленоватые белки глаз. Получилось очень эффектно и устрашающе. Впрочем, грозная слава, которую снискал себе этот корабль на всем протяжении от Галапагоса и до самых отдаленных островов Империи, страшила владельцев торговых судов куда больше, чем морда дикой кошки на его борту.
Это и был корабль Плешивого Эфиопа, бывшего чемпиона мира по шахматам, а ныне самого кровожадного корсара Южного Блядовитого океана.
«Черная пантера» встала в сотне ярдов от «Веселого Мака», и корабли обменялись приветственными залпами. Затем Маккормик, Концентрик, Борода и еще трое разбойников сели в шлюпку и отправились повидать Плешивого Эфиопа. Концентрик испытывал понятное волнение: не исключено, что через несколько минут он увидит Аделаиду, и какой-то этап его одиссеи подойдет к своему логическому концу. Правда теперь, когда он все чаще мечтал о Бубне, конечная цель его странствий представлялась ему не совсем ясной. Порой он даже строил планы насчет возможной совместной жизни с двумя женщинами одновременно, хотя и понимал, что это будет весьма напряженно. Практически же, он следовал первоначально намеченному плану и сейчас рассчитывал найти Аделаиду на корабле Плешивого Эфиопа.
Когда шлюпка приблизилась к черному борту «Пантеры», Эфиоп лично вышел встречать гостей. Концентрик сразу узнал его по описаниям. Огромный негр с блестящей лысой головой, перегнувшись через борт своей посудины размахивал руками и орал:
— Эй, Мак! Здорово, дружище! Надеюсь, ты при бабах!? Если у тебя не найдется какой-нибудь завалящей девки, чтобы я мог прочистить свои трубы, то клянусь яйцами самого Христа, я устрою тебе порочное зачатие через ушные раковины!
Было жаркое солнечное утро, и бухта была пустынна, если не принимать в расчет бесчисленных разноцветных попугаев, сидевших в ветвях прибрежных магнолий, да нескольких носатых пеликанов, круживших над водой в поисках рыбы. Разбойники начали готовиться к высадке на берег, и эта работа была в самом разгаре, когда незадолго до полудня в залив вошел зловещий угольно-черный барк с искусно нарисованной кошачьей мордой на борту. На черном фоне очертания головы пантеры были столь же неразличимы как и в ночной мгле, поэтому художник показал лишь кроваво-красный оскал с огромными, цвета слоновой кости зубами, седые усы и чуть зеленоватые белки глаз. Получилось очень эффектно и устрашающе. Впрочем, грозная слава, которую снискал себе этот корабль на всем протяжении от Галапагоса и до самых отдаленных островов Империи, страшила владельцев торговых судов куда больше, чем морда дикой кошки на его борту.
Это и был корабль Плешивого Эфиопа, бывшего чемпиона мира по шахматам, а ныне самого кровожадного корсара Южного Блядовитого океана.
«Черная пантера» встала в сотне ярдов от «Веселого Мака», и корабли обменялись приветственными залпами. Затем Маккормик, Концентрик, Борода и еще трое разбойников сели в шлюпку и отправились повидать Плешивого Эфиопа. Концентрик испытывал понятное волнение: не исключено, что через несколько минут он увидит Аделаиду, и какой-то этап его одиссеи подойдет к своему логическому концу. Правда теперь, когда он все чаще мечтал о Бубне, конечная цель его странствий представлялась ему не совсем ясной. Порой он даже строил планы насчет возможной совместной жизни с двумя женщинами одновременно, хотя и понимал, что это будет весьма напряженно. Практически же, он следовал первоначально намеченному плану и сейчас рассчитывал найти Аделаиду на корабле Плешивого Эфиопа.
Когда шлюпка приблизилась к черному борту «Пантеры», Эфиоп лично вышел встречать гостей. Концентрик сразу узнал его по описаниям. Огромный негр с блестящей лысой головой, перегнувшись через борт своей посудины размахивал руками и орал:
— Эй, Мак! Здорово, дружище! Надеюсь, ты при бабах!? Если у тебя не найдется какой-нибудь завалящей девки, чтобы я мог прочистить свои трубы, то клянусь яйцами самого Христа, я устрою тебе порочное зачатие через ушные раковины!