— Никаких баб у нас нет, — отвечал Маккормик, взбираясь на борт «Черной пантеры». — Своих мы продали и пришли пощупать твоих.
   — Ну, на этот счет вы останетесь также невинны, как и вся инженерная братия на Континенте, — сказал Эфиоп. — У меня на борту ни хрена нет, кроме рому. Поэтому пошли-ка в мою каюту, пропустим по стаканчику-другому. Да и ребятам давай выкатим по бочке на каждой посудине; пусть потусуются, а на берег высадимся завтра на рассвете.
   — Идет, — согласился Маккормик. — Кстати, познакомься с моим другом.
   Эфиоп крепко пожал руку Концентрику.
   — Добро пожаловать, парень, — радушно сказал он. — Уважаю крепких мужчин.
   — Эй, ребята! — заорал затем Эфиоп. — Все шлюпки на воду, границы между посудинами открыты! Чтоб через час все были в говно!
   Плешивый Эфиоп командовал так громко, что его слышали даже на «Веселом Маке». Поэтому разбойники дружно заорали «Ура!» одновременно на обоих кораблях. Не прошло и минуты, как и тут, и там из трюмов выкатили по бочонку, и начался обмен шлюпочными процессиями между дружественными командами.
   На «Черной пантере» прямо посреди палубы стоял рояль, что немало удивило Концентрика: прежде он видел музыкальные инструменты только в кино. Этот рояль живо напомнил ему веселый мордобой из старого ковбойского боевика, который Концентрик смотрел еще в школе.
   Два капитана и Концентрик направились в каюту Плешивого Эфиопа. Концентрик подозрительно посматривал на огромного негра; он уже почувствовал, что Аделаиды на борту скорее всего нет.
   Каюта Плешивого Эфиопа существенно отличалась от каюты капитана Маккормика. Здесь все было очень скромно, какая-либо электроника отсутствовала напрочь, лишь грубоватый, но крепкий стол, большой холодильник, старомодный бар, кровать и два портрета над ней: величайшие шахматные короли древности Роберт Фишер и Анатолий Карпов уставились друг на друга, словно примериваясь перед решающим поединком за звание чемпиона всех времен.
   Эфиоп достал из бара три поллитровых стакана, до краев наполнил их ромом и сказал:
   — Давайте-ка, ребята, выпьем, а потом вы мне объясните, как это вы посмели заявиться ко мне на борт без баб.
   — Я ведь уже сказал тебе, — отвечал Маккормик, — что мы пришли побаловаться с твоими. Кстати, Концентрик разыскивает в этих водах небезызвестную тебе Аделаиду.
   Плешивый Эфиоп вдруг сделался серьезным. Они выпили. Тем временем, на палубе зазвучала веселая фортепианная музыка, а отдельные вопли, доносившиеся оттуда, явно свидетельствовали, что иные горячие головы уже сошлись там «стенка на стенку», а возможно и «каждый за себя».
   — Попользовался и отдай, — простодушно продолжал между тем Маккормик. — Господь ведь велел делиться.
   Эфиоп молчал. Его глаза выражали раскаяние. Концентрик вдруг понял, что случилось с Аделаидой. Он уже предвидел, что сейчас скажет Плешивый Эфиоп, и кровь бросилась ему в голову.
   — Аделаиды здесь больше нет, — тихо сказал, наконец, негр. — Я ее продал. В гарем Островитянина.
   — Сволочь, — также тихо сказал Концентрик и, взяв Эфиопа за грудки, притянул его к себе.
   Однако на этот раз Концентрик столкнулся с достойным соперником. Плешивый Эфиоп рванулся, его рубаха треснула по шву, и он обрел свободу. В ту же секунду он нанес Концентрику мощный удар кулаком по скуле. Концентрик, больше привыкший за последнее время наносить удары, нежели пропускать их, отлетел назад, больно ударился затылком о стену, машинально сорвал с нее при этом портрет Карпова и метнул его в Эфиопа. Плешь ловко присел, и портрет со свистом вылетел в настежь распахнутую дверь.
   — Ах, ты меня Толиком! — яростно взревел Плешивый Эфиоп и, резко поднявшись, устремился вперед.
   Концентрик сорвал со стены второй портрет и с размаху надел его на голову противнику.
   — И Боббиком тоже! — прокомментировал Маккормик, которого вся эта сцена по-видимому немало забавляла.
   Плешь так и застыл на месте с болтающейся наподобие ожерелья рамой на шее.
   — Я вижу, парень, у тебя совсем ничего святого за душой нет, — неожиданно миролюбиво сказал он. — Испортил мои портреты. Я и сам понимаю, что нехорошо обошелся с той девчонкой; к тому же явно продешевил. Но ведь Фишер же не виноват!
   Плешивый Эфиоп снял с себя через голову обломки портрета и грустно на них уставился. У Концентрика невольно опустились руки. Ему также не хотелось драться. Плешивый Эфиоп был слишком приятным человеком, чтобы всерьез с ним драться. Маккормик видимо держался того же мнения, поскольку едва наметилось перемирие, он вновь наполнил стаканы, чтобы его спрыснуть.
   Выпить, однако, не успели.
   Вдруг смолк рояль, и с палубы послышались изумленные и испуганные выкрики. Затем в каюте Плешивого Эфиопа стало почти совсем темно, будто что-то огромное нависло над «Черной пантерой» и заслонило собою солнце. Спустя еще мгновенье, загремели абордажные крючья, и сразу следом начался страшный оглушающий треск. Сперва он был однотонным, но почти мгновенно сделался многоголосым, а еще через несколько секунд превратился в невообразимую адскую трескотню, которую уже нельзя было переносить хоть сколько-нибудь спокойно.
   Плешивый Эфиоп прокричал что-то, потонувшее во все нарастающем треске, и устремился вон из каюты. Концентрик и Маккормик последовали за ним.
   Вся палуба уже была устлана телами пиратов; рядом с «Черной пантерой» выросло что-то огромное, чего была видна лишь ощетинившаяся крупнокалиберными орудиями верхушка, а все основание заслоняла сплошная стена огня и дыма, из которой сейчас с ужасающим боевым кличем, перекрывавшим даже орудийную пальбу, выскакивали обнаженные до пояса и вооруженные автоматами системы Калашникова индейцы; и были эти индейцы почти как две капли воды похожи на тех, запомнившихся Концентрику из далекого школьного вестерна, однако он сразу понял, что перед ним биороботы.
   «Абсолютно незаторможенные, — профессионально подумал Концентрик. — С запрещенными боевыми навыками.»
   Он видел как почти одновременно пали сраженные свинцом Маккормик и Плешивый Эфиоп. «Это конец», — подумал Концентрик, но в ту же секунду сквозь автоматную трескотню прорвался хорошо знакомый ему голос:
   — Концентрик!.. Не стрелять!.. Концентрик! Концентрик!.. Прекратить огонь!
   Этот резкий хрипловатый голос мог принадлежать только одному человеку на свете. Автоматные очереди смолкли, и Концентрик увидел, как из дымовой завесы навстречу ему вышел Деймос.



ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. КОНКИСТАДОР




1


   Был вечер. На западе красный остывающий диск медленно проваливался за горизонт, а на востоке уже собирались темнофиолетовые грозовые тучи. Огромный военный корабль, на столетие опережавший все боевые средства Империи, с немыслимой, давно забытой землянами скоростью приближался к главному острову Архипелага.
   В просторной капитанской каюте друг против друга сидели Концентрик и Деймос. Между ними стоял стол, а на столе — галонный штоф, два граненых стакана, несколько небрежно очищенных луковиц, три или четыре ломтя черного хлеба, а также зажаренный целиком поросенок, от которого друзья, не стесняя себя условностями, руками отделяли приглянувшиеся жирные куски.
   — Этой островной интеллигенции еще повезет, если нам не удастся захватить их живьем, — свирепо сказал Деймос.
   Экипаж в это время готовился к решительному штурму столицы Империи. «Индейцы» чистили свои автоматы и перепроверяли чудовищные орудия, каждое из которых одним залпом могло превратить любой остров Загадочного Архипелага в сплошную дымящуюся воронку. Однако такие средства Деймос планировал использовать лишь в качестве угрозы.
   — Откуда эта свинина? — спросил Концентрик.
   — С Галапагоса. Я нанес туда визит первым делом.
   — Мне там есть с кем поговорить, — сурово сказал Концентрик.
   — Я уже поговорил там со всеми, — заверил его Деймос своим хриплым замогильным голосом. — Со всеми.
   — А в таверне «Подзорная труба» ты был? — не успокаивался Концентрик.
   — Был. У меня ведь там тоже было кому предъявить счет.
   — И Одноногого Джона видел?
   — Когда я видел его в последний раз, — со зловещей улыбкой отвечал Деймос, — он лакомился на завтрак собственными ушами вместо бекона, да и сама яичница имела несколько подозрительный вид.
   — А вот это и впрямь забавно! — воскликнул Концентрик, развеселившись против своего обыкновения. — А этот его бармен? Его называли Беном.
   — Этого я собственноручно засунул в его же самогонный аппарат, — удовлетворенно ответил Деймос, явно довольный тем, что Концентрик вспомнил Бена.
   — Эта славная штука получилась не из него? — осведомился Концентрик, указывая на штоф.
   — Нет, это водка.
   — Ах, это и есть знаменитая водка!
   Эта беседа происходила в тот самый день, когда друзья встретились после долгой разлуки, в ходе которой каждый из них считал другого погибшим. После полудня Деймос учил Концентрика пользоваться автоматом Калашникова, причем Концентрику пришлось по душе это оружие, а вечером друзья решили немного расслабиться. Концентрику нравилось вот так вот сидеть с Деймосом и пить водку. Впервые они сидели вместе, будучи при этом свободными.
   — А я ведь считал, что ты уже давно погиб, старина, — с чувством сказал Концентрик. — Ты даже не представляешь, как я счастлив тебя видеть!
   — Да и я уже не надеялся встретить тебя на этом свете!
   — воскликнул Деймос. — Ты ведь мне еще не рассказал, как тебе удалось спастись.
   — Ну, меня-то освободили те самые пираты, с которыми ты так круто обошелся несколько часов назад. И я тщетно искал тебя в тот день на освобожденном корабле.
   — А меня там уже давно не было, — начал свой рассказ Деймос. — Негодяй-шкипер выгодно продал меня. Это случилось вскоре после того как нас с тобой рассадили. Ему подвернулся удачный случай продать раба могучего сложения, и его выбор пал на меня. Я попал на Островную Империю, в цирк, где должен был бороться с медведем. Это была не такая плохая участь по сравнению с галерами. И далеко не такая безысходная. Через два месяца мне удалось бежать.
   Деймос помолчал и налил себе еще водки.
   — А что было потом? — полюбопытствовал Концентрик.
   — Я вернулся в Австралию, — продолжал Деймос. — Разумеется через Галапагос. Я туда добрался с пиратами… Пожалуй я погорячился сегодня утром. Ну, да некогда нам разбираться… И все время я мечтал о мщении. Сразу по возвращении домой я начал готовиться. Этот корабль построен по немецкому проекту XX века. Автоматы собраны по русским чертежам. Также XX век. Вся документация имеется в сетях, так что с этим все просто. Части можно заказывать в разных местах, не вызывая особых подозрений. Это все, как выяснилось пустяки; главное — подготовить хороших боеспособных биороботов. Ну, а здесь я профи: мои «индейцы» осуществляли всю сборку, они же сейчас идут в бой. На все у меня ушло восемь миллионов крон.
   — Здесь это целое состояние, — заметил Концентрик.
   — В одиночку сюда и не пробиться с такими деньгами, не потеряв по пути все, в том числе и свободу.
   Концентрик кивнул головой в знак согласия.
   — А с таким кораблем, да с шестью дюжинами автоматов мы здесь быстро сколотим гораздо большее состояние! — добавил Деймос.
   Концентрик охотно согласился и с этим доводом.
   — А где ты производил сборочные работы? — спросил он.
   — На крохотном островке близ берегов Тасмании, — ответил Деймос. — И заметь: никто меня не потревожил.
   — Центр далеко не так бдителен, как можно было ожидать,
   — высказал мнение Концентрик.
   — Я вообще никогда не понимал, что представляет из себя этот пресловутый Центр, — неожиданно сказал Деймос. — Иногда мне кажется, что никакого Центра вообще нет.
   Концентрик молча размышлял.
   — Но ты знаешь, — продолжал Деймос, — судя по некоторым сведениям, которые я уловил в сетях, к высадке на этих островах сейчас основательно готовится уже немало народу. Времена наивных глупцов, типа нас, канули в лету. Скоро здесь будут авианосцы! История совершает новый виток. Подобно тому как конкистадоры древности рвались к золоту, так современные непорочно зачатые онанисты и вегетарианцы, дети онанистов и вегетарианцев, будут рваться к бабам и кабаньей вырезке! Но мы с тобой будем первыми, Концентрик! И по праву первых захватим бабьё и выпивку. Разберемся и с тем и с другим по-свойски, а там видно будет!
   Концентрик отяжелел и побагровел от водки и свинины. Теперь он молча курил и подумывал — не поспать ли перед боем. К Островной Империи они должны были подойти на рассвете. Концентрик посмотрел в иллюминатор: капли воды ползли вниз по стеклу, черное вечернее небо почти ежесекундно разрезали молнии. Уютно было сидеть в светлой каюте и пить водку, когда вокруг бушевала стихия.
   — А ты все ищешь Аделаиду? — спросил вдруг Деймос.
   — Да, — ответил Концентрик. — Ее и еще одну женщину.
   — Вот как! — удивился Деймос. — Кто такая?
   — Долго рассказывать, — уклонился Концентрик. — Я ее продал главному евнуху Островитянина. Вероятно, теперь она в его гареме. Аделаида, скорее всего, там же.
   — Хм, хорошие дела! — Деймос поводил головой из стороны в сторону. — Завтра разберемся… Аж две! Поделишься?
   — Там видно будет.
   — Я вот с тобой всем делюсь! — без всякой обиды сказал Деймос и налил Концентрику еще водки.
   Концентрик сразу выпил.
   — Ты хороший парень, Деймос, — сказал он.
   Затем вдруг спросил:
   — А ты когда-нибудь видел Великого Островитянина?
   — Один раз, да и то издали, — отвечал Деймос. — В цирке. Он сидел в своей ложе, а я готовился к выходу. Я даже рассмотрел его в бинокль. Омерзительный тип. Поливал лосося лимонным соком и гнусно улыбался. Ты когда-нибудь ел лососину, Концентрик?
   — Нет.
   — А креветки?
   — Тоже нет.
   — Твои пираты их не ловили?
   — Мы как-то об этом даже не думали, — задумчиво сказал Концентрик. — По правде говоря, я весьма смутно представляю себе, о чем ты говоришь.
   — То-то, — резюмировал Деймос. — Ну, давай спать.


2


   Гроза прошла ночью, а утро выдалось солнечное, свежее и приятное, и небо было синее, даже чуть зеленоватое, каким оно бывает только в тропиках, отчего, наверное, и море кажется здесь сапфировым.
   Уродливый, тяжелый, ощетинившийся ужасными разрушительными орудиями корабль грозно застыл в пятистах ярдах от берега.
   На палубе нервно курил Концентрик. Впереди была земля, загадочная и романтичная. Уже можно было различить очертания Белого Города, достойной столицы Островной Империи. За городом высились удивительные голубые горы. Корабль-завоеватель с нелюдями на борту приблизился к острову и замер перед ним, подобно хищнику, собирающемуся с силами перед решительным прыжком. Некогда также подходили к новым землям испанские каравеллы, наполненные грабителями и насильниками, красиво именовавшими себя конкистадорами.
   Впрочем, мало знакомому с историей Концентрику не приходили в голову подобные аналогии.
   Не занимали они и Деймоса. Он сидел тут же, на палубе, за маленьким столиком, ел холодную свинину и запивал ее пивом. Близился час его торжества. На этом острове он когда-то ежедневно боролся с медведем на потеху богатым бездельникам и еще благодарил судьбу за эту — относительно легкую — участь, которой он был обязан исключительно своему богатырскому сложению. Теперь настал час расплаты, и Деймос отнюдь не был склонен к всепрощению.
   Он покончил с едой и вытер об штаны жирные руки. Затем придвинул к себе компьютер, настроил его и жестко сказал в микрофон:
   — Великому Островитянину предлагается незамедлительно сдаться и передать нам управление островом! Ждем ответа в течение пятнадцати минут. Затем открываем огонь без дополнительного предупреждения.
   Эти слова должны были прозвучать из динамиков всех настроенных на чрезвычайный прием компьютеров в радиусе тридцати миль. В течение следующих пяти минут Концентрик и Деймос несколько раз видели текст обращения Деймоса, причем на разных языках, на своем экране: на острове его явно уловили и теперь всячески ретранслировали. Вероятно сейчас сотни глаз разглядывали в бинокли и трубы неведомый корабль, пытаясь оценить его мощь. Впрочем, на сей счет двух мнений быть не могло: орудия Деймоса, очевидно, были способны разнести остров в считанные секунды.
   Наконец на экране появилось ответное сообщение:
   «Говорит Великий Островитянин. Я согласен вступить в переговоры».
   Островитянин отпечатал свой ответ на клавиатуре или произнес его в транслятор: компьютер Деймоса был настроен на прием чрезвычайного звукового сигнала, однако слова Островитянина появились на экране. Видимо Островитянин еще надеялся на минимальную огласку этого инцидента.
   Деймос ожидал подобной реакции и ответил незамедлительно:
   — Предлагаю тебе одному прибыть в лодке на наш корабль. Одному!
   Ответа пришлось дожидаться с четверть часа.
   Деймос сказал Концентрику:
   — Думаю, что так проще всего захватить эту гниду!
   — Неужели придет? — Концентрик явно сомневался.
   — Думаю, да, — ответил Деймос. — Сам он может обмануть кого угодно, но от других скорее всего ожидает джентльменства и соблюдения древнего обычая, гарантирующего неприкосновенность парламентера. Это странно, но весьма типично для подобной публики.
   Концентрику оставалось лишь проверить на практике слова своего более начитанного товарища.
   Деймос оказался прав. На этот раз Великий Островитянин ответил «голосом»:
   — Говорит Великий Островитянин. Через час я буду на борту вашего корабля.
   — Вот видишь! — усмехнулся Деймос. — Самого главного мы уже, считай, взяли!
   В продолжение следующего часа Концентрик пребывал в волнении и жадно курил сигарету за сигаретой. Шутка ли: сегодня они спустят шкуру с главного рабовладельца, а затем захватят его логово и освободят Бубну и Аделаиду! Было отчего прийти в экстаз!
   Ровно через час друзья увидели, как от берега отчалила скоростная моторная лодка. Описав в море молодцеватую дугу, она быстро подлетела к кораблю.
   В лодке за удобным столиком, уставленным закусками и прохладительными напитками, вальяжно сидел изящный господин лет пятидесяти. На нем был летний белый костюм и шляпа с узкими полями. Он не улыбался, но держался непринужденно, и ни один мускул на его лице не выдавал того огромного внутреннего напряжения, которое он должен был сейчас испытывать.
   Это и был Великий Островитянин.
   Он приехал не один: лодкой управлял пожилой изможденный человек, одетый в зеленую хлопчотобумажную униформу.
   — Ты должен был явиться один! — громко и властно произнес Деймос, глядя на Великого Островитянина сверху вниз с борта своего корабля.
   Островитянин небрежно пожал плечами, брезгливо взглянул на своего раба и ничего не сказал. Он явно считал, что он и приехал один. Очевидно, Великий Островитянин не понимал, с кем ему сейчас приходится иметь дело. Впрочем, его все равно ничего уже не могло спасти.
   — Поднимайтесь оба на борт! — грубо скомандовал Деймос, и стоявшие рядом «индейцы» спустили трап.
   Раб вопросительно посмотрел на Островитянина, и тот кивком головы утвердил команду Деймоса. Тогда старик низко поклонился, предлагая тем самым своему хозяину первым взойти по трапу.
   Наблюдая за этой сценой, Концентрик внутренне содрогнулся. Он вновь ощутил, какая страшная пропасть пролегает между рабом и его господином. И вновь он подумал, что никогда не научится воспринимать это спокойно. Ему захотелось сейчас же собственноручно расправиться с этим самодовольным господинчиком, но он сдержался, понимая, что в создавшейся обстановке естественным командиром является Деймос. Концентрик всегда был готов передать кому-нибудь командование, но роль исполнителя предпочитал сохранять за собой. Сейчас для него важнее всего было самому — своими руками — убить Великого Островитянина. И хотя он понимал, что у Деймоса не меньше оснований для ненависти, роль палача добровольно уступать не собирался.
   Между тем, Великий Островитянин поднялся на борт корабля. Держался он очень ловко и выглядел весьма респектабельно. Сперва он на какое-то мгновенье замешкался, явно раздумывая, не подать ли руку своим визави, но в конце концов отказался от этого намерения, справедливо опасаясь нарваться на грубость. С минуту он изучающе озирался по сторонам, затем сложил руки на груди и бодро сказал, обращаясь к Деймосу и Концентрику:
   — Ну-с, я к вашим услугам, господа!
   В нем чувствовался интеллект и какая-то дремучая, почти утерянная землянами за последнее столетие культура. Позади Островитянина понуро стоял раб, и к нему-то и обратился в первую очередь Деймос:
   — Привет, дружище! Ты уже завтракал сегодня? Садись-ка за этот столик!..
   Старик молчал.
   — Друзья, принесите этому бедняге холодного мяса и пива!
   — обратился Деймос к своим «индейцам».
   Старик вопросительно посмотрел на своего господина, но тот не обращал на него никакого внимания. Тогда старик сел за стол и со скромным видом, но с видимым удовольствием выпил первый стакан пива. Мяса ему еще не принесли.
   Наконец, Деймос обратился к Великому Островитянину:
   — Это ты возродил рабство на земле? — спросил он.
   Островитянин презрительно пожал плечами и вдруг разразился тирадой:
   — Рабами стали те, кто пытался повернуть историю вспять! — гневно воскликнул он. — Это они! — он указал пальцем на сидевшего за столом старика. — Они пришли на эти острова ебаться!
   — А ты разве не за этим пришел сюда? — удивился Концентрик.
   — Нет! — величественно сказал Островитянин. — Я вообще ни разу в жизни не ебался! Я всегда утверждал, что современный виртуальный секс — это прогрессивное явление. Еще в XIX веке величайшие литераторы переписывались с любимыми женщинами. Порой они не виделись десятилетиями. Только письма, письма, письма… Потом эти письма публиковались, и еще столетие миллионы людей читали их и восторгались ими. Это и была предтеча виртуального секса!
   Виртуальный секс велик, но надо правильно понимать его. Как в старинном кино, где наиболее красивые актеры исполняли главные роли, а другие, обладавшие лучшими голосами, озвучивали их, так и в современном сексе: роли распределены — одних женщин вы видите на экране, с другими состоите в духовной переписке. Я ввел лишь небольшое усовершенствование: своих женщин я видел живьем, а не на экране, и сам осуществлял режиссуру того шоу, которое они давали мне каждый вечер. Но я никогда к ним даже не притрагивался! Прогрессивные веяния порой не понимаются целыми поколениями. Часто бывает легче не принять их и пытаться повернуть историю вспять. Так можно дойти и до канибализма. Я поднял современный секс на уровень искусства, а тут явились вы со своими орудиями. Что вы ищете на моих островах?
   — Как ты сказал? — переспросил Деймос. — Твои острова? Ошибаешься. Это наши острова. Мои и Концентрика.
   — По какому праву? — спросил Островитянин.
   — По праву сильного! — ответил Деймос. — Единственному действующему праву на Земле.
   — С каких это пор? — спросил Островитянин без особого интереса: он и сам знал правильный ответ на свой вопрос.
   — Так было всегда! — почти в один голос произнесли Деймос и Концентрик.
   — Да, — неожиданно согласился Великий Островитянин. — Так было всегда. Господа! — сказал он с достоинством. — Я готов обсудить с вами условия моей капитуляции.
   — Мы не собираемся ничего обсуждать с тобой! — грубо сказал Деймос.
   — Зачем же вы тогда меня звали? Собираетесь использовать в качестве заложника?
   — Нет, не собираемся.
   Концентрик сделал шаг вперед и сказал:
   — Мы хотели лишить тебя возможности умереть в бою! Ты умрешь как собака!
   Скорый на расправу Концентрик в мгновенье ока выхватил из-за пояса свой ужасный топор и нанес Островитянину горизонтальный удар по шее. Алая кровь обильно брызнула во все стороны, словно выжимали до крайности спелый гранат; голова — в шляпе, с застывшей гримасой ужаса на лице — покатилась по палубе; затем медленно осело тело.
   — Ты испачкал палубу, старик, — сказал Деймос. — Ты испачкал палубу, но удар был хорош.
   Старый раб равнодушно взирал на эту сцену. Он даже не потерял аппетита.
   Деймос включил компьютер и получил карту острова.
   Остров был довольно велик: около двадцати миль от видимого с корабля берега до противоположной оконечности.
   — Я плохо знаком с островом, — обратился к старому рабу Деймос, — а мой друг и вовсе не знаком. Где здесь гарем этого виртуального полового гиганта?
   — Это в предгорье, — отвечал старик, водя пальцем по экрану. — От этого берега миль пятнадцать будет. Большой белый особняк. Вот здесь. За ним Голубые горы тянутся до самого противоположного берега.
   — Ясно, — сказал Деймос. — А еще покажи мне, дружище, куда здесь можно пальнуть, чтобы убить при этом поменьше рабов.
   — Пальнуть? — не понял старик.
   — Я хочу взрывом вызвать панику на острове, а затем уже произвести высадку.
   — Если я правильно понял, вы хотите освободить рабов? — уважительно осведомился старик.
   — Ты совершенно прав, друг мой, — подтвердил Деймос.
   — Вот здесь расположен кораблестроительный завод, — показал старик. — Как видите, он занимает без малого квадратную милю. Сегодня воскресенье, и даже у рабов день отдыха. Если вы туда попадете, Империя понесет колоссальные убытки, но убитых почти не будет.
   — Так-так, — задумчиво проговорил Деймос. — Надо подрассчитать выстрел.
   Через полчаса Деймос уже давал указания «индейцам»-канонирам. А еще через час шестьдесят «индейцев» с автоматами выстроились на палубе, готовые к высадке на остров. Деймос расхаживал перед строем и командовал:
   — Пока мы будем приближаться к берегу, канониры произведут прицельный выстрел по промышленному объекту противника с целью вызвать панику на острове. Высаживаясь на берег, прикрываем себя огнем! Пленных не брать! В людей в зеленых униформах без необходимости не стрелять! Это рабы, скорее всего наши союзники! В женщин не стрелять! Шлюпки на воду! Вперед!
   Деймос и Концентрик выпили по стакану водки и спрыгнули в шлюпку.
   На корабле остались лишь канониры, повара и старик-раб.


3


   На берег они высадились без проблем. Как и рассчитывал Деймос, взрыв вызвал панику на острове. Раздираемая внутренними противоречиями Империя оказалась неспособной противостоять агрессору. Лишь кое-где возникали мелкие очаги сопротивления.
   Деймос, Концентрик и шестьдесят «индейцев», растянувшись широкой фалангой, быстро приближались к городу. Поначалу они прикрывали свое наступление стеной огня, но быстро разобрались в ситуации и поняли, что в этом нет никакого смысла. К тому же, навстречу им бежали рабы. Невооруженные люди в зеленых униформах занимали места в фаланге своих освободителей. Слух о том, что конкистадоры не стреляют в рабов распространялся по острову с невероятной скоростью, и это еще больше усугубляло противоречия между различными слоями населения: ничего уже не охранялось, повсюду вспыхивали мелкие междоусобицы классового характера, и все больше и больше людей в зеленых униформах бежали навстречу «индейцам» и их вождям.
   Войдя в город, конкистадоры разделились на небольшие отряды. Деймос направился к цирку, где ему было кому предъявить счет. Сопровождаемый четырьмя «индейцами» и двумя рабами Концентрик устремился к гарему Великого Островитянина. Он знал, что им предстоит пересечь весь город. Всю долгую дорогу Концентрик думал о Бубне и Аделаиде. Он думал о них, когда расстреливал автоматными очередями небольшие, слабо вооруженные неприятельские отряды. Он помнил о своих женщинах, когда вглядывался в медленно приближающиеся вершины Голубых гор. А еще он думал о том, что сегодня он уничтожает рабство на Земле. Так он понимал сегодняшний день. Он не думал о том, что будет завтра.
   Концентрик заметил, что они почти не встречали на своем пути женщин. Вероятнее всего, женщин отпугивали слухи о том, что остров атакуют биороботы.
   Отряд Концентрика все разрастался за счет присоединявшихся к нему рабов. Всех остальных Концентрик и его «индейцы» без разбора косили из автоматов.
   Наконец, они достигли цели. Красный тускнеющий диск уже заваливался за синие вершины. Это было восхитительное зрелище: голубые горы, красный закат, а в предгорье — роскошный белый особняк с чугунными решетками на окнах.
   Гарем не охранялся. Он даже не был заперт. Его уже захватили рабы. В огромном холле вершилось групповое изнасилование, а так как группа насилуемых не особенно сопротивлялась, то это был скорее групповой секс.
   Концентрик сразу узнал Аделаиду. Совершенно голая, она извивалась под бородатым, дочерна загорелым детиной. Обезумев от ярости, Концентрик приподнял детину над Аделаидой за ворот зеленой рубахи, раскроил ему топором череп и отшвырнул труп в сторону. Затем он посмотрел вниз. Распростертая на полу, залитая кровью Аделаида блаженно и призывно улыбалась. Узнала она его или просто радовалась новому мужчине?
   Кто-то тронул Концентрика за плечо. Он обернулся и увидел Бубну. Она была без трусов, но в майке.
   Не трогательная получилась встреча. И не романтичная. Но могла ли стать трогательной и романтичной встреча сразу с двумя женщинами, да еще в XXII веке.

 
   декабрь 1996 — март 1997