Лагерлеф Сельма. Легенды о Христе

   Но здесь болезнь пошла вперед так быстро, что в каких-то два месяца сделала императора неузнаваемым.
   Шатаясь, подошла Фаустина к императору. Говорить она была не в силах и плакала, стоя возле него.
   — Ты пришла, наконец, Фаустина? — сказал он, открывая глаз. — Пока я лежал здесь, мне все время казалось, что ты стоишь и плачешь надо мной. Я не решаюсь даже взглянуть на тебя из боязни, что это только игра моего воображения.
   Тогда Фаустина села возле него. Она подняла его голову и положила ее к себе на колени.
   Тиберий же продолжал лежать совсем тихо, не глядя на нее. Его охватило чувство сладостного покоя, и он тотчас же погрузился в спокойный сон.
   Спустя несколько недель один из рабов императора подходил к одинокой хижине в Сабинских горах. Дело было к вечеру, и виноградарь стоял с женой в дверях, следя за заходящим солнцем. Раб свернул с тропинки и подошел к ним с приветствием. Затем он вынул из-за пояса туго набитый кошелек и подал его виноградарю.
   — Это посылает тебе Фаустина, старая женщина, к которой вы были так добры, — сказал раб. — Она просит тебя купить на эти деньги собственный виноградник и построить себе дом не так высоко в горах, как это орлиное гнездо.
   — Значит старая Фаустина жива? — спросил виноградарь. — Мы искали ее по всем ущельям и болотам. Когда она не вернулась к нам, я думал, что она нашла себе смерть в этих диких горах.
   — Ты разве не помнишь, — вмешалась жена, — я не хотела верить, что она умерла? Не говорила ли я тебе, что она вернулась к императору.
   — Да, — согласился муж, — ты действительно говорила это, и я рад, что ты оказалась права — не потому только, что Фаустина снова стала такой богатой, что может спасти нас от нужды. Я рад также и за бедного императора.
   Раб хотел тотчас же проститься с ними и уйти, чтобы успеть добраться до жилых мест, пока ночная тьма еще не окутала землю, но супруги не отпустили его.
   — Ты должен остаться у нас до утра, — говорили они. — Мы не можем отпустить тебя, пока ты нам не расскажешь обо всем, что стало с Фаустиной. Почему вернулась она к императору? Какова была их встреча? Счастлива ли она теперь, когда судьба их снова соединила?
   Раб уступил их просьбам. Он прошел вместе с ними в хижину и за ужином рассказал им о болезни императора и о возвращении Фаустины.
   Кончив свой рассказ, раб увидел, что муж и жена сидят неподвижно, словно чем-то пораженные. Взоры их были обращены вниз, как будто они хотели скрыть свое волнение.
   Наконец муж поднял голову и сказал жене:
   — Не кажется ли тебе, что это перст Божий?
   — Да, ответила жена. — Наверное, именно ради этого внушил нам Господь переплыть море и поселиться в этой хижине. Таково было, наверное, его предопределение, когда он привел старую женщину к нашему порогу.
   Едва жена произнесла эти слова, как виноградарь снова обратился к рабу.
   — Друг мой! — сказал он ему. — Я дам тебе поручение к Фаустине, Скажи ей следующее — слово в слово: «Приветствует тебя твой друг, виноградарь с Сабинских гор. Ты видела молодую женщину, мою супругу. Не казалось ли она тебе пленительно прекрасной и цветущей здоровьем? А между тем эта молодая женщина страдала некогда той же болезнью, которая теперь поразила Тиберия».
   Раб невольно сделал жест удивления, но виноградарь продолжал, подчеркивая каждое слово:
   — Если Фаустина откажется поверить моим словам, то скажи ей, что я и моя жена родом из Палестины, страны, где часто встречается эта болезнь! Закон предписывает там изгонять прокаженных из городов и деревень, так что им приходится жить в пустынных местах, искать себе приюта в гробницах и в пещерах. Скажи Фаустине, что моя жена родилась от больных родителей в пещере, высеченной в скале. И пока она еще была ребенком, она оставалась здоровой, когда же она сделалась девушкой, ее поразил этот недуг.
   Выслушав виноградаря, раб с улыбкой покачал головой и сказал ему:
   — Как ты хочешь, чтобы Фаустина поверила тебе? Ведь она видела твою супругу здоровой и цветущей. И она хорошо знает, что от этой болезни нет исцеления.
   Но виноградарь возразил ему:
   — Было бы лучше всего, если б она поверила мне. Но у меня найдутся свидетели. Пусть пошлет она гонцов в Галилею, в город Назарет. Там всякий подтвердит, что я говорю правду.
   — Может быть, какой-нибудь бог исцелил твою жену, совершив над ней чудо? — спросил раб.
   — Да, — ответил виноградарь, — это именно так и было. Однажды между больными, обитавшими в пустыне, разнеслась дивная весть — в галилейском городе Назарете появился великий пророк. Он преисполнен силы Духа Божия и может исцелить страшную болезнь, возложив свою руку на ваше чело. Но несчастные больные не хотели этому верить. «Нас ничто не может исцелить, — говорили они. — Со времен великих пророков никто не может спасти ни одного из нас от этого несчастия».
   Но среди больных была одна молодая девушка, которая поверила этому известию. Она ушла от остальных и стала искать дорогу в город Назарет, где обитал пророк. И однажды, когда она шла по широкой равнине, ей встретился человек высокого роста, с бледным лицом, с черными, мягко вьющимися волосами. Темные его глаза сияли, как звезды, и притягивали к себе. Но она еще издали крикнула ему.
   — Не подходи ко мне, я могу заразить тебя, а скажи мне, где найти пророка из Назарета!
   Но человек этот продолжал идти ей навстречу, и когда он уже подошел совсем близко, спросил ее:
   — Зачем ты ищешь пророка из Назарета?
   — Я ищу его, чтобы он возложил свою руку на мое чело и исцелил меня от моей болезни.
   Тогда незнакомец приблизился и положил свою руку на ее чело. Но она сказала ему:
   — Какая мне польза от того, что ты положил на мое чело свою руку? Ведь ты же не пророк?
   Тогда он улыбнулся ей и сказал:
   — Иди теперь в город, лежащий вон там, на склоне горы, и покажись священникам.
   Больная подумала про себя: «Он насмехается надо мной, потому что я верю в исцеление. От него видно я не узнаю того, что мне нужно».
   И она пошла дальше. Вскоре она увидела человека, ехавшего по широкому полю на охоту, верхом на коне.
   Когда он был уже так близко, что мог расслышать ее, она крикнула ему:
   — Не подходи ко мне, я могу заразить тебя! Скажи только, где мне найти пророка из Назарета?
   — Что тебе нужно от пророка? — спросил ее всадник и стал медленно приближаться к ней.
   — Мне нужно только, чтобы он возложил свою руку на мое чело и исцелил меня от моей болезни.
   — От какой болезни хочешь ты излечиться? — спросил всадник. — Ты не нуждаешься во враче.
   — Не видишь ты разве, что я прокаженная? — крикнула она. — Я рождена от больных родителей в горной пещере.
   Но всадник подъезжал все ближе и ближе к ней, ибо она была свежа и прекрасна, как только что распустившейся цветок.
   — Ты прелестнейшая девушка во всей Иудее! — воскликнул он.
   — Не глумись надо мной, как глумился и тот! — сказала она. — Я знаю, что лицо мое обезображено и что голос мой подобен рычанию дикого зверя.
   Но он глубоко заглянул в ее глаза и сказал ей:
   — Твой голос так же звонок, как весенний ручей, струящийся по камням, а лицо твое так же гладко, как мягкий шелк.
   В эту минуту он подъехал к ней так близко, что она могла видеть себя в блестящих украшениях его седла.
   — Поглядись сюда вместо зеркала, — сказал он.
   Она посмотрела и увидела лицо, нежное и мягкое, как только что раскрывшиеся крылышки бабочки.
   — Что это я вижу? — сказала она. — Это не мое лицо.
   — Нет, твое, — сказал всадник.
   — Но голос у меня разве не хриплый? Не звучит ли он так, как скрип телег по каменистой дороге?
   — Нет, он звучит, как самые нежные струны арфы, — ответил всадник.
   Она обернулась назад и указала на убегающую вдаль дорогу.
   — Не знаешь ли, кто этот человек, что скроется сейчас за этими двумя дубами? — спросила она.
   — Это тот, о ком ты только что спрашивала, это пророк из Назарета, — отвечал всадник.
   Тогда она всплеснула руками, и слезы полились из ее глаз.
   — О, святой праведник! Ты носитель силы Божией! — воскликнула она. — Ты меня исцелил!
   Всадник поднял девушку на седло, отвез ее в город, стоявший на склоне горы, отправился с ней к старейшинам и священникам и рассказал им про свою встречу с ней. Они подробно расспросили обо всем, но когда узнали, что девушка родилась в пустыне от больных родителей, не захотели верить в ее исцеление.
   — Возвращайся туда, откуда ты пришла! — сказали они ей. — Если ты была больна, то останешься больной всю свою жизнь. Ты не смеешь приходить к нам в город, чтобы не заразить всех нас своей болезнью. Она же сказала им:
   — Я знаю, что я здорова, потому что пророк из Назарета возложил свою руку на мое чело.
   Услышав это, они воскликнули:
   — Кто он такой, чтобы делать чистыми нечистых? Все это — дьявольское наваждение. Возвращайся к своим родным, иначе ты погубишь всех нас!
   Они не хотели считать ее исцеленной и запретили ей оставаться в городе. Они постановили, что всякий, кто даст ей приют, будет тоже объявлен зараженным.
   Когда священники изрекли этот приговор, девушка спросила человека, встретившего ее в поле:
   — Куда же мне идти теперь? Неужели снова вернуться в пустыню к больным?
   Но он посадил ее к себе в седло и сказал ей:
   — Нет, ты не должна возвращаться к больным в их пещеры; мы уедем с тобой отсюда за море в другую страну, где нет законов для чистых и нечистых.
   И они оба…
   Но когда виноградарь дошел в своем рассказе до этого места, императорский раб поднялся и прервал его.
   — Тебе незачем рассказывать дальше, — сказал он. — Ты хорошо знаешь эти горы, поэтому проводи меня немного, чтоб я еще сегодня пустился в обратный путь, не дожидаясь утра. Я должен немедленно, не теряя времени, сообщить все, что ты рассказал, императору и Фаустине.
   Когда виноградарь проводил раба и вернулся к себе в хижину, жена его еще не спала.
   — Я не могу уснуть, — сказала она. — Я все думаю, что эти двое обязательно должны встретиться: Тот, который любит всех людей, и тот, который их ненавидит. Кажется эта встреча должна будет перевернуть весь мир.
   Старая Фаустина прибыла в далекую Палестину на пути в Иерусалим. Она не хотела, чтобы кому-нибудь другому было поручено разыскать пророка и привезти его к императору. Она при этом думала так: «Того, что нам нужно от этого чужеземца, нельзя добиться силой или купить за деньги. Но, может быть, он исполнит нашу просьбу, если кто-нибудь падет к его ногам и расскажет, какое несчастье постигло Тиберия. И кто же может усерднее просить за императора, чем та, которая не меньше его самого страдает от его несчастия?»
   Надежда спасти Тиберия придала силы старой женщине. Без особого утомления перенесла она долгое плавание до Яффы, а путь в Иерусалим совершала не в носилках, а верхом. Казалось, она переносит трудное путешествие так же легко, как знатные римляне, воины и рабы, составлявшие ее свиту.
   Это путешествие от Яффы до Иерусалима наполнило сердце старой женщины радостью и светлой надеждой. Была весна, и долина Сарона, по которой они ехали в первый день пути, представляла собой сплошной яркий цветочный ковер. Да и на второй день, когда они очутились среди гор Иудеи, цветы не покидали их. Холмы разных очертаний, между которыми вилась дорога, были все засажены фруктовыми деревьями, стоявшими в полном цвету. Когда же путешественники уставали глядеть на бледнорозовые цветы персиков и абрикосов, взор их мог отдохнуть на молодых побегах винограда, которые развертывались на темно — коричневых лозах. Они появлялись с такой быстротой, что рост их можно было, кажется, видеть глазами.
   Но не одни только цветы и весенняя зелень делали это путешествие таким приятным. Больше всего привлекали внимание громадные толпы народа, направлявшиеся в это утро в Иерусалим. Путники стекались к городу со всех проселочных дорог, со всех тропинок, с одиноких вершин и из самых отдаленных уголков равнины. Выйдя на большую Иерусалимскую дорогу, отдельные странники соединялись в большие толпы и дальше радостно шли все вместе. Вокруг одного старца, ехавшего верхом на верблюде, шли его сыновья и дочери, зятья и невестки и все его внуки. Это была такая многочисленная семья, что она составила целый маленький отряд. Одну старушку, которая была слишком слаба для того, чтобы идти пешком, сыновья подняли на руки, и она, гордая своими детьми, дала себя нести сквозь почтительно расступавшуюся перед ней толпу.
   Поистине, это утро могло бы влить радость даже в самые удрученные сердца. Небо было, правда, не совсем ясное, а подернутое тонким слоем сероватых облаков, но никому из путников не пришло бы и в голову огорчаться этим, так как таким образом был смягчен жгучий блеск солнца. Под этим затуманенным небом благоухание цветущих деревьев и развертывающейся листвы рассеивалось на дорогах и на полях. И этот прекрасный день, своим матовым светом и неподвижным воздухом напоминавший тишину и спокойствие ночи, казалось, создавал какое-то особое настроение этим спешившим толпам народа, так что все шли радостно и торжественно, напевая вполголоса древние гимны или играя на каких-то удивительных старинных инструментах, звуки которых были похожи на жужжанье мух или на стрекотанье кузнечика.
   Старая Фаустина ехала среди всех этих людей, заражаясь их нетерпением и радостью. Она то и дело подгоняла своего коня и, обращаясь к молодому римлянину, ехавшему все время рядом с нею, сказала:
   — Мне снился в эту ночь Тиберий. Он просил меня не задерживаться в пути и непременно сегодня достигнуть Иерусалима. Мне кажется, что боги хотели этим сном внушить мне, чтобы я приехала в город именно в это прекрасное утро.
   В это время они были уже на вершине длинного горного хребта, и Фаустина невольно остановила своего коня. Перед ней лежала широкая и глубокая котловина, окруженная живописными холмами, а из темной, тенистой глубины этой долины поднималась могучая скала, на которой высился Иерусалим.
   И тесный горный городок, своими башнями и стенами венчавший, словно драгоценной короной, плоскую вершину скалы, казался в этот день в тысячу раз обширней. Все окрестные холмы, поднимавшиеся вокруг долины, были покрыты разноцветными шатрами и кишели людьми.
   Фаустина понимала, что все население страны собиралось в Иерусалим на какой-то большой праздник. Жители более отдаленных местностей прибыли заранее и успели раскинуть свои шатры. Те же, что жили по соседству с городом, еще только подходили. Со всех холмов стекались они, как непрерывный поток белых одеяний, песнопений и яркого праздничного веселья.
   Старая женщина долго смотрела сверху на эти прибывающие массы людей и на длинные ряды их шатров. Затем она обратилась к молодому римлянину, ехавшему возле нее:
   — Право же, Сульпиций, можно подумать, что весь народ собирается в Иерусалим.
   — Это так и есть, — ответил римлянин, которого Тиберий назначил в провожатые Фаустине, потому что он прожил в Иудее несколько лет. — Они встречают теперь большой весенний праздник, и в это время все, и старые, и молодые, направляются в Иерусалим.
   Фаустина на минуту задумалась.
   — Я рада, что мы приехали в этот город в день народного праздника. Это служит предзнаменованием, что боги покровительствуют нашему путешествию. Не думаешь ли ты, что тот, кого мы ищем, пророк из Назарета, тоже придет в Иерусалим, чтобы принять участие в торжестве?
   — Ты права, Фаустина, — сказал римлянин. — Он, вероятно, в Иерусалиме. Это, поистине, милость богов. Как ты ни сильна и ни крепка, ты все же можешь считать себя счастливой, что тебе не придется в поисках пророка совершить длинный и тяжелый путь в Галилею.
   Он подъехал к двум проходившим мимо путникам, и спросил, не знают ли они, не в Иерусалиме ли теперь пророк из Назарета.
   — Мы видели его здесь каждый год в это время, — ответил один из странников. — Наверное, и в этом году он пришел сюда, ибо он человек праведный и благочестивый.
   Какая-то женщина протянула руку и указала на возвышенность, лежавшую к востоку от города.
   — Видишь ты этот горный склон, поросший масличными деревьями? — сказала она. — Там галилеяне раскидывают обыкновенно свои шатры и там получишь ты самые верные сведения о том, кого ищешь.
   Они поехали дальше, спустились по извилистой тропинке до самого дна долины и начали затем подниматься по горе Сион, чтобы достигнуть города на вершине ее.
   Круто взбегавшая вверх дорога была здесь ограждена низкими каменными стенками, на которых сидело и лежало бесконечное множество нищих и калек, просивших милостыню у путешественников.
   Во время этого медленного подъема к Фаустине подошла одна из иудейских женщин.
   — Смотри, — сказала она, указывая на одного из нищих, сидевших на стене, — это галилеянин. Я помню, что видела его среди учеников пророка. Он может сказать тебе, где найти того, кого ты ищешь.
   Фаустина с Сульпицием подъехали к указанному ей человеку. Это был бедный старик с длинной бородой, в которой серебрилась седина. Лицо его было обожжено знойным солнцем, руки были в мозолях от работы. Он не просил милостыни, он был так поглощен печальными думами, что даже не взглянул на подъехавших всадников.
   Он не услышал заговорившего с ним Сульпиция, так что римлянину пришлось несколько раз повторить свой вопрос.
   — Друг мой, мне сказали, что ты галилеянин. Прошу тебя, скажи мне, где мне найти пророка из Назарета!
   Галилеянин вздрогнул и дико посмотрел на римлянина. Когда же он понял, наконец, чего от него хотят, его охватили гнев и ужас.
   — О чем ты говоришь? — вскричал он. — Почему ты меня спрашиваешь об этом человеке? Я ничего о нем не знаю. Я не галилеянин.
   В разговор тогда вмешалась иудейская женщина.
   — Ведь я же видела тебя вместе с ним, — заметила она. — Не бойся, скажи этой знатной римлянке, которая дружна с императором, где ей найти пророка.
   Но испуганный старик раздражался все больше и больше.
   — Все, должно быть, сошли с ума сегодня? — воскликнул он. — Не одержимы ли все злым духом, что один за другим подходят ко мне и спрашивают о пророке? Почему никто не верит мне, когда я говорю, что не знаю его? Я пришел не из его города и никогда его не видел.
   Его запальчивость привлекла к нему общее внимание, и двое нищих, сидевших рядом с ним на стене, тоже стали оспаривать его слова.
   — Конечно, ты один из его учеников, — сказали они. — Мы все знаем, что ты вместе с ним пришел из Галилеи.
   Но он поднял руки к небу и воскликнул:
   — Из-за этого человека я сегодня не мог остаться в Иерусалиме, а теперь вы даже здесь, среди нищих, не хотите оставить меня в покое. Почему вы не хотите поверить мне, когда я говорю, что никогда его не видел?
   Фаустина отвернулась от него, пожав плечами.
   — Поедем дальше! — сказала она. — Этот человек, наверное, безумен. От него мы ничего не узнаем.
   Они продолжали подниматься в гору. Фаустина была уже в каких-нибудь двух шагах от городских ворот, когда иудейка, желавшая помочь ей найти пророка, крикнула, чтобы она придержала коня. Она натянула поводья и увидела, что совсем у ног ее коня на дороге лежал человек. Было чудом, что его, распростертого в пыли, как раз в таком месте, где было особенно тесно, не растоптали ни животные, ни люди.
   Он лежал на спине и неподвижно смотрел вверх угасшим, ничего не видящим взором. Он не шевелился, хотя верблюды ступали совсем рядом с ним своими тяжелыми ногами. Одежда на нем была бедная, вся запыленная и испачканная землею. Он так обильно посыпал себя песком, что, казалось, будто он хочет закопаться, чтобы легче было его переехать или затоптать.
   — Что это значит? Зачем этот человек лежит на дороге? — спросила Фаустина.
   В это время лежавший начал кричать прохожим:
   — Будьте милосердны, братья и сестры, гоните прямо на меня ваших коней и вьючных животных! Не обходите меня! Растопчите меня в прах! Я предал неповинную кровь. Растопчите меня!
   Сульпиций схватил за повод коня Фаустины и отвел его в сторону.
   — Это кающийся грешник, — сказал он. — Не задерживайся из-за него! Это странные люди! Пусть они идут своим путем.
   Человек, лежавший в пыли, продолжал взывать:
   — Своими ногами ступите мне на сердце! Пусть верблюды растопчут мою грудь! Пусть ослы вонзят в мои глаза свои копыта!
   Но Фаустина не в силах была проехать мимо этого несчастного, не попытавшись заставить его встать. Она все еще стояла возле него.
   Иудейка, которая и раньше хотела ей услужить, снова протиснулась к ней.
   — Этот человек также один из учеников пророка, — сказала она. — Хочешь, я спрошу его об учителе?
   Фаустина утвердительно кивнула головой, и женщина нагнулась к лежавшему на земле человеку.
   — Что сделали вы, галилеяне, со своим учителем? — спросила она. — Я встречаю многих из вас сегодня, бредущих порознь по дорогам и тропам, а его не вижу нигде.
   Когда женщина произнесла эти слова, человек, лежавший на дороге, приподнялся на колени.
   — Какой злой дух внушил тебе спросить меня о нем? — спросил он голосом, полным отчаяния. — Ты же видишь, что я зарылся в песок, чтоб меня растоптали. Разве мало тебе этого? Зачем же ты спрашиваешь меня, что я с ним сделал?
   — Не понимаю, в чем ты упрекаешь меня, — ответила женщина. — Ведь я только хочу узнать, где твой учитель.
   Когда она повторила свой вопрос, галилеянин вскочил на ноги и зажал руками уши.
   — Горе тебе, не дающей мне умереть спокойно! — воскликнул он.
   Он кинулся сквозь толпу, теснившуюся у ворот, и умчался прочь с воплем отчаяния; как темные крылья, развевалась вокруг него его изодранная в клочья одежда.
   — Мне сдается, что мы попали к какому-то безумному народу, — сказала Фаустина, увидев, как бежит этот несчастный. Она несколько пала духом после встречи с этими учениками пророка. Разве может человек, среди учеников которого так много безумцев, сделать что-нибудь для императора?
   Иудейская женщина тоже казалась огорченной и очень серьезно сказала Фаустине:
   — Госпожа, торопись разыскать того, кого ты хочешь найти! Боюсь, что с ним случилось что-то недоброе, потому что его ученики словно лишились разума и не могут слышать упоминаний о нем.
   Фаустина и ее свита миновали наконец ворота города и очутились на узких, темных улицах, заполненных людьми. Ехать дальше по городу было почти невозможно. Всадникам приходилось останавливаться на каждом шагу. Рабы и воины тщетно старались расчистить дорогу. Люди продолжали нестись вперед густым, неудержимым потоком.
   — Право же, — сказала Фаустина, обращаясь к Сульпицию, — улицы Рима в сравнении с этими улочками — просто тихие сады.
   Сульпиций скоро понял, что их ожидают почти непреодолимые препятствия.
   — Идти по этим кишащим людьми улицам, пожалуй, легче, чем ехать верхом, — сказал он. — Если только ты не очень устала, я посоветовал бы тебе пешком дойти до дворца наместника. Правда, это довольно далеко отсюда, но на лошадях едва ли мы доберемся туда не ранее полуночи.
   Фаустина сейчас же согласилась с ним. Она сошла с коня и поручила его одному из рабов. Затем они продолжали путь по городу пешком.
   Это было гораздо лучше. Они довольно скоро дошли до центра города, и Сульпиций указал Фаустине на улицу, бывшую несколько шире других, к которой они уже приближались.
   — Посмотри, Фаустина, — говорил он, — только бы нам попасть на эту улицу — тогда мы будем недалеко от нашей цели. Она приведет нас прямо к дворцу наместника.
   Но только они хотели повернуть на эту улицу, пред ними встало неожиданное препятствие.
   В тот самый момент, когда Фаустина подошла к улице, ведущей от дворца наместника к Вратам Справедливости и на Голгофу, по ней двигалось шествие с преступником, осужденным на распятие.
   Впереди бесновалась толпа молодых людей, спешивших насладиться зрелищем казни. Они опрометью неслись по улице, размахивая руками и издавая дикий рев и визг, в восторге от того, что натешатся зрелищем, которое не каждый день приходится видеть.
   За ними шли группы людей в длинных одеяниях, которые, по-видимому, принадлежали к самым знатным и почетным лицам в городе. Затем шли женщины, многие из которых горько плакали, потом целый сонм нищих и калек, издававших пронзительные вопли.
   — О Боже, — восклицали они, — спаси его! Пошли своего ангела и спаси его! Ниспошли ему помощь в эту страшную минуту.
   Наконец показалось несколько римских воинов на могучих конях. Они следили за тем, чтобы никто из народа не приблизился к осужденному и не сделал попытки его освободить.
   Следом за ними шли палачи, которые вели человека, осужденного на распятие. Они взвалили ему на плечи большой, тяжелый деревянный крест, но несчастный был слишком слаб для этой ноши. Крест так давил его, что его тело совсем пригнулось к земле. Голова его была склонена так низко, что никто не мог видеть его лица.
   Фаустина стояла на углу узкого переулка и смотрела на тяжкий путь приговоренного к смерти. С изумлением заметила она, что он был одет в пурпурный плащ, а на голову ему был надет терновый венец.
   — Кто этот человек? — спросила она.
   — Он хотел сделаться царем, — ответил ей один из стоявших с ней рядом.
   — В таком случае он должен умереть из-за цели, которой не стоит домогаться, — с грустью промолвила Фаустина.
   Осужденный изнемогал под тяжестью креста. Он двигался вперед все медленней и медленней. Тогда палачи обвязали его веревкой и начали тянуть за нее, чтобы заставить его идти скорее. Но когда они потянули за веревку, осужденный упал и остался лежать на земле, придавленный крестом.