Страница:
Где распыленность-рассыпанным строем,
Где толпота-подобьем колонн.
И вот тут-то запасный комаядный состав,
Свой влет из резерва вытрубив резко,
Режет глаза своим кивером (сталь),
Управляя по плану случайным отрезком.
И так проскакать впереди, как в парад,
Чтобы дать осознать солдатне организацию,
Вдруг на дыбу повернувшись к братцам,
Грянуть - "Бригада, ура!"
Но для этого структуру гарнизонного болотца
Нужно подставить под свежую струю:
Строить солдат в шеренгбвом строю
Не по росту, а каждый раз - как придется.
Таким образом, взвод, отделенье, звено
Некогда не будут знать заране, кто в него заедут.
И конник, не привязанный к своему соседу,
Паники от строя не отличит под войной.
Отсюда ясно: паники нет,
Это тип измененного строя - и точка.
Пока боец еще на коне,
Сражение не кончено.
Эту теорию всей своей жизни
Пробовал пальцем на острие,
Отбывая в Коломне, в Голте и Жиздре,
Наступая на Сан и Острог.
И теперь, не вмурованный больше в казармы
С их казенной муштрой полинялых слав-
Он искал своих собственных армий
И в них королевский лавр.
И в самом деле: Россия глуха,
А чего-чего нет... Пшеница и ворвань,
В поле лисица, в лесу глухарь,
А коммуна нелепа, а царь нз дорван.
И Запад придет разбазарить на колонии,
Кроя ее карту шпорной звездой,
Нэ армия Звсржа коннол колонной
В какой-нибудь Кахетии обрубится в гнездо.
И те, оборвавшись на этих хижинах,
Оставят их в покое, даже станут покровительствовать
И будет королем у них наемный хищник,
Чужой по религии и по крови,
Итак, он сидел, качаясь в тэг-ноте,
Вздремнув под шушуканье болтовни сорочьей,
Пока на стене раздев-глась тень
И тело чернело в дыму сорочки.
И вдруг в простенок тревожное: тук-тук.
"Да-да?" "Послушайте, вы ничего не слышали?"
"Нет, а что?" "Такой воющий звук,
Длинный такой, пролетел над крышей".
Дыханье снаряда, взорвавшись в дым,
Отдало грох об гостиничьи ребра.
"Голубчик, золотко, будьте жэ добреньки -
Что ж это, боже мой... Воды..."
Свечной язык зарывался в копоть,
Стакан подзванивал, расплескивая поду;
Жэнская тень в ставенном хлопанья
Спешно одевалась и прыгала в воздух.
Второй задув, осыпая окна, _
Дрызгнув, цокнул осколок о лад
Медно-зеленых шеломов, и дрогнул
Колокол около колокола.
Зверж прошел в соседнюю дверь,
И Тата в ужасе кинулась на плечи.
"Ничего,, успокойтесь: Карл Зверж,
Имею честь. Вы можете облечься".
Но Тата ничего не понимала. Дрожа
В чулках и панталошках, она жалась к офицеру.
Контуженная улица, освистанная церковь,
Скоког подков, гудеж горожан.
Пузатый окуляр морского бинокля
Стянул вокзал, шатавшийся от боя:
Там хищно притушив свои стекла,
По рельсам гильзой скользил бронепоезд.
Облитые сталью башни под роспись
Лениво курились дырами жерл,
И по улице прыгала железная оспа,
Наспех рыща жертв.
Под самым окном, поперхнувшись пулей,
Развалился прохожий, и смок рукав.
Тата вскрикнула и в жмури уткнулась-
И вдруг на талии заныла рука.
Тата подумала: он маленького роста,
Поэтому его ладонь пришлась на бедро.
Отчего же он вздрогнул? И в челюстях дробь.
"Разве вы боитесь?" - спросила просто.
Потупился. Налившись, передвинулись уши.
И вдруг она почувствовала, что совсем раздета.
Вырвалась за ширма. "Там на столике груши,
А я, я сейчас... Только гетры мои где-то?.."
Третий раскололся в губернаторском дворце,
Прорыв туннель в катаклизме судорог.
Но Тата не заметила, занятая пудрой,
В своем, теперь единственном, золотом жерсе.
Встретились в зеркале. Экая красавица.
Его все улыбало, но супясь через силу,
Оттого, что и она краснела и косила,
Понял, что и он ей нравится.
И она. Она тоже. Поняла. Эго самое,
То, о чем поется в романсе De morte"
И еще в народных песнях, напр. "Ты коса ль моя".
И ударил, лопнув, четвертый.
Гай вбежал, широко дыша,
С энергичной пастью, от бега запарясь.
Из техноложьей куртки волохатая душа
Распирала верблюжку, как парус.
"Тата. Ффу-ты. Ох. Ну вот.
Они еще думают, что я их пленник.
Накинь манто, бежим на завод.
Там переждем отступленье".
Но ведь голос у Гая был суховат,
Не такой, как у Звержа - в прокатистых дрожьях.
Но ведь волосы тоже - степная трава,
Не так, как у Звержа-ежик.
И когда в автомобиле Улялаев и Зверж
Ее укутывали от ресниц до пяток,
Над самым базаром, выструивая взверть,
Павлиний хвост расфуфырил пятый.
Бежецк.
Х- 1924.
Несмотря на эпидемию и пестроту наций,
Юго-восточная группа
В составе 1-й, 6-й и 13-той
С успехом гремела Тулой и Крупном,
Пока, наконец, в ночь на август
В 20-м часу под "ура"
Пал прокопченный в газах Буранск,
Открывая ворота на Ханскую Ставку.
Теперь положение было уже следующим:
Тринадцатая армия занимала берег,
Шестая линию Дюдюнька - Регельсберг
До левого берега Ледыщи;
Первая конная помещена в резерве
В районе станции Рва,
Где, вешая попутно мародеров на дереве,
Заканчивала формирование.
Группировке же главных сил неприятеля
Можно было дивиться:
В лоб 13-той гвардейские рати,
Стрелковый корпус и Дикая Дивизия.
Против 6-той-конница фон-Бервица,
Офицерский Легион и туземная Армия,
И, наконец, против Конной Первой
Вся улялаевская ярмарка.
И вдруг бряцнул струнами прокат:
Телеграфная скоропись
В точках и тире отдала приказ
Из Конной выделить корпус.
Означенный корпус именовать ЧОН
Присвоением прав армии.
Все вагоны-цветные, товарные
Груженные тарой, также кирпичом,
Освободить под ответ Чека
Представить фамилии 2-х кандидатов
Посты командарм комиссар тчк
Командующий Ю-В Группы (дата).
Но, покуда седлали гнедых зверей,
Слух поспел об улялайской черни:
Открыли фронт и заехали в рейд
На территорию советских губерний.
Через 2 часа Конармия в бой,
Захватив еще не заживший плацдарм,
А корпус в тыл по дорогам старым,
Закрепив штаб за первой избой.
В этой избе командарм Лошадиных,
Грея над свечкой бутылку-"Боржом"
Гладил на лавке исподние штаны
И что-то щелкал столовым ножом.
"Комиссар армии товарищ Гай,
Который брился у иконы в черноту лика,
Подошел, намыливая на щеку снега,
С подтяжками, из-под рубахи пляшущими лихо.
"Что ты тут строгаешь?" Командарм не отвечал.
(Шутка ль дослужиться до этаких вершин!)
Гай наклонился да так, что свеча
Треснула о волосы, и увидел: вши.
"Ну тебя к дьяволу-зачем же ножом?"
"А чем же, хреном?" "Брось притворяться.
Совсем обнаглел, хам". - "А ты - цаца?
Тоже, подумаешь - больно нежон.
Да и в обчем говоря, ты заткни свой нюх,
Потому безо всякой точки живет".
И тень командарма во весь живот
Сытым торжеством напоминала свинью.-
А утром, когда барабан пропел
И голос пробил: "Командовать рысь",
Лошадиных нагайку - и тень в репей
Прянула точно рысь.
В широких русских ноздрях азарт.
Да! Несомненно - он воин, он призван.
Рыщут злорадные в стрелках глаза
О враге в природе тончайший признак:
Если днем поднимаются болотные птицы
И нервно кружатся в одиночку и парами-
Значит проложен шаг армий,
Рыщущих напиться.
И болотца в пушице, чмокая галоп,
Слепки с копыт отсосали на память:
Сперва подковы ложились в нашлеп
Всей дугой и двумя шипами.
"Но вот поднялись на когти и в бтрепь
Запятыми цапали киргизские ковры.
Ясно: армия шла в рысь
Линией колонн по три.
Если вода остается в колодцах
(А численность взвода человек тридцать),
Значит - армия торопится колоться
Кавалерийской рысицей.
Таяла луна, дырявая, как сыр,
Над степью выливалось ядреное ведро,
Банда все нагоняла рысь
Линией колонн по-три.
Если в кострах красная кровь
Из тонких веток хлещется в небо,
Если пометом попахивает ров-
Значит час, да и этого не было.
И вот от костров по колесам тачанок,
Ободами выбитым на тугом грунте,
Конным карьером в погоне отчаянной
Будет ухлопан унтер.
"Аллюр!" И прижато лунное стремя,
Игрой на гребенке натешится вихрь,
И голов под галоп боевой строевик
На тени не различит в стреми.
Лошадиных был - топ-топ - командарм,
При нем - топо-топ - комиссаром Гай.
Армия ЧОНа мчала недаром,
Свежей и свежей говорили луга.
Вот они! на горизонте! линией рябою...
Пала градом тревожная дробь:
"Эска-дрон! Шашки к бою-
Пики на бедро!"
Но с утра и весь день через степь маяча,
Сохраняя дистанцию в 10 верст,
Укарабкивались бандитские клячи
Под разбойничий свист, улюлю и порск.
Пока на глаза мохнатой папахой
Вхлобучится дикая ночь,
И кони, отдувая глазничьи пахи,
Повалятся с перепухших ног.
А утром опять через степь маяча,
Сохраняя дистанцию в 10 верст,
Укарабкивались бандитские клячи
Под разбойничий свист, улюлю и порск.
Пока на глаза мохнатой папахой
Вхлобучится дикая ночь,
И кони, отдувая глазничьи пахи,
Повалятся с перепухших ног.
А утром опять через степь маяча,
Сохраняя дистанцию в 10 верст,
Укарабкивались бандитские клячи
Под разбойничий свист, улюлю и порск.
Пока на глаза мохнатой папахой
Вхлобучится дикая ночь,
И кони, отдувая глазничьи пахи,
Повалятся с перепухших ног.
..............................................................
А утром опять через степь маяча...
(и т. д. до бесконечности).
Одначе будя! Кажись, пошутили.
Всего-то и виду, что конские лядви.
План изменить: армию на две -
Первой - Гай, второй - Лошадиных.
Теперь уже лошадь пошла в оборот:
Лошадиных гонит, а Гай в конюшни -
Своих оставляет, крестьянских берет,
И конь посвежел - не конючит.
Уж банде нету ни в чох зарыться,
Ни в балки обритого поля.
И скачут тачанки и кавалеристы,
Гоняя без корма и пойла.
Конскую хватку корчит азарт
Короче, короче, короче.
Над ними кричал вороний базар
Калыгами черных урочищ.
Это было славное время для волчих,
Когда везде ночевала падаль,
И они уже не шли на берег Алчи,
Где их стерегла - опасность.
Семьдесят верст отскакали ночью,
И вот уже виден один из задних
И видно - к тылу подъехал всадник
И жеребец хохочет.
Банда стала. В мокрых от рос
Полях седых и бурых
Пар, как войско, толпился и рос
Орлиной горбью плащей и бурок.
Банда стояла. Впереди хутор
С высоким загоном для бычьих боен.
Таяла луна. Кукаречье утро.
Здесь. Будет. Бой.
Тихие ямы, полные неба,
Изредка вздрагивающие рябью,
Синели в лысинах русого хлеба,
Где заблудился северный рябчик.
И, черкнув горизонтом таинственный град
Из красного солнца и сизого дыма,
Земля опускала восточный край
Торжественно-неудержимо.
И вот на виду, от пыли опухши,
Дали поворот пулеметные тачанки,
Потом синеватое рыло пушки
Вставало с бугра меж кустарников чахлых.
Одинокий хлопец отчаянной жизни
Помчал было на чоновцев конские зубы...
Но снова все тихо. И зрели арбузы,
Хоть им не пойти уж товаром на Нижний.
И вдруг сбоку вспыхнул букет
Голубовато-лиловых туманов
И, плотным бу! отрывисто грянув,
Седыми ноздрями повис на суке.
И махом орла в какую-то дыру
Потянуло струной теченье впросонняце.
Секунда. Другая. Третья - и вдруг:
Кррах-дзий! Извержение солнца.
А в небе высился сизый чертог,
Зловеще пропитываемый алым:
По телу солнца черной чертой
Величественно земля оседала.
И снова сбоку вспыхнул фонарь
Голубовато-лилового дыма,
Оплыл и подул бородою мимо,
Линяя на желтый и серый тона.
И снова и снова вспыхнул ожог
Один у мара, другой за мар уж-
Зеркало свистнуло из ножон -
"В атакуу... Марш-марыш..."
Но тут в самое мясо, в центр,
С обоих флангов врагов
Под четкий чавк пулеметной ленты-Огонь!..
Да еще в дымовых разворотах
Дунул шрапнельный загвоздень
И, выбив, как зубы, конские роты,
Осыпал красные звезды.
Но уж первый эскадрон
Проскочил за треугольник -
Хряск рубки, топота дробь,
Замаха тугое раздолье.
Под-ноги рванулся наливаясь колеса блеск.
Гай привскочил-рраз-прыжок.
Встала голова-и наган прожег,
Встала голова-ледянул саблей.
Эга голова все одна и та ж-
Сейчас покрупней, а другой раз поплоше,
Иногда она подымалась на этаж,
И тогда под ней была лошадь.
Зернистыми икринками на очках кровь,
Но каждый раз голова вставала,
И снова и снова срубы овала,
Так что это казалось игрой.
И вдруг из хутора в пороховой туче
Под рев барабанов и дребезг литавр
Выехали банды, и бухот летучий
Жужжал и звенел стебельками атав.
И страшен был затонувший склон,
Серые перья праха топыря:
Ибо длина поднятой пыли
Равна глубине колонн.
Тогда началось отступление,
Бешеная шпорь.
Банда,известно, не берет пленных,
Срубает отселя да по этих пор.
А ежели берет - вырезает серпы
Из спин да грудей - имеется опыт.
И от ужаса смокла на теле сарпинка,
А сзади бубухал тупой топот.
Гай отставал. Он кобылу измучил.
И, оглянувши с предсмертной тоской,
Видит в трепле нелепых чучел-
Мирно скачет рогатый скот.
А на горизонте бандитские орды
Мчались, удирая, подобрав пузон.
Что это значит? Так это фортель?
Тактика Звержа? Ну и позор...
Русский солдат зубоскал и гаер-
Беда перед ним оказаться балдой.
И чоновцы, прядая, под сдержанный галдеж
Исподлобья понуро следили за Гаем.
А Гай оседал, сутулый и грозный.
(Из ума не выходил этот проклятый немчик.)
И вдруг смех, как ядреный жемчуг,
Прыгнул в зубы и в ноздри.
Нет, погоди, погоди - напружься,
Разик один - хо-хо - вздохнул бы.
Но пузыри да бульбы
В небо, глаза и уши.
Сколько есть разных слов на свете.
Вот, например, "капуста".
Нет, не годится - надо о грустном,
Только скорей бы - никто не заметил.
Могут (хи-хи) пробраться в погреб
Завтра - ха! - чумные крысы.
Я буду тоже, ой, лысым...
Некогда сгибли обры...1
И какой-то книжке грозный флагман,
И вдруг опять "капфу-ста"!
Чбртовщина, как это вкусно
Так грохотать диафрагмой.
Вот барабанщик тоже Прыснул,
Вот еще фыркнул где-то кто-то,
И вдруг-га-га!..-орудийный хохот
Тысячи свежих жизней.
"Смирно. Ффу. Петров, барабан дай
Если смех-значит дух неплохой".
И полным карьером гончий поход
Пошел за дымившейся бандой.
Это был оставшийся в истории поход-
"Гончий поход Гая",
Когда без обоза и без пехот
(Цепочка для связи, в разведку другая)
Два кавалерийских неполных полка;
С одним дивизионом артиллерии вышли,
И на знаменах конницы вышили
Имя легендарного коня "Полкан".
........................................................
Аул Гяурдаг. В 9 утра
Улялаев впервые повел наступление.
Первая. Вторая. Гай на ступеньке.
Наши с цепей ответили: тра!
____________________
1 Обры - народ, о котором известно только то,
что он погиб.
Артиллерия бьет. Шелковистый шум
Шрапнели. Сталью затянут волос!
Вихрь за снарядом. Вж.-.жжу.
Мылом несет организованную сволочь.
Железный шелк. По нас, по нас...
Нет-недолет. Следующая выше.
Георгий Гай с биноклем на крыше
Кликнул ординарцев: "Петро! Ананас!"
И наша ответила. Облако сепии -
С воем над нами ушел снаряд.
Ага - их первый отряд занырял,
Легкая паника-залегли цепью.
Орудия в тике рвались из берлог,
Кипели пулеметы ажурной строчкой,
Но Улялаев посадкой прочной
Гикая вел своих пестрых орлов.
На нем была червонная бекеша с рубашкой
И такого же цвета башлык. В поту
Оя лихо сидел под бараньей башней
С Дылдой по эту и Звержом по ту,
Он лихо сидел. Табун боевой
Сив эй, чалой, гнедою лавой
Прыгал, скакал, заносился и плавал,
Неся пред собой, словно тучу - бой.
И мир застыл, окаменев.
И бой летел, как шум прибоя
В невыносимой мимике боя
Каждый всадник плясал как нерв
Они сливались - бандит и конь
В снаряд, летящий .по секущей...
Наводчик поставил на самую гущу,
Гай махнул: "Огонь"!..
...И банда, прыгая по столбовой, ровной.
Влетела в деревню, теряя палых.
Гай прискакал-а уж их и следов нет:
Банда словно пропала.
Гай с матросами въехал рысцой.
"Эй, бабуся-не видела конных?"
Баба, у кадки стирая лицо,
Волосатой ручищею ткнула; "А вон оны!"
Кавалерия направила к серевшим ометам,
Распугивая по дороге кур и свиней.
И вдруг в тыл закипел свинец
Под поддакивание пулеметов.
И вдруг вопль и копытный ступ,
И вбок из околицы за межезой рубец
Женское тело заваландал жеребец
С волосами, подвязанными к хвосту.
А на седле закопченный, рябый,
С подпаленными, точно гусь, ус; ми,
Прыгал бандит, наряженный бабой.
Ба! Да это батько. Он самый.
Вертяся "Вороном" на одной точке,
Раззуживая тело на сальной косице1
Сивый чертяга глазом отточенным
Под вывороченным веком косится.
_______________
1 Косица-конский хвост целиком.
Шабаш. Владайтэ! И конь кружился.
Казалось, что три, что четыре тела.
И ЧОН оробел и глядел на жилы1,
Где слиток плыл золотой, как лето.
Но тут подоспел Лошадиных.
Серга обрубил хвост и в галоп.
Дали погоню, и полк лошадиный
Рябыми ногами по телу колол.
За ним прошла полевая артиллерия.
Издохший кот, костяком загремев,
Прилип к винту и кружился, ощерясь.
Раскатанный колесами в ремень.
И Тата лежала пастилой кожи;
Войлочная степь ее лужицу вопьет.
Гай подъехал и весь перекошенный
Откатил голову и вздел на копье.
Атаман, водопадя хвостом по ветру,
С тремя офицерами плыл в лазурь,
Но за нцм, нагайкой наструпывая зуд,
Гудел его клятый недруг.
Ехали сектором трех дорог,
Ехали кухни, больницы, казармы.
Два ча.са огромная армия
Струнила четырех 2.
___________________
1 Жилка, жила - наиболее длинный волос хвоста.
2 Струнить (охотничье) - загонять со всех стороц.
Но Мамашев был дремучий кочевник,
Он угадывал приметы, где не видно ни зги им.
И штаб, домахнув до неожиданной деревни, -
сгинул.
Гай прихромал. (Копыто опухло.)
Сашка насупи ся в позе Буденного.
Деревня, как деревня: простая, буденная-
Вишни, скворешни, плетень да пугало.
Тучное пугало" глупое, как пуп.
На пугале галка. На колодце ворона..
Тихо. Ехидный дымок из труб -
И Лошадиных тронул.
Оцепили. Въехали. С лукавеньким рыльцем
Мальчишки играли бабками в цель.
Они говорили меж собой на "нце":
"Никтонце ничевонце не говоринце".
"Ну-ка, парень. Ты-ты. Не артачься.
Сказывай, где Улялаев". "Чево-нце?"
Лошадиных рванулся - и черное солнце
Брызнуло изо рта.
Гай вздрогнул: "Ну, ты-брось,
У нас с мужиками должна быть сплоченность.
И потом это ребенок". Лошадиных поднял бровь:
"Ты-ученый, а я-толченый".
Во дворе у забора мокрая лошадь
Сосала корыто, густо дыша.
Лошадиных шарить пульс по ушам.
Нюхать ладонь и гриву ерошить.
"Чей конек?" Мальчишка молчал.
"Я обучу, брат, тебя разговору",
Через лицо-хлыщь! "Чья?"
"Наша". "А почему пот?" "Хворая".
"Врешь, подлюга. Ведь экая сволочь"
И зажужжал казацкий нагай.
"Дяденька-начальник. Брось! Ай-ай!
Тама корчма. Их попрятал Фролыч".
В корчме, где пол был свеже-окрашен,
Царапины шпор и военный каблук,
Подняли половик. Под кольцом - люк:
Краузе, Зверж и Мамашев.
Офицеры вышли и сдали оружие.
Но Зверж, щеголяя венгерками карими,
Четко сказал: "Я могу быть нужен
В качестве инструктора вашей армий".
Гай усмехнулся: "Не нахожу слов".
"Напрасно. Я продаю вам шпагу.
Я-кондотьер, и свое ремесло
Могу предложить по контракту на год.
Стало быть нет?" "Обратитесь на биржу".
Он вынул пилюлю, заклапанную в жесть,
Глотнул, подняв брови, и сделал жест:
"А славу по мне пусть лошади выржут".
Лошадиных не верил: "Ну, что же - пора уже".
"Терпенье, мсти-сдарь - 15 минут".
В этот момент пожелтевший Краузе
Подошел к столу и нервно мигнул.
Он стоял, петушистый мокрый цыпленок,
Но бодрясь выстукивала правая нога;
"Вашей смертью считаю себя оскорбленным".
Вытянул пальцы: "Дайте наган".
Дали пустой. Приложил-отстранился.
"Не могу". А Звержа скрутили ужи.
"Хоть это не поручик, а Аста Нильсен1,
Но, комиссары, да здравствует жизнь!"
Его погребли в каком-то кургане,
Быть может, над ребрами скифского вождя.
Говор барабана врага провожал,
И солдаты степенно моргали.
Уходили задумчиво. Околица, пугало.
На пугале галка. Тихость дорог.
Краузе двигался набожно строг,
Но глаза у киргиза пылали, как уголья.
Их подвели к обрыву реки.
Секунды на дулах каплями спели.
Хотел было оправить обшлаг у руки,
Но спохватился - нет, не успею.
Да нет! неужели так-таки умру?.
У меня меж ноздрей раздвоенный хрящик.
Я дышу - вот видите? дышу. Грудь.
"Не рыдай мене, мати, во гробе зряща".
Кажется, надо уже падать. А Миша?
То-бишь, Мамашев. Он тоже со мной?
Что ж это-ни гула, ни боли не слышал-
Просто стало темно.
_________________
1 Аста Нильсен - кинематографическая актриса.
Так ликвидирован их штабной кворум,
Однако Улялаева так и не нашли.
Хотя о забор отодрался башлык,
И тут же в стойле хрустел его "Ворон"
Тогда выводили скакуна на шлях,
Запутали ноги, повернули на солнце.
Лошадь стояла. Багровый лак
Пестрел в арабесках цепочного золотца.
И вытянув классическую голову вбок,
Прихлебывая ветер роскошными ноздрями,
Литой и статный бандитский бог
Захромал, ныряя в воздушные ямы.
Он стал у забора. Не перелететь.
Заржал заливисто-яркой песнью -
И вдруг с галкой, сидящей на плесени,
Пугало махнуло через плетень.
Улялаев!! Елки! А они-то заляпы!
Поймаешь такого, как же - в четверг!
Сивая галка, привязанная к шляпе,
Нагло лежала лапами вверх.
Два дня караулили. Обшарили все.
У чоновцев был испытанный навык:
Люки и стрехи, перины и канавы.
Даже камнеломни, где лишь гнезда сов.
И уже выступая в пылищу дорог,
Вспоминали снова все амбары и конюшни.
Но позабыли одно; нужник,
Где Улялаев сидел под дырой.
Астрахань.
17-21-ХII-1924.
Ленин диктовал машинистке: "Итак:
Резолюция IX Съезда полагала, ,
Что путь пойдет по прямой, но-шкалой,
А шкала-то вышла витая.
Но мы не должны стараться что-либо замазать,
А должны признаться волей-неволей,
Что наша стомильонная крестьянская масса
Установленной формой отношений недовольна
Написали?'' Ильич шагал по ковру,
Стараясь ступать по линии клеток,
Засунув пальцы лапчатых рук
За проймы губсоюзского жилета.
"Дальше. Политики, которые скользят,
Сводя свои приемы чуть ли не к обману,
К нашему пути никого не приманят-
Классов обмануть нельзя.
Вникая в это, мы скажем себе: баста.
Покуда пролетариат будет бороться,
Не выскочишь из местной свободы оборота,
А значит из потребности в товарной базе,
Этот оборот нужно вправить от ушиба,
Ибо революция-дело поколений.
В этом отношеньи было много ошибок,
И не видеть их-преступленье".
Машинистка вмешалась: "Примите благодушно:
Конь о четырех, да и то спотыкается".
Улыбнулся: "Гым-гым. Еще бы не каяться,
Ежели споткнулась целая конюшня.
Но дальше. Компродский аппарат налег
И закупорил корни крестьянского роста.
Давайте ж разберемся: мы стоим у вопроса
Вместо разверстки ввести налог".
Налог!! И заглох орудийный взвой;
И побросала армия деревни караулить,
Конница отплясывала кованный звон,
Справа по-три на зубах улиц.
В стрелецком шлеме, где в шишечке кнес1,
Опричною сволочью выкатив челюсть,
Сам командарм, деревянно подбоченясь,
Грозно гремел на карусельном коне.
Считая, что тон советской государственности
Это чек..щина, приказ и наган,
Лошадиных старался, честно ударствуя,
Выкроить рожу - на страх врагам.
А Гай понуро качался на коне.
Уже велось "дело" об убийстве Кулагина,
Да в серых думах болезненно вздрагивала
Мысль о той, о ней.
__________
1 Кнес (славянcк.) - князек, флюгер на терема,
Облака Грозного над улялайской степью -
Хищное тявканье, картавый курлык,
На кургане бились мохнатые орлы,
Свища вихри, вздувая пепел.
Горбатые когти сочили выскребь,
Поросший ракушками клев гремел,
Из мозолистых лап вылетал в искрах
В запахе пороха - кремень.
И когда, в монархическом распахе,
Ерошась, остался самый великий -
Его наглые глаза осмотрели: на пика
Черная от мух голова пахла.
И Гаю стало дико и как-то не верилось,
Что он, он - комнатный интеллигент,
Веселый жуир декадентского севера,
Стал героем мрачных легенд.
Но вокруг на тачанках, верхами и так
Плясали, шагали и ехали "убийцы".
Это эпоха выходит на тракт-
Пусть же мертвым покой, а живымлюбопытство.
И комиссар, на повороте проступив на тротуар,
Шоколадным перемаслом разливаясь через стекла,
Нагнулся на ходу и, заглянув в окошко около,
Высмотрел такое, что взревел на роту - "Арш!":
Четырехногий, среднего роста,
Масти бурой, глухой стук.
Это не то, что вы думаете-просто
Стул. Обывательский стул.
Но кто ночевал в соленых топях,
Нюхая железо осенних струй,
Кто выл на седле, когда ему топот
Отдирал от кальсон присохший струп;
Кто пушечной тушей под поездный гуд
Во вшивых ульях тифозных теплух,
Кое-как примостившись на плуг,
Не знал куда сунуть лишнюю ногу,
Тот...
Он писал метелицы писем:
"Милая мам. Я прошу об одном -
Стул мой в чулане - умоляю, займись им -
Пусть его покрасят и вправят дно"..
Вот и все. И ничего нового.
Никаких идей с красивой брехней.
Просто стул. Рядовой. Сосновый.
Который уверенно четырехног.
Кстати о стуле. Дом No 3,
Подъезд, где осыпался цементный гравий,
Звонок; "три раза и раз"-и направо;
"Профессор Евгений Иваныч Щедрин".
Так вот у Евгивща1 - месяц пошел,
Как, что называется, не было "стула".
Где толпота-подобьем колонн.
И вот тут-то запасный комаядный состав,
Свой влет из резерва вытрубив резко,
Режет глаза своим кивером (сталь),
Управляя по плану случайным отрезком.
И так проскакать впереди, как в парад,
Чтобы дать осознать солдатне организацию,
Вдруг на дыбу повернувшись к братцам,
Грянуть - "Бригада, ура!"
Но для этого структуру гарнизонного болотца
Нужно подставить под свежую струю:
Строить солдат в шеренгбвом строю
Не по росту, а каждый раз - как придется.
Таким образом, взвод, отделенье, звено
Некогда не будут знать заране, кто в него заедут.
И конник, не привязанный к своему соседу,
Паники от строя не отличит под войной.
Отсюда ясно: паники нет,
Это тип измененного строя - и точка.
Пока боец еще на коне,
Сражение не кончено.
Эту теорию всей своей жизни
Пробовал пальцем на острие,
Отбывая в Коломне, в Голте и Жиздре,
Наступая на Сан и Острог.
И теперь, не вмурованный больше в казармы
С их казенной муштрой полинялых слав-
Он искал своих собственных армий
И в них королевский лавр.
И в самом деле: Россия глуха,
А чего-чего нет... Пшеница и ворвань,
В поле лисица, в лесу глухарь,
А коммуна нелепа, а царь нз дорван.
И Запад придет разбазарить на колонии,
Кроя ее карту шпорной звездой,
Нэ армия Звсржа коннол колонной
В какой-нибудь Кахетии обрубится в гнездо.
И те, оборвавшись на этих хижинах,
Оставят их в покое, даже станут покровительствовать
И будет королем у них наемный хищник,
Чужой по религии и по крови,
Итак, он сидел, качаясь в тэг-ноте,
Вздремнув под шушуканье болтовни сорочьей,
Пока на стене раздев-глась тень
И тело чернело в дыму сорочки.
И вдруг в простенок тревожное: тук-тук.
"Да-да?" "Послушайте, вы ничего не слышали?"
"Нет, а что?" "Такой воющий звук,
Длинный такой, пролетел над крышей".
Дыханье снаряда, взорвавшись в дым,
Отдало грох об гостиничьи ребра.
"Голубчик, золотко, будьте жэ добреньки -
Что ж это, боже мой... Воды..."
Свечной язык зарывался в копоть,
Стакан подзванивал, расплескивая поду;
Жэнская тень в ставенном хлопанья
Спешно одевалась и прыгала в воздух.
Второй задув, осыпая окна, _
Дрызгнув, цокнул осколок о лад
Медно-зеленых шеломов, и дрогнул
Колокол около колокола.
Зверж прошел в соседнюю дверь,
И Тата в ужасе кинулась на плечи.
"Ничего,, успокойтесь: Карл Зверж,
Имею честь. Вы можете облечься".
Но Тата ничего не понимала. Дрожа
В чулках и панталошках, она жалась к офицеру.
Контуженная улица, освистанная церковь,
Скоког подков, гудеж горожан.
Пузатый окуляр морского бинокля
Стянул вокзал, шатавшийся от боя:
Там хищно притушив свои стекла,
По рельсам гильзой скользил бронепоезд.
Облитые сталью башни под роспись
Лениво курились дырами жерл,
И по улице прыгала железная оспа,
Наспех рыща жертв.
Под самым окном, поперхнувшись пулей,
Развалился прохожий, и смок рукав.
Тата вскрикнула и в жмури уткнулась-
И вдруг на талии заныла рука.
Тата подумала: он маленького роста,
Поэтому его ладонь пришлась на бедро.
Отчего же он вздрогнул? И в челюстях дробь.
"Разве вы боитесь?" - спросила просто.
Потупился. Налившись, передвинулись уши.
И вдруг она почувствовала, что совсем раздета.
Вырвалась за ширма. "Там на столике груши,
А я, я сейчас... Только гетры мои где-то?.."
Третий раскололся в губернаторском дворце,
Прорыв туннель в катаклизме судорог.
Но Тата не заметила, занятая пудрой,
В своем, теперь единственном, золотом жерсе.
Встретились в зеркале. Экая красавица.
Его все улыбало, но супясь через силу,
Оттого, что и она краснела и косила,
Понял, что и он ей нравится.
И она. Она тоже. Поняла. Эго самое,
То, о чем поется в романсе De morte"
И еще в народных песнях, напр. "Ты коса ль моя".
И ударил, лопнув, четвертый.
Гай вбежал, широко дыша,
С энергичной пастью, от бега запарясь.
Из техноложьей куртки волохатая душа
Распирала верблюжку, как парус.
"Тата. Ффу-ты. Ох. Ну вот.
Они еще думают, что я их пленник.
Накинь манто, бежим на завод.
Там переждем отступленье".
Но ведь голос у Гая был суховат,
Не такой, как у Звержа - в прокатистых дрожьях.
Но ведь волосы тоже - степная трава,
Не так, как у Звержа-ежик.
И когда в автомобиле Улялаев и Зверж
Ее укутывали от ресниц до пяток,
Над самым базаром, выструивая взверть,
Павлиний хвост расфуфырил пятый.
Бежецк.
Х- 1924.
Несмотря на эпидемию и пестроту наций,
Юго-восточная группа
В составе 1-й, 6-й и 13-той
С успехом гремела Тулой и Крупном,
Пока, наконец, в ночь на август
В 20-м часу под "ура"
Пал прокопченный в газах Буранск,
Открывая ворота на Ханскую Ставку.
Теперь положение было уже следующим:
Тринадцатая армия занимала берег,
Шестая линию Дюдюнька - Регельсберг
До левого берега Ледыщи;
Первая конная помещена в резерве
В районе станции Рва,
Где, вешая попутно мародеров на дереве,
Заканчивала формирование.
Группировке же главных сил неприятеля
Можно было дивиться:
В лоб 13-той гвардейские рати,
Стрелковый корпус и Дикая Дивизия.
Против 6-той-конница фон-Бервица,
Офицерский Легион и туземная Армия,
И, наконец, против Конной Первой
Вся улялаевская ярмарка.
И вдруг бряцнул струнами прокат:
Телеграфная скоропись
В точках и тире отдала приказ
Из Конной выделить корпус.
Означенный корпус именовать ЧОН
Присвоением прав армии.
Все вагоны-цветные, товарные
Груженные тарой, также кирпичом,
Освободить под ответ Чека
Представить фамилии 2-х кандидатов
Посты командарм комиссар тчк
Командующий Ю-В Группы (дата).
Но, покуда седлали гнедых зверей,
Слух поспел об улялайской черни:
Открыли фронт и заехали в рейд
На территорию советских губерний.
Через 2 часа Конармия в бой,
Захватив еще не заживший плацдарм,
А корпус в тыл по дорогам старым,
Закрепив штаб за первой избой.
В этой избе командарм Лошадиных,
Грея над свечкой бутылку-"Боржом"
Гладил на лавке исподние штаны
И что-то щелкал столовым ножом.
"Комиссар армии товарищ Гай,
Который брился у иконы в черноту лика,
Подошел, намыливая на щеку снега,
С подтяжками, из-под рубахи пляшущими лихо.
"Что ты тут строгаешь?" Командарм не отвечал.
(Шутка ль дослужиться до этаких вершин!)
Гай наклонился да так, что свеча
Треснула о волосы, и увидел: вши.
"Ну тебя к дьяволу-зачем же ножом?"
"А чем же, хреном?" "Брось притворяться.
Совсем обнаглел, хам". - "А ты - цаца?
Тоже, подумаешь - больно нежон.
Да и в обчем говоря, ты заткни свой нюх,
Потому безо всякой точки живет".
И тень командарма во весь живот
Сытым торжеством напоминала свинью.-
А утром, когда барабан пропел
И голос пробил: "Командовать рысь",
Лошадиных нагайку - и тень в репей
Прянула точно рысь.
В широких русских ноздрях азарт.
Да! Несомненно - он воин, он призван.
Рыщут злорадные в стрелках глаза
О враге в природе тончайший признак:
Если днем поднимаются болотные птицы
И нервно кружатся в одиночку и парами-
Значит проложен шаг армий,
Рыщущих напиться.
И болотца в пушице, чмокая галоп,
Слепки с копыт отсосали на память:
Сперва подковы ложились в нашлеп
Всей дугой и двумя шипами.
"Но вот поднялись на когти и в бтрепь
Запятыми цапали киргизские ковры.
Ясно: армия шла в рысь
Линией колонн по три.
Если вода остается в колодцах
(А численность взвода человек тридцать),
Значит - армия торопится колоться
Кавалерийской рысицей.
Таяла луна, дырявая, как сыр,
Над степью выливалось ядреное ведро,
Банда все нагоняла рысь
Линией колонн по-три.
Если в кострах красная кровь
Из тонких веток хлещется в небо,
Если пометом попахивает ров-
Значит час, да и этого не было.
И вот от костров по колесам тачанок,
Ободами выбитым на тугом грунте,
Конным карьером в погоне отчаянной
Будет ухлопан унтер.
"Аллюр!" И прижато лунное стремя,
Игрой на гребенке натешится вихрь,
И голов под галоп боевой строевик
На тени не различит в стреми.
Лошадиных был - топ-топ - командарм,
При нем - топо-топ - комиссаром Гай.
Армия ЧОНа мчала недаром,
Свежей и свежей говорили луга.
Вот они! на горизонте! линией рябою...
Пала градом тревожная дробь:
"Эска-дрон! Шашки к бою-
Пики на бедро!"
Но с утра и весь день через степь маяча,
Сохраняя дистанцию в 10 верст,
Укарабкивались бандитские клячи
Под разбойничий свист, улюлю и порск.
Пока на глаза мохнатой папахой
Вхлобучится дикая ночь,
И кони, отдувая глазничьи пахи,
Повалятся с перепухших ног.
А утром опять через степь маяча,
Сохраняя дистанцию в 10 верст,
Укарабкивались бандитские клячи
Под разбойничий свист, улюлю и порск.
Пока на глаза мохнатой папахой
Вхлобучится дикая ночь,
И кони, отдувая глазничьи пахи,
Повалятся с перепухших ног.
А утром опять через степь маяча,
Сохраняя дистанцию в 10 верст,
Укарабкивались бандитские клячи
Под разбойничий свист, улюлю и порск.
Пока на глаза мохнатой папахой
Вхлобучится дикая ночь,
И кони, отдувая глазничьи пахи,
Повалятся с перепухших ног.
..............................................................
А утром опять через степь маяча...
(и т. д. до бесконечности).
Одначе будя! Кажись, пошутили.
Всего-то и виду, что конские лядви.
План изменить: армию на две -
Первой - Гай, второй - Лошадиных.
Теперь уже лошадь пошла в оборот:
Лошадиных гонит, а Гай в конюшни -
Своих оставляет, крестьянских берет,
И конь посвежел - не конючит.
Уж банде нету ни в чох зарыться,
Ни в балки обритого поля.
И скачут тачанки и кавалеристы,
Гоняя без корма и пойла.
Конскую хватку корчит азарт
Короче, короче, короче.
Над ними кричал вороний базар
Калыгами черных урочищ.
Это было славное время для волчих,
Когда везде ночевала падаль,
И они уже не шли на берег Алчи,
Где их стерегла - опасность.
Семьдесят верст отскакали ночью,
И вот уже виден один из задних
И видно - к тылу подъехал всадник
И жеребец хохочет.
Банда стала. В мокрых от рос
Полях седых и бурых
Пар, как войско, толпился и рос
Орлиной горбью плащей и бурок.
Банда стояла. Впереди хутор
С высоким загоном для бычьих боен.
Таяла луна. Кукаречье утро.
Здесь. Будет. Бой.
Тихие ямы, полные неба,
Изредка вздрагивающие рябью,
Синели в лысинах русого хлеба,
Где заблудился северный рябчик.
И, черкнув горизонтом таинственный град
Из красного солнца и сизого дыма,
Земля опускала восточный край
Торжественно-неудержимо.
И вот на виду, от пыли опухши,
Дали поворот пулеметные тачанки,
Потом синеватое рыло пушки
Вставало с бугра меж кустарников чахлых.
Одинокий хлопец отчаянной жизни
Помчал было на чоновцев конские зубы...
Но снова все тихо. И зрели арбузы,
Хоть им не пойти уж товаром на Нижний.
И вдруг сбоку вспыхнул букет
Голубовато-лиловых туманов
И, плотным бу! отрывисто грянув,
Седыми ноздрями повис на суке.
И махом орла в какую-то дыру
Потянуло струной теченье впросонняце.
Секунда. Другая. Третья - и вдруг:
Кррах-дзий! Извержение солнца.
А в небе высился сизый чертог,
Зловеще пропитываемый алым:
По телу солнца черной чертой
Величественно земля оседала.
И снова сбоку вспыхнул фонарь
Голубовато-лилового дыма,
Оплыл и подул бородою мимо,
Линяя на желтый и серый тона.
И снова и снова вспыхнул ожог
Один у мара, другой за мар уж-
Зеркало свистнуло из ножон -
"В атакуу... Марш-марыш..."
Но тут в самое мясо, в центр,
С обоих флангов врагов
Под четкий чавк пулеметной ленты-Огонь!..
Да еще в дымовых разворотах
Дунул шрапнельный загвоздень
И, выбив, как зубы, конские роты,
Осыпал красные звезды.
Но уж первый эскадрон
Проскочил за треугольник -
Хряск рубки, топота дробь,
Замаха тугое раздолье.
Под-ноги рванулся наливаясь колеса блеск.
Гай привскочил-рраз-прыжок.
Встала голова-и наган прожег,
Встала голова-ледянул саблей.
Эга голова все одна и та ж-
Сейчас покрупней, а другой раз поплоше,
Иногда она подымалась на этаж,
И тогда под ней была лошадь.
Зернистыми икринками на очках кровь,
Но каждый раз голова вставала,
И снова и снова срубы овала,
Так что это казалось игрой.
И вдруг из хутора в пороховой туче
Под рев барабанов и дребезг литавр
Выехали банды, и бухот летучий
Жужжал и звенел стебельками атав.
И страшен был затонувший склон,
Серые перья праха топыря:
Ибо длина поднятой пыли
Равна глубине колонн.
Тогда началось отступление,
Бешеная шпорь.
Банда,известно, не берет пленных,
Срубает отселя да по этих пор.
А ежели берет - вырезает серпы
Из спин да грудей - имеется опыт.
И от ужаса смокла на теле сарпинка,
А сзади бубухал тупой топот.
Гай отставал. Он кобылу измучил.
И, оглянувши с предсмертной тоской,
Видит в трепле нелепых чучел-
Мирно скачет рогатый скот.
А на горизонте бандитские орды
Мчались, удирая, подобрав пузон.
Что это значит? Так это фортель?
Тактика Звержа? Ну и позор...
Русский солдат зубоскал и гаер-
Беда перед ним оказаться балдой.
И чоновцы, прядая, под сдержанный галдеж
Исподлобья понуро следили за Гаем.
А Гай оседал, сутулый и грозный.
(Из ума не выходил этот проклятый немчик.)
И вдруг смех, как ядреный жемчуг,
Прыгнул в зубы и в ноздри.
Нет, погоди, погоди - напружься,
Разик один - хо-хо - вздохнул бы.
Но пузыри да бульбы
В небо, глаза и уши.
Сколько есть разных слов на свете.
Вот, например, "капуста".
Нет, не годится - надо о грустном,
Только скорей бы - никто не заметил.
Могут (хи-хи) пробраться в погреб
Завтра - ха! - чумные крысы.
Я буду тоже, ой, лысым...
Некогда сгибли обры...1
И какой-то книжке грозный флагман,
И вдруг опять "капфу-ста"!
Чбртовщина, как это вкусно
Так грохотать диафрагмой.
Вот барабанщик тоже Прыснул,
Вот еще фыркнул где-то кто-то,
И вдруг-га-га!..-орудийный хохот
Тысячи свежих жизней.
"Смирно. Ффу. Петров, барабан дай
Если смех-значит дух неплохой".
И полным карьером гончий поход
Пошел за дымившейся бандой.
Это был оставшийся в истории поход-
"Гончий поход Гая",
Когда без обоза и без пехот
(Цепочка для связи, в разведку другая)
Два кавалерийских неполных полка;
С одним дивизионом артиллерии вышли,
И на знаменах конницы вышили
Имя легендарного коня "Полкан".
........................................................
Аул Гяурдаг. В 9 утра
Улялаев впервые повел наступление.
Первая. Вторая. Гай на ступеньке.
Наши с цепей ответили: тра!
____________________
1 Обры - народ, о котором известно только то,
что он погиб.
Артиллерия бьет. Шелковистый шум
Шрапнели. Сталью затянут волос!
Вихрь за снарядом. Вж.-.жжу.
Мылом несет организованную сволочь.
Железный шелк. По нас, по нас...
Нет-недолет. Следующая выше.
Георгий Гай с биноклем на крыше
Кликнул ординарцев: "Петро! Ананас!"
И наша ответила. Облако сепии -
С воем над нами ушел снаряд.
Ага - их первый отряд занырял,
Легкая паника-залегли цепью.
Орудия в тике рвались из берлог,
Кипели пулеметы ажурной строчкой,
Но Улялаев посадкой прочной
Гикая вел своих пестрых орлов.
На нем была червонная бекеша с рубашкой
И такого же цвета башлык. В поту
Оя лихо сидел под бараньей башней
С Дылдой по эту и Звержом по ту,
Он лихо сидел. Табун боевой
Сив эй, чалой, гнедою лавой
Прыгал, скакал, заносился и плавал,
Неся пред собой, словно тучу - бой.
И мир застыл, окаменев.
И бой летел, как шум прибоя
В невыносимой мимике боя
Каждый всадник плясал как нерв
Они сливались - бандит и конь
В снаряд, летящий .по секущей...
Наводчик поставил на самую гущу,
Гай махнул: "Огонь"!..
...И банда, прыгая по столбовой, ровной.
Влетела в деревню, теряя палых.
Гай прискакал-а уж их и следов нет:
Банда словно пропала.
Гай с матросами въехал рысцой.
"Эй, бабуся-не видела конных?"
Баба, у кадки стирая лицо,
Волосатой ручищею ткнула; "А вон оны!"
Кавалерия направила к серевшим ометам,
Распугивая по дороге кур и свиней.
И вдруг в тыл закипел свинец
Под поддакивание пулеметов.
И вдруг вопль и копытный ступ,
И вбок из околицы за межезой рубец
Женское тело заваландал жеребец
С волосами, подвязанными к хвосту.
А на седле закопченный, рябый,
С подпаленными, точно гусь, ус; ми,
Прыгал бандит, наряженный бабой.
Ба! Да это батько. Он самый.
Вертяся "Вороном" на одной точке,
Раззуживая тело на сальной косице1
Сивый чертяга глазом отточенным
Под вывороченным веком косится.
_______________
1 Косица-конский хвост целиком.
Шабаш. Владайтэ! И конь кружился.
Казалось, что три, что четыре тела.
И ЧОН оробел и глядел на жилы1,
Где слиток плыл золотой, как лето.
Но тут подоспел Лошадиных.
Серга обрубил хвост и в галоп.
Дали погоню, и полк лошадиный
Рябыми ногами по телу колол.
За ним прошла полевая артиллерия.
Издохший кот, костяком загремев,
Прилип к винту и кружился, ощерясь.
Раскатанный колесами в ремень.
И Тата лежала пастилой кожи;
Войлочная степь ее лужицу вопьет.
Гай подъехал и весь перекошенный
Откатил голову и вздел на копье.
Атаман, водопадя хвостом по ветру,
С тремя офицерами плыл в лазурь,
Но за нцм, нагайкой наструпывая зуд,
Гудел его клятый недруг.
Ехали сектором трех дорог,
Ехали кухни, больницы, казармы.
Два ча.са огромная армия
Струнила четырех 2.
___________________
1 Жилка, жила - наиболее длинный волос хвоста.
2 Струнить (охотничье) - загонять со всех стороц.
Но Мамашев был дремучий кочевник,
Он угадывал приметы, где не видно ни зги им.
И штаб, домахнув до неожиданной деревни, -
сгинул.
Гай прихромал. (Копыто опухло.)
Сашка насупи ся в позе Буденного.
Деревня, как деревня: простая, буденная-
Вишни, скворешни, плетень да пугало.
Тучное пугало" глупое, как пуп.
На пугале галка. На колодце ворона..
Тихо. Ехидный дымок из труб -
И Лошадиных тронул.
Оцепили. Въехали. С лукавеньким рыльцем
Мальчишки играли бабками в цель.
Они говорили меж собой на "нце":
"Никтонце ничевонце не говоринце".
"Ну-ка, парень. Ты-ты. Не артачься.
Сказывай, где Улялаев". "Чево-нце?"
Лошадиных рванулся - и черное солнце
Брызнуло изо рта.
Гай вздрогнул: "Ну, ты-брось,
У нас с мужиками должна быть сплоченность.
И потом это ребенок". Лошадиных поднял бровь:
"Ты-ученый, а я-толченый".
Во дворе у забора мокрая лошадь
Сосала корыто, густо дыша.
Лошадиных шарить пульс по ушам.
Нюхать ладонь и гриву ерошить.
"Чей конек?" Мальчишка молчал.
"Я обучу, брат, тебя разговору",
Через лицо-хлыщь! "Чья?"
"Наша". "А почему пот?" "Хворая".
"Врешь, подлюга. Ведь экая сволочь"
И зажужжал казацкий нагай.
"Дяденька-начальник. Брось! Ай-ай!
Тама корчма. Их попрятал Фролыч".
В корчме, где пол был свеже-окрашен,
Царапины шпор и военный каблук,
Подняли половик. Под кольцом - люк:
Краузе, Зверж и Мамашев.
Офицеры вышли и сдали оружие.
Но Зверж, щеголяя венгерками карими,
Четко сказал: "Я могу быть нужен
В качестве инструктора вашей армий".
Гай усмехнулся: "Не нахожу слов".
"Напрасно. Я продаю вам шпагу.
Я-кондотьер, и свое ремесло
Могу предложить по контракту на год.
Стало быть нет?" "Обратитесь на биржу".
Он вынул пилюлю, заклапанную в жесть,
Глотнул, подняв брови, и сделал жест:
"А славу по мне пусть лошади выржут".
Лошадиных не верил: "Ну, что же - пора уже".
"Терпенье, мсти-сдарь - 15 минут".
В этот момент пожелтевший Краузе
Подошел к столу и нервно мигнул.
Он стоял, петушистый мокрый цыпленок,
Но бодрясь выстукивала правая нога;
"Вашей смертью считаю себя оскорбленным".
Вытянул пальцы: "Дайте наган".
Дали пустой. Приложил-отстранился.
"Не могу". А Звержа скрутили ужи.
"Хоть это не поручик, а Аста Нильсен1,
Но, комиссары, да здравствует жизнь!"
Его погребли в каком-то кургане,
Быть может, над ребрами скифского вождя.
Говор барабана врага провожал,
И солдаты степенно моргали.
Уходили задумчиво. Околица, пугало.
На пугале галка. Тихость дорог.
Краузе двигался набожно строг,
Но глаза у киргиза пылали, как уголья.
Их подвели к обрыву реки.
Секунды на дулах каплями спели.
Хотел было оправить обшлаг у руки,
Но спохватился - нет, не успею.
Да нет! неужели так-таки умру?.
У меня меж ноздрей раздвоенный хрящик.
Я дышу - вот видите? дышу. Грудь.
"Не рыдай мене, мати, во гробе зряща".
Кажется, надо уже падать. А Миша?
То-бишь, Мамашев. Он тоже со мной?
Что ж это-ни гула, ни боли не слышал-
Просто стало темно.
_________________
1 Аста Нильсен - кинематографическая актриса.
Так ликвидирован их штабной кворум,
Однако Улялаева так и не нашли.
Хотя о забор отодрался башлык,
И тут же в стойле хрустел его "Ворон"
Тогда выводили скакуна на шлях,
Запутали ноги, повернули на солнце.
Лошадь стояла. Багровый лак
Пестрел в арабесках цепочного золотца.
И вытянув классическую голову вбок,
Прихлебывая ветер роскошными ноздрями,
Литой и статный бандитский бог
Захромал, ныряя в воздушные ямы.
Он стал у забора. Не перелететь.
Заржал заливисто-яркой песнью -
И вдруг с галкой, сидящей на плесени,
Пугало махнуло через плетень.
Улялаев!! Елки! А они-то заляпы!
Поймаешь такого, как же - в четверг!
Сивая галка, привязанная к шляпе,
Нагло лежала лапами вверх.
Два дня караулили. Обшарили все.
У чоновцев был испытанный навык:
Люки и стрехи, перины и канавы.
Даже камнеломни, где лишь гнезда сов.
И уже выступая в пылищу дорог,
Вспоминали снова все амбары и конюшни.
Но позабыли одно; нужник,
Где Улялаев сидел под дырой.
Астрахань.
17-21-ХII-1924.
Ленин диктовал машинистке: "Итак:
Резолюция IX Съезда полагала, ,
Что путь пойдет по прямой, но-шкалой,
А шкала-то вышла витая.
Но мы не должны стараться что-либо замазать,
А должны признаться волей-неволей,
Что наша стомильонная крестьянская масса
Установленной формой отношений недовольна
Написали?'' Ильич шагал по ковру,
Стараясь ступать по линии клеток,
Засунув пальцы лапчатых рук
За проймы губсоюзского жилета.
"Дальше. Политики, которые скользят,
Сводя свои приемы чуть ли не к обману,
К нашему пути никого не приманят-
Классов обмануть нельзя.
Вникая в это, мы скажем себе: баста.
Покуда пролетариат будет бороться,
Не выскочишь из местной свободы оборота,
А значит из потребности в товарной базе,
Этот оборот нужно вправить от ушиба,
Ибо революция-дело поколений.
В этом отношеньи было много ошибок,
И не видеть их-преступленье".
Машинистка вмешалась: "Примите благодушно:
Конь о четырех, да и то спотыкается".
Улыбнулся: "Гым-гым. Еще бы не каяться,
Ежели споткнулась целая конюшня.
Но дальше. Компродский аппарат налег
И закупорил корни крестьянского роста.
Давайте ж разберемся: мы стоим у вопроса
Вместо разверстки ввести налог".
Налог!! И заглох орудийный взвой;
И побросала армия деревни караулить,
Конница отплясывала кованный звон,
Справа по-три на зубах улиц.
В стрелецком шлеме, где в шишечке кнес1,
Опричною сволочью выкатив челюсть,
Сам командарм, деревянно подбоченясь,
Грозно гремел на карусельном коне.
Считая, что тон советской государственности
Это чек..щина, приказ и наган,
Лошадиных старался, честно ударствуя,
Выкроить рожу - на страх врагам.
А Гай понуро качался на коне.
Уже велось "дело" об убийстве Кулагина,
Да в серых думах болезненно вздрагивала
Мысль о той, о ней.
__________
1 Кнес (славянcк.) - князек, флюгер на терема,
Облака Грозного над улялайской степью -
Хищное тявканье, картавый курлык,
На кургане бились мохнатые орлы,
Свища вихри, вздувая пепел.
Горбатые когти сочили выскребь,
Поросший ракушками клев гремел,
Из мозолистых лап вылетал в искрах
В запахе пороха - кремень.
И когда, в монархическом распахе,
Ерошась, остался самый великий -
Его наглые глаза осмотрели: на пика
Черная от мух голова пахла.
И Гаю стало дико и как-то не верилось,
Что он, он - комнатный интеллигент,
Веселый жуир декадентского севера,
Стал героем мрачных легенд.
Но вокруг на тачанках, верхами и так
Плясали, шагали и ехали "убийцы".
Это эпоха выходит на тракт-
Пусть же мертвым покой, а живымлюбопытство.
И комиссар, на повороте проступив на тротуар,
Шоколадным перемаслом разливаясь через стекла,
Нагнулся на ходу и, заглянув в окошко около,
Высмотрел такое, что взревел на роту - "Арш!":
Четырехногий, среднего роста,
Масти бурой, глухой стук.
Это не то, что вы думаете-просто
Стул. Обывательский стул.
Но кто ночевал в соленых топях,
Нюхая железо осенних струй,
Кто выл на седле, когда ему топот
Отдирал от кальсон присохший струп;
Кто пушечной тушей под поездный гуд
Во вшивых ульях тифозных теплух,
Кое-как примостившись на плуг,
Не знал куда сунуть лишнюю ногу,
Тот...
Он писал метелицы писем:
"Милая мам. Я прошу об одном -
Стул мой в чулане - умоляю, займись им -
Пусть его покрасят и вправят дно"..
Вот и все. И ничего нового.
Никаких идей с красивой брехней.
Просто стул. Рядовой. Сосновый.
Который уверенно четырехног.
Кстати о стуле. Дом No 3,
Подъезд, где осыпался цементный гравий,
Звонок; "три раза и раз"-и направо;
"Профессор Евгений Иваныч Щедрин".
Так вот у Евгивща1 - месяц пошел,
Как, что называется, не было "стула".