Семенов Алексей. Чужестранец

   Одолев пологий подъем, Мирко увидел пред собой широкое поле. Справа, выныривая из густых зарослей, бежала черная вода Смолинки, слева к ней тянулась балка: где-то впереди они должны были вскоре встретиться. К тому месту уходила и дорога, а дальше снова вставал лес, но не густой непролазный ольховник и не мрачный ельник, а светлый сосновый бор. Светлым, конечно, он виделся, если было вёдро. Ныне же, как и ожидал Мирко, начинался дождь. Хорошо хоть, что путь по-прежнему был выложен плитами. Чавкать по жидкой грязи, в какую обращались дороги после долгих дождей, вовсе не хотелось. Мирко вздохнул и тронул поводья. Белый послушно зацокал вниз.
   Поле миновали быстро, и вскоре Мирко проехал по хорошему мосту, переброшенному над старым руслом, из которого в Смолинку сбегал мелкий ручеек. Вода в нем была мутная и глинистая. Мост был сработан на славу: серые глыбы были пригнаны плотно, да так, что ни вода, ни время не смогли расширить щели и обвалить камни. Видимо, некогда здесь стояли деревянные башенки для стражи, но теперь от них остались только несмываемые черные пятна: их когда-то, пытались сжечь. Под сильным восточным ветром дождь падал косо, и Мирко уже здорово намочило спину, когда наконец он въехал в сосновые чертоги. Назавтра, после полудня, он должен был добраться до Хойры, и мысль эта хоть немного согревала: путь в одиночестве начинал тяготить. Казалось, что среди людей погоня, начатая за ним неизвестно кем, приостановит свой бег. Но сегодня он не боялся уже ничего. Короткий бой, а больше заклинание и тот порыв ярости, неожиданно обуявшей его, теперь обернулись усталостью и пустотой. А еще предстояло разводить костер из сырых дров, вешать полог, сушиться… Мирко решительно свернул направо, к Смолинке. Пора было устраиваться на ночлег, а близ дороги делать это было уже небезопасно: близились людные места, а значит, могли появиться и лесные разбойники.
   Неподалеку от воды, где к реке можно было, в случае чего, выйти и ночью, не рискуя оскользнуться с берега, он выбрал себе местечко под высокой сосной. Густые кусты бересклета, росшие вокруг, закрывали от дороги даже огонь костра. Соорудив остов шалаша и забросав его ветками, мякша покрыл все это рогожей, другую бросил внутрь, вокруг вырыл канавку, чтобы вода не подтекала снизу, и получилось даже уютно. Кони долго бродили, не очень радуясь беспрерывному дождю, но потом как-то устроились под высокими кустами, где листва хоть немного защищала от стылых капель. Пори, который от когтей до головы перемазался, пока бегал по полю, пришлось заставить искупаться в Смолинке, и теперь от бока собаки, подставленного ближе к огню, исходил едва заметный влажный пар. За сырой тоскливостью дождя блекли недавние события — вот уже и Реклознатец с вороном на плече, и забавные усатые бобры сделались какой-то полусказкой, случившейся с кем-то совсем другим. Он будто опять вынырнул, выплыл из стремнины, называемой жизнью, а войти в сказку еще не сумел. И серые тени полусна-полуяви, призраки, о которых расскажи обычному человеку — не поверит, обступали его: демон с двуручным мечом, ходячие грибы-воины, знаки на замшелых камнях, заброшенные дороги, старинные мосты. Сейчас Мирко, наверное, даже жалел о том, что не послушал умного совета Реклознатца: солнечное утро над Сааримяки, поля со спелыми колосьями, дородный Кулан Мабидун с кузнечным молоточком, звуки кантеле над Черным ручьем, теплая рука Хилки — вот где было его место на земле. Однако он, сам того не заметив, все же миновал где-то те два каменных столба, меж которыми не решился пройти мальчиком. И теперь приходилось мокнуть в лесу под дождем, а завтра опять начинать путь по владениям серых призраков, нетореный и непонятный, ведущий неизвестно куда, к каким-то далеким берегам в тумане, которых, вполне может статься, и нет вовсе. Только сворачивать с него было уже поздно.
   Дождь вроде бы начал стихать. Мирко поднялся и прямо босой вышел из шалаша посмотреть погоду на завтра. В лесу веяло свежестью, ночь обещала быть холодной. На закате облака расползлись, над дальними соснами огненной красной полосой догорал закат, а ветер упал. Все это предвещало добрый завтрашний день, и Мирко решил, что в очередной раз для него все вышло не так уж плохо, как могло быть. Длинные пальцы всадника опять схватили горящие уголья, да тут и обожглись.
   Серое утро, как и предвиделось, сменилось погожим днем. Дорога шла все лесом. Теперь она была уже не такая гладкая, как день или два назад. Все чаще плиты или отсутствовали, или лежали совсем растрескавшиеся, рассыпавшиеся в пыль. Но дорога не хотела уступать и, как заколдованная, упорно не зарастала не то что сосняком или подлеском — трава не покушалась на землю, где прежде лежали камни. «Однако если она и до самой Хойры так будет бежать, что ж о ней никто не знает?» — подумалось Мирко. В полдень встретился ему ответ: землю прорезала поперечная трещина, глубокая, как колодец, и узкая — конь запросто перемахнет, если без поклажи. Здесь дорога обрывалась. Дальше, за трещиной, начинался самый обыкновенный сосновый лес, но, хотя даже намека на узенькую тропку в нем не было, деревья стояли как-то почтительно расступившись, так что получался почти прямой проезд, достаточный, чтобы разъехаться двум конным. Поглядев в провал, из осклизлых стен которого торчали кривые корни, Мирко увидел плещущуюся на дне воду. Хотя бы тут обошлось без колдовства: дно у трещины было. Зато и объехать ее не было никакой возможности: справа над Смолинкой вставал песчаный обрыв, а налево трещина тянулась так далеко, сколь мог видеть глаз. Тратить время на объезд было бы жаль, да и кто ж его знает, что там за место, где находится объезд: может, бурелом непролазный, а может, такое болото, что и конь увязнет. А тут прямо напротив — дорога!
   Мирко легко перекидал на ту сторону вещи, а потом проделал следующее. Перепрыгнуть трещину было по силам только коням — ни человек, ни собака не могли позволить себе рисковать, поэтому пришлось хитрить. Он взял достаточно длинную веревку, один конец которой привязал к сосне, стоящей ближе всего к провалу, а другой — к подпругам Белого, проверив их как следует на прочность. Оставалось лишь заставить коня взять препятствие без хозяина в седле, объяснив ему, что он должен оказаться на той стороне вперед всех, один. Мирко взял Белого под уздцы, долго гладил его по умной морде, шептал на ухо, показывал рукой на противоположный край разлома, словно объяснить хотел, что должно сделать коню. Может, со стороны это смотрелось и уморительно, но заклинания тут не помогли бы, да и неправильно было подчинять друзей заклинанием. Наконец Мирко решился и повел Белого сначала медленно, шагом, а потом все более разгоняясь, и вот уже бегом во весь дух — к трещине. На самом краю он отпустил коня, и тот, ни мало не мешкая перед прыжком, с налета одолел препятствие. Не успел Мирко обрадоваться такой быстрой удаче и приказать Белому стоять не двигаясь, как конь, по-своему уразумевший наказ, заржал победно, развернулся и так же свободно маханул обратно, к Мирко. Ругать его было бессмысленно и вредно, мякша только посмеялся от души. Белый ходил важно, гордый собой, и недоуменно косил на хозяина фиалковым глазом: что это он, дескать, заливается так?
   Потом пришлось заново уговаривать коня, втолковывать ему и объяснять, как много от него зависит. Белый опять легко перепрыгнул ров, но на этот раз резкий окрик Мирко, приказывавший стоять, прозвучал вовремя. Жеребец замер на месте, повинуясь, и остался стоять, несколько обиженно поглядывая на остальных. А Мирко того и надо было: он надел на Пори шлею и подвесил его за эту шлею петлей к веревке. Пес вертелся, беспомощно перебирая в воздухе своими мощными, но бесполезными сейчас лапами, и тихо, просяще поскуливал. Мирко взял веревку, обхватил ее ногами и, повиснув над провалом, начал перебирать руками. Одновременно он толкал вперед петлю, на которой висел, не переставая скулить, пес. Так потихоньку они стали перемещаться на ту сторону обрыва. Мякша, конечно, рисковал: веревка и узел не подвели бы, а вот Белый в любой миг был способен задумать переметнуться обратно, и тогда поминай их всех троих как звали — да и помянуть бы некому было. Однако обошлось — Белый не подвел.
   Оказавшись на другой стороне, Мирко первым делом освободил натерпевшегося страха и даже переставшего скулить Пори. Потом он просто свистнул, и вороной с гнедым мигом оказались рядом, приветствуя ржанием вожака-Белого. Теперь вроде все было сделано, но не хотелось терять добрую половину всей взятой с собою веревки. Пусть и до жилья было уже близко, и в запасе осталось все же немало, но ведь жалко было!
   Канатчик в Сааримяки ведь не для того старался, чтобы нерадивый мякша бросил его работу гнить в безлюдном лесу? И он попробовал вот что: отвязав от сбруи Белого имевшийся на этой стороне конец веревки, Мирко привязал его теперь к дереву, чтобы веревка натянулась потуже. Далее настала очередь вступить в дело луку. Мирко отошел немного вбок, натянул тетиву и примерился. Замысел его был прост: стрелой перервать веревку у самого ствола. Прежде делать этого не доводилось, но раз уж с такого расстояния он играючи попадал в прутик, а давеча выбил багровый глаз демону, то и сегодня надеялся на успех. И не без оснований — стрела порвала веревку, будто ножом перерезала. Она упала и под собственной тяжестью соскользнула в провал, но второй конец держал крепко. Мирко уже было собрался идти выбирать веревку, как вдруг…
   — А здоров ты стрелять! А ну-ка, бросай лук да стой смирно! — раздался за спиной насмешливый голос. — Живехонько… — И к этому несколько грубых слов.
   Мирко и не подумал исполнять приказ. «Ну, это тебе не демоны-кромешники, — подумал он. — Это люди, хоть и поганые. Ну, да ужо им!» — и Мирко бросился на землю, уходя резко вниз и в сторону. Уроки дяди Неупокоя не прошли даром — три стрелы просвистели там, где только что стоял мякша, и упали безвредно где-то в можжевельнике. Дядя рассказывал, да и показывал, как следует отбивать стрелы одним мечом без всякого щита и доспеха. Мирко, конечно, этим мастерством не владел — такому учились годами, а то и всю жизнь, — но и разбойники отнюдь не были воинами: нож втихую под ребро садануть — это пожалуйста! А в открытом бою они не были ни сильны, ни стойки, а если брали, то одним числом.
   Мирко, однако, в тот момент вовсе не о том думал. Метнувшись на траву, перекатился он так, чтобы можно было выстрелить лежа, и тут же успел выудить из тула и наложить новую стрелу. Уж чему-чему, а в стрельбе лучной дядя заставлял его упражняться до дрожи в руках и до ряби в очах. «Стреляй, стреляй, — приговаривал он. — Меч тебе — новость, а к луку ты сызмальства привык. Вот и трудись, не отлынивай. Лук, может, твоя одна защита, а то и хлеб с пивом». И Мирко трудился: метал стрелы в любую погоду, в разные цели, по разным дугам — круто и полого — и из всякого положения: стоя, лежа, с прыжком, с перекатом, даже сидя. Бил и на силу, и на меткость, и просто на попадание. «Есть умельцы, — наставлял дядя Неупокой, да Мирко и сам таких знал, — белку за сто шагов в глаз достанут. А что с того? Они стоят, крадутся, выжидают, пока она вылезет да усядется шишаку шелушить, все выцелива-ют. А ну когда на тебя конница из урриев идет: все в бронях — кто в кольчатой, кто в чешуйчатой, щиты, шеломы, копья, да не на месте стоят, а во весь опор несутся, — что, тоже щели выискивать будешь? Бей, что есть силы в луке, не сомневайся. Хороший выстрел любой доспех пробьет, и шелом железный не поможет, коли прямо в лоб-то попасть. И с пешим противником то ж: можно его и в глаз стрелой свалить — это наверняка будет. Ну а ежели ты один, а их пятеро? Каждому будешь в глаз примериваться? Если двоих к ряду вот так метко уложишь — считай, уже великий умелец. Главное — быстро бей: в человека немудрено попасть — не жукавины на мизинчик, а, почитай, двенадцать вершков вверх да пять поперек. Попал — бей в следующего. Стрела что змея: куда бы ни ужалила, а все яд. В ногу попадешь — ходить не сможет, в руку — без руки не боец, в другое место — и вовсе ему худо станет. Так-то». В туле у Мирко стрел было полно, вот только бы среди разбойников не обнаружился какой меткач, что сможет потягаться с Мирко. Не отыскался: мякша, падая, приметил троих, одетых так розно и безлико, что не поймешь, какого они роду-племени. Одно слово — разбойники. Кричал и ругался, видать, усатый здоровый мужик, что сам держал лук. Ему первому и впилась злая стрела Мирко чуть ниже живота. А у мякши на тетиве была уж вторая, и стоявший чуть слева от первого молодой еще парень — тоже неумелый стрелец — получил острым железом в горло. Третий успел сообразить, пустил свою стрелу в ответ, только мякши уж на прежнем месте не было. Сделав два удачных выстрела, Мирко не стал искушать судьбу — опять лягушкой-жерлянкой отпрыгнул в сторону и тут же, не теряя куража, третью свою стрелу всадил чужому человеку — бородатому заросшему полешуку — в бок, на высоте пояса, и темное пятно проступило на синетной его рубахе. По сути, на этом бой был закончен. Шайка нападавших, видать, не была велика числом — думали, взять одинокого путника просто, — а уж стрельцов Мирко всех перебил в мгновение, ахнуть не успели. Трое лежали на траве — кто корчился, кто уж отмучался. Еще четверо, вооруженные беспорядочно — рогатиной, саблей (и где они ее раздобыли в Чети?), топором и мечом, — отступали, прячась за деревьями и кустами. Отпускать их, конечно, было нельзя, они могли натравить на Мирко банду куда большей численности и тогда еще неизвестно, как выпутался бы мякша из переделки. Но выглядели эти перепуганные людишки столь жалко, что мякша помедлил немного, раздумывая. Это и спасло жизнь одному из четверых, а именно мечнику. Скоро выронил рогатину плешивый мужичонка в засаленном кафтане, пригвожденный стрелой к сосновому стволу, затем повис на кусте можжевельника чернявый здоровяк, густые кудри которого были давно не чесаны и не мыты. Последним пал белобрысый мордатый дядька, поотставший немного от сотоварищей и решившийся защищаться. Он, наверно, умел метать тяжелый топор, судя по тому, что попытался поразить Мирко именно таким приемом. Но мякша оказался проворнее: первая стрела его угодила как раз в правое плечо разбойнику, а вторая в лицо. Мирко огляделся в поисках четвертого. Но мечник будто сквозь землю провалился. Слева Мирко заметил небольшой холм, за которым, видать, тот и скрылся. Мирко взбежал на вершину этого бугра, и ему открылся длинный глубокий овраг, заросший кустарником. Искать здесь человека было все равно что иголку, а посылать собаку на меч Мирко не желал. Мирко повернулся, чтобы идти назад, и тут откуда-то уже с противоположного склона оврага донеслось:
   — Стрелять ты крут! Да я с тобой еще на мечах поквитаюсь, щенок! — И дальше черная брань.
   Мирко развернулся и послал стрелу на голос. Но, видно, промахнулся. Все стихло.
   Мирко наблюдал еще некоторое время за оврагом, но то ли разбойник затаился, то ли пробирался ползком — видно его не было. Мирко досадливо махнул рукой: можно было, конечно, попробовать завязать с мечником словесную перепалку. Да вряд ли бы тот стал отвечать, разве что совсем бы дурак оказался.
   Подбежал Пори, понюхал землю, потом воздух, прошел несколько неуверенных шагов к спуску, остановился, поглядел вопросительно на хозяина.
   — Нет, Пори, нельзя, — покачал головой Мирко. Пес не понял, обернулся опять к оврагу, гавкнул коротко и басовито, опять оглянулся на мякшу.
   — Ко мне, Пори, — приказал тот. — Нельзя, успеешь еще, у нас с тобой много приключений впереди. — Пори уразумел только первую часть этой тирады, а Мирко думал о том, что лучше было бы, если б его слова насчет приключений не сбылись.
   Он вернулся к трещине, где произошло побоище. Кони, привычные к такому обороту событий, не смутились нимало, приняв все как должное: подумаешь, убили кого-то из лука — что за беда! У последнего из разбойников, что был еще жив, когда Мирко кинулся в погоню за мечником, на горле виднелись страшные следы собачьих клыков: Пори просто задушил его.
   Мирко поглядел на собаку. Большой пес уселся перед ним, сделал умильную морду, помахал хвостом, подметая иголочный сор. Он не знал, будут его ругать или нет, но просил, конечно, похвалы.
   — Ну вот, Пори, и ты человека убил, — промолвил парень раздумчиво. — Я уж которого. За этим, что ли, я из дому шел?
   Пес сидел и слушал внимательно, силясь разобраться, ругают его или нет. Мирко потрепал собаку по мохнатому плечу:
   — Молодец, хорошо, Пори. — Пес и впрямь умнел на глазах.
   Мирко не стал хоронить тела разбойников — еще тратить время на погребение этих нелюдей — оставил там, где и были, только глаза им закрыл да стрелы собрал. Ему было жаль, что эти здоровые и, наверное, все ж не самые худшие на свете мужчины нашли свою смерть до времени: может, еще сумели бы сотворить в жизни и доброе что-нибудь. Только ведь они сами выбрали свою дорогу: никто их не гнал в лес жить по закону «кто сильнее, тот и прав». Сегодня сильнее оказался Мирко — что ж, так выпала доля. Окажись убитым мякша, его не только б не похоронили, а еще и до нитки бы раздели. Павшего зверя не хоронит никто, пусть и они останутся после смерти, кем были при жизни — зверьем лесным, только вдобавок еще ленивым и жадным.
   Собрав вещи и заново снарядив коней, Мирко двинулся в дальнейший путь, в любой миг готовый к неожиданному нападению. Про себя он посмеивался над тем лихим воякой, что и посейчас, глядишь, ползал со своим мечом на пузе по дну сырого оврага. Скорее всего, поквитаться с Мирко ему бы не удалось, даже наоборот. Мякша после того, как выдержал смертоносную атаку демона, подобную стальной молнии, чувствовал себя куда увереннее. Только вот если этот трус успеет добраться до остальной кодлы — вряд ли весь отряд состоял из семерых разбойников, — то вторая встреча с большой шайкой была обеспечена. А посему следовало поспешать. Привала сегодня не обещалось — если только водицы попить.
   Мирко по-прежнему ехал дорогой, которой не было. Его окружал сосновый лес, то поднимавшийся на невысокие холмы, то уходящий в ложбины. Местность была такой, что большому отряду затаиться было негде, и это немного радовало. Сосны странно расступались, словно боясь нарушить невидимую черту, и ровная, чистая полоса земли шириной в две сажени так и тянулась вперед, иногда лишь немного поворачивая в сторону. После встречи с грибами Мирко готов был думать по этому поводу все что угодно, даже то, что лес, услышав своими подземными и воздушными ушами все, что происходило вчера на гари, решил уступить, расчистить дорогу Мирко — победителю демона. А может, это Реклознатец замолвил за него словечко, и Смолинка донесла его сюда, передав соснам. Конечно же, ни людских, ни тележных следов на этой дороге не было.
   Меж тем солнце уже начинало помаленьку опускаться к закату, а никаких признаков деревни было не заметно. Путь сделал очередной некрутой поворот и стал медленно подниматься. Проехав еще немного, Мирко увидел, что впереди, саженях в ста с небольшим, дорога разрезает невысокую гриву, после чего опять сворачивает. Вот здесь следовало быть осторожным. Можно было, конечно, сунуться вперед, понадеясь на чутье Пори, но собака, скорее всего, выдала бы себя и Мирко лаем, да и с гривы их могли заметить. А так можно еще надеяться, что его-то пока не увидели, и поэтому есть время подумать. Понятно, что впереди могло и не быть опасности, но в это как-то не верилось. Однако надо было двигаться, причем побыстрее, чтобы не явиться в село темной ночью, как тать. Оставалось одно — объехать гриву.
   Справа, по берегу Смолинки, это было сделать проще, но и опаснее. Разбойники наверняка уже смекнули, что мякша может не полезть на рожон прямым путем, а дать крюка. И, скорее всего, крюк этот пойдет по местам, знакомым хотя бы понаслышке, — то есть берегом. Мирко не знал, кончился ли над рекой обрыв, поэтому прижиматься к берегу было неразумно: разбойники могли попросту скинуть его вниз. Перестрелять их всех из лука или пробиться через плотное кольцо атакующих без потерь ему вряд ли бы удалось. Правильны были эти рассуждения или нет, Мирко знать не мог. Не мог он знать и то, как разбойники расставили свою засаду: может статься, на южном конце гривы тоже есть их дозор, а может, там непроходимая топь. А может, вообще за этой гривой скрывается и другая, и третья, и засада стоит только на последней. Но раздумывать так можно было до вечера завтрашнего дня. Надо было принимать решение, и Мирко повернул Белого влево, прочь от Смолинки.
   Сначала местность была ровной, а потом начала медленно опускаться. Ничто не нарушало лесной тишины, кроме птичьей болтовни. Мирко все посматривал туда, где изначальный его путь пересекал гриву. Там все было спокойно, без единого движения, а потом деревья и вовсе закрыли вид. Мирко вздохнул, проехал к югу еще немного и повернул на запад, к гриве. Когда она приблизилась на расстояние убойного выстрела из лука, доступного даже неумехе, вроде молодого белобрысого стрельца из разбойников, мякша сам вынул лук и наложил стрелу. Управлять Белым одними ногами, как делают это кочевники-степняки, было трудновато, но конь слушался отменно, и Мирко мог быть спокоен: в случае чего он не промахнется из-за того, что подведет конь. Меч был тоже рядом — в седельной сумке. Достойную меча перевязь Мирко решил приобрести в Радославе, если не увидит до этого по пути чего-нибудь замечательного. Ехать приходилось шагом, чтобы стук копыт не выдал Мирко.
   Грива не была высокой, но склон ее был крут. Взять его наскоком не было возможности — пришлось бы шуметь, а подниматься шагом прямо в лоб, напрямик, коням было бы очень тяжко — еще ногу подвернут, тогда и вовсе беда. И Мирко направил Белого вдоль склона и немного вверх, по косой, по-прежнему удаляясь к югу. Поднявшись до половины склона, Мирко получил возможность увидеть, куда же уходит грива своим южным концом. Оказалось, в густой мелкий ельник, ехать через который было бы чистым мучением, если вообще возможно, а за ельником вроде бы открывалось ровное пустое пространство: может, поле, а может, и болото. Да, в таком месте засаду сделать было бы разумно: загнать одинокого всадника в ельник, где он сразу потеряет и скорость, и подвижность, да и расстрелять из луков, или выгнать на открытое место и преследовать — от отряда конных одному не уйти. Но Пори пока не выказывал беспокойства, и Мирко продолжал подниматься, посматривая туда, откуда, по его прикидкам, могла вылететь стрела. Он поймал себя на мысли, что за последний день — со встречи с демоном и первой настоящей схватки — он стал думать не как прежний Мирко Вилкович, житель Холминок, а как воин-одиночка, мечом добывающий себе хлеб. Убить человека оказалось просто, как муху прихлопнуть. А ведь ни один из погибших разбойников и пальцем до него дотронуться не успел, последние же трое и вовсе убегали. Узнай сейчас про это кто-нибудь в Мякищах, не поверили бы. Разве что дядя Неупокой, да и тот бы не похвалил. Сам сваливший за всю жизнь, наверное, не меньше сотни врагов, он говорил, что убивать — грех, и не любил вспоминать о том, как сразил кого-то. Другое дело, когда речь заходила о приключениях или каком-нибудь поучительном происшествии.
   Мирко наконец выехал на вершину холма, и тут уж думать о чем-либо стало недосуг. Десятеро конных и пеших разбойников, не меньше, пробирались как раз к тому месту, где он должен был съехать с гривы. Они были внизу и еще не успели его заметить. Мякша мгновенно направил Белого обратно вниз, чтобы грива скрыла их. Пори достаточно было краткого восклицания, чтобы он послушно последовал за хозяином, не издавая лишних звуков. Должно быть, мечник добрался до своих не так уж давно, и его сотоварищи только сейчас поспевали к тому месту, где, по их мнению, мог бы проехать «обидчик». Эх, окажись он хоть немного проворней, и они могли бы долго здесь ждать!
   Но делать нечего — надо было думать, как остаться в живых. Рано или поздно они доберутся и до переправы через щель, а потом по следам легко найдут Мирко. Южный окольный путь теперь был закрыт, скакать обратно на север — поздно, оставалось только попытаться нахально прорваться вразрез между двумя отрядами противников. Справиться с десятком дружных людей ему вряд ли по силам, к тому же они теперь знали, чего от него можно ждать. А уж поднятый дракой шум стал бы слышен далеко, и подмога лиходеям мигом бы приспела. Да и вся разбойничья ватага, видать, была немалой, если в дозор смогли отрядить десятерых.
   Мирко пустил коня рысью. К счастью, под ногами были теперь не каменные плиты дороги, а мягкий краснозем, обильно посыпанный опавшими иглами. И все же звук копыт трех подкованных лошадей был немилосердно громким. Из-за гривы пока ничего слышно не было — да и понятно: разбойники ехали очень медленно и осторожно, знать, страшились неожиданной стрелы. Посчитав, что проскакал достаточно, Мирко направил Белого снова на гриву, только теперь уж прямиком наверх: мешкать было нельзя. Сильные кони легко одолели подъем, зря он так тревожился. Недоехав немного доверху, парень спешился и, приказав Пори ждать на месте, рядом с конями, вылез один на опушку, прячась за кустами бересклета. С виду все было спокойно: ни слева, ни справа, ни впереди никого не было видно. «Ну и слава Щуру-предку! — подумал он. — Может, и проскочу». Сейчас надо было благодарить именно Щура: лесной бог-Веточник людскими спорами-раздорами не интересовался, и никакое заклинание бы тут не помогло, не стал бы лес защищать мякшу. Демон из кромешного мира — дело иное, а люди для леса почти все были одинаковы.