Семенова Мария Васильевна. Вкус крови

   – Дело говоришь, – кивнул Григорий. – Только вот еще что. Лучше бы позвонить сначала. Мол, нашли ваш документик. Сначала договориться, как и что.
   А то придешь и получишь одно «большое спасибо».
   – Обратно к ментам идти. – Аникина притворно вздохнула. – Я ж оттудова.
   Битых два часа держали.
   – Так ты теперь им лучшая подруга. Тебе и карты в руки.
   Сладкая парочка пересекла небольшую площадь, отделявшую здание вокзала от отделения милиции. Аникина решительным жестом толкнула тяжелую дверь.
   – Че, все-таки решила сдаться? – приветствовал ее дежурный Селезнев. Он раскраснелся еще больше и был очень весел. – Давай, бабка, колись – ты девку порешила. Небось из ревности. Твой бородатый на нее глаз положил!
   – А ну тебя! – радостно откликнулась Аникина.
   – Ну а чего тогда явилась? По мне, что ли, соскучилась?
   – А вот чего. – Ангелина Степановна подошла поближе к стеклянной перегородке, делавшей Селезнева похожим на хищную аквариумную рыбину. – Мне телефончик один надо узнать. Племяннице хочу позвонить. А как назло, номер забыла. Адрес помню, а номер вылетел из головы. Может, узнаешь по своим каналам?
   – Не положено. – Селезнев расплылся в улыбке. Эти слова звучали для него красивым музыкальным аккордом.
   – Ну что ты, в самом деле! – Аникина делала вид, что не понимает того, что просит капитана совершить служебное нарушение. – К тебе как к человеку…
   Отблагодарим, как полагается. Это ж для тебя минутное дело!
   Последние слова смутили решительность капитана Селезнева.
   – Да тише ты, разоралась! Какой там, говоришь, адрес у твоей племянницы?
   – Фурштатская, двадцать четыре, пятнадцать, – быстро проговорила Ангелина Степановна.
   – Посидите тут, – строго сказал капитан Селезнев и начал крутить телефонный диск.
   Дверь дежурки открылась. Привели задержанную – цветущую кавказскую женщину лет тридцати с небольшим. Селезнев только махнул рукой, мол, занят. Закончил разговор, что-то записал и только потом строго спросил:
   – У вас?
   – Да вот гражданка без документов.
   – Сейчас разберемся. Аникина, – вызвал он.
   – Тут я, – отозвалась уборщица.
   – Получите. – Дежурный по отделению являл собой воплощенное карающее правосудие. – Все поняли?
   – Поняла, поняла, – закивала Аникина, взяла бумажку и поспешила вон из отделения.
   Сучков неторопливо последовал за ней до ларьков «У Завена», где приобрел магарыч: два пластиковых стаканчика с водкой, известных в народе под названием «русский йогурт».
   Когда они вернулись, разбирательство с уроженкой Кавказа набирало силу.
   – Что значит «нэ прапысана»? – Женщина широко улыбнулась золотозубой улыбкой. – Я жи гава-рю: Плиханова; симнадцать.
   – Нет там таких, – хмурился Селезнев. – Прописана или проживаешь?
   – А что, какой такой разница? – Женщина сделала удивленное лицо. – Живу там. Какой такой прапыска? Я в этом не разбираюсь. Видишь, я женщина темная. – Она развела руками и снова ухмыльнулась без тени смущения. Кавказский акцент вдруг значительно уменьшился. – В первый раз в милиции. Не понимаю про такие тонкости: прописана, проживаю. – Она ехидно посмотрела на капитана:
   – Не женского ума это дело. Вот вы – мужчина, вы мне и объясните.
   – Ладно. – Капитан Селезнев махнул молодым милиционерам. – Вы идите, а я тут с ней разберусь. Туда сядь. – Он указал южанке на самую отдаленную из скамеек. – А ты сюда подойди, – махнул он Аникиной.
   Капитан Селезнев был доволен сегодняшним уловом. Смена скоро кончится, а он, как говорится, и сыт, и пьян, и нос в табаке. Немного подпортила утро эта убитая в электричке, но милиция есть милиция, и мент – он все-таки не дамский мастер.
 
   Кол Шакутин брел по вокзальной площади, не разбирая дороги. Все, все пропало. С тех пор как за долги он лишился квартиры, с ним не случалось такой беды. И надо же было оказаться таким лохом. Ведь сам все показал и рассказал.
   Что теперь делать… Вот тебе бананы, вот тебе и киви… Он остановился, тупо разглядывая вокзальные киоски.
   – Девочку не надо? – негромко произнес голос совсем рядом.
   Кол оглянулся. Перед ним стоял паренек в кожаной куртке.
   – Что? – переспросил Кол.
   – Девочку, говорю, не хочешь? – повторил парень чуть громче.
 
   Кол хотел было задать дурацкий вопрос «зачем?», но до него наконец дошло.
   – Нет. – Он махнул рукой.
   – Хорошие, на любой вкус, – не отставал парень, которому Кол казался перспективным клиентом. – Тут недалеко. Нимфетки. Скороспелки, – добавил он.
   – Да не надо мне никакой нимфетки! – громко сказал Кол.
   – Ты чего разорался. Козел! – прошипел парень и испарился.
   Через секунду Кол забыл о нем. Он отошел от ларьков и поплелся дальше.
   – Билет не нужен? – деловито спросил его второй парень, копия первого.
   – Какой билет? – машинально спросил Кол.
   – А какой надо? Купе? СВ? Любые направления. Только фамилию скажите.
   – Фамилию? – Кол все еще находился в ступоре, а потому соображал плоховато.
   – Ну да, – кивнул парень. – Вишь, сейчас, фамилию на билете пишут.
   – Что?! – заорал Кол и пристально уставился на перекупщика. – Ну конечно!
   Да! Ну верно! – Он хлопнул обалдевшего парня по плечу, резко повернулся и бросился бегом.
   – И чего недолеченных выпускают, – проворчал перекупщик.
   – Слышь, Серый, – окликнул его коллега, – говорят, новый Чикатило объявился.
   – Так давно объявился вроде, – ответил Серый. – Я слыхал, на Островах где-то промышляет…
   – Не, у нас тут, на Ладожском. По электричкам ходит. Охотится на блондинок с родинкой на щеке. Насилует, а родинку откусывает прямо с куском кожи. Иначе кончить не может.
   – И глотает?
   – Наверное, глотает. Кусков-то этих нет. В морге труп как мозаику складывали. А складывается не все. Прикинь? Каннибализм.
   – Дает мужик, – покачал головой Серый. В кассовый зал вошла интеллигентная дамочка и встала, растерянно озираясь. Серый немедленно подскочил к ней:
   – Куда едем? Есть любые билеты.
 
   Кол распахнул дверь с такой силой, что она непременно слетела бы с петель, будь это технически возможно.
   – По какому делу? – строго спросил из своего аквариума дежурный. У него под столом стояла открытая литровая банка с сациви.
   – Я уже был у вас. Хочу снова увидеть следователя.
   – Какого? – важно спросил Селезнев.
   – В очках, с усами…
   – Березин, – кивнул капитан. – Тут ли он еще? Сейчас выясню.
   Он не спеша набрал номер, хотя прекрасно знал, что Березин никуда не выходил:
   – Алло, следственный отдел? Там Березин далеко? Да по поводу кражи.
   Фамилия? – рявкнул он в окошечко.
   – Шакутин, – ответил Кол.
   – Потерпевший Шакутин. Хочет что-то сообщить. – Селезнев кивнул:
   – Пройдите, седьмой кабинет.
   В седьмом кабинете стояло четыре стола, но занят был только один – за ним сидел тот самый молодой человек, с которым Кол уже разговаривал.
   – Господин, то есть гражданин следователь, – Кол навис над столом, – фамилия! Ведь на его билете, этого Василия, который меня ограбил…
   – Обокрал, – поправил его следователь. – Грабеж предполагает открытое хищение личного имущества граждан, а вы спали.
   – Хорошо, обокрал, – не стал спорить Кол. – Но все равно на его билете должна стоять фамилия. Вагон третий, место седьмое. Если еще не выбросили билеты.
   – Гм, – сказал Березин, – не должны были. – Он внимательно посмотрел на Шакутина, а потом сурово сказал:
   – Подождите в коридоре.
   Кол послушно вышел и уселся на обтянутую дерматином скамью. Со стенда «Их разыскивает милиция» на него взирали однотипные физиономии фотороботов. Он успел до тонкостей изучить их.
   – Шакутин! – позвали наконец.Колпоспешно поднялся,
   Ему повезло – проводника удалось найти, он не выбросил билеты и сообщил следователю, что вместе с Колом ехал КОНСТАНТИНОВ.
   – Ну что же, вы подсказали интересный ход, – серьезно сказал Березин. – Значит, Василий Константинов, если это его настоящая фамилия…
   – Так продают по паспорту, – заметил Кол.
   – По паспорту даже не бьют, – ответил Березин. – Знакомая кассирша вам выпишет билет, хочешь – на Ленина, хочешь – на Гагарина. Просто улыбнись ей ласково или десятку сунь. Да что вы, маленький, что ли? Да и паспортов у вас может быть не один.
   – Может быть, – на всякий случай согласился Кол.
   – Ну что ж, пока все. – Следователь захлопнул папку, давая понять, что время, отпущенное на это мелкое дело, давно истекло.
   Но на Кола снизошло криминалистическое просветление.
   – Отпечатки пальцев! – воскликнул он. – На стакане! Мы ведь с вечера пили… – Он замялся.
   – А вот с пальчиками вы недодумали, – с упреком покачал головой Березин. – Надо было сразу сообразить, как только вы заметили пропажу. Теперь вон сколько времени прошло – проводник давно перемыл стаканы. Так что поезд ушел, – следователь заглянул в протокол, – дорогой Николай Георгиевич. Кол понял, что начинать расследование, отрабатывать версии, а возможно, и проводить медицинскую экспертизу должен тот, кому это надо, – потерпевший.
   – Бутылка, – взволнованно сказал он, – мы пили коньяк. Сначала «Юбилейный», он, Василий Константинов, до него не дотрагивался. Но вторую бутылку он брал в руки. Это был молдавский коньяк, «Белый аист».
   – Весь этот «Белый аист» делается в Одессе на Малой Арнаутской, – хмыкнул в усы Березин.
   – Серьезно? – простодушно спросил Шакутин.
   – Цитата, – улыбнулся следователь. – Если серьезно, то скорее на Малой Пушкарской. А вы делаете успехи, гражданин потерпевший. Пожалуй, бутылкой можно заняться. Вы удачно выбрали сорт коньяка. Бутылки из-под «Аиста» не сдаются, а потому она скорее всего окажется на месте. Давайте проверим. – Он посмотрел на часы. – Пойдем. Хотя и без вас тут дел выше крыши. Зверское убийство в электричке. Убили женщину, молодую, красивую. Это вам не кража сумки.
   На миг Колу стало неловко, что он своими глупостями отвлекает занятых людей, но в ушах вовремя прозвучал тихий Катин голос: «Немедленно иди в милицию и добивайся своего».
   – Может, я за бутылкой схожу, – предложил Кол. Следователь Березин наморщил лоб и удивленно взглянул на потерпевшего:
   – За бутылкой?
   – Ну да, за бутылкой из-под «Белого аиста». Она, наверно, так и лежит в мусорном баке у туалета.
   – Ах, ну да, – сообразил следователь и отрицательно покачал головой:
   – Ни в коем случае. Вещественное доказательство должно изыматься в присутствии двух понятых. Вдруг вы разыскали Константинова, дали ему подержать бутылку, а теперь на основании этих пальчиков станете обвинять его в краже. Может быть, у вас с ним личные счеты. Нет, нет, спустимся вниз и изымем бутылку по всей форме.
   Везению Шакутина не было предела: оказалось, что в вагоне еще не убирали, а потому «вещдок» – узкая длинная бутылка была торжественно извлечена из мусорного контейнера со всеми необходимыми формальностями и в присутствии двух понятых – гражданина Сучкова и гражданки Писарец. В изъятии участвовал и капитан патрульно-постовой службы Чекасов.
   С Сучковым он общался запанибрата, а гражданку Писарец Светлану Леонидовну даже хлопнул по заднему месту, сказав: «И что, Светка, я в тебя такой влюбленный?»
   На что гражданка Писарец фыркнула ярко накрашенными губами и отвечала:
   – Ты жену бы свою любил.
   – Жена – это святое, – протянул Чекасов и, окинув плотоядным взором Светкину фигуру, казавшуюся еще выше из-за туфель на огромной платформе, которые она сама называла «буцефалами», проворковал:
   – Но когда рядом такие женщины…
   – Ладно голову дурить, – огрызнулась Света, – где тут подписываться?
   – Вот здесь, – указал следователь. – В вашем присутствии была изъята…
   – Да знаю я, – сказала гражданка Писарец. – Что, первый раз понятой, что ли? По совести-то; вы мне должны зарплату платить, да разве от вас дождешься?
   – Так ты же под нашим крылышком, детуля, – сладко улыбнулся Чекасов, которому Светлана определенно нравилась.
   – Так мы это крылышко отрабатываем, – хмыкнула Светка. – Ну ладно, следак, – без всякого почтения обратилась она к Березину, – могу быть свободной?
   – Идите, – сухо ответил Березин.
   – Витюш, чего у вас следак такой смурной? Совсем на красивую девушку не смотрит, – захохотала Светлана, обращаясь к Чекасову.
   – Он при исполнении, – скорчил серьезную мину постовой.
   – Гражданин следователь, – Светлане нравился интересный молодой человек с усами, – а вот скажите, правда, что у нас на жэ-дэ маньяк завелся? Мы же, девушки, теперь с ума сойдем от страха.
   – Я сказал, можете идти, – ледяным голосом повторил Березин. – И вы тоже,разрешил он Сучкову.
   Вместе с постовым и потерпевшим Березин вернулся в отделение и запер бутылку в сейф.
   – Пока все. – Он развел руками. – Отдадим на экспертизу, снимем пальчики.
   Но вы же понимаете, если он, ваш Василий Константинов, раньше к суду и следствию не привлекался, в картотеке его не будет. И это нам ничем не поможет.
   У нас в стране обязательная дактилоскопия не предусмотрена.
   – А жаль, – сказал Шакутин.
   – Мне тоже, – сказал следователь. – Но это считается нарушением прав человека. Кстати, – сказал он, – вот с вас отпечатки я должен снять.
   – С меня-то почему? – изумился Кол.
   – Такой порядок, – ответил Березин, укладывая документы в папку. – Это должны были первым делом сделать. Так что надо исправить. Сейчас спуститесь в третий кабинет, там будет криминалист. – Березин оторвался от папки и взглянул на Кола:
   – Да вы не волнуйтесь. Просто нужно будет идентифицировать все отпечатки – ваши, проводника.
   – А у него тоже брали?
   – Это уж наша забота, – сказал следователь. – Значит, таким образом.
   Сдайте отпечатки и можете идти. Телефон ваших родственников у меня есть. Когда будет движение, я позвоню.
   У Кола на языке вертелся вопрос «а будет оно, движение?», но он вышел молча.
   – Ну хохма! – рассказывал перед вечерней летучкой в транспортной прокуратуре Миша Березин. – Такой мне сегодня хмырь попался! Эталонный лох! В поезде его попутчик обокрал. Так он сначала требовал, чтобы мы всех питерских Константиновых проверили, а потом говорит… – Мишке самому было так смешно, что он не мог продолжать. – А потом говорит, у этого Васи Константинова есть знакомый владелец художественного салона. Может, через него поищете!
   – Василий Константинов? – серьезно переспросила Катя Калачева. – Сколько их может быть в Питере?
   – Ой, Катюша! Как ты это себе представляешь? Неделю ковыряться или две? И все из-за того, что у какого-то идиота сперли, как он его называл, слово-то такое заковыристое… каргоплан!
   – А что это такое? – поинтересовался молодой следователь Никита Панков.
   – План расположения грузов в трюме судна, – состроив важную мину, ответил Березин.
   Разговор был прерван появлением Дмитрия Самарина. Все уже знали, что именно на него свалили дело об убийстве в электричке, а потому сейчас лишь сочувственно смотрели на него, хотя к сочувствию примешивалась и радость, что дело досталось кому-то другому.
   – Ну чего, Дмитрий Евгеньевич, как там с этой жертвой? – спросил Никита.
   – Пока даже личность не установил, – мрачно ответил Дмитрий. – В розыске не числится, родственники в милицию не обращались. Глухо.
   – Надо по телевизору объявить, – предложила Калачева. – Соберем свидетелей.
   – И нас потом обвинят в запугивании населения. В том, что мы сеем панику.
   Первый раз, что ли? Уже проходили.
   – Я сколько таких объявлений видела.
   – Ты пойми, Катюша, это потянет за собой такой хвост! Ты поговори с начальством. Если покажем труп, значит, потом с нас спросят раскрытие убийства.
   – Дмитрий, – в кабинете появился начальник следственного отдела Спиридонов, – звонили из мэрии. Яковлев уже интересовался. Гнедин взял это дело под личный контроль. Так что мы под колпаком у Мюллера. В помощь к тебе поступают Панков и Калачева. Используй их на всю катушку.
 
   Первой забила тревогу Маргарита Васильевна, мать Марины. Дочь никогда не доставляла ей тех хлопот, которые сваливаются на иных родителей: Марина не задерживалась, никуда не ходила, не предупредив родителей, а мысль о том, что дочь может взять и на три дня укатить неизвестно с кем на дачу денька эдак на три-четыре, показалась бы Маргарите Васильевне бредовой. Она ахала, читая в газетах статьи о нравах современной молодежи, но эти нравы всегда оставались за порогом ее дома.
   Правда, когда Марина привела в дом жениха, он понравился не очень. Обычный парень, не о таком она мечтала для своей дочери. В ее воображении возникал высокий серьезный мужчина, пожалуй, постарше, но спортивный, подтянутый. И в то же время рафинированный интеллигент. С деньгами, конечно. Дипломат, известный ученый, лауреат…
   Костя Сорокин разочаровал Маргариту Васильевну. Восторженный дурачок. Она пыталась отговорить дочь от этого брака, но, увидев, что Марина решительно настаивает на своем, смирилась.
   В день рождения Кости Марина вдруг позвонила и попросила родителей не приезжать, а ближе к вечеру появилась сама – с каменным лицом и чемоданом в руках. Мать не знала, что и думать. Постепенно по капле удалось что-то вытянуть.
   Маргарита Васильевна вскипела – как он смел так поступить с ее дочерью! И все-таки благоразумие взяло верх. Все они, мужики, мазаны одним миром… И поздно вечером она провела с дочерью беседу на тему «А стоит ли разрушать семью».
   – Нет, мама, все кончено. И не уговаривай меня. Я знаю, что говорю.
   – Но, Мариночка… Неужели ты хочешь остаться одна?
   – Все оставлю ему. – Марина как будто не слышала слов матери. – И машину, и квартиру. Пусть живет.
   Маргарита Васильевна смотрела на дочь в изумлении.
   – Да ты что! Все поровну. Вы вместе зарабатывали…
   – Не будем об этом, мама. Я знаю, что говорю.
   Мать только покачала головой.
   «Пройдет время, передумает. И вообще, с разводом не стоит торопиться. Вот найдет подходящую партию, тогда можно и развестись, ну и квартиру разменять, конечно», – размышляла Маргарита Васильевна, однако Марина твердо настаивала на разводе немедленном. Дело оставалось только за паспортом, забытым на даче.
   «Может, и к лучшему, что он там, – думала мать. – Пока соберется съездить, глядишь, что-нибудь изменится».
   Марина не сообщила родителям, что собралась на это снова вызвало бы разговоры, от которых она пыталась уйти.
   Маргарита Васильевна начала волноваться, когда Марина задержалась с работы. Она даже позвонила Косте решив, что они помирились, но тот ничего не знал. Ночью, когда метро уже перестало работать, мать приняв валидол, начала обзванивать больницы и морги, однако ничего не выяснила.
   – Надо заявить в милицию, – сказала она мужу в пять утра. – Звони.
   Александр Илларионович послушно набрал «ноль-два». Его соединили с диспетчером, имевшим сведения о происшествиях, но тот ничего не смог сказать о Сорокиной Марине Александровне.
   Рано утром вместо Педагогического университета Александр Илларионович вместе с супругой отправился в районное отделение милиции. Однако им не удалось продвинуться дальше дежурного, который объяснил встревоженным родителям, что заявление о розыске у них примут недели через две, не раньше.
   – Ночью не пришла! – скривился он. – Засиделась у подруги, поехала на дачу с теплой компанией. Может быть, она уже сейчас дома.
   – Нет, – пыталась убедить его Маргарита Васильевна, – вы не знаете нашу дочь. Это совершенно исключено.
   – Да у нас что ни день приходят вот такие мамаши, – ответил дежурный. – Тоже уверяют, что это исключено. А потом через три дня появляются их загулявшие дочки. Еще чего – на каждую бэ розыск открывать.
   Диканские вернулись домой.
   Дмитрий Самарин сказал на летучке чистую правду. Ни в одном отделении милиции города не была зафиксирована пропажа молодой женщины, чьи приметы совпадали бы с приметами убитой.

24 Октября, пятница

   Шакутин медленно брел по вокзалу. Торопиться некуда. Все, что мог, он уже совершил. Даже сдал отпечатки пальцев. Правда, это пришлось перенести на следующий день. Процедура оказалась не из приятных. Кроме пальцев пришлось давать отпечаток всей ладони.
   «Что они, хиромантией заниматься будут?» – размышлял Кол, потирая едва отмытые ладони.
   В милицейском туалете наблюдалось полное отсутствие мыла, горячая вода также не была предусмотрена, а потому руки Кола напоминали о работе трубочиста или кочегара.
   Отмыв руки от краски в платном туалете. Кол почувствовал себя лучше.
   Первый шок через сутки прошел, и начали возвращаться простые человеческие чувства. Первым из них оказался голод. Повинуясь ему, Шакутин направил свои стопы в буфет.
   Народу было немного. Прошли те времена, когда в вокзальных буфетах стояли часовые очереди. Теперь пассажир средней руки предпочитает сам нажарить дома «ножек Буша», здраво рассуждая, что так они обойдутся раза в три дешевле.
   Поэтому очередь состояла из одного человека. Перекупщик билетов по имени Серый брал пачку сигарет и бутылку «Балтики» номер четыре.
   – Открой, будь добра'.
   – Слыхал, в электричке-то? – спросила буфетчица.
   – Это кто-то залетный, – отозвался Серый. – Убил, говорят, где-то между Школьной и Пятьдесят седьмым.
   – Пятьдесят седьмо-ой? – протянула буфетчица. – Так тот участок глухонемые держат.
   – Не-е, это уже тихвинцы. – Серый бросил на прилавок бумажку.
   – Слушайте, нельзя ли побыстрее? – Кол успел отвыкнуть от очередей.
   – Быстро только кошки кое-чего делают, – невозмутимо ответила буфетчица и, поплевав на пальцы, стала отсчитывать сдачу.
   – Это кто-то левый. Попадись он тихвинцам, скотина… – не обращая на Кола ни малейшего внимания, продолжал Серый.
   – Вам? – лениво спросила Зинуля.
   – Ногу куриную с картошкой, салат, яйцо под майонезом, пирожок и… – Кол посмотрел на бутылку, из которой не спеша прихлебывал Серый, – и бутылку пива.
   При слове «пирожок» неряшливая бабка, дремавшая на подоконнике, открыла глаза.
   – Ну, беспредел, – Зинуля продолжала прерванный разговор, – как я теперь с дачи буду возвращаться?
   – А ты меня с собой бери.
   – Я бы взяла, да как бы муж не того… – захихикала буфетчица, которая навскидку годилась Серому в матери, и то при условии, что он был ее далеко не первым ребенком.
   Кол жевал куриную ногу, прислушиваясь вполуха. Выдвигались разные версии, но все сходились на том, что это «чужой». Значит, были и «свои». Сама собой возникла мысль: а не из «своих» ли и Вася Константинов?
   Вопрос висел в воздухе, но Кол не знал, как его задать.
   – Кстати, мужик, билет не нужен? – спросил его Серый.
   – Куда мне теперь ехать, когда меня обокрали? Один паспорт остался.
   – И то хорошо. – Пиво возымело действие, и на Серого снизошло благодушие. А то сейчас уже брали бы ссуду в банке по твоему паспорту, а потом доказывай, что не верблюд. Где подсел-то?
   – Да от самой Москвы ехал. В СВ. Вечером выпили немножко. Просыпаюсь – нет моего кейса.
   – Это не наши, – покачала головой Зина. – Ехал от Москвы… Что за кейс-то?
   – Большой, черный. На ручке бирка от самолета.
   – Да, ищи-свищи теперь свою сумочку. – Серый рассмеялся. – Ну дурдом! Чего ты первому встречному-то свои вещи показываешь? Лучше сразу бы отдал – своими руками.
   – Он сказал, у него друг владелец художественного салона.
   Тут расхохотались все трое. Даже подъедала, тихо ожидавшая, когда Кол закончит трапезу, затряслась мелким бесом.
 
   Рано утром Диканская позвонила зятю:
   – Где Марина? Где моя дочь?!
   – Я ее не видел с… с того самого дня.
   – Костя, – мать пыталась говорить спокойно, – если ты что-нибудь знаешь… Если у тебя есть хоть какие-то предположения…
   – Какие же тут предположения…
   Костя Сорокин хорошо знал жену и потому также встревожился не на шутку. Он бы еще понял, если бы она не вернулась вовремя к нему, но устроить такое собственным родителям – это было на нее не похоже.
   Повесив трубку, Костя отправился в родное отделение милиции. Там он выслушал краткую отповедь, как две капли воды похожую на ту, что несколько часов назад получили в своем отделении Диканские. Дежурный высказал несколько предположений о том, где может находиться Костина благоверная, из которых самым правдоподобным было: «У любовника из постели выбраться не может».
   – Она совершенно не такой человек! – в отчаянии воскликнул Костя.
   – Да ты не нервничай, – благодушно успокоил его бодрячок дежурный. – Погуляет твоя супруга и вернется! «Только очень жди», помнишь такую песню?
   На том дело и кончилось.
   Правоохранительные органы наотрез отказались искать пропавшую Марину Сорокину.
 
   Дмитрий Самарин напряженно думал. Неужели появился еще один убийца-садист?
   Не слишком ли много для Петербурга – два маньяка одновременно? Хотя второй, преступник из электрички, пока, строго говоря, не мог быть назван маньяком – за ним числилось только одно преступление.
   А что, если? Что, если убийства, которые приписывались ТОМУ Джеку Потрошителю, сведения о котором были давно разосланы по всем отделениям города и области, в действительности принадлежат двум разным людям? А розыск потому и встал в тупик, что ищут одного человека там, где реально действовали двое?
   Следовало внимательно изучить все дела, связанные с маньяком, и посмотреть, нет ли среди них таких, которые по почерку больше напоминают страшное убийство в электричке.