Страница:
Из анализа документов можно сделать вывод о том, что большинство граждан Прибалтики в то время хотело жить в своих независимых республиках даже при существовании угрозы со стороны Германии. Многие согласились бы и с установлением советской власти, но не «русского» образца. В качестве оптимального варианта литовцы, например, считали, что, «опираясь на соседство Советского Союза», они будут «чувствовать себя значительно лучше, чем в последнее время», как записал в своем служебном дневнике полпред СССР в Литве Н. Г. Поздняков[554].
Вооруженные силы Прибалтийских республик к началу войны были немногочисленными, о чем свидетельствует следующая таблица[555].
Накануне и в первый период второй мировой войны Прибалтийские государства вызывали экономический и политический интерес ряда ведущих европейских держав, которые рассматривали их как объект большой политики или, по выражению германского историка Г. Мейера, как «крестьян на шахматной доске»[556]. Что же касается советских руководителей, то их внимание к Эстонии, Латвии и Литве имело преимущественно военно-стратегическую окраску, причем для обоснования этого использовались различные аргументы. Если до заключения советско-германского договора о ненападении речь шла о предотвращении германской военной угрозы этим странам, что было вполне реально, то с августа 1939 г. – уже мифической угрозы со стороны англо-французского блока и, конечно же, ни словом не упоминалось об агрессивных устремлениях Германии.
Так, в книге «Внешняя политика Советского Союза», посвященной 50-летию В. М. Молотова, отмечалось, например, что заключение договоров о дружбе и взаимопомощи с Прибалтийскими странами «усилило оборонную мощь Советского Союза и предотвратило возможность вовлечения Прибалтийских государств в орбиту англо-французского военного блока»[557]. Журнал «Большевик» осенью 1939 г. обращал особое внимание на то, что «до заключения пактов о взаимопомощи с Эстонией и Латвией у нас главной военно-морской базой на Балтике был Кронштадт, расположенный вблизи Ленинграда, на острове Котлин. Теперь наш флот, получая новые базы, в огромной мере расширяет свои операционные возможности»[558].
На политических переговорах с Англией и Францией Советский Союз выразил готовность предоставить странам Прибалтики гарантию безопасности. 1 июля партнеры по переговорам дать такую гарантию согласились только в случае прямой агрессии. Но советские представители выдвинули предложение распространить гарантию и на случай «косвенной агрессии» против Прибалтийских стран. Это новое понятие на языке международных отношений советское руководство представляло себе как возможный внутренний государственный переворот или поворот к политике в пользу агрессии. Западные партнеры по переговорам сразу же поняли, что скрывается за этой формулировкой, и отвергли ее. Советский полпред во Франции Я. 3. Суриц 19 июля 1939 г. докладывал в Москву, что там это предложение рассматривается как попытка предоставить «нам практическую свободу действия в Балтике, и притом не только в момент реальной германской угрозы, но в любой желательный для нас момент»[559]. Еще раньше, в мае 1939 г., суть советского предложения раскрыл министр иностранных дел Эстонии К. Сельтер, назвавший его «превентивной агрессией» со стороны Советского Союза. От советских гарантий отказались и правительства Латвии и Финляндии.
Великобритании и Франции становилось все более очевидным, что выдвигаемая Советским Союзом идея гарантий Прибалтийским республикам понималась им как шанс держать в них свои вооруженные силы. Ясно, что в Лондоне и Париже считали, что, во-первых, это слишком дорогая цена за создание советско-англо-французского военного союза и, во-вторых, подобная ситуация в корне изменила бы соотношение политических сил в бассейне Балтийского моря. Это противоречило бы традиционной для Лондона концепции статус-кво в Европе. Что же касается Гитлера то, как позже оказалось, он готов был заплатить любую цену, лишь бы только обеспечить в данное время нейтралитет Советского Союза.
Вопрос о судьбе Прибалтийских стран советским руководством был поставлен и перед Риббентропом во время его посещения Москвы 23 августа 1939 г. Имея широкие полномочия от Гитлера, германский министр согласился на нечто большее, чем гарантии: вообще рассматривать Прибалтику как сферу государственных интересов Советского Союза, предоставив ему здесь полную свободу действий и заявив о незаинтересованности Германии в этом регионе. Гитлер и Риббентроп были так щедры на подачки за счет чужих земель, потому что были уверены: через несколько лет эти земли все равно окажутся во владении Германии. Как было правильно отмечено в «Заключении рабочей группы Комиссии Верховного Совета Латвийской ССР по оценке политических и правовых последствий тайного соглашения между СССР и Германией 1939–1940 гг.», «…Балтия из объекта возможной агрессии превратилась в объект торга между Германией и СССР»[560].
Какие же шаги применительно к Прибалтике предпринял Сталин в последующем?
Нет, он не ринулся стремглав реализовывать свое «право» на владение территориями своих северо-западных соседей. 17 сентября 1939 г., когда советские войска перешли польскую границу, Молотов, опасаясь серьезной реакции западных стран, в ноте дипломатическим представителям 24 государств, в том числе Латвии, Литвы, Эстонии и Финляндии, подчеркивал: «В отношениях с ними СССР будет проводить политику нейтралитета»[561].
Но 25 сентября 1939 г. Сталин заявил Шуленбургу, что он намерен «решить проблему Прибалтийских стран в соответствии с секретным протоколом» и в связи с этим ждет поддержки со стороны германского правительства. И Сталин «карт-бланш» на Прибалтику получил. При пассивности западных держав Германия еще раз заявила о признании свободы рук Советского Союза в зоне его интересов. Немецкие посольства в Прибалтике по указанию Риббентропа рекомендовали литовцам, латышам и эстонцам пойти навстречу пожеланиям советских властей. Когда же Берлин потребовал от них прекратить торговлю с Англией, то Молотов, в свою очередь, посоветовал, например, литовцам, также пойти немцам навстречу[562]. Более того, Гитлер уступил Советскому Союзу Литву, относившуюся, как уже говорилось, на первых порах к сфере интересов Германии, взамен на Люблинское и часть Варшавского воеводства.
Намерение Сталина в Прибалтике Гитлер понимал так, что эти страны непременно будут включены в состав СССР. Ибо чем иначе можно объяснить тот факт, что на географических картах, изданных 1 апреля 1940 г. в Германии, но изготовленных еще в начале марта, территории Эстонии, Латвии и Литвы значились как составные части Советского Союза?
Однако это не означало, что Германия отказалась от своих Притязаний в будущем на Прибалтийские земли. Она имела явно выраженные экспансионистские намерения, особенно в отношении соседней Литвы, президент которой А. Сметона поддерживал эти планы и решил содействовать их осуществлению. Директор департамента безопасности министерства внутренних дел Литвы А. Повилайтис ездил в Берлин, чтобы по поручению президента известить Гитлера о его решении переориентироваться на Германию и что Литва готова стать протекторатом рейха. Ответ Берлина гласил, что это возможно лишь после завершения войны[563].
На территории этой республики под различными прикрытиями существовали такие немецкие фашистские организации, как «Культурфербанд», «Гитлерюгенд», «Союз немцев рейха», «Союз немецких девушек» и другие. Пользуясь территориальной близостью Литвы к Восточной Пруссии, германские власти содействовали активному внедрению немцев в литовскую экономику, на транспорт, в энергетическое хозяйство. По некоторым данным, к концу 1939 г. в Литве имелось около 300 немецких предприятий, 88 торговых точек и т. п. Немецкое землячество развернуло сеть культурно-просветительских учреждений, спортивных и религиозных обществ. Немецкие специалисты внедрялись в государственный аппарат, литовскую армию и полицию. Они вели не только активную профашистскую, но и шпионскую деятельность в пользу Берлина. По данным контрразведки генерального штаба Литвы, в 1934 г. было выявлено более 400 немецких агентов. Они продолжали действовать и ко времени вступления в страну Красной Армии[564].
Как же характеризовала обстановку в Прибалтике и вокруг нее советская дипломатия?
В целом не всегда объективно. Так, советский полпред в Латвии И. С. Зотов в донесении от 21 августа 1939 г. так отзывался о настроениях в республике в связи с советско-англо-французскими военными переговорами: «Поездка военных делегаций Англии и Франции в Москву широкими кругами расценивается положительно и видят в этом рост международного авторитета СССР. Кулацкая верхушка деревни и буржуазия города ждут провала переговоров, чтобы сказать, что СССР не хочет мира – лицемерит, и этим усилить запугивание масс». В том же документе утверждалось следующее: «Речь тов. Молотова, тов. Жданова, разъяснение ТАСС нашли горячий отклик в латышском народе (курсив мой. – М. С.), что свидетельствует об одобрении нашей внешней политики, направленной на сохранение независимости Латвии от агрессии»[565].
В другом донесении того же полпреда, отправленном в НКИД СССР 6 сентября 1939 г., в котором он информировал о политической обстановке в стране в связи с началом второй мировой войны, в частности, утверждалось: «Политическое настроение трудящихся масс всегда было в сторону СССР, и теперь, исходя из особенностей начавшегося конфликта, они начали смелее и более открыто выражать свои симпатии к Советскому Союзу. Если враги СССР и мира распускают ложные слухи о разделе Прибалтики, то трудящиеся эти слухи воспринимают за истинное желание, чтобы Латвия была советской и присоединилась к СССР в качестве 12-й республики» (курсив мой. – М. С.)[566].
Разве не ясно, что заявления отдельных лиц или даже групп в данном случае неправомерно выдавались за желание всех трудящихся. Они как бы подсказывали советскому руководству предпринять соответствующие встречные шаги. Подобный уровень анализа имел и отчет полпреда СССР в Эстонии К. Н. Никитина. 23 августа 1939 г. он докладывал, что члены эстонского правительства позволяют «резкие выпады по поводу гарантий, которые якобы СССР навязывает Прибалтийским странам вопреки и помимо их желаний…». Обвинив с легкостью необыкновенной правительство Эстонии в подготовке войны против СССР на стороне Германии, полпред пришел к поразительному выводу, что эстонское правительство якобы тайно подстрекалось «Англией к пропуску немецких войск через свою территорию»[567] (курсив мой. – М. С.).
Не это ли образец того, как в угоду «хозяину» в Москве, некоторые советские полпреды любым путем стремились «разоблачить» Англию и Францию и обелить Германию?
Справедливо указывали на сложную обстановку, в которой работали советские полпреды в те трудные годы, авторы предисловия к изданному в 1990 г. сборнику документов «Полпреды сообщают…» В. А. Александров и Г. А. Тахненко. Они писали: «Перед каждым из них маячили тени и всполохи 1935–1938 годов, возможно, не все были уверены, что дотянут до времени без тюрем и расстрелов. Тревожными были их перспективы даже на ближайшее будущее. Этого тоже нельзя сбрасывать со счетов при чтении материалов той трагической поры»[568].
Это честное признание дает нам основание критически отнестись к донесениям некоторых из советских полпредов в Прибалтике, когда они предпринимали попытку анализировать обстановку в странах аккредитации таким образом, чтобы она не расходилась с заранее предопределенной в Москве концепцией.
Исходя из своих далеко идущих планов в отношении Прибалтики и опираясь на соответствующие донесения советских послов, Сталин предпринял дипломатическое давление на все Прибалтийские страны, с тем чтобы они согласились заключить с СССР договоры о взаимной помощи. Переговорам с ними, включая и Финляндию, Сталин и Молотов придавали важное значение и возводили их в особую степень секретности. Поэтому в подготовке, обсуждении и подписании этих документов даже советские посольства в соответствующих странах практически участия не принимали. Переговоры замыкались только на Сталине и Молотове. В служебных документах послов К. Н. Никитина (Эстония), И. С. Зотова (Латвия) и Н. Г. Позднякова (Литва), как утверждают советские исследователи Ю. Борисов и Г. Силласте, за сентябрь – октябрь 1939 г. ни одним словом не упоминается о ведущихся переговорах по вопросам взаимной помощи[569].
Вспыхнувшая вторая мировая война создала для Прибалтийских стран исключительно трудную экономическую ситуацию. Она нарушила их торговые связи не только с Англией и Францией, но и частично с Германией. Попытки использовать транзитные пути через Скандинавию не увенчались успехом. В Литве, Латвии и Эстонии отсутствовали важные виды сырья, в связи с чем закрывались или переходили на неполный рабочий день многие предприятия. Увеличилась безработица. Например, в такой наиболее развитой в промышленном отношении республике, как Латвия, весной 1940 г. оказались без работы около 20% трудящихся[570].
Единственной страной, которая могла бы реально помочь своим соседям, был Советский Союз. В связи с этим в Латвии и Эстонии в сентябре 1939 г. стали поговаривать о необходимости улучшения отношений с великим восточным соседом. Как явствует из донесения К. Н. Никитина, 15 сентября 1939 г. из авторитетных источников ему стало известно, что правительство Эстонии «уже согласилось уступить часть пограничной линии до реки Наровы, населенной русскими, Советскому Союзу, но дальше этого не пустят и будут защищаться до последней капли крови»[571]. А через десять дней заместитель народного комиссара внутренних дел СССР И. И. Масленников докладывал Ворошилову, что «трудовое крестьянство эстонских пограничных сел высказывает симпатии к СССР и выражает желание о присоединении Эстонии к Советскому Союзу»[572].
В отличие от предыдущих месяцев в сентябре – октябре 1939 г., когда Германия развязала в Европе войну, значительная часть населения Прибалтийских республик действительно видела в Советском Союзе меньшее зло и одобряла предложенные им договоры. Но удручали события, предшествовавшие официальному заключению договоров. Так, в беседе с министром иностранных дел Эстонии К. Селтером, прибывшим в Москву для подписания торгового договора, Молотов неожиданно и безосновательно обвинил эстонские власти в том, что они позволили уйти в открытое море польской подводной лодке «Орел», о чем уже упоминалось выше[573].
Советское руководство было настроено в отношении Прибалтийских стран, и в частности Эстонии, решительно, вплоть до применения военной силы, если политические средства не приведут к успеху. 26 сентября 1939 г. нарком обороны К. Е. Ворошилов отдал приказ о подготовке к наступлению, чтобы 29 сентября «нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам». Одновременно предусматривалось быстрое и решительное наступление 7-й армии в направлении Риги, если латвийская армия выступит в поддержку Эстонии[574].
27 сентября в Москве начались переговоры с прибывшей эстонской делегацией. Чтобы оказать давление на эстонцев, советские самолеты не раз нарушали воздушное пространство Эстонской республики. С той же целью во время переговоров на границе с Эстонией была сосредоточена группировка советских войск в 160 тыс. человек, 700 орудий, 600 танков и столько же самолетов. Вооруженные силы Эстонии в то время имели гораздо меньшую численность[575]. С целью принудить правительство Эстонии принять требование о заключении пакта о взаимопомощи советское руководство прибегло к военной провокации и потопило 27 сентября 1939 года в Нарвском заливе собственное торговое судно «Металлист». Советская сторона утверждала, что судно было обстреляно «неизвестной» подводной лодкой, которая базировалась в Эстонии, и было потоплено с провокационной целью советским миноносцем путем тарана. Об этом рассказали оказавшиеся в немецком плену в 1941–1943 гг. советские моряки. Один из членов экипажа подводной лодки Щ-303 сообщил, что его лодка в сентябре 1939 г. получила боевое задание потопить «Металлиста». Но две выпущенные торпеды не повредили судно. Позже оно было потоплено тараном миноносца[576].
После подписания пакта о взаимопомощи между СССР и Эстонией 28 сентября 1939 г. директивой Ворошилова была создана специальная комиссия во главе с командующим войсками ЛВО командармом II ранга К. А. Мерецковым. Была определена дислокация войск на территории Эстонии, с тем чтобы они вступили в страну в начале октября 1939 г.[577]
На переговорах с латвийской делегацией 2 октября 1939 г. Сталин пообещал: «Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем. Наши требования возникли в связи с войной Германии с Англией и Францией». Далее он сказал, что ввод советских войск в Латвию необходим для обеспечения безопасности Советского Союза, и предупредил, что «с Германией у нас нет также расхождений и в отношении Прибалтийских государств»[578]. И когда министр иностранных дел Латвии В. Мунтерс напомнил о наличии советско-германского договора о ненападении, Молотов счел необходимым уточнить, что речь идет о «договоре о дружбе». Чтобы еще сильнее запугать латвийскую делегацию и убедить в безнадежности ее попыток обратиться за поддержкой к Германии, Сталин откровенно заявил: «Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся… если не мы, то немцы могут вас оккупировать»[579].
В последующем разговоре Сталин предложил ввести в Латвию советские войска численностью 40 тыс. человек. На меньшую численность он был не согласен, ибо, как он заявил, «эстонцы смеяться станут», так как они уже согласились на 25 тыс. Сталин пообещал, что гарнизоны останутся только на время нынешней воины, а «когда она окончится – выведем»[580]. В Риге, уверяло советское руководство, войска не будут размещены. Латвийская делегация согласилась на 20 тыс. советских военнослужащих с обязательным их отзывом сразу же после окончания войны. Вследствие компромисса в приложенном к договору о взаимопомощи конфиденциальном протоколе была согласована численность советских войск в 25 тыс. человек[581].
Упорство советской стороны на переговорах означало, что советская акция в Прибалтийских странах бесспорно была уже запрограммирована в секретном протоколе к советско-германскому договору о ненападении. Этот документ создавал необходимые предпосылки для ликвидации государственного суверенитета Эстонии, Латвии и Литвы. Опираясь на него, Сталин потребовал от руководителей этих стран принять его предложение о заключении пактов о взаимопомощи.
Эстония была первой из Прибалтийских стран, заключившей с СССР договор о взаимной помощи 28 сентября 1939 г. За ней 5 октября последовала Латвия. Договор с Литвой был подписан только 10 октября, когда в Москве стало окончательно ясно, что с согласия Германии республика переходит в сферу интересов СССР. Договоры были в основном идентичного содержания. Стороны обязывались оказывать друг другу всяческую помощь в случае агрессии со стороны любой третьей державы, не участвовать в коалициях и не заключать союзов, направленных против одной из договаривающихся держав. Было дано согласие на размещение в этих республиках в ограниченном количестве отдельных советских гарнизонов, а также создавались советские военно-воздушные и военно-морские базы[582].
После подписания пакта о взаимопомощи с СССР министр иностранных дел Латвии Р. Мунтерс в заявлении от 9 октября разъяснил, что цель пакта состоит в сохранении мира и статус-кво в бассейне Балтийского моря. Пакт не затрагивает суверенных прав сторон и имеет в известной мере предупредительный характер. Он заключен в обстановке войны, и вовлечение Латвии в войну означало бы угрозу СССР. Но латвийский министр при этом счел нужным подчеркнуть, что «нынешнее положение на Балтийском море и на Восточно-Балтийском побережье не дает никакого основания для опасений подобного рода»[583].
Реакция общественности Латвии на заключение договора была, как и следовало ожидать, неоднозначна. Хотя этот акт в некоторой степени и разрядил напряженность и растерянность в правительственных кругах, но страх перед возможной большевизацией страны усилился, так как среди трудящихся, как сообщал поверенный в делах СССР в Латвии И. А. Чичаев, распространяются слухи, «что в недалеком будущем Латвия будет советской». Тем не менее «значительная часть влиятельных кругов… восприняла пакт как «наименьшее зло» – лучше, мол, быть под влиянием русских, чем немцев, ибо при русских латыши все же сохранят свою национальность, а немцы уничтожат не только национальную культуру, но и самих латышей»[584].
В двадцатых числах сентября 1939 г. в Литве стали распространяться слухи о том, что она может оказаться в составе Германии в качестве протектората. И эти слухи не были лишены основания. Именно на это был нацелен проект так называемого охранного договора между Германией и Литовской республикой, разработанный 20 сентября. В документе говорилось, что Литва при сохранении своей государственной независимости становится «под охрану» Германии. С этой целью обе страны заключают военную конвенцию и экономическое соглашение. Было также определено, что численность, дислокация и вооружение литовской армии будут устанавливаться по согласованию с верховным командованием вермахта. С этой целью в Ковно (Каунас) будет направлена постоянная немецкая военная комиссия[585].
Подобные слухи вызвали тревогу среди местного населения, которая нашла отражение в воззвании ЦК компартии 26 сентября. В нем говорилось, что «нашему народу грозит гитлеровское иго и гибель нации», и предлагалось повсюду создавать комитеты защиты Литвы, устраивать демонстрации протеста. Компартия призывала, чтобы «в защите своей независимости Литва опиралась лишь на Советский Союз – защитника и освободителя малых народов». Партия призвала к восстанию против Германии и фашистской власти Сметоны – Черниуса[586].
Особенность договора СССР с Литвой состояла в том, что обязательство о взаимной помощи совмещалось с возвратом ей занятого советскими войсками города Вильнюса – древней литовской столицы, оккупированной поляками в 1920 г.[587]
Вооруженные силы Прибалтийских республик к началу войны были немногочисленными, о чем свидетельствует следующая таблица[555].
Территория, тыс. кв. км: Эстония – 48, Латвия – 66, Литва (Без Мемельской области и Виленщины) – 53. Все республики – 383.
Население, млн. чел: Эстония – 1.1, Латвия – 2.0, Литва – 2.4. Все республики – 5.5.
Протяженность границы с СССР, км: Эстония – 277, Латвия – 269, Литва – нет. Все республики – 546.
Военный бюджет (1934),%: Эстония – 20, Латвия – 24, Литва – 20.
Численность армии мирного времени, тыс. чел.: Эстония – 16, Латвия – 25, Литва – 24. Все республики – 65.
Танки, шт.: Эстония – 30, Латвия – 40, Литва – 30. Все республики – 100.
Самолеты, шт.: Эстония – 125, Латвия – 175, Литва – 100. Все республики – 400.
Подводные лодки, шт.: Эстония – 2, Латвия – 2, Литва – нет. Все республики – 4.
(В оригинале – таблица. Прим. составителя fb-книги)
Накануне и в первый период второй мировой войны Прибалтийские государства вызывали экономический и политический интерес ряда ведущих европейских держав, которые рассматривали их как объект большой политики или, по выражению германского историка Г. Мейера, как «крестьян на шахматной доске»[556]. Что же касается советских руководителей, то их внимание к Эстонии, Латвии и Литве имело преимущественно военно-стратегическую окраску, причем для обоснования этого использовались различные аргументы. Если до заключения советско-германского договора о ненападении речь шла о предотвращении германской военной угрозы этим странам, что было вполне реально, то с августа 1939 г. – уже мифической угрозы со стороны англо-французского блока и, конечно же, ни словом не упоминалось об агрессивных устремлениях Германии.
Так, в книге «Внешняя политика Советского Союза», посвященной 50-летию В. М. Молотова, отмечалось, например, что заключение договоров о дружбе и взаимопомощи с Прибалтийскими странами «усилило оборонную мощь Советского Союза и предотвратило возможность вовлечения Прибалтийских государств в орбиту англо-французского военного блока»[557]. Журнал «Большевик» осенью 1939 г. обращал особое внимание на то, что «до заключения пактов о взаимопомощи с Эстонией и Латвией у нас главной военно-морской базой на Балтике был Кронштадт, расположенный вблизи Ленинграда, на острове Котлин. Теперь наш флот, получая новые базы, в огромной мере расширяет свои операционные возможности»[558].
На политических переговорах с Англией и Францией Советский Союз выразил готовность предоставить странам Прибалтики гарантию безопасности. 1 июля партнеры по переговорам дать такую гарантию согласились только в случае прямой агрессии. Но советские представители выдвинули предложение распространить гарантию и на случай «косвенной агрессии» против Прибалтийских стран. Это новое понятие на языке международных отношений советское руководство представляло себе как возможный внутренний государственный переворот или поворот к политике в пользу агрессии. Западные партнеры по переговорам сразу же поняли, что скрывается за этой формулировкой, и отвергли ее. Советский полпред во Франции Я. 3. Суриц 19 июля 1939 г. докладывал в Москву, что там это предложение рассматривается как попытка предоставить «нам практическую свободу действия в Балтике, и притом не только в момент реальной германской угрозы, но в любой желательный для нас момент»[559]. Еще раньше, в мае 1939 г., суть советского предложения раскрыл министр иностранных дел Эстонии К. Сельтер, назвавший его «превентивной агрессией» со стороны Советского Союза. От советских гарантий отказались и правительства Латвии и Финляндии.
Великобритании и Франции становилось все более очевидным, что выдвигаемая Советским Союзом идея гарантий Прибалтийским республикам понималась им как шанс держать в них свои вооруженные силы. Ясно, что в Лондоне и Париже считали, что, во-первых, это слишком дорогая цена за создание советско-англо-французского военного союза и, во-вторых, подобная ситуация в корне изменила бы соотношение политических сил в бассейне Балтийского моря. Это противоречило бы традиционной для Лондона концепции статус-кво в Европе. Что же касается Гитлера то, как позже оказалось, он готов был заплатить любую цену, лишь бы только обеспечить в данное время нейтралитет Советского Союза.
Вопрос о судьбе Прибалтийских стран советским руководством был поставлен и перед Риббентропом во время его посещения Москвы 23 августа 1939 г. Имея широкие полномочия от Гитлера, германский министр согласился на нечто большее, чем гарантии: вообще рассматривать Прибалтику как сферу государственных интересов Советского Союза, предоставив ему здесь полную свободу действий и заявив о незаинтересованности Германии в этом регионе. Гитлер и Риббентроп были так щедры на подачки за счет чужих земель, потому что были уверены: через несколько лет эти земли все равно окажутся во владении Германии. Как было правильно отмечено в «Заключении рабочей группы Комиссии Верховного Совета Латвийской ССР по оценке политических и правовых последствий тайного соглашения между СССР и Германией 1939–1940 гг.», «…Балтия из объекта возможной агрессии превратилась в объект торга между Германией и СССР»[560].
Какие же шаги применительно к Прибалтике предпринял Сталин в последующем?
Нет, он не ринулся стремглав реализовывать свое «право» на владение территориями своих северо-западных соседей. 17 сентября 1939 г., когда советские войска перешли польскую границу, Молотов, опасаясь серьезной реакции западных стран, в ноте дипломатическим представителям 24 государств, в том числе Латвии, Литвы, Эстонии и Финляндии, подчеркивал: «В отношениях с ними СССР будет проводить политику нейтралитета»[561].
Но 25 сентября 1939 г. Сталин заявил Шуленбургу, что он намерен «решить проблему Прибалтийских стран в соответствии с секретным протоколом» и в связи с этим ждет поддержки со стороны германского правительства. И Сталин «карт-бланш» на Прибалтику получил. При пассивности западных держав Германия еще раз заявила о признании свободы рук Советского Союза в зоне его интересов. Немецкие посольства в Прибалтике по указанию Риббентропа рекомендовали литовцам, латышам и эстонцам пойти навстречу пожеланиям советских властей. Когда же Берлин потребовал от них прекратить торговлю с Англией, то Молотов, в свою очередь, посоветовал, например, литовцам, также пойти немцам навстречу[562]. Более того, Гитлер уступил Советскому Союзу Литву, относившуюся, как уже говорилось, на первых порах к сфере интересов Германии, взамен на Люблинское и часть Варшавского воеводства.
Намерение Сталина в Прибалтике Гитлер понимал так, что эти страны непременно будут включены в состав СССР. Ибо чем иначе можно объяснить тот факт, что на географических картах, изданных 1 апреля 1940 г. в Германии, но изготовленных еще в начале марта, территории Эстонии, Латвии и Литвы значились как составные части Советского Союза?
Однако это не означало, что Германия отказалась от своих Притязаний в будущем на Прибалтийские земли. Она имела явно выраженные экспансионистские намерения, особенно в отношении соседней Литвы, президент которой А. Сметона поддерживал эти планы и решил содействовать их осуществлению. Директор департамента безопасности министерства внутренних дел Литвы А. Повилайтис ездил в Берлин, чтобы по поручению президента известить Гитлера о его решении переориентироваться на Германию и что Литва готова стать протекторатом рейха. Ответ Берлина гласил, что это возможно лишь после завершения войны[563].
На территории этой республики под различными прикрытиями существовали такие немецкие фашистские организации, как «Культурфербанд», «Гитлерюгенд», «Союз немцев рейха», «Союз немецких девушек» и другие. Пользуясь территориальной близостью Литвы к Восточной Пруссии, германские власти содействовали активному внедрению немцев в литовскую экономику, на транспорт, в энергетическое хозяйство. По некоторым данным, к концу 1939 г. в Литве имелось около 300 немецких предприятий, 88 торговых точек и т. п. Немецкое землячество развернуло сеть культурно-просветительских учреждений, спортивных и религиозных обществ. Немецкие специалисты внедрялись в государственный аппарат, литовскую армию и полицию. Они вели не только активную профашистскую, но и шпионскую деятельность в пользу Берлина. По данным контрразведки генерального штаба Литвы, в 1934 г. было выявлено более 400 немецких агентов. Они продолжали действовать и ко времени вступления в страну Красной Армии[564].
Как же характеризовала обстановку в Прибалтике и вокруг нее советская дипломатия?
В целом не всегда объективно. Так, советский полпред в Латвии И. С. Зотов в донесении от 21 августа 1939 г. так отзывался о настроениях в республике в связи с советско-англо-французскими военными переговорами: «Поездка военных делегаций Англии и Франции в Москву широкими кругами расценивается положительно и видят в этом рост международного авторитета СССР. Кулацкая верхушка деревни и буржуазия города ждут провала переговоров, чтобы сказать, что СССР не хочет мира – лицемерит, и этим усилить запугивание масс». В том же документе утверждалось следующее: «Речь тов. Молотова, тов. Жданова, разъяснение ТАСС нашли горячий отклик в латышском народе (курсив мой. – М. С.), что свидетельствует об одобрении нашей внешней политики, направленной на сохранение независимости Латвии от агрессии»[565].
В другом донесении того же полпреда, отправленном в НКИД СССР 6 сентября 1939 г., в котором он информировал о политической обстановке в стране в связи с началом второй мировой войны, в частности, утверждалось: «Политическое настроение трудящихся масс всегда было в сторону СССР, и теперь, исходя из особенностей начавшегося конфликта, они начали смелее и более открыто выражать свои симпатии к Советскому Союзу. Если враги СССР и мира распускают ложные слухи о разделе Прибалтики, то трудящиеся эти слухи воспринимают за истинное желание, чтобы Латвия была советской и присоединилась к СССР в качестве 12-й республики» (курсив мой. – М. С.)[566].
Разве не ясно, что заявления отдельных лиц или даже групп в данном случае неправомерно выдавались за желание всех трудящихся. Они как бы подсказывали советскому руководству предпринять соответствующие встречные шаги. Подобный уровень анализа имел и отчет полпреда СССР в Эстонии К. Н. Никитина. 23 августа 1939 г. он докладывал, что члены эстонского правительства позволяют «резкие выпады по поводу гарантий, которые якобы СССР навязывает Прибалтийским странам вопреки и помимо их желаний…». Обвинив с легкостью необыкновенной правительство Эстонии в подготовке войны против СССР на стороне Германии, полпред пришел к поразительному выводу, что эстонское правительство якобы тайно подстрекалось «Англией к пропуску немецких войск через свою территорию»[567] (курсив мой. – М. С.).
Не это ли образец того, как в угоду «хозяину» в Москве, некоторые советские полпреды любым путем стремились «разоблачить» Англию и Францию и обелить Германию?
Справедливо указывали на сложную обстановку, в которой работали советские полпреды в те трудные годы, авторы предисловия к изданному в 1990 г. сборнику документов «Полпреды сообщают…» В. А. Александров и Г. А. Тахненко. Они писали: «Перед каждым из них маячили тени и всполохи 1935–1938 годов, возможно, не все были уверены, что дотянут до времени без тюрем и расстрелов. Тревожными были их перспективы даже на ближайшее будущее. Этого тоже нельзя сбрасывать со счетов при чтении материалов той трагической поры»[568].
Это честное признание дает нам основание критически отнестись к донесениям некоторых из советских полпредов в Прибалтике, когда они предпринимали попытку анализировать обстановку в странах аккредитации таким образом, чтобы она не расходилась с заранее предопределенной в Москве концепцией.
Исходя из своих далеко идущих планов в отношении Прибалтики и опираясь на соответствующие донесения советских послов, Сталин предпринял дипломатическое давление на все Прибалтийские страны, с тем чтобы они согласились заключить с СССР договоры о взаимной помощи. Переговорам с ними, включая и Финляндию, Сталин и Молотов придавали важное значение и возводили их в особую степень секретности. Поэтому в подготовке, обсуждении и подписании этих документов даже советские посольства в соответствующих странах практически участия не принимали. Переговоры замыкались только на Сталине и Молотове. В служебных документах послов К. Н. Никитина (Эстония), И. С. Зотова (Латвия) и Н. Г. Позднякова (Литва), как утверждают советские исследователи Ю. Борисов и Г. Силласте, за сентябрь – октябрь 1939 г. ни одним словом не упоминается о ведущихся переговорах по вопросам взаимной помощи[569].
Вспыхнувшая вторая мировая война создала для Прибалтийских стран исключительно трудную экономическую ситуацию. Она нарушила их торговые связи не только с Англией и Францией, но и частично с Германией. Попытки использовать транзитные пути через Скандинавию не увенчались успехом. В Литве, Латвии и Эстонии отсутствовали важные виды сырья, в связи с чем закрывались или переходили на неполный рабочий день многие предприятия. Увеличилась безработица. Например, в такой наиболее развитой в промышленном отношении республике, как Латвия, весной 1940 г. оказались без работы около 20% трудящихся[570].
Единственной страной, которая могла бы реально помочь своим соседям, был Советский Союз. В связи с этим в Латвии и Эстонии в сентябре 1939 г. стали поговаривать о необходимости улучшения отношений с великим восточным соседом. Как явствует из донесения К. Н. Никитина, 15 сентября 1939 г. из авторитетных источников ему стало известно, что правительство Эстонии «уже согласилось уступить часть пограничной линии до реки Наровы, населенной русскими, Советскому Союзу, но дальше этого не пустят и будут защищаться до последней капли крови»[571]. А через десять дней заместитель народного комиссара внутренних дел СССР И. И. Масленников докладывал Ворошилову, что «трудовое крестьянство эстонских пограничных сел высказывает симпатии к СССР и выражает желание о присоединении Эстонии к Советскому Союзу»[572].
В отличие от предыдущих месяцев в сентябре – октябре 1939 г., когда Германия развязала в Европе войну, значительная часть населения Прибалтийских республик действительно видела в Советском Союзе меньшее зло и одобряла предложенные им договоры. Но удручали события, предшествовавшие официальному заключению договоров. Так, в беседе с министром иностранных дел Эстонии К. Селтером, прибывшим в Москву для подписания торгового договора, Молотов неожиданно и безосновательно обвинил эстонские власти в том, что они позволили уйти в открытое море польской подводной лодке «Орел», о чем уже упоминалось выше[573].
Советское руководство было настроено в отношении Прибалтийских стран, и в частности Эстонии, решительно, вплоть до применения военной силы, если политические средства не приведут к успеху. 26 сентября 1939 г. нарком обороны К. Е. Ворошилов отдал приказ о подготовке к наступлению, чтобы 29 сентября «нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам». Одновременно предусматривалось быстрое и решительное наступление 7-й армии в направлении Риги, если латвийская армия выступит в поддержку Эстонии[574].
27 сентября в Москве начались переговоры с прибывшей эстонской делегацией. Чтобы оказать давление на эстонцев, советские самолеты не раз нарушали воздушное пространство Эстонской республики. С той же целью во время переговоров на границе с Эстонией была сосредоточена группировка советских войск в 160 тыс. человек, 700 орудий, 600 танков и столько же самолетов. Вооруженные силы Эстонии в то время имели гораздо меньшую численность[575]. С целью принудить правительство Эстонии принять требование о заключении пакта о взаимопомощи советское руководство прибегло к военной провокации и потопило 27 сентября 1939 года в Нарвском заливе собственное торговое судно «Металлист». Советская сторона утверждала, что судно было обстреляно «неизвестной» подводной лодкой, которая базировалась в Эстонии, и было потоплено с провокационной целью советским миноносцем путем тарана. Об этом рассказали оказавшиеся в немецком плену в 1941–1943 гг. советские моряки. Один из членов экипажа подводной лодки Щ-303 сообщил, что его лодка в сентябре 1939 г. получила боевое задание потопить «Металлиста». Но две выпущенные торпеды не повредили судно. Позже оно было потоплено тараном миноносца[576].
После подписания пакта о взаимопомощи между СССР и Эстонией 28 сентября 1939 г. директивой Ворошилова была создана специальная комиссия во главе с командующим войсками ЛВО командармом II ранга К. А. Мерецковым. Была определена дислокация войск на территории Эстонии, с тем чтобы они вступили в страну в начале октября 1939 г.[577]
На переговорах с латвийской делегацией 2 октября 1939 г. Сталин пообещал: «Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем. Наши требования возникли в связи с войной Германии с Англией и Францией». Далее он сказал, что ввод советских войск в Латвию необходим для обеспечения безопасности Советского Союза, и предупредил, что «с Германией у нас нет также расхождений и в отношении Прибалтийских государств»[578]. И когда министр иностранных дел Латвии В. Мунтерс напомнил о наличии советско-германского договора о ненападении, Молотов счел необходимым уточнить, что речь идет о «договоре о дружбе». Чтобы еще сильнее запугать латвийскую делегацию и убедить в безнадежности ее попыток обратиться за поддержкой к Германии, Сталин откровенно заявил: «Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся… если не мы, то немцы могут вас оккупировать»[579].
В последующем разговоре Сталин предложил ввести в Латвию советские войска численностью 40 тыс. человек. На меньшую численность он был не согласен, ибо, как он заявил, «эстонцы смеяться станут», так как они уже согласились на 25 тыс. Сталин пообещал, что гарнизоны останутся только на время нынешней воины, а «когда она окончится – выведем»[580]. В Риге, уверяло советское руководство, войска не будут размещены. Латвийская делегация согласилась на 20 тыс. советских военнослужащих с обязательным их отзывом сразу же после окончания войны. Вследствие компромисса в приложенном к договору о взаимопомощи конфиденциальном протоколе была согласована численность советских войск в 25 тыс. человек[581].
Упорство советской стороны на переговорах означало, что советская акция в Прибалтийских странах бесспорно была уже запрограммирована в секретном протоколе к советско-германскому договору о ненападении. Этот документ создавал необходимые предпосылки для ликвидации государственного суверенитета Эстонии, Латвии и Литвы. Опираясь на него, Сталин потребовал от руководителей этих стран принять его предложение о заключении пактов о взаимопомощи.
Эстония была первой из Прибалтийских стран, заключившей с СССР договор о взаимной помощи 28 сентября 1939 г. За ней 5 октября последовала Латвия. Договор с Литвой был подписан только 10 октября, когда в Москве стало окончательно ясно, что с согласия Германии республика переходит в сферу интересов СССР. Договоры были в основном идентичного содержания. Стороны обязывались оказывать друг другу всяческую помощь в случае агрессии со стороны любой третьей державы, не участвовать в коалициях и не заключать союзов, направленных против одной из договаривающихся держав. Было дано согласие на размещение в этих республиках в ограниченном количестве отдельных советских гарнизонов, а также создавались советские военно-воздушные и военно-морские базы[582].
После подписания пакта о взаимопомощи с СССР министр иностранных дел Латвии Р. Мунтерс в заявлении от 9 октября разъяснил, что цель пакта состоит в сохранении мира и статус-кво в бассейне Балтийского моря. Пакт не затрагивает суверенных прав сторон и имеет в известной мере предупредительный характер. Он заключен в обстановке войны, и вовлечение Латвии в войну означало бы угрозу СССР. Но латвийский министр при этом счел нужным подчеркнуть, что «нынешнее положение на Балтийском море и на Восточно-Балтийском побережье не дает никакого основания для опасений подобного рода»[583].
Реакция общественности Латвии на заключение договора была, как и следовало ожидать, неоднозначна. Хотя этот акт в некоторой степени и разрядил напряженность и растерянность в правительственных кругах, но страх перед возможной большевизацией страны усилился, так как среди трудящихся, как сообщал поверенный в делах СССР в Латвии И. А. Чичаев, распространяются слухи, «что в недалеком будущем Латвия будет советской». Тем не менее «значительная часть влиятельных кругов… восприняла пакт как «наименьшее зло» – лучше, мол, быть под влиянием русских, чем немцев, ибо при русских латыши все же сохранят свою национальность, а немцы уничтожат не только национальную культуру, но и самих латышей»[584].
В двадцатых числах сентября 1939 г. в Литве стали распространяться слухи о том, что она может оказаться в составе Германии в качестве протектората. И эти слухи не были лишены основания. Именно на это был нацелен проект так называемого охранного договора между Германией и Литовской республикой, разработанный 20 сентября. В документе говорилось, что Литва при сохранении своей государственной независимости становится «под охрану» Германии. С этой целью обе страны заключают военную конвенцию и экономическое соглашение. Было также определено, что численность, дислокация и вооружение литовской армии будут устанавливаться по согласованию с верховным командованием вермахта. С этой целью в Ковно (Каунас) будет направлена постоянная немецкая военная комиссия[585].
Подобные слухи вызвали тревогу среди местного населения, которая нашла отражение в воззвании ЦК компартии 26 сентября. В нем говорилось, что «нашему народу грозит гитлеровское иго и гибель нации», и предлагалось повсюду создавать комитеты защиты Литвы, устраивать демонстрации протеста. Компартия призывала, чтобы «в защите своей независимости Литва опиралась лишь на Советский Союз – защитника и освободителя малых народов». Партия призвала к восстанию против Германии и фашистской власти Сметоны – Черниуса[586].
Особенность договора СССР с Литвой состояла в том, что обязательство о взаимной помощи совмещалось с возвратом ей занятого советскими войсками города Вильнюса – древней литовской столицы, оккупированной поляками в 1920 г.[587]