Страница:
В таких случаях мы будем вспоминать с {105} благодарностью теплые, полные веры слова учительницы Георги".
27.6.1939
На собрании "Маккаби" (на венгерском языке)
Из литературного наследия. Сверху сделана надпись:
Речь перед выпускниками гимназии.
Дорогие друзья!
Когда вы получили приглашение "Маккаби", вы, вероятно, спрашивали самих себя: Зачем в для какой цели к вам взывает сионистская молодежь? Что она хочет и что она может сказать вам? Я попытаюсь дать ответ на эти вопросы.
Какое у нас право обращаться к вам? Просто потому, что вы евреи. Мы хотим надеяться, что сейчас уже нет еврея, который относился бы равнодушно к великой цели, самой чистой, решающей судьбу еврейства; мы хотели надеяться, что нет сегодня еврея, который не находился бы под впечатлением от чуда, что народ воскрес, и народ этот - евреи.
Мы знаем, как много есть аргументов против сионизма. Мы их все выслушаем и охотно ответим. Есть только одно, против чего нельзя защититься - это равнодушие. Надежда и вера, что вы не из равнодушных, побудили нас обратиться к вам.
Зачем мы это делаем ? - Мы не уверены, что в течение часа или двух часов сможем убедить вас в справедливости идей сионизма. Они {106} слишком сложны, чтобы в течение одного вечера можно было их все назвать, а вы - их почувствовать и принять. И не только мы, которые после 8 лет учебы в средней школе выходим сегодня искать свой путь в жизни, должны собираться и беседовать о стране, что строится для еврейского народа, прежде всего, руками еврейской молодежи, - об Эрец-Исраэль.
Может быть, и вы по окончании учебы, войдя в вашу синагогу, будете поражены безнадежностью в бессилием, которые царили на этом вашем прощальном собрании. Да, это было прощание еврейской молодежи, которая потеряла свою родину и осиротела, лишившись идеалов и цели жизни. И не было человека, который бы вам там сказал: выше голову! Выпрямитесь потому что есть у вас родина, есть идеал, есть цель в жизни. Напрасно закрылись тысячи ворот, напрасны были тысячи унижений. Есть одно место на свете, где наши братья евреи строят родину, не для себя - не для шестисот тысяч, которые там находятся, а для 17 миллионов евреев, и они с радостью примут каждую протянутую им руку помощи. Есть только одно место на земном шаре, куда не эмигрируют и куда не бегут в поисках убежища, но просто приходят к себе домой. Во время расставания в синагоге эта страна не была названа, но она начертана в свитках Торы, глубоко и таинственно начертана в сердце каждого еврея: Эрец-Исраэль.
В трудном и бурном еврейском мире наших дней долг каждого из нас дать своему ближнему {107} все, что мы можем дать, что у нас есть.
И мы, сионистская молодежь, можем дать вам веру, самосознание, цель жизни, идеал, свежие силы, душевный покой. Мы сочли своим долгом предложить вам этот подарок, но примете ли вы его?..
Но мы хотим не только дать, но и просить. Возможно, что не все вы, стоящие здесь, найдете путь в Эрец-Исраэль, но через несколько месяцев рассеетесь во все концы земли. Мы про. сим вас: где бы вы не были, когда вы услышите слово "Эрец-Исраэль", не проходите мимо с пренебрежительной шуткой или нетерпеливым движением руки.
Знайте: судьба этой страны неразрывно связана с судьбой еврейства и, следовательно, с судьбой каждого из вас. За судьбу и будущее этой страны мы ответственны перед историей. Мы даем свой свет этой стране, но его излучение возвращается к нам. Там мы строим все сами, и все что мы строим там - это наше.
Там мы можем жить еврейской жизнью и не будем этого стыдиться. Не из-за принятого кем-то решения, а потому что это естественно и само собой разумеется. Об этом нам хотелось немного с вами поговорить, и потому мы вас сюда сегодня пригласили. С любовью вас приветствую от имени "Маккаби".
11.7.1939
С сегодняшнего дня дневник буду вести только на иврите. Надо было когда-либо начать, и я полагаю, что отныне дело "пойдет".
{108} Я еще не писала об экзаменах на аттестат зрелости. Я действительно не волновалась. Может быть, только немного в последнее утро. Первый экзамен был по немецкому. Мне предложили перевести отрывок из Грильпарцера (Франц Грильпарцер (1791-1872) австрийский драматург.), затем я должна была рассказать о его драме "Сафо". Я эту тему хорошо знала. Ответив по немецкому, я вышла из класса - такой у нас порядок. Через десять минут я вернулась и нашла у себя на столе вопрос о венгерской литературе. Мне дали две темы. В первую минуту я огорчилась, но потом увидела, что знаю, как отвечать, и пошла со спокойным сердцем к преподавателю (он умный и действительно приятный человек, и одно удовольствие отвечать ему на экзаменах).
Я долго говорила, но не сказала и половины того, что хотела. Тогда он сказал мне, что сожалеет, но нельзя выслушать все. Я ответила и на второй вопрос. Я видела, что моя учительница была счастлива. И я слышала, что она потом говорила девушкам в других классах, что мой ответ был очень хорош. Третий экзамен был по истории. Когда я села на свое место и увидела вопросы, то не знала, что будет. Я должна была написать сочинение по-венгерски о заседаниях парламента для принятия реформы. По правде говоря, я не все знала - когда они проводились и что там произошло. Вторая тема была лучшей. Французская революция, что ей {109} предшествовало, ее развитие и влияние. Я молилась про себя, чтобы меня вначале спросили об этом, и подала председателю записки так, что "революция" была сверху. Мне повезло, и он действительно об этом спросил меня раньше. Без преувеличений скажу, что я знала отлично. И он вообще не спрашивал вторую тему. Так прошли первые три экзамена. За алгебру и физику я не боялась. Во время получасовой перемены я позвонила домой и перекусила. Я совсем не волновалась. Но когда я получила задание по алгебре, исчезло мое веселое настроение. Мне достался самый легкий вопрос из всего материала, но именно поэтому я его не учила. В конце концов, я все же догадалась, что сказать. Последней была физика. Все вопросы я знала очень хорошо. И окончила с отличием.
Сегодня нет времени продолжать, но я надеюсь, что вскоре смогу писать, главным образом, о сионизме. Я в этом направлении работаю.
Завтра уезжаю в Домбовар.
17.7.1939
Сегодня день моего рождения. Мне 18 лет. Трудно представить, что я уже такая "старая". Но я знаю, что это лучшие годы моей жизни, и я наслаждаюсь молодостью. Я очень рада своей жизни, всему, что меня окружает. Я верю в будущее. Моя идея наполняет меня целиком, и я надеюсь, что смогу осуществить ее без разочарований. Знакомые и многие из родных говорят мне, что прибыв в страну, я сразу разочаруюсь.
{110} Я не думаю, что у меня нет правильного представления о положении в стране, и я знаю, что люди, которые там живут, небезгрешны и делают ошибки.
Но я люблю в моей стране саму возможность строить еврейское государство - прекрасное, красивое, и его будущность зависит от этого. Я хочу делать все, все, чтобы набраться сил и, приблизить мечту к ее осуществлению или, наоборот - осуществление к мечте. Я на иврите пишу меньше, чем на венгерском, но лучше немного на иврите, чем много на венгерском. Может быть, через несколько месяцев буду писать с меньшим трудом. Все будет хорошо.
21.7.1939
Я получила, я получила его - сертификат, и я полна радости и счастья. Я не знаю, что писать, я не в состоянии поверить; я читаю и перечитываю письмо с этой вестью еще раз и еще раз и не нахожу слов, чтобы выразить то, что чувствую. Нет у меня другого чувства, кроме радости. Но я понимаю, что моя мама не может смотреть на вещи, как я. Для нее это большое переживание. Моя мама действительно героиня. Никогда не забуду ее жертвы. Не многие из матерей поступили бы так. Я должна быть в стране в конце сентября. Еще не знаю, когда поеду. Больше не буду писать Есть лишь одно слово, которое я хочу сказать всем, которые мне помогали, Всевышнему, маме, каждому человеку: спасибо.
{111}
14.8.1939
Не знаю, как начать. Это так страшно. Боюсь, что я нездорова. У меня еще не было врача, я еще ничего не сказала маме и не хочу поверить. Факт: я чувствую свое сердце, небольшую боль в сердце, день за днем, даже сейчас. На глазах у меня слезы. Ибо это для меня самое страшное, что только может быть, если в таком молодом возрасте у меня уже больное сердце. Но и мой отец с 18-летнего возраста жил с таким сознанием, и если судьбе будет угодно - и я смогу вынести это. Но больше всего страшит меня вопрос моей алии. Я иду в сельскохозяйственную школу, это значит, что я должна буду работать физически. Я получила то место, к которому так страстно стремилась, но о нем мечтали еще очень многие девушки. И если я в самом деле больна, мне ничего не остается другого, как приехать и ждать, чтобы они убедились в моей неработоспособности, и в глазах сионистов я буду безответственной и легкомысленной девушкой.
Но если я сейчас передам свое место другой, у меня не будет больше возможности приехать в страну, и тогда я потеряла навеки это великое счастье и цель моей жизни. Что делать? Я не могу об этом говорить с мамой. Я должна сама решить. В самые тяжелые минуты каждый всегда остается с самим собою. Я хочу идти к врачу. Боже, Боже! Только бы все это оказалось фантазией, дурным сном.
{112}
21.8.1939
Была у врача вместе с мамой. До того я позвонила ему, рассказала, в чем дело. Маме я сказала, что хочу у него спросить, не увеличились ли железки за последние годы. Врач меня обследовал, просвечивал рентгеном и сказал, что я могу работать, нет изменений в сердце, но имеется невроз сердца, и это причиняет боль. Я надеюсь, что это правда и сейчас более спокойна. Почти каждый день бываю в городе, покупаю все, что нужно в дорогу. Вообще-то впереди еще месяц, но, возможно, что я уеду значительно раньше.
22.8.1939
Случайно открыла свой дневник в том месте, где писала, примерно год назад, об ощущении, что приближается война. Если бы захотела, я могла бы и сейчас сказать то же самое, так как опасность войны опять очень велика. При таких кризисах, мы, люди - как скот, который пригнали на бойню.
Сегодня прочла в газетах о неожиданном и страшном событии: немцы заключили соглашение с Россией. С точки зрения немецкой политики это очень непоследовательно. Ведь лишь несколько месяцев назад был заключен антикоминтерновский пакт, направленный именно против России, и кто там говорил громче всех? - Ясно, что это была Германия. Но в том, что русское радио говорило о "коричневой собаке", тоже не было словами дружбы.
{113}
8.9.1939
Есть много событий, но у меня не было времени и охоты писать. Война, которой мы так боялись, началась. Она вспыхнула в связи с вопросом о Данцигском коридоре, но все знают, что это лишь внешний фактор, что сам Данциг - небольшое место, и население там действительно немецкое, но вся Польша и даже Европа в страшной опасности!
Если бы хотели, то смогли бы еще спасти мир. Но не захотели. И так война между Германией и Польшей. Немцы захватили большую часть Польши, а Англия и Франция - союзники Польши, уже вступили в сражение. Они пока еще не могут оказать ей реальную помощь, но уже стоят наготове с оружием в руках. Италия еще нейтральна, как и Венгрия, и ряд других стран. Все они осознают, что война причинит еще более страшные разрушения, чем раньше, и делают все, чтобы избежать войны. Такова политика.
Что касается нашей личной жизни - Джури во Франции, и мама не знает, вернется ли он в Венгрию, или останется там. У нас тут царит мир, а во Франции - война. Но кто знает, может быть, и Венгрия будет участвовать в ней. Быть в настоящее время венгерским солдатом - дело не слишком приятное. Но кто знает, что будет с иностранцами во Франции? Положение наше сложное и трудно решать.
А теперь о себе. Я получила сертификат, а вчера также визу. Я страстно желаю скорее {114} уехать, хотя поездка морем в настоящее время не очень безопасна (Это - последняя запись в дневнике, сделанная в диаспоре. Спустя несколько дней Хана уехала в Эрец-Исраэль. Приводимая ниже запись "о нашей семье" написана Ханой Сенеш незадолго до ее отъезда в Палестину.).
{115}
О НАШЕЙ СЕМЬЕ
Может быть, это сочинение было бы более интересным, если бы я здесь рассказала историю родителей моего дедушки и моей бабушки, а может быть, даже о родителях родителей.
Я этого не сделаю. У меня почти нет никаких данных о них, и я ничего не могу рассказать о жизни этих людей. То были мелкие торговцы, простые и работящие. Я хочу написать лишь о тех, кого знала лично, которых я любила я хочу увековечить их память несколькими строками воспоминаний.
Для чего собрала я эти немногие подробности - и сама не знаю. Может быть, меня интересует прошлое, и я подумала, что вслед за нами придут, пожалуй, люди, которым будет интересно познакомиться с простой и честной историей нашей семьи.
И есть еще одна причина. Время сейчас тревожное, и кто знает, может быть, мы будем оторваны и далеки друг от друга и от Венгрии. Это сочинение напомнит, что наши предки жили здесь, в Венгрии, и, может быть, с его помощью, образуется какая-то связь, которая, в силу общего прошлого, соединит рассеянных по свету и оторванных друг от Друга людей.
Может быть, наши внуки поймут это сочинение лишь в переводе - на иврите, на английском, на французском или на другом языке.
{116} Дай Бог, чтобы они могли его прочесть по-венгерски!
Госпожа Фаль Зальцбергер - уроженная Иосефина Апфель.
12 мая 1867 - 28 июля 1937
Бабушка Фини. За этим именем встает, просто и скромно, образ женщины с бесконечно добрым сердцем, благоразумной и мужественной. В двух словах ее имени сконцентрированы семьдесят лет с их счастьем и печалью, с их борьбой и отстоявшейся мудростью жизни.
Для нас она всегда и постоянно была бабушкой Фини, и так трудно сейчас представить дни ее детства и молодости.
Она родилась в 1867 году в Био-Шаркане, небольшой деревушке в области Шофрон на западе Венгрии. Ее родители владели земельным участком и были людьми зажиточными и благородными. Своих детей они растили в атмосфере любви и заботы. В их доме было шестеро малышей, четыре дочери и два сына. Вначале к ним приходил учитель, а когда они выросли, то пошли в ближайшую школу а получили образование, которое в ту пору считалось общим.
Я мысленно представляю себе свою бабушку Фини, у нее такое серьезное лицо, и ее голова склонилась над книгами стихов Шиллера, Гете и Гейне, или она погрузилась в чтение романов Иокаи (всю жизнь это был ее любимый писатель); я вижу ее также - высокую, крепкую, - {117} на кухне, в саду, помогающей по дому, или сердечно и внимательно беседующей с самым простым человеком, или когда она вяжет - с большим вкусом. И я верю, что основные черты ее характера, которые я узнала позднее, были ей присущи всегда, и, вероятно, они уже проявлялись, когда она еще была молоденькой девушкой.
А когда эта милая, умная, прелестная, домовитая и состоятельная девушка выросла, ее не стали прятать от посторонних взоров.
Старшая сестра Мери взяла ее с собой и повезла в Кастхели, а сестра Илька - молодая женщина, славившаяся своей красотой - поехала с ней в Теполаце, на танцевальные вечера. И тогда явились сваты, пришли знакомые и все - с предложениями отличной "партии". Так заработал целый механизм, направленный на то, чтобы девушка, жившая в конце XIX века, вышла замуж.
Как-то раз я спросила бабушку Фини: среди множества окружавших ее ухажеров, с которыми она едва была знакома, как она сумела выбрать такого, которого могла полюбить? Она мне ответила, что каждый раз она в уме проверяла себя, может ли ее обрадовать поцелуй того или иного молодого человека. Видимо, ни один из ухажеров не выдержал этого мысленного испытания, пока из ближайшего Яношхазе не явился молодой человек, серьезный, крепко сколоченный, Пал Зальцбергер, купец, который и женился на Иосефине Апфель.
{118}
Иосефина Апфель (Шумаг)
Леопольд Зальцбергер (Янушхазе)
помолвлены.
Молодая женщина легко приспособилась к новой среде. Свекровь ее любила, пожалуй, больше одиннадцати своих сыновей. Она возбуждала симпатии своим приятным поведением и большим умом. Она помогала свекрови вести дела, связанные с торговлей зерном, но очень скоро ее полностью связали дети, которые один за другим появлялись на свет. Двое из них умерли в раннем младенческом возрасте. Остались в живых дочери. Старшую назвали Ирма, за ней с интервалом в несколько лет родилась Ализа, Катерина и Менци. Просторный дом был полон шума детей. Дела шли хорошо, "папа" каждую неделю ездил на биржу в Вену, он был самым почитаемым и симпатичным торговцем зерном во всем округе. Все ценили его справедливость, разумность и глубокую осведомленность в делах. Постепенно дом Зальцбергера стал центром не только для многочисленных родственников, но и для образованных евреев тех мест. Они приходили за советом или за помощью, и всегда встречали самый сердечный прием.
Гармония в семейной жизни продолжалась без помех, жили просто, мирно и в довольстве. По вечерам вместе читали классические произведения, и бабушка Фини не раз дивилась большим знаниям мужа, которые он приобрел во время учебы в Вене. Не только литература {119} интересовала его. Он всесторонне развитый человек, - думала жена, прислушиваясь к его словам. Все виды искусства привлекали его, в особенности музыка.
Девочки учатся в местной еврейской народной школе. Старшие учатся частным образом в гимназии. Они изучают также немецкий, французский, играют на рояли. Они одеваются очень скромно. Основной принцип воспитания бабушки Фини заключался в том, что дети должны приучаться к простоте и скромности. Этого принципа она придерживалась и тогда, когда ее материальное положение позволяло ей тратить много денег.
Прошли годы. Бабушке Фини было 38 лет, дедушке Палу - 54, старшей дочери 17, а самой младшей только 5, когда неожиданное событие бросило мрачную тень на жизнь всей семьи. Глава семьи потерял сознание в своей конторе. Тяжелая форма артериосклероза - определил венский врач. Ему нужен покой и отдых, он должен беречь себя. Но это были запоздалые советы. Его силы иссякли. Последние месяцы он прикован к постели. Его беспокоит мысль что будет с женой, которая вот-вот должна родить пятого ребенка.
15 октября 1905 года наступила развязка. Пал Зальцбергер скончался. Старшая Ирма понимала, какой постиг их страшный удар, - она, пожалуй, была ближе всех дочерей к отцу, остальные знали лишь то, что случилось нечто страшное. 18 октября его похоронили. В ту же {120} ночь родилась пятая дочь бабушки Финн, которую в честь покойного отца назвали Пеликой.
А в следующие дни: глубокий траур. Пять дочерей и большое дело только сильному мужчине под силу нести такой груз. И 38-летняя женщина справляется со всем с исключительной энергией. Она воспитывает дочерей и умело управляет делом.
Маленькая Пелика растет и развивается. Это умная, приятная и милая девочка, утешение и радость всей семьи. Бабушка Фини могла уделять ей очень мало внимания. Ирма - старшая дочь, серьезная и разумная - вот кто воспитывает ее. Много юношей ухаживают за Ирмой, и, в конце концов, ее выбор пал на адвоката из Ой-Видека, доктора Феликса Берте, который время от времени наезжал в Яношхазе. Ей было 21, когда она оставила отчий дом. Младшие расставались с ней, как с маленькой мамой. Бабушка Фини потеряла свою главную помощницу.
Брак этот оказался неудачным. С течением времени отношения между супругами окончательно испортились, и разочарованная Ирма решает оставить мужа. С двумя дочерьми она возвращается к матери. В доме в то время уже не хватало одной сестры. Пелика - солнечный луч света, утешение всей семьи умерла в 1912 году от кори. И напрасно ищет Ирма Ализу, милый и веселый взгляд "взрослой" дочери - второй после Ирмы. Она уже год {121} замужем за доктором Стефаном Шеш, ее двоюродным братом.
Дома в Яношхазе остались с бабушкой Финн только Катерина и Менци. Теперь вернулась также Ирма с двумя малютками: Кларой в Эвой.
Со дня смерти отца только сейчас впервые у бабушки Фини появилась возможность посвятить себя дому и семье. Свое дело она ликвидировала еще в 1913 году. Врачи рекомендовали ей отдохнуть, так как сильные переживания повлияли на ее сердце. Она отказывается от изнурительной работы, и живущую в ней страсть к деятельности утоляет работой в саду, вязанием, ведением домашнего хозяйства. Лето 1914 года семья проводила в Балатон-Форде. Тут дочь Катерина познакомилась с молодым журналистом по имени Бела Сенеш. Никто не мог себе представить, и меньше всех сами молодые люди, что этот веселый и необыкновенно остроумный "ребенок" впоследствии женится на Катерине.
Летом вспыхнула мировая война. Бабушка Фини, которая всегда участвовала во всех благотворительных делах, взяла на себя важную миссию в больнице Красного Креста. Ирма и Катерина были также сестрами милосердия. Летом они жили обычно в Балатон-Форде, и это было единственной отрадой за четыре безрадостных года жизни в Яношхазе.
Дочерям Катерине и Менци опротивела такая жизнь, и, главным образом, ради них рассталась бабушка Финн со {122} старым домом, с двором, садом, со знакомыми людьми, родственниками и согласилась на большую перемену в своей жизни. В 1918 году все переехали жить в столичный город Будапешт, и семья поселилась в одном из особняков аллеи Дебру в Буде. Тем временем большой капитал, который остался у бабушки после ликвидации дела, вложенный в военный заем, превратился в обесцененные бумаги. После потрясений коммунистического режима и последовавшей за ним реакции от прежнего богатства остались одни развалины. В то же время положение Ирмы становится еще более трудным. Феликс не соглашается на развод и категорически требует возвращения Ирмы и дочерей. После долгих колебаний Ирма подчинилась его требованию. Но я не преувеличу, если скажу: она пожертвовала собою ради детей.
Еще в 1919 году в семью пришел новый зять - человек богемы, писатель Бела Сенеш. Бабушка Фини безгранично любит этого молодого человека, добродушного и очень сердечного. А он - если можно так выразиться, - любит ее еще больше. И это понятно, потому что оба они были из тех редких людей, которые могли завладеть сердцем любого человека. Катерина и ее семья стали жить вместе с бабушкой Фини, и так они оставались вместе до конца ее дней.
Младшая дочь Менци, остроумная, образованная, чуть насмешливая, вышла замуж за своего двоюродного брата Ференца Кубача, который не был так образован, как она, но был {123} весьма состоятельным. Этот человек, владевшей фермой, взял девушку, всю жизнь прожившую в городе, и увез в деревню. Но ко всеобщему удив- лению выяснилось, что Менци может быть и хорошей хозяйкой фермы. Если бы бабушка Фини навестила их летом, обнаружила бы она, что все там живут счастливо? Не знаю.
В 1920 году бабушка Фини не только следит за судьбой своих дочерей и зятьев и своей любовью облегчает всем жизнь. У нее уже к тому времени семь внуков, которые доставляют ей много радости, но и много тревог. Для каждого из ее внуков у бабушки всегда приготовлена ласка и забота, исходящие из доброго сердца, но больше всех она привязана к Гиоре и Анико Ведь они растут рядом с ней, под ее неусыпным присмотром.
В 1927 году умер Бела, и бабушка почувствовала, что на нее легла серьезная обязанность: еще в большей мере, чем до сих пор, помогать овдовевшей дочери. Воспитание двух детей и все другие повседневные заботы она разделяет с дочерью. Но ее душевное тепло и доброта распространялись и на чужих. Каждый, кто беседовал с ней хоть один раз, находил поддержку, чувствовал облегчение, и спустя много лет вспоминал ее с любовью.
12 мая 1937 года ей исполнилось 70 лет. Ее любимые цветы - весенние лилии заполнили все вазоны. Родные и знакомые, живущие близко и далеко, приходили и с любовью ее поздравляли. Но многие заметили, что на фоне седых {124} волос ее глаза глядели на этот раз более устало, чем обычно.
С начала лета она у Менци. Там она чинит груды порванного белья, что накопились за год, и помогает дочери везде, где только может. Оттуда она переезжает в Думбовар, к Ализе - тут же находятся Катерина и Анико, приехавшие на дачу. Недолго ей довелось там пробыть. Болезнь горла приковывает ее к постели.
Чем она болела - я так и не знаю. Врачи это не установили. Два дня она терпела сильные боли, а 28 июля бабушки не стало.
Похоронная процессия в Думбоваре и перевез ее праха на кладбище в Яношхаз уже не относятся к ее жизни. Но наши частые мысли о ней - это часть ее жизни. Мне вспоминаются строки из "Синей птицы" Метерлинка: наши мертвецы возвращаются жить с нами, когда мы думаем о них. Дорогая бабушка Фини, мы очень часто возвращаем тебя к жизни, вспоминая в наших беседах и мыслях, дома, на кладбище - твои слова, твой образ встают перед нами. Вот и сейчас я воскрешаю тебя, когда пишу о твоей жизни, в еще воскресят тебя все те, кто будут думать о тебе, читая эти строки.
{125}
В СТРАНЕ
23.9.1939.
Нахалал,
сельскохозяйственная школа
(на венгерском)
Сегодня я должна писать по-венгерски, т. к. хочу написать о многом. Так много мыслей теснятся в голове, что мой бедный иврит не может их выразить. Сегодня - Судный день, и мне хочется в ясной форме высказать свои мысли. Как бы мне хотелось навсегда сохранить в сердце впечатления от первых дней пребывания в стране. Я здесь нахожусь уже четыре дня. Передо мной на небольшом расстоянии "сабра" карабкается на масличное дерево. Вокруг - деревья, характерные для Эрец-Исраэль. Я нахожусь в Эздрелонской долине, в Нахалале. В конце концов я прибыла домой, в Эрец-Исраэль. Я еще не познакомилась со своей школой.
27.6.1939
На собрании "Маккаби" (на венгерском языке)
Из литературного наследия. Сверху сделана надпись:
Речь перед выпускниками гимназии.
Дорогие друзья!
Когда вы получили приглашение "Маккаби", вы, вероятно, спрашивали самих себя: Зачем в для какой цели к вам взывает сионистская молодежь? Что она хочет и что она может сказать вам? Я попытаюсь дать ответ на эти вопросы.
Какое у нас право обращаться к вам? Просто потому, что вы евреи. Мы хотим надеяться, что сейчас уже нет еврея, который относился бы равнодушно к великой цели, самой чистой, решающей судьбу еврейства; мы хотели надеяться, что нет сегодня еврея, который не находился бы под впечатлением от чуда, что народ воскрес, и народ этот - евреи.
Мы знаем, как много есть аргументов против сионизма. Мы их все выслушаем и охотно ответим. Есть только одно, против чего нельзя защититься - это равнодушие. Надежда и вера, что вы не из равнодушных, побудили нас обратиться к вам.
Зачем мы это делаем ? - Мы не уверены, что в течение часа или двух часов сможем убедить вас в справедливости идей сионизма. Они {106} слишком сложны, чтобы в течение одного вечера можно было их все назвать, а вы - их почувствовать и принять. И не только мы, которые после 8 лет учебы в средней школе выходим сегодня искать свой путь в жизни, должны собираться и беседовать о стране, что строится для еврейского народа, прежде всего, руками еврейской молодежи, - об Эрец-Исраэль.
Может быть, и вы по окончании учебы, войдя в вашу синагогу, будете поражены безнадежностью в бессилием, которые царили на этом вашем прощальном собрании. Да, это было прощание еврейской молодежи, которая потеряла свою родину и осиротела, лишившись идеалов и цели жизни. И не было человека, который бы вам там сказал: выше голову! Выпрямитесь потому что есть у вас родина, есть идеал, есть цель в жизни. Напрасно закрылись тысячи ворот, напрасны были тысячи унижений. Есть одно место на свете, где наши братья евреи строят родину, не для себя - не для шестисот тысяч, которые там находятся, а для 17 миллионов евреев, и они с радостью примут каждую протянутую им руку помощи. Есть только одно место на земном шаре, куда не эмигрируют и куда не бегут в поисках убежища, но просто приходят к себе домой. Во время расставания в синагоге эта страна не была названа, но она начертана в свитках Торы, глубоко и таинственно начертана в сердце каждого еврея: Эрец-Исраэль.
В трудном и бурном еврейском мире наших дней долг каждого из нас дать своему ближнему {107} все, что мы можем дать, что у нас есть.
И мы, сионистская молодежь, можем дать вам веру, самосознание, цель жизни, идеал, свежие силы, душевный покой. Мы сочли своим долгом предложить вам этот подарок, но примете ли вы его?..
Но мы хотим не только дать, но и просить. Возможно, что не все вы, стоящие здесь, найдете путь в Эрец-Исраэль, но через несколько месяцев рассеетесь во все концы земли. Мы про. сим вас: где бы вы не были, когда вы услышите слово "Эрец-Исраэль", не проходите мимо с пренебрежительной шуткой или нетерпеливым движением руки.
Знайте: судьба этой страны неразрывно связана с судьбой еврейства и, следовательно, с судьбой каждого из вас. За судьбу и будущее этой страны мы ответственны перед историей. Мы даем свой свет этой стране, но его излучение возвращается к нам. Там мы строим все сами, и все что мы строим там - это наше.
Там мы можем жить еврейской жизнью и не будем этого стыдиться. Не из-за принятого кем-то решения, а потому что это естественно и само собой разумеется. Об этом нам хотелось немного с вами поговорить, и потому мы вас сюда сегодня пригласили. С любовью вас приветствую от имени "Маккаби".
11.7.1939
С сегодняшнего дня дневник буду вести только на иврите. Надо было когда-либо начать, и я полагаю, что отныне дело "пойдет".
{108} Я еще не писала об экзаменах на аттестат зрелости. Я действительно не волновалась. Может быть, только немного в последнее утро. Первый экзамен был по немецкому. Мне предложили перевести отрывок из Грильпарцера (Франц Грильпарцер (1791-1872) австрийский драматург.), затем я должна была рассказать о его драме "Сафо". Я эту тему хорошо знала. Ответив по немецкому, я вышла из класса - такой у нас порядок. Через десять минут я вернулась и нашла у себя на столе вопрос о венгерской литературе. Мне дали две темы. В первую минуту я огорчилась, но потом увидела, что знаю, как отвечать, и пошла со спокойным сердцем к преподавателю (он умный и действительно приятный человек, и одно удовольствие отвечать ему на экзаменах).
Я долго говорила, но не сказала и половины того, что хотела. Тогда он сказал мне, что сожалеет, но нельзя выслушать все. Я ответила и на второй вопрос. Я видела, что моя учительница была счастлива. И я слышала, что она потом говорила девушкам в других классах, что мой ответ был очень хорош. Третий экзамен был по истории. Когда я села на свое место и увидела вопросы, то не знала, что будет. Я должна была написать сочинение по-венгерски о заседаниях парламента для принятия реформы. По правде говоря, я не все знала - когда они проводились и что там произошло. Вторая тема была лучшей. Французская революция, что ей {109} предшествовало, ее развитие и влияние. Я молилась про себя, чтобы меня вначале спросили об этом, и подала председателю записки так, что "революция" была сверху. Мне повезло, и он действительно об этом спросил меня раньше. Без преувеличений скажу, что я знала отлично. И он вообще не спрашивал вторую тему. Так прошли первые три экзамена. За алгебру и физику я не боялась. Во время получасовой перемены я позвонила домой и перекусила. Я совсем не волновалась. Но когда я получила задание по алгебре, исчезло мое веселое настроение. Мне достался самый легкий вопрос из всего материала, но именно поэтому я его не учила. В конце концов, я все же догадалась, что сказать. Последней была физика. Все вопросы я знала очень хорошо. И окончила с отличием.
Сегодня нет времени продолжать, но я надеюсь, что вскоре смогу писать, главным образом, о сионизме. Я в этом направлении работаю.
Завтра уезжаю в Домбовар.
17.7.1939
Сегодня день моего рождения. Мне 18 лет. Трудно представить, что я уже такая "старая". Но я знаю, что это лучшие годы моей жизни, и я наслаждаюсь молодостью. Я очень рада своей жизни, всему, что меня окружает. Я верю в будущее. Моя идея наполняет меня целиком, и я надеюсь, что смогу осуществить ее без разочарований. Знакомые и многие из родных говорят мне, что прибыв в страну, я сразу разочаруюсь.
{110} Я не думаю, что у меня нет правильного представления о положении в стране, и я знаю, что люди, которые там живут, небезгрешны и делают ошибки.
Но я люблю в моей стране саму возможность строить еврейское государство - прекрасное, красивое, и его будущность зависит от этого. Я хочу делать все, все, чтобы набраться сил и, приблизить мечту к ее осуществлению или, наоборот - осуществление к мечте. Я на иврите пишу меньше, чем на венгерском, но лучше немного на иврите, чем много на венгерском. Может быть, через несколько месяцев буду писать с меньшим трудом. Все будет хорошо.
21.7.1939
Я получила, я получила его - сертификат, и я полна радости и счастья. Я не знаю, что писать, я не в состоянии поверить; я читаю и перечитываю письмо с этой вестью еще раз и еще раз и не нахожу слов, чтобы выразить то, что чувствую. Нет у меня другого чувства, кроме радости. Но я понимаю, что моя мама не может смотреть на вещи, как я. Для нее это большое переживание. Моя мама действительно героиня. Никогда не забуду ее жертвы. Не многие из матерей поступили бы так. Я должна быть в стране в конце сентября. Еще не знаю, когда поеду. Больше не буду писать Есть лишь одно слово, которое я хочу сказать всем, которые мне помогали, Всевышнему, маме, каждому человеку: спасибо.
{111}
14.8.1939
Не знаю, как начать. Это так страшно. Боюсь, что я нездорова. У меня еще не было врача, я еще ничего не сказала маме и не хочу поверить. Факт: я чувствую свое сердце, небольшую боль в сердце, день за днем, даже сейчас. На глазах у меня слезы. Ибо это для меня самое страшное, что только может быть, если в таком молодом возрасте у меня уже больное сердце. Но и мой отец с 18-летнего возраста жил с таким сознанием, и если судьбе будет угодно - и я смогу вынести это. Но больше всего страшит меня вопрос моей алии. Я иду в сельскохозяйственную школу, это значит, что я должна буду работать физически. Я получила то место, к которому так страстно стремилась, но о нем мечтали еще очень многие девушки. И если я в самом деле больна, мне ничего не остается другого, как приехать и ждать, чтобы они убедились в моей неработоспособности, и в глазах сионистов я буду безответственной и легкомысленной девушкой.
Но если я сейчас передам свое место другой, у меня не будет больше возможности приехать в страну, и тогда я потеряла навеки это великое счастье и цель моей жизни. Что делать? Я не могу об этом говорить с мамой. Я должна сама решить. В самые тяжелые минуты каждый всегда остается с самим собою. Я хочу идти к врачу. Боже, Боже! Только бы все это оказалось фантазией, дурным сном.
{112}
21.8.1939
Была у врача вместе с мамой. До того я позвонила ему, рассказала, в чем дело. Маме я сказала, что хочу у него спросить, не увеличились ли железки за последние годы. Врач меня обследовал, просвечивал рентгеном и сказал, что я могу работать, нет изменений в сердце, но имеется невроз сердца, и это причиняет боль. Я надеюсь, что это правда и сейчас более спокойна. Почти каждый день бываю в городе, покупаю все, что нужно в дорогу. Вообще-то впереди еще месяц, но, возможно, что я уеду значительно раньше.
22.8.1939
Случайно открыла свой дневник в том месте, где писала, примерно год назад, об ощущении, что приближается война. Если бы захотела, я могла бы и сейчас сказать то же самое, так как опасность войны опять очень велика. При таких кризисах, мы, люди - как скот, который пригнали на бойню.
Сегодня прочла в газетах о неожиданном и страшном событии: немцы заключили соглашение с Россией. С точки зрения немецкой политики это очень непоследовательно. Ведь лишь несколько месяцев назад был заключен антикоминтерновский пакт, направленный именно против России, и кто там говорил громче всех? - Ясно, что это была Германия. Но в том, что русское радио говорило о "коричневой собаке", тоже не было словами дружбы.
{113}
8.9.1939
Есть много событий, но у меня не было времени и охоты писать. Война, которой мы так боялись, началась. Она вспыхнула в связи с вопросом о Данцигском коридоре, но все знают, что это лишь внешний фактор, что сам Данциг - небольшое место, и население там действительно немецкое, но вся Польша и даже Европа в страшной опасности!
Если бы хотели, то смогли бы еще спасти мир. Но не захотели. И так война между Германией и Польшей. Немцы захватили большую часть Польши, а Англия и Франция - союзники Польши, уже вступили в сражение. Они пока еще не могут оказать ей реальную помощь, но уже стоят наготове с оружием в руках. Италия еще нейтральна, как и Венгрия, и ряд других стран. Все они осознают, что война причинит еще более страшные разрушения, чем раньше, и делают все, чтобы избежать войны. Такова политика.
Что касается нашей личной жизни - Джури во Франции, и мама не знает, вернется ли он в Венгрию, или останется там. У нас тут царит мир, а во Франции - война. Но кто знает, может быть, и Венгрия будет участвовать в ней. Быть в настоящее время венгерским солдатом - дело не слишком приятное. Но кто знает, что будет с иностранцами во Франции? Положение наше сложное и трудно решать.
А теперь о себе. Я получила сертификат, а вчера также визу. Я страстно желаю скорее {114} уехать, хотя поездка морем в настоящее время не очень безопасна (Это - последняя запись в дневнике, сделанная в диаспоре. Спустя несколько дней Хана уехала в Эрец-Исраэль. Приводимая ниже запись "о нашей семье" написана Ханой Сенеш незадолго до ее отъезда в Палестину.).
{115}
О НАШЕЙ СЕМЬЕ
Может быть, это сочинение было бы более интересным, если бы я здесь рассказала историю родителей моего дедушки и моей бабушки, а может быть, даже о родителях родителей.
Я этого не сделаю. У меня почти нет никаких данных о них, и я ничего не могу рассказать о жизни этих людей. То были мелкие торговцы, простые и работящие. Я хочу написать лишь о тех, кого знала лично, которых я любила я хочу увековечить их память несколькими строками воспоминаний.
Для чего собрала я эти немногие подробности - и сама не знаю. Может быть, меня интересует прошлое, и я подумала, что вслед за нами придут, пожалуй, люди, которым будет интересно познакомиться с простой и честной историей нашей семьи.
И есть еще одна причина. Время сейчас тревожное, и кто знает, может быть, мы будем оторваны и далеки друг от друга и от Венгрии. Это сочинение напомнит, что наши предки жили здесь, в Венгрии, и, может быть, с его помощью, образуется какая-то связь, которая, в силу общего прошлого, соединит рассеянных по свету и оторванных друг от Друга людей.
Может быть, наши внуки поймут это сочинение лишь в переводе - на иврите, на английском, на французском или на другом языке.
{116} Дай Бог, чтобы они могли его прочесть по-венгерски!
Госпожа Фаль Зальцбергер - уроженная Иосефина Апфель.
12 мая 1867 - 28 июля 1937
Бабушка Фини. За этим именем встает, просто и скромно, образ женщины с бесконечно добрым сердцем, благоразумной и мужественной. В двух словах ее имени сконцентрированы семьдесят лет с их счастьем и печалью, с их борьбой и отстоявшейся мудростью жизни.
Для нас она всегда и постоянно была бабушкой Фини, и так трудно сейчас представить дни ее детства и молодости.
Она родилась в 1867 году в Био-Шаркане, небольшой деревушке в области Шофрон на западе Венгрии. Ее родители владели земельным участком и были людьми зажиточными и благородными. Своих детей они растили в атмосфере любви и заботы. В их доме было шестеро малышей, четыре дочери и два сына. Вначале к ним приходил учитель, а когда они выросли, то пошли в ближайшую школу а получили образование, которое в ту пору считалось общим.
Я мысленно представляю себе свою бабушку Фини, у нее такое серьезное лицо, и ее голова склонилась над книгами стихов Шиллера, Гете и Гейне, или она погрузилась в чтение романов Иокаи (всю жизнь это был ее любимый писатель); я вижу ее также - высокую, крепкую, - {117} на кухне, в саду, помогающей по дому, или сердечно и внимательно беседующей с самым простым человеком, или когда она вяжет - с большим вкусом. И я верю, что основные черты ее характера, которые я узнала позднее, были ей присущи всегда, и, вероятно, они уже проявлялись, когда она еще была молоденькой девушкой.
А когда эта милая, умная, прелестная, домовитая и состоятельная девушка выросла, ее не стали прятать от посторонних взоров.
Старшая сестра Мери взяла ее с собой и повезла в Кастхели, а сестра Илька - молодая женщина, славившаяся своей красотой - поехала с ней в Теполаце, на танцевальные вечера. И тогда явились сваты, пришли знакомые и все - с предложениями отличной "партии". Так заработал целый механизм, направленный на то, чтобы девушка, жившая в конце XIX века, вышла замуж.
Как-то раз я спросила бабушку Фини: среди множества окружавших ее ухажеров, с которыми она едва была знакома, как она сумела выбрать такого, которого могла полюбить? Она мне ответила, что каждый раз она в уме проверяла себя, может ли ее обрадовать поцелуй того или иного молодого человека. Видимо, ни один из ухажеров не выдержал этого мысленного испытания, пока из ближайшего Яношхазе не явился молодой человек, серьезный, крепко сколоченный, Пал Зальцбергер, купец, который и женился на Иосефине Апфель.
{118}
Иосефина Апфель (Шумаг)
Леопольд Зальцбергер (Янушхазе)
помолвлены.
Молодая женщина легко приспособилась к новой среде. Свекровь ее любила, пожалуй, больше одиннадцати своих сыновей. Она возбуждала симпатии своим приятным поведением и большим умом. Она помогала свекрови вести дела, связанные с торговлей зерном, но очень скоро ее полностью связали дети, которые один за другим появлялись на свет. Двое из них умерли в раннем младенческом возрасте. Остались в живых дочери. Старшую назвали Ирма, за ней с интервалом в несколько лет родилась Ализа, Катерина и Менци. Просторный дом был полон шума детей. Дела шли хорошо, "папа" каждую неделю ездил на биржу в Вену, он был самым почитаемым и симпатичным торговцем зерном во всем округе. Все ценили его справедливость, разумность и глубокую осведомленность в делах. Постепенно дом Зальцбергера стал центром не только для многочисленных родственников, но и для образованных евреев тех мест. Они приходили за советом или за помощью, и всегда встречали самый сердечный прием.
Гармония в семейной жизни продолжалась без помех, жили просто, мирно и в довольстве. По вечерам вместе читали классические произведения, и бабушка Фини не раз дивилась большим знаниям мужа, которые он приобрел во время учебы в Вене. Не только литература {119} интересовала его. Он всесторонне развитый человек, - думала жена, прислушиваясь к его словам. Все виды искусства привлекали его, в особенности музыка.
Девочки учатся в местной еврейской народной школе. Старшие учатся частным образом в гимназии. Они изучают также немецкий, французский, играют на рояли. Они одеваются очень скромно. Основной принцип воспитания бабушки Фини заключался в том, что дети должны приучаться к простоте и скромности. Этого принципа она придерживалась и тогда, когда ее материальное положение позволяло ей тратить много денег.
Прошли годы. Бабушке Фини было 38 лет, дедушке Палу - 54, старшей дочери 17, а самой младшей только 5, когда неожиданное событие бросило мрачную тень на жизнь всей семьи. Глава семьи потерял сознание в своей конторе. Тяжелая форма артериосклероза - определил венский врач. Ему нужен покой и отдых, он должен беречь себя. Но это были запоздалые советы. Его силы иссякли. Последние месяцы он прикован к постели. Его беспокоит мысль что будет с женой, которая вот-вот должна родить пятого ребенка.
15 октября 1905 года наступила развязка. Пал Зальцбергер скончался. Старшая Ирма понимала, какой постиг их страшный удар, - она, пожалуй, была ближе всех дочерей к отцу, остальные знали лишь то, что случилось нечто страшное. 18 октября его похоронили. В ту же {120} ночь родилась пятая дочь бабушки Финн, которую в честь покойного отца назвали Пеликой.
А в следующие дни: глубокий траур. Пять дочерей и большое дело только сильному мужчине под силу нести такой груз. И 38-летняя женщина справляется со всем с исключительной энергией. Она воспитывает дочерей и умело управляет делом.
Маленькая Пелика растет и развивается. Это умная, приятная и милая девочка, утешение и радость всей семьи. Бабушка Фини могла уделять ей очень мало внимания. Ирма - старшая дочь, серьезная и разумная - вот кто воспитывает ее. Много юношей ухаживают за Ирмой, и, в конце концов, ее выбор пал на адвоката из Ой-Видека, доктора Феликса Берте, который время от времени наезжал в Яношхазе. Ей было 21, когда она оставила отчий дом. Младшие расставались с ней, как с маленькой мамой. Бабушка Фини потеряла свою главную помощницу.
Брак этот оказался неудачным. С течением времени отношения между супругами окончательно испортились, и разочарованная Ирма решает оставить мужа. С двумя дочерьми она возвращается к матери. В доме в то время уже не хватало одной сестры. Пелика - солнечный луч света, утешение всей семьи умерла в 1912 году от кори. И напрасно ищет Ирма Ализу, милый и веселый взгляд "взрослой" дочери - второй после Ирмы. Она уже год {121} замужем за доктором Стефаном Шеш, ее двоюродным братом.
Дома в Яношхазе остались с бабушкой Финн только Катерина и Менци. Теперь вернулась также Ирма с двумя малютками: Кларой в Эвой.
Со дня смерти отца только сейчас впервые у бабушки Фини появилась возможность посвятить себя дому и семье. Свое дело она ликвидировала еще в 1913 году. Врачи рекомендовали ей отдохнуть, так как сильные переживания повлияли на ее сердце. Она отказывается от изнурительной работы, и живущую в ней страсть к деятельности утоляет работой в саду, вязанием, ведением домашнего хозяйства. Лето 1914 года семья проводила в Балатон-Форде. Тут дочь Катерина познакомилась с молодым журналистом по имени Бела Сенеш. Никто не мог себе представить, и меньше всех сами молодые люди, что этот веселый и необыкновенно остроумный "ребенок" впоследствии женится на Катерине.
Летом вспыхнула мировая война. Бабушка Фини, которая всегда участвовала во всех благотворительных делах, взяла на себя важную миссию в больнице Красного Креста. Ирма и Катерина были также сестрами милосердия. Летом они жили обычно в Балатон-Форде, и это было единственной отрадой за четыре безрадостных года жизни в Яношхазе.
Дочерям Катерине и Менци опротивела такая жизнь, и, главным образом, ради них рассталась бабушка Финн со {122} старым домом, с двором, садом, со знакомыми людьми, родственниками и согласилась на большую перемену в своей жизни. В 1918 году все переехали жить в столичный город Будапешт, и семья поселилась в одном из особняков аллеи Дебру в Буде. Тем временем большой капитал, который остался у бабушки после ликвидации дела, вложенный в военный заем, превратился в обесцененные бумаги. После потрясений коммунистического режима и последовавшей за ним реакции от прежнего богатства остались одни развалины. В то же время положение Ирмы становится еще более трудным. Феликс не соглашается на развод и категорически требует возвращения Ирмы и дочерей. После долгих колебаний Ирма подчинилась его требованию. Но я не преувеличу, если скажу: она пожертвовала собою ради детей.
Еще в 1919 году в семью пришел новый зять - человек богемы, писатель Бела Сенеш. Бабушка Фини безгранично любит этого молодого человека, добродушного и очень сердечного. А он - если можно так выразиться, - любит ее еще больше. И это понятно, потому что оба они были из тех редких людей, которые могли завладеть сердцем любого человека. Катерина и ее семья стали жить вместе с бабушкой Фини, и так они оставались вместе до конца ее дней.
Младшая дочь Менци, остроумная, образованная, чуть насмешливая, вышла замуж за своего двоюродного брата Ференца Кубача, который не был так образован, как она, но был {123} весьма состоятельным. Этот человек, владевшей фермой, взял девушку, всю жизнь прожившую в городе, и увез в деревню. Но ко всеобщему удив- лению выяснилось, что Менци может быть и хорошей хозяйкой фермы. Если бы бабушка Фини навестила их летом, обнаружила бы она, что все там живут счастливо? Не знаю.
В 1920 году бабушка Фини не только следит за судьбой своих дочерей и зятьев и своей любовью облегчает всем жизнь. У нее уже к тому времени семь внуков, которые доставляют ей много радости, но и много тревог. Для каждого из ее внуков у бабушки всегда приготовлена ласка и забота, исходящие из доброго сердца, но больше всех она привязана к Гиоре и Анико Ведь они растут рядом с ней, под ее неусыпным присмотром.
В 1927 году умер Бела, и бабушка почувствовала, что на нее легла серьезная обязанность: еще в большей мере, чем до сих пор, помогать овдовевшей дочери. Воспитание двух детей и все другие повседневные заботы она разделяет с дочерью. Но ее душевное тепло и доброта распространялись и на чужих. Каждый, кто беседовал с ней хоть один раз, находил поддержку, чувствовал облегчение, и спустя много лет вспоминал ее с любовью.
12 мая 1937 года ей исполнилось 70 лет. Ее любимые цветы - весенние лилии заполнили все вазоны. Родные и знакомые, живущие близко и далеко, приходили и с любовью ее поздравляли. Но многие заметили, что на фоне седых {124} волос ее глаза глядели на этот раз более устало, чем обычно.
С начала лета она у Менци. Там она чинит груды порванного белья, что накопились за год, и помогает дочери везде, где только может. Оттуда она переезжает в Думбовар, к Ализе - тут же находятся Катерина и Анико, приехавшие на дачу. Недолго ей довелось там пробыть. Болезнь горла приковывает ее к постели.
Чем она болела - я так и не знаю. Врачи это не установили. Два дня она терпела сильные боли, а 28 июля бабушки не стало.
Похоронная процессия в Думбоваре и перевез ее праха на кладбище в Яношхаз уже не относятся к ее жизни. Но наши частые мысли о ней - это часть ее жизни. Мне вспоминаются строки из "Синей птицы" Метерлинка: наши мертвецы возвращаются жить с нами, когда мы думаем о них. Дорогая бабушка Фини, мы очень часто возвращаем тебя к жизни, вспоминая в наших беседах и мыслях, дома, на кладбище - твои слова, твой образ встают перед нами. Вот и сейчас я воскрешаю тебя, когда пишу о твоей жизни, в еще воскресят тебя все те, кто будут думать о тебе, читая эти строки.
{125}
В СТРАНЕ
23.9.1939.
Нахалал,
сельскохозяйственная школа
(на венгерском)
Сегодня я должна писать по-венгерски, т. к. хочу написать о многом. Так много мыслей теснятся в голове, что мой бедный иврит не может их выразить. Сегодня - Судный день, и мне хочется в ясной форме высказать свои мысли. Как бы мне хотелось навсегда сохранить в сердце впечатления от первых дней пребывания в стране. Я здесь нахожусь уже четыре дня. Передо мной на небольшом расстоянии "сабра" карабкается на масличное дерево. Вокруг - деревья, характерные для Эрец-Исраэль. Я нахожусь в Эздрелонской долине, в Нахалале. В конце концов я прибыла домой, в Эрец-Исраэль. Я еще не познакомилась со своей школой.