Мерфи Уоррен. В руках врага

   — Возможно, скоро твоим страданиям наступит конец, — ответил Римо.
   — Я хочу познакомиться с этой феей из барака, чье лицо подобно лопате, а тело трактору.
   — Ладно, — сказал Римо. — Я тоже хочу, чтобы ты с ней познакомился. Я ей о тебе рассказывал.
   — Она и меня попытается убить?
   Римо покачал головой.
   — Я не так много рассказал ей о тебе.
   Римо и Чиун остановились в дверях ресторана, где им предстояло свидание с Людмилой.
   — Вот она, — сказал Римо и указал на молодую русскую. Никто в ресторане не обратил на него никакого внимания, потому что все посетители устремили свои взгляды на Людмилу — мужчины с вожделением, женщины с завистью.
   — Она уродлива, — заметил Чиун.
   — Ее кожа подобна пене морской, — сказал Римо.
   — Да, вот почему она уродлива. У красивых женщин кожа имеет иной оттенок.
   — Ты только взгляни на ее глаза.
   — Да, бедняга! Они круглые и — фиалковые. Фиалковые глаза — плохая защита от солнечных лучей. Женись на этой женщине и, еще прежде чем вы проживете вместе тридцать весен, ты получишь слепую сову.
   — Да видел ли ты когда-нибудь подобные руки? — не унимался Римо. Людмила поднялась, увидев Римо в дверях. — А тело?
   — Нет, благодарение силам небесным, избавляющим старцев от сильных потрясений. Что за уродина!
   — Я люблю ее, — сказал Римо.
   — Я ненавижу ее и ухожу домой. — Чиун развернулся и быстро зашагал к отелю, глубоко задумавшись.

Глава девятая

   По дороге в ее отель Римо наконец раскололся. Он держался изо всех сил, пока им приносили салат, суп, горячее, кофе и десерт, — ни к чему не притронулся, — но Людмиле в конце концов удалось его уломать, и он раскрыл ей секрет своей мощи.
   Все дело было в свечках. Он должен спать при зажженных свечах. Если в спальне не было свечей или если они догорали, сила покидала его мышцы.
   — Но почему же этого не произошло прошлой ночью? — спросила Людмила.
   — Потому что я не спал, — ответил Римо. И в доказательство правоты своих слов он зашел в магазин и купил там три толстые красные свечи размером с большую кофейную кружку.
   В ту ночь Римо мирно спал в ее огромной кровати, а Людмила отправилась в гостиную, позвонила куда надо, после чего задула все свечи и легла подле Римо.
   А Римо спал и не слышал, как она вставала, как задували свечи, как звонила кому-то и как вернулась в постель.
   Он проснулся только в самый последний момент — чтобы успеть заняться мужчиной, проникшим в спальню: мужчина взял Римо за горло и начал его сильно сдавливать. Римо припечатал его к спинке кровати.
   — Ты солгал мне! — закричала Людмила.
   — Поговорим утром.
   — Ты сказал, что секрет твоей силы — в свечах, — канючила она. — Ты солгал!
   Римо пожал плечами и перевернулся на другой бок.
   — Немедленно убирайся отсюда! Прихвати свое тело и выметайся!
   — Мне будет довольно трудно уйти без него, — отпарировал Римо.
   — Я имею в виду не твое тело, я имею в виду вон то тело, свисающее со спинки моей кровати.
   — Ну нет! — сказал Римо и, снопа перевернувшись, взглянул Людмиле прямо в глаза. — Позвони в русское посольство. Они его послали, пускай и забирают. Я больше не намерен убирать трупы. Вот и все. На этом покончим. Баста.
   Людмила вытянула длинный указательный палец и, улыбнувшись, провела им нежно от горла Римо до пупка...
   После того как Римо бросил труп в кучу мусора на заднем дворе отеля, он вернулся в постель к Людмиле.
   Но спать не стал.
   — Смитти, мне нужны деньги. Наличные! — Римо барабанил пальцами по журнальному столику в гостиной своих апартаментов, вслушиваясь в треск и хруст, доносившиеся через Атлантику с другого конца провода.
   Через несколько секунд он понял, что треск и хруст не имели отношения к дефектам трансатлантической связи. Эти звуки производил Смит.
   — Наличные? — переспросил Смит. — Да я только что получил отчет за твои расходы на тысячу долларов!
   — Ну и что? Это очень много?
   — Из обувного магазина? — заметил Смит.
   — Перестаньте, Смитти, вы же сами знаете, как трудно найти подходящую пару ботинок. Приходится покупать две пары.
   — На тысячу долларов?
   — Ну, я купил двадцать две пары. Очень важно, чтобы нам было удобно.
   — Понятно, — сухо ответил Смит. — И я полагаю, что все эти двадцать две пары находятся у тебя в чемодане.
   — Нет, конечно. Разве я смогу путешествовать, таская с собой двадцать две пары ботинок?
   — Ну и что же ты с ними сделал?
   Римо вздохнул.
   — Я раздал их нуждающимся. Слушайте, Смитти, ну почему вы вечно брюзжите по поводу денег? Я только что спас весь свободный мир от катастрофы, а вы недовольны тем, что я купил какую-то вшивую пару ботинок. Мне нужны деньги!
   — Сколько?
   — Пятьдесят тысяч.
   — Это невозможно. Для ботинок это чересчур много.
   — Я больше не буду покупать ботинки. Мне нужны деньги для другого. Это действительно очень важно.
   — Для чего?
   — Я не скажу.
   — Тогда не получишь.
   — Ладно. Тогда я соберу пожертвования. И запродамся тому, кто даст мне больше всех.
   Чиун крякнул из дальнего конца комнаты:
   — Даю двадцать центов!
   Римо метнул на него свирепый взгляд.
   — Ну хорошо, — сказал Смит после долгой паузы. — Я направлю чек в контору «Америкэн экспресс». У тебя паспорт на фамилию Линдсей?
   — Подождите минутку, я должен посмотреть. — Римо порылся в ящике письменного стола и нашел паспорт под какой-то штуковиной в вощеной бумаге, подозрительно похожей на дохлую рыбу.
   — Точно. Римо Линдсей.
   — Деньга будут там через час.
   — Отлично, Смит. Вы никогда об этом не пожалеете!
   — Ладно. И что ты собираешься купить на эти деньги?
   — Сейчас не могу сказать. Но мы назовем нашего первенца в вашу честь.
   — Да? — произнес Смит, выказывая более чем обычную заинтересованность.
   — Да. Скупердяй-Скряга Уильямс. Если родится мальчик.
   — До свидания, Римо.
   Римо положил трубку и заметил взгляд Чиуна.
   — Нам пора серьезно поговорить, — сказал Чиун.
   — О чем?
   — Существует обычай, что отец посвящает сына в некоторые вещи, когда сын становится достаточно взрослым, чтобы их понять. В твоем случае я лучше сделаю это сейчас, чем буду ждать еще десять лет.
   — Ты имеешь в виду секс и все такое?
   — Отчасти. И женщин, дурных и хороших.
   — Я об этом и слушать не хочу.
   Чиун сложил ладони домиком, словно не расслышал слов Римо.
   — Так, а теперь скажи мне, если бы ты мог выбрать себе из всех женщин мира одну, с которой решил бы остаться всю жизнь, кого бы ты выбрал?
   — Людмилу, — ответил Римо.
   Чиун покачал головой.
   — Будь серьезным. Я имею в виду: любую женщину на свете, а не просто женщину, которая настолько безрассудна, что хочет появляться с тобой на людях. Дай волю своему воображению. Любая женщина. Назови ее имя.
   — Людмила!
   — Римо! На свете множество красивых женщин, некоторые из них даже имеют нераскосые глаза. Есть умные женщины, нежные женщины. Есть даже немногословные женщины. Но почему тебе понадобилась эта русская трактористка-танкистка?
   — Потому что.
   — Почему потому что?
   — Потому что я ее люблю.
   Чиун поднял очи к небесам, точно прося Всевышнего обратить самое пристальное внимание на проблемы, с которыми ему, Чиуну, приходится разбираться в этой жизни.
   — А она тебя любит?
   — Думаю, да.
   — Она прекратила свои попытки убить тебя?
   — Очень скоро этому будет положен конец.
   — Очень скоро, — передразнил Чиун. В его голосе зазвучали нотки искреннего участия. — Знаешь ли ты, Римо, кто воистину тебя любит?
   — Нет. Кто? — спросил Римо, надеясь, что Чиун даст слабину. Хотя бы раз.
   — Смит, — ответил Чиун после секундной паузы.
   — Глупости!
   — Президент Соединенных Штатов. Автомобилестроитель.
   — Сивый мерин! Он даже не знает моего имени. Он называет меня «эти двое».
   — Жители Синанджу! — закричал Чиун.
   — Прожорливые свиньи! — заорал в ответ Римо. — Они даже не знают о моем существовании. Если они терпят меня, то только потому, что я имею некоторое отношение к тем лентяям, которые каждый ноябрь отправляют им очередной груз золота.
   Чиун молчал. Он смотрел прямо в потолок, словно собираясь с мужеством назвать Римо имя еще одного человека, который действительно его любит. Наконец он оторвал взгляд от потолка.
   — Нет никакого смысла вести дискуссию о чем бы то ни было с человеком, который изъясняется как скотник.
   — Ладно. Значит ли это, что наша дискуссия о цветочках и ягодках подошла к концу?
   — Мы не упоминали ни цветочков, ни ягодок — речь шла о домашних животных, — сказал Чиун.
   Римо встал.
   — У меня еще дела.
   — Какие?
   — Мне надо купить подарок.
   — Сегодня же не мой день рождения, — сказал Чиун.
   — Не для тебя, — ответил Римо, идя к двери.
   — Если бы мне было до этого хоть какое-то дело, — сказал Чиун. — Если бы тот, кто действительно...
   — Что? — спросил Римо, остановившись.
   — Ничего, — сказал Чиун. — Ступай!
   Получив банковский чек на пятьдесят тысяч долларов, Римо отправился на Рю-де-ла-Пе, где отыскал ювелирный магазин.
   За алмаз просили сорок тысяч, но путем хитроумных ухищрений, долгого и изнурительного торга и «фантастического» владения французским языком, на котором велись переговоры, Римо удалось поднять цену до пятидесяти тысяч. Он бросил банковский чек на прилавок и подтолкнул его французу-ювелиру, чьи глаза имели вид двух сваренных вкрутую яиц, а усы, похоже, появились под носом в результате одного взмаха карандаша для бровей. Ювелир поспешно сунул чек в ящик кассового аппарата.
   — Хотите, я заверну кольцо в специальную подарочную упаковку? — спросил он, произнеся английские слова в первый раз с тех пор, как Римо переступил порог магазина.
   — Нет, я его съем прямо здесь. Ну конечно, хочу!
   — Подарочная упаковка стоит два доллара.
   — Пусть будет три, — предложил Римо.
   — Я бы с удовольствием, по... — Ювелир сделал типично галльское движение плечами. — Вы же знаете порядки.
   — Вы и сами знаете, — сказал Римо, нажал кнопку, открывающую ящик кассового аппарата, и ловко выхватил банковский чек на сумму в пятьдесят тысяч долларов. — Всего хорошего!
   — Подождите, сэр! Для вас я сделаю исключение.
   — Я на это надеялся. Упакуйте!
   Когда он преподнес восьмикаратный камень Людмиле, она разорвала обертку, открыла коробочку, взглянула на кольцо и бросила его в угол комнаты.
   — У меня уже есть бриллианты, — сказала она. — Неужели ты думаешь, я приму подарок от человека, который мне солгал?
   — О'кей, сейчас я скажу тебе правду. Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты поехала со мной в Америку.
   Людмила фыркнула.
   — Еще чего! Ты думаешь, я так просто отрекусь от родины? Никогда! Я же русская.
   — Ты любишь меня?
   — Возможно.
   — Тогда поедем со мной в Америку!
   — Нет.
   — Мой секрет находится в Америке, — сказал Римо.
   — Да?
   — Там есть один родник, чьи воды делают человека непобедимым.
   Она пришла в его объятья, и он без особых усилий почувствовал, как по его телу разлилось тепло.
   — О, Римо, я так рада, что ты по крайней мере сказал мне правду. Где же находится этот источник?
   — В Лас-Вегасе. Это город.
   — Никогда не слыхала.
   — Там много воды.
   — И когда ты собираешься туда ехать? — спросила Людмила.
   — Завтра.
   — Завтра?
   Римо поцеловал ее в губы.
   — Завтра, — повторил он. — А на сегодняшний вечер у меня есть кое-какие планы.
   Она взглянула на него бархатным взором.
   — Ну ладно, завтра так завтра.
   После ухода Римо Людмила подобрала бриллиантовое кольцо с пола. Из перламутровой шкатулки для украшений, хранящейся в верхнем ящике комода, она вытащила ювелирную лупу и внимательно осмотрела камень.
   «Отнюдь не чистой воды, — подумала она и заметила крошечную угольную точечку в глубине камня. — Красная цена — тридцать тысяч. Но этот американец, скорее всего, отвалил за него все сорок тысяч. Американцы такие дураки».
   Она положила кольцо в коробочку и пошла позвонить по международной.

Глава десятая

   Он направился не в здание на площади Дзержинского. На этот раз путь его лежал прямо в Кремль. Маршал Деня решил не надевать орденские планки. И понял, что не ошибся, когда предстал перед четырьмя кремлевскими обитателями. Все они были в одинаковых костюмах с многорядным иконостасом планок. У каждого из них орденов и медалей было намного больше, чем у Дени, и, если бы он надел свои, он бы тем самим признал, что ниже их по рангу. А в костюме без орденских планок он только давал понять, что просто отличается от них.
   Он смотрел на клавиатуру нашивок, украшающих четыре груди, — нашивки были похожи на кукурузные початки. Военные ордена, подумал он, это награда не за мужество и умение, а за выживаемость. Лучшие, самые отважные солдаты, каких ему доводилось знать, очень часто так и не доживали до своих орденов. Те юные гордецы злобно посмеялись бы при виде этих орденоносных трупов, которые вылупили близорукие глаза на Деню и сурово потребовали объяснений по поводу его «странных подвигов».
   — Странных? — переспросил Деня, обращаясь к председательствующему на этом совете. — «Треска» уничтожила глубоко законспирированную и мощную американскую шпионскую организацию в Западной Европе. В ходе операции мы потеряли кое-кого из сотрудников — это верно. Но мы постоянно обучаем новых людей для возмещения потерь. Через несколько месяцев... недель мы вновь обретем былую силу, а вот американцам уже никогда не удастся возродить свою мощь на этом участке.
   Он не верил в то, что говорил. Как не поверил, ясное дело, и председательствующий — иссохший старик с лицом, подобным потрескавшейся от засухи земле.
   — А какие есть гарантии, — спросил старик, — что наши новые подразделения не будут уничтожены точно так же, как их предшественники? Что вы сделали, чтобы не допустить повторения таких же событий?
   — Я изолировал специального американского агента, который нанес нам тяжелые потери в живой силе. Я проник в их сеть. Очень скоро мы получим ответ на эту загадку.
   — Скоро — это недостаточно.
   — Скоро — это оптимально, — сказал Деня, безуспешно пытаясь не повышать голос. Он перевел взгляд на других сидящих за деревянным голым столом в полуподвальной комнате. — В подобных операциях приходится время от времени сталкиваться с необычными явлениями. И необходимо тщательно изучить все, прежде чем уничтожить цель!
   Один из членов совета когда-то претворял в жизнь тактику выжженной земли, которую применяла Россия в войне против нацистов. Деня обратился непосредственно к нему:
   — Это все равно как пехота впервые сталкивается в бою с танками. Легче всего отступить. Или поддаться панике и начать забрасывать танки камнями. Но самое разумное — наблюдать и подмечать слабости этих чудовищ. Что и сделал наш героический народ в борьбе с проклятою ордой Гитлера.
   Старый организатор партизанского движения кивнул. Деня подумал, что одного ему удалось убедить, но вдруг с раздражением понял, что старик просто клюет носом во сне. Сидящий крайний справа человек имел вид отставного дьячка и манеры вечного рогоносца. И внешность и манеры скрывали тот факт, что он был военным советником председателя, от чьего рыка трепетали даже сотрудники тайной полиции. Некогда он полностью заселил своими личными врагами только что отстроенный лагерь.
   — Ваша аналогия интересна, Григорий, но неубедительна. Нас не интересует тактика, успешно примененная тридцать лет назад в иных обстоятельствах. Мы ждем доклада о том, что вы собираетесь предпринять для решения возникшей проблемы.
   — Один наш агент вступил в контакт с американцем... Она...
   — Она? — прервал Деню престарелый председатель.
   — Да. Людмила Чернова. — Деня посмотрел на сидящего с правого края человека и снова слегка улыбнулся. Этот старик два года спал с Людмилой. — Некоторым из вас она знакома, — продолжал Деня. — Людмила один из наших лучших агентов. Она в настоящее время направляется в Штаты с этим американцем. Он считает, что она бежит с ним на Запад во имя любви. Ей дано задание выяснить, каким необычным оружием, какими средствами или методами пользуется этот человек, после чего мы сможем его уничтожить.
   — И когда, по-вашему, это будет выполнено? — спросил военный советник председателя.
   — Трудно сказать, — пожал плечами Деня. По выражению лиц сидящих за столом он понял, что ответ их не удовлетворил. — В течение недели.
   Помощник председателя кивнул. Он обвел взглядом остальных членов совета и сказал:
   — Хорошо. Неделя. И если за это время мы не достигнем результатов, придется предпринять другие меры.
   Деня по-военному кивнул. Он постарался не выказывать своего понимания того, что «другие меры» будут, в частности, означать его увольнение и изгнание и что предстоящая неделя и сексуальная русская куртизанка давали ему шанс избежать ссылки.
   Или чего похуже.
   На борту самолета авиакомпании «Эр Франс», направляющегося в Нью-Йорк, Римо сидел между Людмилой и Чиуном, который постоянно требовал у стюардессы принести ему новые журналы. Он быстро просматривал каждый журнал и, перегибаясь через Римо, привлекал внимание русской к статьям, описывающим недавние зверства за «железным занавесом».
   Людмила мрачно смотрела в иллюминатор.
   — Ладно, Чиун, перестань, — сказал Римо.
   — Я просто стараюсь быть дружелюбным, — ответил Чиун. Он полистал журнал и возбужденно передал его в руки Людмиле.
   — Смотрите! Реклама нового трактора. Вам понравится в Америке. Там у них масса тракторов, за штурвал которых вам можно будет сесть.
   Людмила выхватила журнал и швырнула его на пол, а потом в отчаянии обхватила ладонями виски. Бриллиант на среднем пальце правой руки сверкнул восьмикаратным блеском.
   — Долго мне еще терпеть эти унижения? — спросила она.
   — Унижения? — переспросил Чиун. — Какие унижения? Вы считаете дружеский жест и теплую беседу унижением? — Он обратился к Римо, точно Людмилы здесь не было: — Нет, правда, Римо, я никак не могу понять, что ты в ней нашел!
   Римо тихо зарычал. Людмила повернула окаменевшее лицо к иллюминатору. Чиун обратился к другому иллюстрированному журналу. Он просиял, увидев знакомую фотографию, и сунул журнал Римо.
   — Смотри, Римо. Женщина. Ну не красавица ли?
   — Да, — ответил Римо без всякого энтузиазма. — Красавица.
   — Я знал, что она тебе понравится. — Чиун откинулся на спинку кресла и стал разглядывать портрет. Эта женщина была во вкусе Римо. Длинные ноги, полная грудь. На этом парне можно ставить крест! Если скаковую лошадь одеть в платье, Римо влюбится и в нее.
   Чиун читал врезку под фотографией полуодетой голливудской кинозвезды, впервые выступавшей в ночном клубе с шоу, по ходу которого она демонстрировала частичную наготу и полнейшую безмозглость.
   — Римо, так куда мы собираемся?
   — Мы с Людмилой едем в Лас-Вегас. Куда ты — я понятия не имею.
   Чиун кивнул и сказал тихо:
   — Я бы тоже мог съездить в Лас-Вегас.
   Он перечитал текст под фотографией. Голливудская звезда начинала выступать в новом амплуа на подмостках «Кристалл-отеля» в Лас-Вегасе. Чиун закивал. Остается только одно: побороть уродство уродством же.
   Ах, как бы все упрощалось, если бы Римо увлекся одной из миловидных дев Синанджу. Как бы все упрощалось!
   Чиун продолжал размышлять об этом, когда Римо встал и направился в мужской туалет, расположенный в переднем отсеке салона первого класса.
   Людмила подождала, пока он скроется за занавеской, и, пересев в его кресло, устремила взгляд на Чиуна.
   «Глаза как у коровы», — подумал тот.
   — Почему вы меня ненавидите? — спросила она.
   — Я вас не ненавижу, я просто не пойму, что он, — Чиун мотнул головой в сторону туалета, — в вас нашел.
   — Наверное, любовь.
   — Он получает всю необходимую ему любовь.
   — От кого?
   — От меня.
   — Вы ревнуете?
   — Ревную? Чтобы Мастер ревновал? Неужели вы думаете, что меня заботят поступки бледнолицых ослов? Вовсе нет! Он — исключение. Я потратил годы на этого дурня и теперь не могу спокойно сидеть и смотреть, как из него вьет веревки та, кто только и мечтает его убить.
   — Вы считаете, что я именно этого и хочу?
   — Да, я так считаю. Потому что это желание написано у вас на лбу крупными буквами. Только полный идиот может этого не заметить.
   — Идиот. Или влюбленный. — Людмила рассмеялась. Она продолжала смеяться, когда Римо вернулся на свое место.
   — Отрадно видеть, что наконец-то вы поладили, — сказал Римо.
   Людмила снова засмеялась. Чиун хмыкнул, отвернулся и стал через проход смотреть в иллюминатор.
   Чуть позже в тот же день состоялись две важные встречи.
   В Вашингтоне государственный секретарь стоял перед столом президента и ждал, пока Верховный Главнокомандующий страны скрепит несколько листков бумаги. Президент аккуратно расположил сшиватель у верхнего левого края стопки, придерживая его большим и средним пальцем левой руки. Он поднял правый кулак вровень со лбом и с силой ударил им по сшивателю.
   И промазал.
   Кулак упал на мирно лежащую левую руку. Сшиватель отлетел в сторону. Бумаги взметнулись вверх. Президент вздернул левую руку ко рту и принялся сосать ушибленные пальцы.
   Он вздохнул, поднял глаза и тут вспомнил о государственном секретаре. Странно, почему-то он стоял посреди кабинета. Почему он не подойдет ближе к столу?
   Он знаком пригласил госсекретаря подойти, и тот, опасливо поглядывая на сшиватель, медленно двинулся к столу.
   — Что случилось? — спросил президент.
   — Я только что вернулся с закрытого заседания сенатского комитета но международным делам, — сказал госсекретарь.
   Он не говорил, а медленно, с хорошей артикуляцией произносил фразы, и это было похоже на то, как если бы он собирался излагать основы новой математической теории античным грекам.
   — Ну и? — промычал президент, все еще держа пальцы левой руки во рту. Боль постепенно проходила. Если все обойдется, под ногтями не возникнут черные кровоподтеки.
   — Они прознали, что мы каким-то образом одержали крупную победу в борьбе разведок на европейском театре. Ну и, естественно, они намереваются провести сенатское расследование случившегося.
   — Мммммм, — продолжал сосать пальцы президент.
   — Я сообщил им, что мне ничего не известно об этой победе и что, конечно же, мы не имели никакого отношении к ней, если такая победа действительно одержана.
   — Мммммм, — сказал президент.
   — Но мне не поверили. Они считают, что ваша администрация посягнула на прерогативы конгресса и ввергла себя в некую авантюру на поприще внешней разведки.
   — Мммммм.
   — Они собираются вызвать меня и директора ЦРУ для дачи показаний, возможно, в самые ближайшие дни.
   — Мммммм. Это вполне логично.
   — Не думаете ли вы, господин президент, что сейчас самое время рассказать мне, что же все-таки случилось в Европе?
   Президент вытащил пальцы изо рта.
   — Не думаю. Все, что вам известно, соответствует действительности. Соединенные Штаты не предприняли ровным счетом никаких действий по каналам своих правительственных служб, направленных на достижение результатов, которые, как предполагают в конгрессе, имели место в Европе. Придерживайтесь этой версии. Это правда.
   Государственный секретарь кивнул, но вид у него был несчастный.
   — Скажите, как, по вашему мнению, — продолжал президент, — конгресс действительно хочет, чтобы русские нас побили?
   — Нет, господин президент, — сказал госсекретарь. — Но они льют воду на мельницу тех, кто этого желает.
   — Кто же?
   — Пресса. Молодежь. Радикалы. Все, кто ненавидит Америку по той причине, что, живя в этой стране, они имеют гораздо больше, чем того заслуживают.
   Президент кивнул. Ему нравилось, когда государственный секретарь ударялся в философию. Госсекретарь подождал немного и пошел к выходу.
   Его рука коснулась дверной ручки, когда президент его окликнул:
   — Господин госсекретарь!
   — Да, сэр?
   — Мне эти люди уже порядком поднадоели. Я хочу, чтобы вы это знали. Если конгресс попытается устроить вам головомойку за это европейское дело...
   — Да, сэр?
   — ... я их всех подвешу за яйца!
   Государственный секретарь посмотрел президенту прямо в глаза, и тот ему подмигнул.
   Другая важная встреча состоялась позже в тот же день за кулисами ночного клуба «Кристалл-отеля» в Лас-Вегасе, где мисс Джаканн Джюс — везде и всюду она фигурировала как «мисс Джаканн Джюс», хотя ей никогда, начиная с одиннадцатилетнего возраста, не грозила опасность быть принятой за мистера Джаканна Джюса — пыталась втолковать своему модельеру, почему ей не нравится покрой ее нового бюстгальтера.
   — Слушай, я же собираюсь в финале тряхнуть своими сиськами. Было бы очень неплохо, если бы я еще смогла вынуть их из бюстгальтера. Но, черт побери, эта штука не открывается!
   Модельер был низкого роста, с длинными белесыми волосами и с тонкими, как у ребенка, запястьями. Он дотронутся безобидными пальцами до передней застежки бюстгальтера молодой красавицы и показал ей, как просто — легким нажимом сверху и снизу — можно мгновенно расстегнуть застежку.
   — Видишь? — спросил он, когда застежка с хлопком расстегнулась, бюстгальтер упал на пол и мисс Джаканн Джюс осталась стоять посреди сцены с голой грудью. Снующие вокруг них люди замерли — со всех сторон раздалось смущенное покашливание. Мужчины, всего лишь за секунду до сего момента занимавшиеся серьезными делами, за которые они получали жалованье, бросили работу, позабыв обо всем, за исключением молочных желез мисс Джаканн Джюс.