Страница:
— Сотник, мы погибнем здесь не только за Русь, но и за Болгарию, — продолжил он. — Знай это сам и передай другим болгарам.
Стоян с такой силой стиснул рукоять меча, что побелели кончики пальцев.
— Воевода, до сегодняшнего дня я сражался с ромеями лишь за Болгарию. Теперь стану мстить им и за тебя, русич Сфенкел…
А через несколько часов перед воеводой Сфенкелом стоял еще один болгарский воин. Его загорелое лицо было красиво, глаза смело смотрели на русича. Грудь прибывшего после длительной быстрой скачки еще шумно вздымалась, дыхание было прерывистым.
— Я — десятский Ангел из дружины боярина Самуила, изменившего Болгарии. Мне уже сказали, что сотник Стоян был здесь и совсем недавно ускакал к Дунаю. Однако прежде чем догнать его, я решил предупредить тебя, воевода.
— Предупредить? О чем? — насторожился Сфенкел.
— Тебе уже известно, что ромеи беспрепятственно минули Железные ворота и движутся на Преславу. По дороге сюда я видел, как многие болгары поспешают к тебе в крепость, а в ней узнал, что ты принимаешь их в свою дружину. Знай, не все они идут к тебе с чистым сердцем и добрыми намерениями. Среди тех, кого ты принял под свою руку, есть не только друзья Руси, но и ее враги. Когда ромеи осадят Преславу и начнут ее штурм, изменники, сговорившись с ними об удобном времени и месте, ударят твоим воинам в спину. Страшись их, русский воевода.
Сфенкел с нескрываемым любопытством окинул десятского с головы до ног.
— Откуда знаешь это?
— Моя родная сестра — любимая служанка жены боярина Самуила. Два дня назад у него в замке был пир с самыми близкими друзьями, тоже знатными вельможами и прославленными воеводами. Некоторые из них во хмелю говорили, что по сговору с императором Цимисхием явятся к тебе и великому князю Святославу как друзья Руси, а в нужную для ромеев минуту изменят вам и выступят против Руси и Болгарии.
Сфенкел нахмурился, его взгляд стал строже.
— Назови этих людей.
— Они мне неизвестны. Сестра может признать их в обличье, но откуда ей, простой деревенской девушке, знать имена сановных болгарских мужей? Большинство присутствовавших на том пиру она видела впервые и мельком, да и разговоры слышала обрывками.
— Ты прав, десятский, не все болгары друзья Руси, — согласился с Ангелом воевода. Затем, глядя собеседнику в глаза, медленно продолжил: — Страшен враг, прикидывающийся другом и таящий за пазухой нож, однако намного опасней тот, кто хочет поссорить тебя с единокровным братом.
Лицо десятского, мгновенно понявшего смысл произнесенных воеводой слов, побледнело.
— Я предупредил только о боярах-изменниках, а не о всех болгарах.
— Запомню твое предостережение. Теперь поговорим о другом. Скажи, отчего я должен верить о замышляемой против меня измене тебе, встреченному впервые, причем без доказательств истинности твоих слов? Однако, совершенно не зная тебя, я также не вправе подозревать тебя и в злом умысле. Посему я поступлю так. Завтра ромеи будут под Преславой и начнут ее осаду. Поступки вставших под мое знамя болгар, их верность или измена Болгарии и ее союзнице Руси решат твою участь. А покуда, десятский, ты станешь моим пленником.
Воевода глянул на стоявшего у окна высокого, подтянутого русского сотника, державшего руку на крыже меча.
— Всеслав, отбери у десятского оружие, и вели посадить под замок.
Светало. На фоне розовевшего неба чернели башни Преславы. Невдалеке от ее стен раскинулся византийский лагерь. Несмотря на ранний час, он весь был в движении. Доносились приглушенные расстоянием звуки труб и литавр, гром барабанов. Подняв знамена, двигались на крепость изготовившиеся к штурму легионы.
Вдоль городских стен, прикрывая главные ворота Преславы, против надвигавшихся таксиархий Цимисхия стояли ряды славян. Плечом к плечу, щит к щиту. До самых глаз надвинуты на головы шлемы, над сплошной стеной червленых щитов неподвижно застыла щетина острых копий. Подле ворот виднелась небольшая группа конных русичей и болгар во главе с воеводой Сфенкелом…
Прищурив глаза, зажав в кулак бороду, не сводил взгляда со славянских шеренг Цимисхий. Рядом с ним почтительно замерли боярин Самуил с неразлучным спутником-священником.
— Врагов намного больше, нежели ты говорил, — обратился к боярину Иоанн. — Их никак не меньше восьми-девяти таксиархий.
— Исчисляя врагов в Преславе, я имел в виду только русов. А под стенами стоят и болгары.
Цимисхий презрительно скривил губы.
— Твои соплеменники меня нисколько не волнуют. Я давно знаком с ними. Зато каковы в бою русы, сейчас увижу впервые…
Молча, без единого движения застыли славянские ряды. Не дрогнет в них ни один щит, не звякнет оружие, не шелохнется густой частокол копий. Все ближе к ним ровные шеренги таксиархий, уже отчетливо видны лица легионеров. Их передние ряды замедлили шаг и, дабы свободнее пользоваться оружием, раздвинулись в стороны.
Тотчас по команде Сфенкела острия славянских копий, смотревших прежде в небо, вздрогнули и наклонились вперед, нацеливаясь в грудь наступавшим легионерам. На стенах города появились ряды русских и болгарских лучников с уже натянутыми тетивами, туча стрел понеслась навстречу византийцам. Напрасно прикрывались щитами легионеры и пятились их поредевшие шеренги — славянские лучники поражали врагов без промаха и на выбор.
Уцелевшие византийцы остановились, принялись топтаться на месте. Не наступая, они лишь защищались от стрел. А со стороны римского лагеря, сверкая сталью, оглашая окрестности звуками военной музыки, приближались к месту боя новые таксиархии…
Подавшись грудью вперед, вытянув шею, пристально наблюдал за происходившими под стенами крепости событиями Цимисхий,
— Ты был прав, Варда, — не оборачиваясь, сказал он, — эти варвары действительно хорошие солдаты. Мы сражаемся уже целый день, однако не сдвинули их ни на шаг.
— Я знал это всегда, император. Разве не предупреждал при первом нашем разговоре о них, что русы — страшный враг?
Иоанн Цимисхий недовольно поморщился.
— Каковы бы они ни были, мы явились сюда победить. Причем боевой успех особенно нужен мне сегодня. Ты, Варда, опытный солдат и прекрасно понимаешь, как много значит для воина первый в начавшейся кампании бой.
— Согласен с тобой, император. Наши легионы должны почувствовать сегодня вкус победы. Даже если им не суждено увидеть спины бегущего врага, пусть хоть поле битвы останется за нами. Добиться этого могут лишь «бессмертные».
По лицу Цимисхия пробежала тень недовольства.
— Я еще не видел князя Святослава, а ты предлагаешь бросить в первый же бой гвардию. С кем, в таком случае, я приду к решительному сражению с самим киевским князем и его хваленой дружиной?
— Император, это всего лишь совет старого воина.
Оба замолчали, вновь стали следить за полем битвы. Как и раньше, неподвижно высилась под стенами Преславы стена красных щитов. На расстоянии полета стрелы от нее приводили себя в порядок, перестраивали ряды отступившие легионеры.
— Варда, отдаю в твои руки своих лучших воинов, — негромко произнес Цимисхий, не отрывая глаз от крепости. — Но мои легионы должны знать, что ни один враг не устоит перед их натиском.
— Они увидят это, император…
Из леса, расположенного на левом фланге славян, вынесся вал закованных в броню «бессмертных». Впереди с мечом в руке скакал Варда Склир. Выставив длинные копья, всадники мчались на славян сбоку, стремясь отсечь их от крепостных стен. Однако этому замыслу не суждено было осуществиться. Ворота Преславы распахнулись, оборонявшиеся начали быстро втягиваться в город. Только левое крыло славян, на которое неслись «бессмертные», осталось на месте, правда, здесь за последней шеренгой копьеносцев появилось несколько линий лучников.
— Император, они бегут! — громко крикнул Иоанн Куркуас, начальник метательных машин византийской армии. — Твои храбрецы-«бессмертные» ворвутся в город на спинах варваров!
— Да, Куркуас, они бегут, — с натянутой улыбкой отозвался Цимисхий, — значит, сегодня мы победили. Поэтому, магистр Петр, прикажи остановить конницу и прекратить атаки пехоты. А поскольку тебе, Куркуас, так не терпится очутиться в городе, повелеваю тебе следующее. Сегодня же ночью установишь под степами все свои машины и, прежде чем варвары успеют выйти утром в поле, начнешь рушить стены крепости. А когда к нам подойдет кувикуарий Василий с остальным войском и обозом, мы снова пойдем на штурм.
Над Преславой стлался дым. Из крепостных башен вырывались языки пламени, в стенах виднелись проломы. Поверх деревянных заборол в город летели камни и огромные стрелы, с треском лопались на стенах сосуды с зажигательной смесью. А по равнине, прикрываясь щитами, двигались к Преславе ровные прямоугольники византийских легионов. Свистевшие над заборолами камни и стрелы сшибали появлявшихся над ними славянских лучников, позволяя легионерам без особых помех приставлять к стенам осадные лестницы. И тотчас по ним быстро устремлялись вверх цепочки византийцев.
Но едва их головы возникали над стенами, и обстрел с земли прекращался из-за опасения поразить своих, из-за заборол появлялись русичи и болгары. Несколько минут ожесточенной схватки — и вступившие на стены легионеры сбрасывались на землю, а на тех, что сгрудились внизу и продолжали карабкаться по лестницам, сверху валились камни, лилась расплавленная смола. Трещали и ломались лестницы, на византийцев, пытавшихся установить новые, летела туча камней, стрел, обрушивались заранее припасенные стволы деревьев. Оставив у подножия стен груды распростертых безжизненных тел, прячась за щитами, остатки штурмующих пятились от крепости.
И вновь обстреливали Преславу камнеметы и огромные самострелы, рвались из сифонов в направлении стен струи «греческого огня». Опять шли на очередной приступ свежие легионы…
Закрываясь щитом, рубился среди дружинников возле наполовину разрушенного и сгоревшего заборола воевода Сфенкел. Он только что сбросил вниз соскочившего с лестницы на крепостную стену легионера, как рядом с ним вырос запыхавшийся сотник Всеслав.
— Беда, воевода. Кто-то из болгарских бояр открыл ромеям западные ворота крепости. Недруги уже в Преславе.
— Всем со стен отходить к Вышнему граду, — приказал Сфенкел. — Ты же немедля освободи десятского Ангела. Он оказался нашим другом, не место ему под замком.
Над краем заборола возникла каска и щит легионера. Ударом меча воевода смахнул их вниз, однако слева уже вскочили на стену сразу трое византийцев. Отбиваясь от наседавших врагов, Сфенкел медленно отступал к ведущей со стены в крепостной двор лестнице. Очутившись у ее верхней ступеньки и прежде чем начать спускаться, он последний раз огляделся вокруг с высоты стен.
Стены Преславы уже были пусты. Со всех сторон, по всем улицам и переулкам города отступали группы русских и болгарских воинов. Защищаясь от преследовавших византийцев, они спешили к расположенному посреди Преславы Вышнему граду, дворцу болгарских царей. Построенный на высоком холме, обнесенный толстой стеной, он представлял самостоятельную маленькую крепость. Облегченно вздохнув, Сфенкел сделал по лестнице первый шаг вниз. Очутившись в крепостном дворе, он взял на себя командование несколькими десятками русских и болгарских дружинников, которым удалось спуститься с захваченных легионерами стен. Построившись в боевой порядок, пополняясь за счет примыкавших к ним групп славянских воинов, отряду Сфенкела удалось пробиться к Вышнему граду. Едва воины Сфенкела очутились за стенами царского дворца, как одновременно из нескольких улиц на площадь перед Вышним градом хлынули легионеры.
Со скрежетом и скрипом закрылись ворота Вышнего града, возник на его стенах длинный ряд алых щитов. А в слишком близко подступивших к стенам легионеров полетели стрелы и камни…
В окружении «бессмертных» и свиты в городе появился Цимисхий. Не торопясь, проехал по пустынным, заваленным трупами улицам к Вышнему граду хмуро уставился на высившийся за стенами дворец болгарских царей.
— Иоанн Куркуас, — тихо сказал он, — под стенами Преславы пролилось уже слишком много византийской крови, чтобы лить ее снова. Поэтому пусть огонь избавит нас от остатков упрямых варваров.
Куркуас моментально исчез, а вскоре в Вышний град устремились горящие стрелы, на его стенах и башнях стали разбиваться сосуды с «греческим огнем». Деревянные постройки тут же вспыхнули, крепость и местность вокруг нее заволокли клубы густого дыма. Тогда из ревущего огня, падавшего дождем на землю раскаленного пепла появились шеренги русских и болгарских воинов, выстроились перед горевшей крепостью. Славянские ряды были сомкнуты, щиты подняты, в бликах огня сверкали мечи и копья. Окружая вышедших из пламени врагов, с трех сторон надвигалась на них с победным торжествующим криком масса Конных и пеших легионеров.
— Безумцы! Их всего около двух таксиархий, — прошептал Цимисхий, наклоняясь с седла в сторону царского дворца.
А перед Вышним градом уже кипело сражение. Не отступая ни на шаг, стоя спиной к бушующему пламени, пожираемым им стенам и башням, рубились русичи и болгары. Они были окружены, врагов не было только со стороны горевшей крепости, а изо всех ведущих ко дворцу улиц города спешили на помощь своим все новые отряды византийцев. Славянские ряды быстро редели, все короче становилась стена красных щитов. Однако еще быстрее вырастали перед ней груды вражеских тел. Не отрываясь, император Иоанн смотрел на поле боя.
— Варваров уже не больше пяти центурий, — пробормотал он.
Все меньше оставалось русичей и болгар, вот они едва видны за сплошным валом изрубленных и пронзенных копьями легионеров. Русские червленые щиты выглядели словно маленький затерянный островок среди бескрайнего моря византийцев.
— Их всего полусотня… — ни к кому не обращаясь, чуть слышно произнес Цимисхий.
Все реже мелькали в воздухе славянские мечи и копья, вот до императора донеслись громкие, ликующие крики легионеров. Шум битвы стих, лишь слышался треск пожара и грохот рушившихся в огне построек. Иоанн еще некоторое время молчал, затем повернулся к Склиру.
— Варда, я завоевал много стран. Видел десятки племен и народов, сражался в сотнях битв. Никогда доселе я не ведал страха и презирал его, но сейчас понял, что это такое.
— Император, когда осенью ты спрашивал о русах, я не обещал легких побед. Сегодня ты смог полностью понять, какой это враг.
— Ты говорил правду, Варда. Ответь, много ли у киевского князя этих одержимых?
— Если не считать русов, что отрезаны нами во Фракии и Македонии, где они зимовали, у князя Святослава в Доростоле и окрестностях не больше двадцати таксиархий. Нас втрое больше, Император.
— Втрое, — задумчиво повторил Цимисхий. —
Всего втрое.
— Вверх по Дунаю плывет наш флот, на судах еще многие тысячи воинов. К тому же мы всегда можем потребовать подкрепления из Империи. А варвары не получат ни одного человека. Наш флот, став на Дунае, отрежет их от Руси, из Фракии и Македонии мы тоже не пропустим к князю Святославу ни единого воина.
Подсчеты Склира нисколько не успокоили Иоанна.
— И все-таки нас очень мало, Варда. Я вовсе не намерен потерять в Болгарии лучшую часть своей армии, поэтому отправь гонца к друнгарию флота. Передай ему, дабы не спешил к Доростолу. Я хочу, чтобы еще до нашего появления князь Святослав узнал о падении Преславы и участи ее гарнизона. Пусть сравнит свою и нашу силу и получит достаточное время для горестных раздумий.
Мимолетная усмешка скользнула по губам Склира.
— Император, я хорошо знаю русов — они ни за что не уйдут из Болгарии по доброй воле. Как бы ни были мы сильны и сколько времени ни давали им на размышление, судьбу начавшейся войны решит только меч.
В глазах Цимисхия зажглось упрямство.
— Варда, тебе известно, что у Империи слишком много врагов. Поэтому лучше подождать несколько дней и дать русам возможность спокойно уйти домой, нежели оставить в Болгарии мертвыми половину приведенных сюда легионов. И потом, нас еще мало, чтобы успешно сразиться с русами самого князя Святослава.
3
Стоян с такой силой стиснул рукоять меча, что побелели кончики пальцев.
— Воевода, до сегодняшнего дня я сражался с ромеями лишь за Болгарию. Теперь стану мстить им и за тебя, русич Сфенкел…
А через несколько часов перед воеводой Сфенкелом стоял еще один болгарский воин. Его загорелое лицо было красиво, глаза смело смотрели на русича. Грудь прибывшего после длительной быстрой скачки еще шумно вздымалась, дыхание было прерывистым.
— Я — десятский Ангел из дружины боярина Самуила, изменившего Болгарии. Мне уже сказали, что сотник Стоян был здесь и совсем недавно ускакал к Дунаю. Однако прежде чем догнать его, я решил предупредить тебя, воевода.
— Предупредить? О чем? — насторожился Сфенкел.
— Тебе уже известно, что ромеи беспрепятственно минули Железные ворота и движутся на Преславу. По дороге сюда я видел, как многие болгары поспешают к тебе в крепость, а в ней узнал, что ты принимаешь их в свою дружину. Знай, не все они идут к тебе с чистым сердцем и добрыми намерениями. Среди тех, кого ты принял под свою руку, есть не только друзья Руси, но и ее враги. Когда ромеи осадят Преславу и начнут ее штурм, изменники, сговорившись с ними об удобном времени и месте, ударят твоим воинам в спину. Страшись их, русский воевода.
Сфенкел с нескрываемым любопытством окинул десятского с головы до ног.
— Откуда знаешь это?
— Моя родная сестра — любимая служанка жены боярина Самуила. Два дня назад у него в замке был пир с самыми близкими друзьями, тоже знатными вельможами и прославленными воеводами. Некоторые из них во хмелю говорили, что по сговору с императором Цимисхием явятся к тебе и великому князю Святославу как друзья Руси, а в нужную для ромеев минуту изменят вам и выступят против Руси и Болгарии.
Сфенкел нахмурился, его взгляд стал строже.
— Назови этих людей.
— Они мне неизвестны. Сестра может признать их в обличье, но откуда ей, простой деревенской девушке, знать имена сановных болгарских мужей? Большинство присутствовавших на том пиру она видела впервые и мельком, да и разговоры слышала обрывками.
— Ты прав, десятский, не все болгары друзья Руси, — согласился с Ангелом воевода. Затем, глядя собеседнику в глаза, медленно продолжил: — Страшен враг, прикидывающийся другом и таящий за пазухой нож, однако намного опасней тот, кто хочет поссорить тебя с единокровным братом.
Лицо десятского, мгновенно понявшего смысл произнесенных воеводой слов, побледнело.
— Я предупредил только о боярах-изменниках, а не о всех болгарах.
— Запомню твое предостережение. Теперь поговорим о другом. Скажи, отчего я должен верить о замышляемой против меня измене тебе, встреченному впервые, причем без доказательств истинности твоих слов? Однако, совершенно не зная тебя, я также не вправе подозревать тебя и в злом умысле. Посему я поступлю так. Завтра ромеи будут под Преславой и начнут ее осаду. Поступки вставших под мое знамя болгар, их верность или измена Болгарии и ее союзнице Руси решат твою участь. А покуда, десятский, ты станешь моим пленником.
Воевода глянул на стоявшего у окна высокого, подтянутого русского сотника, державшего руку на крыже меча.
— Всеслав, отбери у десятского оружие, и вели посадить под замок.
Светало. На фоне розовевшего неба чернели башни Преславы. Невдалеке от ее стен раскинулся византийский лагерь. Несмотря на ранний час, он весь был в движении. Доносились приглушенные расстоянием звуки труб и литавр, гром барабанов. Подняв знамена, двигались на крепость изготовившиеся к штурму легионы.
Вдоль городских стен, прикрывая главные ворота Преславы, против надвигавшихся таксиархий Цимисхия стояли ряды славян. Плечом к плечу, щит к щиту. До самых глаз надвинуты на головы шлемы, над сплошной стеной червленых щитов неподвижно застыла щетина острых копий. Подле ворот виднелась небольшая группа конных русичей и болгар во главе с воеводой Сфенкелом…
Прищурив глаза, зажав в кулак бороду, не сводил взгляда со славянских шеренг Цимисхий. Рядом с ним почтительно замерли боярин Самуил с неразлучным спутником-священником.
— Врагов намного больше, нежели ты говорил, — обратился к боярину Иоанн. — Их никак не меньше восьми-девяти таксиархий.
— Исчисляя врагов в Преславе, я имел в виду только русов. А под стенами стоят и болгары.
Цимисхий презрительно скривил губы.
— Твои соплеменники меня нисколько не волнуют. Я давно знаком с ними. Зато каковы в бою русы, сейчас увижу впервые…
Молча, без единого движения застыли славянские ряды. Не дрогнет в них ни один щит, не звякнет оружие, не шелохнется густой частокол копий. Все ближе к ним ровные шеренги таксиархий, уже отчетливо видны лица легионеров. Их передние ряды замедлили шаг и, дабы свободнее пользоваться оружием, раздвинулись в стороны.
Тотчас по команде Сфенкела острия славянских копий, смотревших прежде в небо, вздрогнули и наклонились вперед, нацеливаясь в грудь наступавшим легионерам. На стенах города появились ряды русских и болгарских лучников с уже натянутыми тетивами, туча стрел понеслась навстречу византийцам. Напрасно прикрывались щитами легионеры и пятились их поредевшие шеренги — славянские лучники поражали врагов без промаха и на выбор.
Уцелевшие византийцы остановились, принялись топтаться на месте. Не наступая, они лишь защищались от стрел. А со стороны римского лагеря, сверкая сталью, оглашая окрестности звуками военной музыки, приближались к месту боя новые таксиархии…
Подавшись грудью вперед, вытянув шею, пристально наблюдал за происходившими под стенами крепости событиями Цимисхий,
— Ты был прав, Варда, — не оборачиваясь, сказал он, — эти варвары действительно хорошие солдаты. Мы сражаемся уже целый день, однако не сдвинули их ни на шаг.
— Я знал это всегда, император. Разве не предупреждал при первом нашем разговоре о них, что русы — страшный враг?
Иоанн Цимисхий недовольно поморщился.
— Каковы бы они ни были, мы явились сюда победить. Причем боевой успех особенно нужен мне сегодня. Ты, Варда, опытный солдат и прекрасно понимаешь, как много значит для воина первый в начавшейся кампании бой.
— Согласен с тобой, император. Наши легионы должны почувствовать сегодня вкус победы. Даже если им не суждено увидеть спины бегущего врага, пусть хоть поле битвы останется за нами. Добиться этого могут лишь «бессмертные».
По лицу Цимисхия пробежала тень недовольства.
— Я еще не видел князя Святослава, а ты предлагаешь бросить в первый же бой гвардию. С кем, в таком случае, я приду к решительному сражению с самим киевским князем и его хваленой дружиной?
— Император, это всего лишь совет старого воина.
Оба замолчали, вновь стали следить за полем битвы. Как и раньше, неподвижно высилась под стенами Преславы стена красных щитов. На расстоянии полета стрелы от нее приводили себя в порядок, перестраивали ряды отступившие легионеры.
— Варда, отдаю в твои руки своих лучших воинов, — негромко произнес Цимисхий, не отрывая глаз от крепости. — Но мои легионы должны знать, что ни один враг не устоит перед их натиском.
— Они увидят это, император…
Из леса, расположенного на левом фланге славян, вынесся вал закованных в броню «бессмертных». Впереди с мечом в руке скакал Варда Склир. Выставив длинные копья, всадники мчались на славян сбоку, стремясь отсечь их от крепостных стен. Однако этому замыслу не суждено было осуществиться. Ворота Преславы распахнулись, оборонявшиеся начали быстро втягиваться в город. Только левое крыло славян, на которое неслись «бессмертные», осталось на месте, правда, здесь за последней шеренгой копьеносцев появилось несколько линий лучников.
— Император, они бегут! — громко крикнул Иоанн Куркуас, начальник метательных машин византийской армии. — Твои храбрецы-«бессмертные» ворвутся в город на спинах варваров!
— Да, Куркуас, они бегут, — с натянутой улыбкой отозвался Цимисхий, — значит, сегодня мы победили. Поэтому, магистр Петр, прикажи остановить конницу и прекратить атаки пехоты. А поскольку тебе, Куркуас, так не терпится очутиться в городе, повелеваю тебе следующее. Сегодня же ночью установишь под степами все свои машины и, прежде чем варвары успеют выйти утром в поле, начнешь рушить стены крепости. А когда к нам подойдет кувикуарий Василий с остальным войском и обозом, мы снова пойдем на штурм.
Над Преславой стлался дым. Из крепостных башен вырывались языки пламени, в стенах виднелись проломы. Поверх деревянных заборол в город летели камни и огромные стрелы, с треском лопались на стенах сосуды с зажигательной смесью. А по равнине, прикрываясь щитами, двигались к Преславе ровные прямоугольники византийских легионов. Свистевшие над заборолами камни и стрелы сшибали появлявшихся над ними славянских лучников, позволяя легионерам без особых помех приставлять к стенам осадные лестницы. И тотчас по ним быстро устремлялись вверх цепочки византийцев.
Но едва их головы возникали над стенами, и обстрел с земли прекращался из-за опасения поразить своих, из-за заборол появлялись русичи и болгары. Несколько минут ожесточенной схватки — и вступившие на стены легионеры сбрасывались на землю, а на тех, что сгрудились внизу и продолжали карабкаться по лестницам, сверху валились камни, лилась расплавленная смола. Трещали и ломались лестницы, на византийцев, пытавшихся установить новые, летела туча камней, стрел, обрушивались заранее припасенные стволы деревьев. Оставив у подножия стен груды распростертых безжизненных тел, прячась за щитами, остатки штурмующих пятились от крепости.
И вновь обстреливали Преславу камнеметы и огромные самострелы, рвались из сифонов в направлении стен струи «греческого огня». Опять шли на очередной приступ свежие легионы…
Закрываясь щитом, рубился среди дружинников возле наполовину разрушенного и сгоревшего заборола воевода Сфенкел. Он только что сбросил вниз соскочившего с лестницы на крепостную стену легионера, как рядом с ним вырос запыхавшийся сотник Всеслав.
— Беда, воевода. Кто-то из болгарских бояр открыл ромеям западные ворота крепости. Недруги уже в Преславе.
— Всем со стен отходить к Вышнему граду, — приказал Сфенкел. — Ты же немедля освободи десятского Ангела. Он оказался нашим другом, не место ему под замком.
Над краем заборола возникла каска и щит легионера. Ударом меча воевода смахнул их вниз, однако слева уже вскочили на стену сразу трое византийцев. Отбиваясь от наседавших врагов, Сфенкел медленно отступал к ведущей со стены в крепостной двор лестнице. Очутившись у ее верхней ступеньки и прежде чем начать спускаться, он последний раз огляделся вокруг с высоты стен.
Стены Преславы уже были пусты. Со всех сторон, по всем улицам и переулкам города отступали группы русских и болгарских воинов. Защищаясь от преследовавших византийцев, они спешили к расположенному посреди Преславы Вышнему граду, дворцу болгарских царей. Построенный на высоком холме, обнесенный толстой стеной, он представлял самостоятельную маленькую крепость. Облегченно вздохнув, Сфенкел сделал по лестнице первый шаг вниз. Очутившись в крепостном дворе, он взял на себя командование несколькими десятками русских и болгарских дружинников, которым удалось спуститься с захваченных легионерами стен. Построившись в боевой порядок, пополняясь за счет примыкавших к ним групп славянских воинов, отряду Сфенкела удалось пробиться к Вышнему граду. Едва воины Сфенкела очутились за стенами царского дворца, как одновременно из нескольких улиц на площадь перед Вышним градом хлынули легионеры.
Со скрежетом и скрипом закрылись ворота Вышнего града, возник на его стенах длинный ряд алых щитов. А в слишком близко подступивших к стенам легионеров полетели стрелы и камни…
В окружении «бессмертных» и свиты в городе появился Цимисхий. Не торопясь, проехал по пустынным, заваленным трупами улицам к Вышнему граду хмуро уставился на высившийся за стенами дворец болгарских царей.
— Иоанн Куркуас, — тихо сказал он, — под стенами Преславы пролилось уже слишком много византийской крови, чтобы лить ее снова. Поэтому пусть огонь избавит нас от остатков упрямых варваров.
Куркуас моментально исчез, а вскоре в Вышний град устремились горящие стрелы, на его стенах и башнях стали разбиваться сосуды с «греческим огнем». Деревянные постройки тут же вспыхнули, крепость и местность вокруг нее заволокли клубы густого дыма. Тогда из ревущего огня, падавшего дождем на землю раскаленного пепла появились шеренги русских и болгарских воинов, выстроились перед горевшей крепостью. Славянские ряды были сомкнуты, щиты подняты, в бликах огня сверкали мечи и копья. Окружая вышедших из пламени врагов, с трех сторон надвигалась на них с победным торжествующим криком масса Конных и пеших легионеров.
— Безумцы! Их всего около двух таксиархий, — прошептал Цимисхий, наклоняясь с седла в сторону царского дворца.
А перед Вышним градом уже кипело сражение. Не отступая ни на шаг, стоя спиной к бушующему пламени, пожираемым им стенам и башням, рубились русичи и болгары. Они были окружены, врагов не было только со стороны горевшей крепости, а изо всех ведущих ко дворцу улиц города спешили на помощь своим все новые отряды византийцев. Славянские ряды быстро редели, все короче становилась стена красных щитов. Однако еще быстрее вырастали перед ней груды вражеских тел. Не отрываясь, император Иоанн смотрел на поле боя.
— Варваров уже не больше пяти центурий, — пробормотал он.
Все меньше оставалось русичей и болгар, вот они едва видны за сплошным валом изрубленных и пронзенных копьями легионеров. Русские червленые щиты выглядели словно маленький затерянный островок среди бескрайнего моря византийцев.
— Их всего полусотня… — ни к кому не обращаясь, чуть слышно произнес Цимисхий.
Все реже мелькали в воздухе славянские мечи и копья, вот до императора донеслись громкие, ликующие крики легионеров. Шум битвы стих, лишь слышался треск пожара и грохот рушившихся в огне построек. Иоанн еще некоторое время молчал, затем повернулся к Склиру.
— Варда, я завоевал много стран. Видел десятки племен и народов, сражался в сотнях битв. Никогда доселе я не ведал страха и презирал его, но сейчас понял, что это такое.
— Император, когда осенью ты спрашивал о русах, я не обещал легких побед. Сегодня ты смог полностью понять, какой это враг.
— Ты говорил правду, Варда. Ответь, много ли у киевского князя этих одержимых?
— Если не считать русов, что отрезаны нами во Фракии и Македонии, где они зимовали, у князя Святослава в Доростоле и окрестностях не больше двадцати таксиархий. Нас втрое больше, Император.
— Втрое, — задумчиво повторил Цимисхий. —
Всего втрое.
— Вверх по Дунаю плывет наш флот, на судах еще многие тысячи воинов. К тому же мы всегда можем потребовать подкрепления из Империи. А варвары не получат ни одного человека. Наш флот, став на Дунае, отрежет их от Руси, из Фракии и Македонии мы тоже не пропустим к князю Святославу ни единого воина.
Подсчеты Склира нисколько не успокоили Иоанна.
— И все-таки нас очень мало, Варда. Я вовсе не намерен потерять в Болгарии лучшую часть своей армии, поэтому отправь гонца к друнгарию флота. Передай ему, дабы не спешил к Доростолу. Я хочу, чтобы еще до нашего появления князь Святослав узнал о падении Преславы и участи ее гарнизона. Пусть сравнит свою и нашу силу и получит достаточное время для горестных раздумий.
Мимолетная усмешка скользнула по губам Склира.
— Император, я хорошо знаю русов — они ни за что не уйдут из Болгарии по доброй воле. Как бы ни были мы сильны и сколько времени ни давали им на размышление, судьбу начавшейся войны решит только меч.
В глазах Цимисхия зажглось упрямство.
— Варда, тебе известно, что у Империи слишком много врагов. Поэтому лучше подождать несколько дней и дать русам возможность спокойно уйти домой, нежели оставить в Болгарии мертвыми половину приведенных сюда легионов. И потом, нас еще мало, чтобы успешно сразиться с русами самого князя Святослава.
3
В ветхом, наполовину вросшем в землю сарае замерли у стены сотник Всеслав и десятский Ангел. На плече у болгарина висел византийский щит, в руке блестел обнаженный трофейный меч. Он осторожно выглядывал в едва державшуюся на петлях дверь.
— Воевода Сфенкел велел пробиваться к Вышнему граду, — сказал Всеслав. — Там и наше место.
— Покуда ты меня освобождал, а потом оба отбивались от ромеев, мы упустили время. Теперь на всех улицах и подходах к царской крепости полно врагов. Нам не удастся пробиться к воеводе и его уцелевшим воинам, — возразил десятский.
— Но не сидеть же вечно в этой овчарне?
Ангел вместо ответа приложил палец к губам, сделал знак Всеславу замолчать. Став рядом с болгарином, сотник тоже выглянул в дверь. В ворота подворья, на котором находилось их убежище, с мечами наголо ворвались трое легионеров. Судя по их нетвердой походке, пунцовому цвету лиц, громким выкрикам и беспричинному смеху чувствовалось, что они изрядно пьяны. Заметив хозяйский дом, византийцы направились к нему, принялись ногами и рукоятками мечей выламывать запертую изнутри дверь.
Когда она рухнула, легионеры ворвались внутрь дома, и оттуда сразу донеслись душераздирающие женские крики. Кричали, судя по голосам, две женщины. Вскоре один крик резко оборвался, на пороге появились двое византийцев. Их мечи уже покоились в ножнах, они тащили за руки молоденькую, наполовину раздетую девушку. Следом за ними с горящей головней шел третий легионер. Он с размаху сунул головню под соломенную крышу дома, подождал, пока она загорится, и направился за товарищами, которые с хохотом тащили к сараю плачущую, сопротивляющуюся девушку.
Всеслав и Ангел поняли друг друга без слов. Миг — и они с мечами в руках замерли по обе стороны двери сарая. Через минуту она с треском распахнулась, в проеме показались византийцы и болгарка. Легионеры начали валить девушку на солому, та из последних сил защищалась, пустив в ход руки и зубы. Вскоре в дверях возник и третий византиец. Коротко размахнувшись, Ангел всадил ему в горло клинок, а Всеслав молча прыгнул на тех двоих, что возились с девушкой. Два удара мечом — и с ними тоже было покончено.
— Теперь быстрей… — прошептал Ангел, швыряя меч в ножны.
Он наклонился над одним из убитых, примерно одного с ним роста, стащил с него доспехи. Это же с другим легионером проделал Всеслав, и через некоторое время оба стояли в полном облачении византийских солдат. Когда они двинулись к выходу из сарая, девушка, до этого безмолвно следившая за действиями своих спасителей, бросилась за ними вслед, схватила Ангела за плечо.
— А я? — испуганно спросила она.
— Что «я»? — не понял десятский.
— Я тоже с вами, — торопливо заговорила девушка, переводя умоляющий взгляд с Ангела на Всеслава. — Ромеи все равно поймают меня, в городе от них никуда не спрячешься.
— Мы можем погибнуть, — заметил Ангел.
— Лучше смерть, чем снова попасть в руки ромеев.
— Хорошо, мы поможем тебе покинуть город. Послушай, — сотник, — повернулся десятский к русичу, — ты говоришь по-ромейски?
— Понимаю отдельные слова.
— Плохо. Однако выход есть.
Ангел оторвал от подола юбки девушки кусок полотна, выпачкал его щедро в крови, обмотал им голову Всеславу. Теперь на лице сотника виднелись лишь глаза, нос да торчащие усы. Болгарин, отступив на шаг, критически оглядел его.
— Прекрасно, — сказал он, с трудом нахлобучивая на изрядно увеличившуюся после перевязки голову русича византийскую каску. — Теперь можешь молчать сколько угодно. Пошли…
Он схватил девушку за длинные косы, намотал их на руку. Покинув подворье дома, все трое направились в сторону Вышнего града, куда спешили встречавшиеся на их пути византийцы. Впереди с обнаженным мечом шагал Ангел, тащивший за косы упиравшуюся и пронзительно кричавшую девушку. За ним, опираясь на древко копья и время от времени издавая стоны, плелся прихрамывающий сотник. Когда они пришли на площадь перед Вышним градом, там все было кончено. Стена, окружавшая царский дворец, сгорела почти дотла, сам дворец рухнул на землю, и языки пламени дожирали его остатки. Площадь кишела толпами византийских солдат, грабивших тела павших в бою славян. Из окружавших площадь домов неслись песни и смех пьяных легионеров, крики и плач горожан.
Ангел тронул за локоть остановившегося Всеслава.
— Нужно идти дальше, сотник. Погибшим мы не поможем ничем, а дабы отомстить, надобно жить самим.
С помощью девушки, шепотом указывавшей дорогу, они выбрались за пределы городской черты, углубились в обступивший Преславу лес. Здесь на первой укромной поляне Ангел остановился. Выпустил из пальцев волосы девушки, вытер вспотевшее от волнения лицо. Всеслав с брезгливостью сорвал с головы выпачканную чужой кровью повязку.
— Отсюда каждому своя дорога, — произнес десятский. — Тебе куда? — спросил он у девушки.
— Пережду ночь в лесу, а утром постараюсь узнать о судьбе отца и братьев, сражавшихся в дружине воеводы Сфенкела. После этого решу, как поступить дальше.
— Будь осторожна, и храни тебя Господь.
Попрощавшись со спасителями, девушка исчезла в лесу, а мужчины принялись обсуждать сложившееся положение, решая, как им скорее очутиться в Доростоле. Оба они сталкивались с византийской армией не первый раз, поэтому хорошо знали царившие в ней порядки. Взяв штурмом Преславу, легионеры будут всю ночь грабить и пьянствовать, ограничившись несением лишь караульной службы. Зато с первыми лучами солнца во все стороны, прежде всего к Доростолу, будут посланы конные разъезды и дозоры, за которыми после завтрака двинется главная часть войска. Тогда все дороги и пешеходные тропы окажутся не для беглецов. Им останутся лес, горные склоны и труднодоступные ущелья, в результате чего их движение будет затруднено настолько, что они смогут попасть к Доростолу после прибытия к нему византийцев. А им необходимо очутиться там до того, как враги обложат город лагерем, и проникнуть к своим будет крайне затруднено. И они нашли выход…
Едва в лесу начало светать, на горной дороге со стороны Преславы раздался конский топот. Всеслав и Ангел, чутко дремавшие среди больших валунов на изгибе дороги, тотчас вскочили с земли, подхватили копья и заняли за камнями заранее выбранные места. Вдалеке на дороге появились четверо конных византийцев, стали быстро приближаться к изгибу дороги с валунами на обочине. По неуклюжей посадке в седлах и неровной лошадиной рыси чувствовалось, что легионеры не совсем пришли в себя после бурно проведенной ночи.
Когда византийцы поравнялись с засадой, Ангел и Всеслав метнули копья. Двое легионеров замертво повалились из седел, а на уцелевших, толком еще ничего не понявших, славяне прыгнули сзади с валунов. Ангел удачно попал на лошадиный круп позади седла и, обхватив всадника левой рукой за грудь, правой вонзил ему кинжал в горло. Всеславу повезло меньше. Едва он очутился на спине коня, тот испуганно взвился на дыбы, сбросив хозяина и чужака на землю. Русич и византиец вскочили на ноги одновременно, однако в руке легионера сверкал выхваченный из ножен меч, а у Всеслава был лишь кинжал. Переменить оружие у русича не было времени, отступить либо уклониться от боя он не мог — позади разверзлась пропасть. Казалось, мгновения его жизни сочтены.
Но когда легионер взмахнул мечом, собираясь обрушить его на голову Всеслава, перед ним неожиданно возник новый враг: Ангел умело принял удар византийского клинка на свой щит. Воспользовавшись выигранными секундами, русич отшвырнул в сторону кинжал и тоже обнажил меч. Легионер не успел повторно занести клинок для удара — Всеслав раскроил ему череп вместе с каской.
— Благодарю, друже, — растроганно сказал он, обнимая Ангела. — Ты спас мне жизнь, я буду помнить это до конца дней своих.
— Забудем об этом, сотник, — недовольно поморщился болгарин. — На моем месте ты поступил бы точно так. Сейчас у нас есть куда более важные дела, нежели благодарить друг друга.
Десятский внимательно осмотрелся по сторонам, вслушался в наступившую на дороге после схватки тишину. Приложил ухо к земле.
— Покуда тихо, однако все равно надобно торопиться. Наши братья в Доростоле ждут нас.
Через минуту два всадника, каждый с запасной лошадью в поводу, мчались во весь опор по дороге.
Вдоль стен Доростола медленно шли великий князь Святослав и группа русских воевод. Они внимательно осматривали крепостные стены и башни, недавно углубленный ров, уже доверху наполненный дунайской водой. Невдалеке от них сдержал коней отряд всадников-болгар. Трое из них спешились, направились к русичам. В нескольких шагах от Святослава они остановились, сотник Стоян снял с головы шлем, отвесил великому князю поклон.
— Здрав будь, великий киевский князь.
— Желаю того и тебе, болгарин.
— Великий князь, ты — русич, я — болгарин. Но оба мы — славяне, оба — воины. Поэтому ты должен понять меня.
— Слушаю тебя. Однако вначале скажи, кто ты.
— Я — сотник Стоян, великий князь. Привел к тебе четыре сотни болгарских воинов, пожелавших защищать свою Родину от ромеев. Мы все просим об одном — позволь встать под твое знамя.
— Воевода Сфенкел велел пробиваться к Вышнему граду, — сказал Всеслав. — Там и наше место.
— Покуда ты меня освобождал, а потом оба отбивались от ромеев, мы упустили время. Теперь на всех улицах и подходах к царской крепости полно врагов. Нам не удастся пробиться к воеводе и его уцелевшим воинам, — возразил десятский.
— Но не сидеть же вечно в этой овчарне?
Ангел вместо ответа приложил палец к губам, сделал знак Всеславу замолчать. Став рядом с болгарином, сотник тоже выглянул в дверь. В ворота подворья, на котором находилось их убежище, с мечами наголо ворвались трое легионеров. Судя по их нетвердой походке, пунцовому цвету лиц, громким выкрикам и беспричинному смеху чувствовалось, что они изрядно пьяны. Заметив хозяйский дом, византийцы направились к нему, принялись ногами и рукоятками мечей выламывать запертую изнутри дверь.
Когда она рухнула, легионеры ворвались внутрь дома, и оттуда сразу донеслись душераздирающие женские крики. Кричали, судя по голосам, две женщины. Вскоре один крик резко оборвался, на пороге появились двое византийцев. Их мечи уже покоились в ножнах, они тащили за руки молоденькую, наполовину раздетую девушку. Следом за ними с горящей головней шел третий легионер. Он с размаху сунул головню под соломенную крышу дома, подождал, пока она загорится, и направился за товарищами, которые с хохотом тащили к сараю плачущую, сопротивляющуюся девушку.
Всеслав и Ангел поняли друг друга без слов. Миг — и они с мечами в руках замерли по обе стороны двери сарая. Через минуту она с треском распахнулась, в проеме показались византийцы и болгарка. Легионеры начали валить девушку на солому, та из последних сил защищалась, пустив в ход руки и зубы. Вскоре в дверях возник и третий византиец. Коротко размахнувшись, Ангел всадил ему в горло клинок, а Всеслав молча прыгнул на тех двоих, что возились с девушкой. Два удара мечом — и с ними тоже было покончено.
— Теперь быстрей… — прошептал Ангел, швыряя меч в ножны.
Он наклонился над одним из убитых, примерно одного с ним роста, стащил с него доспехи. Это же с другим легионером проделал Всеслав, и через некоторое время оба стояли в полном облачении византийских солдат. Когда они двинулись к выходу из сарая, девушка, до этого безмолвно следившая за действиями своих спасителей, бросилась за ними вслед, схватила Ангела за плечо.
— А я? — испуганно спросила она.
— Что «я»? — не понял десятский.
— Я тоже с вами, — торопливо заговорила девушка, переводя умоляющий взгляд с Ангела на Всеслава. — Ромеи все равно поймают меня, в городе от них никуда не спрячешься.
— Мы можем погибнуть, — заметил Ангел.
— Лучше смерть, чем снова попасть в руки ромеев.
— Хорошо, мы поможем тебе покинуть город. Послушай, — сотник, — повернулся десятский к русичу, — ты говоришь по-ромейски?
— Понимаю отдельные слова.
— Плохо. Однако выход есть.
Ангел оторвал от подола юбки девушки кусок полотна, выпачкал его щедро в крови, обмотал им голову Всеславу. Теперь на лице сотника виднелись лишь глаза, нос да торчащие усы. Болгарин, отступив на шаг, критически оглядел его.
— Прекрасно, — сказал он, с трудом нахлобучивая на изрядно увеличившуюся после перевязки голову русича византийскую каску. — Теперь можешь молчать сколько угодно. Пошли…
Он схватил девушку за длинные косы, намотал их на руку. Покинув подворье дома, все трое направились в сторону Вышнего града, куда спешили встречавшиеся на их пути византийцы. Впереди с обнаженным мечом шагал Ангел, тащивший за косы упиравшуюся и пронзительно кричавшую девушку. За ним, опираясь на древко копья и время от времени издавая стоны, плелся прихрамывающий сотник. Когда они пришли на площадь перед Вышним градом, там все было кончено. Стена, окружавшая царский дворец, сгорела почти дотла, сам дворец рухнул на землю, и языки пламени дожирали его остатки. Площадь кишела толпами византийских солдат, грабивших тела павших в бою славян. Из окружавших площадь домов неслись песни и смех пьяных легионеров, крики и плач горожан.
Ангел тронул за локоть остановившегося Всеслава.
— Нужно идти дальше, сотник. Погибшим мы не поможем ничем, а дабы отомстить, надобно жить самим.
С помощью девушки, шепотом указывавшей дорогу, они выбрались за пределы городской черты, углубились в обступивший Преславу лес. Здесь на первой укромной поляне Ангел остановился. Выпустил из пальцев волосы девушки, вытер вспотевшее от волнения лицо. Всеслав с брезгливостью сорвал с головы выпачканную чужой кровью повязку.
— Отсюда каждому своя дорога, — произнес десятский. — Тебе куда? — спросил он у девушки.
— Пережду ночь в лесу, а утром постараюсь узнать о судьбе отца и братьев, сражавшихся в дружине воеводы Сфенкела. После этого решу, как поступить дальше.
— Будь осторожна, и храни тебя Господь.
Попрощавшись со спасителями, девушка исчезла в лесу, а мужчины принялись обсуждать сложившееся положение, решая, как им скорее очутиться в Доростоле. Оба они сталкивались с византийской армией не первый раз, поэтому хорошо знали царившие в ней порядки. Взяв штурмом Преславу, легионеры будут всю ночь грабить и пьянствовать, ограничившись несением лишь караульной службы. Зато с первыми лучами солнца во все стороны, прежде всего к Доростолу, будут посланы конные разъезды и дозоры, за которыми после завтрака двинется главная часть войска. Тогда все дороги и пешеходные тропы окажутся не для беглецов. Им останутся лес, горные склоны и труднодоступные ущелья, в результате чего их движение будет затруднено настолько, что они смогут попасть к Доростолу после прибытия к нему византийцев. А им необходимо очутиться там до того, как враги обложат город лагерем, и проникнуть к своим будет крайне затруднено. И они нашли выход…
Едва в лесу начало светать, на горной дороге со стороны Преславы раздался конский топот. Всеслав и Ангел, чутко дремавшие среди больших валунов на изгибе дороги, тотчас вскочили с земли, подхватили копья и заняли за камнями заранее выбранные места. Вдалеке на дороге появились четверо конных византийцев, стали быстро приближаться к изгибу дороги с валунами на обочине. По неуклюжей посадке в седлах и неровной лошадиной рыси чувствовалось, что легионеры не совсем пришли в себя после бурно проведенной ночи.
Когда византийцы поравнялись с засадой, Ангел и Всеслав метнули копья. Двое легионеров замертво повалились из седел, а на уцелевших, толком еще ничего не понявших, славяне прыгнули сзади с валунов. Ангел удачно попал на лошадиный круп позади седла и, обхватив всадника левой рукой за грудь, правой вонзил ему кинжал в горло. Всеславу повезло меньше. Едва он очутился на спине коня, тот испуганно взвился на дыбы, сбросив хозяина и чужака на землю. Русич и византиец вскочили на ноги одновременно, однако в руке легионера сверкал выхваченный из ножен меч, а у Всеслава был лишь кинжал. Переменить оружие у русича не было времени, отступить либо уклониться от боя он не мог — позади разверзлась пропасть. Казалось, мгновения его жизни сочтены.
Но когда легионер взмахнул мечом, собираясь обрушить его на голову Всеслава, перед ним неожиданно возник новый враг: Ангел умело принял удар византийского клинка на свой щит. Воспользовавшись выигранными секундами, русич отшвырнул в сторону кинжал и тоже обнажил меч. Легионер не успел повторно занести клинок для удара — Всеслав раскроил ему череп вместе с каской.
— Благодарю, друже, — растроганно сказал он, обнимая Ангела. — Ты спас мне жизнь, я буду помнить это до конца дней своих.
— Забудем об этом, сотник, — недовольно поморщился болгарин. — На моем месте ты поступил бы точно так. Сейчас у нас есть куда более важные дела, нежели благодарить друг друга.
Десятский внимательно осмотрелся по сторонам, вслушался в наступившую на дороге после схватки тишину. Приложил ухо к земле.
— Покуда тихо, однако все равно надобно торопиться. Наши братья в Доростоле ждут нас.
Через минуту два всадника, каждый с запасной лошадью в поводу, мчались во весь опор по дороге.
Вдоль стен Доростола медленно шли великий князь Святослав и группа русских воевод. Они внимательно осматривали крепостные стены и башни, недавно углубленный ров, уже доверху наполненный дунайской водой. Невдалеке от них сдержал коней отряд всадников-болгар. Трое из них спешились, направились к русичам. В нескольких шагах от Святослава они остановились, сотник Стоян снял с головы шлем, отвесил великому князю поклон.
— Здрав будь, великий киевский князь.
— Желаю того и тебе, болгарин.
— Великий князь, ты — русич, я — болгарин. Но оба мы — славяне, оба — воины. Поэтому ты должен понять меня.
— Слушаю тебя. Однако вначале скажи, кто ты.
— Я — сотник Стоян, великий князь. Привел к тебе четыре сотни болгарских воинов, пожелавших защищать свою Родину от ромеев. Мы все просим об одном — позволь встать под твое знамя.