Серба Андрей Иванович. Мертвые сраму не имут...

   Воевода Святополк вложил меч в ножны, снял с головы шлем. Вытер вспотевший лоб, посмотрел на Всеслава.
   — Пятый завал за плечами. И это за неполные двое суток.
   — Впереди еще три, — заметил подошедший к ним болгарский воевода Струмен. — Да на самом перевале двадцать сотен ромеев с камнеметами, самострелами, «греческим огнем». Так что сбросить их оттуда будет не так просто.
   — Знаю обо всем, — ответил Святополк, — поэтому хочу поручить тебе одно важное дело. Выбери из своей дружины пять сотен лучших воинов, которым горы, что дом родной. Верные нам люди проведут их в тыл ромеям, что засели на перевале.
   Когда мы пойдем по дороге на ромеев в лоб, ты с отрядом ударишь им в спину.
   — Добро, брат, — склонил голову в знак согласия высокий чернобородый Струмен.
   — Сейчас отдыхай, выступишь в дорогу вечером. Мы после обеда возьмем приступом еще один завал, оставшимися двумя займемся завтра. Если ничего не помешает, по самому перевалу мои дружины ударят следующей ночью. Главное, Струмен, не опоздай ты.
   — Не тревожься, брат…
   В сумерках длинная цепочка болгарских воинов во главе со Струменом двинулась по ущелью в горы. Две фигуры в темных плащах, спрятавшись за большим камнем, внимательно провожали их глазами. Едва последний дружинник скрылся в темноте, одна из фигур шепотом заговорила:
   — Иди, крадучись, за ними, таким способом скрытно минуешь славянские сторожевые дозоры. Встретив первого имперского солдата, требуй, дабы тебя немедленно привели к ближайшему центуриону. Покажешь ему полученный от меня восковой отпечаток перстня, и центурион доставит тебя к начальнику всех ромеев на перевале. Лишь ему ты вправе передать мое послание. Все понятно?
   — Да, господин.
   — Ступай и помни, что на перевале тебя ждет щедрая награда.
   Осенив себя крестным знамением, одна из темных фигур бесшумно скользнула из-за камня.
 
   Лежа на вершине скалы, воевода Струмен напряженно всматривался в картину кипевшего внизу на перевале ночного боя. Он видел багряные струи пускаемого в славян «греческого огня», наблюдал стремительный полет огненных стрел византийских самострелов. Порой ему казалось, что он слышит даже хлопки и скрежет неприятельских метательных машин, лязг оружия и крики сражавшихся людей.
   Наконец над перевалом взлетели к небу три горящие стрелы, следом за ними еще две. Это был условный сигнал, которого так ждал воевода, и Струмена смело со скалы словно ветром. Спустившись к ее подножию, он поднял прислоненный к валуну щит, вытащил из ножен меч.
   — Друга! — обратился Струмен к вопрошающе смотрящим на него сотникам своего отряда. — Наши братья штурмуют перевал, однако ромеи крепко оседлали его. Настал наш час. За мной!
   Он первым шагнул вверх по едва заметной тропе, бегущей сбоку от скалы. Дружинники, прежде сидевшие или лежавшие на земле, бесшумно поднимались на ноги, молча двигались за воеводой. Тропа, по которой направился Струмен, должна была вывести его отряд позади ромеев, занявших перевал и перерезавших дорогу, которую сейчас штурмовали в лоб дружинники Святополка. Двое разведчиков Струмена уже побывали днем на перевале, выбрав к нему самый короткий и безопасный путь. Ступая впереди воеводы, они вели болгарский отряд в тыл врага.
   Обогнув подножие скалы, тропа принялась петлять вдоль русла быстрого горного ручья. Прежде чем вывести отряд на перевал, тропа должна была минуть высокий утес, темной громадой нависший над ней и ручьем. Разведчики, уже побывавшие в этой теснине днем, смело шагнули под утес и сейчас. За ними последовал Струмен.
   Громкий крик сзади заставил его отпрянуть в сторону. Подняв голову, он увидел, что часть утеса, накренившись, падала на тропу, отрезав отряду путь назад. Тотчас склоны безлюдного доселе ущелья ожили. Появившиеся на них легионеры стали засыпать болгар стрелами и дротиками, скатывать на них сверху припасенные заранее валуны и стволы деревьев.
   Это была засада, организованная тщательно, умело, со знанием дела выбранная в месте, где болгарский отряд оказался беззащитным. От стрел, дротиков, камней пращников не было спасения, а валуны и древесные стволы, непрерывно катавшиеся по склонам, не давали возможности атаковать противника либо собраться сколь-нибудь значительной группой для оказания организованного сопротивления.
   Византийцы, без ущерба для себя выбив наполовину отряд Струмена стрелами и дротиками, ринулись врукопашную. По дну ущелья, на берегах ручья, по склонам гор закипели короткие яростные схватки. Собрав вокруг себя десяток оказавшихся поблизости воинов, рубился с обступившими легионерами воевода Струмен. Укрывшись за щитами, отбиваясь мечами и копьями, его дружинники медленно пятились, шаг за шагом углубляясь в узкую глубокую расщелину, ведущую вбок от теснины, где затухал бой.
   Четвертый раз откатывались русичи и болгары от перевала. Именно столько раз шли они вверх по дороге на приступ, однако враг всегда оказывался сильней. И они, нагромоздив в кровавой сече груды своих и чужих тел, вынуждены были отходить снова вниз.
   Опустив вдоль тела пробитую стрелой руку, скривив лицо от боли, воевода Владимир ломал голову над происходившим. Только вчера спустившиеся с гор македонцы-пастухи донесли ему, что ромеев на перевале не больше двадцати пяти-тридцати сотен, а устроенный на дороге завал ничем не отличался от тех, которые славяне уже брали до этого приступом по два-три в день.
   Однако то, что встретили русичи и болгары на перевале, никак не соответствовало рассказам пастухов. Преградивший путь завал оказался непривычно высок, занимал не только проезжую часть дороги, а далеко уходил влево и вправо от нее в лес. Но главное — был он выстроен не на скорую руку, как все предыдущие, а по всем правилам византийского оборонительного искусства. Перед завалом, несмотря на каменистый грунт, был выкопан глубокий с отвесными стенами ров, дно которого было густо утыкано острыми кольями. На склонах нависших над дорогой гор были устроены террасы для лучников и пращников, которые из надежных каменных укрытий могли спокойно и на выбор поражать славян. На перевале находилось не меньше десятка камнеметов, самострелов, катапульт, а из толщи завала смотрели вниз на дорогу примерно столько же труб-сифонов для метания «греческого огня».
   Однако самое странное заключалось в том, что число византийцев оказалось в несколько раз больше, нежели о том сообщили пастухи. В ожесточенных схватках на подступах ко рву, во время кровопролитнейших боев на самом завале славяне уже изрубили не меньше двадцати сотен легионеров. Тела византийцев громадными кучами чернели вдоль дороги, куда славяне оттаскивали их из-под ног, вражескими трупами почти доверху был завален и ров перед завалом. Но имперских солдат нисколько не убывало, при каждом штурме их оказывалось столько же, как в начале боя.
   Было над чем задуматься старому воеводе. В том числе о том, почему до сих пор не поступило никаких вестей от посланного в тыл ромеям болгарского отряда. Где воевода Струмен, что с ним? Ведь ему уже дважды подавался условный сигнал для начала атаки.
   Вдруг воевода вздрогнул, из раненой руки невесть куда исчезла боль, мигом улетучились все мысли. Освещенные пламенем горевших деревьев и кустарников, подожженных византийскими огненными стрелами и струями «греческого огня», двигались к нему от завала четыре русича с непокрытыми головами. На скрещенных копьях, которые они несли, лежал бездыханный воевода Святополк в пробитой на груди в нескольких местах кольчуге. Медленно и торжественно шествовали со своей страшной ношей старые заслуженные тысяцкие, молча расступались перед ними русские и болгарские воины. Скорбный кортеж остановился напротив Владимира.
   — Воевода Святополк покинул нас, — громко произнес один из тысяцких. — Он четырежды водил нас на завал, последний раз мы поднялись до его гребня. Однако ромеям удалось вновь сбросить нас вниз, во время этого боя и погиб воевода. Его дух воина-русича требует отмщенья, его пролитая кровь жаждет вражьей крови. Веди нас на свершение святой мести, воевода Владимир!
   — Веди-и-и! — протяженно и яростно загремело вокруг Владимира.
   Воевода подождал, покуда крики не стали замолкать, рванул здоровой рукой из ножен меч, вскинул над собой раненую. Шум и крики сразу стихли полностью, уступив место гнетущей тишине.
   — Я поведу вас, други! Готовьтесь!
   Сгрудившиеся подле него и тела воеводы Святополка дружинники стали быстро разбираться по своим десяткам, строиться в ряды сотен и тысяч.
   Владимир посмотрел на видневшийся перед ним завал, перевел взгляд повыше, на смутно угадывавшийся в зареве пожара перевал. «Струмен, где ты?» — еле слышно прошептал он.
   — Здесь, воевода, — раздался голос сбоку.
   Из обступившего края дороги полуобгоревшего кустарника к Владимиру шагнул Струмен. Его шлем был помят, кольчуга на плече рассечена мечом, щит хранил следы множества ударов. Лицо болгарского воеводы было залито кровью, щека разрублена, он хромал. В темноте позади Струмена угадывались еще несколько фигур.
   — Ты? — удивился Владимир. — Отчего здесь, а не на перевале?
   — Нас предали, воевода, — сказал Струмен, опуская глаза. — Заманили, словно несмышленых детей, в засаду, где перебили почти целиком. Вот все, что осталось от моих пяти сотен, — кивнул он на видневшиеся за его спиной фигуры. — Ромеи перехитрили меня, воевода Владимир, я не исполнил порученного мне дела. На мне кровь не только воинов-болгар моего отряда, но и напрасно погибших у завала из-за моей ошибки русичей. Я прибыл держать ответ за это.
   — Ромеи перехитрили не только тебя, Струмен, но и всех нас, — тихо ответил Владимир. — Мы ожидали встретить на перевале самое большее тридцать сотен врагов, а их оказалось здесь не меньше легиона. Мы думали увидеть обычный завал, а здесь выстроена настоящая крепость. Мы все вместе где-то допустили большую ошибку, Струмен. Поведай, что с тобой случилось, после чего сообща решим, что делать дальше.
   Не перебивая и не задавая вопросов, Владимир выслушал взволнованный рассказ Струмена.
   — Уверен, что ромеи заранее знали о моем отряде и поджидали его. Только поэтому им удалось обхитрить моих разведчиков у перевала и столь удачно подготовить свою ловушку в ущелье, — горячо закончил болгарин. — А теперь узнаем, прав ли я.
   Он обернулся, махнул рукой. Три темные фигуры в кустах отделились от общей группы, направились к воеводам. Двое передних оказались болгарскими воинами из отряда Струмена, третий — византийский центурион со связанными за спиной руками, которого они вели за собой на аркане. Поставив пленника перед Владимиром, болгары замерли по бокам ромея.
   — Мы захватили его в бою, когда вырывались из засады, — объяснил Струмен. — По младости лет он увлекся преследованием настолько, что далеко опередил своих легионеров, за что и поплатился. Сейчас он расскажет нам все, что знает.
   Струмен шагнул к византийцу, достал из ножен кинжал, кончиком лезвия поднял опущенную голову пленника.
   — Ромей, на наших с тобой глазах сегодня ночью погибли в засаде пять сотен моих лучших воинов, — медленно, тщательно выговаривая каждое слово, заговорил по-гречески воевода. — Здесь, у перевала, ты видишь убитыми немалое число моих братьев-русичей. Поверь, у меня нет к тебе ни капли жалости, и если ты еще жив, то лишь потому, что имеешь язык. Язык, которым расскажешь обо всем, о чем тебя будут спрашивать. И не вздумай лгать или хитрить.
   На губах византийца появилась презрительная усмешка, он с гордым видом отвернулся в сторону. Лицо Струмена перекосилось от ярости, сильным рывком кинжала он повернул голову центуриона снова к себе.
   — Ромей, ты расскажешь нам все, — ледяным тоном повторил воевода. — Не пожелаешь говорить добром — заставим силой. Поэтому выбирай свою судьбу сам.
   Струмен указал центуриону на обочину дороги, где пришедшие с ним дружинники уже разложили небольшой костер, мастеря над ним дыбу. Двое из болгар калили на огне свои кривые кинжалы, бросая время от времени на византийца мрачные взгляды, не сулящие ему ничего хорошего. Лицо центуриона заметно побледнело, кадык непроизвольно дернулся. Он вовсе не был трусом, этот не раз смотревший в глаза смерти воин и сейчас, не дрогнув, смело принял бы гибель от меча или копья. Но умереть под пытками на дыбе, словно какой-нибудь жалкий константинопольский плебей-преступник на столичном ипподроме? Нет, только не это!
   — Хорошо, я расскажу все, что знаю, — дрогнувшим голосом сказал пленник. — Что получу взамен?
   — Жизнь и свободу, — прозвучал ответ воеводы Владимира, знавшего, помимо родного, еще несколько языков.
   — Спрашивайте.
   — Почему ромеев на перевале намного больше, нежели сутки назад? Откуда вам, недругам, стало известно об отряде воеводы Струмена? Что замышляют твои начальники дальше? — задавал вопрос за вопросом Владимир.
   Центурион облизал пересохшие от волнения губы, искоса глянул на разгоравшийся рядом костер. Болгары закончили мастерить над ним дыбу и теперь, засучив рукава, стояли рядом с огнем в ожидании дальнейших приказаний.
   — Наша таксиархия защищала соседний перевал, — начал центурион, глядя на Владимира, в котором определил старшего, чем Струмен, начальника. — Однако вчера нас оттуда спешно сняли, велев прибыть сюда. Оказалось, что здесь уже был полностью сосредоточен наш легион, который прежде был разбросан по всем дорогам, ведущим к перевалам. Нам, центурионам и комесам, сообщили, что славяне наносят основной удар именно тут, а в остальных местах лишь отвлекают наше внимание. Весь день мы строили завал и копали ров, устанавливали метательные машины, а вечером нашу таксиархию послали в ущелье, чтобы уничтожить из засады болгар, которые намеревались скрытно проникнуть в наш тыл. Случившееся в ущелье вам уже известно, рус и болгарин, знаете вы и о событиях на перевале.
   — Откуда твои начальники знали о болгарах? И о том, что наш главный удар будет на этом перевале?
   Центурион неопределенно пожал плечами.
   — Этого не знаю. В армии императора Цимисхия командиры приказывают, а не объясняют подчиненным причины своих решений.
   — Сколько ромеев на перевале?
   — Весь наш легион. На других перевалах оставлено по одной таксиархии. Ровно столько, сколько славян отвлекают там наше внимание.
   — Император бросил против нас три легиона: два пеших и один конный. Где остальные ромеи, о коих ты еще не упомянул?
   Центурион, опустив глаза, какое-то время молчал. Однако под пристальным взглядом воеводы Владимира выдавил:
   — Наша конница собрана в единый кулак за этим перевалом. Если вам удастся его захватить и начать спуск, она внезапно ударит из ущелий.
   — Где третий легион?
   — О трех таксиархиях я уже говорил — они прикрывают соседние перевалы. А остальные легионеры… — Центурион на мгновение запнулся, потом твердо сказал: — Они за твоей спиной, русский воевода.
   Владимир и Струмен переглянулись. Сообщение центуриона было настолько неожиданным, что болгарин не поверил ему и строго глянул на византийца.
   — Ничего не путаешь, ромей? Иль позабыл о костре и дыбе?
   — Помню обо всем и повторяю свои слова вновь. У вас в тылу, русы и болгары, наши таксиархии. Когда вы штурмовали перевал, они незаметно обошли вас по горам стороной и очутились сзади. Сейчас они строят завал и перекапывают дорогу, дабы не позволить вам отступить вниз. Когда они это сделают, вы окажетесь зажаты на маленьком участке горной дороги и начисто лишены маневра. Утром на перевал поднимется ваша конница, и это станет началом вашего конца, русы и болгары. У вас останется два выхода: погибнуть на дороге между нашими завалами либо, спасая жизни, разбежаться по окрестным лесам и горам. Однако в обоих случаях князю Святославу никогда не получить помощи из Македонии.
   — Мы проверим твои слава, ромей, — нахмурившись, сказал Владимир. — Коли врешь — пеняй на себя.
   Он подозвал к себе ближайшего русского дружинника.
   — Десятский, возьми трех лучших воинов и мигом вниз… незаметно и бесшумно. Проверь, нет ли сзади на дороге ромеев.
   Десятский без лишних слов исчез в темноте. Какое-то время от отсутствовал, а когда снова появился перед Владимиром, из его щита торчали несколько стрел, а одного из ходивших с ним в разведку дружинников двое других поддерживали под руки.
   — Воевода, — тяжело дыша, произнес десятский, — полуверстой ниже — ромеи. Они уже возвели на дороге завал и заканчивают копать перед ним ров.
   — Сколько их?
   Десятский виновато потупил глаза.
   — Не ведаю, воевода. Когда мы подкрались к завалу почти вплотную, ромеи заметили нас и хотели захватить в полон. Мы едва ушли от них.
   — Ступай. Передай тысяцким, что кличу их немедля на раду…
   Собравшимся русским и болгарским тысяцким воевода Владимир рассказал все, что узнал от Струмена и пленного центуриона. Решение присутствовавших оказалось единодушным: избегая окружения, прекратить штурм перевала и как можно скорее ударить по зашедшим в тыл византийцам, покуда они не успели основательно укрепиться.
   Уже через несколько минут после завершения рады славяне были готовы к бою против нового врага.
   Посредине дороги по двое в ряд стояло несколько распряженных возов из обоза, доверху нагруженных камнями и бочонками со смолой и дегтем. За возами виднелись шеренги упрятанных за щитами русских дружинников. В первой шеренге четверо тысяцких держали на плечах концы копий, на которых покоилось тело воеводы Святополка. Сотни глаз с ожиданием смотрели на Владимира, который с обнаженным мечом встал перед шеренгами. Воевода повернулся к дружинникам.
   — Русичи и болгары! Братья! — далеко разнесся в тишине его голос. — Я обещал вам отмщенье за смерть воеводы Святополка! Я сказал, что сам поведу вас в этот бой! Я держу свое слово! — Он поднял меч, указал вдоль дороги в сторону, противоположную перевалу. — Там — ромеи, за их спиной — место погребального костра воеводы Святополка! Путь к нему лежит по вражьим трупам! Там, на священном огне, вознесутся к Перуну души воеводы Святополка, и сотен других русичей, наших братьев, павших вместе с ним! За мной, други! Смерть ромеям!
   — Смерть! — словно раскат грома, пронеслось над славянскими рядами.
   Уже на подходе к завалу византийцы начали обстреливать славян из луков и пращей. Однако те, не обращая внимания на потери, неудержимой лавиной продолжали двигаться вниз по дороге. Когда впереди четко обрисовались контуры завала, дружинники, сдерживавшие до этого катившиеся в передних рядах атакующих возы на ремнях и веревках, по команде воеводы Владимира одновременно отпустили их. Возы, с каждой секундой набирая скорость, понеслись вниз, со всего разгона обрушились в выкопанный перед завалом неглубокий ров.
   Раздался треск дерева и грохот камней, из разбитых бочонков струями брызнули деготь и смола, обдавая горючим составом завал и спрятавшихся за ним легионеров. Тотчас десятки горящих стрел унеслись из славянских рядов в направлении завала, в мгновение ока превратив его в море огня. А в отсветах пламени, выставив впереди себя копья, наплывала из темноты ночи на разбегавшихся от пылавшего завала византийцев сплошная стена червленых щитов…
   Утром после короткого отдыха воевода Владимир собрал русских и болгарских военачальников на воеводскую раду.
   Вопрос был один — что делать дальше? Прорываться, несмотря ни на что, через перевалы к Дунаю или, оставаясь в Македонии, привлечь к себе как можно больше легионеров? Сложность положения заключалась в том, что минувшей ночью славяне утратили своего надежного союзника — внезапность действий, а замысел их прорыва к великому князю был полностью разгадан. Теперь, зная расположение славянских войск во всех подробностях и не выпуская ни одной их группировки из своего поля зрения, византийцы всегда могли обнаружить любой их маневр, немедленно предприняв собственные контрмеры.
   Как предполагал воевода, мнения присутствовавших не совпали. Владимир, ставший после гибели Святополка главным воеводой объединенного славянского войска, внимательно выслушал каждого говорившего, и когда последний из них смолк, встал сам.
   — Теперь мое слово, братья, как молвлю — так тому быть. Князю Святославу нужна не наша смерть, а подмога его войску. Ее мы окажем, не только пробившись к Доростолу, но и в случае, ежели ни один сражающийся сейчас супротив нас ромей не очутится на Дунае. Посему сегодня наши силы разделятся. Мы, русичи, свяжем ромеев боями на перевалах, вы, болгары, небольшими отрядами уйдете тайными тропами на ту сторону гор. Это ваши земля, горы, солнце! Так бейте ворога, жгите, душите! Не давайте ему ни минуты отдыха, ни часу передышки! Пусть ни один ромей не покинет эти горы живым.
   Вскоре после воеводской рады Всеслав и Ангел незаметно покинули славянский стан. Надежный проводник, побратим воеводы Струмена, скрытными козьими тропами повел их в Охриду, где комит Николай Шишман с сыновьями поднимал западных болгар на борьбу с Византией. Сотнику и его спутнику-болгарину предстояло выполнить вторую половину задания великого князя Святослава.
 
   Раскинулся перед Доростолом огромный византийский лагерь, напоминавший по величине город: со рвами и валами, частоколом и воротами, императорским шатром посредине.
   Напротив ближайших к лагерю ворот осажденного города выстроились ряды готовых к бою легионеров. Растянулись за ними шеренги имперских лучников, без устали посылавших рои свистевших над крепостными стенами стрел. Под их защитой, не опасаясь ответной стрельбы славян, подтягивались к стенам Доростола тараны, метательные машины-катапульты, громадные самострелы. Суетясь и командуя, бегал возле них Иоанн Куркуас.
   И вот уже принялись бить в крепостные стены остроклювые тараны, начал жарко пылать на башнях и заборолах «греческий огонь». Полетели в город камни и огромные горящие стрелы, поднялся над Доростолом в нескольких местах дым…
   Сквозь узкую щель стрельницы князю Святославу была видна перекопанная широким рвом дорога, ведущая из городских ворот, у которых разбивали крепостную стену византийцы. Великий князь мог отчетливо рассмотреть стоявшие за рвом ряды легионеров, готовых в любую минуту защитить свои стенобитные и метательные машины от возможной вылазки славян. Вдоволь насмотревшись на врагов, князь Святослав повернулся к молодому, статному, с выбивавшимися из-под шлема густыми русыми кудрями новгородскому воеводе Икмору.
   — Император Иоанн повелел разрушить стены крепости, дабы легче было взять город приступом, — промолвил Святослав. — Но разве не могут гореть его машины? Или не смертны ромеи, что заставляют их бить в стены? А, воевода?
   Икмор отбросил со лба прядь волос, смело глянул на Святослава. Он уже догадался, для чего понадобился великому князю.
   — Согласен с тобой, княже. Ромеям и их машинам не место под стенами. Чем скорее их там не станет, тем лучше.
   Князь Святослав нисколько не сомневался, что услышит от воеводы именно этот ответ. Еще он знал, что Икмор выделялся среди других русских витязей не только богатырской силой и неустрашимостью в бою, но и воинской сметкой. Как раз последнее качество заставило великого князя отобрать для выполнения задуманного плана новгородского воеводу.
   — Это не так просто. Видишь, как ромеи охраняют машины? Дежурный легион всегда готов к бою, а конница из лагеря без промедления прискачет ему на подмогу.
   — Великий князь, нелегко быть целый день готовым к бою. Особенно после обеда, во время которого ромеи пьют вино и когда так печет солнце. Кто не хочет в эту пору отдохнуть?
   Глаза Икмора весело смотрели на князя, и по губам Святослава тоже скользнула улыбка. Он не ошибся в своем выборе и на сей раз…
   Полдень. Жара. На небе ни облачка. Воздух раскален и неподвижен. Напротив крепостных ворот, перерезая по всей ширине выбегавшую из них дорогу, чернел глубокий ров, за которым возвышался насыпной земляной вал. Гребень вала и пространство между городскими воротами и рвом были густо утыканы острыми кольями. За валом томились от безделья и скуки изломанные линии солдат дежурного легиона. Борясь с жарой и сном, часть византийцев сняла каски, насколько можно, расстегнула доспехи. Многие, опершись на древка копий и прикрыв в истоме глаза, стоя дремали. Никто не помышлял всерьез о возможной близкой опасности.
   Неожиданно крепостные ворота распахнулись, в них появились русские дружинники. С устрашающим криком, прокладывая себе путь среди кольев широкими секирами, они ринулись в ров, дружно полезли на вал. Возникшие за заборолами и в бойницах крепостных башен славянские лучники вмиг засыпали полусонных легионеров тучей стрел…
   Расположившийся в башне самого большого тарана Иоанн Куркуас презрительно ухмыльнулся в бороду. Неужто русы всерьез надеются взять приступом вал, пробиться сквозь мечи и копья тысяч легионеров и уничтожить находившиеся под его командованием стенобитные машины? Тщетные потуги! Оглянувшись назад, он увидел, как из ворот византийского лагеря уже выносились в поле ряды тяжелой панцирной конницы. Поднимая клубы пыли, она широким скоком мчалась на помощь вступившему в бой под стенами Доростола дежурному легиону. По лицу Иоанна расплылась довольная усмешка, он снова глянул в направлении городских ворот, и его глаза остекленели от ужаса.