Страница:
Вряд ли я выпал из потока бытия надолго — секретарь, натренированный отслеживать волны моей энцефалограммы, отреагировал сразу же. Короткий импульс в замкнувшиеся нейронные цепочки — и предмет получил имя. Иерархическое дерево мелочей схлопнулосъ к своему корню.
Брошь. Меня парализовал вид золотой броши с рубинами, не то скреплявшей, не то для красоты приколотой к тюрбану Адита Дева.
— …Инспектор? — закончил фразу Этьенс, вопросительно глядя на меня.
— Прошу прошения, — заученно соврал я, — задумался.
Одновременно я вызвал из памяти запись последних четырех секунд: «…Возможно, мы перейдем к сути претензий…» Ага.
Директор покосился на меня с пониманием. Наверное, решил, что я отвлекся на консультацию с кибер-помощником. В наше время ограничивающим фактором является скорость мысли. И объем внимания, который у меня, как у большинства людей, расширить не получается. Во взгляде равата Адита понимание мешалось с презрением. Похоже было, что я ему не слишком нравлюсь.
— Претензии я уже высказал, — ответил я на слова Этьенса. — Моя задача теперь — досконально расследовать все обстоятельства гибели Сайкса.
— Это уже было сделано моими подчиненными, — протрубил раджпут.
— Еще раз, — отрезал я.
«И горе вам? если наши выводы разойдутся». Этого я говорить не стал — и так понятно.
— С чего вы хотите начать? — спросил Адит.
Заметно было, что он уже примирился с моим присутствием и готов применить способ борьбы с заезжими ревизорами номер два: дать этому придурку все, о чем тот ни попросит, чтобы только не начал копать глубже.
— Изложите мне свою версию случившегося, — решительно отозвался я.
Адит выдвинул козырек из-под тюрбана, откинул крышечку инфора и пробежался пальцами по сенсорам. Свет в кабинете послушно померк, а я запоздало сообразил, что не заблокировал внутреннюю сеть полностью, отшлюзовав от нее лишь директора Этьенса. Если бы Адит хотел, он мог активировать оборонительные системы… под каковым эвфемизмом уже лет триста как скрываются управляемые независимыми процессорами пулеметные гнезда. Спасибо, секретарь, — два под потолком, за фальшивыми решетками вентиляции, сам вижу.
Это означало также, что начбез мог передать картинку напрямую нашим нейраугментам, но, видимо, решил не рисковать и задействовал стенной экран.
— Бертран Бартоломью Сайкс, — проговорил Адит вполголоса — этого хватило, чтобы у меня зазвенело в ушах, — прибыл в зону ответственности Академии двенадцать дней назад.
Я машинально приказал секретарю сверять все его слова с отчетом, хотя не надеялся найти расхождения на столь ранней стадии.
— Он обратился к директору Этьенсу с просьбой разрешить ему одиночное восхождение на пик Сикорского, расположенный, — экран заняла подробная карта, — на территории полигона.
Я пригляделся, накладывая на изображение призрак той карты, что хранилась у меня на хардрайве — тик. опять же, на всякий случай. Все верно. Будь я туристом-экстремалом — именно на пик Сикорского я бы и полез.
Узкое море имело преимущество перед другими водоемами планеты — его южная оконечность подмывала край полярной шапки. Поэтому уровень его опустился с начала эпохи опустошения всего лишь на двадцать пять сотен метров. Второму крупному водоему — так называемому Большому бассейну — повезло не так сильно. От него остались только мелкие, сверхсоленые озера, испещренные конусами вышедших на поверхность «черных курильщиков». Острова становились плоскогорьями или горами. Пик Сикорского начинал свою жизнь одиночным островом гавайского типа — щитовым вулканом, чей кратер возвышался над уровнем моря на пару километров. Потом море ушло, и отсчет высоты стало разумнее вести от подножия пологого конуса. Гора оказалась высотой с Эверест.
А потом, по какому-то капризу геологии, вулкан в очередном спазме активности начал извергать вязкую, тягучую лаву. Она не растекалась по безжизненным склонам, а громоздилась, наращивая пик. Раз за разом, век за веком… и гора набрала еще немного, И еще…
То, что получилось, напоминало китайскую пагоду. На широком основании покоилась башня бывшего острова, ту венчала пологая шапка, на ней — острый конус. Вулкан давно потух — очевидно, давления в стынущих недрах Габриэля не хватало, чтобы выплеснуть лаву так высоко, — эрозия постепенно стачивала его, но от подножия до вершины в нем и сейчас было ровно 11 063 метра.
Вулкан Олимп на Марсе значительно выше, но в чем интерес подниматься на гору, чьи склоны не круче улиц северного Санлосана? Пик Сикорского выглядел куда внушительнее.
Хорошо, что у меня нет склонности к суицидальным авантюрам. Хотя достаточно того, что таковую имел покойный Сайкс, раз придется лезть за ним.
— Разрешение было выдано два дня спустя…
— Почему так долго? — полюбопытствовал я, забыв напустить суровый вид.
— Я пытался его отговорить, — признался Этьенс тихонько. — Вы же понимаете…
О да! Директору вовсе не улыбалось отвечать за гибель подопечного.
— Но не получилось, — закончил я за него. — И что дальше?
— Взяв коптер, он отправился в Большой бассейн…
— Единственное, на что удалось его уговорить под тем предлогом, что это общепринятая мера, — перебил индуса директор, — так это взять с собой датчик-биосканер.
— И мы отслеживали передвижения господина Сайкса до самого последнего момента, — закончил Адит. — Как видите, — по карте пролегла тонкая извилистая линия, — он продвигался к так называемой Северной борозде, где наиболее удобно было бы подняться на плато. Сигнал с датчика перестал поступать в 20:37 по локальному времени, незадолго до заката.
Он замолк.
— И?.. — подбодрил я его.
— И всё, — кратко ответил Этьенс.
— Какие действия были предприняты вами далее? — уточнил я с раздражением.
— Никаких, — прогремел Адит.
Я потер виски, пытаясь собрать мысли воедино.
— Когда вы забрали тело? — выцедил я очередной наводящий вопрос.
— Тело не было найдено, — ответил Этьенс.
— Господин Михайлов, — Адит оказался более снисходителен к моей тупости, — в отчете вам не попадалось выражение «дранг-буря»?
Я поспешно запустил поиск. Да, контекст совпадал — поиски тела не производились по причине налетевшей дранг-бури.
— И что оно означает? Просветите, будьте любезны.
Мог бы затребовать определение из базы данных, но мне было интересно, как Адит выкрутится. Буря не буря, а потерять труп…
— Местный феномен Габриэля, — пояснил вместо начбеза Этьенс. — Кажется, нечто похожее наблюдается на Ашкелоне и первой планете системы Миктлана. Здешние бури чудовищной силы черпают энергию не из конденсации водяных паров, а из разницы суточных температур и эффекта Кориолиса. Обычно штормовой фронт зарождается медленно и требует нескольких оборотов, чтобы войти в полную силу, но, когда это случится, низкие широты Габриэля на протяжении недель чуть чаше, чем раз в сутки, охаживает хлыстом дедушка всех самумов. Плюс к этому — сухие грозы. Несколько раз мы наблюдали тектитный град: молнии сплавляют песок на лету.
— Очень интересно, — проговорил я неторопливо. — Буря налетела… после гибели Сайкса?
Адит кивнул.
— Приблизительно через полтора часа.
— То есть в тот момент, когда наш альпинист уже должен был выйти на вершинное плато?
— Нет. — Начбез вздохнул. — Это лишь предположения… но сьюд его подтверждает… что господин Сайкс собирался устроить привал в расселине близ верхнего устья борозды. Именно потому, что не хуже нас знал о приближении бури. После того, как штормовой фронт миновал пик Сикорского, я отправил на поиски четырех человек на двух коптерах… позвольте… — Он прервался, чтобы отправить мне с инфора досье на всех четверых. Я не слишком удивился, обнаружив, что все они принадлежат к куле Каччва. Потомки Рамы, чтоб их… — Они не нашли тела… и мы сделали вывод, что его стерло песком или унесло ветром.
Я попытался представить себе ураган, поднимающий тело, будто пылинку, поворачивая то одним боком, то другим, под абразивные струи песка, покуда даже кости не превратятся в прах.
И все же что-то беспокоило меня в этой картине.
— Какими средствами пользовались ваши люди?
— Анализ разноугольных аэросъемок, — ответил Адит. — И химиодетекторы.
Всё, как и должно быть.
— Мы немедленно сняли с маршрута остальных участников восхождения… — продолжил Этьенс.
— Стоп! — Я вскинул руку. В висках у меня начинало ломить. — Вы же говорили, что Сайкс намерился покорить пик в одиночку!
— Это так, — подтвердил Адит. — Но за то время, что господин Сайкс пробыл в Бэйтауне, он успел завязать знакомства с местным обществом самоубийц… простите, экстрим-клубом, и двое членов клуба изъявили желание посоревноваться с гостем из метрополии. Обычно институт не разрешает проводить спортивные мероприятия на территории полигона, — они с Этьенсом обменялись понимающими улыбками. — Но тут случай был особый. Вот их заявленные маршруты, — по карте зазмеились две синие полосы, — вот реальные. — Их продолжили зеленые. — Как видите, расхождения невелики. Мы следили за ними с помощью таких же датчиков.
— Мне нужны будут данные на этих… горе-альпинистов, — потребовал я. — Они, как я понимаю, пережили бурю?
— О да. — Адит позволил себе ухмыльнуться. — Крайне возмущались, когда их снимали со склона.
— Понятно… И к каким выводам вы пришли?
— Что гибель господина Сайкса стала результатом несчастного случая неустановленной природы, — начбeз дословно процитировал собственный отчет. Он точно надо мной издевается!
— Или убийства. — Это не был вопрос.
Адит покачал головой.
— Исключительно маловероятно. Для начала убийце пришлось бы преодолеть воздушное пространство над полигоном.
— Оно полностью контролируется радарными станциями? — Ответа я не знал и ожидал с интересом.
— Нет. — Этьенс развел руками. — Недостаток финансирования не позволяет. Но радары стоят на границах запретной территории.
— Кроме того, — добавил Адит почти конфиденциально — это значило «немногим громче обычного человека», — мы закрыли эту зону для полетов вовсе не для того, чтобы уберечься от лазутчиков. Бывает действительно опасно.
— Вы проводили подобные опыты в день восхождения или незадолго до него? — Я обернулся к индусу.
— Нет. — Возможно, мне только показалось, но Адит слабо улыбнулся.
Я мог с ходу представить себе три или четыре способа преодолеть защитный пояс незаметно для радаров.
— Вы сказали «для начала», — подбодрил я его. — Что еще?
— Еще я не могу представить, чтобы кому-то могло понадобиться убивать Сайкса столь хитроумным способом, — заметил Этьенс. — Он пробыл в Бэйтауне или в окрестностях Башни три дня. За это время он мог пасть жертвой десятка несчастных случаев — столь же правдоподобно.
— Например?
— Например, мог позабыть про дыхание, — хмуро предположил Адит. — Или отравиться солью. Или умереть от обезвоживания. Или утонуть… нет, снимаю — он ведь хорошо плавал?
— Как рыба, — подтвердил я вслед за досье.
— А в нашем море трудно не удержаться на поверхности, — закончил индус. — Даже и против своей воли. Два случая, впрочем, было, но то по глупости. Продолжим…
— Все, что вы перечислили, — заметил я, — имеет нечто общее. Мы имели бы на руках труп. А сейчас — не имеем, причем вас этот факт даже не обеспокоил.
— После дранг-бури тела не остается… — заметил было Адит и осекся. — А что столь важного в его трупе?
— Понятия не имею, — признался я. — Но эта деталь меня тревожит.
Воцарилось молчание.
— Так, — нарушил я тишину. — Мне потребуются логи всех радарных станций. Мне нужны досье на соперников Сайкса в восхождении. Это для начала. И… господин директор, я бы просил выделить мне комнату. Полагаю, Академия располагает комнатами дли гостей?
— Разумеется. — Этьенс только обрадовался возможности выставить незваного столичного гостя из своего кабинета. — Рават, проводите, пожалуйста…
— Нет нужды, — прервал я его. — Только выделите мне временный допуск. Я, разумеется, могу обойтись без него, но пользоваться сверхсекретными кодами, чтобы слить воду в клозете, — это уже стрельба по воробьям из пушек, не находите?
Ага. Из гразерных притом.
Директор с кислой миной передал моему секретарю еще один опознаватель — для перемещений по территории Академии. Не Башни, как я заметил. Допуск открывал дорогу на полигон. Надеется, что я сверну себе шею на склонах пика Сикорского?
Вряд ли дождется, решил я про себя. Потому что события разворачивались явно не так, как следовало из отчета местной СБ. Я пока не мог объяснить, на чём основывалась эта уверенность, но ближайшие часы я потрачу не на просмотр безмерно увлекательных логов — интересно, сохранились ли на планете птицы, или в отсутствие нарушителей радар вообще ничего не улавливает? — а на то, чтобы обосновать её… домыслами. Если ничего другого нет.
На объемной карте Башни перед моим вторым зрением полыхала яркая зеленая точка — квартира. Думаю, в жилфонде Пенроузовского института достаточно свободных мест и я никого не стесню. Ноги несли меня сами, желтая искорка на плане методично пожирала изумрудный волосок оптимального маршрута, а во взбаламученном моим шествием киберпространстве кипела работа. Если не зарываться, можно включить в работу изрядную долю простаивающей интелтроники здания, да так, что рават Адит даже серьгу не подергает, недоумевая, отчего стали подтормаживать неприхотливые бытпрограммы. А массивы данных здешней библиотеки по необходимости содержали все мне потребное. Две минуты спустя аннотированный список уже проплывал у меня перёд глазами, накладываясь на бирюзовый костяк Башни, наискось пробитый огрызком моего маршрута.
Планета Ашкелон (вторая в системе Малки), континент Перушт, объект Большой эскарп. Средняя высота — 5340 метров. Средняя скорость ветра в разломе — 23 м/с. Среднегодовая температура — +42° по Цельсию. В попытках восхождения погибло 72 альпиниста-экстремала. (Нескончаемый палящий ураган сметает с отвесной стены фигурки в пестрых облегающих комбинезонах.) Удача улыбнулась шестерым, причем в одном случае — весьма условная, потому что счастливчик до сих пор отбывает под ярмом срок за убийство: чтобы выбраться, он обрезал трос своего напарника, что бесстрастно подтвердили судейские камеры.
Планета Энки (вторая в системе Шамаш), континент Хурр, объект Колодец Тиамат. Глубина — около 4 км (меняется в зависимости от уровня лавы в кратере). (Жуткая вдавлина на лице планеты, будто пальцем промяли горный кряж — до основы, до живого, лавоточащего камня.) Разрешения на спуск экстремалам до сих пор не выдавались, однако заявок подано за три сотни.
Планета Нифльхейм (четвертая в системе иоты Персея, иначе Хель), Северный континент, объект Большая гряда, пик Недоступности. Максимальная высота (зубец Альфа) — 15 872 метра от уровня моря. Температура вблизи вершины — около — 110° С. Попыток восхождения — 15, удачных не было. (Белая мгла. Густой воздух неторопливо несет клубы ледяного праха, и негреющие солнечные лучи причудливо преломляются, будто кракен-альбинос игриво поводит щупальцами. Некуда поставить ногу, некуда бросить взгляд — всюду белизна, и белое пламя на белом, и хрупкие пласты осевшей морозной пыли.) Флаг Доминиона установлен на зубце Дельта путем суборбитального десантирования (бойцами местного гарнизона, на спор).
Дальше я просматривать не стал. Пик Сикорского, как выяснилось, был далеко не самым интересным для профессионального рискуна объектом в Доминионе. Есть и другие — поближе к дому, понедоступнее и поэкзотичнее. Значит, выбрать именно Габриэль у Б.Б.Сайкса имелась также иная причина. Что такого любопытного есть на планете? Кроме Пенроузовской Академии, конечно — но все данные по разработкам Башни любопытный прознатчик из метрополии мог получить, не покидая директорского кабинета, допуск-то имеется.
Хм… На миг мне пришло в голову, что какие-то результаты попросту отсутствуют в локальной сети, но такую нелепицу я отбросил тут же. Не спорю, возможно создать физически выделенную группу мейнфреймов, отсечь от массивов данных… да только стоить это будет очень дорого. Расходы на ТФ-исследования в бюджете Службы не ограничены, но контроль за отгрузками через лифт все же ведется, и Этьенсу пришлось бы долго объяснять круто наращенным ревизорам, зачем ему нестандартное киборудование. И правда — зачем? Гораздо проще воспользоваться информационными барьерами — паролями, фильтрами, — которые вскрывает даже мой, не самого высокого уровня, допуск.
Еще на Габриэле имелся второй институт — прекурсологии. Но никаких артефактов Предтеч. В особенности мобильных, запредельно дорогих на «черном рынке» инопланетных редкостей. Собственно колония, занятая обслуживанием институтов и неторопливой ассимиляцией новоприбывших. И все! Население планеты не дотягивало и до пяти миллионов.
Я чувствовал, что мысли мои начинают ходить по кругу. От постоянного напряжения болели мышцы. Тело повиновалось с трудом; ноги пытались отстать, а голову клонило вперед, будто бы именно мозг рвался к месту долгожданного отдохновения. Двери комнаты приветливо распахнулись передо мной. Я швырнул сумку в угол, рухнул на кровать и только приказал секретарю заблокировать все устройства слежения — микрофоны, камеры, датчики, — прежде чем позволить аптечке впрыснуть наконец в стынущую от ожидания кровь столь желанную порцию препарата.
Фуга.
Мелкая рябь на силастовой пленке, покрывающей потолок. Отражения. Комната превращается в чертеж световых лучей. Медленные аккорды звучат в ушах, рассыпаясь отдельными колебаниями воздуха. Я долго экспериментировал с различными мелодиями, прежде чем выбрать несколько, но предпочитал не знать заранее, какую именно выберет из списка секретарь. Музыка подсказывала содержание бреда даже громче, нежели голоса певцов. Вот и сейчас давно умерший солист пел о нирване, а гитара стонала от боли, погружаясь в черные воды медленно, неотвратимо текущей мимо реки, и вместе с нею тонул я, и ледяные струи, омывая каждый синапс, уносили с собой память…
Когда фаза закончилась, я несколько минут еще лежал, не шевеля ни единой мыслью, приводя в порядок разбежавшиеся воспоминания. Как всегда, процедура нарушила их распорядок, и если не проиндексировать их сразу, то через пару дней я могу оказаться убежден, будто беседовал с Этьенсом до прибытия на планету. Или до ухода с Земли.
Никогда не обращайтесь к гипнургам без лицензии. Мои родители могут это подтвердить. У меня нет причин быть им благодарным даже за то, что меня вообще поволокли на кресло — вряд ли подростковое свинство суть веская причина для коррекции поведения, — но если бы я остался тихим и послушным было бы лучше. Тогда бы я был вполне доволен жизнью. На первые фуги я тоже никому не жаловался, решил, что бесполезно, — но, когда потерял сознание на уроке, меня поволокли в клинику. Компенсировать повреждения не удалось ни тогда — по госстраховке, — ни позднее, когда я стал зарабатывать достаточно, чтобы врачи сами звонили мне с вопросом: «Не могу ли я вам чем-то помочь?»
Проклятый коновал лишил меня сна. Кора мозга не отзывалась не только на утомление, но и на искусственно наведенный ритм сна, удерживая мое сознание в полубреду, на краю яви. А так как без сна мозг долго работать не может, то неудивительно, что я едва не отбросил коньки, покуда под ругань врачей в клинике не получил запредельную дозу нейрипротекторов пополам с ГАМК. Тогда я пережил такой ужас, что меня пришлось лечить по новой — уже от психотравмы. Проклятая смесь позволяла нервным клеткам утрамбовать в долговременную память все, пережитое за последнее время, но те не переставали при этом работать. Назвать это состояние «кошмаром наяву» язык отказывался: не во всяком бреду доведется испытать, что твой мозг превратился в надтреснутую чашу с песком, который медленно-медленно сыплется в щелки.
Позднее удалось составить менее вредный коктейль — из пяти компонентов, — и, когда начинались спонтанные фуги, когда сознание помимо воли начинало меркнуть, уплывая в искаженную реальность, мне достаточно было найти укромное место и переждать наплыв галлюцинаций, заменявших сны. Состояние это мало отличалось от наркозависимости, и я едва не лишился места при Службе, когда кому-то пришло в голову внимательно проанализировать медкарту… хотя чем, с другой стороны, лучше сахарный диабет?
Кроме того, болезнь давала мне ряд профессиональных преимуществ. На меня не действуют никакие снотворные — наркоз в том числе. И умиротворяющие дротики-стрелки, и сонный газ. Пару раз меня это очень выручало. И мне не приходится треть суток проводить в безмысленном оцепенении, как всему человечеству. Хочется думать, что именно способность просиживать ночи напролет в обучающем вирте, а потом с помощью пары инъекций надежно усваивать полученные знания помогла мне вырваться из рижского гетто в местный анклав Ядра, а там — устроиться на Службу.
Ладно, порефлексировали — и будет. Вернемся к нашим альпинистам.
Личные дела соперников уже покоились в моем секретаре-компьютере. Но было их не два, как сказал Адит Дев. Их было три. Я даже усомнился в крепости взбаламученной медикаментами памяти, вызвал запись беседы — нет, все верно. О третьем фигуранте раджпут не упомянул. Даже маршрут его восхождения не был указан на карте плато. Что за притча? Если нестыковки находятся с первого взгляда — это уже не расследование, а цирк. Тем не менее я постарался зафиксировать хотя бы имена всех троих в биологической памяти. Мне показалось интересным, что каждый представлял свою грань габриэльского общества и свою зону юрисдикции — колонию и оба института.
В колониях… простите: согласно указаниям свыше, Земля не является единым государством и уже потому не может иметь колоний. Правильно и политкорректно говорить «домены». Но в быту этим архаичным словечком пользуются исключительно вскормленные на сетевках и патриотических сенз-фильмах производства «Луна-Голдвин-Майер» образчики молодого поколения — и то потому, что связывают со словом «Доминион». Даже само наименование могущественной Службы раскрывает секрет Полишинеля. Так что — в колониях кибернизация обычно захватывает лишь административные центры, и местные глосы из киберпространства поначалу выглядят как офиура-змеехвостка: туловище с ноготок и длинные тонкие щупальца. Постепенно на концах щупалец нарастают такие же узлы-монетки, пускают ростки, и система начинает напоминать корни травы. Габриэль и здесь выбивался из общего ряда. Глобальной опсистемы здешняя сеть не поддерживала; ирреальность распадалась на три достаточно компактные области, соединенные едва видными гейтами. Чем-то картина мне напомнила негатив земной Сети: там в сплошной огневой ткани, в три-четыре слоя намотанной на глобус, зияли прорехи малонаселенных или выпавших из цивилизации регионов, здесь — три факела горели посреди пустыни. Похоже было, что визуализаторы моего секретаря не до конца сочетались с условностями институтского лоса: изображение расплывалось, будто от слез, и все время хотелось сморгнуть, хотя глаза я держал закрытыми.
Так. Интересно, о ком же забыл упомянуть Адит Дев? Я бы поставил на пенроузовца. Уже потому, что на это место удобно было бы поставить бравого парня с роскошными раджпутскими усами. Вряд ли Сайкс-младший разберет, кто взялся с ним биться об заклад.
Однако, к моему удивлению, институтский экстремал оказался женщиной. Доктор Дебора Фукс, сорок три стандартных года, три ученых степени и груда шоколадных медалек. Степень аугментации — семнадцать процентов. Негусто. Опыт восхождений — Швейцарские Альпы и Непреклонный хребет — уже на Габриэле. Опять-таки небольшой. В Башне работает двенадцать лет, на Земле за это время не бывала ни разу. Возникло искушение полюбопытствовать — чем конкретно занимается доктор Фукс, — но я подавил его. Отношение Службы к новейшим ТФ-разработкам изрядно смахивает на паранойю.
Кандидат в покойники номер два: Тадеуш Новицкий, тридцати лет, инженер коммунального хозяйства Бэйтауна. Эмигрировал с метрополии четыре года назад. Степень наращения в досье не указывалась, из чего я заключил, что она близка к нулю. Чип-вшитик, фарфоровые зубы да, может быть, искусственный хрусталик — все, чем может похвастаться подавляющее большинство землян. Никакая экономика, даже в странах Ядра, не выдержит тотальной аугментации населения, особенно когда весь излишек уходит на строительство лифтоносцев, сбрасывающих людскую пену в колонии. Мне показалось значительным отсутствие у поляка альпинистского опыта до переезда. Впрочем, на Земле он занимался подводным экстримом в Балтийском море. Я содрогнулся, представив, что кому-то придет в голову по доброй воле нырять в бурлящий ядовитый ил. Серьезный парень.
Брошь. Меня парализовал вид золотой броши с рубинами, не то скреплявшей, не то для красоты приколотой к тюрбану Адита Дева.
— …Инспектор? — закончил фразу Этьенс, вопросительно глядя на меня.
— Прошу прошения, — заученно соврал я, — задумался.
Одновременно я вызвал из памяти запись последних четырех секунд: «…Возможно, мы перейдем к сути претензий…» Ага.
Директор покосился на меня с пониманием. Наверное, решил, что я отвлекся на консультацию с кибер-помощником. В наше время ограничивающим фактором является скорость мысли. И объем внимания, который у меня, как у большинства людей, расширить не получается. Во взгляде равата Адита понимание мешалось с презрением. Похоже было, что я ему не слишком нравлюсь.
— Претензии я уже высказал, — ответил я на слова Этьенса. — Моя задача теперь — досконально расследовать все обстоятельства гибели Сайкса.
— Это уже было сделано моими подчиненными, — протрубил раджпут.
— Еще раз, — отрезал я.
«И горе вам? если наши выводы разойдутся». Этого я говорить не стал — и так понятно.
— С чего вы хотите начать? — спросил Адит.
Заметно было, что он уже примирился с моим присутствием и готов применить способ борьбы с заезжими ревизорами номер два: дать этому придурку все, о чем тот ни попросит, чтобы только не начал копать глубже.
— Изложите мне свою версию случившегося, — решительно отозвался я.
Адит выдвинул козырек из-под тюрбана, откинул крышечку инфора и пробежался пальцами по сенсорам. Свет в кабинете послушно померк, а я запоздало сообразил, что не заблокировал внутреннюю сеть полностью, отшлюзовав от нее лишь директора Этьенса. Если бы Адит хотел, он мог активировать оборонительные системы… под каковым эвфемизмом уже лет триста как скрываются управляемые независимыми процессорами пулеметные гнезда. Спасибо, секретарь, — два под потолком, за фальшивыми решетками вентиляции, сам вижу.
Это означало также, что начбез мог передать картинку напрямую нашим нейраугментам, но, видимо, решил не рисковать и задействовал стенной экран.
— Бертран Бартоломью Сайкс, — проговорил Адит вполголоса — этого хватило, чтобы у меня зазвенело в ушах, — прибыл в зону ответственности Академии двенадцать дней назад.
Я машинально приказал секретарю сверять все его слова с отчетом, хотя не надеялся найти расхождения на столь ранней стадии.
— Он обратился к директору Этьенсу с просьбой разрешить ему одиночное восхождение на пик Сикорского, расположенный, — экран заняла подробная карта, — на территории полигона.
Я пригляделся, накладывая на изображение призрак той карты, что хранилась у меня на хардрайве — тик. опять же, на всякий случай. Все верно. Будь я туристом-экстремалом — именно на пик Сикорского я бы и полез.
Узкое море имело преимущество перед другими водоемами планеты — его южная оконечность подмывала край полярной шапки. Поэтому уровень его опустился с начала эпохи опустошения всего лишь на двадцать пять сотен метров. Второму крупному водоему — так называемому Большому бассейну — повезло не так сильно. От него остались только мелкие, сверхсоленые озера, испещренные конусами вышедших на поверхность «черных курильщиков». Острова становились плоскогорьями или горами. Пик Сикорского начинал свою жизнь одиночным островом гавайского типа — щитовым вулканом, чей кратер возвышался над уровнем моря на пару километров. Потом море ушло, и отсчет высоты стало разумнее вести от подножия пологого конуса. Гора оказалась высотой с Эверест.
А потом, по какому-то капризу геологии, вулкан в очередном спазме активности начал извергать вязкую, тягучую лаву. Она не растекалась по безжизненным склонам, а громоздилась, наращивая пик. Раз за разом, век за веком… и гора набрала еще немного, И еще…
То, что получилось, напоминало китайскую пагоду. На широком основании покоилась башня бывшего острова, ту венчала пологая шапка, на ней — острый конус. Вулкан давно потух — очевидно, давления в стынущих недрах Габриэля не хватало, чтобы выплеснуть лаву так высоко, — эрозия постепенно стачивала его, но от подножия до вершины в нем и сейчас было ровно 11 063 метра.
Вулкан Олимп на Марсе значительно выше, но в чем интерес подниматься на гору, чьи склоны не круче улиц северного Санлосана? Пик Сикорского выглядел куда внушительнее.
Хорошо, что у меня нет склонности к суицидальным авантюрам. Хотя достаточно того, что таковую имел покойный Сайкс, раз придется лезть за ним.
— Разрешение было выдано два дня спустя…
— Почему так долго? — полюбопытствовал я, забыв напустить суровый вид.
— Я пытался его отговорить, — признался Этьенс тихонько. — Вы же понимаете…
О да! Директору вовсе не улыбалось отвечать за гибель подопечного.
— Но не получилось, — закончил я за него. — И что дальше?
— Взяв коптер, он отправился в Большой бассейн…
— Единственное, на что удалось его уговорить под тем предлогом, что это общепринятая мера, — перебил индуса директор, — так это взять с собой датчик-биосканер.
— И мы отслеживали передвижения господина Сайкса до самого последнего момента, — закончил Адит. — Как видите, — по карте пролегла тонкая извилистая линия, — он продвигался к так называемой Северной борозде, где наиболее удобно было бы подняться на плато. Сигнал с датчика перестал поступать в 20:37 по локальному времени, незадолго до заката.
Он замолк.
— И?.. — подбодрил я его.
— И всё, — кратко ответил Этьенс.
— Какие действия были предприняты вами далее? — уточнил я с раздражением.
— Никаких, — прогремел Адит.
Я потер виски, пытаясь собрать мысли воедино.
— Когда вы забрали тело? — выцедил я очередной наводящий вопрос.
— Тело не было найдено, — ответил Этьенс.
— Господин Михайлов, — Адит оказался более снисходителен к моей тупости, — в отчете вам не попадалось выражение «дранг-буря»?
Я поспешно запустил поиск. Да, контекст совпадал — поиски тела не производились по причине налетевшей дранг-бури.
— И что оно означает? Просветите, будьте любезны.
Мог бы затребовать определение из базы данных, но мне было интересно, как Адит выкрутится. Буря не буря, а потерять труп…
— Местный феномен Габриэля, — пояснил вместо начбеза Этьенс. — Кажется, нечто похожее наблюдается на Ашкелоне и первой планете системы Миктлана. Здешние бури чудовищной силы черпают энергию не из конденсации водяных паров, а из разницы суточных температур и эффекта Кориолиса. Обычно штормовой фронт зарождается медленно и требует нескольких оборотов, чтобы войти в полную силу, но, когда это случится, низкие широты Габриэля на протяжении недель чуть чаше, чем раз в сутки, охаживает хлыстом дедушка всех самумов. Плюс к этому — сухие грозы. Несколько раз мы наблюдали тектитный град: молнии сплавляют песок на лету.
— Очень интересно, — проговорил я неторопливо. — Буря налетела… после гибели Сайкса?
Адит кивнул.
— Приблизительно через полтора часа.
— То есть в тот момент, когда наш альпинист уже должен был выйти на вершинное плато?
— Нет. — Начбез вздохнул. — Это лишь предположения… но сьюд его подтверждает… что господин Сайкс собирался устроить привал в расселине близ верхнего устья борозды. Именно потому, что не хуже нас знал о приближении бури. После того, как штормовой фронт миновал пик Сикорского, я отправил на поиски четырех человек на двух коптерах… позвольте… — Он прервался, чтобы отправить мне с инфора досье на всех четверых. Я не слишком удивился, обнаружив, что все они принадлежат к куле Каччва. Потомки Рамы, чтоб их… — Они не нашли тела… и мы сделали вывод, что его стерло песком или унесло ветром.
Я попытался представить себе ураган, поднимающий тело, будто пылинку, поворачивая то одним боком, то другим, под абразивные струи песка, покуда даже кости не превратятся в прах.
И все же что-то беспокоило меня в этой картине.
— Какими средствами пользовались ваши люди?
— Анализ разноугольных аэросъемок, — ответил Адит. — И химиодетекторы.
Всё, как и должно быть.
— Мы немедленно сняли с маршрута остальных участников восхождения… — продолжил Этьенс.
— Стоп! — Я вскинул руку. В висках у меня начинало ломить. — Вы же говорили, что Сайкс намерился покорить пик в одиночку!
— Это так, — подтвердил Адит. — Но за то время, что господин Сайкс пробыл в Бэйтауне, он успел завязать знакомства с местным обществом самоубийц… простите, экстрим-клубом, и двое членов клуба изъявили желание посоревноваться с гостем из метрополии. Обычно институт не разрешает проводить спортивные мероприятия на территории полигона, — они с Этьенсом обменялись понимающими улыбками. — Но тут случай был особый. Вот их заявленные маршруты, — по карте зазмеились две синие полосы, — вот реальные. — Их продолжили зеленые. — Как видите, расхождения невелики. Мы следили за ними с помощью таких же датчиков.
— Мне нужны будут данные на этих… горе-альпинистов, — потребовал я. — Они, как я понимаю, пережили бурю?
— О да. — Адит позволил себе ухмыльнуться. — Крайне возмущались, когда их снимали со склона.
— Понятно… И к каким выводам вы пришли?
— Что гибель господина Сайкса стала результатом несчастного случая неустановленной природы, — начбeз дословно процитировал собственный отчет. Он точно надо мной издевается!
— Или убийства. — Это не был вопрос.
Адит покачал головой.
— Исключительно маловероятно. Для начала убийце пришлось бы преодолеть воздушное пространство над полигоном.
— Оно полностью контролируется радарными станциями? — Ответа я не знал и ожидал с интересом.
— Нет. — Этьенс развел руками. — Недостаток финансирования не позволяет. Но радары стоят на границах запретной территории.
— Кроме того, — добавил Адит почти конфиденциально — это значило «немногим громче обычного человека», — мы закрыли эту зону для полетов вовсе не для того, чтобы уберечься от лазутчиков. Бывает действительно опасно.
— Вы проводили подобные опыты в день восхождения или незадолго до него? — Я обернулся к индусу.
— Нет. — Возможно, мне только показалось, но Адит слабо улыбнулся.
Я мог с ходу представить себе три или четыре способа преодолеть защитный пояс незаметно для радаров.
— Вы сказали «для начала», — подбодрил я его. — Что еще?
— Еще я не могу представить, чтобы кому-то могло понадобиться убивать Сайкса столь хитроумным способом, — заметил Этьенс. — Он пробыл в Бэйтауне или в окрестностях Башни три дня. За это время он мог пасть жертвой десятка несчастных случаев — столь же правдоподобно.
— Например?
— Например, мог позабыть про дыхание, — хмуро предположил Адит. — Или отравиться солью. Или умереть от обезвоживания. Или утонуть… нет, снимаю — он ведь хорошо плавал?
— Как рыба, — подтвердил я вслед за досье.
— А в нашем море трудно не удержаться на поверхности, — закончил индус. — Даже и против своей воли. Два случая, впрочем, было, но то по глупости. Продолжим…
— Все, что вы перечислили, — заметил я, — имеет нечто общее. Мы имели бы на руках труп. А сейчас — не имеем, причем вас этот факт даже не обеспокоил.
— После дранг-бури тела не остается… — заметил было Адит и осекся. — А что столь важного в его трупе?
— Понятия не имею, — признался я. — Но эта деталь меня тревожит.
Воцарилось молчание.
— Так, — нарушил я тишину. — Мне потребуются логи всех радарных станций. Мне нужны досье на соперников Сайкса в восхождении. Это для начала. И… господин директор, я бы просил выделить мне комнату. Полагаю, Академия располагает комнатами дли гостей?
— Разумеется. — Этьенс только обрадовался возможности выставить незваного столичного гостя из своего кабинета. — Рават, проводите, пожалуйста…
— Нет нужды, — прервал я его. — Только выделите мне временный допуск. Я, разумеется, могу обойтись без него, но пользоваться сверхсекретными кодами, чтобы слить воду в клозете, — это уже стрельба по воробьям из пушек, не находите?
Ага. Из гразерных притом.
Директор с кислой миной передал моему секретарю еще один опознаватель — для перемещений по территории Академии. Не Башни, как я заметил. Допуск открывал дорогу на полигон. Надеется, что я сверну себе шею на склонах пика Сикорского?
Вряд ли дождется, решил я про себя. Потому что события разворачивались явно не так, как следовало из отчета местной СБ. Я пока не мог объяснить, на чём основывалась эта уверенность, но ближайшие часы я потрачу не на просмотр безмерно увлекательных логов — интересно, сохранились ли на планете птицы, или в отсутствие нарушителей радар вообще ничего не улавливает? — а на то, чтобы обосновать её… домыслами. Если ничего другого нет.
На объемной карте Башни перед моим вторым зрением полыхала яркая зеленая точка — квартира. Думаю, в жилфонде Пенроузовского института достаточно свободных мест и я никого не стесню. Ноги несли меня сами, желтая искорка на плане методично пожирала изумрудный волосок оптимального маршрута, а во взбаламученном моим шествием киберпространстве кипела работа. Если не зарываться, можно включить в работу изрядную долю простаивающей интелтроники здания, да так, что рават Адит даже серьгу не подергает, недоумевая, отчего стали подтормаживать неприхотливые бытпрограммы. А массивы данных здешней библиотеки по необходимости содержали все мне потребное. Две минуты спустя аннотированный список уже проплывал у меня перёд глазами, накладываясь на бирюзовый костяк Башни, наискось пробитый огрызком моего маршрута.
Планета Ашкелон (вторая в системе Малки), континент Перушт, объект Большой эскарп. Средняя высота — 5340 метров. Средняя скорость ветра в разломе — 23 м/с. Среднегодовая температура — +42° по Цельсию. В попытках восхождения погибло 72 альпиниста-экстремала. (Нескончаемый палящий ураган сметает с отвесной стены фигурки в пестрых облегающих комбинезонах.) Удача улыбнулась шестерым, причем в одном случае — весьма условная, потому что счастливчик до сих пор отбывает под ярмом срок за убийство: чтобы выбраться, он обрезал трос своего напарника, что бесстрастно подтвердили судейские камеры.
Планета Энки (вторая в системе Шамаш), континент Хурр, объект Колодец Тиамат. Глубина — около 4 км (меняется в зависимости от уровня лавы в кратере). (Жуткая вдавлина на лице планеты, будто пальцем промяли горный кряж — до основы, до живого, лавоточащего камня.) Разрешения на спуск экстремалам до сих пор не выдавались, однако заявок подано за три сотни.
Планета Нифльхейм (четвертая в системе иоты Персея, иначе Хель), Северный континент, объект Большая гряда, пик Недоступности. Максимальная высота (зубец Альфа) — 15 872 метра от уровня моря. Температура вблизи вершины — около — 110° С. Попыток восхождения — 15, удачных не было. (Белая мгла. Густой воздух неторопливо несет клубы ледяного праха, и негреющие солнечные лучи причудливо преломляются, будто кракен-альбинос игриво поводит щупальцами. Некуда поставить ногу, некуда бросить взгляд — всюду белизна, и белое пламя на белом, и хрупкие пласты осевшей морозной пыли.) Флаг Доминиона установлен на зубце Дельта путем суборбитального десантирования (бойцами местного гарнизона, на спор).
Дальше я просматривать не стал. Пик Сикорского, как выяснилось, был далеко не самым интересным для профессионального рискуна объектом в Доминионе. Есть и другие — поближе к дому, понедоступнее и поэкзотичнее. Значит, выбрать именно Габриэль у Б.Б.Сайкса имелась также иная причина. Что такого любопытного есть на планете? Кроме Пенроузовской Академии, конечно — но все данные по разработкам Башни любопытный прознатчик из метрополии мог получить, не покидая директорского кабинета, допуск-то имеется.
Хм… На миг мне пришло в голову, что какие-то результаты попросту отсутствуют в локальной сети, но такую нелепицу я отбросил тут же. Не спорю, возможно создать физически выделенную группу мейнфреймов, отсечь от массивов данных… да только стоить это будет очень дорого. Расходы на ТФ-исследования в бюджете Службы не ограничены, но контроль за отгрузками через лифт все же ведется, и Этьенсу пришлось бы долго объяснять круто наращенным ревизорам, зачем ему нестандартное киборудование. И правда — зачем? Гораздо проще воспользоваться информационными барьерами — паролями, фильтрами, — которые вскрывает даже мой, не самого высокого уровня, допуск.
Еще на Габриэле имелся второй институт — прекурсологии. Но никаких артефактов Предтеч. В особенности мобильных, запредельно дорогих на «черном рынке» инопланетных редкостей. Собственно колония, занятая обслуживанием институтов и неторопливой ассимиляцией новоприбывших. И все! Население планеты не дотягивало и до пяти миллионов.
Я чувствовал, что мысли мои начинают ходить по кругу. От постоянного напряжения болели мышцы. Тело повиновалось с трудом; ноги пытались отстать, а голову клонило вперед, будто бы именно мозг рвался к месту долгожданного отдохновения. Двери комнаты приветливо распахнулись передо мной. Я швырнул сумку в угол, рухнул на кровать и только приказал секретарю заблокировать все устройства слежения — микрофоны, камеры, датчики, — прежде чем позволить аптечке впрыснуть наконец в стынущую от ожидания кровь столь желанную порцию препарата.
Фуга.
Мелкая рябь на силастовой пленке, покрывающей потолок. Отражения. Комната превращается в чертеж световых лучей. Медленные аккорды звучат в ушах, рассыпаясь отдельными колебаниями воздуха. Я долго экспериментировал с различными мелодиями, прежде чем выбрать несколько, но предпочитал не знать заранее, какую именно выберет из списка секретарь. Музыка подсказывала содержание бреда даже громче, нежели голоса певцов. Вот и сейчас давно умерший солист пел о нирване, а гитара стонала от боли, погружаясь в черные воды медленно, неотвратимо текущей мимо реки, и вместе с нею тонул я, и ледяные струи, омывая каждый синапс, уносили с собой память…
Когда фаза закончилась, я несколько минут еще лежал, не шевеля ни единой мыслью, приводя в порядок разбежавшиеся воспоминания. Как всегда, процедура нарушила их распорядок, и если не проиндексировать их сразу, то через пару дней я могу оказаться убежден, будто беседовал с Этьенсом до прибытия на планету. Или до ухода с Земли.
Никогда не обращайтесь к гипнургам без лицензии. Мои родители могут это подтвердить. У меня нет причин быть им благодарным даже за то, что меня вообще поволокли на кресло — вряд ли подростковое свинство суть веская причина для коррекции поведения, — но если бы я остался тихим и послушным было бы лучше. Тогда бы я был вполне доволен жизнью. На первые фуги я тоже никому не жаловался, решил, что бесполезно, — но, когда потерял сознание на уроке, меня поволокли в клинику. Компенсировать повреждения не удалось ни тогда — по госстраховке, — ни позднее, когда я стал зарабатывать достаточно, чтобы врачи сами звонили мне с вопросом: «Не могу ли я вам чем-то помочь?»
Проклятый коновал лишил меня сна. Кора мозга не отзывалась не только на утомление, но и на искусственно наведенный ритм сна, удерживая мое сознание в полубреду, на краю яви. А так как без сна мозг долго работать не может, то неудивительно, что я едва не отбросил коньки, покуда под ругань врачей в клинике не получил запредельную дозу нейрипротекторов пополам с ГАМК. Тогда я пережил такой ужас, что меня пришлось лечить по новой — уже от психотравмы. Проклятая смесь позволяла нервным клеткам утрамбовать в долговременную память все, пережитое за последнее время, но те не переставали при этом работать. Назвать это состояние «кошмаром наяву» язык отказывался: не во всяком бреду доведется испытать, что твой мозг превратился в надтреснутую чашу с песком, который медленно-медленно сыплется в щелки.
Позднее удалось составить менее вредный коктейль — из пяти компонентов, — и, когда начинались спонтанные фуги, когда сознание помимо воли начинало меркнуть, уплывая в искаженную реальность, мне достаточно было найти укромное место и переждать наплыв галлюцинаций, заменявших сны. Состояние это мало отличалось от наркозависимости, и я едва не лишился места при Службе, когда кому-то пришло в голову внимательно проанализировать медкарту… хотя чем, с другой стороны, лучше сахарный диабет?
Кроме того, болезнь давала мне ряд профессиональных преимуществ. На меня не действуют никакие снотворные — наркоз в том числе. И умиротворяющие дротики-стрелки, и сонный газ. Пару раз меня это очень выручало. И мне не приходится треть суток проводить в безмысленном оцепенении, как всему человечеству. Хочется думать, что именно способность просиживать ночи напролет в обучающем вирте, а потом с помощью пары инъекций надежно усваивать полученные знания помогла мне вырваться из рижского гетто в местный анклав Ядра, а там — устроиться на Службу.
Ладно, порефлексировали — и будет. Вернемся к нашим альпинистам.
Личные дела соперников уже покоились в моем секретаре-компьютере. Но было их не два, как сказал Адит Дев. Их было три. Я даже усомнился в крепости взбаламученной медикаментами памяти, вызвал запись беседы — нет, все верно. О третьем фигуранте раджпут не упомянул. Даже маршрут его восхождения не был указан на карте плато. Что за притча? Если нестыковки находятся с первого взгляда — это уже не расследование, а цирк. Тем не менее я постарался зафиксировать хотя бы имена всех троих в биологической памяти. Мне показалось интересным, что каждый представлял свою грань габриэльского общества и свою зону юрисдикции — колонию и оба института.
В колониях… простите: согласно указаниям свыше, Земля не является единым государством и уже потому не может иметь колоний. Правильно и политкорректно говорить «домены». Но в быту этим архаичным словечком пользуются исключительно вскормленные на сетевках и патриотических сенз-фильмах производства «Луна-Голдвин-Майер» образчики молодого поколения — и то потому, что связывают со словом «Доминион». Даже само наименование могущественной Службы раскрывает секрет Полишинеля. Так что — в колониях кибернизация обычно захватывает лишь административные центры, и местные глосы из киберпространства поначалу выглядят как офиура-змеехвостка: туловище с ноготок и длинные тонкие щупальца. Постепенно на концах щупалец нарастают такие же узлы-монетки, пускают ростки, и система начинает напоминать корни травы. Габриэль и здесь выбивался из общего ряда. Глобальной опсистемы здешняя сеть не поддерживала; ирреальность распадалась на три достаточно компактные области, соединенные едва видными гейтами. Чем-то картина мне напомнила негатив земной Сети: там в сплошной огневой ткани, в три-четыре слоя намотанной на глобус, зияли прорехи малонаселенных или выпавших из цивилизации регионов, здесь — три факела горели посреди пустыни. Похоже было, что визуализаторы моего секретаря не до конца сочетались с условностями институтского лоса: изображение расплывалось, будто от слез, и все время хотелось сморгнуть, хотя глаза я держал закрытыми.
Так. Интересно, о ком же забыл упомянуть Адит Дев? Я бы поставил на пенроузовца. Уже потому, что на это место удобно было бы поставить бравого парня с роскошными раджпутскими усами. Вряд ли Сайкс-младший разберет, кто взялся с ним биться об заклад.
Однако, к моему удивлению, институтский экстремал оказался женщиной. Доктор Дебора Фукс, сорок три стандартных года, три ученых степени и груда шоколадных медалек. Степень аугментации — семнадцать процентов. Негусто. Опыт восхождений — Швейцарские Альпы и Непреклонный хребет — уже на Габриэле. Опять-таки небольшой. В Башне работает двенадцать лет, на Земле за это время не бывала ни разу. Возникло искушение полюбопытствовать — чем конкретно занимается доктор Фукс, — но я подавил его. Отношение Службы к новейшим ТФ-разработкам изрядно смахивает на паранойю.
Кандидат в покойники номер два: Тадеуш Новицкий, тридцати лет, инженер коммунального хозяйства Бэйтауна. Эмигрировал с метрополии четыре года назад. Степень наращения в досье не указывалась, из чего я заключил, что она близка к нулю. Чип-вшитик, фарфоровые зубы да, может быть, искусственный хрусталик — все, чем может похвастаться подавляющее большинство землян. Никакая экономика, даже в странах Ядра, не выдержит тотальной аугментации населения, особенно когда весь излишек уходит на строительство лифтоносцев, сбрасывающих людскую пену в колонии. Мне показалось значительным отсутствие у поляка альпинистского опыта до переезда. Впрочем, на Земле он занимался подводным экстримом в Балтийском море. Я содрогнулся, представив, что кому-то придет в голову по доброй воле нырять в бурлящий ядовитый ил. Серьезный парень.