Страница:
Кузовков заставил себя повернуть голову, передернулся от ужаса.
– Н-нет, этого человека я не знаю, – пробормотал он. – Его с Хамлясовым не было. Точно.
– И нога у него в порядке, – деловито произнес Конюхов, обходя покойника кругом. – Значит, не тот, за кем мы гонимся. Может быть, в карманах?..
Он обыскал покойника, разочарованно покачал головой.
– Пусто! А ну-ка... – неожиданно он разорвал остатки рубашки на груди трупа.
Все увидели, что кожа убитого сплошь покрыта татуировкой – ножи, церковные купола, еще что-то... Кузовкова опять затошнило.
– Ну так я и думал! Покойник – блатной, – заявил Конюхов. – Понимаете, что это значит? Вспомните, что я вам говорил. Определенно здесь бродит какая-то банда. Вы точно не хотите вернуться?
– Хотим, – сказал Грачев. – Но не можем. Если с Хамлясовым что-то случится, у нашего начальника будут неприятности. А он у нас один, начальник-то. Единственный и горячо любимый.
– Понятно, – кивнул Конюхов. – Тогда вот что я вам скажу. Покойнику уже ни хрена не надо, да и есть у меня подозрение, что он по заслугам получил. Как говорится, туда ему и дорога. А вот вам без охраны ходить тут опасно. Короче, командир, остаюсь с вами.
– А как же должностные инструкции, следствие, то-се? – спросил Грачев. – Так ведь можно и звездочки лишиться.
Конюхов махнул рукой.
– Я ведь простой участковый, – сказал он. – Какой с меня спрос? И потом, главное не то, как сделаешь, а как доложишь. Мне ведь поручено вам помогать. Вот я и помогаю. А ввиду сложности обстановки многое простить можно. Короче, остаюсь.
Глава 11
– Н-нет, этого человека я не знаю, – пробормотал он. – Его с Хамлясовым не было. Точно.
– И нога у него в порядке, – деловито произнес Конюхов, обходя покойника кругом. – Значит, не тот, за кем мы гонимся. Может быть, в карманах?..
Он обыскал покойника, разочарованно покачал головой.
– Пусто! А ну-ка... – неожиданно он разорвал остатки рубашки на груди трупа.
Все увидели, что кожа убитого сплошь покрыта татуировкой – ножи, церковные купола, еще что-то... Кузовкова опять затошнило.
– Ну так я и думал! Покойник – блатной, – заявил Конюхов. – Понимаете, что это значит? Вспомните, что я вам говорил. Определенно здесь бродит какая-то банда. Вы точно не хотите вернуться?
– Хотим, – сказал Грачев. – Но не можем. Если с Хамлясовым что-то случится, у нашего начальника будут неприятности. А он у нас один, начальник-то. Единственный и горячо любимый.
– Понятно, – кивнул Конюхов. – Тогда вот что я вам скажу. Покойнику уже ни хрена не надо, да и есть у меня подозрение, что он по заслугам получил. Как говорится, туда ему и дорога. А вот вам без охраны ходить тут опасно. Короче, командир, остаюсь с вами.
– А как же должностные инструкции, следствие, то-се? – спросил Грачев. – Так ведь можно и звездочки лишиться.
Конюхов махнул рукой.
– Я ведь простой участковый, – сказал он. – Какой с меня спрос? И потом, главное не то, как сделаешь, а как доложишь. Мне ведь поручено вам помогать. Вот я и помогаю. А ввиду сложности обстановки многое простить можно. Короче, остаюсь.
Глава 11
Лесник подошел к лежащему на земле человеку неторопливо, переваливаясь на ходу, как медведь. Наклонился, взял в руки чужое ружье, разрядил его и огляделся по сторонам. Высмотрев поблизости подходящее дерево, размахнулся и с силой двинул ружьем по кряжистому, покрытому лишайником стволу. Приклад разлетелся в мелкие щепы. Лесник брезгливо отшвырнул в кусты искореженные стволы и опять повернулся к своему пленнику.
– Что ж ты делаешь, сука! – с тоской сказал тот. – Ружье-то при чем?!
– Поменьше лайся! – ответил лесник. – Я ведь и обидеться могу. А ружьишко сейчас в лесу лишнее. Не сезон. У меня шалить нельзя.
Лежащий на земле человек приподнял голову, всмотрелся в лесника.
– Черт! Так это ты, что ли, Петр Игнатьич? – с досадой спросил он. – Лесник, что ли? Не признал я тебя с испугу... Ты что же себе позволяешь, а?
Лесник подошел ближе, наклонил голову.
– Ага, Тарасов! – сказал он удовлетворенно. – А я-то думаю, откуда мне этот голос знаком?
– Ну ладно, хорош дурить! – уже сердито сказал Тарасов. – Долго я еще тут валяться буду?
– А ты полежи, подумай, – посоветовал лесник. – О правилах и сроках охоты, например. Самое время, я считаю. И не вздумай увильнуть – Пиночет живо глотку перехватит. Полежи-полежи!
– Да не охотился я! – с тоской выкрикнул Тарасов. – К ученым нанялся в проводники, ясно? Из Москвы ученые – приехали к нам пришельцев изучать. А дорог в лесу не знают. Вот я и нанялся на болота их проводить.
Лесник снял с плеча ружье, неторопливо присел на пенек напротив лежащего, поставил ружье между колен и принялся доставать из кармана сигареты.
– Нескладно врешь, Тарасов! – с осуждением сказал он, закуривая. – На болота совсем в другую сторону идти нужно. И я еще не глухой. Выстрелы в чаще слышал. Да и из стволов твоих воняет, как из кочегарки. В кого палил? Лося выследил?
– Ты в своем уме, Петр Игнатьевич? – сказал Тарасов. – Видишь же, пустой я.
– А я откуда знаю, что ты задумал? – рассудительно заметил лесник. – Может, у тебя где тележка припрятана? Тушу разделал, а теперь по частям вывозить будешь. Откуда я знаю?
– Да какая тележка?! – возмущенно закричал Тарасов. – Сам же знаешь, что ерунду говоришь. Ну стрельнул я – так, для пробы. Что тут такого?
– Для пробы, говоришь? – Лесник выпустил изо рта клуб дыма и, прищурив глаз, посмотрел на Тарасова. – Жалко, ты зеркала с собой не носишь. Посмотрел бы сейчас на себя. По твоему же виду все ясно – гнал зверя как проклятый. Изгваздался аж весь! И еще будешь мне шарики вкручивать – для пробы!
– Не гнал я никакого зверя, Игнатьич! – дрогнувшим голосом проговорил Тарасов. – Богом клянусь.
– У меня к таким, как ты, веры нет, – спокойно заметил лесник. – Вот я сейчас покурю и пойдем.
– Куда?
– А туда, откуда ты пришел. Смотреть будем, как ты для пробы стрелял. И сразу предупреждаю – найду зверя, держись! Жалеть не буду – измордую так, что жена не узнает. Штрафами вашего брата, браконьера, не возьмешь!
– Да пошел ты! – мрачно сказал Тарасов. – Никуда я с тобой не пойду. Мне домой надо.
– Пойдешь, – убежденно ответил лесник. – Захочу, так побежишь. На Пиночета посмотри. Пойдешь как миленький.
Наступила короткая пауза. Лесник докурил сигарету, заплевал ее и тщательно растер окурок каблуком.
– Поднимайся! – сказал он. – Веди показывай, чего в моем лесу натворил. И лучше, если не будешь мне мозги туманить – быстрее твои мучения кончатся.
Тарасов встал, хмуро посмотрел на здоровенного черного пса, на лесника, потом уставился себе под ноги и неожиданно сказал:
– Слышь, Игнатьич, может, решим все по-хорошему? Ты ведь меня давно знаешь. Вроде как не совсем чужие. Ты – мужик злой, с характером, но все знают, что ты в ментовку людей не сдаешь. За это тебя все уважают...
– Ты мне зубы не заговаривай, – оборвал его лесник. – А в ментуру я вас не сдаю по одной причине – это для вас не наказание. Подумаешь, штраф возьмут! С вас это как с гуся вода. А мое учение надолго запоминается.
– Тут такое дело, Игнатьич, – совсем мрачно сказал Тарасов, – твое учение тут ни к чему. Я в лесу человека завалил.
Лесник быстро взглянул на него, нахмурил лоб и опять полез за сигаретой.
– Не врешь? – деловито спросил он, чиркая спичкой.
Тарасов молча взглянул ему прямо в глаза.
– Понятно, – сочувственно произнес лесник. – И как же тебя угораздило, Тарасов? Только давай всю правду. Я не следователь – меня обманывать бесполезно. Случайный выстрел или умышленное злодейство?
– Жизнь свою защищал. Самооборона, – объяснил Тарасов. – В меня-то тоже стреляли. Мои выстрелы ты слыхал, а что из пистолетов палили – не понял, что ли?
– По правде говоря, удивился маленько, – признался лесник. – С тех пор как три года назад тут пьяные офицеры тир устроили с шашлыками, ничего похожего не было. И кто же это тебя?
– Короче, тут такая история... – заговорил Тарасов.
Лесник Серов был уникальным человеком. Обладая крутым нравом, огромной физической силой и отчаянным характером, он давно стал грозой всех местных браконьеров. Спуску он никому не давал, хотя уследить за всем, конечно, не мог. Его боялись и ненавидели, но больше все-таки боялись. Однако он действительно никогда и никого не отдавал в руки правосудия и этим снискал к себе определенное уважение. При этом он был человеком себе на уме и, например, охотничьим забавам большого начальства никогда не препятствовал. Наоборот, создавал, как говорится, режим наибольшего благоприятствования, за счет чего имел довольно крепкие тылы и за свое положение мог не опасаться. Тех самых гуляк-офицеров, о которых он рассказывал Тарасову, Серов самолично тогда вздул, повязал и сдал в комендатуру. Скандал получился крупный, начальник воинской части был в бешенстве, но Серова защитило городское руководство. Браконьеры помельче время от времени сговаривались отомстить леснику, но до настоящего дела никогда так и не доходило – все знали, что в драке Серов пойдет до конца.
Тарасов в целом испытывал к леснику неприязнь, но отдавал ему должное – стукачом тот никогда не был. Теперь, попав в крайне щекотливую ситуацию, Тарасов счел за благо рассказать Серову все. Запирательство действительно могло выйти ему боком, лесник вранья не прощал.
Но зато теперь судьба Тарасова была целиком в его руках. От лесника зависело, как поступить – сдать Тарасова в руки правосудия или отпустить на все четыре стороны. Тарасов постарался быть в своих признаниях как можно убедительнее и для этого даже изложил Серову все свои соображения насчет тех целей, которые могли наметить себе бандиты. Он напомнил о событиях двухлетней давности и поделился своими предположениями о том, что где-то в районе Черной Топи могут быть припрятаны денежки.
Серов выслушал все очень внимательно, но по его непроницаемому лицу невозможно было понять, что он думает. Когда Тарасов закончил свою исповедь, лесник неожиданно угостил его сигаретой, опять закурил сам и въедливо поинтересовался, почему, если бандитам нужен был проводник, они стали стрелять в него, а потом вдруг прекратили преследовать.
– Не вдруг, Игнатьич! – умоляющим голосом сказал Тарасов. – Говорю же, одного из них завалил! И еще одного подранил, кажется... И это вопрос, прекратили они или нет. Может, они сейчас за кустами крадутся...
– Это вряд ли, – покачал головой Серов. – Пиночет их давно бы учуял.
– А стрелять они начали, когда увидели, что я уйти могу, – продолжал Тарасов. – Они же боятся, что я в ментовку стукну.
– А ты, значит, не стукнешь? – Лесник прошелся по нему испытующим взглядом.
– Только этого еще не хватало! – горячо произнес Тарасов. – Зачем мне лишняя головная боль? У меня своя жизнь.
– А как же насчет москвичей? Они ведь тоже живые. А ты, выходит, их подставил?
– Своя рубашка ближе к телу, Игнатьич, – проникновенно сказал Тарасов. – Сам знаешь, у меня семья, дети. За чужих людей шкурой рисковать не хочу.
– А за два «лимона», которые в лесу припрятаны, тоже не желаешь рискнуть? – хитро прищурился Серов.
Тарасов замахал руками.
– Лучше, знаешь, синица в руках, – убежденно заявил он. – Я этих денег не видел. Это я думаю так, что припрятаны, а на самом деле, кто знает? Да и не надо мне их. Я человек не гордый – своим трудом проживу.
– Знаю я твои труды, – сурово сказал лесник. – Ну ладно. Пошли посмотрим, правду ты мне наговорил или лапши на уши навешал. Если не соврал, один разговор будет, а если голову мне морочил, то совсем другой... Пиночет, ко мне!
Тарасову совсем не хотелось возвращаться на то место, где только что разыгралась трагедия, но под мрачным взглядом лесника и кровожадным – Пиночета он не посмел прекословить. Они пошли лесной тропой – Тарасов впереди, лесник с ружьем наперевес за его спиной. Жарко дышащий Пиночет почти бесшумно носился рядом, обнюхивая каждое дерево и каждую былинку вокруг. Беспокойства он не проявлял, и постепенно Тарасов уверился, что бандиты все-таки потеряли его след.
Однако, когда подошли к холму, густо поросшему кленом, Тарасов невольно начал волноваться. Без оружия и практически под конвоем он чувствовал себя голым. К тому же теперь его начинало по-настоящему страшить то, что он натворил. Что ни говори, а убийство есть убийство. До сих пор Тарасову случалось направлять ружье только на животных. Теперь было совсем другое.
Они перевалили через холм и стали приближаться к тому месту, где произошла перестрелка. Тарасов был мрачен, дышал часто и прерывисто. Лесник исподлобья посматривал на него и думал о чем-то своем.
Вдруг Пиночет сорвался с места и помчался вперед. Под большим раскидистым деревом он остановился как вкопанный и обернулся.
– Ну-ка стой тут! – строго сказал лесник и, вытянув руку, оттолкнул Тарасова. – Без тебя разберемся.
Он неторопливо подошел к месту, где стоял пес, и тихо присвистнул. Под деревом, впившись ногтями в землю, лежал человек в грязно-желтой куртке. Трава под ним была перепачкана кровью. Чуть поодаль на плоском камне валялась латунная гильза от пистолетного патрона. Пиночет добросовестно обнюхал раненого и вопросительно посмотрел на хозяина.
– По сторонам смотри! – сурово сказал лесник и сам очень внимательно окинул взглядом склон противоположного холма.
Не увидев ничего подозрительного, он присел возле раненого, проверил пульс. Человек был жив. Почувствовав прикосновение, он с трудом повернул голову и устремил на Серова осоловевший взгляд. Несколько секунд он всматривался в незнакомое лицо, пытаясь сообразить, кто перед ним, а потом, задыхаясь, проговорил:
– Чего смотришь, мужик? Продырявили меня, не ясно, что ли? Весь ливер вылез!.. Вытащи меня отсюда, в натуре!..
Лесник задумчиво почесал крупный нос, украдкой посмотрел в ту сторону, где за деревьями остался Тарасов.
– Куда же тебя тащить, голуба? – спокойно сказал он раненому. – Как-то и не соображу сразу. Вправо? Влево? Тут, куда ни тащи – везде одно, лес.
– Ты дурочку не ломай! – зло просипел бандит. – До места меня вытащи! В больницу. Ранен я!
– Это я вижу, что ранен, – сказал лесник. – И как только тебя угораздило? У нас тут ведь больниц нет. Лес тут.
– Чего заладил – лес, лес? – хрипящим и булькающим голосом выдавил из себя раненый. – До первой машины вытащи! Бабки получишь, ну! У моих корешей много бабок...
– Бабки? Это уже разговор, – кивнул Серов. – Только ты погоди, мне одно дело нужно сделать. Я сейчас вернусь. Пиночет, стеречь!
Лесник поднялся и возвратился к Тарасову. Тот был бледен и смотрел на Серова со страхом.
– Значит, так, голуба! – холодно сказал лесник. – Труп на тебе теперь.. Значит, не соврал ты, и это хорошо. А вот что убил, это, конечно, плохо. Как дальше-то жить думаешь?
– Не стукнешь – буду дальше жить, – прямо глядя в глаза Серову, сказал Тарасов. – Жизнь такая штука – что бы ни случилось, а жить надо.
– С повинной не хочешь идти?
– А кто мне поверит? Свидетелей нету, а этих ищи-свищи.
– Это верно. Человеку у нас не верят, – сказал лесник. – А я вот поверил. Ясное дело, плохого ты не хотел, а вышло, понимаешь, плохо. Но ты нос не вешай. Могло ведь и хуже быть. Ступай домой и помалкивай, понял? Возьму твой грех на себя.
– Правда, что ли, Игнатьич? – растроганно сказал Тарасов. – Я твой должник, Игнатьич! Что хочешь...
– Хочу, чтобы ты язык за зубами держал! – перебил его лесник. – Ни единой живой душе, понял! Я в соучастники не просился, а за доброту мою тем более страдать не хочу.
– Никому! – торжественно произнес Тарасов. – Матери родной не скажу!
– Ну, ступай! – повелительно прикрикнул лесник. – И чтобы я тебя здесь больше не видел, понял?!
Тарасов встрепенулся, повернулся кругом и, втянув голову в плечи, затрусил вверх по склону. Через минуту шелест смыкающихся за ним ветвей затих, и лесник не спеша возвратился к раненому.
Тот ждал его, чуть приподнявшись на локтях и напряженно вытянув шею. Эта поза доставляла ему, по-видимому, немалые мучения, но он терпел. Его лицо, обезображенное гримасой боли, светилось надеждой.
– Ну что, заметано? – пробормотал он, пытаясь выдавить из себя улыбку.
Лесник, не отвечая, присел с ним рядом на траву, критически посмотрел на кровавые лохмотья, свешивающиеся из-под желтой куртки.
– Здорово засадили! – сказал он. – Кто это тебя?
– Так, сука одна, – нетерпеливо ответил раненый. – Ты короче говори. Хреново мне.
– Говорить будешь ты, – отрезал лесник. – И всю правду. Если расскажешь все как на духу, может, будешь жить.
На лице бандита появилось выражение глубочайшей досады.
– Что ж ты, падла...
– Не груби! – предостерег лесник. – Я грубостей не люблю. У тебя ведь, голуба, положение хуже не придумаешь. В животе дыра, кореша тебя бросили, да и «пушку» твою унесли. Так что козырей у тебя нету, голуба, – ни одного! А ты грубишь.
– Ладно, – сдаваясь, сказал раненый. – Чего тебе от меня надо?
– Кто ты и откуда – это мы опустим, – решил лесник. – Каждый имеет право на свои маленькие тайны. Лучше скажи мне, что ты в здешних лесах делаешь? Сокровища ищешь?
Раненый пристально и недоверчиво посмотрел ему в глаза. Взгляд лесника был невозмутим.
– Ну, видишь, я все знаю, – сказал наугад Серов. – Одного не знаю, где вы эти сокровища припрятали. А ты мне скажи. Ну чего тебе теперь-то жаться? Они же тебе все равно не достанутся. Очнись! Твои подельники тебя здесь подыхать оставили, ты же понимаешь. Или надеешься, что они на обратном пути сюда завернут – «вот тебе, голуба, твоя доля»? И на что она тебе – на похороны только...
В глазах раненого мелькнуло мрачное удовлетворение.
– Слышь, мужик, а ты по делу базаришь, – пробормотал он. – Такой расклад получается, что надеяться мне пока не на что. Али, гад, ушел! Как собаку здесь бросил! Ну так пускай, падла, подавится своей зеленью! Правильно я говорю?
– В самую точку, голуба! – подтвердил лесник. – Значит, доллары ищете? Те самые, которые два года назад в Боровске грабанули?
– Ага, только меня тогда здесь не было. Тут Максим работал. Али с ним был и еще человек шесть. Уходили лесом, с проводником. Через болота, короче. Там на болотах ящики с деньгами оставили – так Максим захотел. А когда проводник их через болота перевел, Максим всех кончил. Али чудом спасся. Потом на два года на дно ушел – Максима боялся.
– А чего сейчас расхрабрился?
– Так Максима менты подстрелили. Теперь для Али зеленый свет. Вот он нас и собрал...
– Значит, на болотах?
– Ага, есть тут у вас какая-то Черная Топь. Вот там на острове, где церковь порушенная.
– Есть такая, – подтвердил Серов. – А что за москвичи, к которым вы прибились?
– Ученые какие-то. Тоже в Черную Топь собрались. У них проводник местный был, но он сбежал. Почуял что-то. Это он меня...
– Как же теперь без проводника? – поинтересовался лесник.
– Вообще-то мы какого-то лоха нашли. Но он от нас тоже сбежал. Потом к тем москвичам прибился. Али теперь надеется, что он их через болота проведет. Только вряд ли, убогий он какой-то и ногу подвернул.
– Что же все от вас сбегают-то? – с усмешкой сказал лесник. – Или страшные такие? Сколько вас всего?
– Теперь без меня трое. А москвичей человек девять. А ты, мужик, или сам банк сорвать хочешь? Гляди, обожжешься!
– Ну ты скажешь тоже! – добродушно проговорил Серов. – Мне деньги не нужны. Тем более зелень эта. Что я с ней делать буду?
– Не свисти! – недоверчиво протянул раненый. – Я еще ни разу в жизни не видал таких, которым бабки не нужны были бы.
– Так сейчас посмотри, – посоветовал лесник. – Я просто твоих корешей предупредить хочу, что через Черную Топь кто попало не пройдет. Тут опытный человек нужен. А то сгинут не за понюх табаку.
– Туда и дорога, – мрачно сказал бандит. – А ты, если башлями не интересуешься, так сделай христианское дело – доставь меня в больничку!
– Так это еще с какой стороны посмотреть, христианское это будет дело или нет, – сказал лесник, поднимаясь. – Сдается мне, что спешить с этим не стоит.
На шее раненого натянулись жилы. Из последних сил он рванулся вперед, пытаясь схватить лесника за сапог. Из груди его рвались бессвязные ругательства.
– Не трать силы, голуба, – брезгливо посоветовал Серов. – Они тебе еще понадобятся. Если больницей интересуешься, то ползи все время на юг. Может, и приползешь, бог даст. Ко мне, Пиночет! Ищи!
Он повернулся спиной к раненому и, не обращая внимания на несущиеся вслед проклятья, пошел вслед за псом, который уже штурмовал следующий холм.
Пиночет не ошибся в выборе направления, но бандиты, видимо, уходили в большой спешке и оторвались порядочно. Лесник нашел их бивак примерно через час. Никаких сомнений в том, что бандиты останавливались именно здесь, быть не могло. На поляне была примята трава, валялись окурки и остались отпечатки грубых башмаков. Но самое главное – в кустах валялся раскрытый рюкзак. Внутри оказались банки с консервами, краюха хлеба, газированная вода в пластиковой бутылке. Осмотрев все, лесник покачал головой.
– Питанием разбрасываются, уркаганы! – неодобрительно сказал он. – Пустой народ! Ничего по-человечески сделать не могут. В Черную Топь собрались, понимаешь! Вот до чего жадность доводит!
Он пошел дальше, внимательно наблюдая за реакцией пса. Теперь следовало быть осторожнее – в любую минуту они могли выйти на бандитов. А в планы Серова это пока не входило.
Он знал Черную Топь вдоль и поперек. Бывал и на островке, затерянном посреди болот. Пробраться туда можно было только по узким незаметным тропам. Место было гиблое. Сколько там пропало любопытного народа, никто не знал даже приблизительно. Но не всегда причиной тому было болото. Вот, например, два года назад какой-то залетный Максим положил здесь пять человек своих и проводника в придачу. Проводник, конечно, дядя Федор – он пропал два года назад. К этому старику Серов благоволил и, узнав про его гибель, испытал сожаление.
Дядя Федор лес знал и меру соблюдал точно, хотя деньги любил. Деньги его и сгубили. Теперь даже трупа его не сыщешь. Черная Топь если засасывает, то назад уже не отдает. Серов не помнил, чтобы кого-то из пропавших здесь находили.
Серов за большими деньгами никогда не гнался, хотя возможности такие у него были. На его месте, если с умом, можно было такие дела проворачивать! Но Серов не увлекался. Увлечешься, потеряешь голову, а тебя, глядь, уже съели. Покой был ему куда дороже. Но сумма, о которой шла речь сейчас, поразила и его. Имея два миллиона долларов, можно было устроить себе такую жизнь, какую они с бабой только в телевизоре видели. Побаловать себя на старости лет под каким-нибудь южным солнцем. Носить костюмы из тонкой шерсти, пить дорогие напитки, а вечером гулять по набережной, где все деревья оплетены электрическими лампочками, – Серов видел такое в какой-то передаче – красиво. Иногда он представлял, что будет, если весь их лес увешать лампочками. Получалось совсем не то – какой-то дурдом. Все-таки во всем должна быть мера.
А главное, чтобы получить эти два миллиона, ничего не надо было делать – ни убивать, ни грабить. И вообще, эти деньги вроде бы теперь ничьи. Кто догадается, где они и у кого? Серов краем уха слышал в городе, что власти махнули рукой на расследование. Украденные купюры были небольшого достоинства, не помечены. Одним словом, что с воза упало, то пропало. Так что с этой стороны совесть у Серова была абсолютно спокойна.
Оставалась, конечно, закавыка – даже две. Нет, три. Во-первых, банда. Эти просто так добычу не отдадут. Во-вторых, москвичи. Горластые, бесцеремонные, всюду сующие свой нос. Лишние свидетели. И в-третьих, Серов хотел знать точное место, где спрятаны деньги. Островок в Черной Топи небольшой, но искать на нем клад можно хоть сто лет. Их в распоряжении Серова не было.
Но он собирался решать эти вопросы по возможности мирно, без крови и лишнего шума. Конкретного плана пока не было. Он еще не до конца разобрался в ситуации. Бандиты упустили проводника, но предпочли вернуться обратно. Рассчитывают прорваться через болота с москвичами? Но ведь те тоже остались без проводника. Теперь у них в этом качестве какой-то малахольный, да еще одноногий. Вообще-то Серову это на руку – только идиот рискнет идти в Черную Топь без знающего человека. Москвичи – публика нахальная, но они не идиоты. Скорее всего, они раздумают штурмовать болота и повернут назад. С бандитами сложнее. Эти ради денег ни перед чем не остановятся. Но какой они изберут вариант, Серов не знал и решил вначале разведать все хорошенько. Лес был его домом, он знал здесь каждую тропинку и не боялся, что его застанут врасплох. К тому же с ним был Пиночет.
Настигли бандитов они, когда по лесу уже поползла предвечерняя прохлада. Наверное, встреча произошла бы раньше, но, похоже, потерпев неудачу в погоне за Тарасовым, бандиты открыли для себя черную полосу. Разыскивая лагерь москвичей, они заблудились и долго кружили, возвращаясь на одно и то же место. Серов, не желая выдать себя, вынужден был терпеливо повторять все их выкрутасы, позволяя себе лишь мысленно отпускать по адресу этих бестолковых людишек цветистые ругательства.
Наконец они, кажется, нашли верное направление и двинулись прямиком в сторону Черной Топи. Однако до болот они не дошли и остановились на привал посреди небольшой поляны. Серов подобрался к ним довольно близко, но того, что его могут заметить, не опасался – бандиты настолько вымотались, что не испытывали ни малейшего желания знать, что творится вокруг них.
Они попадали на траву, разбросав как попало свои рюкзаки, и несколько минут угрюмо молчали. Серов сразу сообразил, кто у них главный: раненый бандит называл его Али – это был ладный светловолосый парень со шрамом на левой щеке. Едва освободившись от поклажи, он сразу же достал сигарету и закурил, сосредоточенно уставившись в одну точку и глубоко о чем-то задумавшись.
Другие двое, длинноволосый молодой человек, похожий на завсегдатая дискотек, и совсем неприятный тип со злым туповатым лицом, принялись открывать консервы. Все происходило в полном молчании до тех пор, пока Али вдруг не поднял голову и не сказал:
– Чего расселись, мать вашу? Я сказал – посмотреть, далеко эта шобла или нет. Успеете пожрать. Ну-ка, Валет, сгоняй проверь!
Неприятный тип, который уже принялся с чавканьем поглощать содержимое консервной банки, открыл рот и обиженно уставился на Али.
– В натуре, почему нельзя пожрать? – возмутился он. – Крутимся весь день, как бобики, и даже пожрать спокойно нельзя! Куда они денутся, эти сволочи? Никуда не денутся!
– Серьезно, Али, давай заправимся, – поддержал его длинноволосый. – Вечер уже. Мы же не железные. А московские и так никуда не денутся. Тоже небось жрать сели. Не пойдут же они на ночь глядя через болото.
– Что ж ты делаешь, сука! – с тоской сказал тот. – Ружье-то при чем?!
– Поменьше лайся! – ответил лесник. – Я ведь и обидеться могу. А ружьишко сейчас в лесу лишнее. Не сезон. У меня шалить нельзя.
Лежащий на земле человек приподнял голову, всмотрелся в лесника.
– Черт! Так это ты, что ли, Петр Игнатьич? – с досадой спросил он. – Лесник, что ли? Не признал я тебя с испугу... Ты что же себе позволяешь, а?
Лесник подошел ближе, наклонил голову.
– Ага, Тарасов! – сказал он удовлетворенно. – А я-то думаю, откуда мне этот голос знаком?
– Ну ладно, хорош дурить! – уже сердито сказал Тарасов. – Долго я еще тут валяться буду?
– А ты полежи, подумай, – посоветовал лесник. – О правилах и сроках охоты, например. Самое время, я считаю. И не вздумай увильнуть – Пиночет живо глотку перехватит. Полежи-полежи!
– Да не охотился я! – с тоской выкрикнул Тарасов. – К ученым нанялся в проводники, ясно? Из Москвы ученые – приехали к нам пришельцев изучать. А дорог в лесу не знают. Вот я и нанялся на болота их проводить.
Лесник снял с плеча ружье, неторопливо присел на пенек напротив лежащего, поставил ружье между колен и принялся доставать из кармана сигареты.
– Нескладно врешь, Тарасов! – с осуждением сказал он, закуривая. – На болота совсем в другую сторону идти нужно. И я еще не глухой. Выстрелы в чаще слышал. Да и из стволов твоих воняет, как из кочегарки. В кого палил? Лося выследил?
– Ты в своем уме, Петр Игнатьевич? – сказал Тарасов. – Видишь же, пустой я.
– А я откуда знаю, что ты задумал? – рассудительно заметил лесник. – Может, у тебя где тележка припрятана? Тушу разделал, а теперь по частям вывозить будешь. Откуда я знаю?
– Да какая тележка?! – возмущенно закричал Тарасов. – Сам же знаешь, что ерунду говоришь. Ну стрельнул я – так, для пробы. Что тут такого?
– Для пробы, говоришь? – Лесник выпустил изо рта клуб дыма и, прищурив глаз, посмотрел на Тарасова. – Жалко, ты зеркала с собой не носишь. Посмотрел бы сейчас на себя. По твоему же виду все ясно – гнал зверя как проклятый. Изгваздался аж весь! И еще будешь мне шарики вкручивать – для пробы!
– Не гнал я никакого зверя, Игнатьич! – дрогнувшим голосом проговорил Тарасов. – Богом клянусь.
– У меня к таким, как ты, веры нет, – спокойно заметил лесник. – Вот я сейчас покурю и пойдем.
– Куда?
– А туда, откуда ты пришел. Смотреть будем, как ты для пробы стрелял. И сразу предупреждаю – найду зверя, держись! Жалеть не буду – измордую так, что жена не узнает. Штрафами вашего брата, браконьера, не возьмешь!
– Да пошел ты! – мрачно сказал Тарасов. – Никуда я с тобой не пойду. Мне домой надо.
– Пойдешь, – убежденно ответил лесник. – Захочу, так побежишь. На Пиночета посмотри. Пойдешь как миленький.
Наступила короткая пауза. Лесник докурил сигарету, заплевал ее и тщательно растер окурок каблуком.
– Поднимайся! – сказал он. – Веди показывай, чего в моем лесу натворил. И лучше, если не будешь мне мозги туманить – быстрее твои мучения кончатся.
Тарасов встал, хмуро посмотрел на здоровенного черного пса, на лесника, потом уставился себе под ноги и неожиданно сказал:
– Слышь, Игнатьич, может, решим все по-хорошему? Ты ведь меня давно знаешь. Вроде как не совсем чужие. Ты – мужик злой, с характером, но все знают, что ты в ментовку людей не сдаешь. За это тебя все уважают...
– Ты мне зубы не заговаривай, – оборвал его лесник. – А в ментуру я вас не сдаю по одной причине – это для вас не наказание. Подумаешь, штраф возьмут! С вас это как с гуся вода. А мое учение надолго запоминается.
– Тут такое дело, Игнатьич, – совсем мрачно сказал Тарасов, – твое учение тут ни к чему. Я в лесу человека завалил.
Лесник быстро взглянул на него, нахмурил лоб и опять полез за сигаретой.
– Не врешь? – деловито спросил он, чиркая спичкой.
Тарасов молча взглянул ему прямо в глаза.
– Понятно, – сочувственно произнес лесник. – И как же тебя угораздило, Тарасов? Только давай всю правду. Я не следователь – меня обманывать бесполезно. Случайный выстрел или умышленное злодейство?
– Жизнь свою защищал. Самооборона, – объяснил Тарасов. – В меня-то тоже стреляли. Мои выстрелы ты слыхал, а что из пистолетов палили – не понял, что ли?
– По правде говоря, удивился маленько, – признался лесник. – С тех пор как три года назад тут пьяные офицеры тир устроили с шашлыками, ничего похожего не было. И кто же это тебя?
– Короче, тут такая история... – заговорил Тарасов.
Лесник Серов был уникальным человеком. Обладая крутым нравом, огромной физической силой и отчаянным характером, он давно стал грозой всех местных браконьеров. Спуску он никому не давал, хотя уследить за всем, конечно, не мог. Его боялись и ненавидели, но больше все-таки боялись. Однако он действительно никогда и никого не отдавал в руки правосудия и этим снискал к себе определенное уважение. При этом он был человеком себе на уме и, например, охотничьим забавам большого начальства никогда не препятствовал. Наоборот, создавал, как говорится, режим наибольшего благоприятствования, за счет чего имел довольно крепкие тылы и за свое положение мог не опасаться. Тех самых гуляк-офицеров, о которых он рассказывал Тарасову, Серов самолично тогда вздул, повязал и сдал в комендатуру. Скандал получился крупный, начальник воинской части был в бешенстве, но Серова защитило городское руководство. Браконьеры помельче время от времени сговаривались отомстить леснику, но до настоящего дела никогда так и не доходило – все знали, что в драке Серов пойдет до конца.
Тарасов в целом испытывал к леснику неприязнь, но отдавал ему должное – стукачом тот никогда не был. Теперь, попав в крайне щекотливую ситуацию, Тарасов счел за благо рассказать Серову все. Запирательство действительно могло выйти ему боком, лесник вранья не прощал.
Но зато теперь судьба Тарасова была целиком в его руках. От лесника зависело, как поступить – сдать Тарасова в руки правосудия или отпустить на все четыре стороны. Тарасов постарался быть в своих признаниях как можно убедительнее и для этого даже изложил Серову все свои соображения насчет тех целей, которые могли наметить себе бандиты. Он напомнил о событиях двухлетней давности и поделился своими предположениями о том, что где-то в районе Черной Топи могут быть припрятаны денежки.
Серов выслушал все очень внимательно, но по его непроницаемому лицу невозможно было понять, что он думает. Когда Тарасов закончил свою исповедь, лесник неожиданно угостил его сигаретой, опять закурил сам и въедливо поинтересовался, почему, если бандитам нужен был проводник, они стали стрелять в него, а потом вдруг прекратили преследовать.
– Не вдруг, Игнатьич! – умоляющим голосом сказал Тарасов. – Говорю же, одного из них завалил! И еще одного подранил, кажется... И это вопрос, прекратили они или нет. Может, они сейчас за кустами крадутся...
– Это вряд ли, – покачал головой Серов. – Пиночет их давно бы учуял.
– А стрелять они начали, когда увидели, что я уйти могу, – продолжал Тарасов. – Они же боятся, что я в ментовку стукну.
– А ты, значит, не стукнешь? – Лесник прошелся по нему испытующим взглядом.
– Только этого еще не хватало! – горячо произнес Тарасов. – Зачем мне лишняя головная боль? У меня своя жизнь.
– А как же насчет москвичей? Они ведь тоже живые. А ты, выходит, их подставил?
– Своя рубашка ближе к телу, Игнатьич, – проникновенно сказал Тарасов. – Сам знаешь, у меня семья, дети. За чужих людей шкурой рисковать не хочу.
– А за два «лимона», которые в лесу припрятаны, тоже не желаешь рискнуть? – хитро прищурился Серов.
Тарасов замахал руками.
– Лучше, знаешь, синица в руках, – убежденно заявил он. – Я этих денег не видел. Это я думаю так, что припрятаны, а на самом деле, кто знает? Да и не надо мне их. Я человек не гордый – своим трудом проживу.
– Знаю я твои труды, – сурово сказал лесник. – Ну ладно. Пошли посмотрим, правду ты мне наговорил или лапши на уши навешал. Если не соврал, один разговор будет, а если голову мне морочил, то совсем другой... Пиночет, ко мне!
Тарасову совсем не хотелось возвращаться на то место, где только что разыгралась трагедия, но под мрачным взглядом лесника и кровожадным – Пиночета он не посмел прекословить. Они пошли лесной тропой – Тарасов впереди, лесник с ружьем наперевес за его спиной. Жарко дышащий Пиночет почти бесшумно носился рядом, обнюхивая каждое дерево и каждую былинку вокруг. Беспокойства он не проявлял, и постепенно Тарасов уверился, что бандиты все-таки потеряли его след.
Однако, когда подошли к холму, густо поросшему кленом, Тарасов невольно начал волноваться. Без оружия и практически под конвоем он чувствовал себя голым. К тому же теперь его начинало по-настоящему страшить то, что он натворил. Что ни говори, а убийство есть убийство. До сих пор Тарасову случалось направлять ружье только на животных. Теперь было совсем другое.
Они перевалили через холм и стали приближаться к тому месту, где произошла перестрелка. Тарасов был мрачен, дышал часто и прерывисто. Лесник исподлобья посматривал на него и думал о чем-то своем.
Вдруг Пиночет сорвался с места и помчался вперед. Под большим раскидистым деревом он остановился как вкопанный и обернулся.
– Ну-ка стой тут! – строго сказал лесник и, вытянув руку, оттолкнул Тарасова. – Без тебя разберемся.
Он неторопливо подошел к месту, где стоял пес, и тихо присвистнул. Под деревом, впившись ногтями в землю, лежал человек в грязно-желтой куртке. Трава под ним была перепачкана кровью. Чуть поодаль на плоском камне валялась латунная гильза от пистолетного патрона. Пиночет добросовестно обнюхал раненого и вопросительно посмотрел на хозяина.
– По сторонам смотри! – сурово сказал лесник и сам очень внимательно окинул взглядом склон противоположного холма.
Не увидев ничего подозрительного, он присел возле раненого, проверил пульс. Человек был жив. Почувствовав прикосновение, он с трудом повернул голову и устремил на Серова осоловевший взгляд. Несколько секунд он всматривался в незнакомое лицо, пытаясь сообразить, кто перед ним, а потом, задыхаясь, проговорил:
– Чего смотришь, мужик? Продырявили меня, не ясно, что ли? Весь ливер вылез!.. Вытащи меня отсюда, в натуре!..
Лесник задумчиво почесал крупный нос, украдкой посмотрел в ту сторону, где за деревьями остался Тарасов.
– Куда же тебя тащить, голуба? – спокойно сказал он раненому. – Как-то и не соображу сразу. Вправо? Влево? Тут, куда ни тащи – везде одно, лес.
– Ты дурочку не ломай! – зло просипел бандит. – До места меня вытащи! В больницу. Ранен я!
– Это я вижу, что ранен, – сказал лесник. – И как только тебя угораздило? У нас тут ведь больниц нет. Лес тут.
– Чего заладил – лес, лес? – хрипящим и булькающим голосом выдавил из себя раненый. – До первой машины вытащи! Бабки получишь, ну! У моих корешей много бабок...
– Бабки? Это уже разговор, – кивнул Серов. – Только ты погоди, мне одно дело нужно сделать. Я сейчас вернусь. Пиночет, стеречь!
Лесник поднялся и возвратился к Тарасову. Тот был бледен и смотрел на Серова со страхом.
– Значит, так, голуба! – холодно сказал лесник. – Труп на тебе теперь.. Значит, не соврал ты, и это хорошо. А вот что убил, это, конечно, плохо. Как дальше-то жить думаешь?
– Не стукнешь – буду дальше жить, – прямо глядя в глаза Серову, сказал Тарасов. – Жизнь такая штука – что бы ни случилось, а жить надо.
– С повинной не хочешь идти?
– А кто мне поверит? Свидетелей нету, а этих ищи-свищи.
– Это верно. Человеку у нас не верят, – сказал лесник. – А я вот поверил. Ясное дело, плохого ты не хотел, а вышло, понимаешь, плохо. Но ты нос не вешай. Могло ведь и хуже быть. Ступай домой и помалкивай, понял? Возьму твой грех на себя.
– Правда, что ли, Игнатьич? – растроганно сказал Тарасов. – Я твой должник, Игнатьич! Что хочешь...
– Хочу, чтобы ты язык за зубами держал! – перебил его лесник. – Ни единой живой душе, понял! Я в соучастники не просился, а за доброту мою тем более страдать не хочу.
– Никому! – торжественно произнес Тарасов. – Матери родной не скажу!
– Ну, ступай! – повелительно прикрикнул лесник. – И чтобы я тебя здесь больше не видел, понял?!
Тарасов встрепенулся, повернулся кругом и, втянув голову в плечи, затрусил вверх по склону. Через минуту шелест смыкающихся за ним ветвей затих, и лесник не спеша возвратился к раненому.
Тот ждал его, чуть приподнявшись на локтях и напряженно вытянув шею. Эта поза доставляла ему, по-видимому, немалые мучения, но он терпел. Его лицо, обезображенное гримасой боли, светилось надеждой.
– Ну что, заметано? – пробормотал он, пытаясь выдавить из себя улыбку.
Лесник, не отвечая, присел с ним рядом на траву, критически посмотрел на кровавые лохмотья, свешивающиеся из-под желтой куртки.
– Здорово засадили! – сказал он. – Кто это тебя?
– Так, сука одна, – нетерпеливо ответил раненый. – Ты короче говори. Хреново мне.
– Говорить будешь ты, – отрезал лесник. – И всю правду. Если расскажешь все как на духу, может, будешь жить.
На лице бандита появилось выражение глубочайшей досады.
– Что ж ты, падла...
– Не груби! – предостерег лесник. – Я грубостей не люблю. У тебя ведь, голуба, положение хуже не придумаешь. В животе дыра, кореша тебя бросили, да и «пушку» твою унесли. Так что козырей у тебя нету, голуба, – ни одного! А ты грубишь.
– Ладно, – сдаваясь, сказал раненый. – Чего тебе от меня надо?
– Кто ты и откуда – это мы опустим, – решил лесник. – Каждый имеет право на свои маленькие тайны. Лучше скажи мне, что ты в здешних лесах делаешь? Сокровища ищешь?
Раненый пристально и недоверчиво посмотрел ему в глаза. Взгляд лесника был невозмутим.
– Ну, видишь, я все знаю, – сказал наугад Серов. – Одного не знаю, где вы эти сокровища припрятали. А ты мне скажи. Ну чего тебе теперь-то жаться? Они же тебе все равно не достанутся. Очнись! Твои подельники тебя здесь подыхать оставили, ты же понимаешь. Или надеешься, что они на обратном пути сюда завернут – «вот тебе, голуба, твоя доля»? И на что она тебе – на похороны только...
В глазах раненого мелькнуло мрачное удовлетворение.
– Слышь, мужик, а ты по делу базаришь, – пробормотал он. – Такой расклад получается, что надеяться мне пока не на что. Али, гад, ушел! Как собаку здесь бросил! Ну так пускай, падла, подавится своей зеленью! Правильно я говорю?
– В самую точку, голуба! – подтвердил лесник. – Значит, доллары ищете? Те самые, которые два года назад в Боровске грабанули?
– Ага, только меня тогда здесь не было. Тут Максим работал. Али с ним был и еще человек шесть. Уходили лесом, с проводником. Через болота, короче. Там на болотах ящики с деньгами оставили – так Максим захотел. А когда проводник их через болота перевел, Максим всех кончил. Али чудом спасся. Потом на два года на дно ушел – Максима боялся.
– А чего сейчас расхрабрился?
– Так Максима менты подстрелили. Теперь для Али зеленый свет. Вот он нас и собрал...
– Значит, на болотах?
– Ага, есть тут у вас какая-то Черная Топь. Вот там на острове, где церковь порушенная.
– Есть такая, – подтвердил Серов. – А что за москвичи, к которым вы прибились?
– Ученые какие-то. Тоже в Черную Топь собрались. У них проводник местный был, но он сбежал. Почуял что-то. Это он меня...
– Как же теперь без проводника? – поинтересовался лесник.
– Вообще-то мы какого-то лоха нашли. Но он от нас тоже сбежал. Потом к тем москвичам прибился. Али теперь надеется, что он их через болота проведет. Только вряд ли, убогий он какой-то и ногу подвернул.
– Что же все от вас сбегают-то? – с усмешкой сказал лесник. – Или страшные такие? Сколько вас всего?
– Теперь без меня трое. А москвичей человек девять. А ты, мужик, или сам банк сорвать хочешь? Гляди, обожжешься!
– Ну ты скажешь тоже! – добродушно проговорил Серов. – Мне деньги не нужны. Тем более зелень эта. Что я с ней делать буду?
– Не свисти! – недоверчиво протянул раненый. – Я еще ни разу в жизни не видал таких, которым бабки не нужны были бы.
– Так сейчас посмотри, – посоветовал лесник. – Я просто твоих корешей предупредить хочу, что через Черную Топь кто попало не пройдет. Тут опытный человек нужен. А то сгинут не за понюх табаку.
– Туда и дорога, – мрачно сказал бандит. – А ты, если башлями не интересуешься, так сделай христианское дело – доставь меня в больничку!
– Так это еще с какой стороны посмотреть, христианское это будет дело или нет, – сказал лесник, поднимаясь. – Сдается мне, что спешить с этим не стоит.
На шее раненого натянулись жилы. Из последних сил он рванулся вперед, пытаясь схватить лесника за сапог. Из груди его рвались бессвязные ругательства.
– Не трать силы, голуба, – брезгливо посоветовал Серов. – Они тебе еще понадобятся. Если больницей интересуешься, то ползи все время на юг. Может, и приползешь, бог даст. Ко мне, Пиночет! Ищи!
Он повернулся спиной к раненому и, не обращая внимания на несущиеся вслед проклятья, пошел вслед за псом, который уже штурмовал следующий холм.
Пиночет не ошибся в выборе направления, но бандиты, видимо, уходили в большой спешке и оторвались порядочно. Лесник нашел их бивак примерно через час. Никаких сомнений в том, что бандиты останавливались именно здесь, быть не могло. На поляне была примята трава, валялись окурки и остались отпечатки грубых башмаков. Но самое главное – в кустах валялся раскрытый рюкзак. Внутри оказались банки с консервами, краюха хлеба, газированная вода в пластиковой бутылке. Осмотрев все, лесник покачал головой.
– Питанием разбрасываются, уркаганы! – неодобрительно сказал он. – Пустой народ! Ничего по-человечески сделать не могут. В Черную Топь собрались, понимаешь! Вот до чего жадность доводит!
Он пошел дальше, внимательно наблюдая за реакцией пса. Теперь следовало быть осторожнее – в любую минуту они могли выйти на бандитов. А в планы Серова это пока не входило.
Он знал Черную Топь вдоль и поперек. Бывал и на островке, затерянном посреди болот. Пробраться туда можно было только по узким незаметным тропам. Место было гиблое. Сколько там пропало любопытного народа, никто не знал даже приблизительно. Но не всегда причиной тому было болото. Вот, например, два года назад какой-то залетный Максим положил здесь пять человек своих и проводника в придачу. Проводник, конечно, дядя Федор – он пропал два года назад. К этому старику Серов благоволил и, узнав про его гибель, испытал сожаление.
Дядя Федор лес знал и меру соблюдал точно, хотя деньги любил. Деньги его и сгубили. Теперь даже трупа его не сыщешь. Черная Топь если засасывает, то назад уже не отдает. Серов не помнил, чтобы кого-то из пропавших здесь находили.
Серов за большими деньгами никогда не гнался, хотя возможности такие у него были. На его месте, если с умом, можно было такие дела проворачивать! Но Серов не увлекался. Увлечешься, потеряешь голову, а тебя, глядь, уже съели. Покой был ему куда дороже. Но сумма, о которой шла речь сейчас, поразила и его. Имея два миллиона долларов, можно было устроить себе такую жизнь, какую они с бабой только в телевизоре видели. Побаловать себя на старости лет под каким-нибудь южным солнцем. Носить костюмы из тонкой шерсти, пить дорогие напитки, а вечером гулять по набережной, где все деревья оплетены электрическими лампочками, – Серов видел такое в какой-то передаче – красиво. Иногда он представлял, что будет, если весь их лес увешать лампочками. Получалось совсем не то – какой-то дурдом. Все-таки во всем должна быть мера.
А главное, чтобы получить эти два миллиона, ничего не надо было делать – ни убивать, ни грабить. И вообще, эти деньги вроде бы теперь ничьи. Кто догадается, где они и у кого? Серов краем уха слышал в городе, что власти махнули рукой на расследование. Украденные купюры были небольшого достоинства, не помечены. Одним словом, что с воза упало, то пропало. Так что с этой стороны совесть у Серова была абсолютно спокойна.
Оставалась, конечно, закавыка – даже две. Нет, три. Во-первых, банда. Эти просто так добычу не отдадут. Во-вторых, москвичи. Горластые, бесцеремонные, всюду сующие свой нос. Лишние свидетели. И в-третьих, Серов хотел знать точное место, где спрятаны деньги. Островок в Черной Топи небольшой, но искать на нем клад можно хоть сто лет. Их в распоряжении Серова не было.
Но он собирался решать эти вопросы по возможности мирно, без крови и лишнего шума. Конкретного плана пока не было. Он еще не до конца разобрался в ситуации. Бандиты упустили проводника, но предпочли вернуться обратно. Рассчитывают прорваться через болота с москвичами? Но ведь те тоже остались без проводника. Теперь у них в этом качестве какой-то малахольный, да еще одноногий. Вообще-то Серову это на руку – только идиот рискнет идти в Черную Топь без знающего человека. Москвичи – публика нахальная, но они не идиоты. Скорее всего, они раздумают штурмовать болота и повернут назад. С бандитами сложнее. Эти ради денег ни перед чем не остановятся. Но какой они изберут вариант, Серов не знал и решил вначале разведать все хорошенько. Лес был его домом, он знал здесь каждую тропинку и не боялся, что его застанут врасплох. К тому же с ним был Пиночет.
Настигли бандитов они, когда по лесу уже поползла предвечерняя прохлада. Наверное, встреча произошла бы раньше, но, похоже, потерпев неудачу в погоне за Тарасовым, бандиты открыли для себя черную полосу. Разыскивая лагерь москвичей, они заблудились и долго кружили, возвращаясь на одно и то же место. Серов, не желая выдать себя, вынужден был терпеливо повторять все их выкрутасы, позволяя себе лишь мысленно отпускать по адресу этих бестолковых людишек цветистые ругательства.
Наконец они, кажется, нашли верное направление и двинулись прямиком в сторону Черной Топи. Однако до болот они не дошли и остановились на привал посреди небольшой поляны. Серов подобрался к ним довольно близко, но того, что его могут заметить, не опасался – бандиты настолько вымотались, что не испытывали ни малейшего желания знать, что творится вокруг них.
Они попадали на траву, разбросав как попало свои рюкзаки, и несколько минут угрюмо молчали. Серов сразу сообразил, кто у них главный: раненый бандит называл его Али – это был ладный светловолосый парень со шрамом на левой щеке. Едва освободившись от поклажи, он сразу же достал сигарету и закурил, сосредоточенно уставившись в одну точку и глубоко о чем-то задумавшись.
Другие двое, длинноволосый молодой человек, похожий на завсегдатая дискотек, и совсем неприятный тип со злым туповатым лицом, принялись открывать консервы. Все происходило в полном молчании до тех пор, пока Али вдруг не поднял голову и не сказал:
– Чего расселись, мать вашу? Я сказал – посмотреть, далеко эта шобла или нет. Успеете пожрать. Ну-ка, Валет, сгоняй проверь!
Неприятный тип, который уже принялся с чавканьем поглощать содержимое консервной банки, открыл рот и обиженно уставился на Али.
– В натуре, почему нельзя пожрать? – возмутился он. – Крутимся весь день, как бобики, и даже пожрать спокойно нельзя! Куда они денутся, эти сволочи? Никуда не денутся!
– Серьезно, Али, давай заправимся, – поддержал его длинноволосый. – Вечер уже. Мы же не железные. А московские и так никуда не денутся. Тоже небось жрать сели. Не пойдут же они на ночь глядя через болото.