Серегин Михаил. Годен к строевой!

   Броня за пару лет успела набить небольшую впадину под холмом, которая регулярно заполнялась водой после любого, даже весьма посредственного дождичка. Выбраться из этой ловушки не мог ни один водитель, если он только не за рулем чего-нибудь на гусеницах.
   Глубина в середине лужи была таковой, что даже «ГАЗ-66» при попытке преодолеть ее хоть в горку, хоть с горки надежно застревал и не имел ни малейших шансов выкарабкаться самостоятельно.
   Все это было хорошо известно отравленному Петрушевскому, сидящему рядом с ведущим машину пьяным, но не в дым, начальником штаба.
   Холодец сосредоточенно правил «шишигой», разгоняя регулярно встающие перед глазами глюки в виде светящихся изнутри туманностей. Ездить-то он по этой дороге ездил и за рулем сиживал, а вот про яму забыл по пьянке начисто. Петрушевский стиснул зубы и молчал, нервно покручивая в руках четки из оргстекла. Он был готов в любой момент упереться в приборную панель. Тряхануть должно было изрядно.
   По другую сторону от Петруся продолжал спать молоденький «пиджак» Мудрецкий, которого иначе как Мудацкий солдаты между собой и не называли.
   За пять минут перед позорным влезанием в лужу по самые уши в кузове случился следующий разговор:
   - Ты… - обратился сержант Батраков, он же дед Женя, к Резинкину.
   - У… - ответил молодой, продолжая смотреть прямо перед собой.
   - Ты из Твери?
   - Нет, из поселка в Тверской области. Я уже говорил.
   - Значит, из Твери.
   - Значит, из Твери.
   - Подруга есть?
   Сколько бы Батраков из себя ни строил, по нему было видно, что девки - его пунктик, чего Витя про себя никогда бы не сказал. Взращенный на чистом воздухе организм познакомился с любовью в четырнадцать лет. И как тогда молоденькая и страстная жена агронома не залетела? Дома Витю обещалась ждать первая красавица поселка Аленка. Высокая, стройная. Модель - ни больше ни меньше.
   - Да. Жаль только, что одна ждет, - Резинкин был уверен, что у Батракова не было ни одной.
   - А две было? - тут же полюбопытствовал сержант.
   - Сразу?
   - Сразу.
   Все более ощущая слабину собеседника, Резинкин приврал:
   - Сразу не было, а по очереди было.
   Машину повело в сторону. Не будь сейчас под колесами жидкой грязевой кашицы, «шишига» не дернулась бы, проскакивая очередную колдобину. Резинкин невольно завалился на сержанта, сидящего ближе к свежему воздуху и покуривающего болгарские.
   - Держись крепче, трепло. Две у него было, по очереди. Пидорасить машину будешь, как приедем.
   - Так ведь дождь.
   - Не надо ля-ля, - распевно посоветовал дедушка вполголоса. - Что скажу, то и будешь делать.
   Тихо сидели недолго. Разобранные отравой дедушки устроили под тентом грузовика очередное цирковое шоу с участием новых клоунов взвода - Багорина и Заморина. Вел шоу Батраков. Невысоких худощавых пацанчиков пригнали из Владивостока. Похожи друг на друга они были до безобразия. Оба курносые, с узкими глазками, маленькими ртами и хлипенькими подбородками. Отличать их проще всего было по цвету волос: у Заморина они были рыжими, а у Багорина - пепельными. Но на данный момент этот способ не годился, так как головы обоих были тщательно выбриты. Мордашки их держались на отвратительно тонких шеях, что просто-таки провоцировало старослужащих на повышенное к ним внимание.
   Позавчерашние запахи поступили в распоряжение сержанта Батракова с разрешения ихнего благородия старшего сержанта Агапова.
   Дед Женя покуривал на краю лавки, поближе к дождю.
   - Товарищи солдаты, - обратился он к стоящим посреди кузова на полусогнутых вновь прибывшим. Машину трясло, и Багор с Замором проявляли недюжинную сноровку, для того чтобы не упасть. Держаться за дуги, на которые натягивался тент, не положено - правила им такие установили. - Сегодня в наряде произойдет главное событие в вашей жизни. Вы станете ДУХами. Это почетное воинское звание - Домой Ужасно Хочется. Дается оно всякому, но не всякий с ним расстается к концу службы. Вашей целью, товарищи, является СЛОНизм. Стать СЛОНом мечтает каждый ДУХ, но для того, чтобы заслужить высокое воинское звание СЛОН, то есть Солдат, Любящий Ох…ные Нагрузки, вы должны беспрекословно выполнять приказы старших по званию, то есть черпаков, дедов, дембелей и тех же СЛОНов. От последних распоряжения принимаются только в том случае, если приказ подтвержден вышестоящими чинами.
   Батраков на секунду умолк, пытаясь осознать только что им же и произнесенное. Вроде получилось неплохо.
   Рядом с сержантом в кузове ехал здоровяк Простаков, которому казалось, что сейчас товарищ сержант просто открывает новичкам глаза на службу и делает это не хуже учителя в школе.
   - А как же офицеры? - позволил себе подать голос Заморин.
   Сержант сделал нарочито свирепое лицо.
   - Запомните, запашки, в армии офицеров нет! Есть только шакалы!
   Рядовой Рыбкин, сидящий на противоположной лавке, истошно заржал, желая показать свою лояльность к Батракову.
   Фрол ткнул локтем в бок Простакова.
   - Ну и пидор.
   Тот только молча кивнул в ответ.
   В этой паре Фрол был мозгами, а гулливер Леха мускулами. Но на дедов они пока не прыгали. Разве только разок Кикимора макнули, и он вроде снес по-тихому. Наверное, Леху забоялся. Фрол не подначивал Простакова, опасаясь, что у того не хватит здоровья разобраться со всеми. Надо было ждать, терпеть и по возможности находить союзников.
   - Как написано в уставе: «Солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения военной службы», - обсосанная до фильтра сигарета полетела за борт. - Сегодня вам, молодому поколению Российской армии, предстоит доказать свою пригодность к дальним походам на транспорте.
   Багор с Замором не знали, что им сейчас предстоит, и поэтому смотрели сержанту в рот, стараясь не пропустить ни единого слова.
   - Берем котелки в зубы.
   Оба бросились к котелкам с кашей. Жрачка - в армии вещь святая. Поэтому когда в зубах у двоих оказались котелки с пшенной кашей, все, кто был в кузове, напряглись. Если машину тряхнет, горячее будет на мордах у Багора и Замора, а народ останется без хавки в наряде. Есть еще кильки в банках и хлеб, но каши-то не будет. Теперь все надеялись на лучшее.
   Двое стояли посреди кузова с мерно раскачивающимися котелками в зубах.
   - Берем ложечки и начинаем кормить друг друга, - скомандовал Батраков, устраиваясь поудобнее.
   Двое, не выпуская посудин изо рта, наклонились к голенищам и вытащили ложки.
   «Шишигу» слегка подбросило на кочке в тот момент, когда Багорин залез к Заморину ложкой в котелок. Разваренная крупа пролетела мимо носа Заморина вверх и размазалась на тенте.
   Кое-кто заржал.
   - Стараемся, стараемся, товарищи солдаты!
   Следующая попытка была более удачной.
   - Чавкаем, чавкаем.
   Котелки, висящие на нижних челюстях, ходили вверх-вниз. Было слышно, как ручка из металлической проволоки шаркает по зубам.
   Личный состав смотрел представление и вдыхал аромат дорогого одеколона. Столь изысканный запах свидетельствовал не о чем-нибудь, а о великом поступке «вашего благородия» - выходе в наряд. Этот сверхчеловек, чья кровь сменила свой цвет с красного на голубой уже в армии, отправился в одно из последних почетных турне по машинному парку, дабы собственным присутствием вдохновить народ на свершение скорее сторожевых, нежели караульных дел. Караул из них никакой - пистолет «ПМ» плюс запасная обойма были только у лейтенанта.
   Наряд должен был прибыть на место в шесть. До срока было еще добрых двадцать минут. По всем прикидкам, химики не успевали кинуть третий взвод третьей роты, карауливший сейчас БМП, БРДМы, «ЗИЛы» и «уазики», стоящие и в недавно построенных боксах, и под открытым небом. До прибытия нового наряда старый оставался на месте. В случае задержки более чем на полчаса мотострелки имели все шансы профукать ужин.
   «Шишига» гребла всеми четырьмя колесами, размеренно урчала, переваливаясь с кочки на выбоинку и обратно, и забиралась вверх по несерьезному подъему.
   Коварство предстоящего спуска заключалось в том, что вначале он был пологим, что несколько расслабляло водителя, а затем резко уходил вниз, к огромной луже. Лучшим вариантом в данном случае было вообще не ехать по дороге, а объехать холм стороной, вдоль посадок, но гад Петрушевский ничего не стал советовать майору. Он начальник, он за баранкой. Какие к нему могут быть претензии? Задание, полученное им от Кикимора, как раз и состояло в том, чтобы наряд застрял в луже.
   Увидев внизу небольшое озеро, Холодец вспомнил о глубине преграды. У него оставался шанс не влететь в ловушку. Надо отвернуть влево, уйти с размытой дороги и по траве, рискуя завалиться набок, пройти на скорости опасный участок и снова заскочить в колею, так как впереди будут деревья. Только Холодец начал заворачивать, ефрейтор понял маневр, схватился за баранку и рванул ее в обратную сторону, возвращая машину на размытую дорогу.
   - Ты что? - орал Холодец.
   - Повело меня, - хихикал Петрусь, пачкая начальника штаба своими выделениями изо рта.
   Машина неожиданно заюлила, и Батракову показалось, что он о чем-то запамятовал. Но так было интересно смотреть на Багора с Замором… И только после того, как крен увеличился, дед Женя вспомнил о яме.
   Пологий спуск увеличил крутизну. Теперь майору оставалось только крепче держаться за баранку.
   Передние колеса и часть кабины начали быстро погружаться под воду. Холодец и ефрейтор вытаращили глаза. Грязная водица проникла в кабину. «Шишига» лихо влетела в лужу.
   Лейтенант Мудрецкий сквозь сон понял, что он куда-то летит, вовремя пожестче уперся руками в приборную панель и вскинул голову, иначе бы удалился в окружающую среду через переднее стекло. Съехав с горки, машина ткнулась носом в воду, и кабину здорово окатило.
   - Петрушевский! Мать твою! Я чуть переднюю челюсть на приборной доске не оставил. Застряли, е! Вылезайте толкать!
   Юре не улыбалось барахтаться в грязи, но здесь он за старшего, после майора, конечно, и пусть чин его не велик, но надо показывать пример подчиненным.
   Солдаты, сидящие вдоль бортов кузова, из-за резкого торможения в момент крена стаей полетели к кабине «шишиги», цепляя друг друга.
   Багора с Замором с котелками в зубах резко сдуло вперед и вниз. Ни тот, ни другой не успели выплюнуть котелки.
   Батраков, зная наверняка, что они летят в яму, и не пытался держаться. Он сопроводил перемещение по воздуху веселым улюлюканьем. Ему было по кайфу врезаться в Резинкина. Витек, расслабленный утренней процедурой в палатке, торпедировал здорового Простакова.
   Недавно призванный на службу из Сибири гренадер, не ожидая мощного напора, поддал в бок маленькому, худенькому Фролу. Валетов Фрол Петрович к этому моменту уже взмыл в воздух, и разогнать его ничего не стоило. Парнишка понимал, что летит в опасном направлении: впереди, вытянувшись во весь рост на скамье и подложив под голову чистенькую фуфаечку, дремал Агапов, но цепляться в атмосфере не за что. В воздухе человек-снаряд напряг ягодицы, чем только увеличил убойную силу. Тощая задница духа шмякнулась на размордевшую физиономию уважаемого в батальоне дембеля. Картофелеобразный нос оказался аккурат между половинок. Для полного комплекта удовольствий осталось только пустить ветры. Жесткие кости ударили в гайморовы пазухи…
   С другого борта вторая часть наряда дружно слетела с лавки на пол. Черный хлеб и банки с килькой повылетали из драных выцветших пакетов и рассыпались по полу.
   Агапов крепким ударом в спину сбросил с лица Валетова.
   Еще не пронюхавшие службу Багорин и Заморин сразу после остановки стали подниматься с пола. Каша стекала по ним густыми ручейками. Оба водили руками по моськам, пытаясь очистить хотя бы глаза. Ни тот ни другой ничего не видели.
   - Уроды! - закричал Агапов, забыв про влетевшего в него Фрола. - Не машите руками, уроды! С вас дерьмо во все стороны летит. К выходу, к выходу!!!
   Довольный выходкой Батраков ржал как жеребец.
   - Ты сейчас доскалишься, - забасил «ваше благородие», аккуратно дотрагиваясь до примятого носа, - сам всю форму языком будешь отстирывать.
   Обляпанные духи поспешили поближе к дождю.
   Женя перестал подавать голос, но радость от содеянного грела ему душу. Агап словил душарской попой в нос.
   - Чего ты лыбишься?! - снова рявкнул на него Агап. - Жрать я сегодня что буду?! Землю, да?!
   Батраков посмотрел на разбросанную еду.
   - Ты, - Женя впялился в Рыбкина, - давай собирай.
   - Пшел, душара, - Батраков вытолкнул потухшего Резинкина под дождь первым.
   Петрусь вылез из кабины вслед за лейтенантом.
   Лейтенантик - дурак. Без помощи они из этой ямы не выберутся. Мог бы пьяному майору сказать, если бы сам пьяным не был. Грузовик надо выносить из этой жижи на руках, а у них в кузове всего восемь человек. Будь летеха поумнее, так людей бы не гонял, а отправил бы молодого в парк пешком, чтобы пригнали трехосный «ЗИЛ» или тягач, меньшими силами отсюда вряд ли выкарабкаешься.
   А Мудацкий? Мудацкий - мудак. Кикимор, когда узнает, как все прошло, оборжется.
   Кикимору скоро домой, ему надо приехать с деньгами, его в поселке классная телка дожидается, ей подарок нужен - Кикимор хочет кольцо с бриллиантом. Тот движок на «уазике», что стоит в предпоследних боксах на консервации, очень уж товарищу прапорщику Евздрихину приглянулся. А без дембеля Кости Кикимора ему никак старый личный движок на новый государственный не поменять. Если наряд задержится здесь на полчаса, все будет отлично, обход затянется точно на такое же время. Под капот каждой машины Мудацкий заглядывать не будет - примет дежурство. Факт замены двигателя вскроется следующим же вечером, и Мудацкий станет полным мудаком, полны-ы-ым.
   Комбат будет его крепко любить. Стойлохряков это умеет.
   Обязательно надо задержать обход. Времени на подмену двигателя у них очень мало, надо, чтобы успели с гарантией.
 

***

 
   - Все из кузова! - раздалась молодецкая команда лейтенанта Юры в тот самый момент, когда «ваше благородие» снова расположился на фуфайке.
   Солдаты смотрели на стоящего под дождем лейтенанта и вытолкнутого из кузова Резинкина. Вниз никому не хотелось. Даже заляпанным кашей Багорину и Заморину было стремно высовываться под ливень. Грязь доходила Мудрецкому до колен.
   - Мы не справимся, надо дергать, - здраво рассудил Батраков, глядя на Юру сверху вниз.
   Но лейтенант вошел в раж, тем более он уже перепачкался и не желал, чтобы остальные оставались чистенькими. Вода, падающая с неба, отрезвляла, но плохо.
   - Вниз! - заорал Мудрецкий, будучи не совсем в себе. Он не допускал и мысли, что прибудет на место хотя бы на минуту позже восемнадцати ноль-ноль. Если они опоздают, дежуривший нынче кадровый старший лейтенант Кобзев не упустит случая поиздеваться над «пиджаком». Да в кабине сам начштаба сидит. Он ведь не попросил, он ведь приказал.
   Алексей толкнул маленького Фрола в бок.
   - Чего стоишь, слезай, - пробурчал здоровяк.
   - Заткнись. Щас полезу.
   Наряд начал нехотя погружаться в грязь.
   Мудрецкий посчитал людей.
   - Где Агапов?
   - Я здесь, товарищ лейтенант, - донеслось полусонное басовитое бормотание из глубины кузова. - Я останусь, за продуктами присмотрю, чтобы, не дай бог, хлеб больше не кувыркнулся. Каша-то перевернулась.
   Мудрецкий посмотрел на обляпанных молодых и стиснул зубы. Ему стало не по себе. Котелки сами не разливаются, это он знал. Содержимое фиксируется крышкой.
   - Что произошло? - обратился он к молодым, стараясь, чтобы язык не заплетался.
   Оба молчали. Выяснять было некогда. Взглянув на небо и не увидев просвета, лейтенант сплюнул и живо полез в кузов. Нога соскользнула с опоры, и пьяный командир взвода полетел вниз принимать грязевую ванну. Приземлялся он на ноги, но равновесия не удержал и с головой ушел под воду, а скорее, под грязь.
   Юра поднимался рывками. Он ожидал, что подчиненные будут смеяться над ним, но не произошло ничего подобного.
   Простаков подошел к обтекающему и отплевывающемуся офицеру и тихо, насколько это возможно сделать под интенсивным ливнем, спросил:
   - Товарищ лейтенант, вы хотите залезть в кузов? Я вам помогу, - Леша взял Мудрецкого под локоток.
   - Руки прочь! - заорал пьянючим голосом командир, отмахиваясь от солдата, и снова бросился на штурм заднего борта.
   Старослужащие уже не раз под каким-либо предлогом отказывались выполнять приказания, а скорее указания, которые в первые недели службы с уст Юры срывались вялой просьбочкой, а иногда и предложением. Попытка отдать приказ чаще напоминала некий фрагмент тихой исповеди. В результате лейтенант получал не менее вежливый мотивированный отказ, проще говоря, ему «вкатывали дуру», и до сегодняшнего дня он это проглатывал. На этот раз Мудрецкий не сглотнул, а сплюнул. Настал день, когда неповиновению пришел конец!
   Не дожидаясь милости от дембеля, лейтенант со второй попытки залез в кузов.
   Юра не всю жизнь был ботаником, когда-то он плавал и мышцы у него не успели утратить силу. Вроде не старенький, да тут еще и водочка.
   Его непродолжительная возня сменилась вдруг басовитым:
   - Куда! Ты чего, козел!
   Вначале из чрева кузова появилась нога Агапова. Далее лейтенант неуклюже перекинул дембеля через борт. Вышедшие из воды и стоящие по краям лужи солдаты остолбенели. Никто даже не стал уворачиваться от брызг, и так все были в грязи с головы до пят.
   «Ваше благородие» резко вынырнул из жижи вне себя от негодования. Он смахнул грязную воду с лица и яростно стрельнул глазками в лейтенанта, который уже спрыгнул с кузова в воду и спокойно смотрел на дембеля, положив руку на кобуру пистолета.
   - За козла ответишь, сосунок.
   Взглянув на оружие, «ваше благородие» заорал:
   - Что смотрим, духи?! Вцепились в кузов и понесли транспорт на своих могучих плечах!
   Два раза никому не пришлось повторять. Каждый нашел для себя местечко и постарался покрепче вкопаться в скользкое, вязкое дно.
   - Ты тоже! - рявкнул на Агапова лейтенант.
   Дембель нехотя вперся в кузов.
   - Газу! Товарищ майор, газу!
   Холодец не видел, что там за дела такие творились, но, высунувшись из кабины и повернув голову назад, он заметил грязнющего злого Агапова. Молодец лейтенант!
   - У меня яйца намокли! - придурошно заорал дед Женя, откликаясь на еще более усилившийся ливень.
   Лейтенант расправил легкие:
   - У кого намокло, подхватить хозяйство в зубы! Газу!
   «Шишига» дернулась вперед и откатилась назад.
   - Враскачку! - командовал Юра, все больше трезвея.
   Витя Резинкин стоял возле Агапова и, стиснув зубы, добросовестно упирался. Никому не улыбалось стоять под дождем вечно. Лучше быстрее в кузов, а затем в тепло кунга к «буржуйке» обсыхать, кушать кильку с черным хлебом и пить чай.
   - Еще! - орал не своим голосом лейтенант, и личный состав откликался на его призыв большим усердием.
   Резинкин бычился, как мог, он даже закрывал глаза, чтобы они не вылезли из орбит с натуги, и не думал сейчас о том, что ни дед Женя, ни «ваше благородие» в полную силу не толкают, а лишь делают вид. Он очень хотел выбраться из лужи.
   - Еще!
   «Как он орет! Никогда бы не подумал», - Резинкин снова уперся мослами в кузов, пытаясь заставить «шишигу» двигаться вперед.
   Ливень не стихал ни на секунду. «ГАЗ-66» ходил взад-вперед, все больше увеличивая амплитуду.
   - Вместе!
   И тут лейтенант почувствовал от людей отдачу. Он спинным мозгом ощутил, что они, отравленные сегодня утром каким-то дерьмом, смогут, они сделают.
   Транспорт взревел недуром и неожиданно для всех выскочил на ровный участок дороги.
   Мудрецкий посмотрел на часы. Без десяти.
   - Все в машину, немедленно!
   Они успели. Успели к сроку!
   Вываливаясь около ворот парка из кабины, Юра улыбался. Вошел в кунг. Натоплено, аж жарко. На топчане развалился клювоносый Кобзев.
   - Здоров, ну и погодка.
   - Да, - Мудрецкий плюхнулся на стул. - Толкать пришлось.
   - Все, расписывайся в журнале, я сваливаю.
   Мудрецкий молча расписался.
   - Готово.
   - Отлично. Счастливо подежурить.
   Евздрихин выдохнул:
   - Спасибо, Костя. Успели. Теперь молчок, понял? Держи бабки.
   - Петр Петрович, какие проблемы, - басил выложившийся Кикимор. - Катайтесь на здоровье, - пять сотен ушли к дембелю в карман.
   Движок они перекинули минута в минуту. Как и рассчитывали. Вырвали один, вырвали другой. Поставили. Шито-крыто. Без оборудования, что есть в боксе, и не справились бы вдвоем. А так лебедка по рельсам бегает, кран в миниатюре. Главное, не суетиться.
   Вроде обошлось.
   - Поехали, до казармы довезу.
   Прапорщик не скрывал своего удовлетворения, запуская новенький двигатель.
   - Слышишь, как работает? Поет!
 

***

 
   Заботин прибежал в офицерское общежитие - длинный одноэтажный барак на краю села Чернодырье - и передал приказ комбата явиться всем офицерам в расположение части.
   Только что притопавшему из наряда Мудрецкому так хотелось к своему взводу, что он не постеснялся произнести несколько нехороших слов. Тем более что остальные матерились куда более грубо.
   Стойлохряков рвал и метал, и металл рвал тоже. Три фрагмента стальной ручки бегали между пальцами до тех пор, пока на плацу не застроили весь батальон, все триста человек.
   Начальник штаба Холодец подал команду: «Смирно!»
   Комбат, выйдя на середину, «Вольно» не откатил.
   Никто не знал, чем вызвано столь спешное построение.
   Бабочкин шептал на ухо стоящему перед ним в строю Валетову:
   - Не иначе война!
   - Если б война, вокруг бы были одни грибы.
   - Какие грибы?
   - Ядерные.
   Бабочкин перекрестился.
   - Скажешь.
   Комбат прочистил горло.
   - В батальоне ЧП! Мне только что звонили из штаба дивизии с Киржей. Оказывается, у нас в столовой плохо кормят! - Пузо комбата колыхалось, а сам он распалялся все больше. - Сынки, да вы знаете, что такое голод?! Вы же понятия не имеете! Выйдите, пожалуйста, выйдите, кто писал анонимку! Я этому человеку ничего не сделаю, я только хочу в его глаза посмотреть. Пусть он мне скажет при всех, что у нас хреновая жрачка!
   То ли среди выстроенных военнослужащих не было того, кто сочинил и неведомым способом отправил кляузу в дивизию, то ли комбат отпугивал своим страшным видом потенциального признанца, то ли словам командира о том, что тому, кто выйдет, «ничего не будет», таинственный аноним не верил. Роты застыли в строю, словно каменные.
   Леха знал про себя, что это не он. Нет, точно, он не мог. И Фрол не мог.
   - Химики не виноваты! - выкрикнул Простаков во всю глотку.
   Кто-то хыхыкнул, но батальон не заржал, чувствуя настроение предводителя.
   Мудрецкий стоял справа от него и повернул голову.
   - Молчи, - шикнул он.
   - Извините, - начал оправдываться Алексей.
   - Вижу, никто не выходит. Ладно, скажу в массу! Запомни, товарищ нехватчик, говно может сделать один, а разгребать его всем миром. К нам пообещали направить комиссию из округа. С завтрашнего дня начнем усиленно готовиться. Химики, на месте! - рявкнул Стойлохряков. - Остальные - разойтись!
   Майор Холодец подбежал к отдельному взводу.
   - Кто сказал?
   - Я! - гордо ответил Леха, делая шаг из строя. - Рядовой Простаков!
   - Вы не понимаете важности воинской субординации, товарищ недавно военнослужащий.
   - Честная служба - крепкая дружба. Правдиво служить - классным воином быть!
   Подошел комбат.
   - Откуда это?
   - Устав внутриказарменной службы капитана Большебобова.
   Стойлохряков оскалился.
   - Знаю такого. Славна армия пидормотами. Лейтенант Мудрецкий, за мной в штаб. Личный состав - в казарму. Рядовой Простаков связывает вместе пять ломов и начинает мести плац.
   - Ничего себе, да как же ломами-то?… - Леха не знал, куда ему деваться.
   - Разговоры, - набросился на него Холодец. - Перед тобой командир части, а не чего-нибудь там между ног болтается! Молчать должен, словно глухонемой. И нечего мне глазки красные строить, словно животное какое с рогами и копытами!
   В штабе батальона, небольшом двухэтажном зданьице старой постройки, кабинет Стойлохрякова занимал половину верхнего этажа, но не выглядел огромным, когда в нем находился его хозяин.
   - Садись, Юра.
   Мудрецкий сел. Комбат снял плащ-палатку, бросил на стол кепку и уставился в карту района, на которой были отмечены все народно-хозяйственные и военные объекты.
   Петр Валерьевич молчал недолго:
   - Ты тут всего ничего, а уже врагов нажил, лейтенант. Как же так?
   - Врагов? - Юра не понимал, где и кому он мог перейти дорогу.
   - Читай, - комбат протянул листок бумаги.
   Из старой газеты вырезали буквы и наклеили на тетрадный листок в клеточку:
   - «В „УАЗ-469“, номер 43-01, 11 мая заменен двигатель».
   Юра вытащил из нагрудного кармана очки и нацепил на нос. Перечитал текст еще раз.
   - Это невозможно.
   - Проверили. Факт налицо. Первый взвод первой роты принял дежурство всего час назад.
   Юра подержал в руках клочок бумаги и отдал комбату.
   - Лейтенант, у меня батальон, а не полицейский участок. Следствие вести я не буду. Пока. С меня хватит выходки с анонимкой насчет столовой. Служба у тебя длинная. Может, старый двигатель найдешь. Может, новый достанешь. Вот такие дела. Можешь идти.
   Мудрецкий вышел на улицу, глотнул свежего воздуха. Голова закружилась. Схватился за фонарный столб, постоял немного. Веки набухли, голова разболелась. Давление. Прямо как старик.