Сергеев Игорь. Костры

---------------------------------------------------------------
© Copyright Иннокентий А. Сергеев, 1999
Email: [e-mail]
Date: 30 Nov 2000
---------------------------------------------------------------

1

Костры на улицах ночного города.
Я иду, подбирая с холодного, сырого асфальта фантики и набиваю ими
карманы.
Кто эти люди, что жгут костры и сжигают портреты? Я никого не ищу среди
них. Я уже давно заблудился в этом городе на этой планете.
Немного надежды или немного сна - разве это не одно и то же? Я хочу
лишь немного надежды, но не найду ее здесь, и я собираю фантики, веря, что
собрав достаточное их количество, смогу купить на них билет, чтобы уехать
отсюда.
Я знаю, что поезда давно ржавеют в депо. Но может быть, это все
неважно.
Одна надежда - что это все неважно.
Что все как-нибудь само собой образуется. Или кончится, все наконец
кончится, и станет светло, и я буду не здесь.
Где я тогда буду?
Не здесь - это где? На какой планете?
Солдаты варят кашу на походных кухнях как в разрушенном городе -
солдаты, призванные защитить горожан от войны.
От дыма першит в горле, и трудно дышать. Но я смеюсь, потому что пьян,
и потому что мне ничего здесь не нужно.
Девушка, что сидит у меня на спине, обвив шею руками, смеется и машет
рукой людям у костров, и они приветствуют ее и называют по имени,- каждый
раз по-другому.
А та, другая, что не устанет каждый день пересчитывать пустые бутылки
под моим столом, кто она?
Это все тот же день, и это все та же ночь, и количество никогда не
перейдет в качество. Разве что она уйдет от меня, или эта девушка, наконец,
спрыгнет с моей спины, и тогда я смогу увидеть ее лицо.
Ведь я даже не знаю, красива ли она.
Поначалу я почти не чувствовал ее веса, а теперь мне становится все
труднее и труднее сгибаться, наклоняясь к асфальту, и делать каждый
следующий шаг.
За тем перекрестком я упаду, и она спляшет на мне лихой танец. И эти
люди будут хлопать ей в ладоши, сидя вокруг своих костров, и подбадривать ее
криками.
А мои фантики снова окажутся сором. Или, как сказал апостол Павел,
дерьмом.
Но, в отличие от дерьма, они не пахнут, и только это делает их похожими
на деньги. А еще, кто-то сказал мне, что на них можно будет купить билет,
нужно только заново отстроить вокзал и починить паровозы, но для этого тоже
нужны деньги...
А еще...
Я падаю.
Я лежу на асфальте, и на мне сверху лежит девушка, которую я еще не
видел в лицо, а вокруг меня горят дымные костры.
Я неудачно упал - кажется, у меня вывихнута лодыжка, и выбито два зуба.
А еще осколок стекла вонзился мне в щеку, но я не могу высвободить руку,
чтобы вытащить его.
Сверху на мне что-то происходит, но я не вижу, что.
Я пытаюсь подняться. Я должен дойти до дома, чтобы под моим столом
стало на одну бутылку больше, чтобы в моей памяти стало больше женщин, я
должен пойти к стоматологу и вставить новые зубы, когда-нибудь количество
перейдет в качество, и фантики превратятся в деньги.
Я стаскиваю в память образы прошлого как обезьян в зоопарк, но кто-то
портит клетки, груз вины оказывается неподъемным, и я снова и снова падаю и
каждый раз неудачно.
Я пренебрег народным искусством этого города - падать так, чтобы не
ломать кости и не захлебнуться грязью. Я всегда чувствовал себя здесь чужим.
Я поднимаюсь на ноги. Я иду.
Я иду в кромешной тьме - никаких костров не было.
Я извлекаю из щеки осколок стекла. В детстве мы играли в фантики,
воображая, что это деньги.
Но теперь в это уже никто не верит.
Я отстал от времени.
Или эта женщина на моей спине и есть Время?
Дымные костры осенних рассветов... Безмолвие вечной зимы... Моя нация
истекла слезами и кровью.
Стоило вспомнить о тяжести, как она вернулась, но теперь эта женщина,-
или уже другая?- гладит меня по голове и не смеется больше. Она сидит у меня
на плечах, и я сжимаю руками ее лодыжки.
Она всегда за моей спиной, но мне никогда не увидеть ее, обернувшись.

2

Ее зовут Таня, ей 25 лет, и она очень красива. Мне повезло.
Мне везет на красивых женщин, жаль только что они уходят прежде, чем я
успеваю затащить их в постель.
Кроме той одной, которая занята подсчетом пустых бутылок. Но и она
уйдет, как только они перестанут прибывать. Потому что ей нечего будет
больше делать там, где я живу.
В этом городе, где холодные костры рассветов обозначают прошедшие ночи.
Или это все та же ночь?
Теперь я вспомнил - я познакомился с этой девушкой на вечеринке, но я
все еще не могу понять, зачем она притворяется моим прошлым. У меня нет
прошлого в этом городе, ведь я пришел сюда всего на одну ночь.
Или это ночь императора Отона, что длится дольше чем век?
Римляне понимали в смерти больше. Или просто меньше боялись ее?
Или это одно и то же?
Ведь это все та же ночь, и это все те же костры.
И историю придумали лишь затем, чтобы научить нас ненавидеть своих
врагов?
Что же мне делать с моей ношей? Она так сексуальна.
Впрочем, она уже слезла с моих плеч и теперь идет рядом со мной,
украдкой потирая ягодицы. Мы давно уже прошли мимо моего подъезда и, если я
захочу вернуться до завтрака, мне придется долго идти обратной дорогой.
Но ее это нисколько не заботит. Она весело болтает, а у меня слезятся
глаза от дыма, но она уверяет меня, что это аллергия на тополиный пух,
потому что никаких костров не было. Я все придумал, и ей было очень смешно.
"Но ведь никакого пуха нет",- возражаю я.
"Конечно",- говорит она и снова смеется.- "Это потому что сейчас ночь".
У меня нет денег отправить ее домой на такси, и я боюсь спросить ее,
где она живет.
Как странно, я едва увидел ее, а уже боюсь ее потерять.
Хотя знаю, что она все равно уйдет - они все уходят, как только
выясняется, что карманы у меня набиты фантиками, а не деньгами.
Но если нет вокзала, и нет вокзальной кассы, то некому сказать мне, что
это не деньги, и меня обманули. Кроме этих глупых женщин.
И я могу жить надеждой.
Да и поезда давно заржавели и продолжают ржаветь.
И все же, мозги тех облысевших сурков, что спят в своих глиняных
склепах, отправив с вечера самолеты бомбить детей в далекой стране на
Балканах, которую они видели по телевизору,- ведь они не могут уснуть без
телевизора,- заржавели еще больше.
Но может ли это быть утешением?
Моя нация истекла кровью, а Европа все еще кровоточит.
Кто растопит жир их мозгов, которые были созданы чтобы мыслить? Кто
разбудит их этой ночью, чтобы они вспомнили, что когда-то родились людьми!
Или вчерашней ночью. Или завтрашней ночью. Ведь это все та же ночь.
И Сербия - это новая Герника.
Но этой девушке, что, весело болтая, идет рядом со мной, все это
безразлично.
И наверное, я должен стараться стать похожим на нее, как она старается
быть похожей на мое прошлое, которого не было, стать похожим на отсутствие
себя самого!
Но она - моя принцесса, и за нее я умру. Если бы только она захотела
меня убить... Но она весело смеется и вспоминает общих знакомых.
И я думаю, зачем я так долго нес ее на своей спине, когда это так
приятно идти с ней рядом.
Я больше не смотрю под ноги, ведь фантики - это всего лишь фантики.
А завтра она научит меня делать из них деньги.

3

Она ушла.
Она сказала, что я навожу на нее тоску, и ей со мной скучно, и что я
пугаю ее, а до этого весело смеялась. Но вдруг умолкла и сказала: "Спасибо,
что проводил".
И я остался у подъезда.
Нужно было сделать это самому, но они всегда опережают меня. Я
расслабился и вновь поверил в чудо, хотя столько раз уже обещал себе ни во
что больше не верить.
И в первую очередь женщинам.
И вот я иду, и ничто не клонит меня к земле, и плечи мои свободны.
Я присаживаюсь на скамейку, но тут же встаю, чтобы проверить задний
карман джинсов - нет ли там денег, ведь на фантики пиво мне не продадут. И
тогда замечаю, что на скамейке кто-то сидит.
- Здравствуйте,- говорю я.
Сидящий на скамейке человек молча кивает мне.
Я продолжаю поиски. Денег нет.
Но зато еще есть сигареты. Я могу, наконец, закурить, ведь эта девушка,
которой так не нравилось, когда я курил, ушла и, наверное, больше не
вернется.
Сейчас она ляжет в свою постель, а за стеной ее комнаты будут спать ее
родители, и больше она не вспомнит обо мне.
Как это столько уже раз было, и я столько уже раз обещал себе не
начинать все сначала...
- Напрасно,- говорит человек, сидящий рядом со мной на скамейке.
- Что?- вздрогнув, говорю я.
- Она еще не весь мир,- говорит он.
- Это я знаю,- отвечаю ему я.- Но от этого не веселее. Остальной мир
еще хуже.
- Это зависит от того, что вы от него ожидаете.
- Скоро начнет светать. И будет рассвет.
- Да. Летом ночи недолги.
- Слишком поздно, чтобы начинать дискуссию. Давайте лучше покурим.
- Спасибо, я не курю.
Я смотрю на него с неприязнью.
- И вы тоже?
- Что?- говорит он.
- Так озабочены своим здоровьем, что боитесь закурить сигарету?
- Нет,- говорит он.- А впрочем, едва ли я смогу доказать вам обратное.
Я усмехаюсь.
- И напрасно,- говорит он.- Напрасно вы усмехаетесь. Между прочим, если
бы сейчас был день, вы бы заметили, что я намного старше вас...
- Я слышу это и по голосу.
- Но это еще не все.
- А мне все равно,- говорю я.- Едва ли вы сможете сказать мне что-то,
что поможет мне смириться со всей той мерзостью, что творится в этом мире, и
с тем, что творится вокруг.
- И с тем, что от вас ушла еще одна девушка?
- Та, что устроит мне сцену, когда я вернусь домой, ничем не хуже
каждой из них.
- Пожалуй,- соглашается он.- Но что же такого творится вокруг? Я знаю
страны, где дела обстоят еще хуже.
- Например, в Америке?- говорю я.
- Ах, вот вы о чем...
- Да. Ведь я так верил в нее, и чем она мне ответила? Бомбежками
Сербии? Знаете историю Игнатия Лойолы? Он был светским щеголем, и вообще,
человеком далеким от религии, и знаете, что отвратило его от мира? Он был
страстно влюблен в одну женщину, она же избегала его. Он, не теряя надежды,
продолжал ее преследовать и добиваться, и вот однажды... Она распахнула
перед ним платье, и он увидел раковую опухоль, разъедающую ее грудь.
Америка... Или эта девушка Таня, двадцать пять лет, хочет стать богатый и
уехать в Италию или в Москву, или остаться здесь, неважно...
- Зачем же вы так глупо влюбились,- говорит он.
- Да ну вас!- я выбрасываю окурок и встаю со скамейки.- Пойду-ка я
лучше домой.
- Осталось только выяснить, где он, ваш дом,- говорит он.
- Я имел в виду ночлег.
- В таком случае, спокойной ночи,- говорит он.- Встретимся завтра на
том же месте.
- Не думайте, что так просто сможете меня смутить.
- Вам некуда ехать,- говорит он.
И говорит что-то еще, но, зажав уши, я бегу от него прочь.

4

Я возвращаюсь к скамейке, но человек, сидевший на ней, исчез.
Все бессмысленно, как если бы я напился, а я до обидного трезв. Но даже
трезвый, я не хочу возвращаться к той женщине, которая готова меня терпеть.
Мне не нужна ее жертва.
Я не хочу терпеть этот мир, я хочу любить его, но как мне объяснить это
тем, кто от рождения умеют лишь жрать, как слепые черви во тьме земли!
Или любить их такими?
Я задаю слишком много вопросов.
Сейчас должно что-то произойти, эта ночь не может кончиться так.
И, конечно же, происходит. Я заметил, что этот город услужлив как
слуга-идиот. И так же идиотичен.
Напротив скамейки, через улицу, на полной скорости врезается в столб
большая машина.
Внезапная тишина и эта неподвижность металла кажутся пугающе
торжественными.
Я раздумываю, стоит ли мне подходить, но тут в машине начинает кричать
женщина. Я подхожу.
Из машины выходит мужчина.
- Вы видели?- говорит он мне.
- Что?
- Этого столба здесь не было,- убежденно говорит он.- Вы свидетель.
- Что?- снова говорю я.
- Его здесь не было,- говорит он и, обхватив голову руками, садится на
тротуар.
Я открываю дверцу машины. Женщина, сидящая на заднем сиденье, бьется в
истерике.
Я закрываю дверцу.
- Его здесь не было,- продолжает бессмысленно повторять мужчина.
- Встаньте,- говорю ему я. Он не сразу, но повинуется.
- Сейчас мы поедем ко мне домой. Ничего страшного не произошло, так
только, слегка помяли крыло. Мы попьем кофе на кухне и вместе встретим
рассвет. Для меня это будет повод избежать скандала, а вам... Да не все ли
равно!
Едва ли он меня слышит.
- Вы слышите меня?
Он смотрит на меня отсутствующим взглядом.
- Вы понимаете, о чем я говорю?
- Его здесь не было.
- Да, да, его здесь не было. Сейчас мы поедем и выпьем кофе.
Женщина в машине перестала кричать, и стало тихо.
- Вы слышите меня?
Он кивает.
Я обхожу машину и сажусь за руль.
Он продолжает сидеть на тротуаре.
- Идите, чего вы ждете?
Он садится рядом со мной на переднее сиденье. Захлопывает дверцу.
Я поворачиваю ключ зажигания, осторожно сдаю назад и, переключив
скорость, выруливаю на проезжую часть.

5

- Вы удачно врезались,- замечаю я.
Он молчит. Женщина на заднем сиденье продолжает всхлипывать.
- Да?- наконец, говорит он.
- Да,- говорю я.- Вы могли повредить мотор. А еще хуже, если бы
разбились насмерть.
Женщина плачет. Я оборачиваюсь, чтобы попытаться как-то утешить ее, но
она с безумным ужасом вскрикивает - я отвернулся от дороги.
- Да,- говорю я, вернувшись за руль.- Чувствую, меня ждет беспокойная
ночь.
- Вы можете отвезти нас домой,- говорит мужчина.
- Ну уж нет,- решительно возражаю я.- Я не намерен менять свое решение
- в этом городе и так слишком много неразберихи. Никто не знает, что ему
делать и кем быть, или хотя бы, кем притвориться, а между тем мир катится в
пропасть.
- Он из нее и не поднимался,- возражает мужчина.- А этот город не хуже
других.
- Вы родились здесь?
- Нет.
- Я тоже.
- Но он не хуже других.
- И не лучше.
- И не лучше,- соглашается он.
- Но разве вы не видите, что Европа,- моя Европа!- превращается в
этнологический музей под открытым небом, а правят этим балаганом узколобые
янки, которые только и умеют, что делать важный вид, изрекая прописные
истины, и называть это новой наукой. И насаждать ее при помощи бомб и пушек.
- И долларов,- добавляет он.
- И блядских долларов,- соглашаюсь я.
- Это всем очевидно,- говорит он.- И с вашего позволения, это тоже,
можно сказать, прописная истина. Все об этом знают.
- И что же?- говорю я.- Вас это не тревожит?
- Если бы меня это могло тревожить, вы бы не затеяли этот разговор, не
так ли? Ведь вы, насколько я понимаю, пытаетесь отвлечь меня от тягостных
мыслей?
- Как зовут вашу спутницу?
- Елена.
- Лена,- говорю я.- Мою первую жену тоже звали Лена.
- Да?- говорит он.
- Да,- говорю я.- Ничего, успокоится. Скоро приедем.
- А где вы живете?- спрашивает он.
- Да мы бы уже давно доехали,- отвечаю я.- Мы несколько раз проехали
мимо. Но я никак не могу попасть на правильную сторону улицы.
- Не понял,- нахмурившись, говорит он.
- Что же тут непонятного,- нервничая, говорю я.- Мы проезжаем мимо, но
по другой стороне улицы.
- Так вы... Это что, нельзя?
- Что?
- Ну, просто подъехать к подъезду.
- Ну конечно можно,- говорю я и подъезжаю к подъезду.
Мы выходим из машины.
Лену мне приходится взять на руки, у нее подкашиваются ноги, и она не
может идти.
Мы поднимаемся пешком на третий этаж, и, осторожно опустив Лену на пол,
я звоню в дверь.
Ждать приходится долго.
Наконец, дверь открывается, и из темноты прихожей раздается
недовольный, так хорошо знакомый мне голос:
- Кто это еще с тобой?
- Минуту терпения,- говорю я, поднимая с пола Елену и входя в с ней в
квартиру.- Эти люди - жертвы автомобильной аварии.
Происходит знакомство. Оказывается, моего спутника зовут Евгений.
Женщина, с которой я живу, встала из постели, мы разбудили ее, и она
смотрит на нас заспанными глазами.
- Идите на кухню,- говорит она.- Поставьте чайник. Мне нужно одеться.
Мы проходим на кухню.
- Может быть, лучше кофе?- предлагаю я.
- Я бы выпила водки,- тихо просит Елена.
Я киваю и достаю из холодильника бутылку.
- А вы?- спрашиваю я Евгения.
- Я как все,- говорит он.- Только мне еще ехать домой, поэтому лучше
кофе.
- Да бросьте,- говорю я.- Никто не остановит.
- С помятым крылом могут и остановить,- возражает он.- А впрочем, если
вы разрешите нам переночевать у вас, то я выпью со всеми.
- Значит, кофе,- заключаю я.
Мы смотрим на друга и начинаем смеяться.
Я обрываю смех, а он продолжает смеяться, и по его глазам я вижу, что
он не может остановиться. У него истерика.
Я набираю в рот воды из-под крана и брызгаю ему в лицо. Получается
плохо, но смеяться он перестает.
- Спасибо,- говорит он.
И тут начинает смеяться Елена.
- Ничего,- говорит Евгений, заметив мое движение в сторону мойки.- Я
сам.
Он бьет ее наотмашь по щеке ладонью.
Она перестает смеяться и изумленно смотрит на него. Он на всякий случай
бьет ее еще раз. Потом еще. Кажется, он вошел во вкус. Я бью его кулаком в
поддых, и мы все успокаиваемся.
На кухню входит женщина, которую мы подняли из постели - ее зовут Катя.
Она смотрит на бутылку водки на столе, потом на меня.
- Это для гостей,- объясняю я.- Можешь выпить и ты с нами.
- Спасибо,- саркастическим тоном говорит она.- Без твоего разрешения я
бы не осмелилась.
Я приношу из комнаты рюмки и наливаю всем.
Мы выпиваем.
Потом выпиваем еще.
Потом мы с Евгением закуриваем и начинаем решать, кому идти за
бутылкой. И тут я вспоминаю, что у меня есть еще одна, спрятанная в
фортепиано - мне очень не хочется снова выходить на улицу.
Я приношу бутылку, и мы снова пьем.
Елена, сославшись на тяжелый вечер, уходит в комнату, и мы остаемся на
кухне втроем.
- Значит, так и живете?- говорит Евгений.
- Да,- говорю я.- Так и живем. Только это не моя квартира.
- Это моя квартира,- объясняет Катя.- А зачем я живу с этим
алкоголиком, знает, наверное, только он один.
- Я тоже не знаю,- говорю я.
Евгений вежливо улыбается и наливает всем еще по одной.
- Ой, нет, я не буду,- с нарочитой решимостью говорит Катя.- Хотя, раз
уж вы уже налили...
- Вы хоть понимаете, что происходит сейчас в мире!- говорю я.
- Да,- говорит Евгений, поднимая свою рюмку и подавая мне мою.- Ночь.
Катя смеется.
- Вы такой остроумный,- говорит она.
- Да,- скромно говорит он.
- Вы что, и правда, ничего не понимаете, или только разыгрываете из
себя идиотов?- возмущаюсь я.
Евгений кивает мне на мою рюмку.
Они с Катей выпивают.
- Ведь это конец мира, прежнего мира!- не сдаюсь я.- Отныне все будет
диктовать сила, закон растоптан, человеческая жизнь больше не стоит ничего!
- Да ладно,- отмахивается Евгений.- Так всегда и было. Кто сильный, тот
всегда был и прав.
Катя смеется.
Я смотрю на нее. Потом на него.
- Значит, это конец только моего мира,- заключаю я, поднимаясь из-за
стола.- И вообще, я вам не мешаю?
- Мешаешь,- говорит Катя, глядя на Евгения.
Они придвигаются ближе друг к другу.

6

"Смешно, что всегда есть мужчины, которые вожделеют женщину, которую ты
уже не хочешь. И хорошо, что есть женщины, которых они уже не хотят",- думаю
я, выходя с кухни и прикрывая за собой дверь.
Я иду в комнату, где на расстеленном диване лежит Елена и молча
страдает в одиночестве.
Я опускаюсь на пол подле нее.
- Ты не спишь?- говорю я.
Она не отвечает, но я знаю, что она не спит.
- И ты тоже?- говорю я.- Ты тоже не видишь ничего страшного в том, что
бомбы убивают детей?
- Это ужасно,- говорит он.- Мне очень жалко детей.
- А взрослых?- спрашиваю я.
Она некоторое время молчит. Потом говорит: "И взрослых тоже. Все это
ужасно".
- Почему люди не видят того, что очевидно?- сокрушаюсь я.- Вот это-то и
позволяет всяким шарлатанам изображать из себя пророков, изрекая прописные
истины и, даже не понимая их, поучать других.
- Истина не может быть прописной,- неожиданно серьезно возражает она.
Я вздрагиваю. Неужели?..
- Что?- с замиранием спрашиваю я.
- Истина всегда одна,- говорит она и приподнимается с постели.
- Ты понимаешь это?- говорю я, чувствуя, что сейчас расплачусь.
- Да,- говорит она.
Я бросаюсь к ней, и мы начинаем целоваться.
- Я нашел тебя, я нашел тебя...- безумно шепчу я, покрывая ее лицо
поцелуями.
- Молчи, молчи,- шепчет она.
У нее мягкие губы и большие глаза, которые кажутся огромными в
полутьме.
За дверью кухни свет.
- Что они там делают?- спрашивает она.
- Твой спутник соблазняет мою женщину,- шепотом отвечаю я.
- Ты любишь ее?- спрашивает она.
- Нет,- говорю я.- И никогда не любил.
- Не ври мне,- предостерегает она.
- Это правда.
- Тогда зачем ты с ней живешь?
- А зачем ты ехала в этой машине?- парирую я, и мы снова начинаем
целоваться.
- Чтобы встретить тебя,- шепчет она.
- Чтобы встретить тебя,- шепчу я.
- Нет, нет, не здесь, не в этой постели,- шепчет она, сопротивляясь.
Я отступаю.
Она ложится головой на подушку, а я сижу на полу подле нее и поглаживаю
ее руку.
- Я не думал, что останусь здесь так надолго,- говорю я.- А теперь уже
поздно пытаться что-то изменить.
- Ты не можешь знать этого,- говорит она.- Ты можешь только пытаться
или не пытаться.
- Пытаться?..
- Уехать. Или остаться.
- Выбор сделан давно и не мной,- возражаю я.
- Конечно,- говорит она.- Но мы встретились, а могли и не встретиться.
- Ты думаешь?- говорю я.
Мы целуемся.
- Да,- говорит она.- Если только что-то можно изменить.
- Что?- говорю я.
- Не знаю,- говорит она.- Не спрашивай меня ни о чем. Когда я еще
училась в школе, я слушала группу "Пинк Флойд", и мне казалось, что раз уже
есть такая музыка, то значит, вот-вот наступит рай.
- То же самое было и со мной,- говорю я.- Только я слушал группу
"Queen".
- А он не наступил.
- Не наступил. И теперь англичане бомбят мирных жителей Сербии, как
когда-то Гитлер бомбил их самих. Спрашивается, за что же они воевали? И что
же мне, объявить войну Англии?
- Помнишь, как мы любили Англию?- говорит она.
- Как мы в нее верили!- подхватываю я.- Да и Америка, разве такой она
представлялась нам?
- Но ведь мир не изменился. Просто мы стали видеть больше и узнали
что-то еще. Что-то, чего мы раньше не знали.
- Дрянь,- говорю я, отпуская ее.- В мире есть много вещей, которые нам
не следовало бы знать.
- А мы всего и не знаем,- говорит она, снова ложась на подушку.
Мы молчим.
- Ты не пустишь меня к себе?- говорю я.
- Нет,- отвечает она.
- Полежать рядышком.
- Нет,- снова говорит она.
- Почему?
- Потому что сюда могут войти.
- Они только и ждут, когда можно будет это сделать.
- Но ведь это невозможно, пока здесь мы.
- Вот и решение проблемы,- говорю я.- Нужно сделать так, чтобы нас тут
не было.
- И ты уже придумал как?
- Ну конечно,- говорю я.
Она отрывает голову от подушки и вопросительно смотрит на меня.
- Мы просто должны уйти.
- Да,- соглашается она.- Но куда?
- У нас есть машина,- говорю я, поднимаясь с пола.- А колеса лучше чем
ножки кровати.
Она садится на диване.
- Ты это серьезно?
- Как видишь,- говорю я и направляюсь в прихожую.
Я жду ее.
Она поднимается и идет за мной.
- Только тихо,- приложив палец к губам, говорит она.
- Да они и так уже все поняли,- говорю я.- Тем более, что они только
того и ждут.
Она пожимает плечами.
Мы одеваемся.
На кухне притихли. Я выключаю свет и открываю входную дверь.
Мы выходим, и я закрываю дверь.
Мы спускаемся вниз по лестнице подъезда.

7

Она садится на переднее сиденье рядом со мной.
- Заводи,- говорит она.- Чего ты ждешь?
- Подожди,- говорю я.- Посмотри, горит ли еще окно на кухне.
- Зачем?- непонимающе говорит она.
- Мы поедем только тогда, когда оно погаснет.
Она смотрит.
- Погасло.
- А ты уверена, что смотришь именно на то окно?
- Да,- говорит она.
- Поехали,- говорю я и поворачиваю ключ зажигания.
- Но включился свет в комнате.
Я выключаю двигатель.
- Тогда подождем,- говорю я.
- Понятно,- говорит она, откидываясь на сиденье.
- Что?
- Ты хочешь только реагировать на события, не принимая никаких решений.
- Моя судьба давно решена, и я могу лишь следовать ей,- говорю я.
- Ты говоришь так, как будто читаешь вслух книгу.
- Ты это заметила?
- Что, правда?- говорит она, повернувшись ко мне.- Ты пишешь книги?
- Да,- говорю я.- И по-моему, в словах есть смысл.
- В словах?- говорит она.- Но ведь ты даже не знаешь, кто их придумал
такими.
- Ну и что. Это неважно. Шедевры всегда анонимны. Извини, что я
произношу прописную истину, но...
- И много ты пишешь?
- Меньше, чем мне хотелось бы.
- Значит, ты живешь не в полную силу?
- Да, но лучше уж оставаться самим собой, не имея возможности жить в
полную силу, чем работать в полную силу, изображая из себя кого-то
другого...
Она выглядывает из машины.
- Свет в комнате погас,- сообщает она.
- А на кухне?
- А на кухне он уже давно не горит.
- Значит, мы можем ехать,- говорю я и завожу машину.
- Это так важно, соблюсти приличия?- говорит она.
- Но ведь ты не забыла пристегнуться, хотя вряд ли нас кто-нибудь
остановит.
- Привычка,- говорит она и отстегивает ремень.
Я нажимаю на педаль, и мы трогаемся.
- Вот и для меня тоже,- говорю я.- А иначе, почему я все еще здесь?
- Вот как,- говорит она.- Но мы только сегодня встретились, и я еще не
могла превратиться для тебя в привычку.
- Прости,- говорю я.- Я сказал глупость.
Она молча кивает.
Мы выезжаем на улицу. Я давлю на газ и переключаю скорость.

8

Я не рассчитал - до рассвета было еще далеко, и ничего другого не
оставалось, кроме как бессмысленно колесить по улицам города, знакомым до
тошноты, чтобы как-то протянуть время. Наконец, я сдался и, остановив
машину, сказал: "Подождем".
Мне не хотелось выезжать из города затемно.
Это должно произойти торжественно, и лучи восходящего солнца должны