Сергей Бакшеев. Отравленная страсть

   Застонало кресло, тяжелая фигура долго принимала удобную позу.
   – Юра, а тех, кто тело подбросил, неужели никто не видел? – вкрадчиво спросила Евгения.
   Мне показалась, что она угнездилась на валике кресла рядом с Калининым. Воображение быстро дорисовало его руку, лежащую на бедре девушке. Я куснул платье. Как еще я мог выразить свое раздражение?
   – Я из Москвы районному прокурору звонил, велел, чтобы лучших специалистов на это дело выделил. Следователь активно работает по этому вопросу. Завтра узнаю. Ты мне лучше вот что скажи: Андрей вчера к тебе не заходил?
   – Андрей? – Евгения выдержала паузу и очень лениво произнесла: – Ну, что ты. С какой стати?
   Я оценил ее актерские способности.
   – Да, понимаешь, не можем разобраться, где он был вчера вечером? Я тебя из университета подвез… Кстати, как дела с экзаменами, котенок?
   – Нормально. Сдала.
   – Молодец, молодец, киска. Если совсем уж тупик будет, обращайся, решим вопрос. А так, лучше сама. Ты ведь у меня умница, красавица… У-у, какая ножка. Все отдам за эти ножки… Ну, что ты, что ты…
   – Юра, подожди. Что про Андрея удалось выяснить?
   – В том то и дело, что ничего. Я тебя подвез домой, заскочил на работу и срочно в Москву. Попросил, чтобы рейс задержали. Андрей меня в аэропорт проводил. У нас так принято. У меня пакет завалялся, я ему передал. Там коньяк оставался, еще чего-то. Шофер сегодня доложил, что Воробьев его попросил высадить в центре. На твоей улице, кстати. Что ему в этом районе надо? Живет ведь он в другом месте. Жил… Э-эх… У тебя выпить есть?
   – Нет, – торопливо ответила Евгения.
   – С женой его я разговаривал. Андрей ей звонил в тот вечер. Сообщил, что на службе задерживается. Соврал… Но ей я этого, конечно, не сказал. У него же остался маленький ребенок. Вот беда! А по всему получается, что у Андрея любовница была. С чего бы ему иначе врать?
   – Все вы мужики одинаковые. Мало вам одной!
   – Котенок, ну что ты! Ты для меня почти жена. Ты же знаешь. Лапонька моя, солнышко…, – последовало звучное чмоканье.
   Я напрягся, рука смяла висящую перед носом ткань. Пусть только попробует, старый козел, устроить любовную сцену. Выйду и… Как я поступлю, я не успел решить. Рука дернулась, вешалка качнулась и стукнулась о стенку шкафа. Касание было не сильным, но звук показался громким, ведь я сидел словно внутри барабана. В кулаке оказалась смятая кофточка, я замер.
   – Юра, ну, хватит, – резко оборвала нежное воркование Женя. Послышались ее легкие шаги. Она явно выскользнула из объятий. Ее голос звучал уже с другой стороны: – Сейчас не время. Мне тоже очень жалко Андрея.
   – Да, Андрей… Угораздило же его вляпаться в дурацкую историю. Все так некстати!
   – Ты о чем? Он умер!
   – Он то умер, а нам еще жить. Наверняка будут опрашивать его окружение, родственников, знакомых. Следователь и тебе может задать вопросы. Но я попрошу, чтобы тебя не тревожили.
   Зазвонил телефон. Зуммер гудел прямо за стенкой шкафа.
   – Слушаю, – раздался осторожный голос Жени.
   Я чувствовал ее присутствие совсем рядом, казалось, протяни руку и достанешь. Тело непроизвольно развернулось, шкаф скрипнул. Я замер, стараясь не дышать. Если так хорошо слышно ее, то и меня могут услышать.
   – Это тебя, – громко произнесла Женя.
   Я вздрогнул, мне показалась, она обращается ко мне.
   – Меня? – удивился Калинин. – Кто это еще?
   Он взял трубку, кашлянул, голос приобрел строгие нотки:
   – Калинин у аппарата… А-а, ты Петр Кириллович. Как меня здесь вычислил?… Очень надо? Понимаю, понимаю… Важный вопрос, говоришь. Минутку.
   По едва слышным движениям я догадался, что Калинин прикрыл ладонью трубку.
   – Женечка, ты чай предлагала. Сходи, котенок, на кухню. Приготовь.
   Тембр его голоса легко варьировался от нежно-домашнего до начальственного. Когда Женя вышла, он сухо спросил:
   – Ну, в чем дело, Кирилыч?
   Калинин оперся о шкаф, стенка дрогнула. Он, видимо, развернулся так, чтобы разговор не был слышен в другой комнате. Но я, напротив, теперь мог улавливать и слова собеседника.
   – Проблему ты мне создал, Юрий, – хрипел голос в трубке.
   – Жизни без проблем не бывает. В чем дело-то?
   – Машину из твоей доли ты зачем в городе оставил? Да еще в ГАИ зарегистрировал?
   – Да ладно, велика проблема…
   – Нет, Юра, ты, видимо, не понимаешь или прикидываешься, – шипела трубка. – Это левая «Волга». Ее нет ни в одних документах на заводе. Ее в природе не существует!
   – Кирилыч, не кипятись. Мне просто срочно понадобилась машина здесь в городе.
   – Борисыч, ты подставил всё дело! Понимаешь? Не только меня, а других авторитетных людей. А они на твои чины смотреть не будут. Я тебе отстегиваю машины, чтобы ты сбывал их в Среднюю Азию. Моя вотчина – Кавказ. Надо строго выполнять обязательства!
   – Кирилыч, бывают в жизни обстоятельства…
   – Обстоятельствами не прикрывайся! У меня тоже бывают обстоятельства, но я себе такого не позволял. Ты пренебрег элементарной осторожностью!
   – Ну, все, все. Подумаешь – одна машина.
   – Да еще на бабенку какую-то оформил. Она же хвастаться будет. У соседей вопросы возникнут: откуда? Она сболтнет. И пошло, и поехало. Любой опытный чинуша в миг дело раскрутит. И В Москву капнет.
   – Ты что предлагаешь? – засопел Калинин.
   – Срочно уничтожь машину. Чтобы она сгорела со всеми документами. И не в нашей области, а где-нибудь подальше. А потом, снимай с учета, как не подлежащую восстановлению.
   – Ну, это… Ты хватил. Новая совсем.
   – Юра. Это не просьба. Это требование. И я два раза повторять не буду! Или ты делаешь, как я говорю, или…
   – Что, или?
   – Я через Отара Тбилисского работаю. А у законников нравы крутые.
   – Ты что, мне угрожаешь?
   – Понимай, как хочешь. Я все сказал. Даю два дня. А дальше я ни за что не ручаюсь.
   Я услышал гудки. Гудки были долгими. Потом гулко сотряслась деревянная стенка – Калинин жахнул кулаком по шкафу. На меня свалилась тяжелая юбка. Дверца шкафа качнулась и с пронзительным скрипом отъехала. Свет расширяющейся полосой вторгался в мое убежище. Сейчас Калинин шагнет в центр комнаты, и мое присутствие будет раскрыто.
   – Женя! – крикнул Калинин.
   Но торопливые шаги домашних тапочек на твердой подошве уже стучали по коридору. Дверца к этому моменту распахнулась полностью. Я повернул голову. Согнутая спина в коричневом костюме удалялась от шкафа. Ниже поясницы костюм был сильно смят. Я почему-то представил такое же помятое выражение на лице Калинина. Он плюхнулся в кресло. Тяжелая голова с седыми висками поворачивалась ко мне. Я прикрылся юбкой. Как ребенок, честное слово.
   Лучше бы он меня застал в квартире, чем в таком глупом положении!
   И тут шаги Жени остановились около шкафа. Дверца шумно захлопнулась. В закрывающейся щели я заметил уголки глаз Калинина. И сразу – темнота.
   – Что случилось, Юра? – встревоженный возглас Жени метнулся к креслу.
   – Ничего. Ничего особенного. Обычные трудности. – Он надолго замолчал. Потом глубоко вздохнул: – Ну, ладно. Я поеду. Завтра тяжелый день предстоит.
   Мне сразу стало легче. У порога они поцеловались. Я слышал шорох одежды и звук разлепляющихся губ. Когда захлопнулась дверь, Женя вернулась к шкафу. Щелкнул мебельный замочек. Полоса света накрыла мою согнутую фигуру.
   – Вылезай, Тиша, – Женя улыбалась. Локоны черных волос подрагивали как пружинки. – Ты не заснул?
   Она озорно смотрела на меня, словно мы действительно играли в прятки, и она, наконец, меня нашла. Но у меня было совсем другое настроение. Я развернулся и свесил ноги на пол. На плечах громоздился ворох одежды.
   – Что у тебя с ним? – спросил я, уткнувшись глазами в пол.
   Женя отвернулась и отошла. Я услышал голос, похожий на шелест листвы:
   – Я его любила.
   – Он же старый! – выкрикнул я.
   – Он хороший.
   – Но он…, – я смотрел на ее тонкую талию, которая была прямо передо мной и не находил слов. – Но так нельзя!
   – Что нельзя? – она порывисто обернулась.
   – Жить с ним. Целоваться с ним.
   – Лучше человека я не встречала, – она вновь отвернулась. Волосы веером рассыпались по обнаженным плечам.
   – Так почему же ты ничего не сообщила ему про Андрея? Почему ты вчера позвала меня?
   – Юрий был в Москве.
   – А сегодня? Почему ты ему соврала?
   Она долго молчала, прежде чем сказать:
   – Я любила его, и нам было хорошо… А сейчас я люблю свои воспоминания… Раз все уже произошло, лучше ему не говорить.
   – Женя, Женечка. Что ты несешь? – Я встал и зло швырнул белую блузку, все еще зажатую в руке.
   Ткань раскрылась в полете и смятым парашютом приземлилась на кровать. Я узнал кофточку, в которой впервые увидел Женю в университете. Яркий образ полоснул вспышкой воспоминания – белая фигура, безумная грация в простых движениях. Меня потянуло к ней. Затекшие ноги слушались плохо. Руки сжали хрупкие плечи девушки, губы шепнули с надеждой:
   – А может, бросишь его?
   Она дернула спиной и выскользнула. Ее глаза брызнули искрами:
   – Ради кого? Ради тебя? Я тебя совсем не знаю!
   – Меня? Почему? Почему ради меня? Найдешь молодого парня, – от обиды я нес полную чушь, сам понимал это, но продолжал монотонно твердить: – Познакомишься, влюбишься. Ты заметная. В университете много студентов. Это так естественно, чтобы молодые любили молодых.
   – Замолчи! – Женя села в кресло, перекрестила ноги. Голые коленки возвышались над журнальным столиком. – Думаешь, у меня не было молодого? Был. Самый первый…
   Она повернула голову и больше не смотрела на меня. Казалось, она рассказывала одинокому цветку на подоконнике:
   – Во время вступительных я жила в общежитии. Влюбилась в абитуриента, как и я. Втюрилась по уши. Его звали Вовка. Фигурой напоминал тебя. Когда он со мной переспал… Это было так противно… Запах дешевой выпивки изо рта, потные руки, пыхтение… И все молча… Да чего говорить! Но больнее всего не это… Я думала, на следующий день он обязательно меня найдет, и мы будем теперь вместе. Но он не пришел… Я сама нашла его вечером. Я летела к нему, а у него… Полное равнодушие в глазах. И разговоры все про то, как набухались вчера, как было клево, как кто-то подрался, а кто-то заблевал весь туалет. Мне показалось, что он даже забыл про меня. Но он помнил. Сказал, ты дверь не закрывай, мы сейчас с парнями выпьем, и я к тебе приду. Вот так все просто… А на лице такая ухмылка… Я проплакала всю ночь… И больше не хочу такого.
   Мне показалось, что на ее глазах выступили слезы. Но она не сделала ни одного движения, чтобы их вытереть или стряхнуть. Только поджала колени, обхватила их руками и стала похожа на свернувшегося в кресле котенка. Волосы полностью скрыли ее лицо. Я стоял посередине комнаты и не смел подойти.
   – А Юрий Борисович мне встретился позже, – продолжила она рассказ. – Я не прошла по конкурсу и просто не знала, что делать. Он мне очень помог. Он был, как волшебник. Он мог все! Я стала студенткой. Сначала меня приняли на вечернее отделение, а через месяц перевели на дневное. Юрий Борисович дарил мне бесконечные подарки. Такие милые… Он умел ухаживать и ждать. Я к нему привыкла, он даже мне понравился. Мне нужно было как-то его отблагодарить… С ним все было по-другому. Он был ласков и безумно нежен… Все так отличалось от того, что я испытала раньше. Мне было с ним очень хорошо… А потом он мне подарил вот эту квартиру. Я его полюбила… Сильно полюбила. Я была счастлива. Ощущала себя женой. Мы были почти как в браке. В гражданском. Он не жил со мной постоянно. Это был скорее гостевой брак. Главное, я любила… А сейчас… Сейчас не знаю. Сейчас мне с ним удобно.
   Она затихла. Я с трудом осмысливал услышанное. Молчание набухало, как река в половодье, и разделяло нас. Берега раздвигались.
   Я направился к двери. Женя не окликнула и не проводила. Замок захлопнулся за спиной, и я скатился по лестнице в дождливую ночь.
   Дождь мешает, если от него пытаешься укрыться. Я не пытался. Дождинки скапливались в волосах, и, набрав силу, стекали по лицу и шее, мокрыми червяками заползали под воротник. Но мне было все равно. Волосы слиплись и вытянулись, напряженной лицо, словно оделось в водяную маску. Потом промокла одежда на плечах и бедрах. Потом ступни ног, хлюпающие по лужам, затем все остальное. Но меня это не касалось. Мокло только мое тело, а вся моя сущность, то, из чего состоит человек кроме плоти, в десятый раз переживала историю Женьки Русиновой.
   И это было в тысячу раз хуже.
   Она любила другого! Она отдавала себя другому!
   Я домысливал то, о чем она умолчала, и мне было безумно больно.
   Где-то внутри меня сдвинулась тектоническая плита. Кипящей струей изрыгнулся вулкан. Боль расплывалась огненной лавой, заливая внутренности. Я полыхал и, казалось, мог прикосновением воспламенить листву. Но все вокруг было мокрым. Душа моя рвалась на части и кричала: «Ну почему тогда меня не было рядом с ней? Все было бы иначе!»

Глава 10

   Дверь в общежитие открыл Франц Оттович.
   – Разве так можно, молодой человек? – встретил он меня изумленным возгласом. – Вы совершенно мокрый.
   Я равнодушно посмотрел в небольшое зеркало на стене. Мокрые волосы прилипли ко лбу, на оттопыренных кончиках дрожали капли. Рубашка потемнела, обхватив неровными складочками грудь и плечи. Тусклый взгляд, обращенный внутрь, с трудом возвращался из глубин переживаний.
   – Давайте я вас чаем напою, а лучше сразу переодеться. Ведь вам, наверное, холодно? – суетился старый вахтер, доставая вторую чашку.
   Я плюхнулся на дерматиновый диванчик рядом со столиком вахтера. О чем он спрашивает? Холодно? Рука стряхнула брызги с волос. Ладонь прохладная, нос тоже, но внутри полыхал обжигающий огонь ревности.
   – Мне не холодно. Мне больно, – обреченно брякнул я.
   – Та-ак… По-моему я понимаю. – Франц Оттович пытался что-то разглядеть на моем пустом лице. – Это из-за Женечки?
   – Вы ее знаете? – удивился я.
   – Я слышал только ее голос. Но этого достаточно.
   – Почему девушки влюбляются в старых козлов? – вцепился я ожившим взглядом в вахтера.
   – Ну, это вы, Тихон, хватили. Чай пейте. Вот и варенье. Из крыжовника. Прошлогоднее еще осталось. Скоро будем новое делать. – Франц Оттович придвинул мне чашку и блюдце с вареньем. – Так кого вы считаете старым козлом? Человека вроде меня?
   – Нет, что вы, Франц Оттович, – спохватился я. – Я не про вас. Я другого имел в виду. Ему лет сорок пять – пятьдесят, наверное. Но ей то всего двадцать!
   – Ну, сорок пять – это для мужчины не возраст. А что касается вашего вопроса, так девушки чаще всего ждут, чтобы их выбрали. Так природой заведено. Активность проявляют самцы. Естественный отбор по теории Дарвина. Изучали, надеюсь, такую? Пассивные самцы вымерли, не оставили потомства. А самочки должны быть красивыми, чтобы активные самцы на них обратили внимание. На первом этапе девушки обычно приглядываются и позволяют себя любить. А задача мужчины – влюбить ее в себя. Влюбленная женщина совсем не то, что просто любимая. Попомните мои слова.
   – Любимая, влюбленная, – я вслушивался в новый смысл заезженных слов и, кажется, понимал старика. – А как ее в себя влюбить?
   – Вот, видите, в чем недостаток молодости. Вы еще не знаете, как это делается. А опытный мужчина, если он добрый и щедрый, и по настоящему любит, добьется взаимности очень быстро.
   – Ну, он же… не красивый.
   – С чего вы взяли?
   – Седой уже.
   Ладонь вахтера прошлась по белому ежику волос, губы усмехнулись.
   – Это не столь важно.
   – А что важно?
   – Отношение к женщине.
   – Отношение…, – я хлебнул чай, попробовал варенье. Кисло-сладкое, в самый раз. И тут же вырвалось: – Но я же люблю ее!
   – А в чем это выражается?
   – Я хочу ее, – выдохнул я и отвел глаза.
   – А до встречи с ней вы никого не хотели?
   – Почему? Да я… почти всегда хочу.
   – Значит, вы всегда влюблены?
   – Нет. Это на уровне физиологии.
   – Вот именно. Гормоны, мужские гормоны играют. Так может и сейчас у вас не любовь, а так…
   – Нет, сейчас совсем по другому. Я все время о ней думаю, я… я сгораю от любви.
   – Или от ревности?
   – От ревности тоже, – согласился я.
   Вахтер усмехнулся:
   – Этим молодежь и отличаетесь от стариков. У вас – огонь, у нас – пепел. Эх, пойду-ка я за водичкой схожу. Ночь еще долгая впереди.
   Он взял чайник и заковылял по коридору.
   – Франц Оттович, давайте помогу? – запоздало предложил я.
   – Нет, мне все одно в туалет надо. Ты за дверью пока пригляди.
   – Хорошо. Не беспокойтесь.
   Оставшись один, я вспомнил разговор Калинина по телефону с неким Петром Кирилловичем. Левые автомобили. Вот, оказывается, как делают деньги чиновники. Калинину угрожали, ссылаясь на Отара Тбилисского. А фамилия погибшего Андрея – Воробьев. Много нового я узнал из случайно подслушанного разговора. Надо записать, пока не забыл.
   Я взял маленький листочек со стола и написал: «Отар Тбилисский. Андрей Воробьев. Петр Кириллович». Хотя фамилия Калинина и без того слишком хорошо врезалась мне в память, я приписал и ее.
   Из коридора послышались шаги вахтера. Объяснять свои записи постороннему человеку не хотелось. Я торопливо согнул бумажку и сунул в кошелек под надорванный карман. Как только старик включил чайник, я поспешил расстаться.
 
   Утром меня разбудил стук в дверь.
   – Заколов, вас к телефону, – услышал я голос Франца Оттовича.
   Меня как пружиной подбросило с кровати. Женя! Я напялил штаны и стремглав пронесся по коридору. За спиной затихал хриплый голос вахтера:
   – Я уже собрался уходить, а тут звоночек. Вас…
   Меня умиляло, что семидесятилетний человек ко всем студентам обращался на вы. Он еще что-то объяснял, но я уже схватил трубку:
   – Женя! Привет!
   Трубка дышала тишиной. Я различал даже звук разлепляющихся губ.
   – Привет, Заколов, – раздался в телефоне неуверенный голос. – Но это не Женя. Я – Ирина. Глебова.
   – Да. Ира. Здравствуй, – я в миг стух, словно из меня выпустили пар, и попытался оправдаться: – Тут мне не правильно сказали…
   – Ничего я не успел сообщить, – шипел рядом недовольный вахтер. – Евгению я бы узнал.
   – Быстро бежал, почти летел. Отдышался? – иронично поинтересовалась Ирина. Затем в ее голосе проявились твердые нотки преподавателя. – Я вот к тебе по какому вопросу звоню. Не мог бы сегодня подучить меня водить машину?
   – Да, конечно.
   – Сегодня суббота. У тебя, наверное, какие-то планы?
   – Нет. Никаких планов, – промямлил я.
   – Когда сможешь приехать?
   – Могу сейчас.
   – Приезжай. Я жду.
   – Хорошо.
   Возникла пауза. Никто не клал трубку.
   – Ну, до встречи! – бодро воскликнула Ирина.
   – До встречи, – тусклым эхом отозвался я.
 
   Ирина встретила меня в машине. Она посигналила, когда я попытался сунуться в подъезд.
   – Теперь я буду учиться, как следует. Чтобы от тебя не зависеть, – сразу заявила она. – Ты у нас человек занятой. Нарасхват, можно сказать.
   – Почему? Сегодня я совершенно свободен.
   – Правда?
   – Конечно.
   Невнятная напряженность между нами исчезла. Ирина улыбнулась:
   – Давай я сама попробую со двора выехать.
   – Давай, – согласился я. – Только делай все по моей команде.
   – Хорошо. – Она пристально взглянула на меня и, не отводя глаз, прошептала: – Иногда, когда мной командуют, это так приятно.
   Мы колесили по тихим субботним улицам. Управление автомобилем давалось Глебовой все лучше и лучше. Я мог отвлечься от дороги. Глаза невольно косились на Ирину. На ней был летний сарафан и простенькие босоножки. Съехавший к талии подол она не поправляла. Обнаженные гладкие ноги от щиколоток до середины бедра казались просто идеальными. Их матовая белизна на фоне черных ковриков явно возбуждала меня.
   Я поймал себя на мысли, что сдерживаю желание прикоснуться. Когда она переключала скорости, верхний край сарафана оттопыривался, и мои глаза нагло лезли в образовавшуюся щель. Прическа Ирины обрела непривычную пышность. Видимо, она с утра помыла волосы и уложила феном. Легкий запах духов, исходящий от нее, особенно ярко ощущался в салоне нового автомобиля. Ногти на руках и ногах были покрашены в розовый цвет, чего я раньше не замечал. А может, не обращал внимание.
   Все это заставило меня сомкнуть колени и положить сверху руки. Я стеснялся неконтролируемого возбуждения.
   – А теперь куда? – спросила Ирина, затормозив на светофоре.
   – Что? – встрепенулся я и посмотрел на дорогу.
   – Ты командовать будешь?
   – У тебя уже так хорошо получается, что я могу поспать.
   – Тоже мне, учитель. А если бы я на занятиях спала?
   – Спала? С кем? – неожиданно вырвалось у меня.
   – Ишь ты! Разговорился, наконец. – Ирина от души рассмеялась.
   Светофор переключился. Я монотонно приказывал:
   – Зеленый! Сцепление. На первую. Плавно отпускаем.
   Ирина тронулась и озорно сообщила:
   – А теперь я буду командовать. Мы едем на пляж, купаемся и загораем!
   Я высунул ладонь в окно. Солнце явно припекало. От ночного дождя не осталось и следа.
   – День будет жаркий, – решил я.
   – Вот именно! Я взяла воду и бутерброды, – она кивнула на сумку на заднем сиденье.
   – Только я плавки забыл.
   – Не беда. Заедем в общежитие. Мы же на колесах!
   – Вперед! – ее идея мне нравилась все больше.
   В общежитии я застал Сашку Евтушенко на пороге нашей комнаты.
   – Ты куда? – торопливо спросил я, ворвавшись в дверь.
   – На пляж. А ты откуда такой возбужденный?
   – На пляж? Здорово! Я тоже туда собираюсь.
   – Так пойдем вместе. Погода отличная.
   – Хорошо, только я… с Ириной.
   – Какой? – не сразу понял Сашка.
   – Нашим преподавателем.
   – Даже так?
   – А почему нет?
   – Ну и я не один.
   – А с кем?
   На этот вопрос ответил дерзкий женский голос:
   – Со мной.
   В дверях появилась Ольга Карпова. В голосе и позе чувствовался вызов. Она высоко оперлась о косяк и, прищурившись, буравила меня взглядом. На руке покачивалась сумочка из мешковины с бахромой, пальцы небрежно сжимали дужку зеркальных очков. Короткое платье в крупных ярких цветах задралось наискосок, на скрещенных ногах выделялись круглые коленки.
   – Ты, Заколов, все время занят. Мы решили без тебя.
   Сегодня я уже слышал подобные слова о своей мнимой занятости. И каждый раз их говорили с упреком, будто я от чего-то увиливаю.
   – Ребята, поедемте вместе, – я попытался улыбнуться. – Какие проблемы!
   – А Глебова? – многозначительно поинтересовалась Оля. – Она, думаешь, будет в восторге?
   – Ну, конечно, – я, наконец, нашел свои плавки и прикидывал, куда их положить. Сашка приоткрыл пакет, который держал в руках, плавки нырнули туда. – О чем речь? Заодно наше задание по программированию обсудим.
   Я дружески подтолкнул Ольгу ниже талии. Она кокетливо улыбнулась, но демонстративно отстранилась, стараясь держаться ближе к Саше.
   Мы направились к машине. Мне было немного неудобно. Как нас встретит Ирина? Возможно, ей не понравится спонтанное расширение компании.
   Но это опасение оказалось мелочью по сравнению с поджидавшей нас неприятностью.
   Около автомобиля мы застали встревоженную Ирину. Не обращая внимания на ребят, она бросилась ко мне:
   – Представляешь, я сижу в машине, никого не трогаю, вдруг, останавливается милиция и просит предъявить документы. Я так перепугалась! А что, если документы не те, и «Волгу» отберут? А я к ней уже так привыкла. Но, слава Богу, все обошлось, документы вернули. Но потом они осмотрели салон и попросили открыть багажник. А у меня рука трясется, в замок не попадаю. Кошмар! Они на меня так смотрели! Словно я преступница. Вон, только отъехали.
   Она показала на удаляющийся автомобиль с милицейской символикой.
   – А что они искали? – стараясь сдержать тревогу, спросил я.
   – Не пойму! Один другому пробурчал: глупое, мол, задание, в городе полно светлых «Волг». Да! Они нашли в салоне между сиденьями импортную заколку для галстука. Блестящую, с драконом. Спросили, чья? А я не знаю. Ты без галстука ходишь. А больше никого в машине не было. Они забрали, переписали номер машины, мои данные, и уехали.
   – Не уехали, – мрачно покачал головой я и показал на дорогу.
   Милицейский автомобиль остановился и задним ходом быстро возвращался к нам. Мы с Сашкой многозначительно переглянулись. На лице Евтушенко красовалась кислая мина, словно он, не разобравшись, хватанул зубами лимон вместо яблока. Моя физиономия вряд ли выглядела лучше.
   В памяти всплыла откинутая фигура Андрея Воробьева в кресле, расслабленный галстук и блестящая полоска на груди. Так и есть, я вспомнил необычный зажим для галстука в форме дракона. Вот это прокол! Выгружая тело, мы не заметили, что заколка осталась в салоне. И даже утром я не догадался все проверить! Ведь стоило просто заглянуть под сиденья… Идиот!
   Я бросил взгляд по сторонам. Мелькнула трусливая мысль: бежать? Бесполезно, милиция – это не таксисты. Мы засветились по полной программе.
   – А, ребята…, – Ирина только сейчас заметила Сашу и Олю.
   – Они тоже на пляж собрались, – вяло объяснил я. – Возьмем?
   – Конечно, конечно, – Ирина торопливо кивнула.
   Судя по глазам, голова ее была занята совсем другими, неприятными мыслями. Чего уж говорить обо мне?
   – Если отпустят, – чуть слышно произнес Саша.