Страница:
Положив глупую деревянную игрушку, она принялась быстро одеваться.
Миша поднял руку – темным силуэтом выделяясь на фоне потолка, она казалась вялой и почти безжизненной. Рассвет еще только пробивался в окна и если б стрелки на часах не светились тусклыми зеленоватыми линиями, невозможно было б определить, что уже половина восьмого. Другой рукой Миша ласково гладил Ленину спину – вверх-вниз, вверх-вниз… Ладонь, словно притягивалась к гладкой упругой коже, и чтоб оторваться от нее, требовалось физическое (а, главное, психологическое) усилие. Возможно какая-то благостная энергия перетекала в него через этот контакт, и он забывался; сознание расслаблялось, отключаясь от всех проблем… Действительно, в Болгарии им было хорошо. Несебр – славный городишко, и море славное, хотя разве дело только в этом?..
Миша тогда как раз развелся с женой, сбросив наконец-то маску двуличности, и мог в открытую дарить нежность и заботу не двум, а одному-единственному человеку. Они с Леной купили первые попавшиеся «горящие» путевки и уехали подальше от тягостной атмосферы раздела имущества, а бывшей жене он просто вручил ключи и объявил: – Что успеешь вывезти, твое. Что не успеешь – будет продано вместе с квартирой, потому что жить я в ней не собираюсь.
Когда они с Леной вернулись, их встретили голые стены с вырванными багетами. Удивительно, как уцелела сантехника – она ведь тоже была фирменной, дорогой… Сейчас они вспоминали все это, как кошмарный сон.
Мишина рука добралась до того места, где талия переходила в бедро и поползла обратно; поднялась к груди, великоватой для Лениной комплекции, но упругой и правильной. Он очень любил зарыться лицом в теплую ложбинку…
– Ленка, я не могу оторваться, – прошептал он, и рука с часами безвольно упала на одеяло.
– И не надо, – Лена засмеялась, – мне тоже хорошо с тобой. Хотя прежний муж говорил, что у меня тонкие ноги, грудь похожа на вымя и, вообще, я ничего не понимаю в любви.
– Он – дурак, – Миша вздохнул, – мало ли, что он говорил? Зачем он нам нужен?
– Нам никто не нужен, – Лена уткнулась холодным носом в его шею, – а я люблю лежать, вот так, и сопеть…
– Ленка, сейчас я опоздаю на переговоры.
– Значит, все-таки уходишь? – она подняла голову.
– А на что мы с тобой будем жить, если я перестану заниматься делами? – Миша погладил ее волосы, укладывая голову на прежнее место. Он знал, что долго не может смотреть ей в глаза, чтоб не начать целовать, ласкать… Чем все это заканчивалось, оба прекрасно знали, но сегодня его ждали важные люди с серьезным контрактом.
– А если я, как мышка, буду питаться сухой корочкой и глотком воды, ты никуда не пойдешь?
– А мышки хотят собственную машинку?.. А съездить куда-нибудь на Рождество?
– Хотят…
– Значит, надо вставать, – Миша бережно передвинул Лену на свободную часть постели и резко встал, пока она не успела схватить его за руку.
– Тебе завтрак сделать? – Лена потянулась; носик ее сморщился, рисуя на лице смешную гримасу.
– А ты умеешь? – в Мишином голосе не было издевки, хотя поначалу его раздражало, что единственным известным ей блюдом являлась яичница. Потом, правда, он привык и решил, что остальные ее таланты полностью компенсируют кулинарные.
– Умею. И ты даже знаешь, что именно.
– Знаю. Но тогда я скоро начну кукарекать, – он набросил халат и пошел в ванную.
Эта квартира ему нравилась больше прежней даже не из-за размеров и отделки, выполненной с учетом необузданных Лениных фантазий – просто ему казалось, что сама атмосфера в ней какая-то располагающая к тому, чтоб жить долго и счастливо.
Несмотря на третий этаж, Лене показалось, что кто-то постучал в окно. Она повернула голову. Голые ветви сковал мороз, превратив деревья в уродливые статуи, а просветлевшее небо казалось мертвым, потому что солнце пряталось за соседним домом, упорно не желая светить в их окно. Две продрогшие синички кружились перед самым стеклом, тычась в него клювами и прося приюта.
– Миш! – крикнула Лена.
– Что? – на ходу застегивая рубашку, он заглянул в комнату.
– А ты не мог бы сделать кормушку для птиц?
– Обалдела?.. – Миша уважал фантазии любимой женщины, но не до такой же степени?!..
– Значит, не мог, – Лена вздохнула и указала пальцем в окно, – видишь, бедные птички мерзнут и голодают. Смотри, как они стучатся к нам.
– Лен, хватит глупости говорить, я и так опаздываю.
…Почему нельзя вечно пребывать в сказке? – Лена снова вздохнула, и даже тягостней, чем прежде, – наверное, я глупая… но почему-то ведь Мишка терпит меня. Значит, кому-то нужны и такие дурочки…
Она опустила ноги на мягкий теплый пол и встала. Пеньюар валялся на стуле, но она проследовала на кухню нагишом, увидела стоявшую перед Мишей уже пустую тарелку с крошками хлеба и бокал из-под чая.
– Ленка, кончай так ходить.
– Да?.. А почему? – она довольно засмеялась.
– А вдруг кто-то увидит в окно и придет, пока меня нет?
– Кроме синичек, никто не увидит, а им это неинтересно. Ты денег оставил? Я хочу в солярий сходить, а потом по магазинам поболтаться. Подарок тебе посмотрю к Новому году.
– Оставил. Даже в твой кошелек положил.
– Спасибо, – она коснулась губами его шеи, – вечером у тебя никаких переговоров нет?
– Нет. Думаю, часов в семь буду.
– Я жду тебя, – она отстранилась и пошла в спальню, где остался пеньюар – когда Миша уходил, оставаться голой становилось совсем неинтересно.
– Угу, – Антон, попытался вспомнить, какие у него сегодня лекции и стоит ли туда идти.
– Не слышу!
– Собираюсь! – он, наконец, открыл глаза, – мне сегодня к половине двенадцатого!
– Все равно вставай! Отец просил что-то найти ему в Интернете! Он там написал; и еще сходи в магазин! Список и деньги на столе!
– Ладно!
…Хорошо, что когда отец учился, Интернета не было, – Антон зевнул, – зато теперь я самый незаменимый человек в семье. Без меня весь бизнес загнется…
Входная дверь хлопнула, и только после этого Антон вылез из постели. Выйдя на кухню, мельком взглянул на листок, исписанный неразборчивым почерком, свойственным врачам.
…Молоко, сахар, сыр… Короче, ничего выдающегося…
Умылся, выпил чай с бутербродом и вернувшись в свою комнату, сразу включил компьютер. На экране появилась девица, подмигивавшая правым глазом. У нее были стройные ноги, загорелое тело и купальник чисто символически прикрывал самые интригующие места (Антон долго выбирал заставку, пока наконец не остановился на этой). Он послал девице воздушный поцелуй, и прогоняя ее с экрана, щелкнул «мышью».
За компьютером Антон мог сидеть часами. Отец с матерью умилялись его рвению, считая, что таким образом он «грызет гранит науки», а он просто строил свой собственный мир; причем, строил его, аж в четырнадцатом веке….
Это была его любимая игра, в которой сначала тебе двадцать пять лет и ты являешься простолюдином в маленьком немецком городке Любек. Потом ты находишь клад с определенной суммой денег, и дальше можно строить жизнь по своему усмотрению – можно эти деньги весело пропить; можно заняться торговлей или политикой; можно положить в банк, жениться, завести детей, став добропорядочным бюргером. А жизнь твоя будет проходить день за днем, в соответствии с календарем в углу экрана. Антону всегда было интересно, как выглядит окончание игры, ведь когда-нибудь он заработает все деньги, подчинит себе весь мир, и что тогда?..
Играл он уже пять месяцев и позавчера ему исполнилось тридцать три года. Он успел стать мэром Любека и к тому же его самым богатым гражданином; понастроил в городе всяких производств, возвел новую крепостную стену, расширил церковь до размеров собора; его корабли бороздили Балтику, успешно торгуя с другими городами Ганзы, а каждое утро он начинал с того, что наугад останавливал курсор на любом из снующих по улицам жителей Любека и неизменно получал ответ, что все в городе довольны жизнью и уверены в своем мэре.
Это была интересная и насыщенная жизнь, в которой он являлся полным хозяином, а вот его реальное существование представляло собой полную противоположность – университет, дом, десяток приятелей, с которыми можно выпить пива и иногда напиться водки, да еще Маринка (с ней он встречался год, но дальше поцелуев дело так и не продвинулось).
Нельзя сказать, что Антон был влюблен в нее – просто она показалась ему самым подходящим вариантом по совокупности внешности и запросов. К тому же, поначалу его забавляло, как после своего ПГТ Марина чуть ли не боготворила город со всеми его прелестями и недостатками; уже потом он пришел к выводу, что общаться им скучно, и, вообще, они слишком разные, но ломать отношения, не добившись главного, выглядело постыдным поражением – как это в наше-то время год таскаться с подругой, да так и не трахнуть ее?..
Короче, в его реальной жизни существовало лишь одно, по истине, светлое пятно – двоюродный брат Максим, который будучи старше Антона на семь лет ездил на новенькой «Ауди», ужинал исключительно в ресторанах, а недавно купил участок и собирался за лето построить дом с бассейном и зимним садом. И это все притом, что ни в каком институте он никогда не учился, а изначально торчал возле Сбербанка, меняя валюту. Сейчас он трансформировался из «барыги» в «предпринимателя», открыв два собственных обменных пункта со всеми официальными разрешениями и лицензиями.
Антон никогда не мог понять, как Максим зарабатывает деньги, если, и покупает, и продает доллары дешевле, чем в самом банке, но спрашивать не имело смысла – брат только улыбался и пожимал плечами. Однако факт оставался фактом – «Ауди» и участок являлись вполне натуральными, а не такими, как кварталы домов, предприятия и эскадры кораблей в Любеке.
На экране замелькали голые груди, задницы и огромные члены, ежедневно прилетающие на e-mail в количествах, значительно превышавших деловую информацию. Антон бы, может, и посмотрел эти картинки, но чтоб сайт раскрылся, требовалось указать номер своей кредитки. У него ее никогда не было, так как бюджет формировался из стипендии и фиксированной прибавки, которую отец установил ему за работу. Один раз Антон попросил брата открыть ему какой-нибудь порносайт (так, хохмы ради), но тот рассмеялся и сказал, что за эти деньги лучше пригонит пяток настоящих «телок».
…Susen,Tiffoni,Anna,Lola…. Сколько же вас здесь?.. Антон ожесточенно щелкал «мышью», сбрасывая порнуху в «корзину», пока ему не надоело это бессмысленное занятие, ведь завтра все вернется вновь в еще большем объеме. Но все-таки, как ни крути, картинки оказывали свое действие, наводя на определенные мысли, и он потянулся к телефону.
– Алло, Макс? Привет. Слушай, ты с Оксаной-то вчера встречался?.. Ладно, подъеду. Пока, – Антон положил трубку и вздохнул. …Значит, в Любек я сегодня не попаду… и в магазин, наверное, тоже. Хотя ведь можно просто не ходить на лекции и тогда все успею…
Выключив компьютер, Антон стал быстро одеваться.
До центра города он добрался быстро, а когда вышел из маршрутки, показалось, что здесь значительно холоднее. Наверное, пока он быстрым шагом двигался к остановке, его еще согревало домашнее тепло, но в железной коробке оно постепенно рассеялось вместе с паром, шедшим изо рта, и теперь Антон в полной мере поверил прогнозу, обещавшему минус двадцать семь. Торопливо юркнул в здание бывшего универмага, где еще с начала перестройки окопались всякие мелкие конторки, работавшие с ценными бумагами. Тогда это были ваучеры, а теперь акции, векселя и еще что-то, в чем Антон совершенно не разбирался, хотя и учился в экономико-правовом университете.
Сам Максим давно уже не стоял на улице, хватая за рукав прохожих и заговорщически шепча: – Доллары, марки менять будем?.. Он даже не сидел в конторе; по мнению Антона, он, вообще, лишь тратил неизвестно откуда берущиеся деньги.
Вот и сейчас Максим пристроился на широких перилах лестницы в окружении «менял» и что-то весело рассказывал, бурно жестикулируя. Слушатели курили и дружно смеялись, поэтому создавалось впечатление, что здесь вовсе не рабочее место, а клуб, в котором люди собрались отдохнуть. Антон остановился в сторонке, чтоб не прерывать рассказчика, но тот сам заметил его.
– Ладно, мужики, – Максим встал, – тут ко мне любимый брательник пожаловал.
Головы повернулись, и Антон кивнул всем сразу, потому что персонально руки ему никто не протянул.
– Пошли, – Максим обнял его за плечи.
Они спустились вниз и быстро залезли в машину.
– Ну, и морозище, – Максим включил печку, – ничего, эта «ласточка» мгновенно нагревается, – достал сигарету, – короче, познакомился я с той Оксаной, но теперь объясни мне, чего ты конкретно хочешь, а то я вчера, как «бедная овечка» что-то там блеял… Я ж не понимаю задачи. Это твоя девочка или ты мне ее подогнал? Мне не надо – у меня такого добра полгорода.
– Понимаешь, Макс… – Антон запнулся – придуманный план вдруг показался ему смешным и по-детски неуклюжим, – в общем, их две подруги. Они и квартиру снимают вместе еще с первого курса….
– Твоя, то есть, вторая, если я правильно понимаю? – уточнил Максим.
– Вроде того. Только и не моя еще. Вести мне ее некуда, а сосаться в подъездах надоело. У меня дома она всего боится – говорит, родители могут прийти.
– Это не аргумент для нормальной телки.
– Да она из какой-то дыры приехала! У них там, похоже, законы домостроевские… Вот, а на их хате все время Оксана торчит; я и хочу, чтоб ты увел ее куда-нибудь с ночевкой. Ну, сам понимаешь, чтоб Маринка точно знала, что она не вернется…
– Теперь более-менее понимаю, – открыв окно, Максим выбросил сигарету.
В машине было уже так жарко, что он не стал поднимать стекло обратно, и теплый воздух клубами полез на улицу, пытаясь согреть остальной город.
– В принципе, я не против. Дура она, конечно, набитая, твоя Оксана, но «под низ» пройдет – ноги длинные и мордочка ничего. Мы с ней договорились, что сегодня я ее заберу после занятий, но тут проблемка – на вечер у меня образовалась важная встреча, так что ничего не получится. Хотя, может, оно и к лучшему. Я вчера выглядел таким милейшим существом, что просто нельзя не влюбиться. Поэтому пусть девочка денек помучается, а завтра приеду с букетом и бутылкой шампанского. Много времени, чтоб обломать ее не потребуется – максимум неделя, устраивает?
– Вполне.
– А теперь извини, Антош, мне надо в одно место отъехать.
– Конечно! Я перезвоню, – Антон вылез из машины и не оглядываясь, пошел к остановке. …Молоко, сыр, сахар… И к себе в Любек… Пошли они на фиг, эти лекции…
– Громче надо просить, – недовольно отозвался водитель, пытаясь затормозить.
На обледенелой дороге маршрутку занесло, и она уткнулась в снежный гребень у самого тротуара, перегородив половину и без того неширокой улицы.
– Другой раз провезу до конечной!.. Если нормально разговаривать не умеешь… Кукла!..
Марине не хотелось вступать в бессмысленную перепалку. Она выпрыгнула из салона, сильно хлопнув дверью. Представила, какими словами обозвал ее за это водитель, но подумала заносчиво: …Нечего музыку врубать, если со слухом проблемы…
А, в принципе, сегодняшний день можно было считать удачным, хотя бы потому, что удалось сдать зачет, к которому она еще не начинала готовиться и боялась больше всего. Сдать совершенно фантастически – она просто пересказала случайно услышанное по телевизору мнение какого-то видного экономиста и неожиданно получила «автомат». Как сказала Крыса-Лариса «за оригинальность суждений», хотя Марина так и не поняла, что же выдала такого оригинального.
…Наверное, просто сегодня мой день и очень жаль, что он уже заканчивается… Блин, еще б также повезло б с Оксанкиным бой-френдом! Чтоб он не поперся к нам по такому морозу!.. Ледяной порыв ветра обжег щеки. …Домой… Скорее домой!..
Марина поглубже натянула шапку и не глядя, шагнула на ледяное зеркало дороги. Почти одновременно, слева раздался звук, похожий на вой электрички. Испуганно повернувшись, она увидела вдалеке фары. …Вижу-вижу. Ты б, козел, еще от перекрестка сигналил!..
Она сделала несколько торопливых шагов; вдруг правая нога поехала в сторону, и Марина всей массой шлепнулась на лед. Все произошло неожиданно; она не успела ничего понять и только видела, что фары быстро приближаются и похожи они на злые, чуть раскосые глаза. Автомобиль катился прямо на нее – несмотря на слепящий свет, она уже различала высокий бампер и белый прямоугольник номерного знака. Может быть, еще оставалось время проползти вперед пару метров, но на встречной вспыхнула целая вереница фар. К тому же ужас перед тем, что должно неминуемо случиться, не только парализовал мышцы, но и сознание. Оно заклинило, словно в механизм вогнали железный прут, раскрошив все шестеренки.
…Как все глупо… Как все глупо… Двигаться дальше мысль отказывалась. Охвативший Марину ужас был не таким, как перед столом с экзаменационными билетами и даже не таким, как в детстве, когда мать входила с розгой и раскрытым дневником. Этот ужас был всеобъемлющим и состоял из осознания одного-единственного факта – такой целенькой, такой живой она ощущает себя последний раз, а через секунду от нее останется куча размазанного по асфальту мяса. Обрывки воспоминаний обезумевшей толпой тут же ринулись в сознание, и сразу стало жаль всего – абсолютно всего, что все происходило в этой уже заканчивающейся жизни.
Марина зажмурилась, выставив руки, пытаясь заслониться от неизбежного; мысли разом исчезли, будто уже наступила смерть… и тут возникшая чернота разверзлась от беззвучного удара молнии, выхватив мрачный пейзаж с могучими деревьями. Сорвавшись с неба, огненная стрела ушла в глубь леса; тяжелые кроны же при этом даже не шелохнулись.
– Ты хотела!.. – прозвучал странный голос, совсем не похожий на тот, каким обычно представляют глас божий. Это было нечто другое, вошедшее в нее, как укол в вену, и мгновенно распространившееся по всему организму; в этот момент смертоносная железная громадина ткнулась в ее ладони. Марине показалось, что сердце остановилось, однако через несколько секунд она снова ощутила его неровные толчки. Почему-то вспомнился сосед, дядя Слава, по утрам запускавший свой старенький трактор.
…О чем это я? Важно, что я жива и даже не чувствую боли!.. Открыв глаза, Марина увидела блестящую решетку и собственные руки, судорожно вцепившиеся в нее. Двигатель молчал, но машина скользила по инерции, постепенно затягивается Марину под днище. …Значит, я еще не умерла… значит, мне уготована более изощренная пытка – сейчас это самодовольное чудовище медленно, с хрустом перемелет все мои косточки!..
Страх вернулся троекратно, но пока она жива, надо было что-то делать. Марина попыталась подтянуться, как это делают в кино «славные американские парни», вспрыгивая потом на капот, но руки оказались слишком слабенькими для такого трюка. К тому же, они будто срослись с металлическими трубами кенгурятника, превратив ее в единое целое с чудовищем, а это говорило о том, что дальнейшее сопротивление бесполезно.
Она расслабилась, сосредоточив оставшиеся силы в пальцах и исчезла под темным брюхом монстра, лишь запрокинутая голова с распущенными волосами, торчала перед бампером фантастическим форкопом. Марина закрыла глаза, чтоб не видеть, обо что ее расплющит, превратив в кровавое месиво…
Но это «что-то» все не появлялось, и она стала привыкать к своему новому положению. …Возможно, я и не умру, если машина не встретит никакого препятствия… Скорее бы она остановилась, иначе у меня отвалятся руки или разожмутся пальцы, – она уже и так не чувствовала их, – и тогда…
Навстречу пронеслась машина, плюнув из-под колес ледяной крошкой. Наверное, она была не первой, но Марина только сейчас почувствовала, как ледяные брызги больно кольнули щеку.
…Главное, беречь глаза… Она плотнее сжала веки и услышала (нет, почувствовала!), как правое колесо заскрежетало по насту; еще несколько бесконечных секунд, и движение прекратилось. Наверное, Марина не поверила, что все закончилось, потому что самым страшным оказалось разжать руки; казалось, стоит это сделать – двигатель взревет и уж тогда от нее, точно, останется мокрое место! Но глаза она все же открыла и увидела над собой черное небо в блестящих дырочках звезд; потом резко хлопнула дверь.
– С вами все в порядке?..
В поле зрения попала голова с перевернутым испуганным лицом. Марина видела ее, слышала голос, и поэтому попыталась улыбнуться.
– Я живая…
– Слава богу, – водитель наклонился.
Только когда он попытался оторвать от металла ее пальцы, Марина поняла, что руки все-таки принадлежат ей, а не являются рычагом автомобиля. Плетьми они упали на землю и пошевелить ими не было никакой возможности.
– Вылезайте, девушка, – водитель под мышки поднял Марину; поставил на ноги, но тело ее ныло и совершенно не желало слушаться. Если б водитель не держал ее за плечи, она б снова рухнула на лед.
– Переломов нет?
– Не знаю, – Марина, заново учась двигаться, неуверенно покрутила головой, чуть присела, согнув колени, – вроде, стою…
– Все равно надо показать вас врачу.
Марина отрицательно качнула головой.
– Не надо… Господи, как я перепугалась….
Водитель смотрел на нее удивленно. Наверное, он думал, что сейчас его потащат в милицию или в травмпункт, чтоб зафиксировать синяки и ушибы.
– Девушка, я ж вам сигналил, – сказал он виновато, – и скорость у меня была – шестьдесят, а перехода в этом месте нет.
– Разве в этом дело? Я жива, понимаете? Я сама поскользнулась… – Марина, наконец поверившая в счастливый конец, готова была простить за этот подарок всех и вся.
Со стороны могло показаться, что двое ненормальных влюбленных обнимаются посреди дороги, позабыв обо всем на свете. Лица их находились совсем близко и Марине ничего не оставалось, как смотреть в глаза «киллера», покушавшегося на ее жизнь, но она не видела их – перед мысленным взором продолжал стоять злобный взгляд раскосых фар и блестящая металлическая решетка.
– Мне надо домой, – сказала Марина.
– Я подвезу вас.
– А мой дом, вон, – она кивнула на «свечку» по другую сторону улицы, и освободившись от поддержки, повернулась.
– Ой, девушка! – воскликнул водитель, – у вас сзади дубленка порвалась!..
– Да? – Марина автоматически завела руку за спину и нащупала болтавшийся клок кожи.
Раз жизнь продолжалась, значит, ей придется в чем-то доходить эту зиму, а кроме дубленки, у нее не было ничего. Теперь дыра, в которую пролезла рука, стала не меньшей трагедией, чем пять минут назад готовые разжаться пальцы.
– Девушка, не расстраивайтесь, – водитель взял ее за руку, снова поворачивая к себе лицом, – хотите, я куплю вам новую?
– Правда? – Марина обалдело посмотрела на него.
– Конечно. Сколько она стоит? Тысяч двадцать?
– Не знаю. Ей почти три года.
– Тем более, пора менять, – водитель улыбнулся. Видимо, он совсем успокоился, поняв, что никаких последствий наезда не будет, – давайте завтра встретимся и закроем этот вопрос.
– Вы серьезно?
– Абсолютно. Сами выберете то, что вам хочется. Меня зовут Михаил, а вас?
– Марина.
– Редкое имя в наше время.
– А в нашем поселке люди живут консервативные.
Михаил не стал уточнять, в каком именно поселке; да и следующий вопрос задал чисто механически.
– А здесь вы чем занимаетесь?
– Учусь. Послушайте, Михаил, мне ужасно холодно.
– Господи, – он смутился, – садитесь в машину. Я вас прямо до дверей довезу.
Из нескольких фраз, вроде, сложился разговор. Марина подумала, что никакой он не убийца и лицо у него довольно симпатичное, а глаза немного растерянные, но добрые. Еще она подумала, неужели ему самому не холодно на таком морозе без головного убора.
Она подошла к страшной машине и робко потрогала черный бок.
– Он хороший, – Михаил остановился рядом, – его зовут «Боевой Конь Орлик».
– Что значит, «его зовут»? – не поняла Марина.
– Ну, сказать – это «Форд-Экспедишн» все равно, что сказать – это человек, например. А имя-то у него должно быть? Вот, друзья и прозвали. Не знаю, почему.
Марина подумала, что ни у одного ее знакомого не было автомобиля, носившего собственное имя, и еще, что ей совершенно не хочется работать тамадой; тем более, неизвестно, что представляет из себя Оксанин бой-френд – может, урод какой-нибудь…
Михаил распахнул дверцу.
– Я в таких никогда не ездила, – заметила Марина, – прям, как танк!..
* * *
– Милый, может, ты сегодня никуда не пойдешь? Смотри, какой мороз, – Лена прижалась к мужчине, лежавшему рядом, – мы б могли весь день валяться в постели. Помнишь, как в Болгарии? А вечером поехали б куда-нибудь ужинать, а?Миша поднял руку – темным силуэтом выделяясь на фоне потолка, она казалась вялой и почти безжизненной. Рассвет еще только пробивался в окна и если б стрелки на часах не светились тусклыми зеленоватыми линиями, невозможно было б определить, что уже половина восьмого. Другой рукой Миша ласково гладил Ленину спину – вверх-вниз, вверх-вниз… Ладонь, словно притягивалась к гладкой упругой коже, и чтоб оторваться от нее, требовалось физическое (а, главное, психологическое) усилие. Возможно какая-то благостная энергия перетекала в него через этот контакт, и он забывался; сознание расслаблялось, отключаясь от всех проблем… Действительно, в Болгарии им было хорошо. Несебр – славный городишко, и море славное, хотя разве дело только в этом?..
Миша тогда как раз развелся с женой, сбросив наконец-то маску двуличности, и мог в открытую дарить нежность и заботу не двум, а одному-единственному человеку. Они с Леной купили первые попавшиеся «горящие» путевки и уехали подальше от тягостной атмосферы раздела имущества, а бывшей жене он просто вручил ключи и объявил: – Что успеешь вывезти, твое. Что не успеешь – будет продано вместе с квартирой, потому что жить я в ней не собираюсь.
Когда они с Леной вернулись, их встретили голые стены с вырванными багетами. Удивительно, как уцелела сантехника – она ведь тоже была фирменной, дорогой… Сейчас они вспоминали все это, как кошмарный сон.
Мишина рука добралась до того места, где талия переходила в бедро и поползла обратно; поднялась к груди, великоватой для Лениной комплекции, но упругой и правильной. Он очень любил зарыться лицом в теплую ложбинку…
– Ленка, я не могу оторваться, – прошептал он, и рука с часами безвольно упала на одеяло.
– И не надо, – Лена засмеялась, – мне тоже хорошо с тобой. Хотя прежний муж говорил, что у меня тонкие ноги, грудь похожа на вымя и, вообще, я ничего не понимаю в любви.
– Он – дурак, – Миша вздохнул, – мало ли, что он говорил? Зачем он нам нужен?
– Нам никто не нужен, – Лена уткнулась холодным носом в его шею, – а я люблю лежать, вот так, и сопеть…
– Ленка, сейчас я опоздаю на переговоры.
– Значит, все-таки уходишь? – она подняла голову.
– А на что мы с тобой будем жить, если я перестану заниматься делами? – Миша погладил ее волосы, укладывая голову на прежнее место. Он знал, что долго не может смотреть ей в глаза, чтоб не начать целовать, ласкать… Чем все это заканчивалось, оба прекрасно знали, но сегодня его ждали важные люди с серьезным контрактом.
– А если я, как мышка, буду питаться сухой корочкой и глотком воды, ты никуда не пойдешь?
– А мышки хотят собственную машинку?.. А съездить куда-нибудь на Рождество?
– Хотят…
– Значит, надо вставать, – Миша бережно передвинул Лену на свободную часть постели и резко встал, пока она не успела схватить его за руку.
– Тебе завтрак сделать? – Лена потянулась; носик ее сморщился, рисуя на лице смешную гримасу.
– А ты умеешь? – в Мишином голосе не было издевки, хотя поначалу его раздражало, что единственным известным ей блюдом являлась яичница. Потом, правда, он привык и решил, что остальные ее таланты полностью компенсируют кулинарные.
– Умею. И ты даже знаешь, что именно.
– Знаю. Но тогда я скоро начну кукарекать, – он набросил халат и пошел в ванную.
Эта квартира ему нравилась больше прежней даже не из-за размеров и отделки, выполненной с учетом необузданных Лениных фантазий – просто ему казалось, что сама атмосфера в ней какая-то располагающая к тому, чтоб жить долго и счастливо.
Несмотря на третий этаж, Лене показалось, что кто-то постучал в окно. Она повернула голову. Голые ветви сковал мороз, превратив деревья в уродливые статуи, а просветлевшее небо казалось мертвым, потому что солнце пряталось за соседним домом, упорно не желая светить в их окно. Две продрогшие синички кружились перед самым стеклом, тычась в него клювами и прося приюта.
– Миш! – крикнула Лена.
– Что? – на ходу застегивая рубашку, он заглянул в комнату.
– А ты не мог бы сделать кормушку для птиц?
– Обалдела?.. – Миша уважал фантазии любимой женщины, но не до такой же степени?!..
– Значит, не мог, – Лена вздохнула и указала пальцем в окно, – видишь, бедные птички мерзнут и голодают. Смотри, как они стучатся к нам.
– Лен, хватит глупости говорить, я и так опаздываю.
…Почему нельзя вечно пребывать в сказке? – Лена снова вздохнула, и даже тягостней, чем прежде, – наверное, я глупая… но почему-то ведь Мишка терпит меня. Значит, кому-то нужны и такие дурочки…
Она опустила ноги на мягкий теплый пол и встала. Пеньюар валялся на стуле, но она проследовала на кухню нагишом, увидела стоявшую перед Мишей уже пустую тарелку с крошками хлеба и бокал из-под чая.
– Ленка, кончай так ходить.
– Да?.. А почему? – она довольно засмеялась.
– А вдруг кто-то увидит в окно и придет, пока меня нет?
– Кроме синичек, никто не увидит, а им это неинтересно. Ты денег оставил? Я хочу в солярий сходить, а потом по магазинам поболтаться. Подарок тебе посмотрю к Новому году.
– Оставил. Даже в твой кошелек положил.
– Спасибо, – она коснулась губами его шеи, – вечером у тебя никаких переговоров нет?
– Нет. Думаю, часов в семь буду.
– Я жду тебя, – она отстранилась и пошла в спальню, где остался пеньюар – когда Миша уходил, оставаться голой становилось совсем неинтересно.
* * *
– Антон, ты в университет собираешься? Восемь уже! – мать спешила на работу, поэтому говорила громко, а не как всегда, ласково тормоша сына за плечо.– Угу, – Антон, попытался вспомнить, какие у него сегодня лекции и стоит ли туда идти.
– Не слышу!
– Собираюсь! – он, наконец, открыл глаза, – мне сегодня к половине двенадцатого!
– Все равно вставай! Отец просил что-то найти ему в Интернете! Он там написал; и еще сходи в магазин! Список и деньги на столе!
– Ладно!
…Хорошо, что когда отец учился, Интернета не было, – Антон зевнул, – зато теперь я самый незаменимый человек в семье. Без меня весь бизнес загнется…
Входная дверь хлопнула, и только после этого Антон вылез из постели. Выйдя на кухню, мельком взглянул на листок, исписанный неразборчивым почерком, свойственным врачам.
…Молоко, сахар, сыр… Короче, ничего выдающегося…
Умылся, выпил чай с бутербродом и вернувшись в свою комнату, сразу включил компьютер. На экране появилась девица, подмигивавшая правым глазом. У нее были стройные ноги, загорелое тело и купальник чисто символически прикрывал самые интригующие места (Антон долго выбирал заставку, пока наконец не остановился на этой). Он послал девице воздушный поцелуй, и прогоняя ее с экрана, щелкнул «мышью».
За компьютером Антон мог сидеть часами. Отец с матерью умилялись его рвению, считая, что таким образом он «грызет гранит науки», а он просто строил свой собственный мир; причем, строил его, аж в четырнадцатом веке….
Это была его любимая игра, в которой сначала тебе двадцать пять лет и ты являешься простолюдином в маленьком немецком городке Любек. Потом ты находишь клад с определенной суммой денег, и дальше можно строить жизнь по своему усмотрению – можно эти деньги весело пропить; можно заняться торговлей или политикой; можно положить в банк, жениться, завести детей, став добропорядочным бюргером. А жизнь твоя будет проходить день за днем, в соответствии с календарем в углу экрана. Антону всегда было интересно, как выглядит окончание игры, ведь когда-нибудь он заработает все деньги, подчинит себе весь мир, и что тогда?..
Играл он уже пять месяцев и позавчера ему исполнилось тридцать три года. Он успел стать мэром Любека и к тому же его самым богатым гражданином; понастроил в городе всяких производств, возвел новую крепостную стену, расширил церковь до размеров собора; его корабли бороздили Балтику, успешно торгуя с другими городами Ганзы, а каждое утро он начинал с того, что наугад останавливал курсор на любом из снующих по улицам жителей Любека и неизменно получал ответ, что все в городе довольны жизнью и уверены в своем мэре.
Это была интересная и насыщенная жизнь, в которой он являлся полным хозяином, а вот его реальное существование представляло собой полную противоположность – университет, дом, десяток приятелей, с которыми можно выпить пива и иногда напиться водки, да еще Маринка (с ней он встречался год, но дальше поцелуев дело так и не продвинулось).
Нельзя сказать, что Антон был влюблен в нее – просто она показалась ему самым подходящим вариантом по совокупности внешности и запросов. К тому же, поначалу его забавляло, как после своего ПГТ Марина чуть ли не боготворила город со всеми его прелестями и недостатками; уже потом он пришел к выводу, что общаться им скучно, и, вообще, они слишком разные, но ломать отношения, не добившись главного, выглядело постыдным поражением – как это в наше-то время год таскаться с подругой, да так и не трахнуть ее?..
Короче, в его реальной жизни существовало лишь одно, по истине, светлое пятно – двоюродный брат Максим, который будучи старше Антона на семь лет ездил на новенькой «Ауди», ужинал исключительно в ресторанах, а недавно купил участок и собирался за лето построить дом с бассейном и зимним садом. И это все притом, что ни в каком институте он никогда не учился, а изначально торчал возле Сбербанка, меняя валюту. Сейчас он трансформировался из «барыги» в «предпринимателя», открыв два собственных обменных пункта со всеми официальными разрешениями и лицензиями.
Антон никогда не мог понять, как Максим зарабатывает деньги, если, и покупает, и продает доллары дешевле, чем в самом банке, но спрашивать не имело смысла – брат только улыбался и пожимал плечами. Однако факт оставался фактом – «Ауди» и участок являлись вполне натуральными, а не такими, как кварталы домов, предприятия и эскадры кораблей в Любеке.
На экране замелькали голые груди, задницы и огромные члены, ежедневно прилетающие на e-mail в количествах, значительно превышавших деловую информацию. Антон бы, может, и посмотрел эти картинки, но чтоб сайт раскрылся, требовалось указать номер своей кредитки. У него ее никогда не было, так как бюджет формировался из стипендии и фиксированной прибавки, которую отец установил ему за работу. Один раз Антон попросил брата открыть ему какой-нибудь порносайт (так, хохмы ради), но тот рассмеялся и сказал, что за эти деньги лучше пригонит пяток настоящих «телок».
…Susen,Tiffoni,Anna,Lola…. Сколько же вас здесь?.. Антон ожесточенно щелкал «мышью», сбрасывая порнуху в «корзину», пока ему не надоело это бессмысленное занятие, ведь завтра все вернется вновь в еще большем объеме. Но все-таки, как ни крути, картинки оказывали свое действие, наводя на определенные мысли, и он потянулся к телефону.
– Алло, Макс? Привет. Слушай, ты с Оксаной-то вчера встречался?.. Ладно, подъеду. Пока, – Антон положил трубку и вздохнул. …Значит, в Любек я сегодня не попаду… и в магазин, наверное, тоже. Хотя ведь можно просто не ходить на лекции и тогда все успею…
Выключив компьютер, Антон стал быстро одеваться.
До центра города он добрался быстро, а когда вышел из маршрутки, показалось, что здесь значительно холоднее. Наверное, пока он быстрым шагом двигался к остановке, его еще согревало домашнее тепло, но в железной коробке оно постепенно рассеялось вместе с паром, шедшим изо рта, и теперь Антон в полной мере поверил прогнозу, обещавшему минус двадцать семь. Торопливо юркнул в здание бывшего универмага, где еще с начала перестройки окопались всякие мелкие конторки, работавшие с ценными бумагами. Тогда это были ваучеры, а теперь акции, векселя и еще что-то, в чем Антон совершенно не разбирался, хотя и учился в экономико-правовом университете.
Сам Максим давно уже не стоял на улице, хватая за рукав прохожих и заговорщически шепча: – Доллары, марки менять будем?.. Он даже не сидел в конторе; по мнению Антона, он, вообще, лишь тратил неизвестно откуда берущиеся деньги.
Вот и сейчас Максим пристроился на широких перилах лестницы в окружении «менял» и что-то весело рассказывал, бурно жестикулируя. Слушатели курили и дружно смеялись, поэтому создавалось впечатление, что здесь вовсе не рабочее место, а клуб, в котором люди собрались отдохнуть. Антон остановился в сторонке, чтоб не прерывать рассказчика, но тот сам заметил его.
– Ладно, мужики, – Максим встал, – тут ко мне любимый брательник пожаловал.
Головы повернулись, и Антон кивнул всем сразу, потому что персонально руки ему никто не протянул.
– Пошли, – Максим обнял его за плечи.
Они спустились вниз и быстро залезли в машину.
– Ну, и морозище, – Максим включил печку, – ничего, эта «ласточка» мгновенно нагревается, – достал сигарету, – короче, познакомился я с той Оксаной, но теперь объясни мне, чего ты конкретно хочешь, а то я вчера, как «бедная овечка» что-то там блеял… Я ж не понимаю задачи. Это твоя девочка или ты мне ее подогнал? Мне не надо – у меня такого добра полгорода.
– Понимаешь, Макс… – Антон запнулся – придуманный план вдруг показался ему смешным и по-детски неуклюжим, – в общем, их две подруги. Они и квартиру снимают вместе еще с первого курса….
– Твоя, то есть, вторая, если я правильно понимаю? – уточнил Максим.
– Вроде того. Только и не моя еще. Вести мне ее некуда, а сосаться в подъездах надоело. У меня дома она всего боится – говорит, родители могут прийти.
– Это не аргумент для нормальной телки.
– Да она из какой-то дыры приехала! У них там, похоже, законы домостроевские… Вот, а на их хате все время Оксана торчит; я и хочу, чтоб ты увел ее куда-нибудь с ночевкой. Ну, сам понимаешь, чтоб Маринка точно знала, что она не вернется…
– Теперь более-менее понимаю, – открыв окно, Максим выбросил сигарету.
В машине было уже так жарко, что он не стал поднимать стекло обратно, и теплый воздух клубами полез на улицу, пытаясь согреть остальной город.
– В принципе, я не против. Дура она, конечно, набитая, твоя Оксана, но «под низ» пройдет – ноги длинные и мордочка ничего. Мы с ней договорились, что сегодня я ее заберу после занятий, но тут проблемка – на вечер у меня образовалась важная встреча, так что ничего не получится. Хотя, может, оно и к лучшему. Я вчера выглядел таким милейшим существом, что просто нельзя не влюбиться. Поэтому пусть девочка денек помучается, а завтра приеду с букетом и бутылкой шампанского. Много времени, чтоб обломать ее не потребуется – максимум неделя, устраивает?
– Вполне.
– А теперь извини, Антош, мне надо в одно место отъехать.
– Конечно! Я перезвоню, – Антон вылез из машины и не оглядываясь, пошел к остановке. …Молоко, сыр, сахар… И к себе в Любек… Пошли они на фиг, эти лекции…
* * *
– Остановите, блин! – воскликнула Марина, – я ж просила!..– Громче надо просить, – недовольно отозвался водитель, пытаясь затормозить.
На обледенелой дороге маршрутку занесло, и она уткнулась в снежный гребень у самого тротуара, перегородив половину и без того неширокой улицы.
– Другой раз провезу до конечной!.. Если нормально разговаривать не умеешь… Кукла!..
Марине не хотелось вступать в бессмысленную перепалку. Она выпрыгнула из салона, сильно хлопнув дверью. Представила, какими словами обозвал ее за это водитель, но подумала заносчиво: …Нечего музыку врубать, если со слухом проблемы…
А, в принципе, сегодняшний день можно было считать удачным, хотя бы потому, что удалось сдать зачет, к которому она еще не начинала готовиться и боялась больше всего. Сдать совершенно фантастически – она просто пересказала случайно услышанное по телевизору мнение какого-то видного экономиста и неожиданно получила «автомат». Как сказала Крыса-Лариса «за оригинальность суждений», хотя Марина так и не поняла, что же выдала такого оригинального.
…Наверное, просто сегодня мой день и очень жаль, что он уже заканчивается… Блин, еще б также повезло б с Оксанкиным бой-френдом! Чтоб он не поперся к нам по такому морозу!.. Ледяной порыв ветра обжег щеки. …Домой… Скорее домой!..
Марина поглубже натянула шапку и не глядя, шагнула на ледяное зеркало дороги. Почти одновременно, слева раздался звук, похожий на вой электрички. Испуганно повернувшись, она увидела вдалеке фары. …Вижу-вижу. Ты б, козел, еще от перекрестка сигналил!..
Она сделала несколько торопливых шагов; вдруг правая нога поехала в сторону, и Марина всей массой шлепнулась на лед. Все произошло неожиданно; она не успела ничего понять и только видела, что фары быстро приближаются и похожи они на злые, чуть раскосые глаза. Автомобиль катился прямо на нее – несмотря на слепящий свет, она уже различала высокий бампер и белый прямоугольник номерного знака. Может быть, еще оставалось время проползти вперед пару метров, но на встречной вспыхнула целая вереница фар. К тому же ужас перед тем, что должно неминуемо случиться, не только парализовал мышцы, но и сознание. Оно заклинило, словно в механизм вогнали железный прут, раскрошив все шестеренки.
…Как все глупо… Как все глупо… Двигаться дальше мысль отказывалась. Охвативший Марину ужас был не таким, как перед столом с экзаменационными билетами и даже не таким, как в детстве, когда мать входила с розгой и раскрытым дневником. Этот ужас был всеобъемлющим и состоял из осознания одного-единственного факта – такой целенькой, такой живой она ощущает себя последний раз, а через секунду от нее останется куча размазанного по асфальту мяса. Обрывки воспоминаний обезумевшей толпой тут же ринулись в сознание, и сразу стало жаль всего – абсолютно всего, что все происходило в этой уже заканчивающейся жизни.
Марина зажмурилась, выставив руки, пытаясь заслониться от неизбежного; мысли разом исчезли, будто уже наступила смерть… и тут возникшая чернота разверзлась от беззвучного удара молнии, выхватив мрачный пейзаж с могучими деревьями. Сорвавшись с неба, огненная стрела ушла в глубь леса; тяжелые кроны же при этом даже не шелохнулись.
– Ты хотела!.. – прозвучал странный голос, совсем не похожий на тот, каким обычно представляют глас божий. Это было нечто другое, вошедшее в нее, как укол в вену, и мгновенно распространившееся по всему организму; в этот момент смертоносная железная громадина ткнулась в ее ладони. Марине показалось, что сердце остановилось, однако через несколько секунд она снова ощутила его неровные толчки. Почему-то вспомнился сосед, дядя Слава, по утрам запускавший свой старенький трактор.
…О чем это я? Важно, что я жива и даже не чувствую боли!.. Открыв глаза, Марина увидела блестящую решетку и собственные руки, судорожно вцепившиеся в нее. Двигатель молчал, но машина скользила по инерции, постепенно затягивается Марину под днище. …Значит, я еще не умерла… значит, мне уготована более изощренная пытка – сейчас это самодовольное чудовище медленно, с хрустом перемелет все мои косточки!..
Страх вернулся троекратно, но пока она жива, надо было что-то делать. Марина попыталась подтянуться, как это делают в кино «славные американские парни», вспрыгивая потом на капот, но руки оказались слишком слабенькими для такого трюка. К тому же, они будто срослись с металлическими трубами кенгурятника, превратив ее в единое целое с чудовищем, а это говорило о том, что дальнейшее сопротивление бесполезно.
Она расслабилась, сосредоточив оставшиеся силы в пальцах и исчезла под темным брюхом монстра, лишь запрокинутая голова с распущенными волосами, торчала перед бампером фантастическим форкопом. Марина закрыла глаза, чтоб не видеть, обо что ее расплющит, превратив в кровавое месиво…
Но это «что-то» все не появлялось, и она стала привыкать к своему новому положению. …Возможно, я и не умру, если машина не встретит никакого препятствия… Скорее бы она остановилась, иначе у меня отвалятся руки или разожмутся пальцы, – она уже и так не чувствовала их, – и тогда…
Навстречу пронеслась машина, плюнув из-под колес ледяной крошкой. Наверное, она была не первой, но Марина только сейчас почувствовала, как ледяные брызги больно кольнули щеку.
…Главное, беречь глаза… Она плотнее сжала веки и услышала (нет, почувствовала!), как правое колесо заскрежетало по насту; еще несколько бесконечных секунд, и движение прекратилось. Наверное, Марина не поверила, что все закончилось, потому что самым страшным оказалось разжать руки; казалось, стоит это сделать – двигатель взревет и уж тогда от нее, точно, останется мокрое место! Но глаза она все же открыла и увидела над собой черное небо в блестящих дырочках звезд; потом резко хлопнула дверь.
– С вами все в порядке?..
В поле зрения попала голова с перевернутым испуганным лицом. Марина видела ее, слышала голос, и поэтому попыталась улыбнуться.
– Я живая…
– Слава богу, – водитель наклонился.
Только когда он попытался оторвать от металла ее пальцы, Марина поняла, что руки все-таки принадлежат ей, а не являются рычагом автомобиля. Плетьми они упали на землю и пошевелить ими не было никакой возможности.
– Вылезайте, девушка, – водитель под мышки поднял Марину; поставил на ноги, но тело ее ныло и совершенно не желало слушаться. Если б водитель не держал ее за плечи, она б снова рухнула на лед.
– Переломов нет?
– Не знаю, – Марина, заново учась двигаться, неуверенно покрутила головой, чуть присела, согнув колени, – вроде, стою…
– Все равно надо показать вас врачу.
Марина отрицательно качнула головой.
– Не надо… Господи, как я перепугалась….
Водитель смотрел на нее удивленно. Наверное, он думал, что сейчас его потащат в милицию или в травмпункт, чтоб зафиксировать синяки и ушибы.
– Девушка, я ж вам сигналил, – сказал он виновато, – и скорость у меня была – шестьдесят, а перехода в этом месте нет.
– Разве в этом дело? Я жива, понимаете? Я сама поскользнулась… – Марина, наконец поверившая в счастливый конец, готова была простить за этот подарок всех и вся.
Со стороны могло показаться, что двое ненормальных влюбленных обнимаются посреди дороги, позабыв обо всем на свете. Лица их находились совсем близко и Марине ничего не оставалось, как смотреть в глаза «киллера», покушавшегося на ее жизнь, но она не видела их – перед мысленным взором продолжал стоять злобный взгляд раскосых фар и блестящая металлическая решетка.
– Мне надо домой, – сказала Марина.
– Я подвезу вас.
– А мой дом, вон, – она кивнула на «свечку» по другую сторону улицы, и освободившись от поддержки, повернулась.
– Ой, девушка! – воскликнул водитель, – у вас сзади дубленка порвалась!..
– Да? – Марина автоматически завела руку за спину и нащупала болтавшийся клок кожи.
Раз жизнь продолжалась, значит, ей придется в чем-то доходить эту зиму, а кроме дубленки, у нее не было ничего. Теперь дыра, в которую пролезла рука, стала не меньшей трагедией, чем пять минут назад готовые разжаться пальцы.
– Девушка, не расстраивайтесь, – водитель взял ее за руку, снова поворачивая к себе лицом, – хотите, я куплю вам новую?
– Правда? – Марина обалдело посмотрела на него.
– Конечно. Сколько она стоит? Тысяч двадцать?
– Не знаю. Ей почти три года.
– Тем более, пора менять, – водитель улыбнулся. Видимо, он совсем успокоился, поняв, что никаких последствий наезда не будет, – давайте завтра встретимся и закроем этот вопрос.
– Вы серьезно?
– Абсолютно. Сами выберете то, что вам хочется. Меня зовут Михаил, а вас?
– Марина.
– Редкое имя в наше время.
– А в нашем поселке люди живут консервативные.
Михаил не стал уточнять, в каком именно поселке; да и следующий вопрос задал чисто механически.
– А здесь вы чем занимаетесь?
– Учусь. Послушайте, Михаил, мне ужасно холодно.
– Господи, – он смутился, – садитесь в машину. Я вас прямо до дверей довезу.
Из нескольких фраз, вроде, сложился разговор. Марина подумала, что никакой он не убийца и лицо у него довольно симпатичное, а глаза немного растерянные, но добрые. Еще она подумала, неужели ему самому не холодно на таком морозе без головного убора.
Она подошла к страшной машине и робко потрогала черный бок.
– Он хороший, – Михаил остановился рядом, – его зовут «Боевой Конь Орлик».
– Что значит, «его зовут»? – не поняла Марина.
– Ну, сказать – это «Форд-Экспедишн» все равно, что сказать – это человек, например. А имя-то у него должно быть? Вот, друзья и прозвали. Не знаю, почему.
Марина подумала, что ни у одного ее знакомого не было автомобиля, носившего собственное имя, и еще, что ей совершенно не хочется работать тамадой; тем более, неизвестно, что представляет из себя Оксанин бой-френд – может, урод какой-нибудь…
Михаил распахнул дверцу.
– Я в таких никогда не ездила, – заметила Марина, – прям, как танк!..