Страница:
Сергей Дубянский
Деревянный каземат
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Через открытую дверь в комнату, громко именовавшуюся «торговым залом», давно вошла единственная и абсолютно бесперспективная посетительница – жара. Ее сопровождали огромные мухи, жужжавшие на разные голоса и никак не реагировавшие на «липучку», подвешенную над прилавком. Мелкие насекомые почему-то попадались в эту примитивную ловушку, а «монстры» – нет. Но закрывать дверь Катя не хотела, потому что тогда дурманящие запахи мыла, дешевых духов, дезодорантов и стиральных порошков, становились просто тошнотворными. Нормальный хозяин давно б поставил кондиционер, еще десять лет назад переставший являться «чудом техники», но у Андрея никак не хватало денег. Глядя на «Ауди», которую он купил всего полгода назад, такое объяснение выглядело смешным, только, вот, проверить кредитоспособность хозяина продавцы не могли; впрочем, они обе и так были уверены – это очередная «лапша на уши», столь обычная в нашем бизнесе.
Катя сидела на старом стуле, который сама же принесла из дома, и сквозь стеклянную грань куба с зубными пастами тоскливо смотрела на улицу. Остановка транспорта находилась прямо напротив, и она видела, как открываются двери автобусов и маршруток, выпуская людей с покрывалами, торчащими из пакетов; ракетками для бадминтона и пляжными сумками, в которых отчетливо выпирали большие пластиковые бутылки.
Громко беседуя, люди огибали магазинчик и устремлялись вниз по улочке, которая, перебравшись через железнодорожное полотно, приводила их к вожделенной воде. Правда, водохранилище еще с мая подернулось зеленоватой ряской, но в такую погоду многие уже не обращали внимания на грозные предупреждения областной СЭС.
Нельзя сказать, чтоб и Катя особо вникала в их суть, но ей просто было физически противно залезать в «грязную лужу», поэтому в свой единственный выходной она предпочитала выезжать за город на электричке, благо, та останавливалась в каких-то пятистах метрах. В рабочие дни времени на это не хватало, и приходилось довольствоваться летним душем; люди, живущие в квартирах, не могли даже представить, какое это замечательное изобретение человечества – не душная ванная, «окованная» кафелем, а душ, в который свешиваются гроздья спелых вишен, и слышно пение птиц! Да и находился он прямо во дворе – до него не надо было тащиться полтора километра по пыльной улице, мимо Бима (только не белого с черным ухом, а рыжего с весело закрученным хвостом), прятавшегося от жары под низким деревянным крыльцом; мимо Катиной матери, которая весь день копалась в огороде, несмотря на то, что вечером будет стонать и жаловаться на головную боль…
Иногда Кате казалось, что мать – мазохистка, и специально делает все, чтоб сократить свой срок пребывания на земле. Иначе никак невозможно объяснить ее патологическую страсть к сельскому хозяйству, приносившему урожаи лишь укропа с петрушкой – остальное почему-то сохло, болело, гнило. Катя, вот, точно знала, что ей не дано «ковыряться» в земле, и не ковырялась. Хотя и то, чем она занималась, не приносило, ни морального, ни материального удовлетворения. Все-таки, наверное, ее призвание – медицина, только начинать надо было не с медицинского училища (совершенно ведь не обязательно, как говорил отец, «сначала ощутить вкус профессии»), а сразу кидаться на штурм академии. Неспроста ж два года работы в больнице вспоминалась, как самое радостное и веселое время. Нет, в ожоговом отделении поначалу было даже страшновато, зато в глазном – одно удовольствие… хотя тогда она жила полноценной жизнью – с мужем, в отдельной квартире. Может, и это еще накладывало отпечаток на окраску воспоминаний?..
Впрочем, жизнь не закончилась – это Катя решила для себя уже давно. Сейчас лишь временное затишье – «перегруппировка войск», как сказал бы бывший муж. Казалось, он даже дома не снимал портупею, но все равно (если, конечно, трезво взглянуть на вещи) он был хорошим. А все хорошее почему-то заканчивается. Зато должно начаться новое; нужен только толчок, чтоб изменить жизнь. Синица в руках, может, и лучше непонятного журавля, но сейчас-то у нее даже не синица, а так, воробей с перебитым крылом. …Значит, еще не наступил момент, хотя я чувствую, что скоро. Уже очень скоро!.. Кате порой становилось дурно от созерцания коробочек и тюбиков, от запахов парфюмерии, от покупателей, которых она и так ежедневно видела через забор своего дома, от бестолковой Ольги, торговавшей в соседней комнате авто-косметикой(!).
…Прозорливый ты наш!.. – ехидно подумала Катя, вспомнив, как Андрей обосновал необходимость в их магазине столь несуразного отдела. Оказывается, в двух остановках открылся новый автосервис, и, исходя из этого, люди почему-то должны остановиться возле их лавчонки, чтоб приобрести всякие масла, мастики и прочую ерунду. План, конечно, хитроумный, но гораздо проще им было сделать это прямо на месте, поэтому автомобили лихо проносились мимо, не обращая внимания на бледно-лиловую вывеску «Бытовая химия. Косметика», под которой добавились тощие буквы «Авто».
…Кстати, интересно, как там у Ольги?.. – скучающий Катин ум искал себе применения, – ну, не воруем мы, не воруем!.. Тридцать рублей – разве это недостача?.. – Катя даже помнила солидного мужика на иномарке, который не постеснялся прихватить с прилавка лишний шампунь, – наверное, так и делаются большие деньги – тащишь в дом каждую копейку и, вообще, все, что плохо лежит… Ну, да бог ему судья…
Халатик, одетый прямо на голое тело, прилип к спине. Катя брезгливо повела плечами. …Вымазаться что ли «Рексоной» с головы до ног? Благо, ее целая полка… Однако вместо этого Катя вышла в крохотный тамбур. Когда-то, при жизни бабы Маши, здесь находились сени; лежал половик, висели букетики всяких трав, а в той комнате, где сейчас работает Ольга, располагалась кухня. На месте ее отдела – гостиная, а там, где подсобка – спальня. Катя помнила это, потому что мать дружила с бабой Машей. Да и все тут, если не дружили, то, по крайней мере, знали друг друга в лицо. С одной стороны, это было хорошо, потому что бытовые проблемы легче решать сообща, но, с другой, когда твою личную жизнь обсуждает вся улица, тоже не самый приятный вариант. Особенно это раздражало Катю лет в пятнадцать; теперь-то она уже никому не интересна – двадцатишестилетняя тетка. Да и «заинтересованные лица» постарели, не до того им теперь.
Катя остановилась в дверях, прислонившись к относительно прохладному косяку.
– И как тут? – спросила она таким тоном, будто являлась, по меньшей мере, совладелицей магазина.
– Сейчас, – Андрей сосредоточенно давил кнопки маленького калькулятора, а Ольга стояла рядом, глядя на его неуклюжие пальцы. В тишине две огромные мухи гонялись друг за другом, противно жужжа и звонко ударяясь в стекла витрин.
Катя уже хотела вернуться на рабочее место, когда Андрей наконец поднял голову.
– Итого, – объявил он торжественно, – недостача – одна тысяча пятьсот шестьдесят шесть рублей.
– Сколько?!.. – испугалась Ольга.
– Тысяча пятьсот шестьдесят шесть.
– Точно, три канистры «Visco». Я их не могу найти…
– Небось, заставила куда-нибудь, – вмешалась Катя.
– Куда? Вот оно все, – Ольга жестом обвела комнату.
– Три канистры – это не кусок мыла, чтоб их так запросто украсть. Это придется возмещать, – довольно заключил Андрей. (Оборот в отделе был настолько мизерным, что он, видимо, радовался даже такому способу реализации товара).
– Подожди, Андрюш, – Ольга почему-то покраснела, – что ж мне, полмесяца бесплатно работать?
– А я здесь при чем?
Катя разглядывала витрину, в поисках моторного масла по восемьсот пять рублей, и наконец нашла. Ярко зеленые канистры стояли в самом крайнем стеклянном кубе, который от стены отделяло сантиметров тридцать. Она ловко просунула в щель руку и вытащив канистру, поставила ее на прилавок.
– А делается это очень просто, – пояснила она.
– Вот так, три канистры, да? – Андрей расхохотался.
– Можно несколько раз заходить. Раз в неделю, например.
– Это только ты можешь додуматься, – фыркнул Андрей.
– Да? Зря ты так считаешь. У меня, вон, солидный мужик шампунь спер за двадцать восемь рублей. Между прочим, это ты, Андрей, должен был тут хоть фанерку поставить.
– Кать, иди на свое место, – сказал он строго, чувствуя, что, в принципе, продавщица права.
– Оль, а ты что молчишь? – возмутилась Катя, – он тебя обдирает, как хочет, а ты молчишь! Будешь сидеть тут, от жары дохнуть, да еще и бесплатно! Год кондиционер обещает, так хоть бы вентилятор принес!..
По взгляду Андрея Катя поняла, что ляпнула лишнее, к тому же, в неподходящий момент, поэтому быстро ретировалась и даже закрыла за собой дверь.
…Сейчас он и мне устроит, – подумала она, возвращаясь за прилавок. Но почему-то не возникло, ни страха, ни досады; скорее, бравада – как в училище, когда первый раз делала укол не манекену, а живому человеку. Тогда она тоже подумала – у меня все получится, и получилось – больной даже ничего не почувствовал…
– Значит, тебе не нравится тут работать? – спросил Андрей, появляясь на пороге.
– Ну, почему? – Катя пожала плечами, – нормально. Еще б кондиционер, да зарплату поприличней…
– А мне не нормально! – перебил хозяин.
– Чем же? У меня в отделе порядок.
– Тем, что ты суешь нос не в свои дела! Указываешь, что мне надо делать! Тем, что всех считаешь жуликами! При таком настрое работать с людьми нельзя!
Первые два аргумента Катя оставила без внимания – в них имелась доля истины, а, вот, с последним готова была поспорить.
– Хочешь эксперимент? Ну, например… – она обернулась к полкам с товаром, – возьмем «Persil». Стоит он двадцать девять рублей. Я поставлю ценник «тридцать девять», а продавать буду, как положено. Посмотрим, сколько человек скажут, что я ошиблась, и вернут червонец. За неделю! Давай?
Сначала Андрей смотрел на нее с недоумением, осмысливая предложение, а потом сделал совершенно неординарный вывод.
– Значит, так ты тут и зарабатываешь? Меняешь ценники, когда захочешь…
– Ты что, дурак?! – Катя возмутилась. Ей даже в голову не приходило сделать такое на полном серьезе, тем более, покупатели, в основном, были одни и те же, знавшие ее с детства.
– Я не дурак, – зловеще ответил Андрей, – вот что, Катерина, мне кажется, мы с тобой не сработаемся.
– То есть, ты меня увольняешь?
– Я тебе предлагаю уйти. Доработаешь эту неделю…
– А чего дорабатывать? – Катя почувствовала неожиданный азарт. Она даже не думала, чем будет заниматься дальше, но унижаться и просить, никогда не станет! Тем более, хозяин, есть хозяин – если он решил, то жизни ей все равно не будет, и чего целую неделю мотать себе нервы? Улыбнувшись, она демонстративно направилась в подсобку.
– Ты куда? – крикнул Андрей.
– Переодеться. Или хочешь, чтоб я еще и стриптиз тебе устраивала за такую-то зарплату?.. – она захлопнула дверь.
– Ну, подожди, – Андрей зашел за прилавок, но открыть дверь не решился, – так не делают. Я ж должен найти замену.
– Да? – Катя уже сбросила халатик и стояла, держа в руках футболку, словно решая, надевать ее или нет, ведь переодеваться обратно она не станет ни за что.
– Да. Кать, ну, давай расстанемся по-человечески, – голос Андрея стал просящим и совсем не строгим.
– По-человечески – это значит, ты мне выходное пособие заплатишь? – Катя натянула футболку, потому что знала – этого он не сделает никогда.
– Причем тут пособие?
– А остальное – не «по-человечески», – она надела шорты и резким движением застегнула молнию, – можешь входить.
Андрей открыл дверь; огляделся, привыкая к полумраку.
– Халат я сама покупала, – свернув, Катя засунула его в пакет, – кружка тоже моя… полотенце мое. Стул пусть остается на память, все равно в сарае валялся. Да, еще туалетная бумага…
– Кать, ну подожди.
– А чего ждать? Ты мне все популярно разъяснил. Для твоей торговой точки я не гожусь.
Андрею вдруг стало жаль расставаться с продавщицей – конечно, это «черт не метле», зато все ее знают, и она знает всех. …А насчет кондиционера, может, она и права…
– Вентилятор я завтра привезу, хочешь? – кинул он последний козырь.
– Привози. Хоть Ольга во благе поработает, – Катя взяла пакет, – за отработанные дни зарплату отдашь или потом зайти?
Андрей понял, что даже если не отдаст деньги, то удержать ее все равно не удастся – зато, какая слава пойдет о нем среди потенциальных покупателей!..
– Возьми из кассы, – разрешил он.
– Думаешь, я уже восемьсот рублей наторговала? – Катя рассмеялась, – святая наивность…
Она вышла из подсобки и открыла кассу.
– Тут триста с «хвостиком».
Андрей со вздохом достал пятисотку, и Катя небрежно сунула ее в карман.
– Значит, я забираю еще двести семьдесят, – уточнила она.
– Хватит тебе. Этот тридцатник…
– Порядок, есть порядок. Проворонила, значит, сама виновата, – отсчитав деньги, она сунула их в тот же карман. Огляделась так, словно никогда больше не вернется сюда, даже в качестве покупателя, и не придумав, чем бы красиво завершить отношения, сказала примирительно:
– Кстати, Танька Соколова рвалась сюда. Имей в виду.
– У нее ж ребенок маленький.
– И что? Ребенок с бабушкой. А соскучится… ну, побегает тут полчасика. Зато девка ответственная. Она своему Лешке скажет, так он все дырки собственноручно заделает, причем, на халяву. Это так, информация к размышлению.
Катя вышла на крыльцо и невольно остановилась. Да, в магазине было душно, но там воздух, будто лежал ватным комом – здесь же он лениво ворочался, отталкиваясь от деревьев, заборов, и каждое его прикосновение обжигало кожу. Катя представила, каково людям, которые толкались в проезжавшем мимо автобусе, и решила, что лучше всего идти домой, тем более, она еще не придумала, что предпримет дальше.
…С другой стороны, главное сделано – невидимый журавль уже закурлыкал в небе, а синица, которая приносит в клювике денежки на хлеб и колбаску… да куда она денется? Вон, на нашем рыночке понастроили столько павильонов! Ходить, правда, целую остановку, но, как говорил покойник-отец: – Бешеной собаке – семь верст не крюк. А уж ежели я чего решила, то и есть та самая «бешеная собака»…
Обогнав папашу, несшего на плечах кроху-дочку, и при этом старавшегося не наступить на сына, вертевшегося под ногами, Катя вошла к себе в калитку. Матери в огороде не было. Видимо, ее наконец осенила мысль, что самую жару лучше все-таки пережидать дома.
Первым делом Катя прошла на кухню и открыв холодильник, налила холодного, кислого кваса; припала к стакану, спокойно думая, что ангина ей обеспечена, но разве это повод, чтоб лишать себя удовольствия? Выпив залпом, стукнула стаканом о стол, будто осушила рюмку водки.
– Кто там? – послышалось из комнаты.
– Это я, мам.
– А что так рано?
Заскрипела кровать, и в двери появилась седая благообразная женщина; только несмываемая травяная зелень на руках ломала этот образ строгой гувернантки на пенсии.
– Я уволилась, – ответила Катя беззаботно, – надоело.
– Как? – не поняла мать, – просто взяла и уволилась?
– А что тут сложного? – Катя рассмеялась. Настроение было таким, словно она только что одержала Великую Победу.
– И что? – мать не охала, не возмущалась – вообще, в некоторых вопросах она была женщиной очень разумной; наверное, поэтому Катя иногда любила выслушивать ее мнение, хотя, в конечном итоге, все равно поступала по-своему.
– Ничего, – она подошла к матери и обняла ее, невольно почувствовав, как та похудела, но это совсем не от плохого питания – стареет человек.
Они уселись в комнате, куда солнце не пробивалось сквозь задернутые шторы, и полумрак создавал иллюзию прохлады.
– Все нормально, – продолжала Катя, – понимаешь, надоело работать за такие деньги в таких условиях, а тут повод подвернулся – я все и высказала, а Андрею не понравилось.
Мать вздохнула.
– Не расстраивайся, – Катя погладила ее по голове, – сегодня же поеду к Ирке. Помнишь, Круглову? В училище вместе учились – подруга моя лепшая. Весной она мне рассказывала, что устроилась в «крутую» контору. Зарплата – не выговоришь; ходит – плащик кожаный, сапожки…
– Она тебя что, приглашала?
– Нет, но если она устроилась, то почему я не могу? Такая же медсестра, в чем разница?.. Эх, вдвоем мы там всех на уши поставим!.. А нет, так, знаешь, сколько магазинов по городу? Только надоело торговать, хочется чего поинтереснее…
– Ну, смотри, – мать снова вздохнула, но на этот раз, вроде, облегченно, – а то на одну мою пенсию трудно прожить.
– Не забивай голову, мам. Сейчас жара немного спадет, и поеду, – Катя встала и снова отправилась на кухню за квасом.
Людей в комнате не было, и Катя приоткрыла следующую дверь. Там оказалось шесть девушек (среди них и Ира); перед каждой стоял компьютер, и все внимательно следили за мониторами, периодически щелкая по клавишам. Жалюзи были закрыты, поэтому слышалось только жужжание одинокой мухи – совсем, как в ее магазине …то есть, бывшем моем…
Ира подняла голову; смотрела долго и удивленно, а потом, что-то шепнув соседке, встала. В Катином представлении сотрудница солидной фирмы не должна бы носить такую короткую юбку и блузку с таким вырезом, но эти вольности с лихвой компенсировало жутко серьезное лицо. Цокая высоченными шпильками, Ира прошествовала по проходу, разделявшему столы, и улыбнулась лишь выйдя в коридор и прикрыв дверь.
– Привет. Какими судьбами? Я еще смотрю, ты или не ты.
– Привет. Ну, ты смотришься однако!..
– Как?
– Не то, чтоб «панельно», но уж слишком сексуально, – Катя хихикнула, пытаясь соотнести два образа подруги, разделенные десятью годами жизни, но ничего не получилось. Хотя, может, это первое впечатление, а если они, как раньше, усядутся в укромном уголке, да «зацепятся языками»…
– Ты просто или по делу?
– По делу.
– Слушай, я в пять заканчиваю. Подожди меня внизу – сейчас все равно поговорить не дадут, – Ира направилась обратно на рабочее место, а Катя попыталась представить ее, ставящей клизму, и чуть не расхохоталась. А ведь это ж было! Потом она вообразила себя такой же куколкой, незаметно шуршащей за компьютером – картинка получилась не менее противоестественной, чем Ира с клизмой.
…Но поговорить все-таки надо, ведь не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Взглянув на часы, Катя вышла на улицу. …Еще только три!.. Можно, конечно, мотнуться домой… а, с другой стороны, восемьсот колов-то, вот они. Неизвестно, правда, когда будет следующее поступление, но уж мороженое в нормальном кафе я имею право себе позволить!..
Она остановилась, прикидывая, куда лучше пойти. На проспекте ей не нравилось – там всегда было слишком много народа, и приходилось долго стоять у кого-нибудь за спиной, ожидая места (цветные шарики в вазочке за это время оползали, превращаясь в серо-буро-малиновую кашу), и Катя задумчиво побрела вдоль стадиона.
– …Катерин! Случайно не к нам?
Она обернулась. Дима – ее хозяин в те времена, когда она работала на «толпе», курил возле своего «Форда», и приветливо помахал рукой. Расстались они не так, как с Андреем, а по-дружески – просто Кате надоело вечно стоять в луже и мокнуть в старой дырявой палатке, только и всего.
– Привет, – Катя улыбнулась, – ты палатку новую купил, чтоб к себе звать?
– Бери круче, – Дима довольно надул щеки, – магазин построил, так что приходи.
– И сколько платишь?
– Три штуки, как всегда.
– Опять три штуки, – Катя вздохнула.
– А ты сколько хочешь?
– То, что хочу, я и не выговорю, – Катя игриво подмигнула, – ладно, я подумаю.
– Подумай, а то девчонки в один голос твердят, что без тебя им скучно. Кстати, а сейчас ты где?
– Нигде. Ищу, вот, работу.
– Так в чем дело?!..
– Говорю ж, подумаю, – и Катя пошла дальше.
Перспектива не казалась слишком радужной, но, по крайней мере, наличие запасного варианта освобождало голову от безрадостных мыслей о распределении материной пенсии на тридцать бесконечных дней. Задумавшись, она свернула за угол и чуть не врезалась в девушку; подняла голову, чтоб извиниться. …О, блин! Не зря говорят, что Воронеж – маленький и тесный!.. А наштукатурилась-то!.. И гриву выбелила!..
– Катька! – воскликнула девушка.
– Наташка, тебя и не узнать!
Они молниеносно обнялись, тут же отстранились и замолчали, придирчиво разглядывая друг друга. Масса информации, скопившейся за… да больше десяти лет прошло!.. готова была хлынуть потоком; только, вот, с чего начать?..
– Ну, ты как? – Наташа, наконец, дала толчок разговору.
– Нормально, – Катя вдруг поняла, что для нее это емкое слово характеризует все прошедшие годы, а для постороннего слушателя не значит ровным счетом ничего. Посмотрела на часы, – вообще-то, у меня есть чуть-чуть времени…
– Так пойдем, посидим где-нибудь. Сто лет тебя не видела!
Быстро перебежав улицу, они уселись за столик летнего кафе, которое Катя не причислила к разряду «нормальных», но искать чего-то другого уже не хотелось.
– Ты и не изменилась – все такая же, – Наташа подперла ладонями лицо, внимательно изучая бывшую одноклассницу.
– Да уж, конечно…
– Замуж-то вышла?
– Вышла и снова зашла, – Катя рассмеялась, – как в песне: «Красивая и смелая дорогу перешла…»
– Дети есть?
– Слава богу, не успели.
– А у меня дочка во второй класс ходит.
– Так родить-то, дело дурацкое, а потом?.. Вот, выйду за миллионера, сразу нарожаю кучу. Буду на «Мерсе» возить их в колледж, в бассейн…
– Дурочка ты, – заключила Наташа.
– Да не дурочка я, – Катя вздохнула, но не в ее правилах было жаловаться на жизнь, поэтому она спросила, – ты-то как?
– Я хорошо. Муж бизнесмен; не миллионер, но все же. Зимой в Австрию ездили, на лыжах катались…
– А ты умеешь? – удивилась Катя.
– Нет, но… – Наташа сделала невинные глаза, – все равно прикольно. Там такие ресторанчики клёвые.
Катя не знала, что сказать. У нее с детства отложилась мысль, что каждый получает исключительно то, чего заслуживает, и за любой, внезапно свалившийся подарок судьбы, тоже приходится платить – суть праздника лишь в том, что подарок заворачивают в красивую обертку. Словно подтверждая эту не убиенную формулу, Наташа вздохнула.
– Знаешь, поначалу я просто балдела, а потом чувствую, что угасаю. Скучно до безумия…
Катя подумала, что, скорее всего, это попытка примерить маску эдакой пресытившейся жизнью светской львицы, но не собиралась никого ни в чем уличать.
– А где сейчас дочка?.. – напомнила она.
– Дочка с няней; еще гувернантка ходит, – Наташа махнула рукой, развеяв образ идеальной мамаши, – я, тут, мужика завела. Знаешь, как адреналина добавляет?
– Как ты в школе была потаскушкой, так и осталась…
– Прямо уж, – Наташа обиделась, – сколько у меня их тогда было? Вовка Кривцов, да Макс. А у самой-то?
– Ладно, – Катя решила, что перебирать прошлое в таких подробностях не имеет смысла; в то время у нее тоже было много пацанов, только она не спала с ними, в отличие от Наташки…
– Заказывать что-нибудь будем? – спросила Наташа.
Катя решила, что дальнейший разговор вряд ли получится естественным и откровенным. Вечно ее язык все портил!..
– Не, пойду я, наверное, – она посмотрела на часы, – меня уже ждут. Наташ, ты не обижайся; это я так…
– Ладно, чего там, – видимо, удовлетворенная извинением, Наташа улыбнулась, – может, ты и права. Но от этого я ж не делаюсь хуже, правда?
– Правда, – честно согласилась Катя.
– Возьми, – открыв сумочку, Наташа протянула визитку, – звони, если скучно станет.
Катя повертела в руках тоненький картонный прямоугольник, где значились фамилия, имя и номер мобильного телефона – ни фирмы, ни должности. (…Впрочем, откуда б им взяться?..) и четко увидела эту визитку в виде газетного объявления рубрики «Досуг», но на этот раз ей хватило такта, чтоб промолчать.
– Позвоню, – сказала она, – пока.
– Пока, – Наташа сделала прощальный жест, несколько раз резко сжав пальцы с длинными бледно-зелеными ногтями, словно пыталась дотянуться до Кати, и тут же отключившись от общения, повернулась к плотному ряду бутылок с пивом, которой пестрел за стойкой.
Катя вынырнула из-под тента и пошла вперед, чтоб, миновав «толпу», вернуться к офису «Компромисса» с другой стороны. …Блин, придумают же название! Интересно, это просто так или оно что-то символизирует?.. Наташина история сразу сгладилась в памяти, а пройдя еще метров двести, Катя уже окончательно забыла о ней, сосредоточившись на предстоящем разговоре. …Конечно, хорошо б работать в такой конторе, получать такую зарплату, носить такие шмотки, только… Ирка-то как понеслась работать!.. Даже не поболтали. А чайку попить?.. Я сдохну с такими порядками… Да и компьютер, блин… Для нее он являлся одушевленным существом, чудом выпавшим из теории эволюции Дарвина.
Катя сидела на старом стуле, который сама же принесла из дома, и сквозь стеклянную грань куба с зубными пастами тоскливо смотрела на улицу. Остановка транспорта находилась прямо напротив, и она видела, как открываются двери автобусов и маршруток, выпуская людей с покрывалами, торчащими из пакетов; ракетками для бадминтона и пляжными сумками, в которых отчетливо выпирали большие пластиковые бутылки.
Громко беседуя, люди огибали магазинчик и устремлялись вниз по улочке, которая, перебравшись через железнодорожное полотно, приводила их к вожделенной воде. Правда, водохранилище еще с мая подернулось зеленоватой ряской, но в такую погоду многие уже не обращали внимания на грозные предупреждения областной СЭС.
Нельзя сказать, чтоб и Катя особо вникала в их суть, но ей просто было физически противно залезать в «грязную лужу», поэтому в свой единственный выходной она предпочитала выезжать за город на электричке, благо, та останавливалась в каких-то пятистах метрах. В рабочие дни времени на это не хватало, и приходилось довольствоваться летним душем; люди, живущие в квартирах, не могли даже представить, какое это замечательное изобретение человечества – не душная ванная, «окованная» кафелем, а душ, в который свешиваются гроздья спелых вишен, и слышно пение птиц! Да и находился он прямо во дворе – до него не надо было тащиться полтора километра по пыльной улице, мимо Бима (только не белого с черным ухом, а рыжего с весело закрученным хвостом), прятавшегося от жары под низким деревянным крыльцом; мимо Катиной матери, которая весь день копалась в огороде, несмотря на то, что вечером будет стонать и жаловаться на головную боль…
Иногда Кате казалось, что мать – мазохистка, и специально делает все, чтоб сократить свой срок пребывания на земле. Иначе никак невозможно объяснить ее патологическую страсть к сельскому хозяйству, приносившему урожаи лишь укропа с петрушкой – остальное почему-то сохло, болело, гнило. Катя, вот, точно знала, что ей не дано «ковыряться» в земле, и не ковырялась. Хотя и то, чем она занималась, не приносило, ни морального, ни материального удовлетворения. Все-таки, наверное, ее призвание – медицина, только начинать надо было не с медицинского училища (совершенно ведь не обязательно, как говорил отец, «сначала ощутить вкус профессии»), а сразу кидаться на штурм академии. Неспроста ж два года работы в больнице вспоминалась, как самое радостное и веселое время. Нет, в ожоговом отделении поначалу было даже страшновато, зато в глазном – одно удовольствие… хотя тогда она жила полноценной жизнью – с мужем, в отдельной квартире. Может, и это еще накладывало отпечаток на окраску воспоминаний?..
Впрочем, жизнь не закончилась – это Катя решила для себя уже давно. Сейчас лишь временное затишье – «перегруппировка войск», как сказал бы бывший муж. Казалось, он даже дома не снимал портупею, но все равно (если, конечно, трезво взглянуть на вещи) он был хорошим. А все хорошее почему-то заканчивается. Зато должно начаться новое; нужен только толчок, чтоб изменить жизнь. Синица в руках, может, и лучше непонятного журавля, но сейчас-то у нее даже не синица, а так, воробей с перебитым крылом. …Значит, еще не наступил момент, хотя я чувствую, что скоро. Уже очень скоро!.. Кате порой становилось дурно от созерцания коробочек и тюбиков, от запахов парфюмерии, от покупателей, которых она и так ежедневно видела через забор своего дома, от бестолковой Ольги, торговавшей в соседней комнате авто-косметикой(!).
…Прозорливый ты наш!.. – ехидно подумала Катя, вспомнив, как Андрей обосновал необходимость в их магазине столь несуразного отдела. Оказывается, в двух остановках открылся новый автосервис, и, исходя из этого, люди почему-то должны остановиться возле их лавчонки, чтоб приобрести всякие масла, мастики и прочую ерунду. План, конечно, хитроумный, но гораздо проще им было сделать это прямо на месте, поэтому автомобили лихо проносились мимо, не обращая внимания на бледно-лиловую вывеску «Бытовая химия. Косметика», под которой добавились тощие буквы «Авто».
…Кстати, интересно, как там у Ольги?.. – скучающий Катин ум искал себе применения, – ну, не воруем мы, не воруем!.. Тридцать рублей – разве это недостача?.. – Катя даже помнила солидного мужика на иномарке, который не постеснялся прихватить с прилавка лишний шампунь, – наверное, так и делаются большие деньги – тащишь в дом каждую копейку и, вообще, все, что плохо лежит… Ну, да бог ему судья…
Халатик, одетый прямо на голое тело, прилип к спине. Катя брезгливо повела плечами. …Вымазаться что ли «Рексоной» с головы до ног? Благо, ее целая полка… Однако вместо этого Катя вышла в крохотный тамбур. Когда-то, при жизни бабы Маши, здесь находились сени; лежал половик, висели букетики всяких трав, а в той комнате, где сейчас работает Ольга, располагалась кухня. На месте ее отдела – гостиная, а там, где подсобка – спальня. Катя помнила это, потому что мать дружила с бабой Машей. Да и все тут, если не дружили, то, по крайней мере, знали друг друга в лицо. С одной стороны, это было хорошо, потому что бытовые проблемы легче решать сообща, но, с другой, когда твою личную жизнь обсуждает вся улица, тоже не самый приятный вариант. Особенно это раздражало Катю лет в пятнадцать; теперь-то она уже никому не интересна – двадцатишестилетняя тетка. Да и «заинтересованные лица» постарели, не до того им теперь.
Катя остановилась в дверях, прислонившись к относительно прохладному косяку.
– И как тут? – спросила она таким тоном, будто являлась, по меньшей мере, совладелицей магазина.
– Сейчас, – Андрей сосредоточенно давил кнопки маленького калькулятора, а Ольга стояла рядом, глядя на его неуклюжие пальцы. В тишине две огромные мухи гонялись друг за другом, противно жужжа и звонко ударяясь в стекла витрин.
Катя уже хотела вернуться на рабочее место, когда Андрей наконец поднял голову.
– Итого, – объявил он торжественно, – недостача – одна тысяча пятьсот шестьдесят шесть рублей.
– Сколько?!.. – испугалась Ольга.
– Тысяча пятьсот шестьдесят шесть.
– Точно, три канистры «Visco». Я их не могу найти…
– Небось, заставила куда-нибудь, – вмешалась Катя.
– Куда? Вот оно все, – Ольга жестом обвела комнату.
– Три канистры – это не кусок мыла, чтоб их так запросто украсть. Это придется возмещать, – довольно заключил Андрей. (Оборот в отделе был настолько мизерным, что он, видимо, радовался даже такому способу реализации товара).
– Подожди, Андрюш, – Ольга почему-то покраснела, – что ж мне, полмесяца бесплатно работать?
– А я здесь при чем?
Катя разглядывала витрину, в поисках моторного масла по восемьсот пять рублей, и наконец нашла. Ярко зеленые канистры стояли в самом крайнем стеклянном кубе, который от стены отделяло сантиметров тридцать. Она ловко просунула в щель руку и вытащив канистру, поставила ее на прилавок.
– А делается это очень просто, – пояснила она.
– Вот так, три канистры, да? – Андрей расхохотался.
– Можно несколько раз заходить. Раз в неделю, например.
– Это только ты можешь додуматься, – фыркнул Андрей.
– Да? Зря ты так считаешь. У меня, вон, солидный мужик шампунь спер за двадцать восемь рублей. Между прочим, это ты, Андрей, должен был тут хоть фанерку поставить.
– Кать, иди на свое место, – сказал он строго, чувствуя, что, в принципе, продавщица права.
– Оль, а ты что молчишь? – возмутилась Катя, – он тебя обдирает, как хочет, а ты молчишь! Будешь сидеть тут, от жары дохнуть, да еще и бесплатно! Год кондиционер обещает, так хоть бы вентилятор принес!..
По взгляду Андрея Катя поняла, что ляпнула лишнее, к тому же, в неподходящий момент, поэтому быстро ретировалась и даже закрыла за собой дверь.
…Сейчас он и мне устроит, – подумала она, возвращаясь за прилавок. Но почему-то не возникло, ни страха, ни досады; скорее, бравада – как в училище, когда первый раз делала укол не манекену, а живому человеку. Тогда она тоже подумала – у меня все получится, и получилось – больной даже ничего не почувствовал…
– Значит, тебе не нравится тут работать? – спросил Андрей, появляясь на пороге.
– Ну, почему? – Катя пожала плечами, – нормально. Еще б кондиционер, да зарплату поприличней…
– А мне не нормально! – перебил хозяин.
– Чем же? У меня в отделе порядок.
– Тем, что ты суешь нос не в свои дела! Указываешь, что мне надо делать! Тем, что всех считаешь жуликами! При таком настрое работать с людьми нельзя!
Первые два аргумента Катя оставила без внимания – в них имелась доля истины, а, вот, с последним готова была поспорить.
– Хочешь эксперимент? Ну, например… – она обернулась к полкам с товаром, – возьмем «Persil». Стоит он двадцать девять рублей. Я поставлю ценник «тридцать девять», а продавать буду, как положено. Посмотрим, сколько человек скажут, что я ошиблась, и вернут червонец. За неделю! Давай?
Сначала Андрей смотрел на нее с недоумением, осмысливая предложение, а потом сделал совершенно неординарный вывод.
– Значит, так ты тут и зарабатываешь? Меняешь ценники, когда захочешь…
– Ты что, дурак?! – Катя возмутилась. Ей даже в голову не приходило сделать такое на полном серьезе, тем более, покупатели, в основном, были одни и те же, знавшие ее с детства.
– Я не дурак, – зловеще ответил Андрей, – вот что, Катерина, мне кажется, мы с тобой не сработаемся.
– То есть, ты меня увольняешь?
– Я тебе предлагаю уйти. Доработаешь эту неделю…
– А чего дорабатывать? – Катя почувствовала неожиданный азарт. Она даже не думала, чем будет заниматься дальше, но унижаться и просить, никогда не станет! Тем более, хозяин, есть хозяин – если он решил, то жизни ей все равно не будет, и чего целую неделю мотать себе нервы? Улыбнувшись, она демонстративно направилась в подсобку.
– Ты куда? – крикнул Андрей.
– Переодеться. Или хочешь, чтоб я еще и стриптиз тебе устраивала за такую-то зарплату?.. – она захлопнула дверь.
– Ну, подожди, – Андрей зашел за прилавок, но открыть дверь не решился, – так не делают. Я ж должен найти замену.
– Да? – Катя уже сбросила халатик и стояла, держа в руках футболку, словно решая, надевать ее или нет, ведь переодеваться обратно она не станет ни за что.
– Да. Кать, ну, давай расстанемся по-человечески, – голос Андрея стал просящим и совсем не строгим.
– По-человечески – это значит, ты мне выходное пособие заплатишь? – Катя натянула футболку, потому что знала – этого он не сделает никогда.
– Причем тут пособие?
– А остальное – не «по-человечески», – она надела шорты и резким движением застегнула молнию, – можешь входить.
Андрей открыл дверь; огляделся, привыкая к полумраку.
– Халат я сама покупала, – свернув, Катя засунула его в пакет, – кружка тоже моя… полотенце мое. Стул пусть остается на память, все равно в сарае валялся. Да, еще туалетная бумага…
– Кать, ну подожди.
– А чего ждать? Ты мне все популярно разъяснил. Для твоей торговой точки я не гожусь.
Андрею вдруг стало жаль расставаться с продавщицей – конечно, это «черт не метле», зато все ее знают, и она знает всех. …А насчет кондиционера, может, она и права…
– Вентилятор я завтра привезу, хочешь? – кинул он последний козырь.
– Привози. Хоть Ольга во благе поработает, – Катя взяла пакет, – за отработанные дни зарплату отдашь или потом зайти?
Андрей понял, что даже если не отдаст деньги, то удержать ее все равно не удастся – зато, какая слава пойдет о нем среди потенциальных покупателей!..
– Возьми из кассы, – разрешил он.
– Думаешь, я уже восемьсот рублей наторговала? – Катя рассмеялась, – святая наивность…
Она вышла из подсобки и открыла кассу.
– Тут триста с «хвостиком».
Андрей со вздохом достал пятисотку, и Катя небрежно сунула ее в карман.
– Значит, я забираю еще двести семьдесят, – уточнила она.
– Хватит тебе. Этот тридцатник…
– Порядок, есть порядок. Проворонила, значит, сама виновата, – отсчитав деньги, она сунула их в тот же карман. Огляделась так, словно никогда больше не вернется сюда, даже в качестве покупателя, и не придумав, чем бы красиво завершить отношения, сказала примирительно:
– Кстати, Танька Соколова рвалась сюда. Имей в виду.
– У нее ж ребенок маленький.
– И что? Ребенок с бабушкой. А соскучится… ну, побегает тут полчасика. Зато девка ответственная. Она своему Лешке скажет, так он все дырки собственноручно заделает, причем, на халяву. Это так, информация к размышлению.
Катя вышла на крыльцо и невольно остановилась. Да, в магазине было душно, но там воздух, будто лежал ватным комом – здесь же он лениво ворочался, отталкиваясь от деревьев, заборов, и каждое его прикосновение обжигало кожу. Катя представила, каково людям, которые толкались в проезжавшем мимо автобусе, и решила, что лучше всего идти домой, тем более, она еще не придумала, что предпримет дальше.
…С другой стороны, главное сделано – невидимый журавль уже закурлыкал в небе, а синица, которая приносит в клювике денежки на хлеб и колбаску… да куда она денется? Вон, на нашем рыночке понастроили столько павильонов! Ходить, правда, целую остановку, но, как говорил покойник-отец: – Бешеной собаке – семь верст не крюк. А уж ежели я чего решила, то и есть та самая «бешеная собака»…
Обогнав папашу, несшего на плечах кроху-дочку, и при этом старавшегося не наступить на сына, вертевшегося под ногами, Катя вошла к себе в калитку. Матери в огороде не было. Видимо, ее наконец осенила мысль, что самую жару лучше все-таки пережидать дома.
Первым делом Катя прошла на кухню и открыв холодильник, налила холодного, кислого кваса; припала к стакану, спокойно думая, что ангина ей обеспечена, но разве это повод, чтоб лишать себя удовольствия? Выпив залпом, стукнула стаканом о стол, будто осушила рюмку водки.
– Кто там? – послышалось из комнаты.
– Это я, мам.
– А что так рано?
Заскрипела кровать, и в двери появилась седая благообразная женщина; только несмываемая травяная зелень на руках ломала этот образ строгой гувернантки на пенсии.
– Я уволилась, – ответила Катя беззаботно, – надоело.
– Как? – не поняла мать, – просто взяла и уволилась?
– А что тут сложного? – Катя рассмеялась. Настроение было таким, словно она только что одержала Великую Победу.
– И что? – мать не охала, не возмущалась – вообще, в некоторых вопросах она была женщиной очень разумной; наверное, поэтому Катя иногда любила выслушивать ее мнение, хотя, в конечном итоге, все равно поступала по-своему.
– Ничего, – она подошла к матери и обняла ее, невольно почувствовав, как та похудела, но это совсем не от плохого питания – стареет человек.
Они уселись в комнате, куда солнце не пробивалось сквозь задернутые шторы, и полумрак создавал иллюзию прохлады.
– Все нормально, – продолжала Катя, – понимаешь, надоело работать за такие деньги в таких условиях, а тут повод подвернулся – я все и высказала, а Андрею не понравилось.
Мать вздохнула.
– Не расстраивайся, – Катя погладила ее по голове, – сегодня же поеду к Ирке. Помнишь, Круглову? В училище вместе учились – подруга моя лепшая. Весной она мне рассказывала, что устроилась в «крутую» контору. Зарплата – не выговоришь; ходит – плащик кожаный, сапожки…
– Она тебя что, приглашала?
– Нет, но если она устроилась, то почему я не могу? Такая же медсестра, в чем разница?.. Эх, вдвоем мы там всех на уши поставим!.. А нет, так, знаешь, сколько магазинов по городу? Только надоело торговать, хочется чего поинтереснее…
– Ну, смотри, – мать снова вздохнула, но на этот раз, вроде, облегченно, – а то на одну мою пенсию трудно прожить.
– Не забивай голову, мам. Сейчас жара немного спадет, и поеду, – Катя встала и снова отправилась на кухню за квасом.
* * *
Старое желтое здание, соседствовавшее с магазином, носившим забавное название «Папа Карло», находилось возле «толпы», занявшей весь Центральный стадион, кроме трибун и футбольного поля. Правда, Катю слегка смутило, что о фирме «Компромисс» не сообщала ни одна из многочисленных вывесок на фасаде, да и внутри не было стрелок-указателей; тем не менее, она вошла; изучив таблички на первых двух этажах, поднялась на третий и сразу увидела красивую вывеску «ЗАО Компромисс», отсекавшую почти треть коридора. Дальше находились массивные коричневые двери без опознавательных знаков; за одной из них негромко играла музыка, и осторожно заглянув, Катя решила, что это приемная. …Где еще бывают такие классные кресла, стол с кучей телефонов, посуда в шкафу?.. А за внутренней дверью, небось, под музыку балдеет главный шеф. Хорошо они тут устроились…Людей в комнате не было, и Катя приоткрыла следующую дверь. Там оказалось шесть девушек (среди них и Ира); перед каждой стоял компьютер, и все внимательно следили за мониторами, периодически щелкая по клавишам. Жалюзи были закрыты, поэтому слышалось только жужжание одинокой мухи – совсем, как в ее магазине …то есть, бывшем моем…
Ира подняла голову; смотрела долго и удивленно, а потом, что-то шепнув соседке, встала. В Катином представлении сотрудница солидной фирмы не должна бы носить такую короткую юбку и блузку с таким вырезом, но эти вольности с лихвой компенсировало жутко серьезное лицо. Цокая высоченными шпильками, Ира прошествовала по проходу, разделявшему столы, и улыбнулась лишь выйдя в коридор и прикрыв дверь.
– Привет. Какими судьбами? Я еще смотрю, ты или не ты.
– Привет. Ну, ты смотришься однако!..
– Как?
– Не то, чтоб «панельно», но уж слишком сексуально, – Катя хихикнула, пытаясь соотнести два образа подруги, разделенные десятью годами жизни, но ничего не получилось. Хотя, может, это первое впечатление, а если они, как раньше, усядутся в укромном уголке, да «зацепятся языками»…
– Ты просто или по делу?
– По делу.
– Слушай, я в пять заканчиваю. Подожди меня внизу – сейчас все равно поговорить не дадут, – Ира направилась обратно на рабочее место, а Катя попыталась представить ее, ставящей клизму, и чуть не расхохоталась. А ведь это ж было! Потом она вообразила себя такой же куколкой, незаметно шуршащей за компьютером – картинка получилась не менее противоестественной, чем Ира с клизмой.
…Но поговорить все-таки надо, ведь не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Взглянув на часы, Катя вышла на улицу. …Еще только три!.. Можно, конечно, мотнуться домой… а, с другой стороны, восемьсот колов-то, вот они. Неизвестно, правда, когда будет следующее поступление, но уж мороженое в нормальном кафе я имею право себе позволить!..
Она остановилась, прикидывая, куда лучше пойти. На проспекте ей не нравилось – там всегда было слишком много народа, и приходилось долго стоять у кого-нибудь за спиной, ожидая места (цветные шарики в вазочке за это время оползали, превращаясь в серо-буро-малиновую кашу), и Катя задумчиво побрела вдоль стадиона.
– …Катерин! Случайно не к нам?
Она обернулась. Дима – ее хозяин в те времена, когда она работала на «толпе», курил возле своего «Форда», и приветливо помахал рукой. Расстались они не так, как с Андреем, а по-дружески – просто Кате надоело вечно стоять в луже и мокнуть в старой дырявой палатке, только и всего.
– Привет, – Катя улыбнулась, – ты палатку новую купил, чтоб к себе звать?
– Бери круче, – Дима довольно надул щеки, – магазин построил, так что приходи.
– И сколько платишь?
– Три штуки, как всегда.
– Опять три штуки, – Катя вздохнула.
– А ты сколько хочешь?
– То, что хочу, я и не выговорю, – Катя игриво подмигнула, – ладно, я подумаю.
– Подумай, а то девчонки в один голос твердят, что без тебя им скучно. Кстати, а сейчас ты где?
– Нигде. Ищу, вот, работу.
– Так в чем дело?!..
– Говорю ж, подумаю, – и Катя пошла дальше.
Перспектива не казалась слишком радужной, но, по крайней мере, наличие запасного варианта освобождало голову от безрадостных мыслей о распределении материной пенсии на тридцать бесконечных дней. Задумавшись, она свернула за угол и чуть не врезалась в девушку; подняла голову, чтоб извиниться. …О, блин! Не зря говорят, что Воронеж – маленький и тесный!.. А наштукатурилась-то!.. И гриву выбелила!..
– Катька! – воскликнула девушка.
– Наташка, тебя и не узнать!
Они молниеносно обнялись, тут же отстранились и замолчали, придирчиво разглядывая друг друга. Масса информации, скопившейся за… да больше десяти лет прошло!.. готова была хлынуть потоком; только, вот, с чего начать?..
– Ну, ты как? – Наташа, наконец, дала толчок разговору.
– Нормально, – Катя вдруг поняла, что для нее это емкое слово характеризует все прошедшие годы, а для постороннего слушателя не значит ровным счетом ничего. Посмотрела на часы, – вообще-то, у меня есть чуть-чуть времени…
– Так пойдем, посидим где-нибудь. Сто лет тебя не видела!
Быстро перебежав улицу, они уселись за столик летнего кафе, которое Катя не причислила к разряду «нормальных», но искать чего-то другого уже не хотелось.
– Ты и не изменилась – все такая же, – Наташа подперла ладонями лицо, внимательно изучая бывшую одноклассницу.
– Да уж, конечно…
– Замуж-то вышла?
– Вышла и снова зашла, – Катя рассмеялась, – как в песне: «Красивая и смелая дорогу перешла…»
– Дети есть?
– Слава богу, не успели.
– А у меня дочка во второй класс ходит.
– Так родить-то, дело дурацкое, а потом?.. Вот, выйду за миллионера, сразу нарожаю кучу. Буду на «Мерсе» возить их в колледж, в бассейн…
– Дурочка ты, – заключила Наташа.
– Да не дурочка я, – Катя вздохнула, но не в ее правилах было жаловаться на жизнь, поэтому она спросила, – ты-то как?
– Я хорошо. Муж бизнесмен; не миллионер, но все же. Зимой в Австрию ездили, на лыжах катались…
– А ты умеешь? – удивилась Катя.
– Нет, но… – Наташа сделала невинные глаза, – все равно прикольно. Там такие ресторанчики клёвые.
Катя не знала, что сказать. У нее с детства отложилась мысль, что каждый получает исключительно то, чего заслуживает, и за любой, внезапно свалившийся подарок судьбы, тоже приходится платить – суть праздника лишь в том, что подарок заворачивают в красивую обертку. Словно подтверждая эту не убиенную формулу, Наташа вздохнула.
– Знаешь, поначалу я просто балдела, а потом чувствую, что угасаю. Скучно до безумия…
Катя подумала, что, скорее всего, это попытка примерить маску эдакой пресытившейся жизнью светской львицы, но не собиралась никого ни в чем уличать.
– А где сейчас дочка?.. – напомнила она.
– Дочка с няней; еще гувернантка ходит, – Наташа махнула рукой, развеяв образ идеальной мамаши, – я, тут, мужика завела. Знаешь, как адреналина добавляет?
– Как ты в школе была потаскушкой, так и осталась…
– Прямо уж, – Наташа обиделась, – сколько у меня их тогда было? Вовка Кривцов, да Макс. А у самой-то?
– Ладно, – Катя решила, что перебирать прошлое в таких подробностях не имеет смысла; в то время у нее тоже было много пацанов, только она не спала с ними, в отличие от Наташки…
– Заказывать что-нибудь будем? – спросила Наташа.
Катя решила, что дальнейший разговор вряд ли получится естественным и откровенным. Вечно ее язык все портил!..
– Не, пойду я, наверное, – она посмотрела на часы, – меня уже ждут. Наташ, ты не обижайся; это я так…
– Ладно, чего там, – видимо, удовлетворенная извинением, Наташа улыбнулась, – может, ты и права. Но от этого я ж не делаюсь хуже, правда?
– Правда, – честно согласилась Катя.
– Возьми, – открыв сумочку, Наташа протянула визитку, – звони, если скучно станет.
Катя повертела в руках тоненький картонный прямоугольник, где значились фамилия, имя и номер мобильного телефона – ни фирмы, ни должности. (…Впрочем, откуда б им взяться?..) и четко увидела эту визитку в виде газетного объявления рубрики «Досуг», но на этот раз ей хватило такта, чтоб промолчать.
– Позвоню, – сказала она, – пока.
– Пока, – Наташа сделала прощальный жест, несколько раз резко сжав пальцы с длинными бледно-зелеными ногтями, словно пыталась дотянуться до Кати, и тут же отключившись от общения, повернулась к плотному ряду бутылок с пивом, которой пестрел за стойкой.
Катя вынырнула из-под тента и пошла вперед, чтоб, миновав «толпу», вернуться к офису «Компромисса» с другой стороны. …Блин, придумают же название! Интересно, это просто так или оно что-то символизирует?.. Наташина история сразу сгладилась в памяти, а пройдя еще метров двести, Катя уже окончательно забыла о ней, сосредоточившись на предстоящем разговоре. …Конечно, хорошо б работать в такой конторе, получать такую зарплату, носить такие шмотки, только… Ирка-то как понеслась работать!.. Даже не поболтали. А чайку попить?.. Я сдохну с такими порядками… Да и компьютер, блин… Для нее он являлся одушевленным существом, чудом выпавшим из теории эволюции Дарвина.