Страница:
Проснулся Миша от негодующего крика:
– Ты скотина! Как ты мог?!.. С этой шлюхой?!..
Он испуганно сел. Голос доносился из телевизора, где давно уже шел совсем другой фильм. Глубоко вздохнул; мотнул головой, тормоша еще не проснувшееся сознание. Какое неприятное ощущение – в первый момент ему показалось, что голос принадлежал Наде, но теперь-то он видит, что это какая-то длинноносая актриса орет на своего незадачливого партнера в расстегнутой рубашке и болтающемся на животе галстуке.
…Приснится ж такое!.. – Миша снова вздохнул и посмотрел на часы, – два ночи. Неплохо я «придавил» вечерок, только чем заниматься до утра?.. Он снова лег и уставился на экран, где выяснение отношений уже закончилось, и скандальная дамочка мчалась куда-то в шикарном кабриолете; волосы ее развевал ветер, а всего в нескольких метрах от шоссе ласково плескался океан.
Миша решил, что все это ему совершенно неинтересно, но чтоб дотянуться до пульта, требовалось встать, и он поступил проще, повернувшись на другой бок. …Блин, ведь даже не думал о ней! Наоборот, я считал, что совсем выкинул ее из головы, а она, падла, все равно сидит где-то внутри, да еще пытается качать права… А, может, не внутри? Говорят же, что ее душа должна еще находиться здесь… Интересно, правда это или нет?.. А то приведу Вику…
– …А у тебя на нее не встанет. Я всегда знала, что он умней своего хозяина.
Миша резко открыл глаза (как они закрылись, он не заметил, и, наверное, опять задремал). Вновь повернулся к экрану – любвеобильная героиня в это время целовалась с новым мужчиной, так что голос вряд ли мог принадлежать ей.
…Нет, чтоб приснилось что-нибудь хорошее, а то ведь и с того света лезет, сука. Это, может, на тебя и не встал бы!.. Не лежится ей в гробу… Я ж так старался, выбирал самый красивый… ну, из тех, что по карману. Или что, надо было с кистями и из палисандрового дерева? Так в таких только «братков» и Героев России хоронят. Рылом не вышла!.. А Вику я завтра же притащу, хочешь ты или нет!.. – все-таки выключив телевизор, Миша снова лег, – я тебя не люблю, поняла? – продолжая игру, он попытался придумать, что бы Надя ответила на столь откровенное заявление. В голове крутилась куча вариантов, но ни один из них не подходил ей, и вдруг…
– …А я тебя люблю… (…да-да, именно так она б и сказала со свойственным ей упрямством!..) Миша явственно увидел улыбающееся лицо, и руки, вроде, тянувшиеся к нему.
– Если б ты любила меня, то не придала б значения такой мелочи, как Вика. Все живут с этим и ничего.
– Им, плебейкам, можно так жить, а для меня унизительно, чтоб муж изменял мне. Мне!..
– Аристократка ты наша, – усмехнулся Миша, – что-то я не видел ни родовых замков, ни фамильных драгоценностей… один гонор. А мне нужна баба, которая будет солить помидоры, как Витькина жена; трахаться, как Вика, и выглядеть, как… как Олька, например. Помнишь секретаршу шефа, когда мы еще на заводе работали?
– Мало ли чего ты хочешь?
– Да пошла ты!.. – Миша отвернулся к стене. Ему надоело думать за двоих и вести бессмысленный диалог с самим собой.
– Никуда я не уйду!.. Ты даже представить не можешь, что будет с тобой без меня!
Миша снова сел, упершись руками в диван.
…Вот ведь привязалась! Неужели я не могу думать о чем-нибудь хорошем?.. – он попытался представить Вику, стоящую возле окна и бесстыдно стягивающую футболку.
– Тебе нравятся эти два прыщика и набор костей? Не ври себе – просто больше никто на тебя не клюнул.
– Заткнись, сука!..
– Сука – это не я, сука – она. Думаешь, почему она не захотела с тобой встречаться? Планы у нее!.. Сказать, как выглядят эти планы? Метр семьдесят пять роста; короткие темные волосы; очки, которые он оставляет на полочке в прихожей, чтоб потом не слишком пугаться в спальне, зато денег там!.. И новенький «Нисан» не чета твоей «консервной банке». Завтра она расскажет тебе все это.
– Заткнись, дура!.. – истерично крикнул Миша, – ничего она не скажет!.. – и проснулся от звука собственного голоса; прислушался к окружающей тишине. …Никогда еще мне не снились кошмары! Надо завтра же купить снотворное, иначе крыша поедет. Стану, как Надька… но из окна прыгать я не собираюсь. Не дождетесь!..
– Как знать… а если все окажется правдой, и про метр семьдесят пять, и про очки, и про «Нисан»?..
– Тогда я убью ее!
– Это хорошая мысль. Я стану уважать тебя.
– На хрен мне твое уважение?!..
…Господи, с кем я разговариваю? Пипец полный! Ну, ничего, мы знаем испытанное средство, – включив свет, он прошел на кухню и достал бутылку, – вот она, родимая, – Миша усмехнулся, выливая в стакан остатки водки.
Разбудил его телефонный звонок. Было уже утро, а сон, наверстывая упущенное, никак не желал уходить. Однако настырный абонент тоже отступать не собирался, поэтому Миша босиком прошлепал в коридор и снял трубку.
– Доброе утро, не разбудил? – спросил бодрый голос.
– Нет. А кто это? – Миша тупо разглядывал в зеркале свое смурное лицо.
– Яков Самуилович. Вы извините, но нам надо встретиться.
– Зачем? – Миша наконец проснулся, но так и не мог сообразить, что их продолжало связывать.
– Понимаете, я получил от Нади письмо.
– Что?!.. – Миша вздрогнул, на мгновение представив, что весь его сон был реальностью; даже оглянулся, но страх не успел полностью захватить его сознание, потому что врач рассмеялся.
– Нет-нет, не подумайте. Никакой мистики. Просто для полноты клинической картины я просил Надю вести дневник, где б она формулировала свои мысли. Она обещала и, оказывается, перед тем, как покончить с собой, отправила его по почте.
– Не пугайте меня, – облегченно вздохнув, Миша улыбнулся своему отражению, хотя глаза его продолжали ползать по зеркалу, словно ожидая появления за спиной призрака.
– Простите, понимаю, в каком вы состоянии, и вам будет трудно это читать, но я хочу, чтоб вы прочли. Это первый такой случай в моей практике и должен признаться, несмотря на весь свой опыт, я допустил ошибку. Похоже, я лечил ее не от того.
– То есть, она не была сумасшедшей?..
– Нет-нет, в окончательном диагнозе сомнений нет, но причина заключалась вовсе не в ваших с ней отношениях.
– Неужели? – заинтересовался Миша.
Новый поворот событий ему понравился. В принципе, за последние дни он и так уже открестился от чувства собственной вины, но получить еще и документальное подтверждение!.. Тогда даже маленькая гусеница, которая целых полгода точила душу, заставляя исполнять все дурацкие прихоти, позорно умрет. …Вернее, не так – она превратится в прекрасную бабочку, знаменующую благородство, ведь не каждый станет ломать свою жизнь, живя с женой, которая ненавидит тебя без всякого повода. Как это назвать, если не «благородство»? Да после такого подвига мне дозволено все!..
– Так вы хотите его прочитать? – заискивающе спросил Яков Самуилович, выдержав необходимую для раздумий паузу.
– Да! Мне приехать к вам или как?
– Приезжайте, я уже в офисе.
…Значит, она сошла с ума совсем по другому поводу, – весело думал Миша, уже сидя в маршрутке, – интересно, от чего же? Может, гены? Вдруг Надька пошла в тетю Лену, которую все считали ненормальной?.. – он ногтем проскреб дырочку в толстой шубе инея, покрывавшей стекло, и обнаружил, что чуть не проехал нужную остановку.
Выскочив из маршрутки, Миша сразу свернул за угол. Старая пятиэтажка всегда казалась ему похожей на женщину – строгий, в клеточку балконов верх и пестрая юбка первого этажа, расцвеченного рекламами магазинчиков и мигающей вывеской игорного клуба. А в конце, как заплатка на незаметном месте, серый козырек, серая дверь и серая табличка «Кабинет психологической помощи». Миша не раз привозил сюда Надю и знал, что внутри находится коридор с тремя стульями и репродукциями картин эпохи Возрождения (для создания положительного настроя), направо – кабинет… (когда-то здесь располагалась обычная однокомнатная квартира, и получалось, что девушка-администратор сидит в ванной, где умелые строители выломали полстены, убрали сантехнику и спрятали старый кафель под пластиковые панели).
– Я муж пациентки, которая…
– Я в курсе, – перебила девушка, стыдливо опустив глаза, – проходите. Яков Самуилович вас ждет.
– Вы уж извините, – врач поднялся навстречу, держа обычную тетрадь, – хочу, чтоб вы прочли сейчас, потому что потом я должен передать дневник в милицию. Дело закрыли, но тот лейтенант, помните?.. Он меня просил… похоже, парень любознательный. А мне, сами понимаете, отказывать ему не с руки, мало ли что?..
– Я понял. Давайте, – Миша взял тетрадь. Собственно, он и не собирался забирать ее. Зачем, чтоб сунуть в коробку, стоявшую в спальне?..
– Настя! – крикнул Яков Самуилович, – проводи Михаила Андреевича в комнату психологической разгрузки!
Войдя в услужливо распахнутую дверь, Миша огляделся …А это была кухня, – сообразил он, – здесь, вот, похоже, стояла плита… а теперь – комната психологической разгрузки. Как все запутано в этом мире!.. Он уселся в глубокое кресло, полностью втянувшее его в свое плюшевое чрево, и нетерпеливо открыл первую страницу.
«Я начинаю этот дневник по просьбе моего психолога и должна буду отдать его после завершения курса. Находясь в здравом уме и твердой памяти, я обязуюсь писать правду, но оставляю за собой право, опускать моменты, на мой взгляд, непредназначенные для посторонних…
(Упоминание о „здравом уме“, умилило Мишу, но какой же псих считает себя психом?..)
…Уважаемый психолог, я специально сделала такую преамбулу, чтоб вы понимали, что я вовсе не сумасшедшая, как пытается представить мой муж…
(…Какая сволочь!.. Это я, значит, пытаюсь представить!..)
…и самое главное, уважаемый психолог, не надо считать меня эдакой престарелой Джульеттой, чудом выжившей и все-таки вышедшей замуж за Ромео, а потом вкусившей всю мерзость семейных отношений. Вы упорно пытались убедить меня дистанцироваться от мужа, чтоб восстановить семью на паритетных началах, чтоб он взглянул на меня как на личность, но я сама знаю эту методику. Нюанс в том, что жизнь при этом не станет новой, и я не нуждаюсь в подобном лечении…
(…Так какого ж хрена?!..)
…но раз муж платит вам, будьте добры отрабатывать…
(…Ах, значит, муж платит!.. Какой же я идиот!.. Это все назло, да?.. – не найдя слов, Миша только покачал головой)
…Если б причина крылась в его измене, то как уважающая себя женщина, я б просто ушла, либо к матери (пусть это коммуналка с шестью соседями, общей кухней и туалетом в конце коридора, но когда-то ведь я жила там), либо, пока решается вопрос с наследством, пожить в квартире тети Лены…
(…Значит, они уже делят наследство, а мне даже сказать об этом не удосужились!.. Да знал бы, давно отправил тебя в ту квартиру!..)
…В любом случае, это будет старая жизнь, как бы я не меняла свое отношение к ней.
Нет, я начинаю не с того. Как, оказывается, трудно формулировать мысли на бумаге! Когда они в голове, то выглядят совершенным и полностью законченным полотном, а, вот, когда пытаешься расчленить на составляющие, чтоб определить причины и следствия, то потом никак не можешь собрать все в единое целое. Наверное, поэтому я и не выбрала себе какую-нибудь творческую профессию, а пошла работать на завод и занималась тем, что красивым почерком заполняла технологические карты. Эта работа, самая для меня…
(…Ну, хоть тут честно оценила свои возможности!..)
Иногда я мечтала, чтоб жизнь задержалась в том мгновении, а потом стремительно перенесла меня к концу… Уважаемый психолог, вы верите в загробную жизнь? Знаете, я с некоторых пор стала верить… вот-вот, теплее – кажется, я приближаюсь к тому, с чего и следует начинать…
(…Е-мое!.. – Миша поднял глаза и уперся в бледно-розовую, ласкающую глаз стену).
…или нет, сначала, наверное, надо обрисовать весь круг действующих лиц, как обычно делают в пьесах. Итак, мой муж…
(…Ну-ка, ну-ка, – Миша даже подался вперед, но кресло не выпустило его из своих объятий).
…человек самый заурядный, но, в принципе, неплохой, а та шлюшка, с которой он завел роман, не является для меня не только конкуренткой, но и, вообще, персонаж проходной, на котором можно было бы не заострять внимания…
(…Так и не заостряла бы!..)
…тем более, я закончила их любовную идиллию блестящим финалом. Эх, уважаемый психолог, вы не видели, как я таскала ее за волосы!.. Сама не ожидала – я же просто хотела объясниться… но об этом позже. Кстати, мне кажется, муж наблюдал эту сцену откуда-нибудь из-за угла, и за то, что не вмешался, большое ему спасибо, иначе б все выглядело глупо.
По большому счету, я простила его сразу, а всю остальную комедию придумала для того, чтоб доступным (читай – мужским) языком объяснить свое поведение. Если б я сказала правду, то оказалась бы не у вас, уважаемый психолог, а в дурдоме со смирительными рубашками и успокаивающими уколами. Если рассматривать ситуацию поверхностно, я и правда мало отличаюсь от пресловутых „Наполеонов“ и „Александров Македонских“, но в действительности-то это не так. Вы бы мне тоже не поверили, поэтому я и рассказываю все только сейчас, когда дело сделано, и ничье мнение не имеет никакого значения.
Я сама избрала свой путь и винить мужа в этом незачем – он такой, какой есть, а я, вот, другая, только поняла это слишком поздно. Может, потому у нас и не случилось детей. Там, наверху, наверное, контролируют ситуацию, и если ты не можешь дать ребенку то, чего он заслуживает, то нечего его и рожать…
(…Все. С этого места, похоже, начинается полный бред, – отметил Миша удовлетворенно, – так что диагноз поставлен верно. Приятно сознавать, что ко мне она претензий не имеет, а уж от чего у нее поехала крыша, не столь важно, – эмоции улеглись и пропало желание комментировать прочитанное; Миша хотел даже закрыть тетрадь, но потом решил все-таки дойти до „полного апофеоза“).
…Теперь плавно перейдем к моей матери, которая каким-то зловещим образом сумела нарушить данный свыше закон. Она родила меня и воспитала в полном несоответствии с моей истинной принадлежностью, хотя сама прекрасно знала о ней из своего детства… Стоп, опять меня понесло впереди паровоза!
Отца я не помню, поэтому рассказать о нем мне нечего, но я видела фотографию, и этого вполне достаточно. Совсем неважно, где и кем он работал, даже как его звали – я видела его лицо, его глаза (они сразу показались мне чужими), и теперь я четко осознаю, что он просто не должен был быть моим отцом. Как и Миша отцом моих детей.
Еще у матери была сестра, Лена… Господи, какая ж я несобранная – извела кучу бумаги и только добралась до Лены!..
Скоро вернется муж. Тогда придется отложить исполнение своего самого главного в жизни поступка еще на один день. Что при этом изменится? Ничего. Только дневник станет чуть толще, и, значит, вам, уважаемый психолог, повезет.
В детстве я боялась тетю Лену, притом, что ни разу ее не видела. Ею меня пугала мать. Нет, не так, как пугают милиционером или „бабайкой“, который сажает непослушных детей в мешок. Она говорила – ты похожа на Лену, и в глазах ее читался полнейший ужас. Я начинала плакать и кричала, что похожа я на нее (хотя, как выяснилось, я действительно больше похожа на Лену, чем сейчас и горжусь). Но тогда Лена являлась для меня олицетворением монстра, даже внешнее сходство с которым, пагубно для человека.
Эта мысль, впитанная с детства, укоренилась настолько, что я ни разу не задала вопрос, чем же она такая страшная. Я боялась. Боялась, что познакомившись с ней, обнаружу в себе какие-нибудь характерные черты, и тогда все – я мгновенно превращусь в вампира или оборотня; короче, жизнь моя перестанет быть человеческой.
Потом я достигла возраста, когда меня уже не имело смысла пугать, и мы просто закрыли тему – вроде, никакой тети Лены нет вовсе. Есть другие родственники, живущие где-то в области. Мать с ними даже иногда перезванивается, но никто ни разу не предложил мне познакомиться с ними. Теперь я понимаю, что это правильно, так как они не мои родственники, а ее, матери… Черт, как все путано, но ничего, сейчас вы поймете.
Это произошло 16 сентября, то есть три месяца назад. Я еще ничего не знала ни о Мишиной любовнице, ни о зеркале – я просто дома гладила белье, когда позвонила мать и сказала:
– Мне приснился сон, что Лена умирает. Сходи к ней. Какая б она ни была, исполни христианский долг.
Я очень удивилась. Что означает „христианский долг“, мне до сих пор не слишком понятно. Я думаю, смысл заключался в другом: должно было произойти то, что произошло, и чья это идея – Христа, дьявола или кого-то третьего, абсолютно неважно.
Мать назвала адрес, и я пошла. К своему стыду… что я говорю!.. к счастью! я никогда не видела покойников. Сначала мне было страшно, но пока ехала, я пришла к выводу, что, если она умерла, то мне никто не откроет, и, значит, христианский долг заключается в том, чтоб вызвать МЧС.
Однако все произошло совсем по-другому. Мало того, что Лена оказалась жива, так еще и неплохо себя чувствовала. Она встретила меня, безбоязненно открыв дверь, будто знала, кто пришел (сейчас я подозреваю, что так оно и есть). На Лене было длинное тяжелое платье, несомненно сохранившееся еще с середины прошлого века. В сравнении с современной одеждой, оно выглядело даже торжественно. Правда, портили эффект сухонькие, сморщенные руки, старческое лицо с поджатыми губами и глубокой складкой на лбу. Наверное, и ноги у нее были худыми, обтянутыми мертвенно бледной кожей, но из-под платья виднелись только тупоносые синие туфли. Возникавший от всего этого диссонанс, вызывал ощущение театрализованного представления. Я не знала, что должна делать, ведь видела ее впервые, и поэтому сказала полную глупость:
– Вы сегодня такая нарядная.
– А я всегда нарядная, – она недоуменно пожала плечами, – я не могу опускаться до старух в замызганных халатах. Они, Надюш (она так и обратилась ко мне, хотя я даже забыла представиться), считают, что их жизнь закончилась, а я так не считаю.
– Вы – молодец, – ответила я, в свои тридцать пять тоже считавшая, что жизнь закончилась.
– Раз уж ты пришла, – продолжала Лена, – может, сходишь в магазин, чтоб мне не спускаться?
Не думаю, что ей самой было трудно это сделать; скорее, таким образом она давала мне время привыкнуть к ее существованию. Это был гениальный ход, но почувствовала я его смысл позже, когда вернулась; ведь поднималась по лестнице я совсем не так, как в первый раз – замирая от страха, а будто к себе домой. В пакете у меня лежала булка, сахар и сыр, а за дверью меня ждал человек, с которым уже сложились определенные отношения.
– Сколько я тебе должна? – спросила Лена.
Я подумала, что пенсия у нее, должно быть, мизерная, и хотя нам самим денег тоже постоянно не хватало, махнула рукой, но Лена погрозила мне пальцем.
– Запомни, такие, как мы с тобой, никогда никому и ничего не бываем должны. Твоя мать и все остальные не понимают этого, а я ведь старалась им втолковать… Так, сколько?
Я назвала сумму. Она отсчитала деньги, причем, набрала точно, рубль в рубль. Я спросила, почему у нее такие сложные отношения с моей матерью, и она ответила:
– Я просто хотела, чтоб она стала тем, кем является на самом деле, а она решила быть, как все. Не глупо ли?..
Мы стояли в коридоре, и я не знала, уходить мне или еще нет; тогда она заметила:
– Ты растрепалась немного. Пойди, посмотрись в зеркало.
Я не могу этого объяснить, и понять это совершенно невозможно, но я вдруг почувствовала, что пришла сюда не по просьбе матери и не из какого-то абстрактного „христианского долга“, а именно затем, чтоб посмотреться в ее зеркало.
– В него иногда полезно смотреть, – добавила Лена.
О зеркале следует сказать особо. Оно стояло на полу – высокое и узкое, охватывавшее меня всю, до самых туфель, и еще оставлявшее над головой пространство, где отражались выцветшие обои. Но ни обоев, ни серванта с кружевными салфетками я уже не замечала. По инерции, правда, успела спросить:
– А почему полезно?.. – но это спросила еще та, другая я, которая когда-то боялась Лену и не знала своей истинной сущности. В зеркале я видела, как моя фигура подтянулась; ноги сделались длиннее, а талия – тоньше, даже лицо приняло какое-то благородное выражение. Если б в жизни выглядеть так!..
Я не знаю, сколько б могла стоять, любуясь собой!..
– Тебе ясно, почему в него полезно смотреть? – уточнила Лена.
– Ясно, – ответила я, хотя не могла объяснить этого словами.
Я повернулась одним боком, потом другим, и поняла, что идеальна; и самым ужасным оказалось сознавать, что в жизни я совсем не похожа на свое отражение. Там все было, как в сказке, из которой не хотелось возвращаться… Но ведь всему должно существовать объяснение – я современный человек (не скажу, что очень образованный, но все же имеющей определенные технические понятия. Так неужели едва заметное искривление стекла могло производить такой эффект? Тогда его делал поистине великий мастер!..) Я спросила:
– А почему оно такое? Это специально сделали, да?
– Не знаю. Этому зеркалу очень много лет.
– А откуда оно у вас?
– Мне кажется, оно было всегда… Надюш, я скоро умру…
Резкая перемена темы заставила меня оторваться от созерцания; я взглянула на Лену – в ней было столько жизни!..
– Ну, что вы!.. – воскликнула я.
– Подожди. Я ж не говорю, что это произойдет сегодня или завтра, но все равно, скоро. Как тут все будут делить после меня, неизвестно, поэтому забирай его сразу, если хочешь.
– Конечно, хочу! – я даже не смела думать о таком исходе. Я мечтала, как буду приходить сюда, чтоб полюбоваться на себя такую, какой должна быть, какой хочу быть! Но чтоб зеркало стояло у меня в спальне?.. (У нас, как раз, там не было зеркала, а это очень неудобно – любая женщина поймет меня).
– Так бери его. Прямо сейчас, а то передумаю. Знаешь, как я сама его люблю?.. (Я догадывалась, как она его любит, потому что не любить такую вещь нельзя). Фактически я хотела забрать у нее самое ценное, но она убедила меня, добавив, – тебе оно нужнее.
…Здесь она безусловно права, – решила я. Сейчас мне ужасно стыдно за эту мысль, но у меня есть оправдание – ведь я не выпрашивала его, а от подарков не отказываются.
Я позвонила мужу и он приехал, весь недовольный, но я ж не знала, что он спешит к любовнице. Короче, он увез зеркало, а я осталась. Мне показалось, что комната не то, чтоб опустела, а осиротела; она сразу превратилась в жалкое жилище убогой старухи, да и самой Лене, вроде, добавилось лет десять. Только голос ее остался таким же уверенным, когда она произнесла:
– Ты не будешь с ним жить…
Тогда еще я не анализировала эту тему, и сама постановка вопроса меня очень удивила.
– Бросьте, мы живем уже десять лет, – отмахнулась я.
– Если хочешь, я расскажу тебе, в чем дело. Но не сейчас.
Почему она так решила, не знаю, но подозреваю – она хотела, чтоб я сама пообщалась с зеркалом и кое-что поняла (в противном случае, как и все, я б могла счесть ее сумасшедшей. Собственно, и меня сейчас считают таковой, но я ни о чем не жалею).
Так вот, тема наших с мужем отношений мне не понравилась. Какие бы чувства у меня не возникали, при взгляде в зеркало, но в тот момент зеркала не было, и я снова пребывала в реальном (тогда он мне казался реальным) мире, где все происходит очень просто – жизнь сложилась так, что мы живем вместе, и все. Как это получилось, уже не важно, осталось только давнее ощущение чего-то хорошего и светлого, и это хорошее и светлое в отношениях мужчины и женщины обязано именоваться любовью.
Я поняла, что мне лучше уйти. Пообещала зайти на днях, но так и не зашла. Лена умерла ровно через неделю, а я осталась с зеркалом и наследством, которое мне совершенно не нужно.
Но опять я забегаю вперед, а в тот день я вернулась домой. Зеркало уже стояло в спальне, как я и хотела, а мужа не было. Как ни странно, я, всегда трепетно ожидавшая его с работы, была этому рада, пожелав побольше клиентов.
Как прошел вечер, я не могу воспроизвести – я была в зеркале. То, что я любовалась собой, это понятно, но было и нечто другое. Зеркало перестало просто воспроизводить мое изображение – оно, вроде, засасывало меня…
Впрочем, это произошло не сразу. Сейчас все дни и вечера смешались в памяти; да, в принципе, и не важно, в какой из них что именно происходило – главное, чудесным образом появившееся ощущение, будто я смотрю из зеркала в комнату. И эта комната мне не нравилась, и женщина, в ней пребывавшая (то есть, я сама!..) тоже не нравилась. Дело было даже не в ее внешности, хотя это, естественно, бросалось в глаза в первую очередь, а в том, как она живет, как думает, как себя ведет – она не нравилась мне всем!