Страница:
Уважаемый психолог, думаю, что вы, пользуясь своими теориями, конечно попытаетесь объяснить все, например, внутренней переоценкой ценностей или физиологическими изменениями, связанными с возрастом, но вслушайтесь, как звучат ваши сухие формулировки, и попробуйте перенести их на живого человека, мыслящего и чувствующего далеко не идеально, но вполне самостоятельно. Они придуманы специально для учебников, обязанных объяснять все и вся. А то, что в одном теле может жить два человека, причем, второй рождается постепенно (и не в течение девяти месяцев), это вам неизвестно и объяснить этого вы не можете. Я думаю, подобный процесс происходит у всех, но не у каждого есть зеркало, в котором можно увидеть своего двойника. У меня оно было. Скажу больше, вокруг меня (в зеркале) стал формироваться свой мир. Сначала он проявлялся на чувственном уровне и зависел от моего настроения (наверное, так делается, чтоб действительно не сойти с ума при разрушении основ миропонимания) и касался нового видения окружающих людей и событий. Тогда, например, мне открылась любовная связь мужа. Однажды я просто увидела их вместе – увидела в зеркале вместо собственного отражения. (Уважаемый психолог, ну что? Не успели вы упечь меня в дурдом? Ха-ха!.. А теперь у вас были бы для этого все основания!..)
Вместо себя, сидящей на своей постели, я увидела совсем другую комнату, в которой не бывала ни разу. Можете спросить у мужа – думаю, он будет шокирован, но подтвердит, что выглядит она следующим образом: метров двенадцать, не больше; диван-раскладушка у левой стены; окно (по-моему, оно выходит во двор, потому что слышались разговоры, а не звуки проезжавших автомобилей). В углу трюмо, дальше журнальный столик с телевизором „LG“ и вазой, в которой стоял букет астр. Еще платяной шкаф. Что в нем я не видела, но на нем в беспорядке валяются пыльные (не знаю, откуда это взялось, но они, точно, пыльные!..) журналы „Elle“ и книжки Дарьи Донцовой. На диване лежала женщина (я не знаю, как ее зовут – эту информацию мне не дали, но она мне и не интересна). Женщина голая. У нее красивые ноги, хотя сама она жутко худая. По крайней мере, мне так показалось, потому что когда, лежа на спине, она потягивалась, ребра выпирали безобразно, как у скелета. Соответственно, и грудь у нее только обозначилась, как у девочки-подростка, хотя она далеко не подросток. Я думаю, ей лет тридцать…
(Миша открыл от изумления рот и уставился на розовую стену. Он четко представлял описанную картину, только он-то не раз наблюдал ее, присутствуя в это время в комнате!.. Нарастающий звон, характеризующий абсолютно пустое пространство, говорил о том, что в его голове возник вакуум – ни одной сколько-нибудь вразумительной мысли. …Так кто ж из нас сошел с ума?!.. Он медленно опустил глаза и нашел нужную строчку).
…а мой муж, тоже голый, стоял возле дивана на коленях и губами пытался поймать ту самую грудь, которой практически не было. Он никак не мог втянуть ее в рот, преодолевая натяжение кожи, и сосок постоянно выпрыгивал, издавая при этом чавкающий звук. Получалось ужасно смешно!.. Женщине тоже так казалось – она прикусила губу и наморщила нос, чтоб не расхохотаться, но муж-то не видел этого и старался вовсю!..
(Миша в сердцах захлопнул тетрадь. Он чувствовал, что щеки его горят, а руки противно вздрагивают, как у пойманного воришки. Все написанное являлось правдой! Он сам ненавидел этот чавкающий звук. Ему всегда хотелось впиться в сосок зубами, чтоб удержать его… но Вика ведь всегда говорила, что ей нравится, как он ласкает ее!..
Желание узнать истинную цену вещей требовало дочитать дневник до конца, но страх, что цена окажется смехотворно малой, подсказывал не делать этого. Миша чуть ли ни с радостью подумал, что с ходу не сможет вернуться на нужную страницу… да и надо ли туда возвращаться, ведь он не только прекрасно помнил, но даже ощущал, что происходило дальше – он пробирается языком сквозь густые волосы на ее лобке…
…Блин!.. Неужели и это выглядит так же смешно и убого?!..
Ему стало… нет, не стыдно. Скорее, он почувствовал себя обманутым – обманутым всеми, и женой, и любовницей, и психологом, и, вообще, всем миром – обманутым в самых лучших чувствах. Больше он не хотел ничего читать, чтоб окончательно не растерять чувство самоуважения. …Неужто дело только в зеркале?.. И зачем я только привез его?!..
Тем не менее, жутко хотелось знать, на что еще оно способно, и он раскрыл тетрадь на самой последней странице).
…Как вы должны были догадаться из предыдущего, это не я выясняла отношения с его любовницей, а та, другая, вышедшая из зеркала женщина. Я же фактически только присутствовала при этом, наблюдая за происходящим.
Моя связь с прежним миром делалась все более призрачной, потому что в лице мужа была устранена главная причина, мешавшая мне стать самой собой (или ею?.. или мы „два в одном“?..). Переступив черту, я получила возможность заглянуть туда, откуда не хотелось возвращаться, то есть в себя, какой меня создали изначально. Что я там видела, касается только меня (я предупреждала в самом начале, что расскажу лишь то, что сочту нужным), но если б там ожидало нечто ужасное, поверьте, я б не ушла туда радостно и добровольно.
Если ваша наука, уважаемый психолог, проникла в сферу познания человеческой сути настолько глубоко, как вы это декларируете, то вы сами сможете все понять, а если нет – мне жаль вас. Тогда вы – несчастный человек (в чем я, в принципе, не сомневаюсь). Такой же, как мой бывший муж, бывшая мать и миллионы людей населяющих Землю. Им дано иметь то, что они успеют заработать, купить, украсть за краткий миг от физического рождения до физической смерти, а отнюдь не то, что им предназначено…»
На этой незаконченной мысли дневник обрывался.
Миша не знал, сколько просидел, тупо глядя в пространство. Хотя какое это пространство, если оно замкнуто розовыми стенами девятиметровой кухни? …Да-да, она так и осталась кухней, даже если назвать ее «комнатой психологической разгрузки»…
– Как вы? – приоткрыв дверь, Яков Самуилович улыбнулся.
– Я прочитал, – Миша поймал себя на том, что заранее не верит ни одному слову, которое ему сейчас скажут. Он как будто до сих пор пытался поймать ту чертову грудь, о которой жена просто не могла знать, если только… если только… Возникшая идея объясняла все и сразу, но настырный психолог не дал ее развить. Он присел на подлокотник и ласково обнял Мишу.
– Успокойтесь. Я все понимаю. Как вы сами теперь убедились, болезненной человеческой фантазии нет предела. А я ведь не знал ни о каком зеркале. Я знал лишь о том, что вы ей изменяли, и исходя из этого, строил курс лечения, а оказывается… – он развел руками, – я дал вам прочитать это с единственной целью – чтоб вы не чувствовали комплекса вины, чтоб сбросили этот груз и спокойно начали жить заново.
– Нет у меня никакого комплекса!
– Это хорошо, – психолог удовлетворенно кивнул, – знаете, все сумасшедшие выглядят очень убедительно в своих фантазиях. Собственно, поэтому их так трудно лечить – порой сам начинаешь подпадать под их заблуждения. Но мы-то с вами здравомыслящие люди и понимаем, что никаких волшебных зеркал не существует. Все это самое типичное раздвоение личности…
– Мне не нужна ваша помощь! – Миша встал так резко, что Яков Самуилович чуть не потерял равновесие.
– Вы так считаете? – задумчиво произнес он, – ну, в таком случае, я просто рад, что вы пришли. Но если все-таки почувствуете потребность, обращайтесь.
– Непременно!
Вышел Миша, хлопнув дверью. …Козел!.. Я сам разберусь со своими комплексами!..
Солнце, неровными, дрожащими в морозном воздухе краями, висело уже довольно высоко. Автомобили, виляя белыми хвостами выхлопных газов (и потому похожие на бродячих собак) сбивались в стаю, называвшуюся «пробкой». Люди, которым еще не выпало счастье находиться в их теплом чреве, спешили к остановкам… Миша мотнул головой, отрываясь от своих фантасмагорических ассоциаций. У него ж была какая-то другая, интересная мысль…
…Конечно – все можно объяснить, если Надежда сговорилась с Викой! Тогда она бывала, и в ее квартире, и знала, чем мы там занимались… Только слишком жуткая концовка получилась у этой игры. Впрочем, это второй этап, а начинать всегда надо с начала… – Миша взглянул на часы и вспомнил, что собирался звонить Вике (правда, вчера в телефоне сел аккумулятор, и он даже не взял его с собой), – значит, поеду без звонка… я внезапно подниму голову и посмотрю, смеется ли она, когда я ласкаю ее грудь? Если так, я убью ее, тварь!.. Но если они вместе придумали эту фигню, то почему подрались?.. Или это тоже часть плана? Для убедительности, так сказать?.. А из окна Надька кинулась тоже для убедительности? А, может, это Вика столкнула ее?.. Ага, и написала записку ее рукой… – Миша почувствовал, что запутывается все больше, – хотя куда больше?!.. Но я разберусь с ними со всеми!..
Незаметно он вышел к Викиному дому, и уже шел вдоль него, когда услышал окрик:
– Эй, мужик! (Миша остановился). Слышь, мужик!..
Он наконец сообразил, что прошел мимо белой машины, которая безуспешно пыталась тронуться с обледенелой площадки.
– Толкни, а? – водитель приоткрыл дверь.
Памятуя свои недавние мучения, Миша с готовностью уперся в багажник обеими руками. Оглядываясь назад, водитель высунул из двери свою коротко стриженую голову. …Как ему не холодно?.. Раз – и… раз – и… После нескольких ритмичных движений машина выкатилась на асфальт.
– Спасибо! – водитель благодарно махнул рукой. Захлопнул дверь, и только когда машина исчезла из поля зрения, Миша сообразил, что это была «Nissan-primera», а водитель носил очки… но кидаться в погоню было слишком поздно.
…Он оставляет очки в коридоре… черт, это уже не удастся проверить, – Миша поднял голову к Викиным окнам, – но это невозможно, ведь даже если они сговорились, то с Надькиной смертью игра должна закончиться… или я не учитываю главного игрока – того, что стоит в спальне?.. Подниматься к Вике расхотелось – он был не готов к общению с ней, пока не разберется с зеркалом.
Домой Миша попал через час. За это время его настроение прошло все фазы возможных взаимоотношений с новым «соседом» – от решимости, достигшей своего пика в желании разбить зеркало, до панического страха перед управлявшими им силами.
…Господи, какие могут быть силы?!.. – среди знакомых вещей он почти успокоился, – надо просто хорошо подумать, чтоб разгадать суть игры и вычислить инициатора, – на всякий случай, Миша осмотрел зеркало со всех сторон, но не обнаружил ничего особенного, – старая вещь. Скорее всего, поэтому неизвестный режиссер и выбрал его в качестве основного атрибута, – Миша уставился на свое отражение, решив, что так будет легче собраться с мыслями. Он упорно перебирал факты, расставляя их, то в одной последовательности, то в другой, но не зная, какой же из них является отправной точкой, не мог продвинуться в расследовании.
В конце концов, ему надоела собственная беспомощность, надоело смотреть на лицо, казавшееся умным и сосредоточенным, хотя в голове творилась несусветная каша, и по-барски улегся на постель. …Все придет само… – подумал он, закрывая глаза, – как в кроссворде – вечером не можешь вспомнить слово, а утром, вроде, думать о нем забыл, и вот оно… Чего я раскипятился? Мало ли очкастых мужиков ездит на «Нисанах»?..
– А ты ж собирался убить ее, если все окажется правдой…
Миша усмехнулся. В этом внутреннем голосе не было ничего сверхъестественного – таким образом он часто беседовал сам с собой, если попадались неразговорчивые пассажиры.
– Дурак был, и не надо все понимать буквально, – ответил он.
– Я думал, ты – мужик, – разочарованно вздохнул собеседник.
– Ты считаешь, мужик – это тот, кто способен убивать?
– А кто ж еще? Тебя оскорбили и ты должен отомстить.
– Никто меня не оскорблял. С чего ты взял, что тот мужик вышел, именно, от Вики?
– Ты ж сам знаешь это…
Диалог получился даже хуже, чем бессмысленное блуждание в лабиринте необъяснимых фактов. Миша открыл глаза и снова сел. Взгляд его невольно столкнулся с зеркалом. То ли оттого, что это произошло слишком резко, то ли… (нет-нет, другой причины быть не могло!..) ему показалось, что зеркало затуманилось. Потом это ощущение прошло, но неприятный осадок остался, и еще осталась последняя фраза, на которую он так и не дал ответа.
Пользуясь его растерянностью, внутренний голос продолжал:
– Все бабы используют тебя, неужели не видишь? Они смеются над тобой. Перед женой ты вечно ходил на цыпочках… В десять дома?.. Значит, в десять; и работу, на хрен! Нет ужина?.. Значит, нет – сам сварю пельмени… Любовница заставляет тебя искать грудь, которой нет… Ты вспомни, что хорошего ты видел от баб? Разве когда-нибудь было по-другому?.. Вспомни, у тебя их не так уж много!.. – голос сделался требовательным, но Миша знал, что ничего хорошего из воспоминаний не получится.
– Ну да, все они твари, – согласился он, избегая анализа.
– Твари – это не то слово, – ласково пояснил голос, – ты начни с Таньки Смирновой из 7 «Б». Как она тебе нравилась! Какие записки ты писал ей! С каким трепетом клал в карман пальто!.. Ты помнишь, пальто у нее было ярко красное?.. И что? Она ответила тебе? Ни фига! Она гуляла с Сашкой Поповым, а ты так и остался пустым местом…
Ладно, тогда ты был маленький и глупый, а дальше? Дальше, Галка с экономического, помнишь? Ну да, заснул ты тогда на Новый год – перепил, но это ж не повод, чтоб с Толиком, в соседней комнате!.. Кстати, а ты ждал, что с Викой будет не так? Все они, как ты верно говоришь, твари!.. Думаешь, Надежда твоя была другой? Да что ты знаешь о ней? Чем она занималась, пока ты зарабатывал деньги, а?.. Все, у кого есть дырка между ног, одинаковые!.. Тебе напомнить остальных твоих баб?
– Не надо! Я согласен, что все они суки продажные, – произнеся эту фразу вслух, Миша почувствовал удивительную легкость и свободу, вознесшись над миром, погрязшим в мелких житейских проблемах. У него нет проблем! Ведь на что пожрать и во что одеться у него имеется, крыша над головой тоже, а все остальные проблемы возникают из-за женщин! А он всесилен, потому что знает истину и теперь донесет ее до остальных!..
Резкая трель дверного звонка сбросила его с заоблачной вершины. Снова ощутив вес своего тела, он увидел комнату, зеркало, отражавшее восторженное лицо, в котором он не сразу узнал себя. Впрочем, этому было и другое объяснение – возникший неожиданно вечер смазал знакомые очертания предметов.
Звонок повторился. Даже не подозревая, кто бы это мог быть, Миша вышел в коридор.
– Кто?
– Открывай, вдовец, – голос без сомнения принадлежал Витьке.
…Откуда он узнал обо всем?.. Миша открыл дверь, и гость ввалился в коридор, сходу протягивая бутылку.
– Думал, не приду? Мы друзей в трудную минуту не бросаем.
– А откуда ты знаешь?..
Виктор, уже снимавший дубленку, удивленно обернулся.
– Я не знал, что это заразное, – он покрутил пальцем у виска, – ты ж сам предложил отметить.
– Когда предложил?..
– Сегодня. Ты ж, вроде, трезвый был. Заехал, сказал, что жена, слава богу, отмучилась…
– Да?.. Ну, значит, так и есть…
Миша знал, что никак не мог попасть в Витькин гараж, находившийся на другом конце города. Без машины он бы просто не поехал туда. …Да, было у меня такое желание, но это же вчера… кажется, вчера…
– Утром ты выглядел лучше, – Виктор покачал головой, и секунду подумав, все-таки разулся.
– Наверное, – Миша решил, что обдумывать странный визит будет в одиночестве, а пока – очень хорошо, что Витька пришел. Это именно то, что нужно в данный момент, – проходи, сейчас все организуем, – удалившись на кухню, он принялся выставлять остатки поминальной трапезы.
Первый тост, как положено, выпили не чокаясь, но дальше поддерживать традицию ни у кого желания не возникло.
– Так ты что, не помнишь, как заезжал ко мне? – спросил Виктор, густо намазывая холодец хреном.
– Не помню.
– Тогда рассказываю, – он наполнил рюмки, – я клеил камеру, когда пришел ты…
– Я был на машине? – перебил Миша.
– Не знаю, я ж на улицу не выходил. Ты сказал – привет, и пригласил меня сегодня вечером. Я спросил, зачем, а ты ответил – помянуть жену. Сказал еще, что теперь у тебя начинается новая жизнь. Я спросил, нужна ли помощь, но ты ответил, что ее уже похоронили и тебе просто хочется посидеть в неформальной обстановке, выпить с кем-нибудь. Вот, собственно, и все.
– А как я был одет?
– Как всегда. В куртку и шапку… Ну, давай.
– Странно… – Миша поднял рюмку, – до двенадцати я находился у ее психолога. Это я знаю точно; потом пошел…
– Это было до двенадцати, – поправил Виктор.
– До двенадцати этого не могло быть.
– Значит, кто-то из нас псих, – Виктор засмеялся, – ладно, клинья у всех бывают, – он с удовольствием выпил, и промокнув глаз после ядреного хрена, сначала сунул в рот сигарету, и только потом спросил, – у тебя курить-то можно?
– Теперь у меня все можно!
– Ну да, не подумал, – он повернулся к окну, выпуская дым тоненькой струйкой.
По стандартному русскому сценарию после первой бутылки вечер только начинался, поэтому срочно требовалась тема для задушевной беседы. (Дальнейшее «обсасывание» Мишиного раздвоения вело прямиком в тупик, а тупик в подвыпившей компании неизменно заканчивается ссорой). К спортивным фанатам ни Миша, ни Виктор причислить себя не могли, общего хобби у них не было (разве что, автомобили, которые и так сидели в печенках), поэтому разговор совершенно естественно переключился на «баб».
Нельзя сказать, чтоб истории, которые Виктор выдавал одну за другой, словно готовился заранее, отличались оригинальностью (встретил, привел, трахнул…), и тем не менее, Миша слушал с удовольствием, периодически усиливая восприятие, очередной рюмкой. Ему было приятно получать подтверждение того, что он открыл для себя совсем недавно – все бабы, твари. Он не то, чтоб представил себя на Витькином месте – просто наконец-то заполнились пустоты в его собственной жизни, и она приобрела новые яркие краски. Десятки голых девушек с рекламными лицами и фигурами моделей кружились вокруг, касаясь его своими гладкими телами. Он мог схватить любую из них, тут же повалить на пол… но не делал этого. Ему это даже не требовалось – он хотел лишь наслаждаться невиданной доселе властью…
– Ты чего? – спросил Виктор.
– А?.. – Миша тряхнул головой, разрушая свой рай, – я?..
– У тебя такая потусторонняя улыбка… слушай, – Виктор придвинулся к собеседнику, – неужели жена может достать так, что ты счастлив, избавившись от нее?
– Это не я избавился! – испугался Миша, – она сама ушла.
– Какая разница? Все равно ты от нее избавился, так ведь?
– Так, – Миша кивнул. Он был уже не в состоянии объяснить, что слово «избавился» в его понимании имеет другое значение.
– Хочешь, познакомлю тебя с кем-нибудь?
– Зачем? Думаешь, я так и сидел за ее юбкой?.. – Мишин тон сделался агрессивным, – знаешь, сколько их у меня!.. – он замолчал, смутно понимая, что больше сказать ему нечего. Познакомившись с дневником жены, он даже про Вику не смел рассказать, и рожденная собственным бессилием злоба выплеснулась наружу, – ты – кобель! Тебе б только трахать, а я, вот, понимаю их!..
– И что ж ты понимаешь? – ехидно спросил Виктор.
Для куража Миша «махнул» еще рюмку, но поскольку кураж уже не добавлялся, началось падение настроения.
– Все они – твари, – пробормотал он, глядя на гостя пустым взглядом. Потом лицо его стало подозрительно приближаться к тарелке с салатом.
– Да уж… – Виктор покачал головой, – не зря Экзюпери говорил – мы в ответе за тех, кому наливаем, – и вздохнул, – с той дозы, от которой ты падаешь, Мишенька, мы только гулять начинаем. Пойдем, уложу тебя.
Мишина голова уже безвольно поникла, и подхватив под мышки неуправляемое тело, Виктор довел хозяина до дивана; помог лечь, подсунул под голову мягкого желтого зверя неизвестной породы. Миша тут же поджал ноги, словно замерз, но при этом счастливо улыбался. Виктор посмотрел на него скептически.
– Не, больше мы с тобой выпивать не будем. Не интересно.
Вернувшись на кухню и налив еще рюмку, он остановился у окна, за которым давно стемнело. В доме напротив, за светящимися окнами открывались кусочки чужой жизни: на третьем этаже включился телевизор, женщина на втором возилась на кухне, а мужчина на пятом курил… а если еще чуть поднять голову, то обнаруживалось множество других «окон» – крошечных ярких дырочек в бесконечной черной стене (вернее, в потолке, если рассматривать небо по отношению к земле). Что происходит за теми «окнами», никому не дано знать…
…Оно мне надо? – подумал Виктор, – пусть всякие поэты ломают над этим голову, а у нас есть дела поважнее, – он посмотрел на часы, – в принципе, пора двигать домой…
По-хозяйски убрав в холодильник оставшуюся закуску, он еще раз заглянул к безмятежно спящему хозяину и вышел, аккуратно прихлопнув дверь.
Проснулся Миша посреди ночи, дрожа, то ли от холода, то ли с похмелья. Страха перед неизвестностью не было – он прекрасно помнил, что никуда не выходил из дома, вот только, как они с Витькой расстались?..
…Да нет, поругаться мы не должны, – успокоил себя Миша, – с чего нам ругаться? А остальное, фигня, – перевернулся на спину, – блин, даже не разделся. И почему люди могут пить литрами, а я нет?.. – протер глаза, осматривая комнату в призрачном лунном свете. Из уродливых теней, делающих все вокруг неузнаваемым, возник новый мир, жуткий и интригующий, но в то же время безопасный, как детская сказка. Миша изучал его, переводя взгляд с одного предмета на другой, и вспоминая, кем был «в прошлой жизни» дракон, спрятавшийся за шторой, или слон, устроившийся на месте кресла… возле уха тикали часы, возвращавшие ощущение времени, несвойственное сказкам, – в сказках как?.. Прошло тридцать лет и три года – в одной строке заключено полжизни. А здесь наступит, поделенное на минуты «завтра», и каждую из этих минут надо чем-то занять… а я пьян…
Миша сел. Потер виски, окончательно приходя в себя; нащупал болтавшийся на стене провод и включил бра. Комната обрела совершенно естественный вид. Исчезли слоны и драконы, вернув вещи на свои места, и вместе с ними вернулись реальные обрывки вчерашнего дня.
…Как же я приглашал Витьку, если знаю, что у него не был? – вспомнил Миша, – не мог же он обознаться? Да и никто другой не мог пригласить его ко мне. Значит, объяснение только одно – у меня начались провалы в памяти. Выходит, я не все время сидел у психолога, а успел съездить к Витьке и вернуться… Черт, но так я могу натворить все, что угодно!.. Надо позвонить Якову Самуиловичу и узнать, что он думает по этому поводу…
Миша вышел на кухню. Посмотрел на соблазнительно оставленную бутылку водки, но решил ограничиться стаканом воды. Возвращаясь обратно, взглянул на непривлекательно смятый диван со скорчившимся желтым медведем, и направился в спальню, где стояла всегда готовая к использованию Надина кровать.
…Она ж никогда не собирала ее, а лишь маскировала готовность к разврату розовым покрывалом… тварь!.. – раздевшись, Миша юркнул в давно остывшее гнездышко, – давненько я не спал тут… а зря… – он с удовольствием вытянулся на простыне, еще сохранившей необъяснимый запах женщины, и укрылся с головой легким пуховым одеялом.
Робкое серое утро безрезультатно пыталось пробиться сквозь плотно задернутые шторы, за которыми ночь уже отступала на всех фронтах. Оборона крохотной крепости оказалась достаточно крепка, чтоб проснулся Миша, только когда его организм сам почувствовал потребность в активных действиях.
Как же мудро он поступил, что ночью отказался от водки!.. Голова была почти ясной, а все, происходившее вчера, осталось в каком-то липком тумане, возвращаться в который совершенно не хотелось. Миша раздернул шторы и зажмурился от окатившего его света; взглянул в зеркало. Да, лицо явно не соответствовало состоянию. …Какое-то опухшее и небритое… но верно говорят, чтоб заглушить эмоции, надо напиться. Прошлое сразу размывается, и даже то, что вчера казалось неразрешимой проблемой, превращается в пьяную галлюцинацию – может, оно было, а, может, и не было; зато человек, заново родившись в муках головной боли, живет себе дальше…
Когда Миша вышел из ванной, было почти десять. Позавтракал, мысленно поблагодарив Витьку, спасшего, как минимум, двухдневный запас еды. …Или мы убирали вместе?.. Черт, вот это провалы!.. Кстати, Вике я вчера так и не позвонил, – вспомнил он, – но сегодня воскресенье, так что не все потеряно… Он подошел к телефону.
– Вика?.. (в памяти даже стерлось то, что все бабы – твари. Это, вроде, осталось в пьяном угаре вчерашнего дня). Привет. Это Миша. Я вчера… – он запнулся, не успев придумать себе оправдание, но, оказывается, оно и не требовалось.
– Ой, привет!.. – Викин голос сделался на удивление радостным, – вчера… – она мечтательно вздохнула, – я все утро вспоминаю, каким ты был вчера. Знаешь, раньше я за тобой таких талантов не замечала, – она засмеялась.
Вместо себя, сидящей на своей постели, я увидела совсем другую комнату, в которой не бывала ни разу. Можете спросить у мужа – думаю, он будет шокирован, но подтвердит, что выглядит она следующим образом: метров двенадцать, не больше; диван-раскладушка у левой стены; окно (по-моему, оно выходит во двор, потому что слышались разговоры, а не звуки проезжавших автомобилей). В углу трюмо, дальше журнальный столик с телевизором „LG“ и вазой, в которой стоял букет астр. Еще платяной шкаф. Что в нем я не видела, но на нем в беспорядке валяются пыльные (не знаю, откуда это взялось, но они, точно, пыльные!..) журналы „Elle“ и книжки Дарьи Донцовой. На диване лежала женщина (я не знаю, как ее зовут – эту информацию мне не дали, но она мне и не интересна). Женщина голая. У нее красивые ноги, хотя сама она жутко худая. По крайней мере, мне так показалось, потому что когда, лежа на спине, она потягивалась, ребра выпирали безобразно, как у скелета. Соответственно, и грудь у нее только обозначилась, как у девочки-подростка, хотя она далеко не подросток. Я думаю, ей лет тридцать…
(Миша открыл от изумления рот и уставился на розовую стену. Он четко представлял описанную картину, только он-то не раз наблюдал ее, присутствуя в это время в комнате!.. Нарастающий звон, характеризующий абсолютно пустое пространство, говорил о том, что в его голове возник вакуум – ни одной сколько-нибудь вразумительной мысли. …Так кто ж из нас сошел с ума?!.. Он медленно опустил глаза и нашел нужную строчку).
…а мой муж, тоже голый, стоял возле дивана на коленях и губами пытался поймать ту самую грудь, которой практически не было. Он никак не мог втянуть ее в рот, преодолевая натяжение кожи, и сосок постоянно выпрыгивал, издавая при этом чавкающий звук. Получалось ужасно смешно!.. Женщине тоже так казалось – она прикусила губу и наморщила нос, чтоб не расхохотаться, но муж-то не видел этого и старался вовсю!..
(Миша в сердцах захлопнул тетрадь. Он чувствовал, что щеки его горят, а руки противно вздрагивают, как у пойманного воришки. Все написанное являлось правдой! Он сам ненавидел этот чавкающий звук. Ему всегда хотелось впиться в сосок зубами, чтоб удержать его… но Вика ведь всегда говорила, что ей нравится, как он ласкает ее!..
Желание узнать истинную цену вещей требовало дочитать дневник до конца, но страх, что цена окажется смехотворно малой, подсказывал не делать этого. Миша чуть ли ни с радостью подумал, что с ходу не сможет вернуться на нужную страницу… да и надо ли туда возвращаться, ведь он не только прекрасно помнил, но даже ощущал, что происходило дальше – он пробирается языком сквозь густые волосы на ее лобке…
…Блин!.. Неужели и это выглядит так же смешно и убого?!..
Ему стало… нет, не стыдно. Скорее, он почувствовал себя обманутым – обманутым всеми, и женой, и любовницей, и психологом, и, вообще, всем миром – обманутым в самых лучших чувствах. Больше он не хотел ничего читать, чтоб окончательно не растерять чувство самоуважения. …Неужто дело только в зеркале?.. И зачем я только привез его?!..
Тем не менее, жутко хотелось знать, на что еще оно способно, и он раскрыл тетрадь на самой последней странице).
…Как вы должны были догадаться из предыдущего, это не я выясняла отношения с его любовницей, а та, другая, вышедшая из зеркала женщина. Я же фактически только присутствовала при этом, наблюдая за происходящим.
Моя связь с прежним миром делалась все более призрачной, потому что в лице мужа была устранена главная причина, мешавшая мне стать самой собой (или ею?.. или мы „два в одном“?..). Переступив черту, я получила возможность заглянуть туда, откуда не хотелось возвращаться, то есть в себя, какой меня создали изначально. Что я там видела, касается только меня (я предупреждала в самом начале, что расскажу лишь то, что сочту нужным), но если б там ожидало нечто ужасное, поверьте, я б не ушла туда радостно и добровольно.
Если ваша наука, уважаемый психолог, проникла в сферу познания человеческой сути настолько глубоко, как вы это декларируете, то вы сами сможете все понять, а если нет – мне жаль вас. Тогда вы – несчастный человек (в чем я, в принципе, не сомневаюсь). Такой же, как мой бывший муж, бывшая мать и миллионы людей населяющих Землю. Им дано иметь то, что они успеют заработать, купить, украсть за краткий миг от физического рождения до физической смерти, а отнюдь не то, что им предназначено…»
На этой незаконченной мысли дневник обрывался.
Миша не знал, сколько просидел, тупо глядя в пространство. Хотя какое это пространство, если оно замкнуто розовыми стенами девятиметровой кухни? …Да-да, она так и осталась кухней, даже если назвать ее «комнатой психологической разгрузки»…
– Как вы? – приоткрыв дверь, Яков Самуилович улыбнулся.
– Я прочитал, – Миша поймал себя на том, что заранее не верит ни одному слову, которое ему сейчас скажут. Он как будто до сих пор пытался поймать ту чертову грудь, о которой жена просто не могла знать, если только… если только… Возникшая идея объясняла все и сразу, но настырный психолог не дал ее развить. Он присел на подлокотник и ласково обнял Мишу.
– Успокойтесь. Я все понимаю. Как вы сами теперь убедились, болезненной человеческой фантазии нет предела. А я ведь не знал ни о каком зеркале. Я знал лишь о том, что вы ей изменяли, и исходя из этого, строил курс лечения, а оказывается… – он развел руками, – я дал вам прочитать это с единственной целью – чтоб вы не чувствовали комплекса вины, чтоб сбросили этот груз и спокойно начали жить заново.
– Нет у меня никакого комплекса!
– Это хорошо, – психолог удовлетворенно кивнул, – знаете, все сумасшедшие выглядят очень убедительно в своих фантазиях. Собственно, поэтому их так трудно лечить – порой сам начинаешь подпадать под их заблуждения. Но мы-то с вами здравомыслящие люди и понимаем, что никаких волшебных зеркал не существует. Все это самое типичное раздвоение личности…
– Мне не нужна ваша помощь! – Миша встал так резко, что Яков Самуилович чуть не потерял равновесие.
– Вы так считаете? – задумчиво произнес он, – ну, в таком случае, я просто рад, что вы пришли. Но если все-таки почувствуете потребность, обращайтесь.
– Непременно!
Вышел Миша, хлопнув дверью. …Козел!.. Я сам разберусь со своими комплексами!..
Солнце, неровными, дрожащими в морозном воздухе краями, висело уже довольно высоко. Автомобили, виляя белыми хвостами выхлопных газов (и потому похожие на бродячих собак) сбивались в стаю, называвшуюся «пробкой». Люди, которым еще не выпало счастье находиться в их теплом чреве, спешили к остановкам… Миша мотнул головой, отрываясь от своих фантасмагорических ассоциаций. У него ж была какая-то другая, интересная мысль…
…Конечно – все можно объяснить, если Надежда сговорилась с Викой! Тогда она бывала, и в ее квартире, и знала, чем мы там занимались… Только слишком жуткая концовка получилась у этой игры. Впрочем, это второй этап, а начинать всегда надо с начала… – Миша взглянул на часы и вспомнил, что собирался звонить Вике (правда, вчера в телефоне сел аккумулятор, и он даже не взял его с собой), – значит, поеду без звонка… я внезапно подниму голову и посмотрю, смеется ли она, когда я ласкаю ее грудь? Если так, я убью ее, тварь!.. Но если они вместе придумали эту фигню, то почему подрались?.. Или это тоже часть плана? Для убедительности, так сказать?.. А из окна Надька кинулась тоже для убедительности? А, может, это Вика столкнула ее?.. Ага, и написала записку ее рукой… – Миша почувствовал, что запутывается все больше, – хотя куда больше?!.. Но я разберусь с ними со всеми!..
Незаметно он вышел к Викиному дому, и уже шел вдоль него, когда услышал окрик:
– Эй, мужик! (Миша остановился). Слышь, мужик!..
Он наконец сообразил, что прошел мимо белой машины, которая безуспешно пыталась тронуться с обледенелой площадки.
– Толкни, а? – водитель приоткрыл дверь.
Памятуя свои недавние мучения, Миша с готовностью уперся в багажник обеими руками. Оглядываясь назад, водитель высунул из двери свою коротко стриженую голову. …Как ему не холодно?.. Раз – и… раз – и… После нескольких ритмичных движений машина выкатилась на асфальт.
– Спасибо! – водитель благодарно махнул рукой. Захлопнул дверь, и только когда машина исчезла из поля зрения, Миша сообразил, что это была «Nissan-primera», а водитель носил очки… но кидаться в погоню было слишком поздно.
…Он оставляет очки в коридоре… черт, это уже не удастся проверить, – Миша поднял голову к Викиным окнам, – но это невозможно, ведь даже если они сговорились, то с Надькиной смертью игра должна закончиться… или я не учитываю главного игрока – того, что стоит в спальне?.. Подниматься к Вике расхотелось – он был не готов к общению с ней, пока не разберется с зеркалом.
Домой Миша попал через час. За это время его настроение прошло все фазы возможных взаимоотношений с новым «соседом» – от решимости, достигшей своего пика в желании разбить зеркало, до панического страха перед управлявшими им силами.
…Господи, какие могут быть силы?!.. – среди знакомых вещей он почти успокоился, – надо просто хорошо подумать, чтоб разгадать суть игры и вычислить инициатора, – на всякий случай, Миша осмотрел зеркало со всех сторон, но не обнаружил ничего особенного, – старая вещь. Скорее всего, поэтому неизвестный режиссер и выбрал его в качестве основного атрибута, – Миша уставился на свое отражение, решив, что так будет легче собраться с мыслями. Он упорно перебирал факты, расставляя их, то в одной последовательности, то в другой, но не зная, какой же из них является отправной точкой, не мог продвинуться в расследовании.
В конце концов, ему надоела собственная беспомощность, надоело смотреть на лицо, казавшееся умным и сосредоточенным, хотя в голове творилась несусветная каша, и по-барски улегся на постель. …Все придет само… – подумал он, закрывая глаза, – как в кроссворде – вечером не можешь вспомнить слово, а утром, вроде, думать о нем забыл, и вот оно… Чего я раскипятился? Мало ли очкастых мужиков ездит на «Нисанах»?..
– А ты ж собирался убить ее, если все окажется правдой…
Миша усмехнулся. В этом внутреннем голосе не было ничего сверхъестественного – таким образом он часто беседовал сам с собой, если попадались неразговорчивые пассажиры.
– Дурак был, и не надо все понимать буквально, – ответил он.
– Я думал, ты – мужик, – разочарованно вздохнул собеседник.
– Ты считаешь, мужик – это тот, кто способен убивать?
– А кто ж еще? Тебя оскорбили и ты должен отомстить.
– Никто меня не оскорблял. С чего ты взял, что тот мужик вышел, именно, от Вики?
– Ты ж сам знаешь это…
Диалог получился даже хуже, чем бессмысленное блуждание в лабиринте необъяснимых фактов. Миша открыл глаза и снова сел. Взгляд его невольно столкнулся с зеркалом. То ли оттого, что это произошло слишком резко, то ли… (нет-нет, другой причины быть не могло!..) ему показалось, что зеркало затуманилось. Потом это ощущение прошло, но неприятный осадок остался, и еще осталась последняя фраза, на которую он так и не дал ответа.
Пользуясь его растерянностью, внутренний голос продолжал:
– Все бабы используют тебя, неужели не видишь? Они смеются над тобой. Перед женой ты вечно ходил на цыпочках… В десять дома?.. Значит, в десять; и работу, на хрен! Нет ужина?.. Значит, нет – сам сварю пельмени… Любовница заставляет тебя искать грудь, которой нет… Ты вспомни, что хорошего ты видел от баб? Разве когда-нибудь было по-другому?.. Вспомни, у тебя их не так уж много!.. – голос сделался требовательным, но Миша знал, что ничего хорошего из воспоминаний не получится.
– Ну да, все они твари, – согласился он, избегая анализа.
– Твари – это не то слово, – ласково пояснил голос, – ты начни с Таньки Смирновой из 7 «Б». Как она тебе нравилась! Какие записки ты писал ей! С каким трепетом клал в карман пальто!.. Ты помнишь, пальто у нее было ярко красное?.. И что? Она ответила тебе? Ни фига! Она гуляла с Сашкой Поповым, а ты так и остался пустым местом…
Ладно, тогда ты был маленький и глупый, а дальше? Дальше, Галка с экономического, помнишь? Ну да, заснул ты тогда на Новый год – перепил, но это ж не повод, чтоб с Толиком, в соседней комнате!.. Кстати, а ты ждал, что с Викой будет не так? Все они, как ты верно говоришь, твари!.. Думаешь, Надежда твоя была другой? Да что ты знаешь о ней? Чем она занималась, пока ты зарабатывал деньги, а?.. Все, у кого есть дырка между ног, одинаковые!.. Тебе напомнить остальных твоих баб?
– Не надо! Я согласен, что все они суки продажные, – произнеся эту фразу вслух, Миша почувствовал удивительную легкость и свободу, вознесшись над миром, погрязшим в мелких житейских проблемах. У него нет проблем! Ведь на что пожрать и во что одеться у него имеется, крыша над головой тоже, а все остальные проблемы возникают из-за женщин! А он всесилен, потому что знает истину и теперь донесет ее до остальных!..
Резкая трель дверного звонка сбросила его с заоблачной вершины. Снова ощутив вес своего тела, он увидел комнату, зеркало, отражавшее восторженное лицо, в котором он не сразу узнал себя. Впрочем, этому было и другое объяснение – возникший неожиданно вечер смазал знакомые очертания предметов.
Звонок повторился. Даже не подозревая, кто бы это мог быть, Миша вышел в коридор.
– Кто?
– Открывай, вдовец, – голос без сомнения принадлежал Витьке.
…Откуда он узнал обо всем?.. Миша открыл дверь, и гость ввалился в коридор, сходу протягивая бутылку.
– Думал, не приду? Мы друзей в трудную минуту не бросаем.
– А откуда ты знаешь?..
Виктор, уже снимавший дубленку, удивленно обернулся.
– Я не знал, что это заразное, – он покрутил пальцем у виска, – ты ж сам предложил отметить.
– Когда предложил?..
– Сегодня. Ты ж, вроде, трезвый был. Заехал, сказал, что жена, слава богу, отмучилась…
– Да?.. Ну, значит, так и есть…
Миша знал, что никак не мог попасть в Витькин гараж, находившийся на другом конце города. Без машины он бы просто не поехал туда. …Да, было у меня такое желание, но это же вчера… кажется, вчера…
– Утром ты выглядел лучше, – Виктор покачал головой, и секунду подумав, все-таки разулся.
– Наверное, – Миша решил, что обдумывать странный визит будет в одиночестве, а пока – очень хорошо, что Витька пришел. Это именно то, что нужно в данный момент, – проходи, сейчас все организуем, – удалившись на кухню, он принялся выставлять остатки поминальной трапезы.
Первый тост, как положено, выпили не чокаясь, но дальше поддерживать традицию ни у кого желания не возникло.
– Так ты что, не помнишь, как заезжал ко мне? – спросил Виктор, густо намазывая холодец хреном.
– Не помню.
– Тогда рассказываю, – он наполнил рюмки, – я клеил камеру, когда пришел ты…
– Я был на машине? – перебил Миша.
– Не знаю, я ж на улицу не выходил. Ты сказал – привет, и пригласил меня сегодня вечером. Я спросил, зачем, а ты ответил – помянуть жену. Сказал еще, что теперь у тебя начинается новая жизнь. Я спросил, нужна ли помощь, но ты ответил, что ее уже похоронили и тебе просто хочется посидеть в неформальной обстановке, выпить с кем-нибудь. Вот, собственно, и все.
– А как я был одет?
– Как всегда. В куртку и шапку… Ну, давай.
– Странно… – Миша поднял рюмку, – до двенадцати я находился у ее психолога. Это я знаю точно; потом пошел…
– Это было до двенадцати, – поправил Виктор.
– До двенадцати этого не могло быть.
– Значит, кто-то из нас псих, – Виктор засмеялся, – ладно, клинья у всех бывают, – он с удовольствием выпил, и промокнув глаз после ядреного хрена, сначала сунул в рот сигарету, и только потом спросил, – у тебя курить-то можно?
– Теперь у меня все можно!
– Ну да, не подумал, – он повернулся к окну, выпуская дым тоненькой струйкой.
По стандартному русскому сценарию после первой бутылки вечер только начинался, поэтому срочно требовалась тема для задушевной беседы. (Дальнейшее «обсасывание» Мишиного раздвоения вело прямиком в тупик, а тупик в подвыпившей компании неизменно заканчивается ссорой). К спортивным фанатам ни Миша, ни Виктор причислить себя не могли, общего хобби у них не было (разве что, автомобили, которые и так сидели в печенках), поэтому разговор совершенно естественно переключился на «баб».
Нельзя сказать, чтоб истории, которые Виктор выдавал одну за другой, словно готовился заранее, отличались оригинальностью (встретил, привел, трахнул…), и тем не менее, Миша слушал с удовольствием, периодически усиливая восприятие, очередной рюмкой. Ему было приятно получать подтверждение того, что он открыл для себя совсем недавно – все бабы, твари. Он не то, чтоб представил себя на Витькином месте – просто наконец-то заполнились пустоты в его собственной жизни, и она приобрела новые яркие краски. Десятки голых девушек с рекламными лицами и фигурами моделей кружились вокруг, касаясь его своими гладкими телами. Он мог схватить любую из них, тут же повалить на пол… но не делал этого. Ему это даже не требовалось – он хотел лишь наслаждаться невиданной доселе властью…
– Ты чего? – спросил Виктор.
– А?.. – Миша тряхнул головой, разрушая свой рай, – я?..
– У тебя такая потусторонняя улыбка… слушай, – Виктор придвинулся к собеседнику, – неужели жена может достать так, что ты счастлив, избавившись от нее?
– Это не я избавился! – испугался Миша, – она сама ушла.
– Какая разница? Все равно ты от нее избавился, так ведь?
– Так, – Миша кивнул. Он был уже не в состоянии объяснить, что слово «избавился» в его понимании имеет другое значение.
– Хочешь, познакомлю тебя с кем-нибудь?
– Зачем? Думаешь, я так и сидел за ее юбкой?.. – Мишин тон сделался агрессивным, – знаешь, сколько их у меня!.. – он замолчал, смутно понимая, что больше сказать ему нечего. Познакомившись с дневником жены, он даже про Вику не смел рассказать, и рожденная собственным бессилием злоба выплеснулась наружу, – ты – кобель! Тебе б только трахать, а я, вот, понимаю их!..
– И что ж ты понимаешь? – ехидно спросил Виктор.
Для куража Миша «махнул» еще рюмку, но поскольку кураж уже не добавлялся, началось падение настроения.
– Все они – твари, – пробормотал он, глядя на гостя пустым взглядом. Потом лицо его стало подозрительно приближаться к тарелке с салатом.
– Да уж… – Виктор покачал головой, – не зря Экзюпери говорил – мы в ответе за тех, кому наливаем, – и вздохнул, – с той дозы, от которой ты падаешь, Мишенька, мы только гулять начинаем. Пойдем, уложу тебя.
Мишина голова уже безвольно поникла, и подхватив под мышки неуправляемое тело, Виктор довел хозяина до дивана; помог лечь, подсунул под голову мягкого желтого зверя неизвестной породы. Миша тут же поджал ноги, словно замерз, но при этом счастливо улыбался. Виктор посмотрел на него скептически.
– Не, больше мы с тобой выпивать не будем. Не интересно.
Вернувшись на кухню и налив еще рюмку, он остановился у окна, за которым давно стемнело. В доме напротив, за светящимися окнами открывались кусочки чужой жизни: на третьем этаже включился телевизор, женщина на втором возилась на кухне, а мужчина на пятом курил… а если еще чуть поднять голову, то обнаруживалось множество других «окон» – крошечных ярких дырочек в бесконечной черной стене (вернее, в потолке, если рассматривать небо по отношению к земле). Что происходит за теми «окнами», никому не дано знать…
…Оно мне надо? – подумал Виктор, – пусть всякие поэты ломают над этим голову, а у нас есть дела поважнее, – он посмотрел на часы, – в принципе, пора двигать домой…
По-хозяйски убрав в холодильник оставшуюся закуску, он еще раз заглянул к безмятежно спящему хозяину и вышел, аккуратно прихлопнув дверь.
Проснулся Миша посреди ночи, дрожа, то ли от холода, то ли с похмелья. Страха перед неизвестностью не было – он прекрасно помнил, что никуда не выходил из дома, вот только, как они с Витькой расстались?..
…Да нет, поругаться мы не должны, – успокоил себя Миша, – с чего нам ругаться? А остальное, фигня, – перевернулся на спину, – блин, даже не разделся. И почему люди могут пить литрами, а я нет?.. – протер глаза, осматривая комнату в призрачном лунном свете. Из уродливых теней, делающих все вокруг неузнаваемым, возник новый мир, жуткий и интригующий, но в то же время безопасный, как детская сказка. Миша изучал его, переводя взгляд с одного предмета на другой, и вспоминая, кем был «в прошлой жизни» дракон, спрятавшийся за шторой, или слон, устроившийся на месте кресла… возле уха тикали часы, возвращавшие ощущение времени, несвойственное сказкам, – в сказках как?.. Прошло тридцать лет и три года – в одной строке заключено полжизни. А здесь наступит, поделенное на минуты «завтра», и каждую из этих минут надо чем-то занять… а я пьян…
Миша сел. Потер виски, окончательно приходя в себя; нащупал болтавшийся на стене провод и включил бра. Комната обрела совершенно естественный вид. Исчезли слоны и драконы, вернув вещи на свои места, и вместе с ними вернулись реальные обрывки вчерашнего дня.
…Как же я приглашал Витьку, если знаю, что у него не был? – вспомнил Миша, – не мог же он обознаться? Да и никто другой не мог пригласить его ко мне. Значит, объяснение только одно – у меня начались провалы в памяти. Выходит, я не все время сидел у психолога, а успел съездить к Витьке и вернуться… Черт, но так я могу натворить все, что угодно!.. Надо позвонить Якову Самуиловичу и узнать, что он думает по этому поводу…
Миша вышел на кухню. Посмотрел на соблазнительно оставленную бутылку водки, но решил ограничиться стаканом воды. Возвращаясь обратно, взглянул на непривлекательно смятый диван со скорчившимся желтым медведем, и направился в спальню, где стояла всегда готовая к использованию Надина кровать.
…Она ж никогда не собирала ее, а лишь маскировала готовность к разврату розовым покрывалом… тварь!.. – раздевшись, Миша юркнул в давно остывшее гнездышко, – давненько я не спал тут… а зря… – он с удовольствием вытянулся на простыне, еще сохранившей необъяснимый запах женщины, и укрылся с головой легким пуховым одеялом.
Робкое серое утро безрезультатно пыталось пробиться сквозь плотно задернутые шторы, за которыми ночь уже отступала на всех фронтах. Оборона крохотной крепости оказалась достаточно крепка, чтоб проснулся Миша, только когда его организм сам почувствовал потребность в активных действиях.
Как же мудро он поступил, что ночью отказался от водки!.. Голова была почти ясной, а все, происходившее вчера, осталось в каком-то липком тумане, возвращаться в который совершенно не хотелось. Миша раздернул шторы и зажмурился от окатившего его света; взглянул в зеркало. Да, лицо явно не соответствовало состоянию. …Какое-то опухшее и небритое… но верно говорят, чтоб заглушить эмоции, надо напиться. Прошлое сразу размывается, и даже то, что вчера казалось неразрешимой проблемой, превращается в пьяную галлюцинацию – может, оно было, а, может, и не было; зато человек, заново родившись в муках головной боли, живет себе дальше…
Когда Миша вышел из ванной, было почти десять. Позавтракал, мысленно поблагодарив Витьку, спасшего, как минимум, двухдневный запас еды. …Или мы убирали вместе?.. Черт, вот это провалы!.. Кстати, Вике я вчера так и не позвонил, – вспомнил он, – но сегодня воскресенье, так что не все потеряно… Он подошел к телефону.
– Вика?.. (в памяти даже стерлось то, что все бабы – твари. Это, вроде, осталось в пьяном угаре вчерашнего дня). Привет. Это Миша. Я вчера… – он запнулся, не успев придумать себе оправдание, но, оказывается, оно и не требовалось.
– Ой, привет!.. – Викин голос сделался на удивление радостным, – вчера… – она мечтательно вздохнула, – я все утро вспоминаю, каким ты был вчера. Знаешь, раньше я за тобой таких талантов не замечала, – она засмеялась.