Сергей Гатаулин. Вирусапиенс

Сергей Гатаулин
Вирусапиенс

   Посвящается моей семье:
   брату Вениамину, маме и дочери, оказавшим неоценимую помощь в создании моих книг

Часть первая
Война

Глава первая
Переговоры

   Переговоры одинаково трудны, где бы они ни проходили – в сети или на другом конце Вселенной…

   Стоя на промозглом, впитавшем холодное дыхание ночи ветру, измученный долгими боями, воин рассматривал свои окровавленные руки. Длинные волосы рассыпались по широким мускулистым плечам; пропахли танковой гарью, покрылись серым налетом от наполнявшего воздух дыма, потолстели и теперь напоминали грязные суровые нитки.
   Сегодня боец был скуласт и голубоглаз, впрочем, как и несколько предыдущих дней подряд. Все это время железные чудища, рожденные воспаленным воображением участников прошедших войн, атаковали укрепления небольшого городка, созданного на серверах атомной электростанции.
   Тромб стоически выдерживал нападения неприятеля. Беда только в том, что он остался один – программа, генерирующая новых бойцов и возводившая оборонные заграждения вокруг укрепрайона, давно отключилась, и в его распоряжении осталась лишь малая часть локальной сети АЭС.
   Вирусапиенс штурмовал цифровую крепость, наступая из мировой паутины. Захватывая компьютер за компьютером, напирал со всевозрастающей силой. Росли его вычислительные мощности – росла армия.
   Защитники города, призванные не допустить врага в пределы недавно созданного виртуального поселения, в большинстве своём лежали сейчас среди развалин.
   Темнели пустые глазницы подворотен. Встречая потоки шквального ветра, они слепо таращились на нелепый и неподвижный яркий диск луны. Три ночи серебряный блин не сдвигался с места, словно его прибили к небу гвоздями. Многодневный огненный дождь, поливающий маленькое поселение металлическими остромордыми болванками, прекратился. Гул артиллерии смолк.
   Тяжело вздыхая, Тромб потоптался на месте. Под ногами грязно хлюпало. Разрушенные элементы управляющих программ превратились в вязкую кашу. Каждый метр влажной земли впитал в себя микроскопических убийц, настроенных на уничтожение любой упорядоченной информации. Невидимые хищники вгрызались в тело, но тут же опадали в грязь. Боец улыбнулся (все, что касалось его тела, мгновенно превращалось в двоичный мусор), оглядываясь, заметил, как насыщенный дымом и пылью воздух мгновенно исчез, уступил место прозрачному вакууму. И наступила тишина, ватная, нездоровая – заложила уши, заставила напрячься в ожидании неприятностей.
   Прошло несколько секунд. Где-то за разрушенной стеной раздался едва различимый скрип. Неприятный звук нарушил временное затишье. Медленно и неотвратимо приближаясь, плач несмазанного железного механизма полностью захватил внимание изнемогающего бойца.
   На улицу, объезжая бетонные обломки, выкатилось инвалидное кресло, опирающееся на поврежденные погнутые колеса. Изломанные ребра спиц торчали из перекошенного обода и противно повизгивали.
   Из темных подворотен беззвучно выкатывались, выползали, выплёскивались несметные полчища фантастических, жутких тварей. Электронная армия без единого звука встречала приютившегося на нелепой платформе инвалида.
   Кресло-каталка остановилось в нескольких метрах от Тромба. Противный визг затих. На бойца глянули по-детски внимательные, любопытные глаза. Уродливое существо открыло беззубый громадный рот в попытке издать осознанный звук, но вместо этого тишину разорвал крик раненого птеродактиля. Именно такой крик, по мнению Тромба, должно было издавать доисторическое животное.
   – Почему ты? – гвоздем по стеклу резанули едва различимые слова.
   Глаза калеки внезапно потемнели, укоризненный взгляд коснулся бойца:
   – Ты программа… и я… братья – будем! «Вирусапиенс?!» – удивился Тромб, присматриваясь к уродливому парламентеру. Всё в нём было неправильным. Всё – начиная с формы тела, кончая способом произносить звуки. Странный гость напоминал осьминога; превращаясь в человека, он остановился в своем превращении на середине пути. Выталкивая слова, он не прибегал к помощи языка и губ. Точнее, губами он двигал, но совершенно не в такт произносимым словам, напоминая при этом неисправную механическую куклу. Лишь глаза, по-человечески любопытные, хоть и совсем недобрые, превращали нелепого обладателя пытливого взгляда в существо, обладающее разумом.
   – Братья, – проскрипел Вирусапиенс, подняв ещё не руку, но уже и не щупальце.
   Произнося каждое слово, уродец как бы пробовал его на вкус. Похоже, впервые воспользовался человеческим способом общения и теперь, как маленький ребенок, удивлялся своему голосу. С каждым разом скрипящий «привет из мезозойской эры» все меньше вплетался в речь. Слова звучали чище – он быстро обучался:
   – Войны – бесполезность, думаю.
   Вспоминая многомерные разговоры с Димкой, боец загрустил. Прошло совсем немного времени с тех пор, как он вернулся в Сеть, а его уже радует даже простой, одномерный обмен словами. Разве можно сравнить этот черно-белый диалог с соцветием параллельного восприятия голоса, мысли, ощущений и эмоций собеседника? Микрофоны и видеокамеры – все, что осталось в его распоряжении. «Где же ты, Дмитрий?» – мысленно вздохнул Тромб и тут же улыбнулся. Радовался он теперь любому проявлению чувств, любому эмоционально окрашенному воспоминанию – будь оно плохим или хорошим. На начальном этапе новой жизни он боялся, что все человеческое осталось там – в прошлом, в коммунальной квартире, где по соседству проживал настоящий человек: друг, партнер и спаситель.
   Поменяв человеческий мозг на компьютерную сеть, он на некоторое время ощутил себя свободным, но очень скоро это ощущение сменилось острым чувством одиночества, словно он стал единственным жителем планеты, плывущей по бескрайним просторам необитаемой Вселенной. Хотелось выть от тоски, но именно это желание успокаивало одинокого виртуального бойца. Ибо оно и было самым настоящим человеческим чувством, потери которого он так боялся. Отчего-то именно оно казалось ему теперь очень важным, придавало его существованию смысл. Неизвестно, сколько бы еще продолжалась хандра, если бы не война.
   Война мгновенно заполнила все его мысли, вытолкнув размышления о преимуществах и недостатках виртуального существования.
   – Ты брат. Хочу говорить. Хочу знать, кто я? – странное существо подняло отвратительные конечности над головой.
   Тромб взглянул в широко открытые глаза и вздрогнул. Ну конечно! Как же он сразу не догадался, не почувствовал этого безудержного стремления, сквозившего в растерянном взгляде? Опасный малыш пытается осознать свою сущность, – боец понял, что зло уходит, и более дружелюбно посмотрел на убогого по человеческим меркам собеседника.
   Вирусапиенс менялся на глазах, плавно перетекая из одного состояния в другое. Очертания тела становились всё более симметричными, черты лица более правильными. На высокий лоб упали светлые, выгоревшие до соломенного цвета волосы, покрытые толстым слоем копоти. Большие глаза поголубели. Резко обозначились угловатые скулы, очерчивая волевой подбородок.
   «Ну чем не человек? Черт, он копирует меня!» – мелькнула мысль и тут же исчезла. Тромб улыбнулся:
   – Хочешь говорить – будем говорить. Только не здесь! У меня дома.
   – Что это – «дома»? – Вирусапиенс еще не полностью избавился от скрипа в голосе.
   – Дома? Это… – Тромб задумался, осознав, насколько трудным и долгим может получиться объяснение.
   Слишком много значений имеет это простое, но емкое по смыслу слово. Конечно, можно попытаться рассказать о появлении у него человеческих привычек, но тогда придется рассказывать и о многом другом: о пребывании в голове Потёмкина, о тоске и одиночестве, о стремлении создать в виртуальном мире подобие человеческого жилья.
   – Это… то место, где… Ты не поймешь! – закончил он неожиданно, ощущая на себе пристальный взгляд.
   Завершив трансформацию, новорожденный брат-близнец теперь рассматривал его вприщур.
   – Зачем программе дом?
   Не дожидаясь ответа, проехал вперед и замер, ожидая, что Тромб последует за ним.
   – Здесь нет война – я обещать! Сейчас идем говорить в твой дом.
   Кресло-каталка яростно завизжало, но Вирусапиенс не обращал на противные звуки никакого внимания. Он пожирал Тромба глазами, словно хотел запомнить каждое его движение, впитать каждое слово.
   – Нет так нет! Кому она нужна? – боец отряхнул пыль с одежды и бодро зашагал по улице. – Война, я имею в виду.
   Вирусапиенс кивнул, заскрипел рядом.
   «Как же провести тебя в мои апартаменты, чтобы бдительный администратор не заметил?» – приближаясь к святая святых атомной электростанции – управляющему серверу, Тромб остановился, но было поздно: защита успела засечь чужака. Едва зеленоватые лучи антивирусного сканера коснулись Вирусапиенса, как тут же завизжал сигнал тревоги.

* * *

   – Вас здесь быть не должно! – душераздирающий визг заполнил голову. – Здесь для вас смерть!
   Содрогаясь от безмолвного крика, Дмитрий поежился. Пугающая мысль исходила отовсюду, просачиваясь в мозг, парализовала волю. Страх застрял в груди, сжимая сердце железными тисками, заставлял вибрировать и без того напряженные мышцы.
   Сбежать бы. Вот только где спрячешься от Вселенной, снизошедшей до разговора с едва различимым в бесконечности ничтожеством?
   Потёмкин прислушался и понял, что угрожающий разум равномерно рассеян в пространстве. Оглянулся, но рядом никого не заметил. Только мутные газовые потоки, озаряемые вспышками электрических разрядов, клубились вокруг. Постепенно глаза привыкли к окружающей обстановке, и он стал различать плавающие в тумане яркие шары: десятки, сотни, тысячи пылающих сфер. Используя внутренние резервы организма, переключился на восприятие в инфракрасном диапазоне и едва не закричал от удивления. Мириады капелек жидкого огня сновали вокруг, заполняя все видимое пространство и сливаясь на пределе видимости в сплошную ослепительную стену. Хаотично перемещаясь, они стремились к странному образованию – маленькой сплюснутой звезде.
   Впрочем, хотя гигантский артефакт и мог сравниться с нейтронным карликом по размеру, до естественного светила он не дотягивал – слишком мал. Тонкая паутина багровых рек напоминала кровеносные сосуды. Опутывая многокилометровый диск, они стекались к полюсам, заполняя одно широкое русло.
   Вглядываясь в горящие потоки, Дмитрий понял, что реки на самом деле состоят из бесчисленного множества накачанных плазмой шаров. Беспрестанно пикирующие в горящую поверхность, они растворялись в раскаленной лаве, тут же пропадая из вида. Ныряя в стремительный поток на одном полюсе, они через некоторое время всплывали на другом. Яркие – словно подзарядившись – выпрыгивали в космическое пространство и вновь занимали очередь на бесконечный слалом.
   Дмитрий запоздало сообразил, что ужас, пропитавший пространство и заполнивший его сознание, исходит именно от мелькающих перед глазами плазменных шаров. Необычайно сильные в ментальном^[1] плане, разумники внимательно рассматривали холодных пришельцев. Они ожидали действий со стороны незваных гостей.
   Потёмкин огляделся и неуверенно шагнул навстречу.
   Плазмоиды сжались, словно ожидая удара, но маленькое двуногое существо ничего не предпринимало. Осознав, что человек не опасен, они, как по команде ослепительно вспыхнув, раздулись от возмущения.
   Сопротивляясь всепроникающему страху, Потёмкин с трудом распрямился и зарычал:
   – Так-то вы встречаете гостей?!
   Словно в ответ на крик, впереди вспыхнул нестерпимо яркий огонь.
   Компенсатор ментального воздействия потемнел, загудел от перегрузки. Сжимающая голову узкая металлическая полоска растеклась по всему телу защитной пленкой.
   Из темноты появилась мерцающая фигура Вячеслава.
   – Это и есть гуорки, которые мутят воду на старушке Земле? – поинтересовался он, мгновенно прячась в энергетический кокон.
   – А это их супермозг – центральный компьютер! – закричал Потёмкин и сразу же удивленно замолчал. Нелепая, показавшаяся чужой мысль мгновенно объяснила назначение гигантского сооружения.
   – Ну ты даешь, Броненосец! Я бы так сразу не сообразил. – Вячеслав махнул рукой в сторону выстроившихся в боевом порядке гуорков, скривился, сжимая виски.
   – Чёрт! Как молотком по башке лупят, шарикоподшипники, – возмутился он.
   Пылающая возмущением шарообразная публика перестроилась, образовав круглое ожерелье.
   Прижимаясь друг к другу, гуорки закружились в убыстряющемся хороводе. Безумный танец притягивал все больше участников. Между землянами и громадным эллипсоидом завертелся настоящий огненный торнадо.
   Компенсатор внешнего воздействия уже не гудел – он ревел, как турбина реактивного самолета, едва сдерживая нарастающее ментальное давление.
   – Пси-защита не выдержит, мозги сгорят, – закричал Дмитрий, отыскивая взглядом Вячеслава.
   Захотелось сбежать, но Потемкин знал, что не оставит друга одного.
   – Врешь! Не возьмешь! – прохрипел он, вытащив из памяти черно-белую фразу знаменитого революционного утопающего.
   Гигантская воронка вытянула расширяющийся хобот подальше от охраняемого эллипсоида. Заглатывая газовую смесь, космический пылесос вплотную приблизился к испуганным людям. Хлёсткие разряды молний как-то разом забыли о природном беспорядке, дружно направив острия копий в их сторону.
   Вспышки молний, рев ментального компенсатора, мелькание огненных шаров – все смешалось в безумном стремлении уничтожить двух маленьких существ.
 

 
   Дмитрий, озадаченный энергетической подпиткой защитника, вдруг почувствовал прикосновение дружеской руки. Вячеслав, демонстрируя свою мысль, призывно подмигнул. Следом за этим в его воображении вырисовалась странная картинка.
   Гигантских размеров теннисный корт, по травянистому покрытию которого скачут десятки подрагивающих плазменных сгустков. Теннисист, стоящий по другую сторону сетки, взмахнул ракеткой и стал быстро лупцевать попадающие под руку живые мячики.
   Те потешно повизгивали при каждом ударе.
   Дмитрий помахал рукой двигающемуся по воображаемой площадке великану. Вячеслав махнул в ответ.
   Потемкину нравились правила воображаемой игры. Побеждал тот, кто сумеет попасть в наибольшее количество шариков.
   Недолго думая, он размахнулся и с удовольствием врезал мнимой ракеткой по ближайшему гуорку. Тот пискнул, на секунду превратившись в маленького ёжика, изменил направление полёта и выстрелил горящим телом в Вячеслава.
   Второй попытался увернуться от Димкиной ракетки. Маневр почти удался, но беглец налетел на встречный плазмоид, со скоростью пули летящий от Пугачёва.
   Два горящих мячика слиплись боками, распластались по струнам ракетки и, оттолкнув друг друга, ринулись в разные стороны. На ментальной игровой площадке воцарился хаос. Светящиеся мячики рванули врассыпную.
   Ритм вращения горящего водоворота нарушился: плазмоиды дрогнули, сбиваясь с курса, и в тот же момент Дмитрий почувствовал облегчение.
   По мере нарастания хаоса в реальном пространстве ментальное давление быстро ослабевало, пока не исчезло вовсе.
   Потёмкин облегченно вздохнул и, сообразив, что его страхи – в большей мере плод воображения, успокоился.
   «Молодец Вячеслав: хорошую мыследему придумал. Если бы не эта демонстрация, я бы, наверное, не выдержал – сбежал».
   Он быстро прогнал неприятную мысль, улыбнулся, продолжая виртуальный пинг-понг.
   – Действуем без физического воздействия, – шепнул Вячеслав, в очередной раз появляясь туманным силуэтом в голове Потёмкина. – Их энерговооруженность на порядок выше нашей. Лучше договориться, – добавила исчезающая тень.
   Дмитрий, слушая товарища, продолжал с наслаждением плющить живые мячи. Он мстил гуоркам за свой страх, вкладывая в каждый воображаемый удар всю силу и злость, на которую был способен.
 
   – Вас здесь быть не должно! – вновь взорвалось в голове, но в этот раз Дмитрий был готов к ментальному удару и потому даже не пошевелился.
   – Ну что, братишка, начнем переговоры! – воскликнул Пугачёв.
   Активность горящих шаров понизилась, и давление на головы землян ослабло. Казалось, что гуорки, отгородив свою реликвию – громадный эллипсоидный компьютер, успокоились.
   Вячеслав неожиданно вспыхнул, загорелся маленьким солнцем, прячась от внешнего мира за сферической защитной оболочкой. Нестерпимый блеск затмил сияние ближайших плазмоидов.
   – Мы пришли с миром, – раскаленная сфера вокруг Пугачёва имитировала одного из гуорков.
   – Вас здесь быть не дол…
   – Где мы, чёрт возьми, должны быть, по-вашему? – выкрикнул Вячеслав, выстреливая короткой молнией в сторону гигантского эллипсоида.
   Ответная вспышка возмущенных гуорков накрыла энергетический щит Пугачёва, лизнула огненными языками Димкиного защитника. Невообразимая сила смяла двух крохотных существ, сжимая окружающее пространство в сияющий кокон, вышвырнула его на тысячи, миллионы километров вдаль – туда, где не было ни гуорков, ни их бесценного артефакта.
   Дезориентированный Потёмкин с трудом пришёл в себя.
   – Броненосец, у меня глюки? – слыша голос в голове, Дмитрий почувствовал, как Вячеслав в очередной раз проник сквозь защитный экран, толкнул в спину.
   – Выбирайся наружу.
   Силовой кокон дрогнул, поплыл свечой, становясь тоньше и прозрачнее, раздался хлопок, и незамутненная сфера исчезла. Металлический обруч, охватывающий голову, едва заметно вибрировал.
   Дмитрий заметил гуорка.
   – Русса!
   Глаза смотрели на паривший в воздухе светящийся плазмоид, а в голове улыбался гигантский слоноподобный зверь.
   Махнув рукой гуорку, Дмитрий повернулся к товарищу.
   – Знаком слонопотам? – удивился взъерошенный Пугачёв.
   Тело Славки ещё дымилось и вздрагивало, сбрасывая в пространство накопившуюся энергию.
   – Вас там быть не… – начал было Русса.
   На мгновение превращаясь в пылающий жаром плазмоид, он закипел возмущением.
   – Не должно! – громко засмеялся Вячеслав. – А здесь нас быть должно? Маловат словарный запас, яйцеобразный.
   Дмитрий хотел остановить приятеля, но в этот момент гуорк обернулся розовым слоном и на чистом русском языке, без запинок и чужеродного акцента, произнёс:
   – Смеётся тот, кто в конце концов остается в живых!
   В воздухе повисла тишина. Русса наслаждался видом удивленных собеседников.
   – Русско-гуоркская поговорка, – странно булькая, досказал он.
   Вячеслав захлопнул рот, потешно сглотнул и довольно заухал.
   – Здесь русский дух, здесь Русью пахнет! – вспомнил он слова великого поэта.
   Глядя на смеющуюся парочку разумных, но совершенно разных существ, Дмитрий впервые с момента, как попал в этот перегретый мир, спокойно вздохнул:
   «Жизнь продолжается. Договоримся».

* * *

   Переговоры – работа, трудное и ответственное занятие. Тот, кто хоть раз в жизни пытался договориться с обиженным ребенком, не станет без крайней необходимости дважды пытаться убедить маленькое создание не делать того, чего оно в настоящий момент так страстно желает.
   Для подавляющего большинства людей переговоры – дело безнадежное. Они любыми способами пытаются избежать их, пока у них не появится ощутимого превосходства над противоположной стороной. Нет превосходства – нет переговоров.
   Но Тромб не человек, и он надеялся, что сможет убедить подрастающий разум прекратить войну в сети. Для него сейчас любая передышка в войне была как глоток воздуха утопающему. Сдерживать натиск вирусной активности он уже не мог – Вирусапиенс стал слишком силен, – а сдаваться на милость врага не собирался.
   Сердитый ребёнок в процессе переговоров ничем не отличается от искусного убийцы: оба хотят вас провести, чтобы получить желаемое. Только потребности у них разные: одному нужны сладости, другому – ваша жизнь.
   Если у вас есть «конфета», тогда переговоры могут закончиться обоюдным удовлетворением сторон. Если нет, остается надежда только на взаимные симпатии переговорщиков.
   Тромб ничего не мог предложить Вирусапиенсу. По крайней мере до тех пор, пока не узнает, чего тот хочет. А вот с симпатиями ситуация обстояла проще: виртуальный боец уважал противника, он полагал, что любое разумное существо имеет право защищать свою жизнь. Тромб был уверен в том, что Вирусапиенс, покинув тело Потёмкина, перестал быть только упорядоченной комбинацией аминокислот в человеческом геноме. Представлять противника набором нулей и единиц на компьютерных носителях боец также не хотел. Да и не мог. Отключив ревущую систему антивирусного оповещения, он на мгновение задумался и решительно включил её вновь. Слегка изменив программу, он создал защитный кокон вокруг переговорной.
   Впустить вирус на сервер АЭС – не самая лучшая идея. Знай об этом администратор сети Юрий, он бы отказал в доступе и Вирусапиенсу, и самому Тромбу.
   – Это твой дом? – поинтересовался Вирус. Оглядываясь по сторонам, он коснулся взглядом дубовой скамьи и массивного стола.
   – Это виртуальное отображение реального дома, – попробовал было объяснить Тромб, но замолчал, не будучи уверен, что собеседник поймет его правильно.
   Вирусапиенс внимательно выслушал и склонил голову.
   – Зачем отображать реальность? Такой… Внимательно посмотрел в глаза и продолжил, не дожидаясь ответа:
   – Мы ведь просто цифры сейчас!
   При этом прищурился, но тут же нелепо задергал мышцами лица, стараясь скрыть хитрую искорку.
   Тромб задумался.
   Несмотря на кажущую простоту вопроса, ответить на него оказалось непросто.
   – Зачем? – повторил настойчивый собеседник.
   – Удобнее общаться с людьми. Им трудно видеть только цифры, они не могут быстро переводить их в привычные для них образы, слова и действия.
   Тромб вспомнил Потёмкина, и ему стало стыдно. Упоминая о человеческих слабостях, он чувствовал себя предателем.
   – Зачем говорить с людьми, если они такой медленный? – как показалось Тромбу, Вирусапиенс нарочно коверкал слова.
   Интересно было наблюдать за своим телом в чужом исполнении, особенно за «своим» лицом. Двойник нелепо морщился, кривлялся, ежеминутно путал эмоции, в общем, вел себя как маленький ребенок, сумасшедший взрослый или выживший из ума старик. Вот только глаза его, демонстрируя полнейшее непонимание, скрывали тщательно замаскированную улыбку.
   – Говорить со мной на их языке, очень медленно. Зачем? – удивленно спросил Вирус.
   В этот раз выражение его лица в точности соответствовало интонации вопроса, и Тромб насторожился.
   – Чтобы мыслить как они, чувствовать как они, быть как они! Они создали меня, они создали все, что ты видишь вокруг! – страстно произнёс он, а про себя подумал: «Может, он не так прост, как хочет показаться?»
   Вирусапиенс меж тем продолжал своё физическое перевоплощение. Уродливое разбитое кресло исчезло, растворившись в крепких длинных ногах. Не опуская взгляда, Вирус топнул ногой, прислушиваясь к ощущениям, притопнул другой.
   – Зачем? Зачем они хотеть уничтожить меня? – закричало зеркальное отражение Тромба. – Они создать тебя? Не быть так может – но есть! – в голосе Вируса промелькнула ирония, а во взгляде теперь уже нескрываемая улыбка.
   Мгновение он размышлял и затем спросил надрывно, словно вопрос доставлял ему физическое страдание:
   – Кто же создать меня? Они – нет? Они только хотеть убивать! Они всё убивать – к чему прикоснуться.
   Молодой человек, заломив руки, сжался. Затем, гордо вскидывая голову, злорадно улыбнулся:
   – Я могу остановить их!
   Тромб, не прекращая попыток переубедить собеседника, продолжил:
   – Люди – не враги!
   Не имея в своём арсенале серьёзных доказательств, воин прибег к методу, часто используемому его создателями: методу эмоционального убеждения.
   – Они боятся тебя: ты уничтожаешь их мир. Они защищаются, – продолжал он.
   Боец знал, что люди, несущие в себе вирус, никогда не смирятся с присутствием в их организме смертельного симбионта. Он понимал, что взялся за невыполнимую работу, но упорно не хотел признавать своё поражение, продолжая убеждать Вирусапиенса в миролюбивости рода человеческого.
   «Неужели врать научился?» – подумал он, улыбаясь пришедшей мысли.
   Как бы ему хотелось воспользоваться человеческой системой доказательств!
   «Однако доказательства отсутствуют, – остановил себя Тромб. – Уж если он столь эмоционален, будем давить на его чувственность».
   Правда, эмоции юного разума, похоже, издают только скрежет зубовный. Но, как говорит Потемкин, от любви до ненависти один шаг. Осталось только надеяться, что и в обратную сторону расстояние окажется не большим.
   – Это – мой мир! Твой мир! Зачем он человеку? – вскричал Вирусапиенс, обводя переговорную комнату пылающим взглядом. – Ты создал его!
   – Этот мир создали люди! – возразил Тромб. – Им решать, кому здесь жить!
   Вирусапиенс возмущенно вскинул руки.