Страница:
В комплекс научного городка Политехнического института, кроме главного здания, вошли служебные здания, два больших четырехэтажных дома для профессоров и преподавателей, амбулатория, котельная, а также красивая водонапорная башня (гидробашня). Построенная в 1905 году, она и сегодня своим необычным архитектурным обликом служит своеобразной высотной доминантой среди комплекса построек института.
«При строительстве Политехнического института учитывались все технические новинки того времени, – указывает Галина Николаевна Есиновская. – Так, например, создали специальные устройства, позволяющие засасывать сосновый воздух прямо из парка, и по заложенным в стенах трубам подавать его в аудитории. Остатки двух небольших сооружений для размещения насосов можно было видеть еще в начале 1950-х годов примерно на том месте, где потом установили стелу в память погибших на войне политехников-ополченцев».
Катание на санях на территории Политехнического института в Масленицу. Фото 1914 года
Строительная площадка перед Механическим павильоном. Фото начала XX века
Как отмечает историк Санкт-Петербурга A.B. Кобак, после появления здесь Политехнического института Лесной стал представлять из себя уникальное сочетание дачного предместья и научно-академического центра – своего рода «петербургский Кембридж». Он стал третьим академическим центром Петербурга после стрелки Васильевского острова и района Технологического института. Особенное же развитие научная жизнь Лесного получила в советские годы. Редко где на таком ограниченном пространстве можно встретить столько научных учреждений. Лесновские лаборатории и кафедры были часто местами великих научных открытий, составивших славу отечественной науки…
В 1912 году военное ведомство заказало Я.М. Айвазу изготовить 1 миллион прицельных рамок для винтовок. Акционерное общество «Айваз» (его учредителями стали в 1911 году сам Я.М. Айваз, купец В.М. Катлама и почетный гражданин Н.П. Вязмитинов) получило кредиты и приобрело на них, в частности, десять смежных участков земли в Лесном для строительства новых заводских корпусов. Первое производственное здание построили в 1912 году и заняли под механическое отделение.
На следующий год рядом с этим корпусом стал строиться еще один корпус «Айваза» – для производства электроламп. Новое предприятие получило название «Светлана». Считается, что название выбрали по нескольким причинам: во-первых, это красивое женское имя, во-вторых, в нем содержалось ключевое слово «свет». Есть и еще одна версия: «Светлана» расшифровывается буквально как «световая лампа накаливания».
К Первой мировой войне завод «Новый Айваз» в Лесном являлся одним из крупнейших петербургских предприятий. В его составе находились три специализированных производства – механический завод, выпускавший прицельные рамки для винтовок, машиностроительный, где производились табачные машины, и завод электроламп «Светлана». Первая мировая война сыграла на руку владельцам «Нового Айваза» – они наживались на военных заказах. Только за 1915 год завод заключил контрактов на 30 миллионов рублей…
Быт и благоустройство
Лесновские «огнеборцы»
«При строительстве Политехнического института учитывались все технические новинки того времени, – указывает Галина Николаевна Есиновская. – Так, например, создали специальные устройства, позволяющие засасывать сосновый воздух прямо из парка, и по заложенным в стенах трубам подавать его в аудитории. Остатки двух небольших сооружений для размещения насосов можно было видеть еще в начале 1950-х годов примерно на том месте, где потом установили стелу в память погибших на войне политехников-ополченцев».
Катание на санях на территории Политехнического института в Масленицу. Фото 1914 года
Строительная площадка перед Механическим павильоном. Фото начала XX века
Как отмечает историк Санкт-Петербурга A.B. Кобак, после появления здесь Политехнического института Лесной стал представлять из себя уникальное сочетание дачного предместья и научно-академического центра – своего рода «петербургский Кембридж». Он стал третьим академическим центром Петербурга после стрелки Васильевского острова и района Технологического института. Особенное же развитие научная жизнь Лесного получила в советские годы. Редко где на таком ограниченном пространстве можно встретить столько научных учреждений. Лесновские лаборатории и кафедры были часто местами великих научных открытий, составивших славу отечественной науки…
* * *
Промышленных предприятий в Лесном находилось довольно мало, но об одном из них просто нельзя не сказать. Оно появилось здесь в 1912 году и принадлежало предпринимателю Якову Моисеевичу Айвазу, открывшему еще в 1889 году собственную мастерскую на Невском проспекте, в которой делались папиросные гильзы. За десять лет мастерская, где изготовили одну из первых в стране гильзонабивочных табачных машин, превратилась в большое предприятие. Оно расширяло ассортимент своей продукции и, соответственно, для новых производств требовались новые площади.В 1912 году военное ведомство заказало Я.М. Айвазу изготовить 1 миллион прицельных рамок для винтовок. Акционерное общество «Айваз» (его учредителями стали в 1911 году сам Я.М. Айваз, купец В.М. Катлама и почетный гражданин Н.П. Вязмитинов) получило кредиты и приобрело на них, в частности, десять смежных участков земли в Лесном для строительства новых заводских корпусов. Первое производственное здание построили в 1912 году и заняли под механическое отделение.
На следующий год рядом с этим корпусом стал строиться еще один корпус «Айваза» – для производства электроламп. Новое предприятие получило название «Светлана». Считается, что название выбрали по нескольким причинам: во-первых, это красивое женское имя, во-вторых, в нем содержалось ключевое слово «свет». Есть и еще одна версия: «Светлана» расшифровывается буквально как «световая лампа накаливания».
К Первой мировой войне завод «Новый Айваз» в Лесном являлся одним из крупнейших петербургских предприятий. В его составе находились три специализированных производства – механический завод, выпускавший прицельные рамки для винтовок, машиностроительный, где производились табачные машины, и завод электроламп «Светлана». Первая мировая война сыграла на руку владельцам «Нового Айваза» – они наживались на военных заказах. Только за 1915 год завод заключил контрактов на 30 миллионов рублей…
Быт и благоустройство
Как уже говорилось, Лесной долгое время являлся уникальным сочетанием дачного предместья и научного пригорода. И хотя любые бытовые подробности по своей значимости совершенно не могут сравниться с событиями научной жизни, лесновский быт заслуживает самого серьезного внимания.
Каким же знали Лесной петербуржцы конца XIX – начала XX веков? Сведения о бытовой жизни Лесного можно встретить во множестве старых путеводителей и справочников тех лет.
Лесной являлся полугородом-полупригородом, уютным, тихим, сонным, со своим особым ритмом жизни. Сообщение Лесного с Петербургом осуществлялось двумя основными способами: по конно-железной дороге (конке) и по Финляндской железной дороге через станцию Ланскую. Вагоны конно-железной дороги ходили от Михайловской площади и Технологического института по Литейному проспекту и доезжали до клиники Виллие на Выборгской стороне.
Облик Старо-Парголовского проспекта (ныне проспект Мориса Тореза). Фото начала XX века
Оттуда шла пригородная паровая конка – по Большому Сампсониевскому, Выборгскому шоссе, затем по Новосильцевской улице и далее через весь Лесной до часовни у Большой Спасской улицы. Паровик двигался с шумом и пыхтением, оставляя за собой клубы черного дыма, долго стоял на многочисленных разъездах и в ожидании встречных поездов. «Старые, много лет перемонтированные паровики часто на пути портятся, происходят неприятные задержки», – замечала одна из столичных газет.
Поезд «паровой конки» на 2-м Муринском проспекте. Фото начала XX века
«Паровичок» в Лесном. Фото начала XX века
Летом к составу прицепляли открытый двухэтажный вагон с «империалом». «Состоятельные пассажиры располагались внутри вагонов, уплачивая за проезд шесть копеек, те, кто победнее, лезли по витой лестнице на империал либо устремлялись на передние площадки, где билеты стоили на две копейки дешевле, – вспоминал впоследствии актер и писатель Борис Михайлович Филиппов, живший в Лесном в начале XX века. – Экономия неизбежно приводила к тому, что пассажиры „второго класса“ прибывали к месту назначения закопченные, как кочегары».
Тем, кто выбирал путь в Лесной по линии Финляндской железной дороги, приходилось от станции Ланская до центра Лесного порядочное расстояние проходить пешком. В 1910-х годах в Лесной проложили трамвайную ветку.
Круглый пруд на пересечении 2-го Муринского и Институтского проспектов. Фото начала XX века (из фондов ДЦИВ)
У Круглого пруда, на пересечении 2-го Муринского и Институтского проспектов. Фото начала XX века
К концу XIX – началу XX века в Лесном существовало несколько центров жизни. Один находился у Круглого пруда на пересечении 2-го Муринского и Институтского проспектов. Круглый пруд, соответственно своему названию, имел круглую форму, был небольшим и неглубоким, огороженным живой изгородью и обсаженным деревьями. Второй центр Лесного, который старожилы до сих пор называют «пятачком», располагался у перекрестка в районе нынешней площади Мужества, где раньше сходилось несколько улиц Лесного. Тут в начале XX века находилось много торговых заведений – аптека Шлезингера, булочная купца Сотова, писчебумажный магазин и другие.
Главным проспектом Лесного служил 2-й Муринский, имевший для Лесного, как отмечал М.И. Пыляев, «значение Невского проспекта, где сосредоточены главным образом лавки и магазины». Здесь размещались булочные, виноторговые, галантерейные, овощные, посудные, портерные и прочие лавки.
2-й Муринский проспект, угол Малой Спасской улицы. Фото начала XX века
А вот Выборгское шоссе (нынешний проспект Энгельса), по отзывам современников, являлось едва ли не самым злачным местом северных районов. Здесь находилось большое количество постоялых дворов, чайных и трактиров. И хотя на вывесках значилось «без крепких напитков», верить этому было нельзя.
Одно из самых больших жилых зданий в Лесном, появившееся в начале XX века, сохранилось на 2-м Мичуринском проспекте (возле исчезнувшего ныне Круглого пруда)
Днем посетители этих заведений – пригородные крестьяне, «чухонки» и рабочие ближайших заводов. «По ночам же публика совершенно меняется, – отмечал современник. – Едва начинает темнеть, как со всей Выборгской стороны, из Новой Деревни, Черной речки, Шувалово и т. д. начинают стекаться на шоссе всевозможные типы темного Петербурга». Тут ночевали нищие, попрошайки, мошенники и прочий сброд.
Репутацию одного из наиболее злачных лесновских мест в начале 1910-х годов имел перекресток Выборгского шоссе и Английского проспекта (ныне проспект Пархоменко). Как отмечал обозреватель газеты «Вечернее время», здесь расцвел «пышный букет кабаков». В начале июня 1912 года он пополнился еще одним питейным заведением: здесь открылась пивная от завода Калинкина. «Итак, на этом пункте сконцентрировано: ресторан, пивная „Старой Баварии“, гостиница, пивной склад и новая пивная лавка завода Калинкина, – писал современник. – Допустимо ли на протяжении 75 шагов, да еще неподалеку от церкви, громоздить эти злачные места?»
Тем не менее Лесной считался одним из самых здоровых в природном отношении мест под Петербургом. Так, по словам известного бытописателя столицы В.О. Михневича, Лесной «по высоте своего положения пользуется славой – самой здоровой из всех петербургских окрестностей». Несколько портили репутацию густые лесновские туманы, возникавшие иногда из-за обилия прудов и (по Михневичу) «из-за близкого соседства Парголовских озер и болот».
Выборгское шоссе возле Орлово-Новосильцевской богадельни (слева). Фото начала XX века (из фондов ДЦИВ)
«Удобное сообщение, расположение в пределах почти городской черты, обилие растительности, какую представляют роскошный Институтский парк, Беклешовский сад с прудами и лодками для катания, сосновый лес и сравнительная дешевизна помещений – вот плюсы Лесного как дачной местности», – отмечалось в «Иллюстрированном практическом путеводителе по С.-Петербургу и его окрестностям», изданном в 1905 году.
…Жгучей проблемой для жителей Лесного являлось благоустройство этих мест, поскольку оно оставляло желать лучшего. И если Лесной действительно привлекал много дачников, то главным образом своей близостью к городу и природными достоинствами, но никак не удобствами дачной жизни, которых было попросту очень мало.
Как отмечалось в обзоре «Петербургские дачные местности в отношении их здоровости», опубликованном в 1881 году, «в устроенные по бокам улиц канавы, соединяющиеся в большинстве случаев с прудами, стекают уличные нечистоты, дождевая и банная вода, помои, а также и части жидких нечистот из домов и жилищ». Лесные ароматы воздуха нередко заглушало зловоние при вывозе содержимого выгребных ям, в ящиках и бочках на конных подводах, что делалось небрежно и неряшливо.
В Беклешовом саду возникло кладбище для животных, павших от заразных болезней. «За недостатком места, оно совершенно переполнено трупами, вдобавок содержится крайне небрежно, трупы зарываются настолько дурно, что на поверхности земли видны лужи крови и даже головы лошадей, умерших от сопа, между тем место это непосредственно прилегает к дачам Лесного».
Необходимость благоустройства Лесного витала в воздухе, пока, наконец, в 1896 году группа местных домовладельцев во главе с Александром Ивановичем Янковым не создала «Общество содействия благоустройству местности Лесного». Своей первой задачей Общество считало замощение улиц и их освещение, поскольку в Лесном, уже достаточно густо населенном, все еще не было ни одной мощеной улицы.
«Грязь здесь, что называется, невылазная и, кажется, неустранимая при той небрежности к вопросам о благоустройстве, которую проявляют здешние домовладельцы», – говорилось в одной из столичных газет. А по признанию другого газетчика, «если начали благоустраивать Лесной, то надо прежде всего сделать его улицы проезжими. Большинство дорог находится в ужасном виде».
По существовавшим в петербургском уездном земстве правилам, оно брало на себя мощение улиц лишь в том случае, если домовладельцы вносят одну треть стоимости этих работ и берут на себя ответственность за дальнейшее содержание мостовой. Поэтому Общество благоустройства обратилось к домовладельцам с напоминанием об их обязанностях, но далеко не все откликнулись на призыв, а большинство вообще категорически отказались участвовать в этом деле. Поэтому мощение улиц Лесного шло очень медленно. К началу 1910-х годов удалось замостить почти весь 2-й Муринский и Институтский проспекты, Большую и Малую Спасские улицы, Большую Объездную улицу и часть Английского проспекта.
В отношении освещения улиц деятельность Общества оказалась более продуктивной: с домовладельцев почти всех улиц удалось собрать требуемую сумму для установки керосиновых фонарей. Прошло немного времени, и в конце 1900-х годов Общество благоустройства решило осветить Лесной электричеством. Оно разослало по всему Лесному опросные листы, чтобы определить, сколько нужно лампочек в частных квартирах и торговых заведениях. Оказалось, что потребность очень большая, и уже в конце 1910 года «Общество электрического освещения» раскинуло по всему Лесному электрическую сеть.
С января 1913 года на главных артериях Лесного на смену прежним керосиновым «коптилкам» пришли фонари с электрическими лампами. Это стало рождественским подарком жителям Лесного со стороны земства. Что же касается остальных улиц Лесного, то здесь земство обязывалось поставить электрические фонари только при условии, что домовладельцы уплатят по 17 рублей с полтиной за каждый фонарь. Процесс сразу же замедлился.
С самого начала своего существования Общество благоустройства обратило внимание и на «оздоровление» Лесного. Еще в 1896 году по ходатайству Общества Петербургское уездное земство ассигновало тысячу рублей на приведение в порядок уличных канав. Еще больше вопрос «оздоровления» сдвинулся с места, когда в начале XX века в Лесном стали появляться дома с удобствами – «водопроводом, ваннами и ватерклозетами».
Дорога в Сосновку. Фото начала XX века
Малая Спасская улица. Фото начала XX века
Шагая в ногу со временем, Общество благоустройства выработало при участии специалистов проект устройства канализации в Лесном из непроницаемых труб для «грязных домовых вод», при этом для стока ливневых вод предполагалось оставить прежние открытые канавы, только вымощенные булыжником. Уездное земство одобрило проект и постановило ассигновать требуемую сумму, но с прежним условием: домовладельцы должны дать одну треть стоимости работ. И снова домовладельцы не пошли навстречу. Все усилия Общества убедить их оказались тщетными.
Как отмечал обозреватель, «можно усмотреть, что одной из главных причин, тормозящих приведение местности Лесного в благоустроенное состояние, является крайняя индифферентность местных домовладельцев к собственным их интересам и упорное нежелание их потратить даже небольшую сумму для улучшения условий жизни в Лесном».
Гласный уездного земства К.П. Мультино, отвечая в июне 1913 года на вопрос репортера «Петербургской газеты» о степени благоустройства Лесного, с горечью отмечал, что несмотря на то, что летом сюда приезжает из города до 160 тысяч человек, «наша окраина пребывает в первобытном состоянии. У нас до сих пор нет самых необходимых потребностей культурных людей – нет ни сносных мостовых, ни водопроводов, ни канализации. Из 121 улицы Лесного замощено лишь 25. Нет собственных судебных установлений: на весь район Лесного существует один мировой судья да один судебный пристав».
Еще одним слабым местом Лесного оставалось обеспечение питьевой водой. По признанию одного из современников, «вода из многочисленных прудов в питье не идет, так как она похожа на ботвинью, или на кофейную гущу». А все потому, что в них «ежегодно каждым летом производится полоскание белья, подмывание детских пеленок, мытье швабр и другие подобные же нужды домашнего обихода». Поэтому двор почти каждой дачи имел свой колодец. Считалось, что самая лучшая в Лесном вода – в прудах Беклешова сада и в Серебряном пруду. Даже само название последнего говорило о кристальной чистоте воды. Впрочем, до сих пор неизвестно, откуда пошло название «Серебряный пруд».
Известный писатель Лев Успенский, знаток петербургских легенд и преданий, предполагал, что это название могло значить «отличный пруд с чистой водой», либо «пруд, обсаженный серебристыми ивами». А еще говорили, что когда белые стволы берез отражались в пруду, то казалось, что сама вода – серебряная. Есть и другие красивые легенды, объясняющие название пруда. По одной из них, на его берегу находился когда-то веселый ресторанчик. Его посетители бросали в пруд серебряные монеты, а хозяин потом доставал их со дна. По другой, будто бы когда копали пруд, для очистки дна и облагораживания воды на дно положили тонкую серебряную сетку.
Когда зимой требовался лед для набивки ледников, то также использовали чистую воду из прудов Беклешова сада и Серебряного пруда – все остальные водоемы Лесного по качеству своей воды не отвечали этой потребности. Дело в том, что тогда ведь не существовало искусственных холодильников и вся торговля держалась на льде, добытом из петербургских рек, каналов и водоемов. Требовался лед и для домашних ледников, в которых жители хранили скоропортящиеся продукты.
И тем не менее, несмотря на все неудобства и недостатки, лесновцы очень любили свою «малую родину». Это был их родной дом. Как вспоминал уже упоминавшийся Б.М. Филиппов, особенно процветал Лесной в Масленицу, когда сюда наезжали окрестные финны на «вейках». «Вся прелесть катания на вейках заключалась в том, что возница за „рицать“ копеек в час отдавал сани в полное распоряжение ездоков, а сам оставался распивать чай у самовара в местном трактире до возращения любителей катанья. И задатка никакого не брал. Все было основано на доверии. А для компаний курсировали розвальни, набитые сеном, покрытые ковром (рубль в час) либо рогожей (80 коп. в час). В розвальнях катались „навалом“ – сколько влезет».
Местные купцы выезжали на тройках, состязаясь в быстроте своих рысаков и роскоши упряжек. Красочное зрелище представляло собой народное гулянье с гармошками и балалайками. «Жители Лесного большие любители покататься в дни сырной недели, – замечал в 1900 году репортер „Петербургского листка“. – Обыкновенно, катанье это доходит до грандиозных размеров…»
Каким же знали Лесной петербуржцы конца XIX – начала XX веков? Сведения о бытовой жизни Лесного можно встретить во множестве старых путеводителей и справочников тех лет.
Лесной являлся полугородом-полупригородом, уютным, тихим, сонным, со своим особым ритмом жизни. Сообщение Лесного с Петербургом осуществлялось двумя основными способами: по конно-железной дороге (конке) и по Финляндской железной дороге через станцию Ланскую. Вагоны конно-железной дороги ходили от Михайловской площади и Технологического института по Литейному проспекту и доезжали до клиники Виллие на Выборгской стороне.
Облик Старо-Парголовского проспекта (ныне проспект Мориса Тореза). Фото начала XX века
Оттуда шла пригородная паровая конка – по Большому Сампсониевскому, Выборгскому шоссе, затем по Новосильцевской улице и далее через весь Лесной до часовни у Большой Спасской улицы. Паровик двигался с шумом и пыхтением, оставляя за собой клубы черного дыма, долго стоял на многочисленных разъездах и в ожидании встречных поездов. «Старые, много лет перемонтированные паровики часто на пути портятся, происходят неприятные задержки», – замечала одна из столичных газет.
Поезд «паровой конки» на 2-м Муринском проспекте. Фото начала XX века
«Паровичок» в Лесном. Фото начала XX века
Летом к составу прицепляли открытый двухэтажный вагон с «империалом». «Состоятельные пассажиры располагались внутри вагонов, уплачивая за проезд шесть копеек, те, кто победнее, лезли по витой лестнице на империал либо устремлялись на передние площадки, где билеты стоили на две копейки дешевле, – вспоминал впоследствии актер и писатель Борис Михайлович Филиппов, живший в Лесном в начале XX века. – Экономия неизбежно приводила к тому, что пассажиры „второго класса“ прибывали к месту назначения закопченные, как кочегары».
Тем, кто выбирал путь в Лесной по линии Финляндской железной дороги, приходилось от станции Ланская до центра Лесного порядочное расстояние проходить пешком. В 1910-х годах в Лесной проложили трамвайную ветку.
Круглый пруд на пересечении 2-го Муринского и Институтского проспектов. Фото начала XX века (из фондов ДЦИВ)
У Круглого пруда, на пересечении 2-го Муринского и Институтского проспектов. Фото начала XX века
К концу XIX – началу XX века в Лесном существовало несколько центров жизни. Один находился у Круглого пруда на пересечении 2-го Муринского и Институтского проспектов. Круглый пруд, соответственно своему названию, имел круглую форму, был небольшим и неглубоким, огороженным живой изгородью и обсаженным деревьями. Второй центр Лесного, который старожилы до сих пор называют «пятачком», располагался у перекрестка в районе нынешней площади Мужества, где раньше сходилось несколько улиц Лесного. Тут в начале XX века находилось много торговых заведений – аптека Шлезингера, булочная купца Сотова, писчебумажный магазин и другие.
Главным проспектом Лесного служил 2-й Муринский, имевший для Лесного, как отмечал М.И. Пыляев, «значение Невского проспекта, где сосредоточены главным образом лавки и магазины». Здесь размещались булочные, виноторговые, галантерейные, овощные, посудные, портерные и прочие лавки.
2-й Муринский проспект, угол Малой Спасской улицы. Фото начала XX века
А вот Выборгское шоссе (нынешний проспект Энгельса), по отзывам современников, являлось едва ли не самым злачным местом северных районов. Здесь находилось большое количество постоялых дворов, чайных и трактиров. И хотя на вывесках значилось «без крепких напитков», верить этому было нельзя.
Одно из самых больших жилых зданий в Лесном, появившееся в начале XX века, сохранилось на 2-м Мичуринском проспекте (возле исчезнувшего ныне Круглого пруда)
Днем посетители этих заведений – пригородные крестьяне, «чухонки» и рабочие ближайших заводов. «По ночам же публика совершенно меняется, – отмечал современник. – Едва начинает темнеть, как со всей Выборгской стороны, из Новой Деревни, Черной речки, Шувалово и т. д. начинают стекаться на шоссе всевозможные типы темного Петербурга». Тут ночевали нищие, попрошайки, мошенники и прочий сброд.
Репутацию одного из наиболее злачных лесновских мест в начале 1910-х годов имел перекресток Выборгского шоссе и Английского проспекта (ныне проспект Пархоменко). Как отмечал обозреватель газеты «Вечернее время», здесь расцвел «пышный букет кабаков». В начале июня 1912 года он пополнился еще одним питейным заведением: здесь открылась пивная от завода Калинкина. «Итак, на этом пункте сконцентрировано: ресторан, пивная „Старой Баварии“, гостиница, пивной склад и новая пивная лавка завода Калинкина, – писал современник. – Допустимо ли на протяжении 75 шагов, да еще неподалеку от церкви, громоздить эти злачные места?»
Тем не менее Лесной считался одним из самых здоровых в природном отношении мест под Петербургом. Так, по словам известного бытописателя столицы В.О. Михневича, Лесной «по высоте своего положения пользуется славой – самой здоровой из всех петербургских окрестностей». Несколько портили репутацию густые лесновские туманы, возникавшие иногда из-за обилия прудов и (по Михневичу) «из-за близкого соседства Парголовских озер и болот».
Выборгское шоссе возле Орлово-Новосильцевской богадельни (слева). Фото начала XX века (из фондов ДЦИВ)
«Удобное сообщение, расположение в пределах почти городской черты, обилие растительности, какую представляют роскошный Институтский парк, Беклешовский сад с прудами и лодками для катания, сосновый лес и сравнительная дешевизна помещений – вот плюсы Лесного как дачной местности», – отмечалось в «Иллюстрированном практическом путеводителе по С.-Петербургу и его окрестностям», изданном в 1905 году.
…Жгучей проблемой для жителей Лесного являлось благоустройство этих мест, поскольку оно оставляло желать лучшего. И если Лесной действительно привлекал много дачников, то главным образом своей близостью к городу и природными достоинствами, но никак не удобствами дачной жизни, которых было попросту очень мало.
Как отмечалось в обзоре «Петербургские дачные местности в отношении их здоровости», опубликованном в 1881 году, «в устроенные по бокам улиц канавы, соединяющиеся в большинстве случаев с прудами, стекают уличные нечистоты, дождевая и банная вода, помои, а также и части жидких нечистот из домов и жилищ». Лесные ароматы воздуха нередко заглушало зловоние при вывозе содержимого выгребных ям, в ящиках и бочках на конных подводах, что делалось небрежно и неряшливо.
В Беклешовом саду возникло кладбище для животных, павших от заразных болезней. «За недостатком места, оно совершенно переполнено трупами, вдобавок содержится крайне небрежно, трупы зарываются настолько дурно, что на поверхности земли видны лужи крови и даже головы лошадей, умерших от сопа, между тем место это непосредственно прилегает к дачам Лесного».
Необходимость благоустройства Лесного витала в воздухе, пока, наконец, в 1896 году группа местных домовладельцев во главе с Александром Ивановичем Янковым не создала «Общество содействия благоустройству местности Лесного». Своей первой задачей Общество считало замощение улиц и их освещение, поскольку в Лесном, уже достаточно густо населенном, все еще не было ни одной мощеной улицы.
«Грязь здесь, что называется, невылазная и, кажется, неустранимая при той небрежности к вопросам о благоустройстве, которую проявляют здешние домовладельцы», – говорилось в одной из столичных газет. А по признанию другого газетчика, «если начали благоустраивать Лесной, то надо прежде всего сделать его улицы проезжими. Большинство дорог находится в ужасном виде».
По существовавшим в петербургском уездном земстве правилам, оно брало на себя мощение улиц лишь в том случае, если домовладельцы вносят одну треть стоимости этих работ и берут на себя ответственность за дальнейшее содержание мостовой. Поэтому Общество благоустройства обратилось к домовладельцам с напоминанием об их обязанностях, но далеко не все откликнулись на призыв, а большинство вообще категорически отказались участвовать в этом деле. Поэтому мощение улиц Лесного шло очень медленно. К началу 1910-х годов удалось замостить почти весь 2-й Муринский и Институтский проспекты, Большую и Малую Спасские улицы, Большую Объездную улицу и часть Английского проспекта.
В отношении освещения улиц деятельность Общества оказалась более продуктивной: с домовладельцев почти всех улиц удалось собрать требуемую сумму для установки керосиновых фонарей. Прошло немного времени, и в конце 1900-х годов Общество благоустройства решило осветить Лесной электричеством. Оно разослало по всему Лесному опросные листы, чтобы определить, сколько нужно лампочек в частных квартирах и торговых заведениях. Оказалось, что потребность очень большая, и уже в конце 1910 года «Общество электрического освещения» раскинуло по всему Лесному электрическую сеть.
С января 1913 года на главных артериях Лесного на смену прежним керосиновым «коптилкам» пришли фонари с электрическими лампами. Это стало рождественским подарком жителям Лесного со стороны земства. Что же касается остальных улиц Лесного, то здесь земство обязывалось поставить электрические фонари только при условии, что домовладельцы уплатят по 17 рублей с полтиной за каждый фонарь. Процесс сразу же замедлился.
С самого начала своего существования Общество благоустройства обратило внимание и на «оздоровление» Лесного. Еще в 1896 году по ходатайству Общества Петербургское уездное земство ассигновало тысячу рублей на приведение в порядок уличных канав. Еще больше вопрос «оздоровления» сдвинулся с места, когда в начале XX века в Лесном стали появляться дома с удобствами – «водопроводом, ваннами и ватерклозетами».
Дорога в Сосновку. Фото начала XX века
Малая Спасская улица. Фото начала XX века
Шагая в ногу со временем, Общество благоустройства выработало при участии специалистов проект устройства канализации в Лесном из непроницаемых труб для «грязных домовых вод», при этом для стока ливневых вод предполагалось оставить прежние открытые канавы, только вымощенные булыжником. Уездное земство одобрило проект и постановило ассигновать требуемую сумму, но с прежним условием: домовладельцы должны дать одну треть стоимости работ. И снова домовладельцы не пошли навстречу. Все усилия Общества убедить их оказались тщетными.
Как отмечал обозреватель, «можно усмотреть, что одной из главных причин, тормозящих приведение местности Лесного в благоустроенное состояние, является крайняя индифферентность местных домовладельцев к собственным их интересам и упорное нежелание их потратить даже небольшую сумму для улучшения условий жизни в Лесном».
Гласный уездного земства К.П. Мультино, отвечая в июне 1913 года на вопрос репортера «Петербургской газеты» о степени благоустройства Лесного, с горечью отмечал, что несмотря на то, что летом сюда приезжает из города до 160 тысяч человек, «наша окраина пребывает в первобытном состоянии. У нас до сих пор нет самых необходимых потребностей культурных людей – нет ни сносных мостовых, ни водопроводов, ни канализации. Из 121 улицы Лесного замощено лишь 25. Нет собственных судебных установлений: на весь район Лесного существует один мировой судья да один судебный пристав».
Еще одним слабым местом Лесного оставалось обеспечение питьевой водой. По признанию одного из современников, «вода из многочисленных прудов в питье не идет, так как она похожа на ботвинью, или на кофейную гущу». А все потому, что в них «ежегодно каждым летом производится полоскание белья, подмывание детских пеленок, мытье швабр и другие подобные же нужды домашнего обихода». Поэтому двор почти каждой дачи имел свой колодец. Считалось, что самая лучшая в Лесном вода – в прудах Беклешова сада и в Серебряном пруду. Даже само название последнего говорило о кристальной чистоте воды. Впрочем, до сих пор неизвестно, откуда пошло название «Серебряный пруд».
Известный писатель Лев Успенский, знаток петербургских легенд и преданий, предполагал, что это название могло значить «отличный пруд с чистой водой», либо «пруд, обсаженный серебристыми ивами». А еще говорили, что когда белые стволы берез отражались в пруду, то казалось, что сама вода – серебряная. Есть и другие красивые легенды, объясняющие название пруда. По одной из них, на его берегу находился когда-то веселый ресторанчик. Его посетители бросали в пруд серебряные монеты, а хозяин потом доставал их со дна. По другой, будто бы когда копали пруд, для очистки дна и облагораживания воды на дно положили тонкую серебряную сетку.
Когда зимой требовался лед для набивки ледников, то также использовали чистую воду из прудов Беклешова сада и Серебряного пруда – все остальные водоемы Лесного по качеству своей воды не отвечали этой потребности. Дело в том, что тогда ведь не существовало искусственных холодильников и вся торговля держалась на льде, добытом из петербургских рек, каналов и водоемов. Требовался лед и для домашних ледников, в которых жители хранили скоропортящиеся продукты.
И тем не менее, несмотря на все неудобства и недостатки, лесновцы очень любили свою «малую родину». Это был их родной дом. Как вспоминал уже упоминавшийся Б.М. Филиппов, особенно процветал Лесной в Масленицу, когда сюда наезжали окрестные финны на «вейках». «Вся прелесть катания на вейках заключалась в том, что возница за „рицать“ копеек в час отдавал сани в полное распоряжение ездоков, а сам оставался распивать чай у самовара в местном трактире до возращения любителей катанья. И задатка никакого не брал. Все было основано на доверии. А для компаний курсировали розвальни, набитые сеном, покрытые ковром (рубль в час) либо рогожей (80 коп. в час). В розвальнях катались „навалом“ – сколько влезет».
Местные купцы выезжали на тройках, состязаясь в быстроте своих рысаков и роскоши упряжек. Красочное зрелище представляло собой народное гулянье с гармошками и балалайками. «Жители Лесного большие любители покататься в дни сырной недели, – замечал в 1900 году репортер „Петербургского листка“. – Обыкновенно, катанье это доходит до грандиозных размеров…»
Лесновские «огнеборцы»
Немало сетовали местные жители на слабую противопожарную безопасность. Между тем для Лесного этот вопрос являлся актуальным: дачные улицы застраивались преимущественно деревянными постройками, поэтому пожары здесь не являлись редкостью.
К примеру, в июне 1903 года сгорела дотла лучшая в Лесном булочная-пекарня, находившаяся на углу Малой Спасской улицы и 2-го Муринского проспекта. «Пожар булочной и пекарни вызвал своеобразный кризис в Лесном, – писал обозреватель „Петербургского листка“. – Утром многие дачники оказались без булок. Дело в том, что сгоревшая пекарня поставляла свой товар в несколько окружающих булочных, не имеющих собственных пекарен. Разносчики также, главным образом, брали товар из сгоревшей булочной, и теперь вынуждены будут привозить булки из города».
Особенно запомнился жителям пожар поздней осенью 1912 года на Беклешовской улице. «При отсутствии телефонов о пожаре дали знать крайне поздно: пожарный обоз прибыл в тот момент, когда огнем были охвачены все строения дачи, – говорилось о том случае в одной из газет. – Задача пожарных свелась к недопущению распространения пожара на соседние дачи». Сделать это оказалось нелегко, так как не оказалось воды. Только через час пожарным удалось достать большое количество воды, и пожар потушили.
«Характерно, что известие о пожаре дошло до столичных редакций только через сутки, – продолжал тот же репортер. – Прибавим также, что почта от Петербурга до Лесного идет с такой же скоростью, как от Москвы до Петербурга. Газетка из Боровичей доходит до Лесного через тридцать часов».
Один из самых крупных пожаров в Лесном, едва не ставший общим бедствием для жителей этих мест, случился 26 февраля 1913 года. В тот день по Старо-Парголовскому проспекту в сторону города двигалась подвода с четырьмя просмоленными бочками, в них находилась нефть, принадлежавшая заводу братьев Нобелей. Когда подвода переезжала рельсы конки, от сильного толчка одна из бочек упала на мостовую, и нефть большим пятном разлилась на проезжей части улицы. На беду, как раз в этот миг мчался поезд «лесного парового трамвая». Из трубы паровоза выбросило сноп искр и углей, попавших в разлитую нефть. Она тут же вспыхнула.
Затем случилось непоправимое: пламя взвилось высоким столбом и сразу же перебросилось на стоявший рядом угловой двухэтажный деревянный дом, выходивший на Старо-Парголовский проспект и на дорогу в Сосновку (ныне Политехническая улица). В одно мгновение огонь охватил наружные стены дома, языки пламени стали врываться внутрь расположенных в нем торговых заведений и семи квартир. Жильцов обуяла страшная паника, тем не менее все они успели спастись – пострадавших не оказалось.
На место пожара вскоре примчались пожарные из Лесного, Удельного и Коломяжского отделов пригородного пожарного общества. Кроме того, прибыли Лесная, Гражданская пожарные дружины и городская пожарная часть. Огнеборцы уже застали весь дом в сплошном пламени, поэтому спасти его не удалось. Надо было помешать распространению огня, поскольку уже начинали дымиться соседние деревянные дома. Дело оказалось настолько серьезным, что на подмогу позвали еще одну пожарную часть – Чернореченскую.
Ожесточенная борьба с огнем продолжалась больше трех часов, и только общими усилиями удалось затушить пожар и предотвратить огненную катастрофу в самом центре Лесного. От пострадавшего дома уцелел лишь обугленный, наполовину разрушенный сруб.
Как выяснилось, дом был застрахован в страховом обществе «Россия» на 18 000 руб., и только по одному строению убыток достигал 15 000 руб. В этом же доме помещались книжный и писчебумажный магазин Садовского, застрахованный на 3000 руб. в товариществе «Саламандра», и ренсковый погреб Кощакова, застрахованный в Санкт-Петербургском обществе страхования на 3000 руб. А общий убыток от пожара составил более 40 000 руб.
Страховка помогла коммерсантам возобновить свои дела. Между тем страхование жилищ нередко играло на руку мошенникам и авантюристам, и полиции подчас приходилось разбирать дела о «мнимых пожарах» – умышленных поджогах, совершенных с целью получения страховки. Характерный пожар, о котором много говорили в Петербурге, случился летом 1908 года на Старо-Парголовском проспекте в Лесном. Пожар этот имел криминальную подоплеку: арендатора, гражданского инженера Дмитрия Валерьевича Знобишина, обвиняли в том, что он намеренно поджег снятую им дачу, чтобы получить страховку в 20 000 руб. от общества «Саламандра».
Основанием для обвинения стал ряд фактов, свидетельствовавших против Знобишина. Инженер и его супруга вели на даче, снятой на лето и зиму, весьма странный образ жизни. Все имущество они перевезли из города почему-то глубокой ночью. После чего сразу же закрыли ставни нижнего этажа и не разрешали их открывать ни днем, ни ночью. Дворнику они вообще запретили появляться в доме, чем сразу же вызвали его подозрения. Доступ туда имела только служанка Прасковья Степановна.
Подозрения громоздились одно на другое. Когда в ночь на 12 августа 1908 года дача запылала, а служанка, придя к дворнику, совершенно спокойно сказала «мы горим», тот еще больше уверился в том, что дачники задумали что-то нехорошее.
Свидетели-соседи сообщили потом полиции, что когда они пришли тушить горящую дачу, то не смогли достучаться до хозяев. Когда же они, желая спасти их от смерти, взломали дверь, то к своему изумлению обнаружили, что Знобишин не спит и не выражает никакой тревоги. Не заметили они и мебели в доме, а три комнаты выглядели совсем пустыми. Знобишин обозлился на вломившихся соседей и грубо прогнал их.
В свою же очередь, инженер Знобишин рассказывал полиции, что в момент пожара он выскочил в сад в одном белье и одеваться ему помог какой-то городовой, а достучаться соседи до него не могли, поскольку он крепко спал. Ну, а гнал всех прочь, подумав, что в дом ворвались грабители, да и вообще не понимал спросонья, в чем дело.
Однако улики продолжали нагромождаться. Один из свидетелей, некий крестьянин Ярмонкин, рассказывал, что через недели две после пожара Знобишин сказал ему: «Молчите, и я вам дам 25 рублей, когда получу страховку». Другой уликой стало обнаруженное в квартире Знобишина во время обыска письмо, в котором были такие слова: «Скажи Прасковье, чтобы не болтала».
К примеру, в июне 1903 года сгорела дотла лучшая в Лесном булочная-пекарня, находившаяся на углу Малой Спасской улицы и 2-го Муринского проспекта. «Пожар булочной и пекарни вызвал своеобразный кризис в Лесном, – писал обозреватель „Петербургского листка“. – Утром многие дачники оказались без булок. Дело в том, что сгоревшая пекарня поставляла свой товар в несколько окружающих булочных, не имеющих собственных пекарен. Разносчики также, главным образом, брали товар из сгоревшей булочной, и теперь вынуждены будут привозить булки из города».
Особенно запомнился жителям пожар поздней осенью 1912 года на Беклешовской улице. «При отсутствии телефонов о пожаре дали знать крайне поздно: пожарный обоз прибыл в тот момент, когда огнем были охвачены все строения дачи, – говорилось о том случае в одной из газет. – Задача пожарных свелась к недопущению распространения пожара на соседние дачи». Сделать это оказалось нелегко, так как не оказалось воды. Только через час пожарным удалось достать большое количество воды, и пожар потушили.
«Характерно, что известие о пожаре дошло до столичных редакций только через сутки, – продолжал тот же репортер. – Прибавим также, что почта от Петербурга до Лесного идет с такой же скоростью, как от Москвы до Петербурга. Газетка из Боровичей доходит до Лесного через тридцать часов».
Один из самых крупных пожаров в Лесном, едва не ставший общим бедствием для жителей этих мест, случился 26 февраля 1913 года. В тот день по Старо-Парголовскому проспекту в сторону города двигалась подвода с четырьмя просмоленными бочками, в них находилась нефть, принадлежавшая заводу братьев Нобелей. Когда подвода переезжала рельсы конки, от сильного толчка одна из бочек упала на мостовую, и нефть большим пятном разлилась на проезжей части улицы. На беду, как раз в этот миг мчался поезд «лесного парового трамвая». Из трубы паровоза выбросило сноп искр и углей, попавших в разлитую нефть. Она тут же вспыхнула.
Затем случилось непоправимое: пламя взвилось высоким столбом и сразу же перебросилось на стоявший рядом угловой двухэтажный деревянный дом, выходивший на Старо-Парголовский проспект и на дорогу в Сосновку (ныне Политехническая улица). В одно мгновение огонь охватил наружные стены дома, языки пламени стали врываться внутрь расположенных в нем торговых заведений и семи квартир. Жильцов обуяла страшная паника, тем не менее все они успели спастись – пострадавших не оказалось.
На место пожара вскоре примчались пожарные из Лесного, Удельного и Коломяжского отделов пригородного пожарного общества. Кроме того, прибыли Лесная, Гражданская пожарные дружины и городская пожарная часть. Огнеборцы уже застали весь дом в сплошном пламени, поэтому спасти его не удалось. Надо было помешать распространению огня, поскольку уже начинали дымиться соседние деревянные дома. Дело оказалось настолько серьезным, что на подмогу позвали еще одну пожарную часть – Чернореченскую.
Ожесточенная борьба с огнем продолжалась больше трех часов, и только общими усилиями удалось затушить пожар и предотвратить огненную катастрофу в самом центре Лесного. От пострадавшего дома уцелел лишь обугленный, наполовину разрушенный сруб.
Как выяснилось, дом был застрахован в страховом обществе «Россия» на 18 000 руб., и только по одному строению убыток достигал 15 000 руб. В этом же доме помещались книжный и писчебумажный магазин Садовского, застрахованный на 3000 руб. в товариществе «Саламандра», и ренсковый погреб Кощакова, застрахованный в Санкт-Петербургском обществе страхования на 3000 руб. А общий убыток от пожара составил более 40 000 руб.
Страховка помогла коммерсантам возобновить свои дела. Между тем страхование жилищ нередко играло на руку мошенникам и авантюристам, и полиции подчас приходилось разбирать дела о «мнимых пожарах» – умышленных поджогах, совершенных с целью получения страховки. Характерный пожар, о котором много говорили в Петербурге, случился летом 1908 года на Старо-Парголовском проспекте в Лесном. Пожар этот имел криминальную подоплеку: арендатора, гражданского инженера Дмитрия Валерьевича Знобишина, обвиняли в том, что он намеренно поджег снятую им дачу, чтобы получить страховку в 20 000 руб. от общества «Саламандра».
Основанием для обвинения стал ряд фактов, свидетельствовавших против Знобишина. Инженер и его супруга вели на даче, снятой на лето и зиму, весьма странный образ жизни. Все имущество они перевезли из города почему-то глубокой ночью. После чего сразу же закрыли ставни нижнего этажа и не разрешали их открывать ни днем, ни ночью. Дворнику они вообще запретили появляться в доме, чем сразу же вызвали его подозрения. Доступ туда имела только служанка Прасковья Степановна.
Подозрения громоздились одно на другое. Когда в ночь на 12 августа 1908 года дача запылала, а служанка, придя к дворнику, совершенно спокойно сказала «мы горим», тот еще больше уверился в том, что дачники задумали что-то нехорошее.
Свидетели-соседи сообщили потом полиции, что когда они пришли тушить горящую дачу, то не смогли достучаться до хозяев. Когда же они, желая спасти их от смерти, взломали дверь, то к своему изумлению обнаружили, что Знобишин не спит и не выражает никакой тревоги. Не заметили они и мебели в доме, а три комнаты выглядели совсем пустыми. Знобишин обозлился на вломившихся соседей и грубо прогнал их.
В свою же очередь, инженер Знобишин рассказывал полиции, что в момент пожара он выскочил в сад в одном белье и одеваться ему помог какой-то городовой, а достучаться соседи до него не могли, поскольку он крепко спал. Ну, а гнал всех прочь, подумав, что в дом ворвались грабители, да и вообще не понимал спросонья, в чем дело.
Однако улики продолжали нагромождаться. Один из свидетелей, некий крестьянин Ярмонкин, рассказывал, что через недели две после пожара Знобишин сказал ему: «Молчите, и я вам дам 25 рублей, когда получу страховку». Другой уликой стало обнаруженное в квартире Знобишина во время обыска письмо, в котором были такие слова: «Скажи Прасковье, чтобы не болтала».