Деятельность литературно-музыкальной комиссии началась с устройства в апреле 1909 года вечера в память 100-летия со дня рождения Н.В. Гоголя. Вечер этот состоялся в зале 1-го общежития Политехнического института при участии нескольких членов комиссии, а также членов театральной секции Общества народных университетов и «посторонних артистов, сочувствующих целям Общества». Большой зал был переполнен, все билеты распроданы. Кроме того, на вечер бесплатно допустили служащих студенческой столовой – поваров, сторожей, официантов.
 
   …Молодежь Лесного очень увлекалась в ту пору театром, а знаменитые актеры являлись ее кумирами. Подражая взрослым, летом 1912 года, как вспоминает Б.М. Филиппов, «группа предприимчивых мальчишек оборудовала в Лесном, на дороге в Сосновку, какой-то пустующий сарай и даже смастерила в нем импровизированную сцену и скамейки для зрителей». Руководил «театральным проектом» гимназист Борис Маланчиков. Ребята ставили «Красную шапочку», водевиль Тэффи «Выслужился» и пьесу Метерлинка «Чудо святого Антония».
   «Если говорить о качестве нашего спектакля, то не вызывает никакого сомнения, что это было кошмарное зрелище, хотя мы и считали его вершиной сценического искусства, – вспоминал Б.М. Филиппов. – Мы даже брали за вход на наши спектакли деньги – по три копейки за билет. Выручка шла на коллективные посещения всей труппой местного синематографа. По стоимости билетов наш „театр“ мог с успехом конкурировать с Общедоступным театром П.П. Гайдебурова, работавшим в доме графини Паниной на Лиговке, в Петербурге».
   Однако театральный сезон в «детском театре» оказался непродолжительным. Однажды на спектакль доморощенного «театра» явился околоточный надзиратель и потребовал разрешения полиции. А поскольку такового не было и быть не могло, «театр» прекратил существование.
   К началу 1915 года в Лесном появился зимний театр на 2-м Муринском проспекте. Его построили на деньги купца Д.А. Котлова – владельца особняка-замка на Старо-Парголовском проспекте. Автором проекта здания театра стал архитектор Н.И. Товстолес, он же строил и вышеупомянутый особняк Котлова. По сообщению журнала «Театр и искусство», театр был «каменный в два яруса на 700 человек с электрическим освещением». Здание театра стояло на месте учебного корпуса на 2-м Муринском проспекте, дом № 43, и до наших дней не сохранилось.
   В этом театре шли более серьезные постановки, чем в летнем театре у Серебряного пруда. Сперва драматические и музыкальные спектакли ставились тут различными труппами. Иногда в них участвовали известные в Петербурге исполнители, в том числе дирижер и композитор В.О. Шпачек, а также актриса Е.П. Корчагина-Александровская.
   По всей видимости, именно здесь начинал свою театральную карьеру позже широко известный актер Григорий Маркович Ярон. «Публика собиралась молодая, экспансивная, – вспоминал Григорий Ярон, – это был действительно „молодой театр“ во всех отношениях. Я и теперь встречаю пожилых инженеров, которые мне говорят: „А знаете, когда я был студентом, я каждый день ходил в ваш театр в Лесном“…»
   Появились в начале XX века в Лесном и кинематографы – «Интеграл» в Яшумовом переулке, «Лесная сказка» на Выборгском шоссе, «Новый театр», «Лесная иллюзия» и «Электро-театр» на 2-м Муринском, «Прогресс» на Большой Спасской. Вот, к примеру, какие картины показывала «Лесная иллюзия» в ноябре 1912 года: драма в четырех частях «Безумие или любовь», «сенсационная драма из студенческой жизни» в трех частях «Жертвенник любви», «драма из современной жизни» в двух частях «Жизнь-убийца», комические картины «Галоши профессора», «Победила всех мужчин» и т. п.
   В январе 1913 года газета «Политехник» сообщала, что кинематографы «Прогресс», «Электро-театр» и «Лесная сказка», «старающиеся заманить неприхотливую публику „мировыми сенсациями“ в виде убогой пусто-пошленькой декламации под картину („говорящая картина“!!!) или в виде не менее жалких несчастных лилипутов, предполагают объединиться в синдикат». Как говорилось в газете, объединение даст возможность синдикатчикам «еще больше ухудшить постановку картин и, вероятно, повысить цены», – студенческие карманы все стерпят. К соглашению не примкнул только кинематограф «Лесная иллюзия», принадлежавший бывшим студентам.
   К услугам жителей Лесного были местные рестораны – «Лесной огонек», напротив Политехнического института, с отдельными кабинетами; «Лесной край» на Дороге в Гражданку, предлагавший «обеды и бильярды».

Спортивные страницы

   Лесной славился как один из спортивных центров в окрестностях Петербурга, особенно зимой, когда тут процветал лыжный спорт. В начале XX века его называли «самым здоровым спортом», а знаменитый полярный исследователь Ф. Нансен после своего путешествия на лыжах в Гренландию прямо заявил, что лыжный спорт заслуживает названия «спорт спортов».
   «Зимой, по праздничным дням, улицы заполнялись лыжниками, – вспоминал о Лесном Б.М. Филиппов. – В ларьках выдавались напрокат не только финские лыжи, но и пьексы – кривоносая обувь для любителей лыжного спорта». В Лесном проходили лыжные соревнования и устраивались регулярные лыжные походы.
   В ноябре 1912 года «Совет Морского союза молодежи» открыл «Лыжную станцию в Лесном». Добирались до нее на паровичке от клиники Виллие. Пользование услугами станции стоило пять рублей в сезон и включало в себя право пользования лыжами напрокат.
   «Экскурсии отправляются со станции „Уголок“ в 10 1/2 утра и возвращаются обратно в тот же день к вечеру, – сообщал в феврале 1913 года журнал „Сила и здоровье“. – Лыжи можно получить по предварительной записи в Лесном, не записавшиеся принимают участие только на своих лыжах. На пути желающие могут пробовать идти под парусом, который берется с собой со станции, на конечных пунктах устраиваются привалы, где все лыжисты и лыжистки могут получить молоко, чай и булки. Необходимые атрибуты всякого участника лыжной экскурсии – теплая, не тяжелая одежда, легкая обувь, шапка Нансена или башлык».
   Лыжные походы из Лесного устраивались в близлежащие северные окрестности – в село Мурино, в Шувалово, на гору Парнас, в Коломяги и на озеро Долгое. Поклонником лыжного спорта стал живший в ту пору в Лесном поэт Сергей Городецкий. Одной из «лыжно-парусных» прогулок он даже посвятил рассказ, опубликованный на страницах журнала «Сила и здоровье». В нем он описывал подробности своего путешествия от Лесного до Бугров.
   «Вышли в двенадцатом часу дня и, как дошли до поля, раскинули паруса, – писал Городецкий. – Я никогда не бегал под парусом. Сразу же меня накрыло. Стали вдвоем. Приладились держаться, и началось такое чудесное, лучше которого, вероятно, только летанье по воздуху. Невероятная сила несет парус! Тепло, уютно, неудержимое стремление! Все это очень просто – надо войти в дружбу со стихией, быть внимательным ко всякому капризу ветра, почувствовать свое тело легким и свободным. Много было, о чем не стоит вспоминать: отвязывался парус, ветер не давал подняться, за кусты цеплялись, валились из-за одного неверного движения. Но временами мчались дивно».
   Лыжную компанию поэту составили устроитель и руководитель путешествия Василий Иванович, «золотокудрая незнакомка и незнакомец в белой куртке». Целью прогулки являлись Бугры, где «гостеприимные хозяева, по профессии балалаечники, поят чаем». Чай был горячим, с молоком и «сотовскими» булками. Их так звали по имени купца Сотова – хлебного монополиста Лесного.
   Разыгралась вьюга, и идти обратно семь верст в темноте компания не решилась. «Золотокудрая и я поехали на лошаденке до Шувалово с оказией, – рассказывал Городецкий. – Укутали нас во что пришлось, а остальные ушли на лыжах. Через десять минут мы на Удельной. А мне еще на концерт надо ехать, и никак нельзя обмануть. Домой попал я в девятом часу и, переодевшись в сухое и наевшись, прилег на одну минуту на диван. Открыл глаза – светает…»
   Одним из очагов спорта в Лесном служил Политехнический институт. «Дабы отвлечь нас от соблазнов близкой столицы, было сделано все возможное, чтобы развлечь нас в свободные часы, – говорилось в воспоминаниях одного из выпускников института, опубликованных в 1952 году в Париже в юбилейном сборнике к 50-летию основания института. – Уже был построен кегельбан, быстро был оборудован гимнастический зал со всеми аппаратами и приборами, с гирями, эспадронами и рапирами. Вскоре оборудовали пинг-понг, 2 теннисные площадки; были куплены шахматы. А больше всего многие из нас увлекались лыжами: как ширилась душа и чувствовалась радость жизни в ясные морозные дни, когда мы тут же у Института на лыжах углублялись в чудесный сосновый лес с его девственным снегом, блестевшим под лучами низкого зимнего солнца. Это был отдых от занятий, незнакомый горожанам».
   В Политехническом институте существовала самая многочисленная спортивная студенческая организация в Петербурге, основанная в январе 1908 года. Спустя три года число членов этого кружка достигло трехсот человек. В своем распоряжении кружок имел большой, хорошо оборудованный гимнастический зал, кегельбан и площадки для легкой атлетики и тенниса. Кружок предоставлял участникам возможность заниматься самыми различными видами спорта – гимнастикой, футболом, лаун-теннисом, легкой атлетикой, лыжами, фигурным катанием и хоккеем. Для поощрения своих спортсменов кружок ежегодно устраивал состязания по отдельным видам спорта.
   Вскоре в Политехническом институте возник также «кружок водного спорта», в дальнейшем ставший первым и единственным крупным в России студенческим Водно-спортивным обществом. Его задачей организаторы определили «развитие среди молодежи любви к водяному спорту». К лету 1910 года кружок насчитывал больше ста человек и вступил коллективным членом в столичный Парусный клуб. Кружок получил от морского министра паровые катера, парусные и гребные шлюпки, а также приобрел в собственность, при помощи председателя Всероссийского гребного союза А.Д. Макферсона, два аутригера – четверку и одиночку.
   22 февраля 1913 года кружок спортсменов Политехнического института по поручению «Лыжебежной спортивной лиги» провел в Лесном первые в России международные лыжные соревнования. На соревнования прибыли лучшие лыжники из Финляндии из местности Виролахти (из общества «Сампо») – участники Северных игр братья Юсси и Этту Ниска и Сантери Таса, взявшие там призы, а также московские «лыжебежцы».
   Погодные условия не очень благоприятствовали состязаниям: в Петербурге случилась оттепель, и на поле, где проходили гонки, кое-где виднелась земля. «Мокрый снег и лужи воды страшно затрудняют состязание, но лыжники не унывают и бегут. Местами приходилось не бежать на лыжах, а нести их», – отмечал репортер «Петербургской газеты». Соревнования состояли из двух забегов – на 10 и на 30 км, и в обоих победили финские лыжники. И это неслучайно: в ту пору финны были наиболее серьезными соперниками российских «лыжебежцев», ведь именно из Скандинавии и Финляндии лыжный спорт стал распространяться на соседние страны.
   В беге на 10 км первое и второе место завоевали финны братья Мессели из общества «Самар», третье место занял Шкваркин из спортивного кружка Политехнического института. В соревновании на 30 км победу одержали также финны. Москвич Н. Васильев, чемпион России 1913 года, пришел к финишу последним. После такого неудачного выступления российских лыжников последовало хотя бы маленькое, но утешение: спустя четыре дня после этих международных соревнований там же, в Лесном, прошли лыжные состязания членов кружка спортсменов-политехников на дистанции в 10 км. И тот же самый Шкваркин, совсем недавно «посрамивший» честь страны перед финнами, улучшил свой результат на 4 минуты и оставил позади результаты братьев Мессели.
   Поражения многому научили русских лыжников: после встреч с финнами они стали применять так называемый «финский ход» с одновременным толчком палками вместо традиционно используемого накатистого попеременного хода и готовиться к соревнованиям совместно под руководством своих наиболее опытных товарищей.
   Футбольный спорт также имел свое место в Лесном. Здесь, по дороге из Лесного в Полюстрово, находилось поле спортивного общества «Унион», основанного в 1897 году. Среди игроков особенно выделялись капитан команды и полузащитник Эдуард Карлович Стенинг – настоящая душа коллектива, а также его брат – Петр Карлович Стенинг, игравший на правом краю нападения, и защитник Петр Иванович Ежов (с 1936 года – заслуженный мастер спорта СССР). В 1915–1919 годах кружок выступал под названием «Любители», а в 1922–1925 годах – как «команда Выборгского района-Б», после чего прекратил свое существование.
   …Сохранились свидетельства, что в Лесном активно действовали ревнители такого редкого вида спорта, как голубиного. Весной 1890 года несколько столичных энтузиастов начали заниматься здесь любопытными опытами: кружок любителей голубиного спорта предпринял попытку пересылки писем с дрессированными голубями из Лесного в Петергоф. На протяжении многих лет увлеченные почтальоны-«птицеводы» не оставляли своих занятий и добивались явных успехов.
   В 1902 году столичные газеты сообщали о голубиных гонках между станцией «Ланская» и деревней Сосновкой «с целью определения скорости голубиного полета почтовых голубей над жилыми помещениями». Как отмечалось, до этого времени подобные испытания проводились по направлениям шоссейных и других дорог, на море и, вообще, не в жилых районах. Новые опыты дали «ценные результаты по вопросу о скорости полета голубей с препятствиями». Голуби, обнаружившие наибольшую скорость и знание местности, получили аттестаты и призы от Императорского русского общества и различных провинциальных обществ птицеводства.
   А в 1909 году появились сообщения о любителе почтово-голубиного спорта Эрастове, выпустившем со своей станции в Лесном пять птиц для перелета в Нарву. И они добрались. К вечеру того же дня пришло известие, что на нарвскую станцию благополучно прилетели все голуби, причем первым прибыл голубь «Фараон», преодолев 150 верст чуть более чем за шесть часов.

Лесновские жители

   Население Лесного складывалось из двух категорий жителей – дачников-петербуржцев, живших на дачах Лесного летом, и постоянного населения, связанного с Лесным институтом, в первую очередь – студентов-непетербуржцев. К началу века дачное население пригородов постепенно эволюционировало к характерному образу жизни, названному «зимогорство» («зимогоры» – горожане, живущие на дачах круглый год). Связывалось это с резким вздорожанием жизни в столице, в сравнении с которым пригороды были гораздо дешевле – и по найму жилья, и по услугам, и по расходам на питание.
   В полной мере процесс переселения в пригороды затронул и Лесной. Еще в 1886 году «Путеводитель по России» под редакцией P.C. Попова отмечал, что многие дачи Лесного заняты и в зимнее время. Как указывал М.И. Пыляев в серии очерков «Дачные местности близ Петербурга» (1898 г.), Лесной «является любимейшей и многочисленнейшей дачной колонией с населением, достигающим в летнее время до 30 с лишком тысяч, из коего с каждым годом все более и более остается в Лесном и на зиму».
   «Обилие зелени и сухой здоровый воздух привлекают в эту местность весьма много из зажиточного класса петербургского населения, преимущественно петербургского купечества. Обычная замкнутая жизнь последних послужила тому, что при слове „Лесной“ неминуемо прибавляется эпитет „сонный“», – отмечалось в «Спутнике дачника по С.-Петербургу и его окрестностям» 1886 года. Как указывал Г. Знакомый в своем описании «Дачи и окрестности Петербурга» 1891 года, в Лесном «селятся от статского советника и выше, а купцы после приобретения брюшка».
   По словам одного из обозревателей, среди дачников Лесного «видное место принадлежит русскому купечеству и еврейству (особенно в последние годы) с его привычками и обычаями». Близость к столице тоже служила одним из преимуществ Лесного – оно «окупает те неудобства, которые приходится претерпевать дачникам из-за отсутствия чистой, здоровой воды для купания и скученности построек» («Путеводитель по дачным окрестностям г. Петербурга на 1903 год»).
   Самые престижные дачи можно было снять на Английском (ныне проспект Пархоменко), 2-м Муринском проспектах и Малой Спасской (ныне Карбышева) улице, а аристократической улицей Лесного считалась Новосильцевская (ныне Новороссийская). На последней находились дачи директора-распорядителя товарищества «Г. Ландрин» К. Гейда, директора правления Русского страхового общества Н. Флиге и др. В начале века по Английскому проспекту сдавались помещения из 10–13 комнат с мебелью, сараем и садом по 350 руб. за лето, по 2-му Муринскому – 7–8 комнат до 400 руб., по Малой Спасской – 6–8 комнат по 200 руб.
   Среди лесновских дачников в разные времена было немало знаменитых петербуржцев. Еще в 1844 году в Сосновском лесу гуляли и вели философские и литературные беседы В.Г. Белинский и И.С. Тургенев. Первый жил в то лето на даче на Старо-Парголовской дороге, второй – у Поклонной горы. В своих воспоминаниях об этих встречах Тургенев писал: «Лето стояло чудесное – и мы с Белинским гуляли по сосновым рядам, окружавшим наши дачи; запах их был полезен его уже тогда расстроенной груди… Мы садились на сухой и мягкий, устланный тонкими иголками, мох – и тут-то происходили между нами шестичасовые беседы по философским и литературным вопросам».
   В конце 1890-х годов в Лесном снимал дачу известный журналист и литератор князь Владимир Петрович Мещерский. Его знали как автора сатирических романов о великосветской жизни и яркого публициста, а также как редактора газеты «Гражданин», издававшейся им с 1872 года. Большие связи Мещерского в придворных кругах и правящих сферах давали ему возможность узнавать и предавать огласке факты, не проникавшие в другие органы печати. Это поддерживало в обществе интерес к газете «Гражданин», политическим девизом которой было стремление «поставить точку» либеральным реформам Александра II и, более того, восстановить дореформенные порядки.
   Жизнь в Лесном князю Мещерскому не очень понравилась, о чем он не преминул сообщить на страницах «Гражданина»: «Через неделю после переезда, в мае начал чувствовать разные проявления недугов – не то простуды, не то общего недомогания, запас энергии почти истощается, становлюсь, замечаю это с ужасом, почти либералом. И чем дальше, тем все хуже…»
   «Весьма ценное открытие, – иронизировал по этому поводу репортер „Петербургской газеты“. – Либералы разводятся преимущественно на болоте наподобие лягушек…»
* * *
   Среди постоянных жителей Лесного встречалось немало представителей научной и творческой элиты Петербурга. Сначала это были преподаватели Лесного института, а затем, в начале XX века, – и Политехнического института. Они являлись «сливками» научной элиты Лесного. «В настоящее время Лесной с двумя высшими учебными заведениями является в известной мере культурным центром, своего рода университетским городом, по числу постоянных жителей не уступающим многим губернским городам», – говорилось в 1912 году в местной газете «Политехник».
   С этим оказались связаны и многие характерные бытовые вещи. В начале века Лесной превратился в настоящий студенческий городок. Перед началом учебного года почти у каждых ворот висело объявление о сдаче внаем меблированной комнаты для «одинокого студента». Средоточием студентов стали общежития Политехнического института.
   «…Чтобы добраться до центра Петербурга при помощи нещадно трясущего и медленного паровика, требовалось около 1–1/2 часа, – говорилось в воспоминаниях одного из воспитанников Политехнического института. – Это создавало большое препятствие, и город с его соблазнами таким образом фактически был отделен от Института. Ездили в город только на воскресенья и праздники. Зарытые в глуши Сосновки, студенты поневоле занимались науками значительно усерднее, чем в других учебных заведениях. Попав в отведенное нам Первое Общежитие, мы скоро почувствовали себя как дома. Комнаты наши были небольшие, в особенности одиночные, с побеленными стенами; мебель новенькая и очень удобная: кровать, шкаф, письменный стол с деревянным креслом перед ним и двумя стульями. Мы быстро обжились в них, приспособились, – и так начался новый для всех нас уклад жизни, оставивший по себе громадный след в нас, повлиявший на все наше формирование для будущего».
   Особенно сильно ощущалось влияние на умонастроения Политехнического института, поскольку он стал «колонией либеральной фрондирующей профессуры», которая в городе бывала только наездами и постоянно жила в Лесном. К примеру, в доме на Старо-Парголовском проспекте, где прошло детство будущего актера и писателя Б.М. Филиппова, жил известный профессор П.Б. Струве – идеолог «либерального марксизма», один из основателей кадетской партии и лидер ее правого крыла, впоследствии – один из лидеров белого движения во время Гражданской войны и начальник управления иностранных сношений «Правительства юга России» при П.Н. Врангеле. После разгрома армии Врангеля П.Б. Струве стал эмигрантом.
   П.Б. Струве занимал двухэтажный флигель во дворе. В первом этаже флигеля жила семья профессора, в том числе и два его сына – Глеб и Алексей. По воспоминаниям Б.М. Филиппова, любимым занятием Глеба Струве служила игра в «чтение лекций» на археологические темы. «Он демонстрировал нам миниатюрный шлем, сделанный из оловянной оболочки, снятой с горлышка винной бутылки, и долго и нудно врал, что обнаружил сей „экспонат“ при каких-то археологических раскопках и что это доказывает существование в далеком прошлом лилипутов». Впоследствии Глеб Струве стал видным литературоведом русского зарубежья.
   Сам П.Б. Струве занимал второй этаж во флигеле. Там находились его кабинет, спальня и библиотека. «Два обстоятельства вызывали у нас, детей, особое отношение к профессору, – вспоминал Б.М. Филиппов, – он провел в свой флигель электричество и у него был собственный телефон. В Лесном редко кто обладал такими удобствами».
   В ноябре 1912 года местная газета «Политехник» напечатала на своих страницах фельетон «Лирические портреты», где П.Б. Струве досталось такое ироничное описание:
 
«Анекдотически рассеян,
От мира зримого далек,
Карикатурами осмеян
И вкривь, и вкось, и поперек.
Идет, вперивши очи в землю,
Теребит злато бороды…
Прохожие сие приемлют,
Раскрыв испуганные рты…»
 
   В доме № 10 по Болотной улице жил будущий знаменитый ученый Абрам Федорович Иоффе. В 1906 году он поступил на работу в Политехнический институт «лаборантом по вольному найму», только что вернувшись из Германии, где работал в Физическом институте Мюнхенского университета. С 1 апреля 1908 года Иоффе зачислили в штат Политехнического института на должность «сверхштатного старшего лаборанта по кафедре физики».
   В то время лица иудейского вероисповедания, по существовавшим законам, не могли состоять на государственной службе, например занимать место штатного лаборанта или профессора в вузе. Поэтому Иоффе пришлось преодолевать это препятствие весьма необычным образом. Его возлюбленная Вера Андреевна Кравцова была православной, поэтому ее выход замуж за «иноверца» (иудея или мусульманина) означал поражение в правах. Выход замуж за «инославного» (католика или лютеранина) не влек никаких ограничений, кроме того условия, что дети должны принадлежать к православной вере. Поэтому Иоффе съездил в Финляндию, где законодательство было либеральнее, там принял лютеранство и обвенчался с Верой Андреевной. После этого ему открылась дорога и на государственную службу.
   В это время Иоффе совмещал научную и педагогическую деятельность, преподавая термодинамику на электромеханическом и металлургическом факультетах. Параллельно с преподаванием в Политехническом институте Иоффе читал лекции в Горном институте и на Высших женских курсах. С 1913 года его зачислили также в штат Петербургского университета на должность приват-доцента.
   Кроме того, Иоффе преподавал в Коммерческом училище в Лесном. По воспоминаниям одного из воспитанников училища, И.В. Обреимова, уроки Иоффе оказывались не слишком увлекательными, но в них была значительность – «свойство, которое было и в его лекциях для студентов… Следует сказать, что к А.Ф. Иоффе все относились с уважением. Мертвой тишины в классе, конечно, не было, но не было и болтовни, не относящейся к уроку». Это происходило осенью 1907 года, когда ученому исполнилось всего 27 лет. Впоследствии, рассказывая о своем преподавании в Коммерческом училище в Лесном, Иоффе вспоминал и о тех шалостях, что случались у него на уроках, например, как ученики жгли магний.
   «Абрам Федорович был застенчив, даже с учениками, – вспоминал И.В. Обреимов. – В нашем классе учился его брат Петя. Мы интересовались, как учитель будет обращаться к нему: „Петя“ или „Иоффе“? И вот однажды Абрам Федорович ужасно застеснялся и сказал: „А ну, Петя, иди к доске“. Эта фраза нам запомнилась на многие годы». Застенчивость Абрама Федоровича вводила нас в заблуждение и однажды, под конец года, вызвала в классе взрыв негодования против него».