Сергей Евгеньевич Глезеров
Удельная. Очерки истории
Предисловие
Удельная – район необычный и удивительно притягательный. Есть в нем что-то особое, манящее и располагающее к себе. Словно бы уголок милой провинции по мановению волшебной палочки оказался в Петербурге. Здесь все соразмерно человеку, здесь чувствуешь покой и уют.
Тому, кто оказался в Удельной впервые, порой может показаться, что ее современный вид мало отличается от облика районов нашего города, сложившихся в 1960-х годах. Но это только на первый взгляд. Стоит лишь внимательно присмотреться, и можно увидеть многочисленные следы прошлого, свидельствующие о давней истории этих мест.
Удельная имеет полное право считаться историческим районом. Ибо истории здесь не меньше, чем в центральной части города, на Невском проспекте или Дворцовой набережной.
Неразгаданной тайной веет от древнего валуна с загадочной латинской надписью на Дрезденской улице. Еще целы старые деревянные дома на Рашетовой улице – они дают возможность представить, как выглядела Удельная до начала реконструкции 1960-х годов. О давней истории напоминают столетние дубы во дворах между Гданьской и Дрезденской. А старожилы этих мест, несомненно, помнят не только прежние названия нынешних «побратимских улиц», но и имена проездов и переулков, ушедших в небытие, превратившихся во внутриквартальные проезды...
Современные контрасты Удельной: Забайкальская улица (вид на дом № 45 по Ярославскому проспекту), более напоминающая заснеженную деревню. Фото автора, март 2010 г.
Контрасты Удельной: то ли в городе, то ли в пригороде. Дом№ 63 по Ярославскому проспекту, на углу Забайкальской улицы. Фото автора, март 2010 г.
Магазин и чайная купца Матвея Елисеевича Башкирова (пр. Энгельса, 83-85) на фоне высотного комплекса «Живой родник». Фото автора, июль 2009 г.
Проспект Тореза в морозный зимний день. Фото автора, январь 2011 г.
Контрасты современной Удельной: сохранившийся дом (по Лагерной ул., 18) у озера Линден. Фото автора, сентябрь 2008 г.
Порой прошлая жизнь Удельной напоминает о себе буквально из-под земли – причем в самом прямом смысле. Редкая канава, выкопанная строителями в этих местах, обойдется без найденных старинных кирпичей – тех самых, из которых когда-то были сложены фундаменты и печи снесенных в 1960-х годах удельнинских домов. Как отмечал археолог-любитель Анатолий Борисович Большаков, собравший уникальную коллекцию старинных петербургских кирпичей с клеймами заводов, «дома разрушаются, а кирпич остается, по нему можно узнать, в каком году построен дом, какой завод поставлял кирпич, поскольку каждый кирпич имел тогда свое клеймо».
...Для автора этой книги Удельная – не просто один из исторических районов на севере Петербурга. Это место, очень дорогое сердцу. Все-таки восемь лет школьной жизни, в 80-х годах теперь уже прошлого века, непосредственно были с ним связаны. В силу обстоятельств мне довелось учиться в трех школах, и все они были в Удельной, на расстоянии десяти минут ходьбы друг от друга. (Четвертая школа, в которой автору этих строк посчастливилось учиться у выдающего исследователя Петербурга Г.А. Богуславского, тоже была в северной части города – на Выборгской стороне.)
Старый удельнинский дом на фоне новостроек 1960-х годов.
Фото автора, март 2008 г.
Особенно дорога мне 99-я школа на углу проспекта Энгельса и Рашетовой улицы: в ее стенах я провел первые четыре учебных года – с 1981 по 1985 год. Год начала перестройки стал последним годом нахождения здесь школы: здание, пострадавшее в результате «хулиганского потопа», поставили на капитальный ремонт, и спустя несколько лет в нем разместился школьный завод «Максим» объединения «Позитрон»...
Тут, в Удельной, все было близким, знакомым и родным. Склоны горы у проспекта Мориса Тореза и Сосновка, куда мы ходили классом кататься на лыжах. Кинотеатр «Уран» на Ярославском, где смотрели детские утренники. Скобелевский проспект, где была детская библиотека. Помню, что меня, жившего за Поклонной горой среди стремительно растущих новостроек, в Удельной особенно поражало соседство новых зданий с деревянными домиками, окруженными сараями, курятниками и поленницами дров. Довелось мне застать и дачу Бадмаева на вершине Поклонной горы. Возле нее всегда стояли милицейские машины, и на меня, воспитанного в том числе и на стихах о «дяде Степе – милиционере», это производило особое впечатление – уважения и даже какого-то благоговейного трепета...
Признаться честно, в ту пору, когда я начал интересоваться прошлым нашего города, Удельная как исторический объект меня совершенно не интересовала. Да я и не воспринимал ее таковым. Казалось, вся история сосредоточена там, ближе к Неве и за ней, вокруг Медного всадника, на Невском проспекте. А какая история может быть здесь, в Удельной, возле школы? Разве что только несколько мест, где ночевал вождь революции, да еще вокзал, откуда Ильич отправился за финскую границу...
Это уже потом все, что довелось застать в прежней Удельной, стало складываться в цельную картину этого исторического места. Поначалу представлялось, что из всех северных районов именно Удельная меньше всего обеспечена историческими источниками и свидетельствами. Но это на первый взгляд. Более глубокое погружение стало приносить самые любопытные открытия, а расширение круга старожилов привело и к удельнинским знакомствам.
Именно поэтому книга состоит из двух частей. Первая представляет собой попытку рассмотреть историю Удельной в хронологической последовательности, до сегодняшних дней. Вторая часть – это мемуары удельнинских старожилов: либо подготовленные ими самими, либо являющиеся результатом кропотливой работы с устными воспоминаниями и домашними архивами. Собранные вместе, они дают уникальную картину той Удельной, которой не стало не так давно – всего-то полвека назад. Той Удельной, которой нет. Той, что живет на страницах воспоминаний, в устных рассказах, в пожелтевших от времени фотографиях из семейных альбомов...
Дача Бадмаева на Поклонной горе.
Фото К.В. Овчинникова, 1975 г.
Прекрасно сознаю, что эта книга вовсе не является исчерпывающе полным собранием сведений по истории Удельной. Скорее она служит одним из первых шагов на этом пути. Процесс работы над книгой растягивался и мог растянуться еще на долгое время, поэтому автор этих строк посчитал, что в определенный момент следует сказать себе «стоп!» и представить на суд читателей уже собранное. Уверен, что многие из тем, затронутых в книге, могут быть продолжены, уточнены и углублены. Поэтому с благодарностью приму полезные для дальнейшей работы советы, комментарии, рекомендации, и самое главное – буду очень рад откликам удельнинских старожилов. Поскольку абсолютно убежден: домашние, семейные архивы еще хранят огромное количество настоящих удельнинских реликвий, достойных публикации и всеобщего обозрения. Ведь воспоминания старожилов – сегодня порой единственная нить, помогающая восстановить связь между настоящим и прошлым, особенно там, где чудом сохранившиеся следы этого прошлого исчезают буквально на глазах.
Удельная, ставшая в последние годы одним из полигонов «уплотнительной застройки», стремительно теряет последние островки своей старины. Не стало «ленинского дома» на Ярославском проспекте, многоэтажный жилой комплекс вырос на месте руин бывшего Удельного земледельческого училища. Список можно продолжать и дальше. Тем важней становятся воспоминания тех, кто помнит, хранит в памяти прежний облик тех мест...
Эта книга – и для старожилов, которые смогут на ее страницах окунуться в мир своего детства и юности. Она и для тех, кто живет в Удельной уже много лет, но не очень-то задумывается о том, что живет в историческом месте с богатой историей. Эта книга – и для тех, кто приехал сюда совсем недавно и познает среду своего обитания с нуля. Нам бы очень хотелось, чтобы прочитавший эту книгу понял: Удельная – вовсе не «депрессивный район», где нет супермаркетов и модных торговых комплексов. Чтобы почувствовал душу этих мест, принадлежностью к которым по праву можно и нужно гордиться. Перефразируя известную мысль, «живу в Удельной – это звучит гордо!»
Тому, кто оказался в Удельной впервые, порой может показаться, что ее современный вид мало отличается от облика районов нашего города, сложившихся в 1960-х годах. Но это только на первый взгляд. Стоит лишь внимательно присмотреться, и можно увидеть многочисленные следы прошлого, свидельствующие о давней истории этих мест.
Удельная имеет полное право считаться историческим районом. Ибо истории здесь не меньше, чем в центральной части города, на Невском проспекте или Дворцовой набережной.
Неразгаданной тайной веет от древнего валуна с загадочной латинской надписью на Дрезденской улице. Еще целы старые деревянные дома на Рашетовой улице – они дают возможность представить, как выглядела Удельная до начала реконструкции 1960-х годов. О давней истории напоминают столетние дубы во дворах между Гданьской и Дрезденской. А старожилы этих мест, несомненно, помнят не только прежние названия нынешних «побратимских улиц», но и имена проездов и переулков, ушедших в небытие, превратившихся во внутриквартальные проезды...
Современные контрасты Удельной: Забайкальская улица (вид на дом № 45 по Ярославскому проспекту), более напоминающая заснеженную деревню. Фото автора, март 2010 г.
Контрасты Удельной: то ли в городе, то ли в пригороде. Дом№ 63 по Ярославскому проспекту, на углу Забайкальской улицы. Фото автора, март 2010 г.
Магазин и чайная купца Матвея Елисеевича Башкирова (пр. Энгельса, 83-85) на фоне высотного комплекса «Живой родник». Фото автора, июль 2009 г.
Проспект Тореза в морозный зимний день. Фото автора, январь 2011 г.
Контрасты современной Удельной: сохранившийся дом (по Лагерной ул., 18) у озера Линден. Фото автора, сентябрь 2008 г.
Порой прошлая жизнь Удельной напоминает о себе буквально из-под земли – причем в самом прямом смысле. Редкая канава, выкопанная строителями в этих местах, обойдется без найденных старинных кирпичей – тех самых, из которых когда-то были сложены фундаменты и печи снесенных в 1960-х годах удельнинских домов. Как отмечал археолог-любитель Анатолий Борисович Большаков, собравший уникальную коллекцию старинных петербургских кирпичей с клеймами заводов, «дома разрушаются, а кирпич остается, по нему можно узнать, в каком году построен дом, какой завод поставлял кирпич, поскольку каждый кирпич имел тогда свое клеймо».
...Для автора этой книги Удельная – не просто один из исторических районов на севере Петербурга. Это место, очень дорогое сердцу. Все-таки восемь лет школьной жизни, в 80-х годах теперь уже прошлого века, непосредственно были с ним связаны. В силу обстоятельств мне довелось учиться в трех школах, и все они были в Удельной, на расстоянии десяти минут ходьбы друг от друга. (Четвертая школа, в которой автору этих строк посчастливилось учиться у выдающего исследователя Петербурга Г.А. Богуславского, тоже была в северной части города – на Выборгской стороне.)
Старый удельнинский дом на фоне новостроек 1960-х годов.
Фото автора, март 2008 г.
Особенно дорога мне 99-я школа на углу проспекта Энгельса и Рашетовой улицы: в ее стенах я провел первые четыре учебных года – с 1981 по 1985 год. Год начала перестройки стал последним годом нахождения здесь школы: здание, пострадавшее в результате «хулиганского потопа», поставили на капитальный ремонт, и спустя несколько лет в нем разместился школьный завод «Максим» объединения «Позитрон»...
Тут, в Удельной, все было близким, знакомым и родным. Склоны горы у проспекта Мориса Тореза и Сосновка, куда мы ходили классом кататься на лыжах. Кинотеатр «Уран» на Ярославском, где смотрели детские утренники. Скобелевский проспект, где была детская библиотека. Помню, что меня, жившего за Поклонной горой среди стремительно растущих новостроек, в Удельной особенно поражало соседство новых зданий с деревянными домиками, окруженными сараями, курятниками и поленницами дров. Довелось мне застать и дачу Бадмаева на вершине Поклонной горы. Возле нее всегда стояли милицейские машины, и на меня, воспитанного в том числе и на стихах о «дяде Степе – милиционере», это производило особое впечатление – уважения и даже какого-то благоговейного трепета...
Признаться честно, в ту пору, когда я начал интересоваться прошлым нашего города, Удельная как исторический объект меня совершенно не интересовала. Да я и не воспринимал ее таковым. Казалось, вся история сосредоточена там, ближе к Неве и за ней, вокруг Медного всадника, на Невском проспекте. А какая история может быть здесь, в Удельной, возле школы? Разве что только несколько мест, где ночевал вождь революции, да еще вокзал, откуда Ильич отправился за финскую границу...
Это уже потом все, что довелось застать в прежней Удельной, стало складываться в цельную картину этого исторического места. Поначалу представлялось, что из всех северных районов именно Удельная меньше всего обеспечена историческими источниками и свидетельствами. Но это на первый взгляд. Более глубокое погружение стало приносить самые любопытные открытия, а расширение круга старожилов привело и к удельнинским знакомствам.
Именно поэтому книга состоит из двух частей. Первая представляет собой попытку рассмотреть историю Удельной в хронологической последовательности, до сегодняшних дней. Вторая часть – это мемуары удельнинских старожилов: либо подготовленные ими самими, либо являющиеся результатом кропотливой работы с устными воспоминаниями и домашними архивами. Собранные вместе, они дают уникальную картину той Удельной, которой не стало не так давно – всего-то полвека назад. Той Удельной, которой нет. Той, что живет на страницах воспоминаний, в устных рассказах, в пожелтевших от времени фотографиях из семейных альбомов...
Дача Бадмаева на Поклонной горе.
Фото К.В. Овчинникова, 1975 г.
Прекрасно сознаю, что эта книга вовсе не является исчерпывающе полным собранием сведений по истории Удельной. Скорее она служит одним из первых шагов на этом пути. Процесс работы над книгой растягивался и мог растянуться еще на долгое время, поэтому автор этих строк посчитал, что в определенный момент следует сказать себе «стоп!» и представить на суд читателей уже собранное. Уверен, что многие из тем, затронутых в книге, могут быть продолжены, уточнены и углублены. Поэтому с благодарностью приму полезные для дальнейшей работы советы, комментарии, рекомендации, и самое главное – буду очень рад откликам удельнинских старожилов. Поскольку абсолютно убежден: домашние, семейные архивы еще хранят огромное количество настоящих удельнинских реликвий, достойных публикации и всеобщего обозрения. Ведь воспоминания старожилов – сегодня порой единственная нить, помогающая восстановить связь между настоящим и прошлым, особенно там, где чудом сохранившиеся следы этого прошлого исчезают буквально на глазах.
Удельная, ставшая в последние годы одним из полигонов «уплотнительной застройки», стремительно теряет последние островки своей старины. Не стало «ленинского дома» на Ярославском проспекте, многоэтажный жилой комплекс вырос на месте руин бывшего Удельного земледельческого училища. Список можно продолжать и дальше. Тем важней становятся воспоминания тех, кто помнит, хранит в памяти прежний облик тех мест...
Эта книга – и для старожилов, которые смогут на ее страницах окунуться в мир своего детства и юности. Она и для тех, кто живет в Удельной уже много лет, но не очень-то задумывается о том, что живет в историческом месте с богатой историей. Эта книга – и для тех, кто приехал сюда совсем недавно и познает среду своего обитания с нуля. Нам бы очень хотелось, чтобы прочитавший эту книгу понял: Удельная – вовсе не «депрессивный район», где нет супермаркетов и модных торговых комплексов. Чтобы почувствовал душу этих мест, принадлежностью к которым по праву можно и нужно гордиться. Перефразируя известную мысль, «живу в Удельной – это звучит гордо!»
Часть первая.
Страницы истории
Имя и границы
В отличие от многих названий исторических районов, наименование «Удельная» прочно сохранилось в городском обиходе. Причем не столько благодаря народной памяти – население Удельной практически полностью сменилось в середине XX века, а благодаря тому, что одним из центров притяжения местности оставалась железнодорожная станция Удельная. А после того как в 1982 году появилась и одноименная станция метро, названию «Удельная» уже ничто не угрожало...
У каждого из названий петербургских предместий – своя история, и она может о многом рассказать. Откуда же произошло название «Удельная» и почему эта местность определяется словом женского рода?
К примеру, название соседнего района «Лесной» произошло от Лесного корпуса (института). В случае с Удельной все не так просто. Сразу же возникают несколько вопросов: какое определяющее слово отпало со временем за ненадобностью? И почему не появилось в народном обиходе понятие «Удельное» (ведь появилось же «Лесное»)? Точные и однозначные ответы отсутствуют, поэтому пока приходится иметь дело с версиями.
Как считает авторитетный исследователь в области петербургской топонимики А.Д. Ерофеев, название «Удельная» произошло от Удельной фермы, и слово, которое постепенно отпало, – это «ферма». Как это произошло? Западная часть нынешнего района Удельной еще с петровских времен входила в состав так называемых дворцовых земель, являвшихся собственностью императорской фамилии.
В 1797 году Павел I в день коронования подписал «Закон об Императорской фамилии». В нем определялось, что отныне император, его мать, императрица и наследник находятся на постоянном содержании казны. Прочие же дети с момента совершеннолетия или выхода в замужество переходили на содержание «удельного капитала», собираемого в виде оброка с крестьян имений, выделенных из государственных владений в так называемые «удельные», то есть принадлежащие императорской фамилии, или уделу.
Для управления удельными землями, имениями, а до 1863 года также и удельными крепостными крестьянами, Павел I учредил Удельное ведомство. Его центральным органом служил Департамент уделов, а с 1892 года – Главное управление уделов Министерства императорского двора.
В 1827 году оброк заменили доходом от общественных запашек, обрабатываемых крестьянами сообща. За работами на этих полях наблюдали специальные смотрители. Для их подготовки учредили Удельное земледельческое училище. Его строительство началось в 1832 году на пустоши сельца Никольского, на шестой версте от Петербурга, по левой стороне от Выборгской дороги (потом – шоссе, ныне – проспект Энгельса). Это учебное заведение, торжественно открытое 1 октября 1833 года, стало родоначальником местности.
Между тем, как отмечает А.Д. Ерофеев, название «Удельная» появилось у этих мест еще раньше, в начале XIX века, и связано это было с тем, что земли передали ведомству Департамента уделов. Здесь появилась образцово-показательная ферма, ее история восходила к «дням александровым прекрасному началу». Тогда Александр I с благосклонностью отнесся к полученному через посредство своего друга Н.Н. Новосильцева предложению английского капитана Александра Давидсона об устройстве под Петербургом образцовой сельскохозяйственной фермы. Она предназначалась «для учреждения полного сельского хозяйства, состоящего наипаче в улучшении землепашества, в разведении и сохранении лучшей породы овец и рогатого скота, также разных овощей и кормовых трав, к скотоводству относящихся, и для употребления в пример новейших и усовершенствованных земледельческих орудий».
Для деятельности фермы приготовили огромную территорию, отданную в распоряжение капитана Давидсона. Ее границы в нынешней топографии располагались примерно от Черной речки до Поклонной горы. По фамилии англичанина Давидсона ферму назвали Английской («Англинской») – отсюда и название Английского проспекта, ныне носящего имя героя Гражданской войны Александра Пархоменко. Эту же ферму, как отмечает А.Д. Ерофеев, называли и Удельной – по местности, которая возникла как подведомственная Департаменту уделов несколько раньше, чем на ней начал хозяйствовать Давидсон.
Как известно, эта затея не увенчалась успехом. По условиям договора ферма передавалась Давидсону в полное распоряжение на 23 года. Правительство оговаривало в заключенном контракте, что Давидсон обязывается «сохранять и разводить лучшие породы овец и крупного скота, размножать здесь наилучшие сорта разных родов хлеба и кормовых трав и снабжать оными по мере надобности, крестьян государственных и удельных имений, за умеренную цену, употреблять новейшие и усовершенствованные орудия, дабы показывая всегда пример совершенного хозяйства всем радеющим к сей части экономам, устройство сей мызы служило образцом, привлекающим к полезному подражанию». При устройстве фермы израсходовали 305 000 рублей. Давидсон обязывался постепенно выплатить эту сумму вместе с процентами в течение 23 лет, после чего ферма со всем имуществом переходила в собственность казны. Все доходы сверх этой суммы поступали бы в пользу Давидсона.
Однако ферма Давидсона не получилась «образцом, привлекающим к полезному подражанию», а стала приносить только убытки. Давидсон не смог выплачивать в установленные сроки оговоренные в контракте суммы. По подсчетам обследовавших в 1806 году ферму чиновников, она приносила дохода не более 16 500 руб. в год, а расхода – не менее 20 000 руб. Вследствие этого, не желая закрывать совсем недавно начатое и небезнадежное предприятие, Давидсон обратился в 1805 году к Александру I с просьбой изменить срок контракта с 23 на 35 лет и выдать ему взаймы еще 40 000 руб. Правительство провело освидетельствование хозяйства фермы, подтвердившее слова Давидсона, и по повелению Александра I ему выдали в 1807 году еще 20 000 руб., но срок аренды оставили прежний.
Однако эти меры не помогли, ферма продолжала давать одни убытки и обременять государственную казну. Поэтому 23 октября 1809 году именным Высочайшим указом Александра I на имя министра внутренних дел А.Б. Куракина предписывалось отобрать у капитана Давидсона ферму в казну «со всеми заведениями, домашними припасами, посеянным хлебом, инструментами, скотом всякого рода и приготовленным для оного кормом, исключая вещи ему лично принадлежавшие».
При приемке фермы от Давидсона обнаружилось ее запустение: постройки пришли в ветхость, сельскохозяйственный инвентарь находился в полуразрушенном состоянии, скот частью погиб (из 21 головы выписанного из Англии крупного рогатого скота треть пала). Согласно тому же Высочайшему указу Александра I от 23 октября 1809 года крестьяне фермы передавались в ведение кабинета, с наделением тремя десятинами земли каждой души мужского пола (из них – по одной десятине близлежащей к селению обработанной земли и по две десятины неудобренной земли).
К 1811 году со всеми делами бывшей Английской фермы покончили, однако обветшавшие постройки фермы оставались в ведении Лесного института до начала 1830-х годов. На двух главных участках бывшей фермы, где стояли хозяйственные постройки, разместился переехавший из Царского Села, где ему не хватало места для практических занятий, Лесной институт...
По другой версии, название «Удельная» произошло чуть позже от другой фермы, принадлежавшей уже Удельному ведомству. Она находилась в начале нынешнего Ланского шоссе и дала впоследствии имя Фермскому шоссе, возникшему в середине XIX века. Существует также утверждение, что название «Удельная» закрепилось за местностью после того, как здесь в 1870 году появилась железнодорожная станция Удельная. К примеру, в справочнике В. Симанского «Петербургские дачные местности в отношении их здоровости» (1881) указывается: «Удельная, то есть станция Финляндской железной дороги, выстроенная на земле Удельного ведомства...»
И еще один важный вопрос: каковы же границы Удельной? Проще всего объяснить так: Удельная заканчивается там, где начинается другой район. Таким образом, с запада Удельная граничит с Коломягами, с юга – с Лесным, с востока – с Сосновкой, с севера – с Озерками.
«Топонимическая энциклопедия», изданная в 2003 году, определяет границы Удельной следующим образом: Поклонногорская ул., пр. Тореза, Манчестерская ул., пр. Энгельса, Богатырский пр. и Финляндская железнодорожная линия. Однако позволю себе не согласиться с уважаемыми авторами в том, что западной границей Удельной служит железная дорога. Логичным будет предположить, что Удельная включает в себя также Удельный парк и территорию психиатрической больницы, а потому западной границей Удельной стоит считать очертания Удельного парка, а далее – появившуюся в 1993 году на карте города Афонскую улицу, отделяющую территорию психиатрической больницы от Коломяг. Что же касается Сосновки, то ее следует, по всей видимости, считать отдельным историческим районом. Но поскольку ее история неразрывно связана с Удельной, то в этой книге Сосновке также уделено значительное внимание.
У каждого из названий петербургских предместий – своя история, и она может о многом рассказать. Откуда же произошло название «Удельная» и почему эта местность определяется словом женского рода?
К примеру, название соседнего района «Лесной» произошло от Лесного корпуса (института). В случае с Удельной все не так просто. Сразу же возникают несколько вопросов: какое определяющее слово отпало со временем за ненадобностью? И почему не появилось в народном обиходе понятие «Удельное» (ведь появилось же «Лесное»)? Точные и однозначные ответы отсутствуют, поэтому пока приходится иметь дело с версиями.
Как считает авторитетный исследователь в области петербургской топонимики А.Д. Ерофеев, название «Удельная» произошло от Удельной фермы, и слово, которое постепенно отпало, – это «ферма». Как это произошло? Западная часть нынешнего района Удельной еще с петровских времен входила в состав так называемых дворцовых земель, являвшихся собственностью императорской фамилии.
В 1797 году Павел I в день коронования подписал «Закон об Императорской фамилии». В нем определялось, что отныне император, его мать, императрица и наследник находятся на постоянном содержании казны. Прочие же дети с момента совершеннолетия или выхода в замужество переходили на содержание «удельного капитала», собираемого в виде оброка с крестьян имений, выделенных из государственных владений в так называемые «удельные», то есть принадлежащие императорской фамилии, или уделу.
Для управления удельными землями, имениями, а до 1863 года также и удельными крепостными крестьянами, Павел I учредил Удельное ведомство. Его центральным органом служил Департамент уделов, а с 1892 года – Главное управление уделов Министерства императорского двора.
В 1827 году оброк заменили доходом от общественных запашек, обрабатываемых крестьянами сообща. За работами на этих полях наблюдали специальные смотрители. Для их подготовки учредили Удельное земледельческое училище. Его строительство началось в 1832 году на пустоши сельца Никольского, на шестой версте от Петербурга, по левой стороне от Выборгской дороги (потом – шоссе, ныне – проспект Энгельса). Это учебное заведение, торжественно открытое 1 октября 1833 года, стало родоначальником местности.
Между тем, как отмечает А.Д. Ерофеев, название «Удельная» появилось у этих мест еще раньше, в начале XIX века, и связано это было с тем, что земли передали ведомству Департамента уделов. Здесь появилась образцово-показательная ферма, ее история восходила к «дням александровым прекрасному началу». Тогда Александр I с благосклонностью отнесся к полученному через посредство своего друга Н.Н. Новосильцева предложению английского капитана Александра Давидсона об устройстве под Петербургом образцовой сельскохозяйственной фермы. Она предназначалась «для учреждения полного сельского хозяйства, состоящего наипаче в улучшении землепашества, в разведении и сохранении лучшей породы овец и рогатого скота, также разных овощей и кормовых трав, к скотоводству относящихся, и для употребления в пример новейших и усовершенствованных земледельческих орудий».
Для деятельности фермы приготовили огромную территорию, отданную в распоряжение капитана Давидсона. Ее границы в нынешней топографии располагались примерно от Черной речки до Поклонной горы. По фамилии англичанина Давидсона ферму назвали Английской («Англинской») – отсюда и название Английского проспекта, ныне носящего имя героя Гражданской войны Александра Пархоменко. Эту же ферму, как отмечает А.Д. Ерофеев, называли и Удельной – по местности, которая возникла как подведомственная Департаменту уделов несколько раньше, чем на ней начал хозяйствовать Давидсон.
Как известно, эта затея не увенчалась успехом. По условиям договора ферма передавалась Давидсону в полное распоряжение на 23 года. Правительство оговаривало в заключенном контракте, что Давидсон обязывается «сохранять и разводить лучшие породы овец и крупного скота, размножать здесь наилучшие сорта разных родов хлеба и кормовых трав и снабжать оными по мере надобности, крестьян государственных и удельных имений, за умеренную цену, употреблять новейшие и усовершенствованные орудия, дабы показывая всегда пример совершенного хозяйства всем радеющим к сей части экономам, устройство сей мызы служило образцом, привлекающим к полезному подражанию». При устройстве фермы израсходовали 305 000 рублей. Давидсон обязывался постепенно выплатить эту сумму вместе с процентами в течение 23 лет, после чего ферма со всем имуществом переходила в собственность казны. Все доходы сверх этой суммы поступали бы в пользу Давидсона.
Однако ферма Давидсона не получилась «образцом, привлекающим к полезному подражанию», а стала приносить только убытки. Давидсон не смог выплачивать в установленные сроки оговоренные в контракте суммы. По подсчетам обследовавших в 1806 году ферму чиновников, она приносила дохода не более 16 500 руб. в год, а расхода – не менее 20 000 руб. Вследствие этого, не желая закрывать совсем недавно начатое и небезнадежное предприятие, Давидсон обратился в 1805 году к Александру I с просьбой изменить срок контракта с 23 на 35 лет и выдать ему взаймы еще 40 000 руб. Правительство провело освидетельствование хозяйства фермы, подтвердившее слова Давидсона, и по повелению Александра I ему выдали в 1807 году еще 20 000 руб., но срок аренды оставили прежний.
Однако эти меры не помогли, ферма продолжала давать одни убытки и обременять государственную казну. Поэтому 23 октября 1809 году именным Высочайшим указом Александра I на имя министра внутренних дел А.Б. Куракина предписывалось отобрать у капитана Давидсона ферму в казну «со всеми заведениями, домашними припасами, посеянным хлебом, инструментами, скотом всякого рода и приготовленным для оного кормом, исключая вещи ему лично принадлежавшие».
При приемке фермы от Давидсона обнаружилось ее запустение: постройки пришли в ветхость, сельскохозяйственный инвентарь находился в полуразрушенном состоянии, скот частью погиб (из 21 головы выписанного из Англии крупного рогатого скота треть пала). Согласно тому же Высочайшему указу Александра I от 23 октября 1809 года крестьяне фермы передавались в ведение кабинета, с наделением тремя десятинами земли каждой души мужского пола (из них – по одной десятине близлежащей к селению обработанной земли и по две десятины неудобренной земли).
К 1811 году со всеми делами бывшей Английской фермы покончили, однако обветшавшие постройки фермы оставались в ведении Лесного института до начала 1830-х годов. На двух главных участках бывшей фермы, где стояли хозяйственные постройки, разместился переехавший из Царского Села, где ему не хватало места для практических занятий, Лесной институт...
По другой версии, название «Удельная» произошло чуть позже от другой фермы, принадлежавшей уже Удельному ведомству. Она находилась в начале нынешнего Ланского шоссе и дала впоследствии имя Фермскому шоссе, возникшему в середине XIX века. Существует также утверждение, что название «Удельная» закрепилось за местностью после того, как здесь в 1870 году появилась железнодорожная станция Удельная. К примеру, в справочнике В. Симанского «Петербургские дачные местности в отношении их здоровости» (1881) указывается: «Удельная, то есть станция Финляндской железной дороги, выстроенная на земле Удельного ведомства...»
И еще один важный вопрос: каковы же границы Удельной? Проще всего объяснить так: Удельная заканчивается там, где начинается другой район. Таким образом, с запада Удельная граничит с Коломягами, с юга – с Лесным, с востока – с Сосновкой, с севера – с Озерками.
«Топонимическая энциклопедия», изданная в 2003 году, определяет границы Удельной следующим образом: Поклонногорская ул., пр. Тореза, Манчестерская ул., пр. Энгельса, Богатырский пр. и Финляндская железнодорожная линия. Однако позволю себе не согласиться с уважаемыми авторами в том, что западной границей Удельной служит железная дорога. Логичным будет предположить, что Удельная включает в себя также Удельный парк и территорию психиатрической больницы, а потому западной границей Удельной стоит считать очертания Удельного парка, а далее – появившуюся в 1993 году на карте города Афонскую улицу, отделяющую территорию психиатрической больницы от Коломяг. Что же касается Сосновки, то ее следует, по всей видимости, считать отдельным историческим районом. Но поскольку ее история неразрывно связана с Удельной, то в этой книге Сосновке также уделено значительное внимание.
До и после земледельческого училища
Итак, Удельное земледельческое училище открылось в 1833 году. В последующие десять лет училище распространило свои владения: в 1839 году было приобретено 39 десятин от почетного гражданина Лихачева, в 1843 году – 252 десятины пустоши от сенатора С. Ланского. Таким образом, владения училища распространились по левой стороне Выборгской дороги от нынешних Поклонногорской улицы до Ланского шоссе. С запада границей служили земли коломяжского имения. На вновь приобретенных землях находились пустоши и еловый лес, местами заболоченный. На расчистку, осушение, планировку приходилось затрачивать много труда и средств.
Проектирование и наблюдение за строительством училища осуществлял академик архитектуры Х.Ф. Мейер, с 1819 года в течение тридцати лет состоявший на службе в Удельном ведомстве. По проекту в первую очередь возводилось 23 здания – главный корпус, спальни воспитанников, дома для персонала, столовая, больница, две мастерские, а по периметру двора – службы. Через два-три года на соседних участках появились ферма, еще восемь мастерских и другие хозяйственные постройки.
Идиллическую картину Удельного земледельческого училища составил молодой литератор В.П. Бурнашев (более известный под псевдонимом Бурьянов), посвятивший ему ряд статей в популярной петербургской газете «Северная пчела», а затем выпустивший книгу «Описание Удельного земледельческого училища». Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона называет Бурьянова еще и «дилетантом-агрономом». В 1843—1844 годах вышел составленный им первый русский сельскохозяйственный словарь – «Опыт терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности, промыслов и быта народного», высоко оцененный В.И. Далем.
Подробное описание училища есть и в его путеводителе «Прогулка с детьми по С.-Петербургу и его окрестностям», изданном в 1838 году, построенном в форме описания совместной прогулки автора с читателями. Заглянем и мы на страницы этой книги. Итак, покинув Лесной институт и двигаясь дальше по Парголовской (Выборгской) дороге, «видим по левую руку превосходно возделанные поля, покрытые такой рожью и таким овсом, каких, конечно, трудно где-нибудь найти; нивы на большом пространстве обнесены канавою с высоким балюстрадом. Это должно быть какое-нибудь казенное заведение, думаете вы, и не ошибаетесь: вот столб, на котором изображен государственный орел, вот другой, на котором вы читаете надпись: Удельное земледельческое училище. Проехав несколько мимо превосходно обработанных полей, завернем налево на планированный как садовая дорога проспект, ведущий к множеству красивых, хотя несколько однообразных деревянных строений, белых со светло-зелеными крышами». Если перевести это на современный язык, то мы свернули с проспекта Энгельса на Скобелевский. Но вернемся снова к путеводителю Бурьянова: «По обеим сторонам волнуется море ржи, спелой, высокой, густой».
Прервем на минуту Бурьянова и отметим – именно так появился нынешний Скобелевский проспект: самые первые ученики училища проложили широкую дорогу для проезда от Выборгской дороги к училищу, устроив с обеих сторон канавы, деревянные тротуары и тумбы.
И вот мы, следом за Бурьяновым, во дворе Удельного училища. «Боже мой! Как чист, как хорошо содержан этот двор, обширный, окруженный разными училищными зданиями и хозяйственными заведениями; ни соринки нигде. Посередине двора устроены качели и превысокий шест, на который мастерски умеют лазить здешние воспитанники». В главном корпусе – церковь, квартиры директора и его помощника, музеум и прочие заведения. Музеум разделен на две части: «направо разные иностранные усовершенствованные орудия: культиваторы, экстирпаторы, веялки, молотильни, маслобойни, сеяльницы и пр. и пр. Налево собственно русские орудия в том виде, в каком они употребляются крестьянами в разных губерниях: тут соха, плуг, орало, косуля, межеумок, кривуша и пр.».
Среди хозяйственных заведений – водяная мельница, хлебник, рига, коровник с быками и коровами швейцарскими, штейермаркскими, тирольскими и нашими холмогорскими, свинарня с огромными ютландскими и китайскими свиньями, птичник, молошня, а также анатомический театр. В последнем «воспитанники упражняются в искусстве снимать кожу с убитого животного и в рассматривании его внутренностей для узнания внутреннего состава; это необходимо всякому хозяину, который хочет сам лечить свою скотину».
Таким образом, Удельное земледельческое училище представляло собой попытку обучения юношей в условиях образцового крестьянского хозяйства. Как писал все тот же Бурьянов, воспитанники училища – «добрые сельские юноши, готовящиеся скоро сделаться полезными сынами отечества распространением правил сельского хозяйства в Русском Царстве».
Удельное земледельческое училище было учреждено для образования 250 крестьянских мальчиков из разных имений в возрасте не моложе 16 и не старше 19 лет, «здоровых, одаренных умом и способностями и отличающихся хорошей нравственностью».
Обучение строилось таким образом, чтобы будущие «смотрители общественной запашки» обладали основами наук (преподавались грамота, арифметика), а также знали ремесла, необходимые для устройства земледельческих орудий и вообще для семейного крестьянского быта. Как писал В. Бурьянов в «Прогулке с детьями по С.-Петербургу и его окрестностям», «здесь воспитанник знает и покрыть кровлю, и выконопатить дом, и поставить печку, и стачать сапог, и содержать скотину, и доить корову и пр.». Во многом это достигалось путем того, что в Удельном училище не предусматривалась прислуга, и воспитанники сами поочередно выполняли обязанности пекарей, кашеваров, истопников, прачек и т. д. и т. п. Сами доили коров, занимались откармливанием телят и поросят, готовили молочные продукты («Что за сливки, что за творог, что за простокваша, что за варенцы, и все это делают сами воспитанники, которые сверх того мастерски приготовляют французский сыр», – восторгался В. Бурьянов), занимались пчеловодством, делали мебель.
Среди построек училища имелась «образцовая изба», в ней попеременно семьями жили воспитанники и учились «на практике тому умению жить, которое преподается им в теории». Персонал же училища составляли директор, его помощник, священник, медик, четыре учителя, садовод, фермер, скотник, шесть надзирателей из отставных унтер-офицеров, десять удельных крестьян-наставников по сельскому хозяйству и мастера по обучению ремеслам. Отметим, что директором училища в течение 17 лет был профессор агрономии и математики М.А. Байков, приглашенный из Харьковского университета.
В течение первых четырех лет занятия сельским хозяйством чередовались с обучением грамоте и арифметике по «Ланкастерской методе взаимного обучения», а последние два года отводились исключительно работе – на ферме, в поле, в мастерских. На полях выращивались различные сорта зерновых и трав, картофель, турнепс и другие культуры, в то время почти неизвестные русскому крестьянину, причем семена, главным образом, выписывались из-за границы. Росли на полях училища даже арбузы и дыни.
Уклад училища составляла строгая дисциплина, привычные для крестьянского обихода одежда, пища, ежедневные общие молитвы, пение в церковном хоре, соблюдение постов и обрядов. Например, В. Бурьянов описывал торжественную церемонию водоосвящения и крестного хода по полям училища, связанного с началом жатвы.
Училище привлекало общественный интерес, являлось местом паломничества русских помещиков и иностранцев. Среди гостей были Николай I, министры М.М. Сперанский и Е.Ф. Канкрин, писатели В.А. Жуковский, Н.И. Греч, О.И. Сенковский, генерал И.Н. Скобелев (А.И. Куприн посвятил ему повесть «Однорукий комендант») и любимец воспитанников – И.А. Крылов. В музеуме училища, как писал В. Бурьянов, хранился цеп, которым молотила рожь великая княгиня Елена Павловна, «удостоившая заведение своим посещением и подробным осмотром по всем частям, 3-го сентября 1836 г.».
Проектирование и наблюдение за строительством училища осуществлял академик архитектуры Х.Ф. Мейер, с 1819 года в течение тридцати лет состоявший на службе в Удельном ведомстве. По проекту в первую очередь возводилось 23 здания – главный корпус, спальни воспитанников, дома для персонала, столовая, больница, две мастерские, а по периметру двора – службы. Через два-три года на соседних участках появились ферма, еще восемь мастерских и другие хозяйственные постройки.
Идиллическую картину Удельного земледельческого училища составил молодой литератор В.П. Бурнашев (более известный под псевдонимом Бурьянов), посвятивший ему ряд статей в популярной петербургской газете «Северная пчела», а затем выпустивший книгу «Описание Удельного земледельческого училища». Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона называет Бурьянова еще и «дилетантом-агрономом». В 1843—1844 годах вышел составленный им первый русский сельскохозяйственный словарь – «Опыт терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности, промыслов и быта народного», высоко оцененный В.И. Далем.
Подробное описание училища есть и в его путеводителе «Прогулка с детьми по С.-Петербургу и его окрестностям», изданном в 1838 году, построенном в форме описания совместной прогулки автора с читателями. Заглянем и мы на страницы этой книги. Итак, покинув Лесной институт и двигаясь дальше по Парголовской (Выборгской) дороге, «видим по левую руку превосходно возделанные поля, покрытые такой рожью и таким овсом, каких, конечно, трудно где-нибудь найти; нивы на большом пространстве обнесены канавою с высоким балюстрадом. Это должно быть какое-нибудь казенное заведение, думаете вы, и не ошибаетесь: вот столб, на котором изображен государственный орел, вот другой, на котором вы читаете надпись: Удельное земледельческое училище. Проехав несколько мимо превосходно обработанных полей, завернем налево на планированный как садовая дорога проспект, ведущий к множеству красивых, хотя несколько однообразных деревянных строений, белых со светло-зелеными крышами». Если перевести это на современный язык, то мы свернули с проспекта Энгельса на Скобелевский. Но вернемся снова к путеводителю Бурьянова: «По обеим сторонам волнуется море ржи, спелой, высокой, густой».
Прервем на минуту Бурьянова и отметим – именно так появился нынешний Скобелевский проспект: самые первые ученики училища проложили широкую дорогу для проезда от Выборгской дороги к училищу, устроив с обеих сторон канавы, деревянные тротуары и тумбы.
И вот мы, следом за Бурьяновым, во дворе Удельного училища. «Боже мой! Как чист, как хорошо содержан этот двор, обширный, окруженный разными училищными зданиями и хозяйственными заведениями; ни соринки нигде. Посередине двора устроены качели и превысокий шест, на который мастерски умеют лазить здешние воспитанники». В главном корпусе – церковь, квартиры директора и его помощника, музеум и прочие заведения. Музеум разделен на две части: «направо разные иностранные усовершенствованные орудия: культиваторы, экстирпаторы, веялки, молотильни, маслобойни, сеяльницы и пр. и пр. Налево собственно русские орудия в том виде, в каком они употребляются крестьянами в разных губерниях: тут соха, плуг, орало, косуля, межеумок, кривуша и пр.».
Среди хозяйственных заведений – водяная мельница, хлебник, рига, коровник с быками и коровами швейцарскими, штейермаркскими, тирольскими и нашими холмогорскими, свинарня с огромными ютландскими и китайскими свиньями, птичник, молошня, а также анатомический театр. В последнем «воспитанники упражняются в искусстве снимать кожу с убитого животного и в рассматривании его внутренностей для узнания внутреннего состава; это необходимо всякому хозяину, который хочет сам лечить свою скотину».
Таким образом, Удельное земледельческое училище представляло собой попытку обучения юношей в условиях образцового крестьянского хозяйства. Как писал все тот же Бурьянов, воспитанники училища – «добрые сельские юноши, готовящиеся скоро сделаться полезными сынами отечества распространением правил сельского хозяйства в Русском Царстве».
Удельное земледельческое училище было учреждено для образования 250 крестьянских мальчиков из разных имений в возрасте не моложе 16 и не старше 19 лет, «здоровых, одаренных умом и способностями и отличающихся хорошей нравственностью».
Обучение строилось таким образом, чтобы будущие «смотрители общественной запашки» обладали основами наук (преподавались грамота, арифметика), а также знали ремесла, необходимые для устройства земледельческих орудий и вообще для семейного крестьянского быта. Как писал В. Бурьянов в «Прогулке с детьями по С.-Петербургу и его окрестностям», «здесь воспитанник знает и покрыть кровлю, и выконопатить дом, и поставить печку, и стачать сапог, и содержать скотину, и доить корову и пр.». Во многом это достигалось путем того, что в Удельном училище не предусматривалась прислуга, и воспитанники сами поочередно выполняли обязанности пекарей, кашеваров, истопников, прачек и т. д. и т. п. Сами доили коров, занимались откармливанием телят и поросят, готовили молочные продукты («Что за сливки, что за творог, что за простокваша, что за варенцы, и все это делают сами воспитанники, которые сверх того мастерски приготовляют французский сыр», – восторгался В. Бурьянов), занимались пчеловодством, делали мебель.
Среди построек училища имелась «образцовая изба», в ней попеременно семьями жили воспитанники и учились «на практике тому умению жить, которое преподается им в теории». Персонал же училища составляли директор, его помощник, священник, медик, четыре учителя, садовод, фермер, скотник, шесть надзирателей из отставных унтер-офицеров, десять удельных крестьян-наставников по сельскому хозяйству и мастера по обучению ремеслам. Отметим, что директором училища в течение 17 лет был профессор агрономии и математики М.А. Байков, приглашенный из Харьковского университета.
В течение первых четырех лет занятия сельским хозяйством чередовались с обучением грамоте и арифметике по «Ланкастерской методе взаимного обучения», а последние два года отводились исключительно работе – на ферме, в поле, в мастерских. На полях выращивались различные сорта зерновых и трав, картофель, турнепс и другие культуры, в то время почти неизвестные русскому крестьянину, причем семена, главным образом, выписывались из-за границы. Росли на полях училища даже арбузы и дыни.
Уклад училища составляла строгая дисциплина, привычные для крестьянского обихода одежда, пища, ежедневные общие молитвы, пение в церковном хоре, соблюдение постов и обрядов. Например, В. Бурьянов описывал торжественную церемонию водоосвящения и крестного хода по полям училища, связанного с началом жатвы.
Училище привлекало общественный интерес, являлось местом паломничества русских помещиков и иностранцев. Среди гостей были Николай I, министры М.М. Сперанский и Е.Ф. Канкрин, писатели В.А. Жуковский, Н.И. Греч, О.И. Сенковский, генерал И.Н. Скобелев (А.И. Куприн посвятил ему повесть «Однорукий комендант») и любимец воспитанников – И.А. Крылов. В музеуме училища, как писал В. Бурьянов, хранился цеп, которым молотила рожь великая княгиня Елена Павловна, «удостоившая заведение своим посещением и подробным осмотром по всем частям, 3-го сентября 1836 г.».