Сергей Головачев. Лысая гора

   Переубедить его невозможно, поскольку он упёртый, как баран. Возможно, потому, что его знак – «овен». Он так же крепко стоит на ногах, как и буква «А». Поэтому приятель и называет анестезиолога – Димоном-А, а тот в свою очередь, именует будущего онколога – О`Димоном.
   В отличие от альфы его приятель-омега Дмитрий Торчин – высок и худощав. Как высохшая вобла. Это сравнение подходит к нему ещё и потому, что он относится к знаку зодиака «рыбы».
   Иногда он бывает весел, но чаще всего на его лице – печать уныния. Как будто он знает что-то такое, чего никто не знает, и это знание делает его таким печальным и безрадостным. Поскольку он сильно сутулится, то похож издали на горбатого. Горбатого могила исправит, любит повторять О`Димон о себе, но по другому поводу.
   Впереди над кронами деревьев он замечает верхушки радиолокационных вышек: одну высокую и четыре по бокам – поменьше.
   – А что это там за вышки? – спрашивает О’Димон.
   – Ретрансляторы, – со знанием дела отвечает Димон-А.
   – Киевстар?
   – Это для прикрытия. А на самом деле – это секретный объект. Раньше вышки использовались, как глушилки вражеских голосов. А сейчас что-то с космосом связано. Наверно, по связи с пришельцами. Но скорей всего, они тут используют отрицательную энергию горы, как оружие для борьбы с противником.
   – С кем именно? – спрашивает О’Димон.
   – А чёрт его знает? – пожимает плечами Димон-А. – Поскольку они не такие уж и мощные, то скорей всего против собственного населения.
   – Не, тут реально стрёмно, – втягивает голову в плечи О’Димон. – Только зашли, а мне уже как-то жутко становится. Даже ноги в гору не идут.
   – Это ещё что! Вот дальше будет местечко … там вообще к земле пригибает.
   – Чего-то мне уже сейчас херово.
   – Это поначалу, О’Димон. На новичков это место всегда так действует. К тому же здесь фонит сильно. Уровень радиации в два-три раза выше, чем по Киеву.
   – Ни черта себе.
   – Когда-то раньше здесь была свалка радиационных отходов, но после Чернобыля, говорят, всё вывезли.
   – Чего ж тогда фонит?
   – Видимо, из недр. Здесь же ещё до войны был построен радийный завод, руду добывали.
   – Чёрт, я уже весь на измене. Может, давай для затравки сначала дунем травку?
   – Давай, брат.
   В последнее время оба Димона, то ли по приколу, то ли ещё по какой причине, стали называть друг друга братьями. Закурив, они идут дальше, привычно пряча косячок в кулаке.
   – А где у тебя забита стрелка?
   – Да вот тут, возле этой стенки.
   Они подходят к бетонной подпорной стенке, вся поверхность которой исписана надписями и изрисована рисунками. Первая надпись – «Киевская крепость» приветствует вас на на территории Лысогорского форта» оставляет О`Димона равнодушным. Зато вторая – «ИРИЙ – ПЕКЛО» его озадачивает.
   – А Ирий… это что? – спрашивает О`Димон.
   – Не знаю, – пожимает плечами Димон-А, – по-видимому, это рай, принимая во внимание, что означает слово пекло.
   – Значит, эта дорога ведёт нас в ад?
   – Ты очень догадливый, О`Димон.
   – Может, не пойдём туда.
   – Не смеши чертей, – успокаивает его упитанный Димон-А. – Я ведь там бывал уже, и не раз. И как видишь, со мной ничего не случилось. Мы же за травкой идём. А она растёт только там, в инферно. Нарвём немного тирлича да сон-травы и назад.
   – Ладно, Димон-А, уговорил. Сон-трава – травка что надо. Никакой химии, природный галлюциноген.

7. Сюда вам лучше не соваться!

   О существовании Лысой Горы многие горожане даже не догадываются, хотя расположена она не так уж и далеко от центра. Если кто-то что-то и слышал краем уха о ней, то никогда на ней не бывал. Не мало и таких, кто за всю свою долгую жизнь ни разу туда не выбрался.
   Тысячи людей ежедневно проносятся мимо неё на машинах по Столичному шоссе или постоянно разглядывают её из окна автобуса или вагона метро, проезжая по Южному мосту, но ни у кого даже мысли не возникает там побывать.
   А вот в Германии предприимчивые немцы сотворили из своей лысой горы Брокен туристический центр с театрализованными представлениями, рок-концертами, аттракционами и плясками ведьм на помелах вокруг костров.
   Они провели на самую высокую гору Гарца не только железную дорогу, но и суперсовременную канатную дорогу. А всё для того, чтобы один раз в году в Вальпургиеву ночь тысячи немцев и многочисленных иностранных туристов смогли приехать сюда и отлично провести время в компании разряженных ведьм и чертей.
   Наша же не менее знаменитая Лысая Гора долгое время была запретной зоной и огорожена колючей проволокой. И хотя тридцать лет назад солдаты оттуда ушли, а горе был присвоен статус реликтового заповедника, с тех пор ничего здесь не изменилось, всё осталось в первозданном виде. Только ещё больше пришло в негодность. И может быть, это даже и к лучшему.
   Ведь из окультуренного Брокена исчез истинный дух ведьм. Всё стало карнавалом и маскарадом, шоу ряженых ведьм и чертей. Всё стало большим представлением, на котором ежегодно зарабатываются огромные деньги. У нас же до сих пор тишь да гладь, всё пребывает в забвении. Но в этом и есть свой плюс: ведь ведьмы у нас до сих пор настоящие.
 
   Две похожие друг на друга девушки в одинаковых нарядах подходят к милиционерам, держась за руку.
   – Это у меня двоится в глазах или вас, действительно, двое? – игриво спрашивает младший.
   – Когда у вас будет двоится в глазах, нас будет четверо, – язвит Жива.
   – А куда это вы, девушки, собрались? – сдерживая улыбку, спрашивает старший.
   – На шабаш, – смеётся Майя.
   – Что-то грустно стало на душе, – добавляет Жива, – захотелось слетать на Лысую.
   – А почему не на мётлах? – поддерживает игру младший.
   – Мётлы сломались – приходится пешочком, – с улыбкой объясняет Жива.
   – Ну тогда поворачивайте назад, мы пропускаем только с мётлами.
   – А без них что, нельзя? – спрашивает Майя.
   – Нельзя, – сбрасывает старший улыбку с лица, – нечего вам там сегодня делать.
   – Мы только прогуляемся, – канючит Майя.
   – Погуляйте где-нибудь в другом месте.
   – Я не поняла, – возмущается Жива, – с каких это пор ведьм перестали пускать на Лысую?
   – Чего-то вы совсем на них не похожи, – усмехается младший сержант.
   Жива тут же надвигает копну волос себе на правый глаз.
   – А так?
   – Так вроде похоже, – начинает сомневаться младший. – Но всё равно, красавицы, вам там делать нечего. Сегодня вход на гору запрещён.
   – Но вы же пропустили вон того? – говорит Жива.
   – Тому можно, а вам туда нельзя.
   – Ну почему? – недоумевает Майя.
   – Там сегодня сборище всяких маньяков, – объясняет младший.
   – Так чего ж вы здесь стоите? – сердится Жива. – Идите и ловите их.
   – Для этого есть «Беркут», – объясняет старший. – А мы стоим здесь, чтобы не пропускать на территорию потенциальных жертв.
   – И вообще, сюда вам лучше не соваться, – добавляет младший. – Здесь девушки всё время пропадают, причём бесследно.
   – Так что идите отсюда подобру-поздорову, – заключает старший.
   Двоюродные сёстры отходят в сторонку и перешёптываются.
   – Чего-то мне тут не нравится, – поёживается Майя.
   – Ладно, пошли отсюда, – решает Жива.
   – Идём, – соглашается Майя, – а то мне как-то здесь не по себе.
   – Из-за маньяков? Не бойся, – успокаивает кузину Жива. – Чего боишься, то и получишь. Страх имеет свойство материализоваться. Маньяки обычно ходят по одиночке, а нас двое. Как-нибудь прорвёмся.
   – Неужели ты их не боишься?
   – Это они меня должны бояться. Помнишь, я рассказывала тебе, что стало с теми придурками в прошлом году?
   – Ещё бы!
   Засмеявшись, кузины берутся за руки, и уходят вниз той же дорогой, которой и пришли.
   ##Внезапное ускорение, сдвиг###, – и в это время кто-то докладывает по рации старшему сержанту:
   – Тут ещё одно… Из Павловки сегодня псих сбежал… Харитон Хозарский… 33 года … отличительная примета – чёрная борода и длинные волосы, стянутые сзади на резинку… воображает из себя Великого инквизитора… по оперативным данным…якобы собирался к вам сегодня на Лысую.
 
   Хозарский Харитон Христофорович, бывший церковнослужитель, имея чин псаломщика, был исключён из духовного ведомства за то, что в душевном помрачении дерзнул совершить богослужение вне церкви, но в церковном облачении. Более того, самолично причислил себя к священным инквизиторам, коих православие никогда не признавало.
   Великий инквизитор был задержан на Михайловской площади за то, что прилюдно сжигал на костре многочисленные детские книжки о драконах и ящерах, полное собрание сочинений об очкастом мальчике-маге, а также знаменитую сумеречную сагу о волке-оборотне и вампире-вегетарианце.
   – За что? – кричал он представителям закона в то время, когда те, заламывая ему руки, усаживали его в милицейский бобик. – Это же всё еретическая литература! Не меня надо хватать, а тех, кто это издаёт! Мы – священная инквизиция, поэтому как боролись с ересью, так и будем с ней бороться! Люди! Не читайте книг и газет! Не смотрите телевизор! Все они в руках сатаны! Именно оттуда смотрит на вас всевидящее око антихриста!
   ##Внезапная перемотка назад, сдвиг###, – и… милицейское видео показывает при просмотре, как он, разрывая надвое глянцевые обложки и подкидывая в огонь очередные страницы, взывал к собравшимся вокруг него прохожим:
   – Это вам не наивные детские книжечки, это самое настоящее чернокнижие! Через них в души ваших детей вливаются идеи зла и сатанизма! Да сгорят они в адском пламени! Эти книжечки учат тому, что якобы благодаря колдовству и прочим «волшебствам» можно достичь каких-то благих целей. Но это не так. Это обман и лукавая подмена: за красивой глянцевой обложкой скрывается духовная отрава. А чему могут научить вот эти книги… о вампирах и оборотнях? Или эти …о драконах и ящерах? Только одному! Человечество готовят к приходу антихриста! Этого нельзя допускать! Видите, как хорошо они горят? И это только начало!
   Но после того, как наутро милиция доставила Хозарского в Павловскую психбольницу для прохождения психиатрической экспертизы, он сбежал оттуда прямиком на Лысую.

8. Семь смертных добродетелей

   Самый опасный тектонический разлом пролегает вдоль Днепра по его высокому правому берегу и захватывает все остальные двенадцать лысых гор Киева, начиная с Китаево и заканчивая Юрковицей.
   Вот почему все эти возвышенности, такие живописные, откуда открываются прекрасные дали, которые, казалось бы, самой природой созданы для поселения, никогда ранее не заселялись.
   Линия разлома представляет собой волну с резкими перепадами от минимума к максимуму. И зачастую провалы с отрицательной энергией соседствуют с благоприятными местами, где наблюдается положительная энергетика.
 
   Геопатогенная зона проходит по краю Центрального ботанического сада и тянется далее по холмам, при этом языческая статуя Родины-матери соседствует с Киево-печерской лаврой, Верховная рада с памятником Владимиру, а новопоставленный чур Перуну с развалинами Десятинной церкви.
   Благие места давно облюбованы монахами, обители которых в большинстве своём построены на месте языческих капищ. При этом подмечено: как только в святых местах начинается повышенная активность, то вскоре такая же активность проявится и в провале.
   – Где же твой барыга? – спрашивает О`Димон, откровенно заскучав.
   Димон-А неуверенно отвечает:
   – Мы договорились на двенадцать.
   – А сейчас сколько?
   Димон-А смотрит на часы.
   – Без пяти.
   Внимание О`Димона привлекает странный рисунок на подпорной стене – намалёванный белой краской полукруг с лучами, изображающий по всей видимости восходящее или заходящее солнце. Внутри полукруга нарисован глаз с вертикальным зраком, ниже написана римская цифра VII, а ещё ниже – «Иди и смотри».
   – Ни черта себе, – недоумевает он.
   – Чем-то похоже на Всевидящий глаз, – присматривается Димон-А.
   – Я бы не сказал. Во-первых, где ты тут видишь треугольник? А во-вторых, зрачок. Это не глаз человека.
   – А чей глаз?
   – Или змеи или кошки. Короче, какого-то зверя.
   – А причём тут зверь?
   – А чёрт его знает? – пожимает плечами Димон-А и усмехается, – наверно, для того, чтобы ты знал: он здесь, и он наблюдает за тобой.
   – «Иди и смотри», – читает надпись О`Димон. – И куда ж нам смотреть? На солнце, что ли?
   – Какая разница куда? Тут главное, смотреть в оба.
   – Что же тогда означает семёрка?
   – Ну, принимая во внимание то, куда мы с тобой идём… скорей всего, это семь смертных грехов.
   – Это какие же?
   – Гордыня, м-м-м, жадность, зависть, гнев…э-э-э…Чревоугодие, похоть и уныние.
   – Ну, тогда тебя бесы точно туда заберут.
   – За что ещё?
   – За то, что жрёшь много. За твоё чревоугодие.
   – А-а, это точно, – с довольным видом поглаживает свой пивной животик Димон-А. – Но особо не радуйся по этому поводу. Поскольку ты тоже там окажешься.
   – За что ещё?
   – За своё уныние.
   О’Димон печально вздыхает.
   – Да, ладно, не парься, брат, – с широкой ухмылкой обнадёживает его##### Димон-А, – в наше время все смертные грехи уже стали добродетелями.
   – А что же стало с самими добродетелями?
   – Делать добро сейчас считается грехом.
   – Да ладно. А как же тогда вера, надежда, любовь?
   – Верить никому сейчас нельзя. Надеяться больше не на что. А любовь давно уже заменили порнухой.
   – Ещё что?
   – Были ещё такие понятия, как щедрость…
   – Ну ты даёшь! – смеётся О’Димон.
   – Умеренность, – перечисляет Димон-А.
   – Ага-ага, умеренное употребление спиртных напитков, – О’Димона пробивает на ржач.
   – И ещё целомудрие.
   – Ты чё вообще? Ха. Какое целомудрие? Ты где слова такие выискал? Ой, не могу! Целомудрие. Это что, была такая добродетель? Чё за бред вообще? Это всю жизнь девственником, что ли, надо быть?
   – А что тут такого? Я, например, до сих пор ещё… – недоговаривает Димон-А.
   – Ты? До сих пор? – удивляется О’Димон и хохочет, – как это?
   – А вот так, – показывает Димон-А движение кулаком.
   О’Димон заливается непрерывным хохотом.
   – Чего ты ржёшь? – возмущается Димон-А.
   – Самое смешное…ой, не могу… что я…прикинь… тоже…

8. Херувим и аспид

   Лысая гора – самое мистическое место в Киеве. Паранормальная активность здесь превышает все допустимые уровни. Время здесь не идёт, а бежит или стоит на месте. Здесь – иная реальность.
   На первый взгляд, это обычный заброшенный парк. Но что-то в его атмосфере сквозит такое, что заставляет сердце сжиматься в тревожном ожидании. Видимо, в прошлом здесь случилось что-то ужасное, и сейчас эта жуть так и витает в воздухе.
   Когда вы гуляете по Горе, то отчётливо можете почувствовать там чьё-то незримое присутствие. Кто-то неотступно следует за вами, кто-то неотрывно следит за каждым вашим движением.
   То ли это морок, то ли страж горы, то ли сонмы духов казнённых и погребённых здесь преступников, не говоря уже о колдунах, ведьмах и прочих тёмных личностях в балахонах с капюшонами, которые встречаются на Лысой чуть ли не на каждом шагу.
   А иногда, вернее, два раза в году, в ноябрьский и в майский канун здесь появляются ИНЫЕ.
   Вот почему простой народ обходит это место десятой дорогой. Ну, какой же нормальный человек в ясном уме и в доброй памяти потащится на Лысую Гору, овеянную такой дурной славой?
   Да, здесь, реально, бывает порой страшно.
   Но в действительности, жизнь за пределами Лысой Горы сейчас гораздо страшнее. Люди даже не подозревают, что только здесь и можно уберечься от тех опасностей, которые подстерегают их в городе. И на самом деле, это единственное место на земле, где ещё можно спастись.
 
   Нахохотавшись, О’Димон вновь приходит в уныние:
   – Ну и где его черти носят? Который час, брат?
   Димон-А, не глядя на часы, отвечает:
   – Самый полдень.
   – Чёрт знает что! Прошло пять минут, а такое впечатление, что мы здесь уже целый час.
   О’Димон озирается, но вокруг никого: ни выше по дороге, ни ниже. Вдруг на щёку ему падает сверху что-то липкое. Сморщив нос, он брезгливо вытирается и запрокидывает голову вверх: прямо над ним на высокой ветке чёрного, до сих пор ещё не покрытого зеленью дуба вниз головой висит что-то похожее на летучую мышь.
   – Срань господня! – вырывается у Димона-А, также поднявшего глаза кверху.
   Взмахнув перепончатыми крыльями, летучая мышь в тот же миг слетает с ветки. Напоминая издали маленького птеродактиля, она камнем падает вниз. Приближаясь к земле, летящий ящер с каждой секундой вырастает в размерах и неожиданно превращается в иное, очень похожее на херувима, существо с четырьмя крыльями.
   Приземлившись, херувим тут же складывает первую пару крыл перед собой, вторую пару – за спиной и в результате оказывается полностью прикрытым ими, словно чёрным кожаным плащом. При этом ужасное лицо ящера у него мгновенно меняется на симпатичное лицо молодого человека с чёрными кудрявыми волосами.
   Выпростав из-под кожаной накидки руку, кудрявый красавчик по-свойски протягивает её Димонам и представляется:
   – Михаил.
   – Дима, – протягивает ему руку Димон-А.
   Пожимая руку и удерживая её дольше обычного, Михаил незаметно надавливает подушечкой своего большого пальца на третий сустав его указательного пальца.
   – Дима, – протягивает ему руку О’Димон.
   Михаил пожимает её таким же образом.
   – Очень приятно, – улыбается он им.
   Димоны также улыбаются ему в ответ, не зная, что сказать. Они прекрасно понимают, что означает это рукопожатие. Тайный знак сообщает им, что это свой человек, и ему можно доверять, несмотря на то, что он прикрыт чёрным плащом из четырёх крыл.
   Предполагая всё же, что крылья эти им привиделись и, что, скорей всего, это обман зрения в результате воскурения травы, они как бы невзначай пытаются заглянуть кудрявому красавчику за плечи. Может быть, там они видны?
   Поняв их намерение, Михаил улыбается ещё шире и решает спуститься до их уровня.
   – Ну, вообще-то…м-м-м… можете называть меня Микки.
   Его обескураживающая улыбка снимает оставшуюся неловкость. Димонам кажется, что они уже знают его целую вечность.
   – А у вас какой уровень, Микки… тридцать третий? – интересуется у него О’Димон.
   – Бери выше.
   – Шестьдесят шестой?
   – Ещё выше.
   – Неужели сто тридцать второй? – удивляется Димон-А, поднявшись недавно вместе с приятелем лишь на первую ступеньку тайной и могущественной пирамиды.
   Микки лишь усмехается в ответ.
   – Что, ещё выше? – недоумевает Димон-А.
   Микки кивает ему и, не желая дальше развивать эту тему, перескакивает на другую:
   – Вы, видимо, ждёте Дэна?
   – Да, – кивает Димон-А.
   – Дэн! – зовёт кого-то Микки и поворачивается к дубу лицом, а к ним спиной.
   К удивлению Димонов за спиной херувима не видно крыльев. Чёрный кожаный плащ с длинным разрезом сзади и с двумя разрезами по бокам плотно облегает его плечи.
   Микки нетерпеливо топает ногой. То, что курильщики травы видят затем, приводит их в ещё большее изумление. Из-под корней дуба выползает чёрная, землистая, похожая на аспида, змея. Она такая огромная, что втрое шире питона и такая длинная, что шесть раз обвивает метровое в диаметре дерево.
   Поднявшись таким образом над землёй, аспид лукаво выглядывает из-за ствола. Изогнувши туловище своё в форме двойки, точно так, как на картине Васнецова «Страшный суд», пугающей всех прихожан во Владимирском соборе, голова змея раздувается вдруг до размеров человеческой головы.
   Щелевидные зрачки его при этом сплющиваются от напряжения. Не раскрывая рта, он выстреливает далеко вперёд длинный, раздвоенный на конце язык и хитро поводит головой, как бы показывая этим, что одурачить публику ему, раз плюнуть.
   – Данил! – как бы с укоризной пеняет ему Микки и вновь топает ногой.
   Вильнув кончиком хвоста, аспид тут же исчезает за деревом, но через секунду появляется вновь, правда, уже в ином виде, сменив свое змеиное туловище на человеческий торс, причём почему-то с женской грудью. Но, видимо, что-то у него там не сработало, поскольку голова его остаётся прежней – змеиной.
   Вид человека со змеиной головой на плечах и с женской грудью приводит Димонов в такое недоумение, что те в ужасе подаются назад.
   – Даниэла! – вновь недовольно укоряет его Микки.
   Но тот словно не слышит его.
   – Вот глухой! Ну, сколько можно топать! – недовольно орёт на него Микки и в третий раз топает ногой.
   Заметив оплошность, голова аспида прямо на глазах у Димонов превращается в человеческую голову, а женская грудь прикрывается пиджаком из змеиной кожи. Сама же голова становится похожей на голову, хорошо известной Димону-А и принадлежащей знакомому барыге – темнокожему Дэну.
   Правда, сейчас его лицо вместо темно-коричневого имеет почему-то черновато-зелёный оттенок. Глаза же закрыты плотно прилегающими к лицу чёрными непроницаемыми очками.
   – Дэн? – удивляется ему Димон-А.
   – Дэн, Дэн, – кивает ему барыга с бритой налысо головой, огромными пухлыми губами и уродливо длинной шеей. Кроме стильного пиджака из змеиной кожи на нём надеты тёмно-зелёные кожаные штаны.
   На груди Дэна поблескивает толстая, в палец толщиной, золотая цепь, на которой покачивается золотая подвеска в виде треугольника, обращённого острым углом вверх. В сам треугольник вписаны две буквы S.
   Приветливо улыбнувшись, он подходит к Димону-А, как к старому знакомому. Приставив ногу к его ноге и прикоснувшись коленом к его колену, Дэн прижимается грудью к его груди и, похлопав рукой по его спине, шепчет ему в ухо:
   – Серпенты принёс?
   – Принёс, – отвечает Димон-А и достаёт свёрнутую в трубку и стянутую резинкой толстую пачку зелёных купюр.
   Сняв резинку, Дэн разворачивает веером целую кипу однодолларовых банкнот. Мигом их пересчитав, он на всякий случай одну из них выхватывает и просматривает на свет.
   ##Внезапная вспышка света### пронизывает купюру и в ней проступает водяной знак в виде змеи, изогнутой, как буква S, и перечёркнутой двумя параллельными линиями.
   Вновь стянув резинкой пачку, Дэн прячет её в левый карман пиджака, надетого на голое тело, а затем вынимает что-то из правого кармана и раскрывает кулак: на светло-зелёной ладони лежат два сморщенных тёмных шарика.
   – А это что?
   – Кактусы.
   – Какие ещё кактусы?
   – Такие себе маленькие, лишённые колючек мексиканские кактусы. Но если их пожевать, мало не покажется.
   Димон-А с недоумением смотрит на Дэна.
   – Я же заказывал другое.
   – Это оно и есть. Только в натуральном виде.
   Даже разговаривая, голова у Дэна остаётся неподвижной, а чёрные очки лишь подчёркивают, что он смотрит на всех застывшим немигающим взглядом.
   – Я такое уже раз хавал, – вспоминает О’Димон.
   Димон-А забирает тёмные шарики в свою руку.
   – Их, между прочим, сейчас днём с огнём не найдёшь, – говорит Дэн. – Их запрещено выращивать даже в Мексике.
   – Почему?
   – Потому что они дают просветление.
   – Что, правда?
   Димон-А раскрывает ладонь и по-новому смотрит на кактусы.
   – Если хотите знать, – разъясняет Микки, – только благодаря им майя и узнали, что ждёт нас всех в 2012 году.
   – Да, ладно.
   – Эти кактусы так пробуждают сознание… что в какой-то момент вас озаряет. И вы начинаете видеть та-кое, – заводит Микки глаза кверху.
   – Что именно?
   – То, что скрыто от всех. То, что никто не видит… ну, за исключением шаманов, колдунов, ведьм и прочих ясновидящих….
   – Во, клёво!
   – Только предупреждаю тебя сразу, брат, – добавляет Дэн, – трип будет сёрьёзным.
   – Ну, мне не в первой, – усмехается Димон-А.
   – Более того, очень опасным.
   – Я обожаю опасные психоделические путешествия.
   – На этот раз ты увидишь апокалипсис, – убеждает его Дэн.
   – Апокалипсис? – пугается вдруг Димон-А.
   – Не пугайся, брат, – улыбается Микки. – На самом деле, апокалипсис в переводе с греческого означает разоблачение, снятие покрова, раскрытие тайны.
   – То есть, это не смертельно? – Димон-А поворачивается к О’Димону. – И ты его уже видел?
   – Ага, – кивает О’Димон, – только я вряд ли бы вернулся оттуда, если бы не следовал указаниям своего мастера.
   Рубанув в воздухе ладонью, Дэн словно подтверждает это.
   – Короче, запомните одну вещь. Как только вы их примете внутрь, вы станете видеть. Но не бойтесь того, что вы увидите! Если испугаетесь – вы пропали. Зарубите себе на носу – эти видения не приходят извне. Они находятся внутри вас. Не трогайте их, и они не тронут вас. И ещё одно. Что бы они вам не предложили, от всего отказывайтесь. Ясно?
   – Ясно.
   – Ладно, Дэн, погнали, – торопит его Микки.
   Человек-ящер и человек-змей торопливо покидают их и уходят вверх по склону. С вершины горы аспид прощально машет им рукой и исчезает вслед за херувимом.
   Димон-A неожиданно прячет кактусы, зажимая их в кулак.
   – Ты чего? – удивляется O`Димон.
   – Да вон, – кивает Димон-А, – пусть эти тёлки пройдут.
   Они ждут, пока мимо них не пройдут две похожие друг на друга светловолосые девушки в традиционных украинских нарядах.

9. Женщина в красном сарафане

   Откуда-то издалека доносится надрывный тревожный крик, словно кто-то зовёт кого-то.