Эльхан появился через полтора часа, когда Гамид допивал уже четвертую чашку кофе. Подносивший кофе мальчишка и его отец или дядька, хозяин забегаловки, должны были быть довольны столь выгодным посетителем. В первый момент Гамид решил, что Эльхан не нашел проводника, но, присмотревшись, увидел, что следом за ним по улице шагает какой-то недомерок в поношенном коротком пальтеце и вязаной шапке на голове. Вместе со щенком-недомерком Эльхан зашел в кафе и опустился за столик Гамида.
– Равшан, – указал он взглядом на своего спутника.
Тот в ответ сдернул с головы шапку. Гамид просто кивнул в знак приветствия. Теперь он смог увидеть, что спутнику Эльхана на вид около двадцати лет, хотя пристальный взгляд и озабоченное выражение лица делали его старше. Рассматривая приведенного Эльханом проводника, Гамид поймал себя на мысли, что парень ему не нравится. Уж слишком цепким и внимательным был его взгляд. На собеседника он смотрел так, словно старался его запомнить. Хотя, казалось бы, для чего ему это? Ведь в его деле чем меньше знаешь о заказчике, тем дольше живешь.
– Мой друг сообщил тебе, что нам нужно? – задал первый вопрос Гамид.
Но ответить проводник не успел, так как в этот момент, совсем некстати, возле столика появился мальчишка-официант.
– Шашлыка двойную порцию и чего-нибудь выпить, – обратился к нему Эльхан, однако, заметив кофейную чашку в руке Гамида, сейчас же поправился: – Кофе.
Мальчишка перевел вопросительный взгляд на Равшана, но тот в ответ отрицательно покачал головой. Для официанта этого оказалось вполне достаточно, и он тут же исчез. Проводник поднял взгляд на Гамида и кивнул утвердительно. В иных обстоятельствах его немногословие понравилось бы Гамиду, но после негативного восприятия оно уже не могло изменить сложившееся у него отрицательное впечатление. Пока мальчишка не принес Эльхану его заказ, Гамид и Равшан продолжали изучающе рассматривать друг друга. Эльхан же, которого, похоже, стало тяготить проявленное к его проводнику недоверие, поспешил заметить:
– Равшан толковый парень, – он одобрительно похлопал приведенного проводника по плечу. – Он уже помогал нам, да и не нам одним.
– Хорошо, – согласился Гамид. При всем недоверии к спутнику Эльхана он прекрасно понимал, что без проводника им не обойтись, а выбирать просто не из кого. – Веди нас.
Проводник опять кивнул, после чего наконец разлепил уста, и Гамид услышал его голос:
– Я зайду за вами в шесть вечера, когда стемнеет. Где вас найти?
Он был прав. Русские боятся темноты и к ночи забиваются на свои блокпосты и в казармы. Поэтому ночью идти куда безопаснее. Но Гамид интуитивно почувствовал, что ждать нельзя, и решительно сказал:
– Мы выйдем сейчас. И, пока не придем, ты будешь с нами.
Проводник снова кивнул. Очевидно, понял, что возражать бессмысленно. Немного подумав, он предложил:
– Проще всего, да и быстрее, на автобусе проехать в Чишки. Оттуда через перевал часов шесть пути. К ночи были бы на месте. Но на дороге в Чишки русские установили блокпост и проверяют там всех пассажиров. А у вас какие при себе документы?
И вновь вполне логичный вопрос не понравился Гамиду. Для чего проводнику знать, какие они имеют при себе документы? Правда, это кажется подозрительным ему одному. Эльхан же продолжает все так же смачно есть шашлык. Тем не менее заданный проводником вопрос требовал ответа, и Гамид сказал:
– Не беспокойся. У нас надежные документы.
Равшан снова кивнул, проявив отменную выдержку, и ответил:
– Тогда можем ехать. Я выйду на улицу, когда появится автобус, дам знать, – добавил он и попытался встать из-за стола.
Но Гамид, резко подавшись вперед, схватил его за плечо и удержал на месте:
– Сиди. Это сделает мой друг.
Эльхан даже не понял, что последние слова предназначались ему. Лишь когда Гамид пнул его под столом ногой, недоуменно вскинулся над своей миской и, встретившись с указующим взглядом Гамида, вышел из забегаловки на автобусную остановку. В его тарелке осталось еще несколько кусков шашлыка, взглянув на которые, Равшан жадно сглотнул слюну, но к мясу не притронулся. «Гордый», – заметил про себя наблюдающий за ним Гамид и тут же поймал себя на мысли, что если бы проводник жадно накинулся на оставшееся в миске мясо, то в какой-то мере ослабил возникшую по отношению к нему настороженность. Люди, чье поведение определяется примитивными инстинктами, достаточно предсказуемы и куда менее опасны, чем гордецы, подобные этому сопляку Равшану.
На остановке, с которой уходили следующие в южном направлении автобусы, постепенно начал собираться народ. Через какое-то время подъехал и автобус – переделанный под перевозку людей грузовик. Перекинувшись несколькими фразами с собравшимися на остановке женщинами, в кафе заглянул Эльхан и призывно махнул рукой. Еще до его знака Гамид оказался на ногах и вместе с проводником и присоединившимся к ним Бадыром вышел из кафе.
– Идет в Шатой, но через Чишки, – шепотом пояснил Эльхан, указав взглядом на автобус.
Проводник, которому в данном случае следовало бы высказать свое мнение, опять промолчал. Гамид принял решение самостоятельно:
– Едем.
Возражений ни от кого не последовало, и все четверо забрались в автобус...
Как Гамид и предполагал, проверка на блокпосту прошла без осложнений. Изучавший его трофейное удостоверение прапорщик-вэвэшник лишь заметил, что офицеру опасно разъезжать по Чечне в одиночку, да еще в одном автобусе с местными, среди которых вполне могут оказаться бандиты, и посоветовал впредь быть осторожнее. Так же легко прошли проверку и Бадыр с Эльханом, не говоря о проводнике, который наверняка проезжал по дороге уже десятки раз и давно примелькался солдатам с блокпоста.
Зато последующий переход по горам оказался на редкость тяжелым и утомительным. За пять часов блуждания по лесу и горным тропам, даже несмотря на устроенный по его приказу получасовой привал, Гамид совершенно выбился из сил. Немногим лучше чувствовали себя и Бадыр с Эльханом. И только щуплый проводник по-прежнему оставался бодр и свеж, словно и не прошел вместе с ними более двадцати километров пути. Гамид уже начал думать, что проводник попросту водит их по лесу кругами, чтобы вымотать окончательно и затем обессиленных сдать русским. Но Равшан внезапно остановился и, указав рукой на слабый просвет среди деревьев, произнес одно-единственное слово:
– Пришли.
Гамид недоуменно сдвинул брови, но, внимательнее взглянув в указанном проводником направлении, действительно различил за деревьями очертания какого-то строения. Бадыр, сразу оживившийся при последнем сообщении Равшана, отбежал на пару десятков метров вперед, чтобы как следует рассмотреть виднеющийся за деревьями дом, но тут кто-то невидимый окликнул его из кустов. Бадыр ответил ему – Гамид не разобрал слов, но, видимо, задавшего вопрос его ответ устроил, потому что на тропинку из кустов выбрался человек с автоматом в руках и вместе с Бадыром зашагал обратно. В темноте Гамид не смог как следует разглядеть лица незнакомца, но понял, что прежде никогда не встречался с ним. Зато Эльхан, очевидно, хорошо знал дозорного, потому при его появлении радостно всплеснул руками и, подойдя вплотную, крепко обнял его. Пока они приветствовали друг друга, Бадыр сообщил Гамиду:
– Усадьба Али Рябого, – и, понизив голос до шепота, добавил: – Сам Верховный эмир приехал сюда, чтобы отпраздновать твое возвращение.
Гамид улыбнулся. То, что Шамиль решил лично встретить его, безусловно, свидетельствовало, что в самое ближайшее время он вновь займет один из ключевых постов в организации Верховного эмира. И, стремясь приблизить этот момент, Гамид быстро зашагал по тропинке к темнеющему за деревьями дому. Пропустив его вперед, Бадыр с Эльханом и охранник-дозорный двинулись следом за ним. Немного помедлив, к ним присоединился и Равшан. Ничего этого Гамид не заметил, а когда миновал опушку, то и вовсе забыл о своих сопровождающих, потому что в этот момент в доме приоткрылась входная дверь и на крыльцо с керосиновым фонарем в руке вышел сам Верховный эмир Ичкерии – Шамиль Басаев.
– Может, пойдем ко мне? – предложил Басаев, когда они остались вдвоем.
Гамид понимающе кивнул. За те три года, что они не виделись, Шамиль стал еще более скрытен и осторожен.
Из столовой Басаев провел гостя в маленькую комнату с узким, больше похожим на люк окном, служившую ему временным пристанищем. Из мебели здесь имелись только деревянный топчан, самодельный стеллаж у противоположной стены, служащий военному эмиру рабочим столом, да принесенный откуда-то, возможно, из той же столовой, резной стул. На стеллаже лежал туго набитый бумагами армейский планшет, а возле стены, под окном, стояли автомат и рюкзак Басаева. Заметив скептический взгляд Гамадова, осматривающего его жилище, Басаев пренебрежительно махнул рукой:
– Я здесь не живу. И вообще нигде дольше нескольких дней не останавливаюсь, чтобы русские собаки не напали на след.
Гамид тактично промолчал. Находясь в колонии, он совсем иначе представлял себе жизнь Верховного эмира и его ближайших помощников.
Басаев прошелся по комнате – четыре шага до стеллажа и столько же обратно до топчана у противоположной стены, не комната, а клетка – и, усевшись на топчан, заговорил:
– Русские научились отыскивать наши базы, которые мы с таким трудом соорудили в горах. Они рыщут по горам, выискивая наши убежища, и некоторые из них уже уничтожили. Поэтому я отдал приказ всем подразделениям перейти к новой, более жесткой тактике. Мы будем жалить гяуров, как пчелы, изматывая их непрерывными мелкими и крупными уколами, пока окончательно не изгоним их с нашей земли...
Слушая Басаева, Гамид откровенно заскучал. Он надеялся, что, когда они останутся наедине, Басаев перейдет к конкретным предложениям. А оказалось, тот настолько вжился в образ верховного главнокомандующего, что уже не может обойтись без пафосных речей.
– Напуганные нашими действиями русские свиньи уже боятся соваться в горы, потому что знают, там их ждет смерть! – не замечая противоречия со своими же ранее произнесенными словами, с прежним пафосом продолжал Басаев. – Они чувствуют себя спокойно только в своих гарнизонах: в Ханкале, Моздоке, Владикавказе. А нам нужно сделать так, чтобы кафиры нигде не чувствовали себя в безопасности. Добиться этого можно только масштабными диверсиями в русских гарнизонах. Но для проведения диверсий нужна взрывчатка, много взрывчатки, доставать которую становится все труднее, а сделанные ранее запасы практически истрачены. Но сейчас, когда ты снова с нами, у нас не будет с этим проблем. – Видя, что Гамадов не спешит с ответом, Басаев с надеждой спросил: – Ведь ты поможешь нам изготовить взрывчатку? В конце концов, это просто твой долг как моджахеда и настоящего чеченца.
– Долг?! – внезапно резко воскликнул Гамадов. – А кто вспоминал о долге, когда я три года гнил на русской зоне?! Кто-нибудь из моджахедов и настоящих чеченцев хотя бы попытался вытащить меня оттуда?! Вы даже не представляете, что значит три года просидеть бок о бок с погаными зэками, которые еще хуже свиней! Запомни: я никому и ничего не должен! Наоборот, это вы должны мне, потому что это я провел три года в аду! – Гамадов с силой ударил себя кулаком в грудь. – Я, а не вы! Да, я хочу и буду убивать русских, рвать их на куски, но не потому, что так велит мне какой-то абстрактный долг, а потому что я их ненавижу! За каждый год, за каждый день моих мучений они заплатят мне десятками, нет, сотнями своих жизней!
Басаев торжествующе улыбнулся. Он даже решил молча снести нанесенное Гамадовым оскорбление, так как понял, что его лучший взрывник жаждет мести. А месть самозваный лидер чеченских боевиков всегда считал самым сильным движущим мотивом. Но его торжество оказалось преждевременным.
Гамадов внезапно ударил ногой по основанию сооруженного у стены стеллажа и гневно выкрикнул ему в лицо:
– Ты просишь меня изготовить взрывчатку! Где?! В этом сарае?! Для производства взрывчатки нужна как минимум химическая лаборатория, исходное сырье, реактивы! Где все это?! Ты живешь, кочуя по вырытым в земле блиндажам и старым халупам, и хочешь, чтобы я, таскаясь за тобой, производил взрывчатку. Твоя идея настолько наивна, что я даже не берусь ее комментировать.
Басаев озадаченно раскрыл рот. До встречи с Гамадовым он считал, что с возвращением взрывника поставки взрывчатки в его отряды возобновятся в прежнем объеме. А оказалось, что проблема намного сложнее и один химик-взрывник без соответствующего оборудования и сырья решить ее не в состоянии. Но Гамадов уже сам взялся за решение возникшей проблемы и, усевшись верхом на стул, деловито спросил:
– Мои перегонные мини-заводы еще действуют?
– Ты спрашиваешь про те цистерны, в которых перегоняется нефть? – уточнил Басаев.
– Да, черт возьми!
– Действуют. Хотя русские постоянно взрывают цистерны, но мы устанавливаем новые.
Гамадов улыбнулся:
– Значит, ты по-прежнему гонишь в Россию самопальный бензин, – констатировал он. – Интересно, сколько процентов дохода от этого бизнеса причитается мне?
Басаев не ответил. Но его напряженное молчание еще больше развеселило Гамадова, и он сказал:
– Ладно, позже сочтемся. Сейчас речь о другом. Как я понял, у тебя вдоволь бензина и прочих нефтяных фракций. Думаю, из этого добра может получиться отличный подарок для русских, – мечтательно закончил он.
Равшан позвонил всего три часа назад и назначил встречу на семь вечера. Судя по срочности вызова, агенту не терпелось поделиться с куратором имеющейся у него информацией. Собираясь на встречу с агентом, Ворон остро жалел о том, что не смог сам с ним переговорить. В момент звонка его не было в отделе контрразведки, и Равшан оставил свое сообщение на автоответчике. Связь между агентом и курирующим его офицером «Вымпела» осуществлялась через обычный городской номер грозненской телефонной сети. Секрет заключался в том, что реальный телефон находился вовсе не в Грозном, а в отделе военной контрразведки ханкалинской военной базы. Дежурный офицер «Вымпела» регулярно прослушивал все поступившие на него сообщения и затем передавал их по назначению. Однако из-за отсутствия розыскников на месте иногда возникали задержки. Так и Ворон получил сообщение Равшана, когда до назначенного агентом времени встречи осталось менее двух часов. Ему с трудом удалось найти попутную машину, чтобы доехать до Старых Атагов. Тем не менее он успел вовремя и оказался у пилорамы за двадцать минут до указанного Равшаном срока...
Приникнув к щели в стене сарая, Ворон напряженно вглядывался в даль и вслушивался в вечерние звуки. Давно стемнело, но пробивающийся сквозь тучи лунный свет отражался от выпавшего за день снега, так что вблизи пилорамы все же можно было кое-что рассмотреть. В этом отраженном свете он и увидел идущую по заметенной снегом дороге невысокую темную фигуру и сразу узнал по походке Равшана. Судя по его быстрому шагу, парнишка сильно спешил. Поравнявшись с пилорамой, он свернул к сараю и, приоткрыв ворота, протиснулся внутрь. Ворон шагнул из темноты ему навстречу, давая возможность рассмотреть себя.
Увидев перед собой вымпеловца, Равшан облегченно вздохнул:
– Уф. Я боялся, ты не придешь.
– Ты же звал меня. Как я мог не прийти?
– Да, – Равшан согласно кивнул головой. – Но я думал, вдруг ты не успеешь.
– Равшан, – указал он взглядом на своего спутника.
Тот в ответ сдернул с головы шапку. Гамид просто кивнул в знак приветствия. Теперь он смог увидеть, что спутнику Эльхана на вид около двадцати лет, хотя пристальный взгляд и озабоченное выражение лица делали его старше. Рассматривая приведенного Эльханом проводника, Гамид поймал себя на мысли, что парень ему не нравится. Уж слишком цепким и внимательным был его взгляд. На собеседника он смотрел так, словно старался его запомнить. Хотя, казалось бы, для чего ему это? Ведь в его деле чем меньше знаешь о заказчике, тем дольше живешь.
– Мой друг сообщил тебе, что нам нужно? – задал первый вопрос Гамид.
Но ответить проводник не успел, так как в этот момент, совсем некстати, возле столика появился мальчишка-официант.
– Шашлыка двойную порцию и чего-нибудь выпить, – обратился к нему Эльхан, однако, заметив кофейную чашку в руке Гамида, сейчас же поправился: – Кофе.
Мальчишка перевел вопросительный взгляд на Равшана, но тот в ответ отрицательно покачал головой. Для официанта этого оказалось вполне достаточно, и он тут же исчез. Проводник поднял взгляд на Гамида и кивнул утвердительно. В иных обстоятельствах его немногословие понравилось бы Гамиду, но после негативного восприятия оно уже не могло изменить сложившееся у него отрицательное впечатление. Пока мальчишка не принес Эльхану его заказ, Гамид и Равшан продолжали изучающе рассматривать друг друга. Эльхан же, которого, похоже, стало тяготить проявленное к его проводнику недоверие, поспешил заметить:
– Равшан толковый парень, – он одобрительно похлопал приведенного проводника по плечу. – Он уже помогал нам, да и не нам одним.
– Хорошо, – согласился Гамид. При всем недоверии к спутнику Эльхана он прекрасно понимал, что без проводника им не обойтись, а выбирать просто не из кого. – Веди нас.
Проводник опять кивнул, после чего наконец разлепил уста, и Гамид услышал его голос:
– Я зайду за вами в шесть вечера, когда стемнеет. Где вас найти?
Он был прав. Русские боятся темноты и к ночи забиваются на свои блокпосты и в казармы. Поэтому ночью идти куда безопаснее. Но Гамид интуитивно почувствовал, что ждать нельзя, и решительно сказал:
– Мы выйдем сейчас. И, пока не придем, ты будешь с нами.
Проводник снова кивнул. Очевидно, понял, что возражать бессмысленно. Немного подумав, он предложил:
– Проще всего, да и быстрее, на автобусе проехать в Чишки. Оттуда через перевал часов шесть пути. К ночи были бы на месте. Но на дороге в Чишки русские установили блокпост и проверяют там всех пассажиров. А у вас какие при себе документы?
И вновь вполне логичный вопрос не понравился Гамиду. Для чего проводнику знать, какие они имеют при себе документы? Правда, это кажется подозрительным ему одному. Эльхан же продолжает все так же смачно есть шашлык. Тем не менее заданный проводником вопрос требовал ответа, и Гамид сказал:
– Не беспокойся. У нас надежные документы.
Равшан снова кивнул, проявив отменную выдержку, и ответил:
– Тогда можем ехать. Я выйду на улицу, когда появится автобус, дам знать, – добавил он и попытался встать из-за стола.
Но Гамид, резко подавшись вперед, схватил его за плечо и удержал на месте:
– Сиди. Это сделает мой друг.
Эльхан даже не понял, что последние слова предназначались ему. Лишь когда Гамид пнул его под столом ногой, недоуменно вскинулся над своей миской и, встретившись с указующим взглядом Гамида, вышел из забегаловки на автобусную остановку. В его тарелке осталось еще несколько кусков шашлыка, взглянув на которые, Равшан жадно сглотнул слюну, но к мясу не притронулся. «Гордый», – заметил про себя наблюдающий за ним Гамид и тут же поймал себя на мысли, что если бы проводник жадно накинулся на оставшееся в миске мясо, то в какой-то мере ослабил возникшую по отношению к нему настороженность. Люди, чье поведение определяется примитивными инстинктами, достаточно предсказуемы и куда менее опасны, чем гордецы, подобные этому сопляку Равшану.
На остановке, с которой уходили следующие в южном направлении автобусы, постепенно начал собираться народ. Через какое-то время подъехал и автобус – переделанный под перевозку людей грузовик. Перекинувшись несколькими фразами с собравшимися на остановке женщинами, в кафе заглянул Эльхан и призывно махнул рукой. Еще до его знака Гамид оказался на ногах и вместе с проводником и присоединившимся к ним Бадыром вышел из кафе.
– Идет в Шатой, но через Чишки, – шепотом пояснил Эльхан, указав взглядом на автобус.
Проводник, которому в данном случае следовало бы высказать свое мнение, опять промолчал. Гамид принял решение самостоятельно:
– Едем.
Возражений ни от кого не последовало, и все четверо забрались в автобус...
Как Гамид и предполагал, проверка на блокпосту прошла без осложнений. Изучавший его трофейное удостоверение прапорщик-вэвэшник лишь заметил, что офицеру опасно разъезжать по Чечне в одиночку, да еще в одном автобусе с местными, среди которых вполне могут оказаться бандиты, и посоветовал впредь быть осторожнее. Так же легко прошли проверку и Бадыр с Эльханом, не говоря о проводнике, который наверняка проезжал по дороге уже десятки раз и давно примелькался солдатам с блокпоста.
Зато последующий переход по горам оказался на редкость тяжелым и утомительным. За пять часов блуждания по лесу и горным тропам, даже несмотря на устроенный по его приказу получасовой привал, Гамид совершенно выбился из сил. Немногим лучше чувствовали себя и Бадыр с Эльханом. И только щуплый проводник по-прежнему оставался бодр и свеж, словно и не прошел вместе с ними более двадцати километров пути. Гамид уже начал думать, что проводник попросту водит их по лесу кругами, чтобы вымотать окончательно и затем обессиленных сдать русским. Но Равшан внезапно остановился и, указав рукой на слабый просвет среди деревьев, произнес одно-единственное слово:
– Пришли.
Гамид недоуменно сдвинул брови, но, внимательнее взглянув в указанном проводником направлении, действительно различил за деревьями очертания какого-то строения. Бадыр, сразу оживившийся при последнем сообщении Равшана, отбежал на пару десятков метров вперед, чтобы как следует рассмотреть виднеющийся за деревьями дом, но тут кто-то невидимый окликнул его из кустов. Бадыр ответил ему – Гамид не разобрал слов, но, видимо, задавшего вопрос его ответ устроил, потому что на тропинку из кустов выбрался человек с автоматом в руках и вместе с Бадыром зашагал обратно. В темноте Гамид не смог как следует разглядеть лица незнакомца, но понял, что прежде никогда не встречался с ним. Зато Эльхан, очевидно, хорошо знал дозорного, потому при его появлении радостно всплеснул руками и, подойдя вплотную, крепко обнял его. Пока они приветствовали друг друга, Бадыр сообщил Гамиду:
– Усадьба Али Рябого, – и, понизив голос до шепота, добавил: – Сам Верховный эмир приехал сюда, чтобы отпраздновать твое возвращение.
Гамид улыбнулся. То, что Шамиль решил лично встретить его, безусловно, свидетельствовало, что в самое ближайшее время он вновь займет один из ключевых постов в организации Верховного эмира. И, стремясь приблизить этот момент, Гамид быстро зашагал по тропинке к темнеющему за деревьями дому. Пропустив его вперед, Бадыр с Эльханом и охранник-дозорный двинулись следом за ним. Немного помедлив, к ним присоединился и Равшан. Ничего этого Гамид не заметил, а когда миновал опушку, то и вовсе забыл о своих сопровождающих, потому что в этот момент в доме приоткрылась входная дверь и на крыльцо с керосиновым фонарем в руке вышел сам Верховный эмир Ичкерии – Шамиль Басаев.
* * *
За ужином Гамид внимательно наблюдал за Басаевым. Верховный эмир ел мало: лишь изредка с печальным видом отправлял в рот куски холодной отварной баранины. Возможно, изображал скорбь по оккупированной русскими Ичкерии, демонстрируя солидарность с угнетаемым народом, а возможно, и в самом деле был чем-то удручен. Правда, судя по сытному, богато накрытому столу, недостатка в средствах он не испытывал. Так что скорее всего имела место показная печаль. Пока велись общие разговоры о ситуации в Чечне, о положении вайнахов, живущих в России, и о тяжелой судьбе самого Гамадова, прошедшего русские тюрьмы и зону, Гамид старательно скрывал от Басаева, что сомневается в истинности демонстрируемых им чувств, и с нетерпением ждал, когда же Верховный военный эмир наконец перейдет к главному. Вместе с Гамидом Басаев усадил за стол и Эльхана с Батыром. Гамид беспокоился, что он пустит к столу и мальчишку-проводника, но Верховный эмир все же проявил сообразительность и не опустился до рядового бойца, приказав хозяину дома покормить Равшана у себя на кухне. Вдоволь налопавшись дармового сыра и баранины, Эльхан и Бадыр с разрешения эмира тоже вышли из-за стола. У них явно не хватало словарного запаса, чтобы поддерживать заведенный Басаевым разговор, и они поспешили покинуть комнату. Увидев, как при этом изменилось лицо Басаева, Гамид понял, что своим разговором он именно этого и добивался.– Может, пойдем ко мне? – предложил Басаев, когда они остались вдвоем.
Гамид понимающе кивнул. За те три года, что они не виделись, Шамиль стал еще более скрытен и осторожен.
Из столовой Басаев провел гостя в маленькую комнату с узким, больше похожим на люк окном, служившую ему временным пристанищем. Из мебели здесь имелись только деревянный топчан, самодельный стеллаж у противоположной стены, служащий военному эмиру рабочим столом, да принесенный откуда-то, возможно, из той же столовой, резной стул. На стеллаже лежал туго набитый бумагами армейский планшет, а возле стены, под окном, стояли автомат и рюкзак Басаева. Заметив скептический взгляд Гамадова, осматривающего его жилище, Басаев пренебрежительно махнул рукой:
– Я здесь не живу. И вообще нигде дольше нескольких дней не останавливаюсь, чтобы русские собаки не напали на след.
Гамид тактично промолчал. Находясь в колонии, он совсем иначе представлял себе жизнь Верховного эмира и его ближайших помощников.
Басаев прошелся по комнате – четыре шага до стеллажа и столько же обратно до топчана у противоположной стены, не комната, а клетка – и, усевшись на топчан, заговорил:
– Русские научились отыскивать наши базы, которые мы с таким трудом соорудили в горах. Они рыщут по горам, выискивая наши убежища, и некоторые из них уже уничтожили. Поэтому я отдал приказ всем подразделениям перейти к новой, более жесткой тактике. Мы будем жалить гяуров, как пчелы, изматывая их непрерывными мелкими и крупными уколами, пока окончательно не изгоним их с нашей земли...
Слушая Басаева, Гамид откровенно заскучал. Он надеялся, что, когда они останутся наедине, Басаев перейдет к конкретным предложениям. А оказалось, тот настолько вжился в образ верховного главнокомандующего, что уже не может обойтись без пафосных речей.
– Напуганные нашими действиями русские свиньи уже боятся соваться в горы, потому что знают, там их ждет смерть! – не замечая противоречия со своими же ранее произнесенными словами, с прежним пафосом продолжал Басаев. – Они чувствуют себя спокойно только в своих гарнизонах: в Ханкале, Моздоке, Владикавказе. А нам нужно сделать так, чтобы кафиры нигде не чувствовали себя в безопасности. Добиться этого можно только масштабными диверсиями в русских гарнизонах. Но для проведения диверсий нужна взрывчатка, много взрывчатки, доставать которую становится все труднее, а сделанные ранее запасы практически истрачены. Но сейчас, когда ты снова с нами, у нас не будет с этим проблем. – Видя, что Гамадов не спешит с ответом, Басаев с надеждой спросил: – Ведь ты поможешь нам изготовить взрывчатку? В конце концов, это просто твой долг как моджахеда и настоящего чеченца.
– Долг?! – внезапно резко воскликнул Гамадов. – А кто вспоминал о долге, когда я три года гнил на русской зоне?! Кто-нибудь из моджахедов и настоящих чеченцев хотя бы попытался вытащить меня оттуда?! Вы даже не представляете, что значит три года просидеть бок о бок с погаными зэками, которые еще хуже свиней! Запомни: я никому и ничего не должен! Наоборот, это вы должны мне, потому что это я провел три года в аду! – Гамадов с силой ударил себя кулаком в грудь. – Я, а не вы! Да, я хочу и буду убивать русских, рвать их на куски, но не потому, что так велит мне какой-то абстрактный долг, а потому что я их ненавижу! За каждый год, за каждый день моих мучений они заплатят мне десятками, нет, сотнями своих жизней!
Басаев торжествующе улыбнулся. Он даже решил молча снести нанесенное Гамадовым оскорбление, так как понял, что его лучший взрывник жаждет мести. А месть самозваный лидер чеченских боевиков всегда считал самым сильным движущим мотивом. Но его торжество оказалось преждевременным.
Гамадов внезапно ударил ногой по основанию сооруженного у стены стеллажа и гневно выкрикнул ему в лицо:
– Ты просишь меня изготовить взрывчатку! Где?! В этом сарае?! Для производства взрывчатки нужна как минимум химическая лаборатория, исходное сырье, реактивы! Где все это?! Ты живешь, кочуя по вырытым в земле блиндажам и старым халупам, и хочешь, чтобы я, таскаясь за тобой, производил взрывчатку. Твоя идея настолько наивна, что я даже не берусь ее комментировать.
Басаев озадаченно раскрыл рот. До встречи с Гамадовым он считал, что с возвращением взрывника поставки взрывчатки в его отряды возобновятся в прежнем объеме. А оказалось, что проблема намного сложнее и один химик-взрывник без соответствующего оборудования и сырья решить ее не в состоянии. Но Гамадов уже сам взялся за решение возникшей проблемы и, усевшись верхом на стул, деловито спросил:
– Мои перегонные мини-заводы еще действуют?
– Ты спрашиваешь про те цистерны, в которых перегоняется нефть? – уточнил Басаев.
– Да, черт возьми!
– Действуют. Хотя русские постоянно взрывают цистерны, но мы устанавливаем новые.
Гамадов улыбнулся:
– Значит, ты по-прежнему гонишь в Россию самопальный бензин, – констатировал он. – Интересно, сколько процентов дохода от этого бизнеса причитается мне?
Басаев не ответил. Но его напряженное молчание еще больше развеселило Гамадова, и он сказал:
– Ладно, позже сочтемся. Сейчас речь о другом. Как я понял, у тебя вдоволь бензина и прочих нефтяных фракций. Думаю, из этого добра может получиться отличный подарок для русских, – мечтательно закончил он.
* * *
В сарае было холодно. Ворон давно заметил, что внутри нежилых строений обычно не теплее, чем снаружи. И, ожидая агента, подумал, что если Равшан, как обычно, задержится, он рискует здорово замерзнуть. Чтобы не стеснять движений на случай огневой схватки, Ворон не стал поддевать лишнюю одежду, и его армейский бушлат являлся единственной теплой вещью. Для дополнительного тепла можно было надеть под десантный комбез шерстяное белье, как поступали отправляющиеся в дозор разведчики, но в спешке своих сборов про теплое белье он начисто забыл.Равшан позвонил всего три часа назад и назначил встречу на семь вечера. Судя по срочности вызова, агенту не терпелось поделиться с куратором имеющейся у него информацией. Собираясь на встречу с агентом, Ворон остро жалел о том, что не смог сам с ним переговорить. В момент звонка его не было в отделе контрразведки, и Равшан оставил свое сообщение на автоответчике. Связь между агентом и курирующим его офицером «Вымпела» осуществлялась через обычный городской номер грозненской телефонной сети. Секрет заключался в том, что реальный телефон находился вовсе не в Грозном, а в отделе военной контрразведки ханкалинской военной базы. Дежурный офицер «Вымпела» регулярно прослушивал все поступившие на него сообщения и затем передавал их по назначению. Однако из-за отсутствия розыскников на месте иногда возникали задержки. Так и Ворон получил сообщение Равшана, когда до назначенного агентом времени встречи осталось менее двух часов. Ему с трудом удалось найти попутную машину, чтобы доехать до Старых Атагов. Тем не менее он успел вовремя и оказался у пилорамы за двадцать минут до указанного Равшаном срока...
Приникнув к щели в стене сарая, Ворон напряженно вглядывался в даль и вслушивался в вечерние звуки. Давно стемнело, но пробивающийся сквозь тучи лунный свет отражался от выпавшего за день снега, так что вблизи пилорамы все же можно было кое-что рассмотреть. В этом отраженном свете он и увидел идущую по заметенной снегом дороге невысокую темную фигуру и сразу узнал по походке Равшана. Судя по его быстрому шагу, парнишка сильно спешил. Поравнявшись с пилорамой, он свернул к сараю и, приоткрыв ворота, протиснулся внутрь. Ворон шагнул из темноты ему навстречу, давая возможность рассмотреть себя.
Увидев перед собой вымпеловца, Равшан облегченно вздохнул:
– Уф. Я боялся, ты не придешь.
– Ты же звал меня. Как я мог не прийти?
– Да, – Равшан согласно кивнул головой. – Но я думал, вдруг ты не успеешь.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента