Страница:
realplastic.org и самый лучший офсетный «пластик» – у китайских товарищей, благо Интернет стирает границы. Дампы на полностью готовые болванки, понятное дело, можно было записать и самому – не все доверяли изготовителям «пластика» эту почти интимную процедуру.
Не прошло и полгода, а у тебя уже чемодан дубликатов кредиток, к качеству которых никто не придерется. Какие варианты с чемоданом? Покупаешь билет в Сингапур, например, или в Преторию и плотно там скупаешься, пока не опустеет чемодан. А лучше вообще в Италию – своеобразную Мекку фальшивых кредитных карточек. В Милане, если продавец догадается, что производится покупка по фальшивой карточке, он не будет сообщать в полицию, а наоборот, попросит, что если, мол, есть еще такие кредитки, то пусть покупатель не стесняется. В магазине знают, что банки всегда возместят им убытки. Потом как-то куда-то все это «железо» или серебро-золото пристраиваешь, продаешь, раздаешь. Меняешь страну. И по новой, с другим паспортом и другими кредитками. Мы вот в Минске скупались – зря, конечно, – нельзя красть там, где живешь.
Между покупками дампы необходимо было периодически проверять (по-нашему, «чекать»), поскольку самым неприятным при шопинге было «выбивание» на экране POS-терминала кодов 43 (украденная карта – изъять и позвонить в центр авторизации) или 07 (изъять карту и постараться задержать мошенника). Проверять дампы на работоспособность (валидность) можно было тремя способами: если дело происходит в Европе, то нет ничего проще, чем засунуть кредитку в телефон-автомат, который принимает кредитные карты. В России это таксофоны «Комстар». Можно зайти в аптеку, булочную, любой небольшой шоп с минимумом охраны и отсутствием видеокамер и купить какую-нибудь мелочовку. А не пройдет карта – всегда можно мило улыбнуться продавщице и рассчитаться наличкой. Третий способ предполагает мгновенную авторизацию небольшой суммы ($0,5–2) через любой онлайн-сервис или магазин. Подобное называется checking-сервис (от англ. check – «проверять») и широко используется по сей день. Владельцы «чекеров» в огромных количествах скупают взломанные мерчанты (шлюзы для оплаты кредитками) к интернет-магазинам и берут за проверку одного дампа в среднем $1.
Несмотря на то что большинство торговых точек в мире оборудовано электронными POS-терминалами, в Минске все еще полно и импринтеров – механических устройств, отпечатывающих рельефные данные с карты на бумажный чек. Бумажные чеки, сделанные с помощью импринтера, называют также слипами (от англ. slip – «скользить», «прокатывать»). Они являются документальным подтверждением совершения сделки. Для авторизации кассир надиктовывает информацию из слипа оператору процессингового центра по телефону. Естественно, при оплате через импринтер наличие дампа на магнитной полосе кредитки не требовалось, что, когда до меня это дошло, дало мне неограниченный простор для «работы». В это время в Беларуси и даже в России еще прекрасно работали американские дампы, которые стоили какие-то копейки, а суммы на них бывали очень внушительными.
– Ладно, Сергей, – прервала меня адвокат, – с карточками для шопинга вроде разобрались, давай теперь пройдемся по картам с «пинами». Сапрыкин утверждает, что именно ты передал ему 20 белых карт, написал маркером коды на каждой и попросил обналичить в минских банкоматах. Это правда?
– И да и нет.
– ?!.
– У Сапрыкина самого рыльце в пушку…
– Ладно, роль каждого прояснится по ходу следствия. А пока Сапрыкин является свидетелем. Против тебя.
– Я слышал, что у нас порой свидетели очень быстро переходят в разряд обвиняемых…
– Ну ты же его грузить не собираешься? Как бы там ни было, а «группа лиц» тебе сейчас вовсе ни к чему. Итак, где ты доставал PIN-коды к карточкам?
Глава 6. Дороги
Телевизора в хате не было. Настольных игр, за исключением вылепленных из хлеба шахмат, тоже. В этой камере, 144-й, сидели под следствием в основном наркоманы, алиментщики и те, кому не сиделось спокойно на «химии» (в Союзе это называлось «стройками народного хозяйства»). Смотрящий за камерой, Сергей Макаров, был инъекционным наркоманом с немалым, несмотря на его двадцатипятилетний возраст, стажем и колол в вену все, что было запрещено законом. Наверное, если бы был запрещен аспирин, то Макар бы «вмазывался» и им. От него же я узнал, что если раньше белорусские наркоманы чаще всего употребляли героин, маковую соломку (в сезон) и метадон, то сегодня самым распространенным кайфом стали так называемые бубки – семена опийного мака, какими нормальные люди посыпают булки с маком.
– Пришла эта мода к нам из России, – однажды вечером после выпитой кружки чифиря начал Макар. – Вместе с технологией экстракции опия. По закону весь пищевой мак, продающийся в торговой сети, должен проходить термообработку, которая разрушает содержащийся в нем опий. В реальности же обрабатывают не больше 10 % всего мака.
– Сколько сейчас героин в Минске стоит? – перебил я Макара.
– Герыч и «витамин» – по 40 баксов за грамм, метадон – 140.
– А «бубки»?
– Три года назад, в 2001-м, когда еще никто в Минске не знал, что пищевым маком можно колоться, его цена составляла около $3 за 1 кг. Сегодня – от тридцати и выше. Для кого-то это крупный бизнес.
– А что такое «витамин»? – полюбопытствовал я.
– Амфетамин. Синтетический аналог кокаина. Неплохо «ускоряет», но мне не нравится – это больше для дискотек. Подельники есть у тебя? – переключился на другую тему Сергей Макаров.
– Да, – я вздохнул, – к сожалению. Один под подпиской о невыезде, другой здесь где-то плавает.
– Подельники – это плохо, – глубокомысленно изрек Макар. – Хуже нет, когда каждый начинает одеяло на себя тянуть и грузить других. Мусорам это только на руку. Если уж занимаешься криминалом – не важно каким, – делай все один. Одному оно и надежнее, и безопаснее. В какой он хате?
– Кто?
– Ну, подельник твой.
– Пока не знаю. Если увижу его где на коридоре или кабинетах, так спрошу.
– Можешь поисковую написать, – посоветовал мне Макаров. – Эта «малява» по всем хатам централа пройдет, может, и найдется кент твой.
Я написал так называемую поисковую «маляву», тщательно упаковал ее в несколько слоев целлофана от сигаретной пачки и оплавил зажигалкой – «дорога» в нашей хате работала «по-мокрой», через унитаз. Как устроена эта самая «дорога» – тюремная почта, о которой ты наверняка слышал? Для начала нужно сплести «коня» – самодельную веревку из заранее распущенных вязаных вещей. Делается это методом кручения: четыре-пять тонких ниток складываются вместе и перекручиваются между собой, затем складываются пополам и еще раз перекручиваются – получается тонкая и относительно прочная веревка. К одному ее концу прикрепляются «ежи» – сделанные из спичек колючки, или «поплавки»– туалетная бумага, запаянная в целлофан. В соседней хате делают то же самое. Затем два «коня» опускаются в дольняк и с помощью большого количества воды попадают в канализационную трубу, где спутываются между собой. Все, «дорога» наведена. После сработки один из «коней» убирается, а на другом гоняются «малявы» и грузы – в основном чай и сигареты.
По всем хатам централа поисковая «малява» проходит в среднем за два дня. Я отправлял ее дважды, и ни в одной из хат, через которые она прошла, не оказалось моего подельника и когда-то доброго знакомого Паши Воропаева.
– Макар, – обратился я к смотрящему за хатой, – поисковая дважды ни с чем вернулась.
– Такое случается. Посмотри на эту «маляву» внимательно: там отмечены номера всех хат, через которые она прошла. Значит, в этих хатах твоего кореша нет. Но здесь ведь отмечены, – он взял в руки мою «маляву», – далеко не все хаты, которые есть на тюрьме. Есть ведь еще и нерабочие, где навести дорогу по разным причинам невозможно, и откровенно «красные» хаты, где сидят коммерсанты, таможенники, менты и всякое сучье – не исключено, что твой Воропаев в одной из таких хат. Это у нас тут братский ход… В других камерах срабатываются по воздуху. Это если в соседних хатах окна недалеко друг от друга находятся. Одна хата делает «ружье» – полую трубку из плотной бумаги, чаще всего из журнальных листов, и клейстера – самодельного клея из пережеванного и пропущенного через простыню черного хлеба, а также волан – конусообразный дротик из бумаги, утяжеленный тем же хлебом. К волану привязывается «контролька» – тонкая плетеная нить из синтетического носка. Волан из этого самодельного духового ружья выстреливается в сторону соседней хаты. А там уже ловят его «причалом» – самодельной палкой, сделанной из тех же журнальных листов и клейстера. Сработались, потом «конь» запускается, и все как обычно. «Дорога» – это святое, кровеносная система любой тюрьмы, без «дорог» прекращается общение, не решаются общие вопросы, не знаешь даже, что творится на соседнем корпусе – вдруг мусора или суки бьют кого, а от одной «малявы» часто судьба человека зависит – мало ли какие показания с подельниками нужно согласовать или еще какой вопрос серьезный решить. От показаний зависит очень многое в твоем уголовном деле. Вот взять, к примеру, дачу взятки. Сунул «десятку» гаишнику, стало об этом каким-то образом известно – все, держи дачу взятки. Ан нет, всегда можно сказать – если диктофонной или видеозаписи нет, конечно, – что гаишники у тебя деньги вымогали, сказали: «Не дашь лавэ – заберем права». Взятка, данная под угрозой или вымогательством, таковой не считается. Или еще пример: статья 214 УК РБ, «Угон». Скажешь, что хотел автомобиль на запчасти разобрать и так продать – это уже не угон, а кража, и часто за нее наказание меньше, чем за «просто покататься». Тут уже надо в зависимости от стоимости автомобиля смотреть, чтоб не вышла кража в особо крупном…
– Пришла эта мода к нам из России, – однажды вечером после выпитой кружки чифиря начал Макар. – Вместе с технологией экстракции опия. По закону весь пищевой мак, продающийся в торговой сети, должен проходить термообработку, которая разрушает содержащийся в нем опий. В реальности же обрабатывают не больше 10 % всего мака.
– Сколько сейчас героин в Минске стоит? – перебил я Макара.
– Герыч и «витамин» – по 40 баксов за грамм, метадон – 140.
– А «бубки»?
– Три года назад, в 2001-м, когда еще никто в Минске не знал, что пищевым маком можно колоться, его цена составляла около $3 за 1 кг. Сегодня – от тридцати и выше. Для кого-то это крупный бизнес.
– А что такое «витамин»? – полюбопытствовал я.
– Амфетамин. Синтетический аналог кокаина. Неплохо «ускоряет», но мне не нравится – это больше для дискотек. Подельники есть у тебя? – переключился на другую тему Сергей Макаров.
– Да, – я вздохнул, – к сожалению. Один под подпиской о невыезде, другой здесь где-то плавает.
– Подельники – это плохо, – глубокомысленно изрек Макар. – Хуже нет, когда каждый начинает одеяло на себя тянуть и грузить других. Мусорам это только на руку. Если уж занимаешься криминалом – не важно каким, – делай все один. Одному оно и надежнее, и безопаснее. В какой он хате?
– Кто?
– Ну, подельник твой.
– Пока не знаю. Если увижу его где на коридоре или кабинетах, так спрошу.
– Можешь поисковую написать, – посоветовал мне Макаров. – Эта «малява» по всем хатам централа пройдет, может, и найдется кент твой.
Я написал так называемую поисковую «маляву», тщательно упаковал ее в несколько слоев целлофана от сигаретной пачки и оплавил зажигалкой – «дорога» в нашей хате работала «по-мокрой», через унитаз. Как устроена эта самая «дорога» – тюремная почта, о которой ты наверняка слышал? Для начала нужно сплести «коня» – самодельную веревку из заранее распущенных вязаных вещей. Делается это методом кручения: четыре-пять тонких ниток складываются вместе и перекручиваются между собой, затем складываются пополам и еще раз перекручиваются – получается тонкая и относительно прочная веревка. К одному ее концу прикрепляются «ежи» – сделанные из спичек колючки, или «поплавки»– туалетная бумага, запаянная в целлофан. В соседней хате делают то же самое. Затем два «коня» опускаются в дольняк и с помощью большого количества воды попадают в канализационную трубу, где спутываются между собой. Все, «дорога» наведена. После сработки один из «коней» убирается, а на другом гоняются «малявы» и грузы – в основном чай и сигареты.
По всем хатам централа поисковая «малява» проходит в среднем за два дня. Я отправлял ее дважды, и ни в одной из хат, через которые она прошла, не оказалось моего подельника и когда-то доброго знакомого Паши Воропаева.
– Макар, – обратился я к смотрящему за хатой, – поисковая дважды ни с чем вернулась.
– Такое случается. Посмотри на эту «маляву» внимательно: там отмечены номера всех хат, через которые она прошла. Значит, в этих хатах твоего кореша нет. Но здесь ведь отмечены, – он взял в руки мою «маляву», – далеко не все хаты, которые есть на тюрьме. Есть ведь еще и нерабочие, где навести дорогу по разным причинам невозможно, и откровенно «красные» хаты, где сидят коммерсанты, таможенники, менты и всякое сучье – не исключено, что твой Воропаев в одной из таких хат. Это у нас тут братский ход… В других камерах срабатываются по воздуху. Это если в соседних хатах окна недалеко друг от друга находятся. Одна хата делает «ружье» – полую трубку из плотной бумаги, чаще всего из журнальных листов, и клейстера – самодельного клея из пережеванного и пропущенного через простыню черного хлеба, а также волан – конусообразный дротик из бумаги, утяжеленный тем же хлебом. К волану привязывается «контролька» – тонкая плетеная нить из синтетического носка. Волан из этого самодельного духового ружья выстреливается в сторону соседней хаты. А там уже ловят его «причалом» – самодельной палкой, сделанной из тех же журнальных листов и клейстера. Сработались, потом «конь» запускается, и все как обычно. «Дорога» – это святое, кровеносная система любой тюрьмы, без «дорог» прекращается общение, не решаются общие вопросы, не знаешь даже, что творится на соседнем корпусе – вдруг мусора или суки бьют кого, а от одной «малявы» часто судьба человека зависит – мало ли какие показания с подельниками нужно согласовать или еще какой вопрос серьезный решить. От показаний зависит очень многое в твоем уголовном деле. Вот взять, к примеру, дачу взятки. Сунул «десятку» гаишнику, стало об этом каким-то образом известно – все, держи дачу взятки. Ан нет, всегда можно сказать – если диктофонной или видеозаписи нет, конечно, – что гаишники у тебя деньги вымогали, сказали: «Не дашь лавэ – заберем права». Взятка, данная под угрозой или вымогательством, таковой не считается. Или еще пример: статья 214 УК РБ, «Угон». Скажешь, что хотел автомобиль на запчасти разобрать и так продать – это уже не угон, а кража, и часто за нее наказание меньше, чем за «просто покататься». Тут уже надо в зависимости от стоимости автомобиля смотреть, чтоб не вышла кража в особо крупном…
Глава 7. Все врут, или тринадцать способов получения PIN-кодов
Надо мыслить. Меня, например, кормят идеи.
Остап Бендер
– Вернемся к нашим баранам, точнее, PIN-кодам, – заявила моя адвокат во время своего следующего визита ко мне. – Итак, где ты брал «пины» к карточкам?
«Пины»… В свое время Boa – лучший в мире кардер – говорил: «Если вдруг в очередной раз вы где-то увидите, что кто-то продает дампы с «пинами», – не верьте глазам своим. Дампы с «пинами» – это все равно что кэш в кармане. А что-то никто пока не продавал $100 за $20. Если $100 отпечатаны в Вашингтоне, конечно, а не в Грозном или Тегеране». Первым, кто это опроверг, стал Dark Elvis.
Все началось с того, что однажды утром моя «аська» буквально взорвалась от кучи практически одинаковых сообщений от моих коллег, партнеров и просто клиентов:
– Ты не знаешь, кто такой Dark Elvis?
– Бро, это не ты, часом, Dark Elvis?
– Плиз, подскажи, где найти Дарк Элвиса.
– Да кто это вообще такой?! – возмутился я. – С чего это он вас всех так интересует? Как с цепи сорвались…
– Кого всех?! – первым ответил мой испанский партнер eNdi.
– Утром andycredit спрашивал, потом Mondeo, сейчас ты…
– Бро, ты случайно не заболел? Обычно ты узнаешь обо всем раньше нас. Элвис продает дампы с «пинами».
– М-м-м, дампы с… «пинами»?! Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Dark Elvis был все равно что НЛО – таинственный объект, о котором все слышали, но никто его не может найти. О нем было известно только то, что он не сидел в тюрьме, но почему не сидел – неизвестно. Зато все знали, что у Элвиса десятки тысяч дампов с «пинами», кто-то даже видел бин-лист, и, конечно, каждый мечтал первым его найти.
– Auger, поделись контактом Dark Elvis'а, – наудачу написал я в ICQ своему постоянному поставщику дампов.
– Ты шутишь?! – практически мгновенно ответил тот.
– А разве похоже на шутку?
– Ладно, проехали. Контакт не дам, но можешь работать с ним через меня. Тебя что интересует?
– То же, что и всех, – дампы с «пинами».
– Ну давай на мыло зашлю парочку штук на тест. Если о'кей – заплатишь за них $600. Идет?
– Да.
Через несколько часов Auger скинул мне два дебетных американских дампа с PIN-кодами, один Maestro, другой – VISA Classic.
– Когда отработаешь? – последовал вопрос.
– Мгновенно – энкодер под рукой.
Сорок минут спустя я уже потрошил один из киевских банкоматов. VISA не сработала, зато Maestro в два приема «подарил» мне $3 тыс., притом что последние $600 упорно не хотели сниматься – проверка баланса перед началом работы показала, что на карточке было $3600. Наверное, дневной лимит установлен в размере $3 тыс., – догадался я.
– Что ж, попробую «добить» ее после полуночи, когда банки посчитают, что начался новый день. С этой мыслью я взглянул на свои часы и отправился коротать оставшиеся до полуночи два часа в McDonalds на Крещатике. Почему именно McDonalds?
В Киеве самая большая в мире концентрация красивых женщин. Спускаешься в метро – навстречу девушка… одна, вторая, третья… на четвертой твоя голова против воли заворачивается назад, да так, что можно шею свернуть. И по новой – одна, вторая, третья, четвертая. А в McDonalds на Крещатике прелестных украинских девушек еще больше, чем в метро. Киев – это рай для холостяка. Средняя продолжительность жизни мужчин там – всего пятьдесят шесть лет, и на каждого двадцатилетнего мужчину приходится четыре женщины того же возраста.
После 24:00 моя Maestro уже не работала. Я пробовал в нескольких банкоматах, но везде выбивало DECLINE (отказ). Впрочем, получить трешку «зеленых», затратив всего шестьсот, было тоже очень даже неплохо.
– Ну как результат? – замигало окно моей «аськи» сообщением от Auger, когда я добрался до дома и подошел к компьютеру.
– Нормально. Classic – нерабочий. Maestro – о'кей.
– Жду 300 wmz. Кошель знаешь.
– Лови, – я открыл свой Webmoney Keeper и, не откладывая, перевел Аугеру 300 баксов.
– Ага, есть. Спасибо. Тебе все еще нужен контакт Элвиса?
– Да мне, по большому счету, без разницы, с кем работать, – не хочешь «палить» Элвиса, тогда давай работать с тобой.
– Ну давай, – согласился Auger. – Вот условия.
И тут он меня немного разочаровал: один европейский дамп с «пином» предлагался за $2 тыс., нерабочие не обменивались (в отличие от первой тестовой партии), минимальная партия составляла десять дампов. Хочешь – бери, не хочешь – не бери.
Я взял один раз – на $20 тыс. И все бы ничего, да отсутствие замен свело рентабельность этой работы к нулю. Больше я в эту лотерею не играл.
И все же я думаю, что в роли мифического Dark Elvis'а выступал сам Auger…
– Не поняла, какой Auger? – у Галины Аркадьевны не было доступа к моим воспоминаниям.
– Ну Аугер – мой поставщик дампов, который продавал мне и дампы с PIN-кодами.
– А-а-а. И почему ты уверен, что Элвис и Auger – это одно и то же лицо?
– Когда я только начинал работать с Аугером, тот обмолвился, что его напарник Aizek[797] как раз работал над реверсией…
– ?..
– Расшифровкой «пинов» из их базы с дампами. Да и невозможность установить прямой контакт с Элвисом укрепляла меня в моей догадке. Скорее всего, у Аугера – высококлассного киберпреступника с многолетним стажем – было несколько сетевых имен, которые даже его партнеры по нелегальному бизнесу не связывают друг с другом, а считают их принадлежащими разным людям.
– Он не сидит? – отчего-то поинтересовалась адвокат.
– Нет-нет, такие люди не сидят. Когда я общался с Аугером в последний раз, тот собирался, по его словам, прикупить какое-нибудь комфортное кресло в «Газпроме» – пару миллионов долларов они с Айзеком уже заработали, – и навсегда завязать с кардингом. Если птица не садится на гнездо, а поднимается все выше и выше, она в конце концов попадает в сетку птицелова. Тот, кто не чувствует, когда нужно остановиться, нарушает законы природы…
– Как Айзек расшифровал «пины»? – прервала мои философские рассуждения Галина Аркадьевна.
– Основное требование платежных систем к хранению и передаче PIN-кода: значение PIN должно всегда находиться в зашифрованном виде, начиная от его ввода на клавиатуре банкомата или POS-терминала и заканчивая проверкой в «святая святых» любой платежной системы – защищенном аппаратном модуле шифрования (HSM-модуле) банка-эмитента. Этот модуль хранит ключ генерации PIN-кодов, и проникновение в него повлечет за собой компрометацию всех PINob, когда-либо сгенерированных с помощью этого ключа. Поэтому доступ к HSM-устройствам строго ограничен как физически (применяются взломостойкие модули), так и через Сеть.
– Что же сделал Айзек?
– На разных этапах обработки PIN-коды проходят множество ступеней шифрования/дешифрования, и не все HSM, через которые проходят «пины», находятся в защищенной от внешних вторжений сети банка-эмитента. Зато все они поддерживают морально устаревший интерфейс Standard Financial API, которому уже больше тридцати лет. Через уязвимость в этом интерфейсе Aizek и ломанул HSM на каком-то промежуточном хосте (узле сети). Дальше просто – на взломанный HSM-модуль устанавливается сниффер – программа, перехватывающая PIN-коды в открытом виде либо в зашифрованном, но доступном для декодирования. На осуществление подобных взломов порой требуется несколько лет.
– Почему производители HSM-устройств не закроют эти дыры? – задала логичный вопрос адвокат.
– Ну, они заявляют, что все HSM-модули поставляются заказчикам со стандартными настройками, не позволяющими подобных атак, однако их установкой и настройкой могут заниматься не всегда ответственные или добропорядочные люди, поэтому система действительно уязвима. Случается, что и ломать ничего не надо – по недосмотру разработчиков программы, которые используются в торговых точках для обработки платежей с пластиковых карт, сохраняют не только дампы, но и PIN-коды. Недавно так отличилась компания Fujitsu Transaction Solutions.
– Выходит, банкиры лукавят, заявляя, что взломать PIN-коды невозможно…
– Everyone lies[1].
– А «пины», которые нашли у Сапрыкина, – перешла к более предметному разговору Галина Аркадьевна, – они откуда?
– В начале 2004 года я познакомился с Black Monarch – одним из модераторов carder.org – первого в мире форума для кардеров. Тот продавал американские дампы с «пином», но только для «своих», так как не мог делать их много – всего штук по пятьсот в месяц.
– Ничего себе! Как вы обналичивали такие количества?
– Отдавали дропам (обнальщикам) в разных странах, оставляли им 15–30 %, и те присылали нашу долю по Western Union. Все из них, за исключением обнальщиков на местах, которых я контролировал лично, обманывали нас и утаивали огромные суммы. Проверить, сколько сняли с твоего дампа, чаще всего невозможно.
– Ты сказал, что Black Monarch «делал» дампы с «пинами». Как он их делал? – оживилась адвокат.
– Вкратце схема такова: берем дамп с оригинальным первым треком – там есть настоящее имя кардхолдера. Заходим на www.accurint.com, вбиваем ФИО жертвы, находим его SSN (Social Security Number – номер социального страхования, который положено иметь всем гражданам США в возрасте от одного года), дату рождения, адрес и телефон – чем больше данных о жертве соберем, тем лучше. Понятно, что если имя холдера будет John Smith, то мы устанем гадать, кто же из тех двух тысяч Джонов Смитов, что выдаст нам в результатах поиска accurint, и есть наш, поэтому дамп нужно изначально выбирать с редкой для Америки фамилией. Дальше идем на сайт банка, выдавшего карту, «энроллим» ее (от англ. enroll – «регистрировать») – то есть открываем онлайн-доступ к карте – и особым образом меняем PIN-код. Правда, сменить его можно было не на всех картах, тогда такие дампы с уже открытым онлайн-доступом к карте, а значит, известным балансом, мы продавали – за 15 % суммы на карте. Рентабельность моей работы с Black Monarch превышала 300 %.