Ощущение виновности может испытывать здоровый и цветущий человек при встрече с больными, калеками, инвалидами. На этом умело спекулируют профессиональные нищие, симулируя всевозможные болезни и увечья.
Комплекс виновности не следует путать с бредом самообвинения при некоторых душевных заболеваниях. Хотя комплекс виновности может быть устойчивым, но люди, отягощенные им, могут «компенсироваться», то есть надолго избавляться от своих терзаний. А бред самообвинения – стойкое патологическое заблуждение и никакой коррекции не поддается. Но противопоставление комплекса виновности и бреда самообвинения не абсолютно. Существуют промежуточные, переходные состояния. При эндогенных депрессиях идеи самообвинения, которые вначале критически оцениваются, могут со временем выкристаллизоваться в бред.
Комплекс виновности отличается также от раскаяния и угрызения совести человека, в самом деле совершившего дурной поступок. При комплексе вины человек не совершал ничего предосудительного; объективных оснований для самообвинения у него нет, эти основания он придумывает.
Существует еще один вариант комплекса виновности, связанный с сознанием неполноценности. Это комплекс виновности матери, не испытывающей материнских чувств к своему ребенку. Общество ожидает и требует от матери любви к своим детям. В подавляющем большинстве случаев так оно и есть, нет необходимости приводить примеры самопожертвования матерей во имя детей. Однако есть женщины, которые в силу особенностей индивидуальной психофизиологической организации не испытывают нежных чувств к потомству. У некоторых из них любовь к детям вспыхивает лишь периодически, а иногда не ко всем их детям. Эти женщины ведут себя по-разному. Одни полностью пренебрегают материнским долгом. Другие беспощадно терзаются отсутствием материнской привязанности, в глубине души считая себя морально ущербными. Они компенсируют свой комплекс, проявляя повышенную, временами болезненную заботливость, которая ребенку тягостна и вредна.
Разница между ситуациями, когда человек в самом деле виновен и когда он не виновен, но испытывает чувство вины, – весьма существенная. В первом случае он может сознаться, раскаяться, искупить свою вину, и это приносит облегчение в душевный мир. Во втором случае раскаяние и искупление дают лишь кратковременную передышку, а затем начинается новое самобичевание.
Комплекс виновности, с точки зрения психопатолога, – явление нежелательное, одно из проявлений неустойчивой психики. Но сама возможность появления такого комплекса обусловлена формированием у человека этических принципов, без которых понятия вины вообще не существовало бы.
ВНИМАНИЕ – направленность и сосредоточенность сознания на определенных объектах или определенной деятельности. Внимание является не самостоятельным психическим процессом, а качественной характеристикой восприятия, памяти, мышления, обеспечивающей избирательный характер психической деятельности, осуществление в ней выбора данного объекта из некоторого поля возможных объектов. Внимание – обязательное условие продуктивности всякой сознательной деятельности. В свою очередь, внимание в большой мере зависит от характера деятельности, в которую вовлечен человек, от ее значения для данного человека, от особенностей личности: потребностей, интересов, волевых качеств, темперамента, характера. Значительную роль играет настроение, а также физическое состояние человека.
Физиологической основой внимания является наличие доминирующих очагов возбуждения в определенных участках коры головного мозга при одновременном более или менее значительном торможении остальных участков. Это доминирование одних участков по сравнению с другими носит динамический характер: при деятельном состоянии коры мозга очаг оптимальной возбудимости все время перемещается из одних участков коры в другие. Поэтому об отсутствии внимания можно говорить только условно.
Если направленность психической деятельности на определенные объекты не вызывается постановкой сознательной цели и не связана с волевыми усилиями, то такое внимание называют непроизвольным или непреднамеренным. Для его привлечения большое значение имеет сила раздражителя (сильный запах, яркий свет или окраска, громкий звук и т. п.). При этом имеет значение не только абсолютная, но и относительная сила раздражителя, его соотношение с другими раздражителями. Важную роль в возникновении непроизвольного внимания играет контраст между раздражителями (по форме, величине, цвету и т. п.); маленький предмет легче замечается среди больших, цифра – среди букв и т. д. Непроизвольное внимание привлекается также изменением в раздражителях (например, резким изменением во внешности знакомого человека) и движением предметов. Объектом непроизвольного внимания легко становится все новое (ориентировочный рефлекс), и наоборот, все шаблонное, стереотипное не вызывает внимания.
Если направленность внимания определяется сознательной задачей, то такое внимание называют произвольным или преднамеренным, волевым; оно формируется в результате воспитания и самовоспитания. Важнейшим условием поддержания произвольного внимания является правильная организация деятельности. В большой мере произвольному вниманию способствуют сознание необходимости выполнить данную деятельность, понимание ее значения, желание добиться наилучших результатов, связь того, что делается, с интересами человека. Иногда интерес к отдаленному результату деятельности может переходить в интерес к ней самой. В этом случае внимание, являясь по своему происхождению произвольным, становится непроизвольным (в силу чего некоторые психологи выделяют это внимание в особый вид, называя его послепроизвольным). Во всякой деятельности обычно имеет место как произвольное, так и непроизвольное внимание.
Внимание характеризуется рядом особенностей. Объем внимания – количество объектов, которые могут быть одновременно восприняты с достаточной для их различения степенью ясности. Он также зависит от свойств самих воспринимаемых предметов, а также от задачи и характера деятельности воспринимающего их человека. Если объекты восприятия не связаны друг с другом, то количество воспринятых элементов обычно невелико: от 3 до 5, редко до 6. Если же отдельные элементы можно связать друг с другом, то количество различаемых элементов значительно возрастает. Слово может быть воспринято (в десятую долю секунды) даже в том случае, если в нем 12–14 букв.
Важную особенность внимания составляет возможность его распределения между двумя или несколькими одновременно выполняемыми действиями. Распределение внимания возможно при некоторой автоматизации выполнения одной деятельности и известном знакомстве со второй.
Существенным качеством внимания является его устойчивость – длительное удерживание его на чем-либо подчиненном одной общей задаче. Объекты действия и сами действия могут при этом меняться, но общее направление деятельности должно оставаться постоянным. Условие устойчивости внимания – разнообразие получаемых впечатлений или выполняемых действий. Для того чтобы длительно удерживать внимание на чем-то одном, надо стремиться вскрывать в нем все новые и новые стороны, ставить по отношению к нему разные, хотя и подчиненные общей цели, действия.
Состояние, противоположное устойчивости внимания, – отвлекаемость. Легко отвлекающими внимание являются посторонние эмоциональные, а также неожиданные раздражители. Когда мы стремимся на чем-то сосредоточиться, желательно, чтобы отвлекающих раздражителей не было. Такое, однако, далеко не всегда возможно, поэтому следует культивировать в себе способность работать и в трудных условиях, преодолевая отвлечение.
От отвлекаемости внимания надо отличать переключение внимания как намеренный переход от одной деятельности к другой, подчиненной новой задаче. Быстрота и успешность переключения зависят от интенсивности внимания по отношению к предыдущей деятельности и от характера новой деятельности (от того, насколько она может привлечь внимание). Частое переключение внимания нежелательно, так как требует затраты усилий, а постоянный переход от одной деятельности к другой может сильно затруднить ее исполнение. Но при наступлении утомления от выполняемой работы (особенно однообразной) переключение внимания является полезным, а во многих случаях и необходимым; оно иногда может заменить собой отдых.
Противоположностью внимания является рассеянность, то есть состояние, когда человек ни на чем не может сосредоточиться. Такое состояние возникает при сильном утомлении, при наличии слишком многих значимых раздражителей или, наоборот, тогда, когда ни один из раздражителей не является для человека значимым. Включение (иногда с помощью волевых усилий) в определенную деятельность, как правило, вызывает все больший интерес к ней и устраняет рассеянность. Часто рассеянностью называют такое углубление в работу, при котором внимание концентрируется на чем-то одном. Иногда подобная концентрация внимания необходима для наиболее успешного выполнения работы. Однако это может препятствовать коллективной деятельности, когда выполнение собственной работы связано с работой других.
«Народ, у которого общественное воспитание давало бы дарование определенному числу граждан, а здравый смысл почти всем, был бы, бесспорно, первым народом в мире. Единственное надежное средство добиться такого результата – это с ранних лет приучать детей к работе внимания», – писал много лет назад французский просветитель Клод Адриан Гельвеций. Способность к концентрации внимания может быть воспитана и даже стать свойством национального характера. Например, по наблюдениям Сергея Юрского, работавшего в Японии в качестве режиссера-постановщика, отсутствие рассеянности – главная, бросающаяся в глаза особенность поведения японцев; она проявляется в том, как японцы слушают собеседника, в слаженном несуетливом труде строителей, в нечувствительности актеров к отвлечениям. Увы, зачастую негативно выглядит картина внимания в описаниях русского характера. Возможно, поэтому русская и затем советская педагогика, следуя заветам К.Д.Ушинского (в его сочинениях одна из обширных работ посвящена вниманию), ставила задачу воспитания внимания на одно из первых мест и лелеяла надежду «на предохранение нашей молодежи от таких специфических зол в душевной организации русского человека, как рассеянность, неравномерность внимания, бедность произвольного внимания». Последние строки взяты из публикации в журнале «Столица» за 1915 год (!). В ту пору, кстати, в табелях гимназистов за внимание выставлялась специальная оценка. С того времени многое изменилось, но данная проблема удивительным образом не утратила актуальности.
Сегодня с проблемой внимания в ее практическом плане приходится постоянно сталкиваться любому школьному психологу. Многие трудности в обучении связаны с неумением (или неспособностью?) того или иного ребенка сосредоточиться на воспринимаемой информации или выполняемом задании. Смещение внимания (!..) психологов на мотивационный, личностный аспекты образовательного процесса привели к невольной недооценке роли когнитивной сферы. А ведь проблемы в познавательной сфере нередко и выступают источником проблем эмоциональных, личностных. Поэтому так важно лишний раз вернуться к не очень популярной ныне проблеме внимания, ибо ориентировка в способах ее решения способствует лучшему пониманию широчайшего спектра психологических проблем – как теоретических, так и прикладных.
Трудно, по-видимому, найти другое понятие, столь же привычное для обыденного сознания и вместе с тем имеющее столь же сложную и драматическую судьбу в психологии, как понятие внимания. Трудно найти другое понятие, история которого изобиловала бы столь резкими «взлетами» и «падениями», столь крутыми поворотами в трактовке его содержания, а также его места и значения в ряду других психологических понятий, когда оно то на время ставилось в самый центр системы психологии, то вдруг, напротив, объявлялось фикцией и источником псевдопроблем и полностью устранялось из психологии.
Пожалуй, только еще одна проблема имела такую же исключительную судьбу в психологии – проблема сознания. И это не случайно. Именно тесная связь с проблемой сознания делала проблему внимания камнем преткновения (но также и «пробным камнем») почти для каждой новой психологической концепции, и именно она придает истории психологии внимания особый интерес и поучительность. Пожалуй, ни в одной другой области психологических исследований значение истории проблемы не оказывается настолько важным для понимания современного ее состояния и перспектив развития. Ни одна другая область современной психологии не обнаруживает с такой беспощадностью всей справедливости мысли о том, что незнание истории вынуждает ее бесконечно повторять – причем также и в части однажды уже осознанных и даже преодоленных тупиков и ошибок.
Характеризуя сложность данной проблемы, А.Ф.Лазурский еще в 1917 г. указывал: «Едва ли мы ошибемся, если скажем, что все эти разногласия относятся исключительно к объяснению [курсив автора] того сложного явления, которое мы называем процессом внимания, а никак не к его описанию. Что же касается собственно описательной стороны, то здесь мы почти не встречаем противоречий. Во всяком, более или менее полном описании мы находим всякий раз одни и те же элементы. Разногласие появляется лишь тогда, когда возникает вопрос, какие из этих элементов надо считать главными и какие побочными».
Сравнительно с другими психическими явлениями и процессами феноменологию внимания отличает ряд специфических черт. Главная – отсутствие четких границ области явлений внимания. На первый взгляд, внимание никогда не выступает изолированно от других феноменов, но переплетается и сливается с ними. Еще одна особенность – смутность, нечеткость. Субъективные явления внимания как бы уходят на периферию сознания, проявления объективные нередко замаскированы элементами целенаправленного поведения, которому оно служит. «Внимание, подобно пищеварению, обычно находится за пределами нашей сознательной осведомленности», – пишет Р.Дженнингс (1986). О том же, но более развернуто говорит Дж. Зубин (1975): «У здорового бодрствующего индивида внимание не осознается. И только тогда, когда задача предъявляет субъекту особые требования, например при обнаружении самолетов во время войны; когда ему не удается уделить внимание чему-то важному из окружения или когда он что-нибудь забыл, чем-то занят или психически заболел, – тогда внимание становится проблемой. Оно подобно окружающему нас воздуху, мы осознаем его присутствие только в тех случаях, когда подует ветер или возникнет вакуум. Именно поэтому научное исследование внимания столь долго откладывалось».
Еще одна особенность феноменологии внимания заключается в пестроте и разнородности входящих в нее явлений, о чем в свое время писал еще У.Джемс. Смешение разнородных явлений под общим определением «внимание» Д.Берлайн (1970) назвал наиболее серьезным препятствием на пути его изучения. Он утверждает, что эти феномены совершенно различны, возникают независимо друг от друга и подчиняются разным закономерностям.
В связи с разнообразием явлений и множеством свойств внимания возникает особая проблема их систематики. Задачи описания свойств и классификации видов внимания решались различными исследователями по-разному. Так, У.Джемс, классифицируя виды внимания, опирался на данные житейского опыта и самонаблюдения и наиболее существенной считал функцию отбора: «Это когда разум охватывает в ясной и отчетливой форме нечто, в чем видится одновременно несколько возможных объектов или ходов мысли. Сосредоточение, концентрация сознания – вот его суть. Оно означает отвлечение от одних вещей ради того, чтобы эффективно работать с другими».
Другие авторы закладывали в свои классификации оригинальные концепции внимания. Центральным моментом систематики в этих случаях становится различение процессов и результатов внимания. Результат определял внимание как таковое, а особенности процесса наводили на видовую классификацию (Т.Рибо, 1890; Н.Н.Ланге, 1893; В.Вундт, 1912; Э.Титченер, 1914).
Исследования внимания начались уже на этапе становления научной психологии, а в определенном смысле даже предшествовали ему и составляли его главное содержание. Фактор внимания существенно влиял на результаты физиологических экспериментов. Опыты и наблюдения Г.Гельмгольца, У.Карпентера, И.Мюллера и Г.Фехнера пробудили широкий интерес к исследованиям феноменов внимания – в частности у ассистента Гельмгольца, молодого физиолога В.Вундта, которому только предстояло стать основоположником экспериментальной психологии.
Вундту, безусловно, принадлежит приоритет в создании научной системы психологии и, одновременно, роль основателя психологии внимания. Примечательно, что одно из самых ранних исследований Вундта было посвящено изучению эффектов внимания в опытах с регистрацией времени реакции на зрительный и слуховой стимулы при условии их совпадения. Учение о внимании как процессе апперцепции составило ядро вундтовской концепции сознания. Благодаря работам Вундта и его учеников исследование внимания длительное время, вплоть до 20-х гг. ХХ в. занимало центральное место в экспериментальной и теоретической психологии.
Титченер считал открытие внимания одним из главных достижений научной психологии. Под открытием он подразумевал четкую формулировку проблемы внимания, признание ее особого статуса и фундаментальной важности. В частности, Титченер утверждал, что «доктрина внимания является нервом любой целостной психологической системы, и перед общим судом психологии эта система будет оцениваться по тому, как решается данная проблема». Но тут же он признавал, что «открытие внимания не привело к какому-то немедленному триумфу экспериментального метода: как будто нашли осиное гнездо, и первое же прикосновение к нему вызвало целый рой настоятельных проблем».
Трудности, с которыми сталкивалась психология внимания на данном этапе, объясняли отсутствием адекватных методов его исследования. Способность внимания лежит в основе научного наблюдения вообще и метода самонаблюдения в частности. Возможно, поэтому исследование внимания в психологии сознания оказалось в целом безуспешным. «Интроспекция не обнаружила во внимании ничего действительно нового; ничего, что охарактеризовало бы этот процесс как таковой», – считал О.Кюльпе и отмечал, что «выявление надежного показателя внимания – одна из важнейших проблем, ждущих своего решения в экспериментальной психологии будущего».
Таким образом, психология сознания поставила проблему внимания, но к окончательному и общепризнанному ее решению не пришла. В работах Вундта, Джемса, Титченера и Рибо были сформулированы фундаментальные понятия психологии внимания и предложены основные парадигмы его экспериментального исследования. Каждая из множества теорий внимания обладала своеобразием и выглядела достаточно убедительно. У.Пилсбери писал: «Проявления внимания многочисленны и разнообразны, и поэтому у компетентных крупных специалистов мы находим его определения как состояния мускульного сокращения и приспособления, как чистой умственной деятельности, как некой эмоции или переживания и как изменения ясности идеи. Любое из этих определений подтверждается фактами, если мы поставим ударение на соответствующем аспекте различных выражений внимания». «Сейчас каждый мало-мальски самостоятельный психолог имеет обыкновение по-своему определять происхождение и суть внимания», – жаловался Кюльпе. Приходится признать, что такого рода сетования сохраняют свою актуальность и поныне – просто на каждом этапе развития нашей науки они относятся к самому «модному» понятию (сегодня, например, – к личности).
В дальнейшем экспериментальная психология не сокращала, а скорее приумножала число возможных трактовок внимания. По выражению Ч.Спирмена (1937), это стало напоминать вавилонское столпотворение, когда строители заговорили на разных языках; значения термина внимание расплодились настолько, что исследователи перестали понимать друг друга. В связи с этим Спирмен сочувственно цитирует заявление М.Фуко: «Нам следует намеренно отказаться от любого использования понятия внимания и даже от произнесения этого слова» (так, кстати, скоро и произошло, и такое положение сохранялось почти четверть века). В то же время в теориях восприятия и в работах прикладного характера понятие внимания нередко выполняло объяснительную функцию на все случаи жизни, превратившись, по ироничному определению В.Метцгера, «в магический принцип, который все может и не объясняет ничего». Эта тенденция вызвала резкую критику со стороны гештальтпсихологов и других, близких к ним по позиции, исследователей сознания. Гештальтпсихологи подчеркивали активный характер внимания, называя его эго-объектной силой, призывали к специальным исследованиям эффектов внимания и проводили их на материале решения перцептивных задач. Проблему внимания не могли обойти и другие, более радикально настроенные, направления психологической мысли. Однако в рамках бихевиоризма и психоанализа эта проблема ставилась и разрабатывалась в иных терминах. Сам термин внимание вышел из моды (наряду с такими, как сознание, воля, намерение и др.) и практически исчез со страниц серьезных научных журналов.
Длительное время психология внимания развивалась в области чисто эмпирических исследований с ярко выраженной прикладной направленностью. Именно здесь, в связи с решением вопросов эксплуатации сложной военной техники, в середине 50-х гг. произошел новый взлет теоретической мысли и поворот к фундаментальному изучению природы внимания. Примечательно, что эта, вторая волна исследований внимания поднялась не в связи с противоречиями внутри научной ситуации, а благодаря прямому запросу со стороны практики. Экспериментальные исследования К.Черри и Д.Бродбента вернули внимание в фокус психологической науки. С работ этих авторов начинается современный этап развития психологии внимания. Надо, однако, отметить, что единой и общепринятой теории внимания до сих пор не создано. По мнению Д.Берлайна, ситуация вавилонского столпотворения, о которой говорил Спирмен, ухудшилась, так как исследователи уже даже не отдают себе отчета, что говорят на разных языках.
В нашей стране исследования внимания проводились в основном с целью тестирования его свойств у лиц различных категорий. В особую группу можно выделить исследования психофизиологических показателей внимания Е.Н.Соклова, а также нейропсихологические работы А.Р.Лурии и Е.Д.Хомской. Фундаментальное значение имеют работы Д.Н.Узнадзе (которого при его жизни относили, естественно, к отечественным психологам, да и сегодня трудно привыкнуть называть его школу зарубежной), а также Н.Ф.Добрынина и П.Я.Гальперина.
Грузинская школа психологии установки отводит вниманию чрезвычайно важную роль. Внимание – необходимая предпосылка возникновения и развития мышления и воли человека, фактор активизации процессов восприятия и памяти. Деятельность субъекта всегда опосредована установкой – целостным неосознаваемым отражением действительности как ситуации удовлетворения актуальной потребности. Отбор впечатлений, концентрация психической энергии на них и, как следствие, ясность и отчетливость соответствующих содержаний психики обусловлены установкой, а не процессом внимания. Согласно Узнадзе, «деятельность внимания характеризуется всюду одним и тем же, а именно более или менее продолжительной задержкой нашей активности на предмете, большей или меньшей продолжительностью фиксирования наших познавательных сил на нем». Поведение человека может проходить в двух принципиально различных планах. В импульсивном плане, например, в случаях привычной деятельности, внимание не требуется. Процесс импульсивного поведения происходит безостановочно и всецело определяется стимулами внешней и внутренней среды организма. Второй, специфически человеческий план возникает и разворачивается при усложнении ситуации. Переход в него происходит благодаря особому акту, объектом которого является звено импульсивного поведения при затруднении или сбое деятельности. Он объективирует слабое звено импульсивного поведения, переводя его в сознание в качестве предмета познавательной активности человека. Этот процесс, названный актом объективации, Узнадзе отождествлял с вниманием, подчеркивая, что только таким образом внимание впервые получает не формальную, а содержательную характеристику. В процессе интенсивной познавательной деятельности путем волевых актов изменяется старая установка или вырабатывается новая. Итак, психология установки определяет внимание как специфически человеческий, особый и содержательный процесс, служащий необходимой предпосылкой трансформации установок импульсивного поведения.
Комплекс виновности не следует путать с бредом самообвинения при некоторых душевных заболеваниях. Хотя комплекс виновности может быть устойчивым, но люди, отягощенные им, могут «компенсироваться», то есть надолго избавляться от своих терзаний. А бред самообвинения – стойкое патологическое заблуждение и никакой коррекции не поддается. Но противопоставление комплекса виновности и бреда самообвинения не абсолютно. Существуют промежуточные, переходные состояния. При эндогенных депрессиях идеи самообвинения, которые вначале критически оцениваются, могут со временем выкристаллизоваться в бред.
Комплекс виновности отличается также от раскаяния и угрызения совести человека, в самом деле совершившего дурной поступок. При комплексе вины человек не совершал ничего предосудительного; объективных оснований для самообвинения у него нет, эти основания он придумывает.
Существует еще один вариант комплекса виновности, связанный с сознанием неполноценности. Это комплекс виновности матери, не испытывающей материнских чувств к своему ребенку. Общество ожидает и требует от матери любви к своим детям. В подавляющем большинстве случаев так оно и есть, нет необходимости приводить примеры самопожертвования матерей во имя детей. Однако есть женщины, которые в силу особенностей индивидуальной психофизиологической организации не испытывают нежных чувств к потомству. У некоторых из них любовь к детям вспыхивает лишь периодически, а иногда не ко всем их детям. Эти женщины ведут себя по-разному. Одни полностью пренебрегают материнским долгом. Другие беспощадно терзаются отсутствием материнской привязанности, в глубине души считая себя морально ущербными. Они компенсируют свой комплекс, проявляя повышенную, временами болезненную заботливость, которая ребенку тягостна и вредна.
Разница между ситуациями, когда человек в самом деле виновен и когда он не виновен, но испытывает чувство вины, – весьма существенная. В первом случае он может сознаться, раскаяться, искупить свою вину, и это приносит облегчение в душевный мир. Во втором случае раскаяние и искупление дают лишь кратковременную передышку, а затем начинается новое самобичевание.
Комплекс виновности, с точки зрения психопатолога, – явление нежелательное, одно из проявлений неустойчивой психики. Но сама возможность появления такого комплекса обусловлена формированием у человека этических принципов, без которых понятия вины вообще не существовало бы.
ВНИМАНИЕ – направленность и сосредоточенность сознания на определенных объектах или определенной деятельности. Внимание является не самостоятельным психическим процессом, а качественной характеристикой восприятия, памяти, мышления, обеспечивающей избирательный характер психической деятельности, осуществление в ней выбора данного объекта из некоторого поля возможных объектов. Внимание – обязательное условие продуктивности всякой сознательной деятельности. В свою очередь, внимание в большой мере зависит от характера деятельности, в которую вовлечен человек, от ее значения для данного человека, от особенностей личности: потребностей, интересов, волевых качеств, темперамента, характера. Значительную роль играет настроение, а также физическое состояние человека.
Физиологической основой внимания является наличие доминирующих очагов возбуждения в определенных участках коры головного мозга при одновременном более или менее значительном торможении остальных участков. Это доминирование одних участков по сравнению с другими носит динамический характер: при деятельном состоянии коры мозга очаг оптимальной возбудимости все время перемещается из одних участков коры в другие. Поэтому об отсутствии внимания можно говорить только условно.
Если направленность психической деятельности на определенные объекты не вызывается постановкой сознательной цели и не связана с волевыми усилиями, то такое внимание называют непроизвольным или непреднамеренным. Для его привлечения большое значение имеет сила раздражителя (сильный запах, яркий свет или окраска, громкий звук и т. п.). При этом имеет значение не только абсолютная, но и относительная сила раздражителя, его соотношение с другими раздражителями. Важную роль в возникновении непроизвольного внимания играет контраст между раздражителями (по форме, величине, цвету и т. п.); маленький предмет легче замечается среди больших, цифра – среди букв и т. д. Непроизвольное внимание привлекается также изменением в раздражителях (например, резким изменением во внешности знакомого человека) и движением предметов. Объектом непроизвольного внимания легко становится все новое (ориентировочный рефлекс), и наоборот, все шаблонное, стереотипное не вызывает внимания.
Если направленность внимания определяется сознательной задачей, то такое внимание называют произвольным или преднамеренным, волевым; оно формируется в результате воспитания и самовоспитания. Важнейшим условием поддержания произвольного внимания является правильная организация деятельности. В большой мере произвольному вниманию способствуют сознание необходимости выполнить данную деятельность, понимание ее значения, желание добиться наилучших результатов, связь того, что делается, с интересами человека. Иногда интерес к отдаленному результату деятельности может переходить в интерес к ней самой. В этом случае внимание, являясь по своему происхождению произвольным, становится непроизвольным (в силу чего некоторые психологи выделяют это внимание в особый вид, называя его послепроизвольным). Во всякой деятельности обычно имеет место как произвольное, так и непроизвольное внимание.
Внимание характеризуется рядом особенностей. Объем внимания – количество объектов, которые могут быть одновременно восприняты с достаточной для их различения степенью ясности. Он также зависит от свойств самих воспринимаемых предметов, а также от задачи и характера деятельности воспринимающего их человека. Если объекты восприятия не связаны друг с другом, то количество воспринятых элементов обычно невелико: от 3 до 5, редко до 6. Если же отдельные элементы можно связать друг с другом, то количество различаемых элементов значительно возрастает. Слово может быть воспринято (в десятую долю секунды) даже в том случае, если в нем 12–14 букв.
Важную особенность внимания составляет возможность его распределения между двумя или несколькими одновременно выполняемыми действиями. Распределение внимания возможно при некоторой автоматизации выполнения одной деятельности и известном знакомстве со второй.
Существенным качеством внимания является его устойчивость – длительное удерживание его на чем-либо подчиненном одной общей задаче. Объекты действия и сами действия могут при этом меняться, но общее направление деятельности должно оставаться постоянным. Условие устойчивости внимания – разнообразие получаемых впечатлений или выполняемых действий. Для того чтобы длительно удерживать внимание на чем-то одном, надо стремиться вскрывать в нем все новые и новые стороны, ставить по отношению к нему разные, хотя и подчиненные общей цели, действия.
Состояние, противоположное устойчивости внимания, – отвлекаемость. Легко отвлекающими внимание являются посторонние эмоциональные, а также неожиданные раздражители. Когда мы стремимся на чем-то сосредоточиться, желательно, чтобы отвлекающих раздражителей не было. Такое, однако, далеко не всегда возможно, поэтому следует культивировать в себе способность работать и в трудных условиях, преодолевая отвлечение.
От отвлекаемости внимания надо отличать переключение внимания как намеренный переход от одной деятельности к другой, подчиненной новой задаче. Быстрота и успешность переключения зависят от интенсивности внимания по отношению к предыдущей деятельности и от характера новой деятельности (от того, насколько она может привлечь внимание). Частое переключение внимания нежелательно, так как требует затраты усилий, а постоянный переход от одной деятельности к другой может сильно затруднить ее исполнение. Но при наступлении утомления от выполняемой работы (особенно однообразной) переключение внимания является полезным, а во многих случаях и необходимым; оно иногда может заменить собой отдых.
Противоположностью внимания является рассеянность, то есть состояние, когда человек ни на чем не может сосредоточиться. Такое состояние возникает при сильном утомлении, при наличии слишком многих значимых раздражителей или, наоборот, тогда, когда ни один из раздражителей не является для человека значимым. Включение (иногда с помощью волевых усилий) в определенную деятельность, как правило, вызывает все больший интерес к ней и устраняет рассеянность. Часто рассеянностью называют такое углубление в работу, при котором внимание концентрируется на чем-то одном. Иногда подобная концентрация внимания необходима для наиболее успешного выполнения работы. Однако это может препятствовать коллективной деятельности, когда выполнение собственной работы связано с работой других.
«Народ, у которого общественное воспитание давало бы дарование определенному числу граждан, а здравый смысл почти всем, был бы, бесспорно, первым народом в мире. Единственное надежное средство добиться такого результата – это с ранних лет приучать детей к работе внимания», – писал много лет назад французский просветитель Клод Адриан Гельвеций. Способность к концентрации внимания может быть воспитана и даже стать свойством национального характера. Например, по наблюдениям Сергея Юрского, работавшего в Японии в качестве режиссера-постановщика, отсутствие рассеянности – главная, бросающаяся в глаза особенность поведения японцев; она проявляется в том, как японцы слушают собеседника, в слаженном несуетливом труде строителей, в нечувствительности актеров к отвлечениям. Увы, зачастую негативно выглядит картина внимания в описаниях русского характера. Возможно, поэтому русская и затем советская педагогика, следуя заветам К.Д.Ушинского (в его сочинениях одна из обширных работ посвящена вниманию), ставила задачу воспитания внимания на одно из первых мест и лелеяла надежду «на предохранение нашей молодежи от таких специфических зол в душевной организации русского человека, как рассеянность, неравномерность внимания, бедность произвольного внимания». Последние строки взяты из публикации в журнале «Столица» за 1915 год (!). В ту пору, кстати, в табелях гимназистов за внимание выставлялась специальная оценка. С того времени многое изменилось, но данная проблема удивительным образом не утратила актуальности.
Сегодня с проблемой внимания в ее практическом плане приходится постоянно сталкиваться любому школьному психологу. Многие трудности в обучении связаны с неумением (или неспособностью?) того или иного ребенка сосредоточиться на воспринимаемой информации или выполняемом задании. Смещение внимания (!..) психологов на мотивационный, личностный аспекты образовательного процесса привели к невольной недооценке роли когнитивной сферы. А ведь проблемы в познавательной сфере нередко и выступают источником проблем эмоциональных, личностных. Поэтому так важно лишний раз вернуться к не очень популярной ныне проблеме внимания, ибо ориентировка в способах ее решения способствует лучшему пониманию широчайшего спектра психологических проблем – как теоретических, так и прикладных.
Трудно, по-видимому, найти другое понятие, столь же привычное для обыденного сознания и вместе с тем имеющее столь же сложную и драматическую судьбу в психологии, как понятие внимания. Трудно найти другое понятие, история которого изобиловала бы столь резкими «взлетами» и «падениями», столь крутыми поворотами в трактовке его содержания, а также его места и значения в ряду других психологических понятий, когда оно то на время ставилось в самый центр системы психологии, то вдруг, напротив, объявлялось фикцией и источником псевдопроблем и полностью устранялось из психологии.
Пожалуй, только еще одна проблема имела такую же исключительную судьбу в психологии – проблема сознания. И это не случайно. Именно тесная связь с проблемой сознания делала проблему внимания камнем преткновения (но также и «пробным камнем») почти для каждой новой психологической концепции, и именно она придает истории психологии внимания особый интерес и поучительность. Пожалуй, ни в одной другой области психологических исследований значение истории проблемы не оказывается настолько важным для понимания современного ее состояния и перспектив развития. Ни одна другая область современной психологии не обнаруживает с такой беспощадностью всей справедливости мысли о том, что незнание истории вынуждает ее бесконечно повторять – причем также и в части однажды уже осознанных и даже преодоленных тупиков и ошибок.
Характеризуя сложность данной проблемы, А.Ф.Лазурский еще в 1917 г. указывал: «Едва ли мы ошибемся, если скажем, что все эти разногласия относятся исключительно к объяснению [курсив автора] того сложного явления, которое мы называем процессом внимания, а никак не к его описанию. Что же касается собственно описательной стороны, то здесь мы почти не встречаем противоречий. Во всяком, более или менее полном описании мы находим всякий раз одни и те же элементы. Разногласие появляется лишь тогда, когда возникает вопрос, какие из этих элементов надо считать главными и какие побочными».
Э. ТитченерИсторики психологии считают, что задача описания явлений внимания к концу XVII века была решена в основном, а в XVIII столетии – детально и полностью. При этом они ссылаются на философские труды Блаженного Августина, Фомы Аквинского, Ш.Бонне, Х.Вольфа, Р.Декарта, И.Канта, Г.Лейбница, Н.Мальбранша, Э.Платнера и других философов, врачей и натуралистов. Важные наблюдения, практические наставления и любопытные описания явлений внимания и рассеянности можно также найти в художественной и, особенно часто и в большом объеме, религиозной литературе. В области экспериментальной психологии проблема внимания первоначально решалась в работах классиков психологии сознания – В.Вундта, Т.Рибо, Э.Титченера, Г.Фехнера и др. До сих пор непревзойденным мастером изображения душевного мира и поведения человека считают У.Джемса. Многие современные психологи признают его описания внимания стилистически превосходными, точными и вполне достаточными. Попробуем вкратце рассмотреть основные представления о внимании, прошлый и настоящий научный контекст постановки и решения этой проблемы.
Сравнительно с другими психическими явлениями и процессами феноменологию внимания отличает ряд специфических черт. Главная – отсутствие четких границ области явлений внимания. На первый взгляд, внимание никогда не выступает изолированно от других феноменов, но переплетается и сливается с ними. Еще одна особенность – смутность, нечеткость. Субъективные явления внимания как бы уходят на периферию сознания, проявления объективные нередко замаскированы элементами целенаправленного поведения, которому оно служит. «Внимание, подобно пищеварению, обычно находится за пределами нашей сознательной осведомленности», – пишет Р.Дженнингс (1986). О том же, но более развернуто говорит Дж. Зубин (1975): «У здорового бодрствующего индивида внимание не осознается. И только тогда, когда задача предъявляет субъекту особые требования, например при обнаружении самолетов во время войны; когда ему не удается уделить внимание чему-то важному из окружения или когда он что-нибудь забыл, чем-то занят или психически заболел, – тогда внимание становится проблемой. Оно подобно окружающему нас воздуху, мы осознаем его присутствие только в тех случаях, когда подует ветер или возникнет вакуум. Именно поэтому научное исследование внимания столь долго откладывалось».
Еще одна особенность феноменологии внимания заключается в пестроте и разнородности входящих в нее явлений, о чем в свое время писал еще У.Джемс. Смешение разнородных явлений под общим определением «внимание» Д.Берлайн (1970) назвал наиболее серьезным препятствием на пути его изучения. Он утверждает, что эти феномены совершенно различны, возникают независимо друг от друга и подчиняются разным закономерностям.
В связи с разнообразием явлений и множеством свойств внимания возникает особая проблема их систематики. Задачи описания свойств и классификации видов внимания решались различными исследователями по-разному. Так, У.Джемс, классифицируя виды внимания, опирался на данные житейского опыта и самонаблюдения и наиболее существенной считал функцию отбора: «Это когда разум охватывает в ясной и отчетливой форме нечто, в чем видится одновременно несколько возможных объектов или ходов мысли. Сосредоточение, концентрация сознания – вот его суть. Оно означает отвлечение от одних вещей ради того, чтобы эффективно работать с другими».
Другие авторы закладывали в свои классификации оригинальные концепции внимания. Центральным моментом систематики в этих случаях становится различение процессов и результатов внимания. Результат определял внимание как таковое, а особенности процесса наводили на видовую классификацию (Т.Рибо, 1890; Н.Н.Ланге, 1893; В.Вундт, 1912; Э.Титченер, 1914).
Исследования внимания начались уже на этапе становления научной психологии, а в определенном смысле даже предшествовали ему и составляли его главное содержание. Фактор внимания существенно влиял на результаты физиологических экспериментов. Опыты и наблюдения Г.Гельмгольца, У.Карпентера, И.Мюллера и Г.Фехнера пробудили широкий интерес к исследованиям феноменов внимания – в частности у ассистента Гельмгольца, молодого физиолога В.Вундта, которому только предстояло стать основоположником экспериментальной психологии.
Вундту, безусловно, принадлежит приоритет в создании научной системы психологии и, одновременно, роль основателя психологии внимания. Примечательно, что одно из самых ранних исследований Вундта было посвящено изучению эффектов внимания в опытах с регистрацией времени реакции на зрительный и слуховой стимулы при условии их совпадения. Учение о внимании как процессе апперцепции составило ядро вундтовской концепции сознания. Благодаря работам Вундта и его учеников исследование внимания длительное время, вплоть до 20-х гг. ХХ в. занимало центральное место в экспериментальной и теоретической психологии.
Титченер считал открытие внимания одним из главных достижений научной психологии. Под открытием он подразумевал четкую формулировку проблемы внимания, признание ее особого статуса и фундаментальной важности. В частности, Титченер утверждал, что «доктрина внимания является нервом любой целостной психологической системы, и перед общим судом психологии эта система будет оцениваться по тому, как решается данная проблема». Но тут же он признавал, что «открытие внимания не привело к какому-то немедленному триумфу экспериментального метода: как будто нашли осиное гнездо, и первое же прикосновение к нему вызвало целый рой настоятельных проблем».
Трудности, с которыми сталкивалась психология внимания на данном этапе, объясняли отсутствием адекватных методов его исследования. Способность внимания лежит в основе научного наблюдения вообще и метода самонаблюдения в частности. Возможно, поэтому исследование внимания в психологии сознания оказалось в целом безуспешным. «Интроспекция не обнаружила во внимании ничего действительно нового; ничего, что охарактеризовало бы этот процесс как таковой», – считал О.Кюльпе и отмечал, что «выявление надежного показателя внимания – одна из важнейших проблем, ждущих своего решения в экспериментальной психологии будущего».
Таким образом, психология сознания поставила проблему внимания, но к окончательному и общепризнанному ее решению не пришла. В работах Вундта, Джемса, Титченера и Рибо были сформулированы фундаментальные понятия психологии внимания и предложены основные парадигмы его экспериментального исследования. Каждая из множества теорий внимания обладала своеобразием и выглядела достаточно убедительно. У.Пилсбери писал: «Проявления внимания многочисленны и разнообразны, и поэтому у компетентных крупных специалистов мы находим его определения как состояния мускульного сокращения и приспособления, как чистой умственной деятельности, как некой эмоции или переживания и как изменения ясности идеи. Любое из этих определений подтверждается фактами, если мы поставим ударение на соответствующем аспекте различных выражений внимания». «Сейчас каждый мало-мальски самостоятельный психолог имеет обыкновение по-своему определять происхождение и суть внимания», – жаловался Кюльпе. Приходится признать, что такого рода сетования сохраняют свою актуальность и поныне – просто на каждом этапе развития нашей науки они относятся к самому «модному» понятию (сегодня, например, – к личности).
В дальнейшем экспериментальная психология не сокращала, а скорее приумножала число возможных трактовок внимания. По выражению Ч.Спирмена (1937), это стало напоминать вавилонское столпотворение, когда строители заговорили на разных языках; значения термина внимание расплодились настолько, что исследователи перестали понимать друг друга. В связи с этим Спирмен сочувственно цитирует заявление М.Фуко: «Нам следует намеренно отказаться от любого использования понятия внимания и даже от произнесения этого слова» (так, кстати, скоро и произошло, и такое положение сохранялось почти четверть века). В то же время в теориях восприятия и в работах прикладного характера понятие внимания нередко выполняло объяснительную функцию на все случаи жизни, превратившись, по ироничному определению В.Метцгера, «в магический принцип, который все может и не объясняет ничего». Эта тенденция вызвала резкую критику со стороны гештальтпсихологов и других, близких к ним по позиции, исследователей сознания. Гештальтпсихологи подчеркивали активный характер внимания, называя его эго-объектной силой, призывали к специальным исследованиям эффектов внимания и проводили их на материале решения перцептивных задач. Проблему внимания не могли обойти и другие, более радикально настроенные, направления психологической мысли. Однако в рамках бихевиоризма и психоанализа эта проблема ставилась и разрабатывалась в иных терминах. Сам термин внимание вышел из моды (наряду с такими, как сознание, воля, намерение и др.) и практически исчез со страниц серьезных научных журналов.
Длительное время психология внимания развивалась в области чисто эмпирических исследований с ярко выраженной прикладной направленностью. Именно здесь, в связи с решением вопросов эксплуатации сложной военной техники, в середине 50-х гг. произошел новый взлет теоретической мысли и поворот к фундаментальному изучению природы внимания. Примечательно, что эта, вторая волна исследований внимания поднялась не в связи с противоречиями внутри научной ситуации, а благодаря прямому запросу со стороны практики. Экспериментальные исследования К.Черри и Д.Бродбента вернули внимание в фокус психологической науки. С работ этих авторов начинается современный этап развития психологии внимания. Надо, однако, отметить, что единой и общепринятой теории внимания до сих пор не создано. По мнению Д.Берлайна, ситуация вавилонского столпотворения, о которой говорил Спирмен, ухудшилась, так как исследователи уже даже не отдают себе отчета, что говорят на разных языках.
В нашей стране исследования внимания проводились в основном с целью тестирования его свойств у лиц различных категорий. В особую группу можно выделить исследования психофизиологических показателей внимания Е.Н.Соклова, а также нейропсихологические работы А.Р.Лурии и Е.Д.Хомской. Фундаментальное значение имеют работы Д.Н.Узнадзе (которого при его жизни относили, естественно, к отечественным психологам, да и сегодня трудно привыкнуть называть его школу зарубежной), а также Н.Ф.Добрынина и П.Я.Гальперина.
Грузинская школа психологии установки отводит вниманию чрезвычайно важную роль. Внимание – необходимая предпосылка возникновения и развития мышления и воли человека, фактор активизации процессов восприятия и памяти. Деятельность субъекта всегда опосредована установкой – целостным неосознаваемым отражением действительности как ситуации удовлетворения актуальной потребности. Отбор впечатлений, концентрация психической энергии на них и, как следствие, ясность и отчетливость соответствующих содержаний психики обусловлены установкой, а не процессом внимания. Согласно Узнадзе, «деятельность внимания характеризуется всюду одним и тем же, а именно более или менее продолжительной задержкой нашей активности на предмете, большей или меньшей продолжительностью фиксирования наших познавательных сил на нем». Поведение человека может проходить в двух принципиально различных планах. В импульсивном плане, например, в случаях привычной деятельности, внимание не требуется. Процесс импульсивного поведения происходит безостановочно и всецело определяется стимулами внешней и внутренней среды организма. Второй, специфически человеческий план возникает и разворачивается при усложнении ситуации. Переход в него происходит благодаря особому акту, объектом которого является звено импульсивного поведения при затруднении или сбое деятельности. Он объективирует слабое звено импульсивного поведения, переводя его в сознание в качестве предмета познавательной активности человека. Этот процесс, названный актом объективации, Узнадзе отождествлял с вниманием, подчеркивая, что только таким образом внимание впервые получает не формальную, а содержательную характеристику. В процессе интенсивной познавательной деятельности путем волевых актов изменяется старая установка или вырабатывается новая. Итак, психология установки определяет внимание как специфически человеческий, особый и содержательный процесс, служащий необходимой предпосылкой трансформации установок импульсивного поведения.