Сергей Сергеевич Войтиков. Троцкий и заговор в Красной Ставке

   Исторический контекст взаимоотношений чекистов и сотрудников военного ведомства воссоздают труды специалистов по истории отечественной контрразведки И.И. Васильева⁵⁰, А.А. Здановича⁵¹, С.В. Леонова⁵², Д.С. Новоселова⁵³ и др.

Источники

   Опубликованные источники представлены мемуарами, сборниками документов, материалами периодической печати (газеты «Правда» и «Известия ВЦИК»).
   Единственные мемуарные свидетельства, в которых достаточно подробно дан контекст дела Главкома, оставил брат Управляющего делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевича генерал М.Д. Бонч-Бруевич. В мемуарах много дез– и направленной информации, что сильно усложняет работу с ними. Так, с невероятной ложью описана первая встреча с И.И. Вацетисом, однако интересно описание окружения Главкома: «заменившие прежних адъютантов многочисленные "порученцы", такие же вертлявые и нагловатые, как и их предшественники; откормленные вестовые с тупыми лицами былых денщиков…; купеческая роскошь гостиной, превращенной в приемную Главкома; подозрительное количество пустых бутылок в прихожей»⁵⁴. Эти пустые бутылки кочевали из одного сказания о Главкоме в другое. Эта история очень напоминает «дело», по которому был репрессирован комкор Думенко годом позднее. Ценные сведения о стратегических разногласиях, связанных со сменой Главкома, содержатся в очерках С.И. Гусева⁵⁵, воспоминаниях И.И. Вацетиса, К.Х. Данишевского, С.С. Каменева⁵⁶ и Л.Д. Троцкого. Гусев, Данишевский и Каменев, дополняя друг друга, описывают конфликт глазами противников Троцкого и принятой им и Вацетисом стратегии. Троцкий, будучи политиком, акцентирует внимание читателей на позиции членов ЦК по данному вопросу. Естественно, все мемуаристы преследовали 2 цели: показать собственную правоту и не сказать ничего лишнего. Поэтому относиться к их сочинениям следует с особой осторожностью, проверяя факты документальными свидетельствами. Прежде всего – протоколами Реввоенсовета Республики⁵⁷. Иоаким Вацетис оставил два варианта мемуаров – написанные в августе – октябре 1919 г. в заключении и значительно более поздний вариант. Он опубликован примерно на треть⁵⁸, потому значительно большую ценность представляет подлинник из личного фонда первого советского Главкома. Второй вариант воспоминаний более полный, но и менее объективный; он появился не ранее 1927 г. и носит явную антитроцкистскую направленность.
   Документальные сборники, в которых дан исторический контекст событий «заговора», – это прежде всего упоминавшийся «В.И. Ленин и ВЧК», а также вышедшие недавно сборники о председателе ВЧК Ф.Э. Дзержинском, «Архив ВЧК», переписка руководства партии большевиков, протоколы Реввоенсовета Республики и стенограммы заседаний Политбюро, на которых друг другу припоминали прошлые грехи Иосиф Сталин и Лев Троцкий⁵⁹.
   Неизвестные ранее документы Российского государственного военного архива (РГВА), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) и Центрального архива общественно-политической истории Москвы (ЦАОПИМ) проливают свет на подоплеку Заговора в Полевом штабе.
   Неопубликованные источники делятся на 4 большие группы: чекистские документы (протоколы допросов, доклады руководителей ВЧК и ее Особого отдела), документы высшего руководства партии и государства (заявления, доклады и резолюции на них В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого), организационно-распорядительные документы и переписка руководителей военного ведомства и Полевого штаба, следственные дела Революционного военного трибунала Республики – РВТР.
   Показания подследственного – генштабиста Н.Н. Доможирова – по делу о Заговоре в Полевом штабе Реввоенсовета Республики от 8 июня 1919 г. являются ценным источником о настроениях в главном командовании Красной армии. При этом правдивость «Показаний» вызывает серьезные сомнения: описание попытки склонить к заговору пьяного Главкома выглядит не очень убедительно, а в эпизоде, когда Ф.В. Костяев якобы разъясняет назначенному командующим 15‑й армией Доможирову, что он сможет поднять армию, есть весьма сомнительный момент. В армию для этого нужно «назначить и члена РВС армии такого, который бы действовал в известном направлении». Предполагалось, что таковым может стать племянник Главкома Эрнест Вацетис⁶⁰. Однако Костяев никак не мог предположить, кого назначат: руководящих лиц такого уровня назначал обычно РВСР, в крайнем случае (из области фантастики) это мог сделать ПУР, ни в коей мере не подчиненный Костяеву.
   Ключевым моментом показаний стало «пьянство» Главкома⁶¹. Эта легенда берет свое начало с весеннего расследования по обвинению генштабистов Э.И. Вацетиса и Е.И. Исаева в спекуляции. Документы по этому делу подтверждают и факт крайнего недоверия к Главкому К.Х. Данишевского – именно он выступил инициатором следствия над Эрнестом Вацетисом и Исаевым⁶². 30 апреля И.И. Вацетис в заявлении члену РВТР С.И. Аралову просил истребовать все полученные от Советского правительства Латвии запасы вина, хранившиеся на учете интенданта армии Латвии⁶³. Сведениями о том, поступило ли вино в распоряжение ПШ или нет, мы не располагаем, однако для рождения легенды о пустых бутылках и этого было вполне достаточно. Также обращает на себя внимание тот факт, что «ахиллесова пята» Главкома – его племянник – была задета еще весной 1918 г. Заметим, что покупку вина Главком организовал для хотя бы частичного восполнения отсутствия медикаментов в Полевом штабе: свирепствовала испанка⁶⁴… Хотя сведений, подтверждающих распространение гриппа, у нас нет, факт распространения эпидемий в Серпухове налицо: 12 января 1919 г. Костяев и Аралов подписали приказ по ПШ по принятию ряда мер «в виду появления в г. Серпухове эпидемий сыпного и возвратного тифа и оспы»⁶⁵. Даже РВСР в приказе от 15 января 1919 г. специально остановился на этом факте: «В виду начавшихся заболеваний сыпным тифом и оспой в войсковых частях и учреждениях Серпуховского гарнизона, как следствия сильной эпидемии этих заразных болезней, развившихся среди рабочих и населения, и принимая во внимание, что местные гражданские власти не в силах справиться с эпидемией без военного ведомства, объявить г. Серпухов и его фабричный район на военном положении»⁶⁶. Ходатайства об увольнении в отпуск по болезни к апрелю 1919 г. приняли, по выражению Ф.В. Костяева, «массовый характер» – генерал был вынужден ввести 5‑процентную норму подобных отпусков⁶⁷. По состоянию на 2 июня, как отметил в приказе по ПШ Ф.В. Костяев, в штабе «в настоящее время вполне здоровых [сотрудников] нет; слабость, неврастения, малокровие – обычные явления почти у всех сотрудников штаба, почему вновь предписываю врачебным комиссиям штаба определять необходимость длительных отпусков (двух-трехмесячных. – С.В.) только в безусловно необходимых случаях» (когда состояние здоровье «сильно понижено по сравнению с состоянием здоровья других сотрудников») ⁶⁸. При этом во многом распространение эпидемий в Полевом штабе было связано с антисанитарией: 29 декабря 1919 г. начальник ПШ констатировал, что «некоторые из сотрудников…по-видимому, еще недостаточно знакомы с основными правилами чистоты и опрятности, вследствие чего крайне загрязняют помещения, разбрасывая повсюду окурки и заплевывая полы и стены, а главное загрязняют уборные». Это нарушает «общественную чистоту» и угрожает безопасности «в смысле заражения»⁶⁹.
   Рассказ, полученный чекистами от Н.Н. Доможирова, который затем пересказывал в своих «воспоминаниях» Бонч-Бруевич, легко опровергнуть материалами сборника об И.И. Вацетисе, из которых следует, что у Главкома было… категорическое неприятие спиртного!⁷⁰
   Организационно-распорядительные документы и переписка руководителей военного ведомства и Полевого штаба позволяют уточнить персональный состав арестованных по делу о заговоре; датировку событий и судьбы арестованных генштабистов. Отложившиеся в делах председателя РВСР Л.Д. Троцкого и его заместителя Э.М. Склянского материалы также содержат сведения о положении заключенных и ходатайствах за них членов семей, реакции на аресты видных руководителей Советской России – в частности, председателя ВЦИК М.И. Калинина.
   Особо следует отметить 2 доклада об обстановке в Полевом штабе А.А. Антонова. Если первый его доклад составлен после достаточно беглого знакомства с делами Полевого штаба, то второй дает анализ обстановки. Если не расценивать документ как «заказ» со стороны Ленина, то атмосфера в Полевом штабе не могла не беспокоить большевиков. Фактор боязни военного переворота достаточно полно раскрывается в документе.
   Следственные дела РВТР прямого отношения к заговору не имеют, но в них даются важные сведения о чрезвычайных происшествиях, имевших место в Полевом штабе к моменту раскручивания дела. В частности, именно из документов трибунала выясняется подоплека «пьянства» Главкома И.И. Вацетиса.
   Отдельные положения монографии опубликованы в статье автора «Идея военной диктатуры и ее практическое воплощение в 1918 г. (из истории становления советской политической системы)» (Российский политический менталитет: Образ власти в глазах общества ХХ в.: Материалы XI всерос. науч. – практ. конф. 18–19 мая 2007 г. М.: РУДН, 2007. С. 56–63).
   В качестве приложений к каждой главе предлагаются в подавляющем большинстве впервые выявленные автором для настоящей книги документы РГАСПИ, РГВА и ЦАОПИМ (всего – 62).
   Автор выражает благодарность руководству и сотрудникам РГАСПИ, РГВА, ЦАОПИМ, РГБ и ГПИБ и лично: директору к.и.н. О.В. Наумову, заместителям директора Ю.Н. Амиантову, к.и.н. М.С. Астаховой, к.и.н. Т.В. Царевской, к.и.н. В.Н. Шепелеву; Г.В. Горской, И.Н. Селезневой, А.Ю. Клименко и особенно М.В. Страхову (РГАСПИ); директору В.Н. Кузеленкову, заместителям директора В.Л. Воронцову, В.И. Коротаеву и Л.Н. Сахаровой; к.и.н. К.А. Абрамяну, Н.А. Буриной, Н. Мурзиной, Д.Г. Узенкову, А.Д. Силаеву, Л.Ф. Царевой (РГВА); директору В.В. Никаноровой; Л.С. Наумовой, А.А. Черемхиной (ЦАОПИМ).; директору Л.И. Смирновой; к.и.н. В.А. Арцыбашеву, к.и.н. А.Н. Солопову (ЦМАМЛС). Фото Главкома Вацетиса любезно предоставил А. Лихотворик (сайт «Русская армия в Великой войне»).
   В процессе работы автора консультировали к.и.н. М.М. Горинов, к.и.н. Л.Н. Селиверстова, д.и.н. А.Н. Пономарев и особенно Н.А. Тесемникова и к.и.н. М.Ю. Моруков (Главархив Москвы); к. филос.н. В.С. Ещенко (журнал «Военно-исторический архив»); Д.С. Новоселов (ГА РФ).
   Эта книга не была бы написана, если бы не мои учителя – д.и.н. Н.С. Тархова, д.и.н. Т.Г. Архипова, к.и.н. А.В. Крушельницкий, К.К. Миронова.
   Моим родителям – Татьяне Александровне и Сергею Николаевичу Войтиковым – с пожеланием крепкого здоровья и благодарностью за неизменную поддержку всех моих начинаний.

Глава 1
«Военный лагерь» Льва Троцкого, Или идея военной диктатуры и ее практическое воплощение в 1918 г

   Как заметил исследователь Марк фон Хаген, советская политическая система зиждилась на 4 ключевых политических институтах: большевистской партии, бюрократическом аппарате, «тайной полиции» (органах ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД) и Красной армии⁷¹. Летом 1918 г., когда партия меньше года удерживала власть в своих руках и только в июле 1918 г. избавилась от своих временных «попутчиков» – левых эсеров, ВЧК делала свои первые шаги, а многотысячная масса государственных служащих еще занималась поиском квартир в Москве, армия и более чем двухтысячный центральный военный аппарат, во главе которого стоял с марта 1918 г. нарком по военным делам (наркомвоен) и председатель Высшего военного совета Л.Д. Троцкий, занимали крайне важное место.
   30 августа 1918 г. был ранен В.И. Ленин, и у Троцкого появилась возможность установления военной диктатуры – 2 сентября появился мощнейший чрезвычайный орган, Революционный военный совет Республики (РВСР). Его создание было квинтэссенцией представлений Троцкого об инструменте политической власти. РВСР олицетворял армию как политический институт, поэтому важно понять лежавшие в его основе принципы. Для этого необходимо рассмотреть развитие у руководителей РСДРП(б) – РКП(б) идеи военной диктатуры.
   Февральская и Октябрьская революции разделили военную диктатуру на 2 типа: собственно генеральская, известная до этого (наиболее ярким ее примером во всемирной истории и поныне остается Наполеон), а также новая, своеобразная – партийная. При этом во время Февральской революции в военные диктаторы прочили генералов, а пришедшие к власти большевики – прочили (преимущественно) себя сами.
   После прихода к власти недееспособного Временного правительства, фактически сразу твердо взявшего «курс» на полный распад российской государственности, кадеты принялись искать возможного военного диктатора. До июля 1917 г. в кандидатах в Наполеоны успели побывать: военный министр А.А. Поливанов, крупнейший специалист по боевому снабжению армии генерал от артиллерии А.А. Маниковский, Верховный главнокомандующий А.А. Брусилов, генерал Д.И. Гурко, адмирал А.В. Колчак, бывший начальник штаба Верховного главнокомандующего М.В. Алексеев и др. В середине июля 1917 г. кадеты остановились на генерале Л.Г. Корнилове⁷². Летом 1917 г. образовывались политические и финансовые центры, готовившие почву для военного переворота, проводилась идеологическая подготовка мятежа⁷³. Как известно, попытка захвата власти, предпринятая Корниловым, успехом не увенчалась.
   В июле – августе 1917 г. была создана масса военных и полувоенных контрреволюционных организаций: «Всероссийский военный союз», «Всероссийский союз казачьих войск», «Казачий съезд», «Батальон свободы», «Военная лига», «Лига спасения России», «Офицерский союз добровольцев народной свободы», «Единение», «Честь Родины и свободы», «Союз личного примера», «Союз увечных воинов», «Союз воинского долга», «Союз свободы и порядка», «Союз спасения России», «Союз чести Родины», «Союз бежавших из плена» и др. За многими из них стоял так называемый Республиканский центр, созданный в мае 1917 г. для установления надежных связей с командным составом Петрограда и захвата власти в столице. Во главе центра стояли обер-офицеры Военного министерства, организацию поддерживали буржуазия и представители Антанты⁷⁴.
   13 июля 1917 г. А.А. Брусилов отдал приказ о формировании добровольческих частей. При Ставке учреждался Центральный исполнительный комитет по формированию «ударных революционных батальонов» из волонтеров тыла (председателем стал подполковник Генштаба В.К. Манакин, его заместителем – эсер капитан М.А. Муравьев), при штабах фронтов и армий – соответствующие комитеты, в столице – Организационное бюро для вербовки волонтеров, в состав которого вошли представители черноморской делегации и отдельных офицерских организаций. Части «ударников» укомплектовывались добровольцами с кораблей Черноморского флота и побережья, остатков расформированной черноморской десантной дивизии, учащейся молодежи, юнкеров, офицеров запасных полков. По свидетельству Б.А. Энгельгардта, будущий Главнокомандующий Восточным фронтом М.А. Муравьев утверждал тогда, что эти («его») части формировались прежде всего для «расправы» с большевиками⁷⁵.
   После прихода к власти большевиков отдельные генералы продолжали метить в Наполеоны: генерал от артиллерии А.А. Маниковский, организовавший так называемый «контрреволюционный саботаж в Военном министерстве»⁷⁶; капитан 1‑го ранга А.М. Щастный, расстрелянный по приговору нелегитимного суда с обвинителем и судьей Троцким в одном лице (большевики решили не дожидаться, пока популярный флотоводец и спаситель Черноморского флота захочет их свергнуть) ⁷⁷; Главнокомандующий Восточным фронтом М.А. Муравьев – организатор чудом подавленного военного мятежа против Советской власти в июле 1918 г. Но вместе с профессиональными военными в Наполеоны «полезли» и большевики. Первыми в этой славной когорте оказались Главковерх Н.В. Крыленко и один из членов Комитета по делам военным и морским – В.А. Антонов-Овсеенко. Масштаба у этих личностей не хватало: за ними не пошел никто из коллегии Наркомвоена, да и сколько-нибудь стоящей вооруженной силы они создать не смогли⁷⁸. Затем в игру вступили мастера высочайшего класса.
   Троцкий первым из большевистских лидеров стал добиваться военной диктатуры. Позднейшие заявления Троцкого, что встать во главе военного ведомства его уговорили Ленин и Свердлов⁷⁹, действительности не соответствуют: он жаждал назначения в военное ведомство, критикуя первоначальное руководство Наркомата по военным делам РСФСР (Наркомвоен) уже с 19 ноября 1917 г. и предложив даже 21 ноября заменить членов коллегии наркомата собой и двумя людьми, которые вряд ли смогли бы оказать серьезное противодействие его стремлениям к гегемонии⁸⁰. Троцкий успокоился, когда его отправили в эпицентр тогдашней внешней (и военной) политики – в Брест…
   В это время идея создания первого военно-политического органа (своеобразный – «партийный» вариант органа военной диктатуры) появилась у другого большевистского лидера – председателя Президиума ВЦИК Я.М. Свердлова. Не позднее 21 февраля 1918 г. он наметил компетенцию «Комитета революционной обороны страны», в полное подчинение которого (планировал Свердлов) перейдут «все военные учреждения»». По замыслу Свердлова, Комитет составят 5 членов: один будет выполнять «обязанности Главковерха», двое – «представлять контрольную комиссию над оперативными действиями», двое – контролировать и регулировать «всю практическую работу по обороне». Фактически Яков Михайлович задумал соединить под эгидой Президиума ВЦИК фронтовой (Ставку Верховного главнокомандующего) и тыловой аппараты (Наркомвоен) вооруженных сил. Однако планам председателя ВЦИК не суждено было сбыться. Созданный в итоге Комитет революционной обороны Петрограда (а не страны) не смог стать альтернативным Совнаркому центром власти. Один из членов комитета 4 марта дал оперативную (а потому представляющую особую ценность) оценку его деятельности. Приведем ее полностью: «На собрании представителей районных штабов признана ненужность чрезвычайного штаба в той форме, в какой он существует сейчас, когда одному человеку (Лашевичу) поручено все дело формирования всех видов оружия и [тем самым] была сбита и спутана работа уже поставленных организаций. То же самое было признано, а это еще знаменательней – самим комитетом обороны, познавшем на опыте бестолковость учреждения, где работают пять-шесть человек, толкутся сотни и дежурным членам бюро приходится заниматься всем, вплоть до подписывания ордеров на выдачу продовольствия для служащих Смольного, кроме того дела, которое им поручено. Отдел формирования в комнате № 85 уже упразднен комитетом… заседания бюро сводятся в общей части к очередному оперативному докладу Бонча⁸¹, причем не в местном, а во Всероссийском масштабе при прогрессивно убывающей посещаемости заседаний даже членами бюро, а не только Комитета»⁸².
   Большевики прекрасно знали историю Великой Французской революции (и остальных революций) и понимали: в периоды политической дестабилизации обладание армией означает обладание властью, в конце революций к власти приходят Вильгельмы Оранские, Оливеры Кромвели и Наполеоны Бонапарты. Поэтому В.И. Ленин назначал на высшие руководящие посты в военном ведомстве достаточно верных людей, не имевших никакого отношения к армии (Н.И. Подвойский) или находившихся под судом по обвинению в измене (В.А. Антонов-Овсеенко, П.Е. Дыбенко и Н.В. Крыленко) и не семи пядей во лбу. Причем в первом случае (в октябре 1917 г.) Ленин назначил вместо единоличного военного руководителя целый Комитет из трех человек; а когда оформившаяся на его основе коллегия Наркомвоена выявила свою полнейшую недееспособность – Высший военный совет из трех «членов», один из которых профессиональный военный и брат Управляющего делами СНК В.Д. Бонч-Бруевича (генерал М.Д. Бонч-Бруевич), второй преданный, но недалекий партийный функционер (К.И. Шутко), даже не понявший, какими соображениями руководствовался Ленин при создании совета и назначении самого Шутко его членом, третий – левый эсер П.П. Прошьян, введенный на время для демонстрации контроля руководства «временных попутчиков во власти» над военным строительством⁸³. Представляется, что назначение на руководящие должности в военном ведомстве людей из 2‑го, а то и 3‑го «эшелона» партийной элиты было нацелено на противодействие установлению военной диктатуры даже под угрозой сильного ослабления армии. Факт назначения Троцкого главой военного ведомства не был исключением: новый наркомвоен был обставлен Лениным целой системой «сдержек и противовесов», в качестве которых выступали военный руководитель и член Высшего военного совета генерал М.Д. Бонч-Бруевич и целая когорта второразрядных руководителей (Н.И. Подвойский, К.А. Мехоношин, В.А. Антонов-Овсеенко, на данном этапе еще не ставший «троцкистом»), введенная в совет весной 1918 г. именно для уничтожения угрозы захвата Троцким власти. К.Х. Данишевский, по его воспоминаниям, летом 1918 г. – перед отправкой на Восточный фронт – беседовал с Лениным о Троцком. Председатель советского правительства заявил: «Троцкий – крупный человек, энергичный, им очень много сделано для привлечения старого офицерства в Красную армию, Троцким много сделано для организации Красной армии. Но он не наш, ему нельзя вполне доверять: что он может сделать завтра – не скажешь. Надо внимательнее за ним смотреть. Не будем его пока отзывать. Приедете, узнаете, посмотрите и подробно сообщите. Тогда решим. Может быть, для подобной переписки установить специальный шифр. Пишите мне лично…» И шифр был установлен⁸⁴.
   Хотя никогда не страдавший избытком скромности Троцкий предложил Совнаркому добровольно сделать себя военным диктатором уже в марте 1918 г.⁸⁵, конкретные параметры будущей диктатуры, основанной на руководстве сверхцентрализованным военным аппаратом, были определены наркомвоеном не к началу марта, а, по крайней мере, летом 1918 г. Об этом свидетельствуют сборник «Как вооружалась революция» (1923 г.) и документы Российского государственного военного архива (РГВА).
   19 марта 1918 г. Троцкий провозгласил в речи «Нам нужна армия» на заседании Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов: «мы… при первом раскате мировой революции должны быть готовы принести военную помощь нашим восставшим иностранным братьям»⁸⁶. Здесь Троцкий не был оригинален: о необходимости ведения Гражданской войны (первоначально в масштабе Советской России, затем – всего мира в этот период неоднократно высказывался и В.И. Ленин) ⁸⁷.
   В докладе «Всем Советам рабочих и крестьянских депутатов РСФСР» ([март] 1918 г.) наркомвоен заявил: в «сложившейся тяжелой обстановке, когда враги со всех сторон угрожают самому существованию России, – единственным спасением является немедленное сформирование новой армии, немногочисленной, но крепкой духом, отлично вооруженной и оснащенной, и потому вполне боеспособной»⁸⁸.
   22 марта Троцкий в выступлении «Новая армия» так определил первоочередную задачу республики: «…организация обороны страны, мобилизация всех ее сил и средств⁸⁹ для вооруженного отпора врагу, внешнему и внутреннему». Конкретными мерами пока должны были стать всеобщее военное обучение и мобилизация офицеров старой армии для создания добровольческих отрядов. Сразу по окончании полевых работ Троцкий уже тогда планировал создать массовую армию на основе всеобщей мобилизации⁹⁰.
   Необходимости централизации военного управления наркомвоен посвятил первую часть доклада (деление условное) «Труд, дисциплина, порядок» на Московской городской конференции РКП(б) 28 марта.
   «Затруднения объективного характера <…> – доложил Троцкий, – состоят в самом факте всеобщей разрухи, в том, что пути сообщения у нас расстроены; вагоны у нас ободраны и расхлябаны; у нас огромный процент заболевших паровозов; здоровые паровозы двигаются по рельсам не так, как следует (война все выбила из колеи); фабрики и заводы у нас дезорганизованы <…> у нас величайшие продовольственные затруднения – отчасти потому, что мы обеднели вообще, отчасти потому, что у нас расстройство всех средств и путей транспорта, учета и контроля. Вот те колоссальные по своей глубине затруднения, которые стоят перед нами и которые мы должны преодолевать во что бы то ни стало»⁹¹; революции в России как фактору и составной части мировой революции нужно позаботиться о том, чтобы быть сильной, в частности – вооруженной такой армией, которая «отвечала бы характеру и духу советского режима» и одновременно была способна «оборонять его и содействовать мировой революции»⁹².