Страница:
А список все пополнялся. Кроме штатного, так сказать, повседневного вооружения, в него внесли два автомата, десяток гранат, набор рыболовных крючков с леской и кучу мелочи, включая запасные портянки и пачку презервативов. Последние, правда, не собирались использовать по прямому назначению – в походных условиях нет лучшей тары для хранения зажигалки и спичек. Вот с продуктами решили не заморачиваться, только соли побольше захватить. Будем на воде, а пойманную рыбу можно съесть и сырой. Довольно вкусно, если привыкнуть. Ни разу не приходилось пробовать приготовленную таким образом стерлядку? Порезать крупными кусками, посолить, поперчить, и через пять минут готово к употреблению. Рекомендую. И не нужно говорить про солитеров – «таблетка» из печени твареныша вышибает их вернее любого средства из аптеки. Если бы они были… аптеки.
– Сабли берем? – уточнил Андрей.
– Шашки, – машинально поправил я.
Черт побери, ну сколько можно объяснять очевидную разницу? Именно шашка, классическая, весом около восьмисот граммов, в деревянных ножнах, покрытых лаком из старых запасов. Правда, до той, что давеча подарил дочери, никак не дотягивают. Так ее и ковали больше года, проваривая обрезок стального троса. Ну и ладно, все лучше самых первых рессорных угребищ. А для рубки – самое то. В жилых помещениях не размахнешься, а вот где-нибудь в цехах и коридорах завода…
Заглянул в получившийся список и присвистнул:
– Мы это точно утащим? Зачем тебе спальный мешок? Вычеркивай, лучше еще одну фляжку впиши. Разумеется, в лечебных целях.
– Да чего там тащить? Не пешком же.
Это точно. Что-то я совсем позабыл, отвык, наверное, от машин. Раньше… да что говорить, раньше отсюда до дома за сорок минут добирался. Как шлепнешь по педали газа, и вперед. Единственно плохо было – наша дорога немногим от Военно-Грузинской отличается. Разве что расположением над уровнем моря. Но рельеф примерно такой же. Сколько насмотрелся на лежащие на обочинах фуры, не вписавшиеся в резкий поворот после крутого спуска. Шумиловские водилы из бензиновых караванов именно от этого и несут основные потери – полупустая цистерна на повороте опаснее любого твареныша. Попробуйте налить половину двадцатилитровой канистры и привязать ее к багажнику велосипеда. Гарантирую, ваша езда будет напоминать походку Бори Моисеева на сцене. Надеюсь – покойного Бори Моисеева.
Андрей еще что-то говорил и записывал, но я уже не слышал. Уронил голову на сложенные руки и уснул прямо за столом, не найдя в себе сил добраться до стоящего на кухне старого продавленного дивана. А проснулся оттого, что затрещала полностью прогоревшая свечка. В маленькие, расположенные под самым потолком полуподвала окошки уже вовсю заглядывало солнце. Сын тоже спал сидя, прижавшись щекой к карте, и кончик его длинного фамильного носа показывал точно на устье Оки. Ну что же, решено, идем на Башкировские мельницы.
Собирались молча. У нас все было обговорено ночью, Ольга не произносила ни слова, стараясь скрыть переживания, Ленка опять обиделась и играла в молчанку, а малышня изо всех сил мешалась под ногами. Но так же тихо и сосредоточенно, как взрослые. Молодцы, эти тоже все в меня, хоть и не родные. Теоретически, а так… мои, конечно же, мои.
И они старались быть полезными. Кому еще придет в голову заделать разбитый выстрелом люк в машине криво отпиленной фанеркой, приколоченной к крыше гвоздями? А что, крепко и надежно, тем более гвозди с внутренней стороны аккуратно загнуты. Андрей, стараясь не рассмеяться во весь голос, выстроил ребят перед «Тойотой» и вынес благодарность, торжественно пожав руку каждому. Вот они, по росту и по возрасту: Сашка, Витька, Сережка и Мишка. Наша машина времени, стартующая в будущее. Какое оно будет? Каким они его сделают? Увидим. И поможем.
– От винта! – Движок мягко заурчал, довольный, что про него не забыли.
– Погодите! – Ольга убежала в дом и почти сразу же вернулась со спящей девочкой на руках. – Всей семьей провожать будем. И встречать точно так же.
– Да вернемся, куда денемся. – Немного смущенный Андрей осторожно погладил малышку кончиками пальцев по щеке. – А имя ей так и не дали. Придумаешь, мам, сама, а?
– Вот еще, – в уголках глаз у Ольги собрались лукавые морщинки. – Твоя дочь, тебе и называть.
– Да я…
– А мы и не торопимся. Приедешь назад, вот и назовешь. Ну ладно, долгие проводы – лишние слезы. Езжайте с богом.
У южных ворот нас ждал Валера Сотский. Чуткий человек, бля… Не стал вмешиваться в трогательную семейную сцену, а на выезде из деревни подкараулил и сейчас наверняка вывалит на мою голову очередной геморрой. Но нет, оказалось, что я глубоко ошибаюсь в своей мизантропии. На самом деле люди значительно лучше, чем кажутся.
– Михалыч, – неуверенно начал он. – А может, ну их к чертям собачьим, эти поиски? Распашем по осени еще гектар и отдадим.
– С нашей урожайностью?
– Тогда два.
– Нет, Валер, не получится. Или ты у себя на огороде бензиновую скважину пробурил?
– Нефтяную. Что? А, нет…
– Вот и хрен-то.
Сотский тяжело вздохнул и вытащил из кармана фляжку. Обычную плоскую фляжку из нержавейки, только с двух сторон на ней были наварены аккуратные заплаты.
– Возьми.
– Да у нас есть.
– Бери, говорю. Она у меня заветная – в девяносто пятом жизнь спасла.
Надо же, три года с человеком знаком, а только сейчас узнал, что он воевал. Ногу-то уже здесь потерял, когда началась гангрена после сильного обморожения. Валера сопровождал рыбаков, проверяющих сети подо льдом, и провалился в прорубь – твареныши наседали, и оглядываться было просто некогда. А потом четыре часа при крещенском морозе. Был бы еще кто-то из взрослых – заставили бы бежать бегом до деревни. А так… Не мог он оставить детей одних, пусть даже и вооруженных, но детей.
– Спасибо.
– Да ладно, – Сотский отвернулся и махнул рукой. – Езжайте.
Глава 4
– Сабли берем? – уточнил Андрей.
– Шашки, – машинально поправил я.
Черт побери, ну сколько можно объяснять очевидную разницу? Именно шашка, классическая, весом около восьмисот граммов, в деревянных ножнах, покрытых лаком из старых запасов. Правда, до той, что давеча подарил дочери, никак не дотягивают. Так ее и ковали больше года, проваривая обрезок стального троса. Ну и ладно, все лучше самых первых рессорных угребищ. А для рубки – самое то. В жилых помещениях не размахнешься, а вот где-нибудь в цехах и коридорах завода…
Заглянул в получившийся список и присвистнул:
– Мы это точно утащим? Зачем тебе спальный мешок? Вычеркивай, лучше еще одну фляжку впиши. Разумеется, в лечебных целях.
– Да чего там тащить? Не пешком же.
Это точно. Что-то я совсем позабыл, отвык, наверное, от машин. Раньше… да что говорить, раньше отсюда до дома за сорок минут добирался. Как шлепнешь по педали газа, и вперед. Единственно плохо было – наша дорога немногим от Военно-Грузинской отличается. Разве что расположением над уровнем моря. Но рельеф примерно такой же. Сколько насмотрелся на лежащие на обочинах фуры, не вписавшиеся в резкий поворот после крутого спуска. Шумиловские водилы из бензиновых караванов именно от этого и несут основные потери – полупустая цистерна на повороте опаснее любого твареныша. Попробуйте налить половину двадцатилитровой канистры и привязать ее к багажнику велосипеда. Гарантирую, ваша езда будет напоминать походку Бори Моисеева на сцене. Надеюсь – покойного Бори Моисеева.
Андрей еще что-то говорил и записывал, но я уже не слышал. Уронил голову на сложенные руки и уснул прямо за столом, не найдя в себе сил добраться до стоящего на кухне старого продавленного дивана. А проснулся оттого, что затрещала полностью прогоревшая свечка. В маленькие, расположенные под самым потолком полуподвала окошки уже вовсю заглядывало солнце. Сын тоже спал сидя, прижавшись щекой к карте, и кончик его длинного фамильного носа показывал точно на устье Оки. Ну что же, решено, идем на Башкировские мельницы.
Собирались молча. У нас все было обговорено ночью, Ольга не произносила ни слова, стараясь скрыть переживания, Ленка опять обиделась и играла в молчанку, а малышня изо всех сил мешалась под ногами. Но так же тихо и сосредоточенно, как взрослые. Молодцы, эти тоже все в меня, хоть и не родные. Теоретически, а так… мои, конечно же, мои.
И они старались быть полезными. Кому еще придет в голову заделать разбитый выстрелом люк в машине криво отпиленной фанеркой, приколоченной к крыше гвоздями? А что, крепко и надежно, тем более гвозди с внутренней стороны аккуратно загнуты. Андрей, стараясь не рассмеяться во весь голос, выстроил ребят перед «Тойотой» и вынес благодарность, торжественно пожав руку каждому. Вот они, по росту и по возрасту: Сашка, Витька, Сережка и Мишка. Наша машина времени, стартующая в будущее. Какое оно будет? Каким они его сделают? Увидим. И поможем.
– От винта! – Движок мягко заурчал, довольный, что про него не забыли.
– Погодите! – Ольга убежала в дом и почти сразу же вернулась со спящей девочкой на руках. – Всей семьей провожать будем. И встречать точно так же.
– Да вернемся, куда денемся. – Немного смущенный Андрей осторожно погладил малышку кончиками пальцев по щеке. – А имя ей так и не дали. Придумаешь, мам, сама, а?
– Вот еще, – в уголках глаз у Ольги собрались лукавые морщинки. – Твоя дочь, тебе и называть.
– Да я…
– А мы и не торопимся. Приедешь назад, вот и назовешь. Ну ладно, долгие проводы – лишние слезы. Езжайте с богом.
У южных ворот нас ждал Валера Сотский. Чуткий человек, бля… Не стал вмешиваться в трогательную семейную сцену, а на выезде из деревни подкараулил и сейчас наверняка вывалит на мою голову очередной геморрой. Но нет, оказалось, что я глубоко ошибаюсь в своей мизантропии. На самом деле люди значительно лучше, чем кажутся.
– Михалыч, – неуверенно начал он. – А может, ну их к чертям собачьим, эти поиски? Распашем по осени еще гектар и отдадим.
– С нашей урожайностью?
– Тогда два.
– Нет, Валер, не получится. Или ты у себя на огороде бензиновую скважину пробурил?
– Нефтяную. Что? А, нет…
– Вот и хрен-то.
Сотский тяжело вздохнул и вытащил из кармана фляжку. Обычную плоскую фляжку из нержавейки, только с двух сторон на ней были наварены аккуратные заплаты.
– Возьми.
– Да у нас есть.
– Бери, говорю. Она у меня заветная – в девяносто пятом жизнь спасла.
Надо же, три года с человеком знаком, а только сейчас узнал, что он воевал. Ногу-то уже здесь потерял, когда началась гангрена после сильного обморожения. Валера сопровождал рыбаков, проверяющих сети подо льдом, и провалился в прорубь – твареныши наседали, и оглядываться было просто некогда. А потом четыре часа при крещенском морозе. Был бы еще кто-то из взрослых – заставили бы бежать бегом до деревни. А так… Не мог он оставить детей одних, пусть даже и вооруженных, но детей.
– Спасибо.
– Да ладно, – Сотский отвернулся и махнул рукой. – Езжайте.
Глава 4
– А ты знаешь, мне такая жизнь нравится. – Я покрутил головой, так как в затылок упирался нос резиновой лодки, прямо в накачанном виде втиснутой в салон. – И не нужно по утрам на работу рано просыпаться.
– Правильно, – согласился Андрей, до Нашествия успевший потрудиться техником у интернет-провайдера. – Просыпаться не нужно – твареныши придут и сами разбудят.
– Не в том смысле. – Идиллическая пастораль пейзажа располагала к философии. – Гонки нет. Бессмысленной гонки за всем и вся. Видел себя со стороны?
– Каким образом? И что там не так?
– Да все. Даже походка изменилась.
Так оно и было, мы стали другими, неторопливыми, что ли. Мягкий плавный шаг и размеренные движения. Нет, не медленные – исчезла суетливость и резкость. Именно они в первую очередь провоцировали тваренышей на нападение. Так, наверное, таежные охотники ходили. Настоящие, которые за соболем и куницей, а не те, что волков через флажки или лося на прикормленной полянке.
Андрей неопределенно хмыкнул и промолчал, объезжая лужу, неведомым образом не пересыхающую в самую жаркую погоду. Грунтовка петляла по полям, и до насыпи с асфальтом оставалось еще метров пятьсот. Самый опасный участок, особенно когда передвигаешься здесь на своих двоих. С одной стороны лес выходит почти к самой дороге, а с другой – пригорок, поросший высоким кустарником. Вчера было тихо, только уже в самом конце встретили звериную тройку, а сегодня кто знает…
Тут же, в подтверждение опасений, мелькнула серая тень, и в лобовое стекло ударился крупный твареныш. Зацепился за верхнюю кромку капота и оскалил пасть. Вот же… Бум… еще один прыгнул справа, целясь в чуть приоткрытое окошко, но промахнулся и расплющил морду в нескольких сантиметрах от моего лица. Третий шкрябал когтями по крыше – даже не представляю, за что он там держался.
– Ну что, началось веселье? – Андрей сдвинул рычажок на рулевой колонке. Заработавшие дворники треснули зверушку по носу, и он, недовольно заурчав, вцепился зубами. Еще щелчок – теперь твареныша мотало по всему лобовику с большой скоростью. – Настырный какой, скотина!
– Сейчас я его сшибу!
Но не тут-то было. Стоило мне только еще чуть опустить стекло, как в него сверху сразу же просунулась когтистая лапа. Я ткнул в кнопку, закрывая окошко, и в ответ услышал визг. Что, сука, не понравилось? А если ножом? Ну вот, почти новую куртку кровью заляпал. Но зато твареныш упал на дорогу, кувыркнувшись несколько раз. А первого все колотило задницей по капоту. Черт. Где же последний, который промахнулся? Акела хренов.
Бросаю взгляд в боковое зеркало. Он там, на дороге, ухватил за загривок трехлапого коллегу и волоком тащит в сторону кустов. Съест или по другой части употребит? Хотя вряд ли, у всех ранее виденных половые органы отсутствовали. Так… что-то вроде клоаки с единственным отверстием на все надобности. Значит, сожрет – взаимовыручку звери не практиковали. Стоп, а у озера вчера? Неужели умнеют? Вот только этого и не хватало.
– Останови! – Тормоза схватили намертво, и висящего на дворнике твареныша выбросило вперед.
Я выскочил из машины и влепил в него заряд дроби. Бабах! Это с другой стороны Андрей лупит по отступающим. От выстрела с десяти метров обоих снесло с грунтовки на обочину.
– Пап, проверим?
– Да ну их на хер!
Действительно, лучше нарушить наши неписанные правила и оставить за спиной недобитков, чем рисковать дождаться сбора стаи. И так, как думается, соберем за собой изрядный хвост. Нужно будет попросить Гусей-номерных немного проредить сопровождение у Грудцино. Все равно поедем по их бывшей центральной улице мимо КПП. А потом через Ворсму… Только бы там не было никаких сюрпризов в виде упавших на проезжую часть столбов, которые и в мирное-то время валились под грузом честно отработанных десятилетий. Не удивлюсь, если первые лампочки Ильича именно от них и запитывали. Советская власть виновата, не иначе.
Ладно. Поехали дальше, а то меня с философии на политику перекинуло. Ну, слава богу, политика теперь стала объектом изучения историков далекого будущего. То, что сейчас, это не она. Это обычное выживание и взаимовыгодное сосуществование. Или их попытки.
А вот и Фроловское показалось. Машина спустилась с одной горки, бодро прокатилась по мостику через ручей и пошла вверх, в следующую горку. Еще два поворота, и церковь с правой стороны, около которой вчера нашли нашу «Тойоту». Вчера… а кажется – не одна неделя прошла.
– Музыку включить? – предложил Андрей. – Пусть нам чего-нибудь спляшут.
– Угу, – согласился я. – Только не тот диск.
– А где я другие найду?
– Подожди, в бардачке гляну.
Так, что здесь есть? Такое, чтобы поритмичнее и потупее, как раз для дороги. Хватит серьезности, достала уже. Но прежний хозяин машины был еще тем эстетом: Битлы, Чайковский, Ванесса Мэй, Фредди Меркьюри, Элтон Джон. Хм… больше половины – пидоры. Но талантливые, заразы, вот чего не отнять. А это, в красной коробочке? Джо Дассен. Надо же, точно такая подборка, как и у меня была когда-то. Ставлю диск, и над нашими полями звучит голос слишком рано умершего шансонье, поющий про поля Елисейские. Париж… нет уже, наверное, праздника, который всегда с тобой. И твареныши давно доели последнего официанта в «Клозери де Лила». А музыка осталась. Давай, друг, пой! Нельзя стать бессмертным, но в человеческой памяти можно оставаться всегда молодым. У тебя это получилось, теперь наша очередь.
Опять захрипела рация:
– Чертобои, ответьте Птицефабрике.
– Старший слушает.
– Это Гусь-двадцать второй. Вижу джип со стороны Фроловского. Вы?
– Нет, блин, Дед Мороз на Снегурочке. Конечно, мы. Только заезжать не будем, пройдем по главной улице на Ворсму. Если есть хвост – обрубите. Как понял?
– Принято, Чертобой. – В динамике было слышно, как заколотили в обрезок рельса, объявляя тревогу. – Ждем.
– Добро, Двадцать второй, сейчас будем..
КПП промелькнуло слева, со стороны Андрея, и сзади сразу же захлопали выстрелы. Один, второй… два дуплета… еще одиночный. Не так уж и много за нами собралось, видимо, вчера изрядно проредили местное поголовье. Теперь не меньше недели в округе будет более-менее спокойно. Пока набегут на освободившиеся охотничьи угодья. Да и хорошо, сейчас самый сенокос начинается, все чуть-чуть безопаснее.
– Птицефабрика, ответь Чертобою-старшему.
– Я Гусь-двадцать второй.
– Спасибо, ребята.
– Да ладно, Михалыч, сочтемся.
Ну да, на том свете угольками рассчитаемся, если раньше не попадем в желудок к тваренышам. Кстати, а чем они питаются? Вряд ли осталось столько народу, чтобы хватило на прокорм. И в лесах никого нет. Даже зайцы пропали. И из крупных птиц – разве что водоплавающие. Ни глухаря, ни тетерева, ни куропатки. Скушали? А потом? Не комаров же ловят? Вот было бы здорово, если бы друг друга передавили. Просыпаешься в одно прекрасное утро, а на улице, как и прежде, кошки мяукают, собаки лают, пьяный сосед под забором валяется, жирная рожа с экрана телевизора об успехах экономики рассказывает… Нет, на фиг надо, сосед пусть лежит, а без рожи в ящике как-нибудь обойдусь.
В Ворсму въехали под грустную песню про следы на выпавшем снегу, помните ее в русском переводе? «Снег кружится, летает, летает…» В оригинале лучше, душевнее как-то. Вот промелькнула за окошком больница – наша вчерашняя цель, потом пошли частные дома с заросшими бурьяном палисадниками. В крайнем до самого Нового года, может, чуть больше, жила семья. Категорически отказывающаяся переселяться в Грудцино. Баптисты или адвентисты – не знаю точно, кто именно, но умудрились продержаться два с половиной года без всякого оружия. По весне нашел здесь восемь скелетов, разбросанных в беспорядке по разным комнатам – два больших и шесть маленьких. Во всяком случае, черепов со следами острых зубов было столько.
Мостик через Кишму. Рядом рыжий от ржавчины остов «уазика», въехавшего в киоск и сгоревшего вместе с ним. После моста узкая улица с чуть покосившимися, но вполне добротными домами дореволюционной постройки вела к парку. Маленькому, как и все в этом городке. И тишина. Такое ощущение – твареныши попрятались. Или испугались. Что из области фантастики. Или готовят какую-то грандиозную гадость. Тоже маловероятно – ну не могут они…
Память услужливо подсунула картинку из вчерашнего боя у озера – два десятка зверьков целеустремленно и, главное, вполне осмысленно строят плот из веток. Нет, ерунда, случайность! Этого не может быть просто потому, что не может быть!
– Вот бля-а-а! – Андрей резко ударил по тормозам, и я чуть было не треснулся башкой в лобовое стекло.
Огромный, в несколько обхватов тополь упал, обламывая под собой ветки, и перегородил дорогу. Сзади тоже послышался треск – второй такой же великан, высотой не меньше девятиэтажки, повалился, отрезая путь к отступлению.
– Вот жопа какая!
– Или две, – поправил я сына.
– Посмотрим! – Андрей зло сплюнул в сторону, прямо в поднятое стекло, и выкрутил руль до упора влево. – Держись!
Машина радостно взревела двигателем, завизжала, выбрасывая колесами асфальтово-щебеночное крошево из выбоин. И рванула. Сильный удар заставил клацнуть зубами не хуже любого твареныша… «Тойота» вынесла деревянные ворота в ближайшем заборе и теперь скакала по огороду, собирая кенгурятником бруски сминаемых парников. Пролетели сквозь теплицу (сбитый асбестоцементный столб грохнул на прощание по крыше) и, чуть задев правым бортом угол какого-то сарая, выскочили на параллельную улицу.
– Что это было? – Я дрожащими руками нащупал в кармане заветную флягу и сделал три больших глотка. – Будешь?
– Буду.
– Только закусить нечем.
– Плевать. Закуска, она градус крадет.
Андрей взял емкость и надолго приложился к ней, скосив глаза на дорогу и удерживая руль левой рукой. Надо же, и его нахлобучило – обычно только по большим праздникам позволяет себе рюмочку, да и то не всегда. А тут единым духом граммов двести крепчайшей самогонки выдул и не крякнул. Ну, не совсем самогонки – она ближе к ракии, так как делается из сливы и ячменного солода с небольшим добавлением виноградного сока. Уж что-что, а технологии приготовления крепких спиртных напитков человечество не потеряет, даже окончательно впав в дикость. Жалко только, ячменя все меньше и меньше. Тот, что вырос самосевом на заброшенных колхозных полях, уже заканчивается, а сеять его мы не можем. Расточительно тратить драгоценный бензин при мизерной урожайности, а пахать на себе как-то не хочется.
– Спасибо. – Сын резко выдохнул и вытер губы рукавом. И замолчал, сосредоточенно глядя на дорогу.
Я тоже такой, и после выпитого становлюсь неразговорчивым и мрачным, будто на похоронах. Наверное, потому до сих пор и не спился – в одиночестве не могу, а в компании не хочу. Трезвенник, блин…
Часы на панели показывали одиннадцать, когда чертовы кривые улочки частного сектора закончились и наконец-то вывели к нормальной асфальтовой дороге. И что самое главное – без приключений вывели.
– Ну что, пап, на юг, как перелетные птицы?
– Ага, и на тапочку!
Машина выскочила на шоссе, и мне даже показалось, что она отряхнулась по-собачьи, скидывая с себя налетевший во время скачек по огородам мусор.
– Споем, или еще по одной?
– Не, я пас. Вот спеть могу. Тебе марш какой или что-нибудь лирическое?
– Гитары нету.
– Обойдусь. – Андрей выключил все еще работающий проигрыватель и набрал полную грудь воздуха: – Абыр… абыр… абырвал…
– Абырвалг?
– Не отвлекай. Абыр… Абырвалась любви струна, и ни звинит типерь ана…
Вот же дал бог голосище! Орал с душой, заменяя громкостью отсутствующий аккомпанемент, и старательно копировал дворовый стиль. И где такой гадости нахватался? Потом было про крылатые качели, прекрасное далёко и резинового ежика с дырочкой в правом боку. На облаках, которые еще и белокрылые лошадки, поперхнулся смехом и глотнул из фляжки, так и оставшейся в руке.
– А ты представь, пап, как мы будем объяснять детям, кто такие лошадки, – и совсем не в тему добавил: – С-с-суки!
Угу… тот самый смех, что сквозь слезы. Потому что практически все живое чуть крупнее мыши осталось только на картинках. За исключением человека, конечно. Эта живучая скотина сама кого угодно переживет. Надеюсь, и тваренышей тоже. Птицы, правда, остались. Мелкие. Еще шумиловцы хвалились уцелевшим свинарником. Козы у нас и в Грудцино. Вот, пожалуй, и все.
Гадство… сейчас пока живем на старых запасах, только овощи да рыба свои. Остальное – наследие предков. И что будет твориться через пару лет? Заглядывать в будущее – страшно. Даже думать о нем не хочется. Только вот приходится. Пусть через не могу, через бессонные ночи, но приходится. Надо! Вот только как? Я не гений, не вождь, не семи пядей во лбу – обычный старый прапор, в свое время со скандалом изгнанный из строительного института. И все что могу – выживать. В любых условиях… но не строить светлое настоящее.
Но ведь не помню же ни фига! Даже школьный курс физики. Единственное радует – учителей у нас и без меня в избытке. Как-то так оказалось. Или образовалось само собой. Порой ощущаю себя рабоче-крестьянским разведчиком в штабе интеллигентской армии. Количество умников на один квадратный метр деревни значительно превышает численность просто умных людей. Причем, как только чуть перестали пухнуть с голодухи, так каждый в обязательном порядке выдал проект возрождения цивилизации. Это в первый год. Теперь планы спасения человечества выдвигаются ежеквартально. Каждым!
Тем временем Андрей убавил громкость, но продолжал напевать вполголоса. Я прислушался:
Вот и Павлово показалось – вдалеке торчат трубы автобусного завода. И снова пошли домики частного сектора. Их особенно больно видеть заброшенными, с темными провалами выбитых окон. Странная особенность стекол – бьются даже при полном безлюдье. Сами собой? Ну некому же их здесь расколотить. И тем не менее… мистика с полтергейстами.
В боковом зеркале что-то промелькнуло, и я обернулся, чтобы получше разглядеть это «что-то». Только резиновая лодка в салоне загородила весь обзор, пришлось высовывать голову из окна. Проклятье, лучше бы этого не делал, так оно спокойней – за машиной летела большая стая тваренышей. В смысле, бежала, но с такой скоростью, что на первый взгляд разницы и нет. Быстрые, целеустремленные и, скорее всего, очень голодные, они преследовали нас, совсем немного отставая. Метров на сто, не больше.
– Андрюш, на хвосте погоню ведем.
– Сколько?
– Не считал. Или тебе примерно, в сотнях?
Андрей поправил зеркальце и со знанием предмета громко выматерился. Потом, чуть помолчав, спросил, не требуя ответа:
– И где же мы этих блядей подцепили? Десять минут назад никого не было, я смотрел.
И я смотрел, а толку? Остается одно – давить на газ и постараться как можно раньше добраться до Оки. Там заедем прямо в воду, и хер с ними, пусть скачут по пляжу и щелкают зубами до морковкина заговенья. Дно рядом с наплавным мостом твердое и достаточно мелкое, на десяти метрах от берега только по пояс, если не меньше. Жалко, что «Тойоту» придется бросить. Да ладно, перетерпим и эту потерю. Мелочи…
Но повернуть на дорогу, ведущую к реке, нам не дали – вдруг прямо на перекрестке обнаружилась стена, сложенная из бетонных блоков и мешков с песком. Она перегораживала улицу от угла одного дома до другого и не имела даже намека на калитку. Люди? Откуда, к ебеням собачьим, люди? Их не должно здесь быть! Насколько знаю, в крупных городах жизни нет. Имеется в виду – человеческой жизни.
Но в опровержение моих мыслей из амбразуры ударил крупнокалиберный пулемет. Предупреждающе, с большим упреждением. Но все равно неприятно, когда двенадцатимиллиметровые пули чертят ограничительную линию на асфальте. М-да… в аналогичной ситуации я поступил бы точно так же. Пусть гости едут с самыми добрыми намерениями, но вот сопровождение несколько… э-э-э… компрометирующее. Так что если и есть здесь ворота, нас все равно не пустят.
– Разворачивайся!
– А я что делаю? – Машину протащило юзом и крепко приложило правой стороной о металлический заборчик. – Вот бля…
– Не переверни. – Я потрогал ушибленную о дверку голову. – Сматываемся!
– Прорвемся, хуле… – Андрей газанул и въехал в догнавшую автомобиль стаю.
Не знаю, может быть, со стороны это столкновение и выглядело красивым, но изнутри смотрелось довольно противно. Брызнувшая в стороны кровь, вылетающие из-под колес кишки, беснующиеся перед самым носом мерзкие хари… Или это предубеждение, насчет мерзости? Кто-то ведь находит особую прелесть в кошках и домашних крысах? А тут их помесь, правда, немного увеличенная в размерах. И агрессивная.
Твареныши лезли со всех сторон, не считаясь с потерями, и машина почти потеряла скорость. Отлетели оторванные дворники, сзади послышалось шипение прокушенной запаски… уроды. Не дай бог теперь остановиться – кто-то из зверей забрался на крышу и пытался поддеть когтями приколоченную вместо люка фанерку. Сильный удар… лобовое стекло пошло длинными стрелками трещин.
– Андрей, жми!
– Да жму, жму…
«Тойоту» мотало на скользком от крови и раздавленных тварей асфальте. Бля, сколько же их тут собралось? Тысяча, полторы?
– Давай на Большое Давыдово!
– Куда, пальцем покажи!
– Вправо, на грунтовку!
– Там же овраги.
– Похер, проедем.
– А если махнуть на…
Договорить Андрей не успел – прямо перед нами начала заваливаться на дорогу большая береза, не оставляя возможности выбора. Да что же за приключения на мою задницу? Не хочу! Я мирный семейный человек, а не трахнутый, пардон, на всю башку Рембо. Надоело геройствовать. Так что отступление – вот самый надежный путь к победе.
Мы прорвались, ей-богу, прорвались! Машина, полностью заляпанная грязью из овражных ручьев, выбралась на трассу чуть южнее Павлова. И как только не перевернулись на косогорах… лучше не вспоминать. Очко, оно не железное, особенно когда колеса с одной стороны отрываются от земли, а спереди почти ничего не видно из-за забрызгавшей лобовик жидкой глины вперемешку с кровяными потеками. Твареныши не отстали – наоборот, с упорством, достойным баранов, продолжали долбиться в стекла и царапать крышу, воспользовавшись небольшой скоростью. Но на асфальте опять отстали. Интересно, у них гепардов в родне не было?
– Пап, дальше куда? – спросил Андрей.
– Давай на Чулково свернем.
– Там берег высокий.
– Нам же не подниматься на него. Вот он, поворот!
Промелькнул упавший указатель с названием деревни. Да и неважно оно, это название. Останавливаться и фотографироваться на память все равно не собираемся. Сколько их осталось позади, пустых деревень, и сколько еще будет впереди. Интересовало другое, только вот обстановка никак не располагала к разговорам. И все же спросил:
– И что за сволочи в Павлово окопались?
Сын пожал плечами в ответ:
– Правильно, – согласился Андрей, до Нашествия успевший потрудиться техником у интернет-провайдера. – Просыпаться не нужно – твареныши придут и сами разбудят.
– Не в том смысле. – Идиллическая пастораль пейзажа располагала к философии. – Гонки нет. Бессмысленной гонки за всем и вся. Видел себя со стороны?
– Каким образом? И что там не так?
– Да все. Даже походка изменилась.
Так оно и было, мы стали другими, неторопливыми, что ли. Мягкий плавный шаг и размеренные движения. Нет, не медленные – исчезла суетливость и резкость. Именно они в первую очередь провоцировали тваренышей на нападение. Так, наверное, таежные охотники ходили. Настоящие, которые за соболем и куницей, а не те, что волков через флажки или лося на прикормленной полянке.
Андрей неопределенно хмыкнул и промолчал, объезжая лужу, неведомым образом не пересыхающую в самую жаркую погоду. Грунтовка петляла по полям, и до насыпи с асфальтом оставалось еще метров пятьсот. Самый опасный участок, особенно когда передвигаешься здесь на своих двоих. С одной стороны лес выходит почти к самой дороге, а с другой – пригорок, поросший высоким кустарником. Вчера было тихо, только уже в самом конце встретили звериную тройку, а сегодня кто знает…
Тут же, в подтверждение опасений, мелькнула серая тень, и в лобовое стекло ударился крупный твареныш. Зацепился за верхнюю кромку капота и оскалил пасть. Вот же… Бум… еще один прыгнул справа, целясь в чуть приоткрытое окошко, но промахнулся и расплющил морду в нескольких сантиметрах от моего лица. Третий шкрябал когтями по крыше – даже не представляю, за что он там держался.
– Ну что, началось веселье? – Андрей сдвинул рычажок на рулевой колонке. Заработавшие дворники треснули зверушку по носу, и он, недовольно заурчав, вцепился зубами. Еще щелчок – теперь твареныша мотало по всему лобовику с большой скоростью. – Настырный какой, скотина!
– Сейчас я его сшибу!
Но не тут-то было. Стоило мне только еще чуть опустить стекло, как в него сверху сразу же просунулась когтистая лапа. Я ткнул в кнопку, закрывая окошко, и в ответ услышал визг. Что, сука, не понравилось? А если ножом? Ну вот, почти новую куртку кровью заляпал. Но зато твареныш упал на дорогу, кувыркнувшись несколько раз. А первого все колотило задницей по капоту. Черт. Где же последний, который промахнулся? Акела хренов.
Бросаю взгляд в боковое зеркало. Он там, на дороге, ухватил за загривок трехлапого коллегу и волоком тащит в сторону кустов. Съест или по другой части употребит? Хотя вряд ли, у всех ранее виденных половые органы отсутствовали. Так… что-то вроде клоаки с единственным отверстием на все надобности. Значит, сожрет – взаимовыручку звери не практиковали. Стоп, а у озера вчера? Неужели умнеют? Вот только этого и не хватало.
– Останови! – Тормоза схватили намертво, и висящего на дворнике твареныша выбросило вперед.
Я выскочил из машины и влепил в него заряд дроби. Бабах! Это с другой стороны Андрей лупит по отступающим. От выстрела с десяти метров обоих снесло с грунтовки на обочину.
– Пап, проверим?
– Да ну их на хер!
Действительно, лучше нарушить наши неписанные правила и оставить за спиной недобитков, чем рисковать дождаться сбора стаи. И так, как думается, соберем за собой изрядный хвост. Нужно будет попросить Гусей-номерных немного проредить сопровождение у Грудцино. Все равно поедем по их бывшей центральной улице мимо КПП. А потом через Ворсму… Только бы там не было никаких сюрпризов в виде упавших на проезжую часть столбов, которые и в мирное-то время валились под грузом честно отработанных десятилетий. Не удивлюсь, если первые лампочки Ильича именно от них и запитывали. Советская власть виновата, не иначе.
Ладно. Поехали дальше, а то меня с философии на политику перекинуло. Ну, слава богу, политика теперь стала объектом изучения историков далекого будущего. То, что сейчас, это не она. Это обычное выживание и взаимовыгодное сосуществование. Или их попытки.
А вот и Фроловское показалось. Машина спустилась с одной горки, бодро прокатилась по мостику через ручей и пошла вверх, в следующую горку. Еще два поворота, и церковь с правой стороны, около которой вчера нашли нашу «Тойоту». Вчера… а кажется – не одна неделя прошла.
– Музыку включить? – предложил Андрей. – Пусть нам чего-нибудь спляшут.
– Угу, – согласился я. – Только не тот диск.
– А где я другие найду?
– Подожди, в бардачке гляну.
Так, что здесь есть? Такое, чтобы поритмичнее и потупее, как раз для дороги. Хватит серьезности, достала уже. Но прежний хозяин машины был еще тем эстетом: Битлы, Чайковский, Ванесса Мэй, Фредди Меркьюри, Элтон Джон. Хм… больше половины – пидоры. Но талантливые, заразы, вот чего не отнять. А это, в красной коробочке? Джо Дассен. Надо же, точно такая подборка, как и у меня была когда-то. Ставлю диск, и над нашими полями звучит голос слишком рано умершего шансонье, поющий про поля Елисейские. Париж… нет уже, наверное, праздника, который всегда с тобой. И твареныши давно доели последнего официанта в «Клозери де Лила». А музыка осталась. Давай, друг, пой! Нельзя стать бессмертным, но в человеческой памяти можно оставаться всегда молодым. У тебя это получилось, теперь наша очередь.
Опять захрипела рация:
– Чертобои, ответьте Птицефабрике.
– Старший слушает.
– Это Гусь-двадцать второй. Вижу джип со стороны Фроловского. Вы?
– Нет, блин, Дед Мороз на Снегурочке. Конечно, мы. Только заезжать не будем, пройдем по главной улице на Ворсму. Если есть хвост – обрубите. Как понял?
– Принято, Чертобой. – В динамике было слышно, как заколотили в обрезок рельса, объявляя тревогу. – Ждем.
– Добро, Двадцать второй, сейчас будем..
КПП промелькнуло слева, со стороны Андрея, и сзади сразу же захлопали выстрелы. Один, второй… два дуплета… еще одиночный. Не так уж и много за нами собралось, видимо, вчера изрядно проредили местное поголовье. Теперь не меньше недели в округе будет более-менее спокойно. Пока набегут на освободившиеся охотничьи угодья. Да и хорошо, сейчас самый сенокос начинается, все чуть-чуть безопаснее.
– Птицефабрика, ответь Чертобою-старшему.
– Я Гусь-двадцать второй.
– Спасибо, ребята.
– Да ладно, Михалыч, сочтемся.
Ну да, на том свете угольками рассчитаемся, если раньше не попадем в желудок к тваренышам. Кстати, а чем они питаются? Вряд ли осталось столько народу, чтобы хватило на прокорм. И в лесах никого нет. Даже зайцы пропали. И из крупных птиц – разве что водоплавающие. Ни глухаря, ни тетерева, ни куропатки. Скушали? А потом? Не комаров же ловят? Вот было бы здорово, если бы друг друга передавили. Просыпаешься в одно прекрасное утро, а на улице, как и прежде, кошки мяукают, собаки лают, пьяный сосед под забором валяется, жирная рожа с экрана телевизора об успехах экономики рассказывает… Нет, на фиг надо, сосед пусть лежит, а без рожи в ящике как-нибудь обойдусь.
В Ворсму въехали под грустную песню про следы на выпавшем снегу, помните ее в русском переводе? «Снег кружится, летает, летает…» В оригинале лучше, душевнее как-то. Вот промелькнула за окошком больница – наша вчерашняя цель, потом пошли частные дома с заросшими бурьяном палисадниками. В крайнем до самого Нового года, может, чуть больше, жила семья. Категорически отказывающаяся переселяться в Грудцино. Баптисты или адвентисты – не знаю точно, кто именно, но умудрились продержаться два с половиной года без всякого оружия. По весне нашел здесь восемь скелетов, разбросанных в беспорядке по разным комнатам – два больших и шесть маленьких. Во всяком случае, черепов со следами острых зубов было столько.
Мостик через Кишму. Рядом рыжий от ржавчины остов «уазика», въехавшего в киоск и сгоревшего вместе с ним. После моста узкая улица с чуть покосившимися, но вполне добротными домами дореволюционной постройки вела к парку. Маленькому, как и все в этом городке. И тишина. Такое ощущение – твареныши попрятались. Или испугались. Что из области фантастики. Или готовят какую-то грандиозную гадость. Тоже маловероятно – ну не могут они…
Память услужливо подсунула картинку из вчерашнего боя у озера – два десятка зверьков целеустремленно и, главное, вполне осмысленно строят плот из веток. Нет, ерунда, случайность! Этого не может быть просто потому, что не может быть!
– Вот бля-а-а! – Андрей резко ударил по тормозам, и я чуть было не треснулся башкой в лобовое стекло.
Огромный, в несколько обхватов тополь упал, обламывая под собой ветки, и перегородил дорогу. Сзади тоже послышался треск – второй такой же великан, высотой не меньше девятиэтажки, повалился, отрезая путь к отступлению.
– Вот жопа какая!
– Или две, – поправил я сына.
– Посмотрим! – Андрей зло сплюнул в сторону, прямо в поднятое стекло, и выкрутил руль до упора влево. – Держись!
Машина радостно взревела двигателем, завизжала, выбрасывая колесами асфальтово-щебеночное крошево из выбоин. И рванула. Сильный удар заставил клацнуть зубами не хуже любого твареныша… «Тойота» вынесла деревянные ворота в ближайшем заборе и теперь скакала по огороду, собирая кенгурятником бруски сминаемых парников. Пролетели сквозь теплицу (сбитый асбестоцементный столб грохнул на прощание по крыше) и, чуть задев правым бортом угол какого-то сарая, выскочили на параллельную улицу.
– Что это было? – Я дрожащими руками нащупал в кармане заветную флягу и сделал три больших глотка. – Будешь?
– Буду.
– Только закусить нечем.
– Плевать. Закуска, она градус крадет.
Андрей взял емкость и надолго приложился к ней, скосив глаза на дорогу и удерживая руль левой рукой. Надо же, и его нахлобучило – обычно только по большим праздникам позволяет себе рюмочку, да и то не всегда. А тут единым духом граммов двести крепчайшей самогонки выдул и не крякнул. Ну, не совсем самогонки – она ближе к ракии, так как делается из сливы и ячменного солода с небольшим добавлением виноградного сока. Уж что-что, а технологии приготовления крепких спиртных напитков человечество не потеряет, даже окончательно впав в дикость. Жалко только, ячменя все меньше и меньше. Тот, что вырос самосевом на заброшенных колхозных полях, уже заканчивается, а сеять его мы не можем. Расточительно тратить драгоценный бензин при мизерной урожайности, а пахать на себе как-то не хочется.
– Спасибо. – Сын резко выдохнул и вытер губы рукавом. И замолчал, сосредоточенно глядя на дорогу.
Я тоже такой, и после выпитого становлюсь неразговорчивым и мрачным, будто на похоронах. Наверное, потому до сих пор и не спился – в одиночестве не могу, а в компании не хочу. Трезвенник, блин…
Часы на панели показывали одиннадцать, когда чертовы кривые улочки частного сектора закончились и наконец-то вывели к нормальной асфальтовой дороге. И что самое главное – без приключений вывели.
– Ну что, пап, на юг, как перелетные птицы?
– Ага, и на тапочку!
Машина выскочила на шоссе, и мне даже показалось, что она отряхнулась по-собачьи, скидывая с себя налетевший во время скачек по огородам мусор.
– Споем, или еще по одной?
– Не, я пас. Вот спеть могу. Тебе марш какой или что-нибудь лирическое?
– Гитары нету.
– Обойдусь. – Андрей выключил все еще работающий проигрыватель и набрал полную грудь воздуха: – Абыр… абыр… абырвал…
– Абырвалг?
– Не отвлекай. Абыр… Абырвалась любви струна, и ни звинит типерь ана…
Вот же дал бог голосище! Орал с душой, заменяя громкостью отсутствующий аккомпанемент, и старательно копировал дворовый стиль. И где такой гадости нахватался? Потом было про крылатые качели, прекрасное далёко и резинового ежика с дырочкой в правом боку. На облаках, которые еще и белокрылые лошадки, поперхнулся смехом и глотнул из фляжки, так и оставшейся в руке.
– А ты представь, пап, как мы будем объяснять детям, кто такие лошадки, – и совсем не в тему добавил: – С-с-суки!
Угу… тот самый смех, что сквозь слезы. Потому что практически все живое чуть крупнее мыши осталось только на картинках. За исключением человека, конечно. Эта живучая скотина сама кого угодно переживет. Надеюсь, и тваренышей тоже. Птицы, правда, остались. Мелкие. Еще шумиловцы хвалились уцелевшим свинарником. Козы у нас и в Грудцино. Вот, пожалуй, и все.
Гадство… сейчас пока живем на старых запасах, только овощи да рыба свои. Остальное – наследие предков. И что будет твориться через пару лет? Заглядывать в будущее – страшно. Даже думать о нем не хочется. Только вот приходится. Пусть через не могу, через бессонные ночи, но приходится. Надо! Вот только как? Я не гений, не вождь, не семи пядей во лбу – обычный старый прапор, в свое время со скандалом изгнанный из строительного института. И все что могу – выживать. В любых условиях… но не строить светлое настоящее.
Но ведь не помню же ни фига! Даже школьный курс физики. Единственное радует – учителей у нас и без меня в избытке. Как-то так оказалось. Или образовалось само собой. Порой ощущаю себя рабоче-крестьянским разведчиком в штабе интеллигентской армии. Количество умников на один квадратный метр деревни значительно превышает численность просто умных людей. Причем, как только чуть перестали пухнуть с голодухи, так каждый в обязательном порядке выдал проект возрождения цивилизации. Это в первый год. Теперь планы спасения человечества выдвигаются ежеквартально. Каждым!
Тем временем Андрей убавил громкость, но продолжал напевать вполголоса. Я прислушался:
А дорога летела под колеса сама – пустынная, свежеотремонтированная перед самым Нашествием. И ей абсолютно наплевать на чьи-то там переживания и страхи. Ее дело – просто быть. Начинаться, заканчиваться, куда-нибудь приводить. Кто там едет, министр ли, олигарх или запойный тракторист – безразлично. Она – дорога, все остальные – козлы.
Нет мудрее и прекрасней
Средства от тревог,
Чем ночная песня шин.
Длинной-длинной серой нитью
Стоптанных дорог
Штопаем ранения души.
Вот и Павлово показалось – вдалеке торчат трубы автобусного завода. И снова пошли домики частного сектора. Их особенно больно видеть заброшенными, с темными провалами выбитых окон. Странная особенность стекол – бьются даже при полном безлюдье. Сами собой? Ну некому же их здесь расколотить. И тем не менее… мистика с полтергейстами.
В боковом зеркале что-то промелькнуло, и я обернулся, чтобы получше разглядеть это «что-то». Только резиновая лодка в салоне загородила весь обзор, пришлось высовывать голову из окна. Проклятье, лучше бы этого не делал, так оно спокойней – за машиной летела большая стая тваренышей. В смысле, бежала, но с такой скоростью, что на первый взгляд разницы и нет. Быстрые, целеустремленные и, скорее всего, очень голодные, они преследовали нас, совсем немного отставая. Метров на сто, не больше.
– Андрюш, на хвосте погоню ведем.
– Сколько?
– Не считал. Или тебе примерно, в сотнях?
Андрей поправил зеркальце и со знанием предмета громко выматерился. Потом, чуть помолчав, спросил, не требуя ответа:
– И где же мы этих блядей подцепили? Десять минут назад никого не было, я смотрел.
И я смотрел, а толку? Остается одно – давить на газ и постараться как можно раньше добраться до Оки. Там заедем прямо в воду, и хер с ними, пусть скачут по пляжу и щелкают зубами до морковкина заговенья. Дно рядом с наплавным мостом твердое и достаточно мелкое, на десяти метрах от берега только по пояс, если не меньше. Жалко, что «Тойоту» придется бросить. Да ладно, перетерпим и эту потерю. Мелочи…
Но повернуть на дорогу, ведущую к реке, нам не дали – вдруг прямо на перекрестке обнаружилась стена, сложенная из бетонных блоков и мешков с песком. Она перегораживала улицу от угла одного дома до другого и не имела даже намека на калитку. Люди? Откуда, к ебеням собачьим, люди? Их не должно здесь быть! Насколько знаю, в крупных городах жизни нет. Имеется в виду – человеческой жизни.
Но в опровержение моих мыслей из амбразуры ударил крупнокалиберный пулемет. Предупреждающе, с большим упреждением. Но все равно неприятно, когда двенадцатимиллиметровые пули чертят ограничительную линию на асфальте. М-да… в аналогичной ситуации я поступил бы точно так же. Пусть гости едут с самыми добрыми намерениями, но вот сопровождение несколько… э-э-э… компрометирующее. Так что если и есть здесь ворота, нас все равно не пустят.
– Разворачивайся!
– А я что делаю? – Машину протащило юзом и крепко приложило правой стороной о металлический заборчик. – Вот бля…
– Не переверни. – Я потрогал ушибленную о дверку голову. – Сматываемся!
– Прорвемся, хуле… – Андрей газанул и въехал в догнавшую автомобиль стаю.
Не знаю, может быть, со стороны это столкновение и выглядело красивым, но изнутри смотрелось довольно противно. Брызнувшая в стороны кровь, вылетающие из-под колес кишки, беснующиеся перед самым носом мерзкие хари… Или это предубеждение, насчет мерзости? Кто-то ведь находит особую прелесть в кошках и домашних крысах? А тут их помесь, правда, немного увеличенная в размерах. И агрессивная.
Твареныши лезли со всех сторон, не считаясь с потерями, и машина почти потеряла скорость. Отлетели оторванные дворники, сзади послышалось шипение прокушенной запаски… уроды. Не дай бог теперь остановиться – кто-то из зверей забрался на крышу и пытался поддеть когтями приколоченную вместо люка фанерку. Сильный удар… лобовое стекло пошло длинными стрелками трещин.
– Андрей, жми!
– Да жму, жму…
«Тойоту» мотало на скользком от крови и раздавленных тварей асфальте. Бля, сколько же их тут собралось? Тысяча, полторы?
– Давай на Большое Давыдово!
– Куда, пальцем покажи!
– Вправо, на грунтовку!
– Там же овраги.
– Похер, проедем.
– А если махнуть на…
Договорить Андрей не успел – прямо перед нами начала заваливаться на дорогу большая береза, не оставляя возможности выбора. Да что же за приключения на мою задницу? Не хочу! Я мирный семейный человек, а не трахнутый, пардон, на всю башку Рембо. Надоело геройствовать. Так что отступление – вот самый надежный путь к победе.
Мы прорвались, ей-богу, прорвались! Машина, полностью заляпанная грязью из овражных ручьев, выбралась на трассу чуть южнее Павлова. И как только не перевернулись на косогорах… лучше не вспоминать. Очко, оно не железное, особенно когда колеса с одной стороны отрываются от земли, а спереди почти ничего не видно из-за забрызгавшей лобовик жидкой глины вперемешку с кровяными потеками. Твареныши не отстали – наоборот, с упорством, достойным баранов, продолжали долбиться в стекла и царапать крышу, воспользовавшись небольшой скоростью. Но на асфальте опять отстали. Интересно, у них гепардов в родне не было?
– Пап, дальше куда? – спросил Андрей.
– Давай на Чулково свернем.
– Там берег высокий.
– Нам же не подниматься на него. Вот он, поворот!
Промелькнул упавший указатель с названием деревни. Да и неважно оно, это название. Останавливаться и фотографироваться на память все равно не собираемся. Сколько их осталось позади, пустых деревень, и сколько еще будет впереди. Интересовало другое, только вот обстановка никак не располагала к разговорам. И все же спросил:
– И что за сволочи в Павлово окопались?
Сын пожал плечами в ответ: