Страница:
Сергей Шкенев
Чертобой. Свои среди Чужих
Автор выражает благодарность литературному форуму «В вихре времен» за помощь и поддержку.
© Шкенёв С.Н., 2012
© ООО «Издательство «Яуза», 2012
© ООО «Издательство «Эксмо», 2012
© ООО «Издательство «Яуза», 2012
© ООО «Издательство «Эксмо», 2012
От автора:
Я, честно признаться, не кровожадный человек, хотя на некоторых страницах этой книги кровища лужами собирается. Это так, антураж.
И я не верю в наступление Апокалипсиса, во всяком случае – очень не хочу верить. И пусть он лучше произойдет там, в придуманном мной мире, чем однажды проснемся и… Если кто проснется.
А мы будем жить. Ведь мир жив, пока живы его последние защитники. Дай Бог, чтобы наши правнуки не стали даже предпоследними в этой очереди.
С уважением к читателям – автор.
Мы всматривались в бездну, бездна всматривалась в нас… а потом она улыбнулась в ответ.
(Из отчета секретной лаборатории по исследованиям бездны)
Пролог
Где-то в глубинах космоса. 22 февраля 2098 года
– Доложите о потерях, товарищ генерал-майор. – Голос командующего Первым Земным Флотом вице-адмирала Александра Николаевича Саргаева был сух и официален. А то, что его подчиненный является младшим братом, на дело никак не влияет.
Командир истребительной группировки коротко кивнул и вывел данные на виртуальный экран. Впрочем, сам он туда не заглядывал, отчитываясь по памяти:
– На дальних подступах к планете противника нас атаковали автоматические станции – пользуясь неизвестными пока технологиями, они оставались незамеченными в поясе астероидов и смогли сделать два залпа.
– Оружие все то же?
– Самонаводящиеся торпеды, импульсные пушки и, скорее всего, что-то электромагнитное. Разобраться не успели, товарищ вице-адмирал… мои орлы разнесли все к чертовой матери до микроскопических обломков, так что инженерам еще придется поломать голову.
– Не отвлекайся. Потери?
– Двадцать две машины. Три экипажа так и не катапультировались.
Александр Николаевич нахмурился. Хоть и привык за долгие восемьдесят лет непрекращающейся войны к тому, что с заданий возвращаются не все, но людей жалко. И не только людей – экипажи истребителей земного флота состояли из человека и зверя. Последние, в силу лучшей реакции и чуть больших способностей к телепатии, почти всегда являлись пилотами. Редкие исключения, такие как сам адмирал или знаменитый Белый Зверь, летавшие в одиночку, лишь подтверждали общее правило.
– Вечная память им, Серега…
Младший брат опять кивнул и продолжил:
– Орбитальные крепости, все двенадцать штук, подавим в ближайшие дни.
– Обещаешь? – Командующий забарабанил пальцами по столешнице.
– Там тупая и безмозглая автоматика. Ты же знаешь, что «хозяева» не любят рисковать собственными задницами.
– Угу, – согласился старший.
Он хорошо помнил мясорубку на самой первой планете, куда земной флот пришел с акцией возмездия. Десант умылся кровью, встретив отчаянное сопротивление, но среди оборонявшихся оказались лишь роботы и боевые машины, пилотируемые клонированными бойцами, из многочисленных колоний противника. И ни одного жителя метрополии… Их так никто и не видел – в мозгах захваченных живыми пленных стоял мощнейший блок, а потом, после бомбардировки, допрашивать стало некого. Земляне ушли на поиски очередного вражеского логова, оставив после себя запекшуюся пустыню.
– Высаживаться, надеюсь, не планируете?
– Чтобы императрица за непослушание уши оборвала?
– Она может… – Вице-адмирал и генерал-майор рассмеялись – старшая сестра не посмотрит на чины и эполеты, они для нее всю жизнь остаются младшими, которых обязательно нужно воспитывать. – Так что никаких десантов.
– А если…
– Постарайся обойтись без «если». Хватит воевать… Не мы начали, но нам эту войну заканчивать.
– Уничтожением противника?
– Врага, Серега… врага!
Командир истребительной группировки коротко кивнул и вывел данные на виртуальный экран. Впрочем, сам он туда не заглядывал, отчитываясь по памяти:
– На дальних подступах к планете противника нас атаковали автоматические станции – пользуясь неизвестными пока технологиями, они оставались незамеченными в поясе астероидов и смогли сделать два залпа.
– Оружие все то же?
– Самонаводящиеся торпеды, импульсные пушки и, скорее всего, что-то электромагнитное. Разобраться не успели, товарищ вице-адмирал… мои орлы разнесли все к чертовой матери до микроскопических обломков, так что инженерам еще придется поломать голову.
– Не отвлекайся. Потери?
– Двадцать две машины. Три экипажа так и не катапультировались.
Александр Николаевич нахмурился. Хоть и привык за долгие восемьдесят лет непрекращающейся войны к тому, что с заданий возвращаются не все, но людей жалко. И не только людей – экипажи истребителей земного флота состояли из человека и зверя. Последние, в силу лучшей реакции и чуть больших способностей к телепатии, почти всегда являлись пилотами. Редкие исключения, такие как сам адмирал или знаменитый Белый Зверь, летавшие в одиночку, лишь подтверждали общее правило.
– Вечная память им, Серега…
Младший брат опять кивнул и продолжил:
– Орбитальные крепости, все двенадцать штук, подавим в ближайшие дни.
– Обещаешь? – Командующий забарабанил пальцами по столешнице.
– Там тупая и безмозглая автоматика. Ты же знаешь, что «хозяева» не любят рисковать собственными задницами.
– Угу, – согласился старший.
Он хорошо помнил мясорубку на самой первой планете, куда земной флот пришел с акцией возмездия. Десант умылся кровью, встретив отчаянное сопротивление, но среди оборонявшихся оказались лишь роботы и боевые машины, пилотируемые клонированными бойцами, из многочисленных колоний противника. И ни одного жителя метрополии… Их так никто и не видел – в мозгах захваченных живыми пленных стоял мощнейший блок, а потом, после бомбардировки, допрашивать стало некого. Земляне ушли на поиски очередного вражеского логова, оставив после себя запекшуюся пустыню.
– Высаживаться, надеюсь, не планируете?
– Чтобы императрица за непослушание уши оборвала?
– Она может… – Вице-адмирал и генерал-майор рассмеялись – старшая сестра не посмотрит на чины и эполеты, они для нее всю жизнь остаются младшими, которых обязательно нужно воспитывать. – Так что никаких десантов.
– А если…
– Постарайся обойтись без «если». Хватит воевать… Не мы начали, но нам эту войну заканчивать.
– Уничтожением противника?
– Врага, Серега… врага!
Земля. Императорская резиденция «Дуброво». 3 августа 2103 года
Молчание иногда говорит больше слов. И чаще всего – откровеннее. Сейчас в нем грусть и горечь, чуточку ослабленные терпким привкусом времени. Грусть и горечь, которые чувствуются на пересохших губах и не смываются маленькими глотками старинного коньяка.
И тишина. Пение жаворонков в выцветшей синеве и стрекотание кузнечиков не нарушают ее, они часть той тишины. Как и ветер, пытающийся нахулиганить, но смущенно стихающий, едва коснувшись третьего стакана на столе – накрытого куском ржаного хлеба.
– Давай, вздрогнули! – Высокая даже в кресле, пожилая, но все еще красивая женщина встала первой. В такт движению качнулась переброшенная через плечо длинная русая коса с заплетенной в нее жемчужной нитью.
– Давай! – согласился седой мужчина с крестообразным шрамом на щеке, сидевший напротив нее, и тоже встал. – Мы помним и любим!
Выпили одновременно, похожими скупыми движениями.
– Сколько же лет прошло, Лен?
– А ты не помнишь?
– Помню, только до сих пор не могу поверить, что давно стал старше.
– Втрое.
– Да.
Опять молчание, только чуть шелестят листья кустов, закрывающих накрытый в саду стол от нескромных взглядов. Солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь старые яблони, играют друг с другом в догонялки, перепрыгивая с парадных эполетов седого мужчины на его шашку в потертых ножнах и с простой, без украшений, рукоятью.
– Садись. – Еле слышно скрипнули плетеные кресла. – Ты сам-то как?
– Я писал.
– Писал? – Женщина усмехнулась. – Андрей, это свинство, называть официальные рапорты и доклады письмами.
– Но…
– Молчи! Родной брат, называется. Неужели нельзя черкнуть пару строчек просто о себе? Даже о рождении твоих правнуков узнаю из сети.
– А сама?
– Моя жизнь и так у всех на виду, как на подиуме. Что там может быть нового?
– Так я в прошлом году все рассказывал… и в позапрошлом. Между прочим, меня жена видит реже, чем ты.
– Ругается?
– Пока нет.
– Повезло… а мой ворчит постоянно, да еще ревновать начал.
– Даешь повод?
– С ума сошел? Мы, Саргаи, однолюбы. Тем более – не в моем возрасте давать какие-либо поводы.
– Надо было мужа себе с детства воспитывать.
– Смейся, воспитатель хренов. А кого твоя Танька до пяти лет мамой называла?
– Так война…
– Ага, а у остальных только балы с маскарадами. Кстати, почему Сашке отпуск не даешь?
– Сам не хочет.
– Все ищет последнюю?
– В найденных на кораблях документах четко сказано – четыре планеты.
– И на трех после вашего визита даже в океанах жизни не осталось…
– Предлагаешь вызывать на дуэль?
– Нет, но все же как-то не по себе.
– Стареем, сестренка. Стареем и становимся добрее. Внуки, что ли, так действуют?
– Я похожа на старуху? – Женщина преувеличенно укоризненно покачала головой.
– Ну что вы, Ваше Императорское Величество, даже звезды меркнут перед вашим великолепием.
– Льстите, товарищ генерал-адмирал? Грубо, гнусно и свински льстите.
– А уши тебе не надрать?
– За что?
– За все! И не груби старшему брату!
Оба рассмеялись, и вместе со смехом уходили потихонечку грусть и горечь давней потери. Они вернутся, вернутся через неделю, через месяц… будут напоминать о себе ежечасно… пусть.
Но пройдет год, опять появится стол в этом саду, и тишина встанет часовым у простого граненого стакана, накрытого горбушкой ржаного хлеба. Так будет всегда. Так будет везде. Сегодня – День Чертобоя-старшего.
А начиналось все давным-давно…
И тишина. Пение жаворонков в выцветшей синеве и стрекотание кузнечиков не нарушают ее, они часть той тишины. Как и ветер, пытающийся нахулиганить, но смущенно стихающий, едва коснувшись третьего стакана на столе – накрытого куском ржаного хлеба.
– Давай, вздрогнули! – Высокая даже в кресле, пожилая, но все еще красивая женщина встала первой. В такт движению качнулась переброшенная через плечо длинная русая коса с заплетенной в нее жемчужной нитью.
– Давай! – согласился седой мужчина с крестообразным шрамом на щеке, сидевший напротив нее, и тоже встал. – Мы помним и любим!
Выпили одновременно, похожими скупыми движениями.
– Сколько же лет прошло, Лен?
– А ты не помнишь?
– Помню, только до сих пор не могу поверить, что давно стал старше.
– Втрое.
– Да.
Опять молчание, только чуть шелестят листья кустов, закрывающих накрытый в саду стол от нескромных взглядов. Солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь старые яблони, играют друг с другом в догонялки, перепрыгивая с парадных эполетов седого мужчины на его шашку в потертых ножнах и с простой, без украшений, рукоятью.
– Садись. – Еле слышно скрипнули плетеные кресла. – Ты сам-то как?
– Я писал.
– Писал? – Женщина усмехнулась. – Андрей, это свинство, называть официальные рапорты и доклады письмами.
– Но…
– Молчи! Родной брат, называется. Неужели нельзя черкнуть пару строчек просто о себе? Даже о рождении твоих правнуков узнаю из сети.
– А сама?
– Моя жизнь и так у всех на виду, как на подиуме. Что там может быть нового?
– Так я в прошлом году все рассказывал… и в позапрошлом. Между прочим, меня жена видит реже, чем ты.
– Ругается?
– Пока нет.
– Повезло… а мой ворчит постоянно, да еще ревновать начал.
– Даешь повод?
– С ума сошел? Мы, Саргаи, однолюбы. Тем более – не в моем возрасте давать какие-либо поводы.
– Надо было мужа себе с детства воспитывать.
– Смейся, воспитатель хренов. А кого твоя Танька до пяти лет мамой называла?
– Так война…
– Ага, а у остальных только балы с маскарадами. Кстати, почему Сашке отпуск не даешь?
– Сам не хочет.
– Все ищет последнюю?
– В найденных на кораблях документах четко сказано – четыре планеты.
– И на трех после вашего визита даже в океанах жизни не осталось…
– Предлагаешь вызывать на дуэль?
– Нет, но все же как-то не по себе.
– Стареем, сестренка. Стареем и становимся добрее. Внуки, что ли, так действуют?
– Я похожа на старуху? – Женщина преувеличенно укоризненно покачала головой.
– Ну что вы, Ваше Императорское Величество, даже звезды меркнут перед вашим великолепием.
– Льстите, товарищ генерал-адмирал? Грубо, гнусно и свински льстите.
– А уши тебе не надрать?
– За что?
– За все! И не груби старшему брату!
Оба рассмеялись, и вместе со смехом уходили потихонечку грусть и горечь давней потери. Они вернутся, вернутся через неделю, через месяц… будут напоминать о себе ежечасно… пусть.
Но пройдет год, опять появится стол в этом саду, и тишина встанет часовым у простого граненого стакана, накрытого горбушкой ржаного хлеба. Так будет всегда. Так будет везде. Сегодня – День Чертобоя-старшего.
А начиналось все давным-давно…
Глава 1
– Слева двое, – шепот идущего сзади Андрея прозвучал неожиданно громко и заставил внимательнее всмотреться вперед.
Ага, теперь и сам вижу: пара тваренышей затаилась под старой ольхой в самом начале насыпи. Значит, где-то рядом еще один. Такое ощущение, что в этом году гадины значительно поумнели и сменили тактику – если в прошлые годы они предпочитали охотиться в одиночку, то сейчас группируются в тройки. И так с начала весны. Тревожный звонок… Какая пакость ожидает нас в ближайшем будущем? Гадство… И крупнее стали. Серая короткая шерсть лоснится… Отожрались? Но где?
– Задницу мне прикрой.
– Хорошо, пап. – Сын согласно кивает и, присев на одно колено, кладет перед собой здоровенный тесак.
Осторожный он у меня. Правильный. Впрочем, другие здесь и не выживают. Точнее сказать, другие вообще нигде не выжили. Схарчили их твареныши на первое, второе и третье.
– Готов? Работаем! – Я сделал быстрый шаг вперед, и звери, спровоцированные резким движением, бросились.
Размером с крупную кошку, они отличались завидной прыгучестью. Сволочи… Первого снял выстрелом в упор, тут же за спиной бабахнула двустволка Андрея и послышалась сдавленная ругань. Оборачиваюсь – последний перемахнул через меня и сейчас повис у сына на спине, пытаясь добраться до шеи сквозь кольчужный воротник.
– Замри! – Широкий тесак перерубил бестию пополам, стукнув о пластины бронежилета. – Ты как?
– Вроде бы не достал… Расцепишь?
– Ага… пригнись чуток.
Челюсти поддавались с трудом, несмотря на то что голова твареныша висела, а туловище валялось в дорожной пыли отдельно от нее. Это почти всегда так – иной раз приходится выбивать застрявшие зубы и вытаскивать их уже дома по одному. Если, конечно, повезет и они не доберутся до тела. Тогда есть часа полтора на то, чтобы вырезать зазубренные клыки из раны. Потом поздно – стремительно начинающееся разложение не оставляет ни одного шанса. Сколько так народу в первый год потеряли…
– Осторожнее, пап, – попросил Андрей, когда тесак, откованный мной из старой «уазовской» рессоры, заскрежетал по воротнику.
– Что такое?
– Не поломай, в Грудцино сменяем на что-нибудь.
Узнаю родную кровь – такой же хозяйственный. А что, дело неплохое, за целую, не разбитую башку можно выручить литр бензина или два патрона двенадцатого калибра. Хотя с тамошнего председателя и три стрясти не грех, все равно у него порох говеный и навеска маловата. Не иначе сам снаряжает. Да нам и такие сойдут, самошлепные, не по тарелочкам на призы стрелять.
– Не вертись, говорю! – Трофей упал под ноги. – Точно не прокусил?
– Не-а. – Сын покрутил головой и достал из кармана полиэтиленовый пакет. – Других посмотрим? Я-то своего, кажись, только понизу зацепил.
Кажись, блин! Вот из-за такого «кажись» месяц назад в рейде на Ворсму Валерка Мыц погиб – недобитый твареныш забился под печку и ночью попросту перегрыз ему глотку. Считай, повезло… обычно с живота жрать начинают. Хотя чего это ворчу? А сам? Упустил последнего? Как сопливый пацан… Расскажи кому, так не поверят – Чертобой-старший умудрился не заметить зверушку, проскочившую над головой!
– Сейчас глянем.
Но сначала зарядить ружье. В нынешние времена это первейшее дело – можно про обед забыть, но не про пустой второй ствол. Нынешние… поганые, честно скажу, времена… Ладно, чего рассопливился, старый пень? Тебе еще как медному котелку… Пока детей на ноги не поднимешь. Своих и чужих. Да и те, пожалуй, давно своими стали.
– Ну, показывай.
Да, действительно, Андрей своего зацепил краешком. Но качественно – задние лапы с половиной брюха оторваны начисто. Ну и хрен с ними, все равно там ничего ценного нет. А вот башка пригодится – из слюнных желез тваренышей варят «ведьмино зелье». Название для новичка звучит страшновато, но на самом деле это обычное противоядие от укусов зверей. Именно оно и позволяет продержаться те самые полтора часа. Иначе – жопа, полная и неотвратимая. Вопреки расхожему мнению, твари редко заедают свою жертву сразу, предпочитают подождать несколько минут, когда яд парализует добычу, но еще не убьет окончательно. И вот тогда у живого… Неподвижного, но все осознающего… Насмотрелся я таких…
– Тару подставляй. – Еще одна голова упала в мешок. – Моего потрошить будем?
Последний отыскался уже за дорожной насыпью, там как раз грунтовка выходила на асфальт, и твареныш лежал на обочине, немного не долетев до зарослей чертополоха.
– После тебя его только на котлеты, в сухарях еще обвалять, – прокомментировал сын удачный выстрел.
– При матери такое не ляпни!
– Что уж я, совсем без понятия? – усмехнулся Андрей.
Да, сейчас можно смеяться… но только между собой. Вот в первую зиму было вовсе не до смеха, особенно ближе к весне, когда из всех продуктов осталась только картошка да несколько мешков зерна – что успели заготовить на полях до холодов. Мы вставали на лыжи и уходили на охоту за зайцами. Так, во всяком случае, говорили, принося домой освежеванные тушки. Если снять шкуру и отрубить голову с лапами, то заяц как заяц. Вкус, конечно, гадостный, но многие ли пробовали раньше, чтобы теперь сравнить? Ружей у нас тогда не было – первое удалось разыскать позднее, когда набрались храбрости дойти до Солонского. А потому ловили тваренышей на живца. Впрочем, бывали моменты, когда живцами становились оба – и я, и Андрей. Раз зажали нас в ложбинке, в аккурат на стыке Павловского и Богородского районов… Это по-старому, нынче-то какие на хер районы… Чуть отмахались самодельными саблями против двух десятков. Но ни до того, ни после они в стаи никогда не собирались – наверное, от бескормицы, как раз за неделю прошли три сильных снегопада, и немногие уцелевшие за зиму люди нос на улицу не высовывали. А в лесу давно все прижрали – кабаньих следов не видели ни разу. Кстати, и остальных. Просто не повезло тогда. Или повезло, кто знает.
После того побоища стало чуть полегче, да и кое-какая уверенность в своих силах появилась. И иммунитет к яду… Так уж получилось – они хотели сожрать нас, мы сожрали их… Выжил сильнейший. Такое вот поганое житие.
– Пошли? – Андрей пнул растерзанную тушку носком сапога.
– Погоди, хоть железы вырезать надо.
– Да ну их… пачкаться из-за мелочи.
Нет, поторопился я, называя его хозяйственным. Эх, молодость! Нет еще здорового куркулизма, который заставляет думать о будущем, не обязательно светлом, складывать патроны в заветный сундучок дочери на приданое, запрещает выбрасывать стреляные гильзы и сломанные лопаты. Сейчас нет и не должно быть такого слова – мелочь. Да, сегодня она и на фиг не нужна, а завтра какой-нибудь сраный дополнительный патрон спасет собственную задницу.
Аккуратно, стараясь не забрызгаться, разрубаю голову твареныша пополам. Брезгливости давно уже нет, но в Грудцино люди мнительные, и заляпанного кровью промурыжат на воротах не меньше часа, заставляя пройти таинственную дезинфекцию. В чем она заключается, так никто и не знает, потому что после сидения взаперти на КПП все равно выпускают, но когда в селе единственная действующая больница на всю округу… Выпендриваются. Андрей тоже помнит о возможной тягомотине и уже снял куртку, надетую поверх бронежилета. Но с собой не взял – ровно сложил и придавил камнем у обочины. Все правильно, заберем на обратном пути, здесь воровать просто некому.
– По сторонам поглядывай!
– Да ладно, пап, чай, не в городе, где они толпами ходят.
– И все равно…
Это я уже из вредности – пусть хоть чем-нибудь займется, пока добычу потрошу. Тут действительно все охотничьи территории поделены, и еще пару дней будет относительно безопасно. Если только… Нет, о таком варианте событий даже думать не хочется.
– Андрей, ножик дай, пожалуйста.
– А чего моим? – возмущается сын, но тянет из-за голенища сапога финку.
Знаю, жалко. Только нам еще шлепать туда-обратно километров сорок, и даже если пообедаем у дяди Вани в Грудцино, то все равно придется останавливаться на привал. Один нож оставим чистым – хлеб резать.
Вот они, эти железы – узкое лезвие с легким хрустом разрезает нёбо твареныша. Там, почти вплотную к верхней челюсти, два твердых шарика размером с лесной орех. Так было почти всегда, за исключением…
– Бля-а-а… пустые!
Это могло означать только одно – с утра твареныши успели кого-то сожрать. Вот задница… До нашего поселения здесь километров пять, Фроловское и Полянское опустели в первый год после Нашествия, значит… Или кого-то из наших, или гусевских задрали – больше некого.
– Давай связь.
Но Андрей и без напоминаний снял с пояса рацию:
– База, ответь Чертобоям.
– Сотский слушает! – почти сразу же послышалось в ответ. – Что у вас? Вы где?
– Вышли с грунтовки на асфальт, взяли две с половиной головы, все пустые.
– Мать!!! – прохрипела старенькая китайская «Моторола». – Дай отца.
– На связи. – Я взял аппарат. – Валера, наши все на месте?
– Вроде бы все, Михалыч, – в голосе председателя звучали сомнения. – Четверых только послал на озеро сети проверять. Но сам же знаешь – твареныши в воду не полезут.
– Давно ушли?
– Сразу после вас. Думаешь, по дороге перехватили?
– Хрен знает. Связь с ними есть?
– Откуда…
Да, действительно, у нас на все поселение шесть раций. Одна всегда наша, еще дома у Ольги, а четыре оставшиеся обычно достаются группам прикрытия полеводов. Там не меньше двадцати человек одновременно выходят, так что рыбакам просто не достанется. Это зимой, когда заморную щуку из-подо льда берут, еще может быть, но не сейчас.
– Ладно, Валер, заглянем на озеро по пути. Вроде бы выстрелов не слышали. Они с оружием?
– Из серьезного – только у твоей Ленки «Сайга», а остальные с «калашами».
Блядь… час от часу не легче! Мало того, что младшая дочь на рыбалку отправилась, так еще и в сопровождении почти что безоружных. Это против человека автомат Калашникова является весомым аргументом, но попробуйте из него остановить нападающего звереныша. Не спорю – очередь из весла калибром 7,62, три десятка которых сменяли у вояк из Шумиловской дивизии на десять тонн картошки, разорвет зверя на клочки, но попробуй, бля, попасть! Именно поэтому мы давно предпочитаем обыкновенные охотничьи ружья – дуплетом порой удавалось зацепить всю тройку.
– Валера, – прошу Сотского, – предупреди дядю Ваню в Грудцино, что мы задержимся и будем выходить со стороны Болдырево.
– Добро, – откликнулся председатель и, прежде чем отключиться, предложил то, о чем я и сам хотел попросить: – Ольге пока не скажу.
– Спасибо, Валер…
– Да чего там…
Выключаю рацию и протягиваю Андрею. Он в нашей семейной паре штатный радист – зря, что ли, перед армией успел радиотехнический колледж закончить. Правда, мой стаж радиолюбителя-коротковолновика уже за тридцатник перевалил – помню, как юным пионером на коллективной станции УК3ТАГ, что в бывшей пожарной каланче на улице Глеба Успенского, связывался с олимпийской Москвой. И даже карточки-подтверждения до сих пор дома лежат.
Дома… где он теперь, наш дом? Так и придется дожить жизнь вечным дачником.
– К озеру идем? – уточнил Андрей и вытряхнул из пакета бесполезные головы тваренышей.
– Угу… – Я пнул одну башку, которая даже мертвая зло смотрела остекленевшими глазами и скалила пасть. – Готов?
– Как пионер.
Он уже не застал юных ленинцев, родившись за год до развала СССР, но имел в виду именно это, старое значение. Нынешняя пионерская организация в поселении – всего лишь попытка хоть как-то упорядочить буйное и опасное любопытство подрастающего поколения. И научить выживать.
Чтобы попасть к озеру, нам нужно было вернуться километра на два назад. Там, по краю заросшего оврага, уходила грунтовка на Болдырево, такую же заброшенную деревню, какой было когда-то и наше Дуброво. Если по прямой, как вороны летают, то ходу не больше пятнадцати минут, вот только прямые дороги сейчас гарантированно заканчиваются в желудках у тваренышей. Невысокий березняк, за три года заполонивший необрабатываемые поля, идеальное место для их охоты. Нельзя, конечно, сказать, что толпами ходят, все-таки повыбили изрядно, но лучше не соваться.
Через полчаса будем на месте, быстрее все равно нельзя. Зрение у зверей чем-то напоминает лягушачье – видят только движущиеся объекты, а любой резкий жест или быстрый шаг провоцирует на нападение. Правда, в отличие от лягушек, обладают великолепным нюхом, и если уж добыча попалась на глаза, дальше могут преследовать по запаху.
Болдырево встретило нас привычной тишиной, только ветер шумел в вершинах старых тополей. Все, как всегда – покосившиеся бревенчатые домики под четырехскатными крышами и жестяными голубками на них смотрят на улицу темными пустыми окнами, лишь кое-где заколоченными листами ржавого железа. Деревня умерла давным-давно, в семидесятые, и причиной тому стало стихийное бедствие, известное как «укрупнение колхозов». Много таких в округе – если посмотреть на карту, то найдешь не меньше двух десятков только в Павловском районе, с обозначенными пунктиром дорогами между ними. Впрочем, именно относительная безлюдность и позволила нам пережить самое начало Нашествия, когда не только в городах, но и в более-менее населенных местах творился ад.
Я шел чуть впереди, контролируя левую сторону, так как правый глаз до сих пор плохо видел после встречи с залетными мародерами. И такое у нас бывает – люди злейшие из хищников, а посеченная осколками морда еще не самый худший вариант при взрыве гранаты в тесном помещении. Андрей привычно отстал шагов на пять, прикрывая спину, и постоянно оглядывался, как летчик-истребитель времен Великой Отечественной.
Единственная улица нырнула под горку и закончилась. Можно вздохнуть с облегчением. Но и расслабляться рановато – вот здесь на повороте, где густые заросли терновника выходят чуть ли не на дорогу, неделю назад тройка тваренышей устроила засаду. Нет, однозначно этим летом зверье стало умнее.
Сегодня обошлось без сюрпризов. Внизу показалось длинное, вытянутое с юга на север озеро, название которого я не удосужился узнать и в более спокойные времена. Озеро и озеро, одно из немногих в области, куда не попал вездесущий ротан. Потому здесь еще оставалась нормальная рыба – щука, карась, окунь. Немалое, между прочим, подспорье в нашем хозяйстве. От воды потянуло свежестью, чуть приправленной запахом тины. Тишина и благолепие, даже жаворонки в безоблачном небе.
И тут же, разрушая идиллию, впереди бабахнул узнаваемый выстрел «Сайги». Сразу же за ним несколько автоматных очередей, длинных, на половину магазина.
– Стой! – Я успел перехватить рванувшегося вперед Андрея. – Не бежать!
– Но там же…
– Знаю. Пока стреляет – жива.
В подтверждение моих слов карабин выстрелил дважды, потом, после короткой паузы, еще раз. Молодец девчонка! А вот автоматчики нервничают, только один бьет короткими, остальные садят почем зря.
– Берем правее.
Озеро почти со всех сторон окружено зарослями камыша вперемешку с ольховником, и только в одном месте, где встречаются два оврага, крутой берег отступает от воды, образуя длинный и широкий пляж. Нам туда – нашим рыбакам больше негде накачать надувные лодки и перебрать сети. И как раз оттуда доносятся выстрелы.
– Справа!
Среагировать не успеваю – Андрей бьет с двух стволов, сняв на лету бросившегося с пригорка твареныша.
– Да чтоб…
Еще один с громадной скоростью несется прямо на нас. Его снес в упор и кручу головой – где-то должен быть еще один.
– Слева!
– Вижу! – Третий твареныш ползет по траве, волоча задние лапы и оставляя за собой кровавую полосу. Это, видимо, от него отвлекали внимание предыдущие. Странно, никогда не замечал раньше у зверей способности к самопожертвованию.
Сын добивает подранка тесаком и отшвыривает в сторону:
– Автоматная пуля.
– Ага…
Следующий пригорок обходим осторожно, и вот уже за ним пляж…
– Мать за ногу!
Я тоже такого раньше не видел – не меньше сотни тваренышей собралось на берегу. Рыбаки, слава богу, успели спустить лодки на воду и сейчас лупят со всех стволов. А чуть в стороне десятка два хищников собирают из веток какое-то подобие плота – и этого еще ни разу не приходилось наблюдать.
– Бей по тем строителям!
– Понял! – Андрей опять саданул дуплетом. Знает, что я всегда стараюсь держать один ствол в запасе, и он успеет перезарядить ружье.
Рыбаки с лодок тоже перенесли огонь на новую цель, только Ленка, восторженно что-то крича, продолжает обстреливать берег прямо перед собой, где из-за скопившихся в одном месте тваренышей промахнуться было невозможно. Безбашенная девчонка – в двенадцать лет собственная смерть кажется чем-то нереальным и фантастическим, а жизнь – увлекательным, хотя порой и кровавым спортом. Да, и ей уже приходилось хоронить друзей и ровесников, но заколоченные наглухо гробы в детской психике никогда не примеряются на себя.
Хотя, надо отдать должное, мою дочь не упрекнешь в излишней лихости или неосторожности. Вот и сейчас, реально оценивая возможности своего оружия, выбрала ближайшую цель, которой способна нанести максимальный ущерб. Сколько у нее с собой патронов?
– Сзади!
Бабах! Андрей сносит подобравшегося со спины твареныша. Да откуда их тут столько? Бабах! Следующий выстрел сносит сразу двоих. Добивать некогда. Потом, если останемся живы.
– Чертобой, ответь базе! – совершенно некстати захрипела рация. – Чертобой – базе!
Некогда. Отвечать некогда – еще не меньше десятка лезут прямо в лоб. Дуплет. Переломить. Зарядить. Дуплет… Гильзы на хрен… Переломить. Зарядить. Дуплет… На спину падает что-то тяжелое, и тут же резкий удар по бронежилету. Андрей зло скалится, смахивая с приклада красно-серое месиво. Переломить. Зарядить…
Ага, теперь и сам вижу: пара тваренышей затаилась под старой ольхой в самом начале насыпи. Значит, где-то рядом еще один. Такое ощущение, что в этом году гадины значительно поумнели и сменили тактику – если в прошлые годы они предпочитали охотиться в одиночку, то сейчас группируются в тройки. И так с начала весны. Тревожный звонок… Какая пакость ожидает нас в ближайшем будущем? Гадство… И крупнее стали. Серая короткая шерсть лоснится… Отожрались? Но где?
– Задницу мне прикрой.
– Хорошо, пап. – Сын согласно кивает и, присев на одно колено, кладет перед собой здоровенный тесак.
Осторожный он у меня. Правильный. Впрочем, другие здесь и не выживают. Точнее сказать, другие вообще нигде не выжили. Схарчили их твареныши на первое, второе и третье.
– Готов? Работаем! – Я сделал быстрый шаг вперед, и звери, спровоцированные резким движением, бросились.
Размером с крупную кошку, они отличались завидной прыгучестью. Сволочи… Первого снял выстрелом в упор, тут же за спиной бабахнула двустволка Андрея и послышалась сдавленная ругань. Оборачиваюсь – последний перемахнул через меня и сейчас повис у сына на спине, пытаясь добраться до шеи сквозь кольчужный воротник.
– Замри! – Широкий тесак перерубил бестию пополам, стукнув о пластины бронежилета. – Ты как?
– Вроде бы не достал… Расцепишь?
– Ага… пригнись чуток.
Челюсти поддавались с трудом, несмотря на то что голова твареныша висела, а туловище валялось в дорожной пыли отдельно от нее. Это почти всегда так – иной раз приходится выбивать застрявшие зубы и вытаскивать их уже дома по одному. Если, конечно, повезет и они не доберутся до тела. Тогда есть часа полтора на то, чтобы вырезать зазубренные клыки из раны. Потом поздно – стремительно начинающееся разложение не оставляет ни одного шанса. Сколько так народу в первый год потеряли…
– Осторожнее, пап, – попросил Андрей, когда тесак, откованный мной из старой «уазовской» рессоры, заскрежетал по воротнику.
– Что такое?
– Не поломай, в Грудцино сменяем на что-нибудь.
Узнаю родную кровь – такой же хозяйственный. А что, дело неплохое, за целую, не разбитую башку можно выручить литр бензина или два патрона двенадцатого калибра. Хотя с тамошнего председателя и три стрясти не грех, все равно у него порох говеный и навеска маловата. Не иначе сам снаряжает. Да нам и такие сойдут, самошлепные, не по тарелочкам на призы стрелять.
– Не вертись, говорю! – Трофей упал под ноги. – Точно не прокусил?
– Не-а. – Сын покрутил головой и достал из кармана полиэтиленовый пакет. – Других посмотрим? Я-то своего, кажись, только понизу зацепил.
Кажись, блин! Вот из-за такого «кажись» месяц назад в рейде на Ворсму Валерка Мыц погиб – недобитый твареныш забился под печку и ночью попросту перегрыз ему глотку. Считай, повезло… обычно с живота жрать начинают. Хотя чего это ворчу? А сам? Упустил последнего? Как сопливый пацан… Расскажи кому, так не поверят – Чертобой-старший умудрился не заметить зверушку, проскочившую над головой!
– Сейчас глянем.
Но сначала зарядить ружье. В нынешние времена это первейшее дело – можно про обед забыть, но не про пустой второй ствол. Нынешние… поганые, честно скажу, времена… Ладно, чего рассопливился, старый пень? Тебе еще как медному котелку… Пока детей на ноги не поднимешь. Своих и чужих. Да и те, пожалуй, давно своими стали.
– Ну, показывай.
Да, действительно, Андрей своего зацепил краешком. Но качественно – задние лапы с половиной брюха оторваны начисто. Ну и хрен с ними, все равно там ничего ценного нет. А вот башка пригодится – из слюнных желез тваренышей варят «ведьмино зелье». Название для новичка звучит страшновато, но на самом деле это обычное противоядие от укусов зверей. Именно оно и позволяет продержаться те самые полтора часа. Иначе – жопа, полная и неотвратимая. Вопреки расхожему мнению, твари редко заедают свою жертву сразу, предпочитают подождать несколько минут, когда яд парализует добычу, но еще не убьет окончательно. И вот тогда у живого… Неподвижного, но все осознающего… Насмотрелся я таких…
– Тару подставляй. – Еще одна голова упала в мешок. – Моего потрошить будем?
Последний отыскался уже за дорожной насыпью, там как раз грунтовка выходила на асфальт, и твареныш лежал на обочине, немного не долетев до зарослей чертополоха.
– После тебя его только на котлеты, в сухарях еще обвалять, – прокомментировал сын удачный выстрел.
– При матери такое не ляпни!
– Что уж я, совсем без понятия? – усмехнулся Андрей.
Да, сейчас можно смеяться… но только между собой. Вот в первую зиму было вовсе не до смеха, особенно ближе к весне, когда из всех продуктов осталась только картошка да несколько мешков зерна – что успели заготовить на полях до холодов. Мы вставали на лыжи и уходили на охоту за зайцами. Так, во всяком случае, говорили, принося домой освежеванные тушки. Если снять шкуру и отрубить голову с лапами, то заяц как заяц. Вкус, конечно, гадостный, но многие ли пробовали раньше, чтобы теперь сравнить? Ружей у нас тогда не было – первое удалось разыскать позднее, когда набрались храбрости дойти до Солонского. А потому ловили тваренышей на живца. Впрочем, бывали моменты, когда живцами становились оба – и я, и Андрей. Раз зажали нас в ложбинке, в аккурат на стыке Павловского и Богородского районов… Это по-старому, нынче-то какие на хер районы… Чуть отмахались самодельными саблями против двух десятков. Но ни до того, ни после они в стаи никогда не собирались – наверное, от бескормицы, как раз за неделю прошли три сильных снегопада, и немногие уцелевшие за зиму люди нос на улицу не высовывали. А в лесу давно все прижрали – кабаньих следов не видели ни разу. Кстати, и остальных. Просто не повезло тогда. Или повезло, кто знает.
После того побоища стало чуть полегче, да и кое-какая уверенность в своих силах появилась. И иммунитет к яду… Так уж получилось – они хотели сожрать нас, мы сожрали их… Выжил сильнейший. Такое вот поганое житие.
– Пошли? – Андрей пнул растерзанную тушку носком сапога.
– Погоди, хоть железы вырезать надо.
– Да ну их… пачкаться из-за мелочи.
Нет, поторопился я, называя его хозяйственным. Эх, молодость! Нет еще здорового куркулизма, который заставляет думать о будущем, не обязательно светлом, складывать патроны в заветный сундучок дочери на приданое, запрещает выбрасывать стреляные гильзы и сломанные лопаты. Сейчас нет и не должно быть такого слова – мелочь. Да, сегодня она и на фиг не нужна, а завтра какой-нибудь сраный дополнительный патрон спасет собственную задницу.
Аккуратно, стараясь не забрызгаться, разрубаю голову твареныша пополам. Брезгливости давно уже нет, но в Грудцино люди мнительные, и заляпанного кровью промурыжат на воротах не меньше часа, заставляя пройти таинственную дезинфекцию. В чем она заключается, так никто и не знает, потому что после сидения взаперти на КПП все равно выпускают, но когда в селе единственная действующая больница на всю округу… Выпендриваются. Андрей тоже помнит о возможной тягомотине и уже снял куртку, надетую поверх бронежилета. Но с собой не взял – ровно сложил и придавил камнем у обочины. Все правильно, заберем на обратном пути, здесь воровать просто некому.
– По сторонам поглядывай!
– Да ладно, пап, чай, не в городе, где они толпами ходят.
– И все равно…
Это я уже из вредности – пусть хоть чем-нибудь займется, пока добычу потрошу. Тут действительно все охотничьи территории поделены, и еще пару дней будет относительно безопасно. Если только… Нет, о таком варианте событий даже думать не хочется.
– Андрей, ножик дай, пожалуйста.
– А чего моим? – возмущается сын, но тянет из-за голенища сапога финку.
Знаю, жалко. Только нам еще шлепать туда-обратно километров сорок, и даже если пообедаем у дяди Вани в Грудцино, то все равно придется останавливаться на привал. Один нож оставим чистым – хлеб резать.
Вот они, эти железы – узкое лезвие с легким хрустом разрезает нёбо твареныша. Там, почти вплотную к верхней челюсти, два твердых шарика размером с лесной орех. Так было почти всегда, за исключением…
– Бля-а-а… пустые!
Это могло означать только одно – с утра твареныши успели кого-то сожрать. Вот задница… До нашего поселения здесь километров пять, Фроловское и Полянское опустели в первый год после Нашествия, значит… Или кого-то из наших, или гусевских задрали – больше некого.
– Давай связь.
Но Андрей и без напоминаний снял с пояса рацию:
– База, ответь Чертобоям.
– Сотский слушает! – почти сразу же послышалось в ответ. – Что у вас? Вы где?
– Вышли с грунтовки на асфальт, взяли две с половиной головы, все пустые.
– Мать!!! – прохрипела старенькая китайская «Моторола». – Дай отца.
– На связи. – Я взял аппарат. – Валера, наши все на месте?
– Вроде бы все, Михалыч, – в голосе председателя звучали сомнения. – Четверых только послал на озеро сети проверять. Но сам же знаешь – твареныши в воду не полезут.
– Давно ушли?
– Сразу после вас. Думаешь, по дороге перехватили?
– Хрен знает. Связь с ними есть?
– Откуда…
Да, действительно, у нас на все поселение шесть раций. Одна всегда наша, еще дома у Ольги, а четыре оставшиеся обычно достаются группам прикрытия полеводов. Там не меньше двадцати человек одновременно выходят, так что рыбакам просто не достанется. Это зимой, когда заморную щуку из-подо льда берут, еще может быть, но не сейчас.
– Ладно, Валер, заглянем на озеро по пути. Вроде бы выстрелов не слышали. Они с оружием?
– Из серьезного – только у твоей Ленки «Сайга», а остальные с «калашами».
Блядь… час от часу не легче! Мало того, что младшая дочь на рыбалку отправилась, так еще и в сопровождении почти что безоружных. Это против человека автомат Калашникова является весомым аргументом, но попробуйте из него остановить нападающего звереныша. Не спорю – очередь из весла калибром 7,62, три десятка которых сменяли у вояк из Шумиловской дивизии на десять тонн картошки, разорвет зверя на клочки, но попробуй, бля, попасть! Именно поэтому мы давно предпочитаем обыкновенные охотничьи ружья – дуплетом порой удавалось зацепить всю тройку.
– Валера, – прошу Сотского, – предупреди дядю Ваню в Грудцино, что мы задержимся и будем выходить со стороны Болдырево.
– Добро, – откликнулся председатель и, прежде чем отключиться, предложил то, о чем я и сам хотел попросить: – Ольге пока не скажу.
– Спасибо, Валер…
– Да чего там…
Выключаю рацию и протягиваю Андрею. Он в нашей семейной паре штатный радист – зря, что ли, перед армией успел радиотехнический колледж закончить. Правда, мой стаж радиолюбителя-коротковолновика уже за тридцатник перевалил – помню, как юным пионером на коллективной станции УК3ТАГ, что в бывшей пожарной каланче на улице Глеба Успенского, связывался с олимпийской Москвой. И даже карточки-подтверждения до сих пор дома лежат.
Дома… где он теперь, наш дом? Так и придется дожить жизнь вечным дачником.
– К озеру идем? – уточнил Андрей и вытряхнул из пакета бесполезные головы тваренышей.
– Угу… – Я пнул одну башку, которая даже мертвая зло смотрела остекленевшими глазами и скалила пасть. – Готов?
– Как пионер.
Он уже не застал юных ленинцев, родившись за год до развала СССР, но имел в виду именно это, старое значение. Нынешняя пионерская организация в поселении – всего лишь попытка хоть как-то упорядочить буйное и опасное любопытство подрастающего поколения. И научить выживать.
Чтобы попасть к озеру, нам нужно было вернуться километра на два назад. Там, по краю заросшего оврага, уходила грунтовка на Болдырево, такую же заброшенную деревню, какой было когда-то и наше Дуброво. Если по прямой, как вороны летают, то ходу не больше пятнадцати минут, вот только прямые дороги сейчас гарантированно заканчиваются в желудках у тваренышей. Невысокий березняк, за три года заполонивший необрабатываемые поля, идеальное место для их охоты. Нельзя, конечно, сказать, что толпами ходят, все-таки повыбили изрядно, но лучше не соваться.
Через полчаса будем на месте, быстрее все равно нельзя. Зрение у зверей чем-то напоминает лягушачье – видят только движущиеся объекты, а любой резкий жест или быстрый шаг провоцирует на нападение. Правда, в отличие от лягушек, обладают великолепным нюхом, и если уж добыча попалась на глаза, дальше могут преследовать по запаху.
Болдырево встретило нас привычной тишиной, только ветер шумел в вершинах старых тополей. Все, как всегда – покосившиеся бревенчатые домики под четырехскатными крышами и жестяными голубками на них смотрят на улицу темными пустыми окнами, лишь кое-где заколоченными листами ржавого железа. Деревня умерла давным-давно, в семидесятые, и причиной тому стало стихийное бедствие, известное как «укрупнение колхозов». Много таких в округе – если посмотреть на карту, то найдешь не меньше двух десятков только в Павловском районе, с обозначенными пунктиром дорогами между ними. Впрочем, именно относительная безлюдность и позволила нам пережить самое начало Нашествия, когда не только в городах, но и в более-менее населенных местах творился ад.
Я шел чуть впереди, контролируя левую сторону, так как правый глаз до сих пор плохо видел после встречи с залетными мародерами. И такое у нас бывает – люди злейшие из хищников, а посеченная осколками морда еще не самый худший вариант при взрыве гранаты в тесном помещении. Андрей привычно отстал шагов на пять, прикрывая спину, и постоянно оглядывался, как летчик-истребитель времен Великой Отечественной.
Единственная улица нырнула под горку и закончилась. Можно вздохнуть с облегчением. Но и расслабляться рановато – вот здесь на повороте, где густые заросли терновника выходят чуть ли не на дорогу, неделю назад тройка тваренышей устроила засаду. Нет, однозначно этим летом зверье стало умнее.
Сегодня обошлось без сюрпризов. Внизу показалось длинное, вытянутое с юга на север озеро, название которого я не удосужился узнать и в более спокойные времена. Озеро и озеро, одно из немногих в области, куда не попал вездесущий ротан. Потому здесь еще оставалась нормальная рыба – щука, карась, окунь. Немалое, между прочим, подспорье в нашем хозяйстве. От воды потянуло свежестью, чуть приправленной запахом тины. Тишина и благолепие, даже жаворонки в безоблачном небе.
И тут же, разрушая идиллию, впереди бабахнул узнаваемый выстрел «Сайги». Сразу же за ним несколько автоматных очередей, длинных, на половину магазина.
– Стой! – Я успел перехватить рванувшегося вперед Андрея. – Не бежать!
– Но там же…
– Знаю. Пока стреляет – жива.
В подтверждение моих слов карабин выстрелил дважды, потом, после короткой паузы, еще раз. Молодец девчонка! А вот автоматчики нервничают, только один бьет короткими, остальные садят почем зря.
– Берем правее.
Озеро почти со всех сторон окружено зарослями камыша вперемешку с ольховником, и только в одном месте, где встречаются два оврага, крутой берег отступает от воды, образуя длинный и широкий пляж. Нам туда – нашим рыбакам больше негде накачать надувные лодки и перебрать сети. И как раз оттуда доносятся выстрелы.
– Справа!
Среагировать не успеваю – Андрей бьет с двух стволов, сняв на лету бросившегося с пригорка твареныша.
– Да чтоб…
Еще один с громадной скоростью несется прямо на нас. Его снес в упор и кручу головой – где-то должен быть еще один.
– Слева!
– Вижу! – Третий твареныш ползет по траве, волоча задние лапы и оставляя за собой кровавую полосу. Это, видимо, от него отвлекали внимание предыдущие. Странно, никогда не замечал раньше у зверей способности к самопожертвованию.
Сын добивает подранка тесаком и отшвыривает в сторону:
– Автоматная пуля.
– Ага…
Следующий пригорок обходим осторожно, и вот уже за ним пляж…
– Мать за ногу!
Я тоже такого раньше не видел – не меньше сотни тваренышей собралось на берегу. Рыбаки, слава богу, успели спустить лодки на воду и сейчас лупят со всех стволов. А чуть в стороне десятка два хищников собирают из веток какое-то подобие плота – и этого еще ни разу не приходилось наблюдать.
– Бей по тем строителям!
– Понял! – Андрей опять саданул дуплетом. Знает, что я всегда стараюсь держать один ствол в запасе, и он успеет перезарядить ружье.
Рыбаки с лодок тоже перенесли огонь на новую цель, только Ленка, восторженно что-то крича, продолжает обстреливать берег прямо перед собой, где из-за скопившихся в одном месте тваренышей промахнуться было невозможно. Безбашенная девчонка – в двенадцать лет собственная смерть кажется чем-то нереальным и фантастическим, а жизнь – увлекательным, хотя порой и кровавым спортом. Да, и ей уже приходилось хоронить друзей и ровесников, но заколоченные наглухо гробы в детской психике никогда не примеряются на себя.
Хотя, надо отдать должное, мою дочь не упрекнешь в излишней лихости или неосторожности. Вот и сейчас, реально оценивая возможности своего оружия, выбрала ближайшую цель, которой способна нанести максимальный ущерб. Сколько у нее с собой патронов?
– Сзади!
Бабах! Андрей сносит подобравшегося со спины твареныша. Да откуда их тут столько? Бабах! Следующий выстрел сносит сразу двоих. Добивать некогда. Потом, если останемся живы.
– Чертобой, ответь базе! – совершенно некстати захрипела рация. – Чертобой – базе!
Некогда. Отвечать некогда – еще не меньше десятка лезут прямо в лоб. Дуплет. Переломить. Зарядить. Дуплет… Гильзы на хрен… Переломить. Зарядить. Дуплет… На спину падает что-то тяжелое, и тут же резкий удар по бронежилету. Андрей зло скалится, смахивая с приклада красно-серое месиво. Переломить. Зарядить…