Сергей Шкенёв. Николай Негодник

   – Ладно, убирай своего матерщинника.
   – Сам дурак! – буркнул мешок, но сразу же заткнулся. Причем самым буквальным образом – сами собой завязались бантиком тесемки, и уменьшившийся в размерах кормилец запрыгнул к домовому в карман. Через некоторое время сонный голос произнес: – Догоняться вздумаете – будите, мигом организую.
   – С понятием товарищ, – одобрил Николай. И вздохнул с ностальгией: – Картошечки бы жареной сейчас.
   – Могу, – откликнулся самобраный друг. – Подумаешь, обычное заморское кушанье. Тебе в комплекте или как?
   Коля немного подумал и махнул рукой:
   – Давай в комплекте.
   И не прогадал. В комплект входили громадная сковорода с требуемым продуктом, а также тонко порезанное розовое сало, мелкие, с детский мизинец, соленые огурчики, соленая же селедочка, обложенная кольцами лука и политая подсолнечным маслом, истекающая жиром семга, рыжики величиной не больше пуговицы, квашеная капуста с яблоками и брусникой, и венчала коллекцию литровая бутылка «Смирновской» со льда.
   – Мешочек, – неожиданно севшим голосом позвал Шмелёв, – ты где водку взял?
   – Не твое дело! – последовал вежливый ответ. – Комплексный обед.
   – А может, там пара автоматов Калашникова завалялась?
   – Нет, я только по пропитанию работаю. Узкая специализация.
   На нет, как говорится, и суда нет. Коля с дрожью в руках хрустнул пробкой и разлил божественную жидкость по чарочкам. Серега настороженно принюхался к незнакомому продукту, резко выдохнул и профессионально выпил, занюхав рукавом.
   – А ничего, хорошо пошла. Как наше сгущенное вино, только помягче будет.
   – Разбавляют, наверное, – поддакнул Тимоха, но протянул емкость за второй порцией.
   А после третьей в мудрую голову волхва пришло озарение:
   – Слушай, Николай свет Васильевич, а чего нам самим-то дерьмо выпаривать, которое ты порохом именуешь? Мешок, а мешок, сможешь порох достать? Много?
   – А его едят? – донеслось из кармана.
   – Еще как едят. Тимоха, подтверди.
   – Что, опять новые снадобья на мне испытывать?
   – Надо, Тимофей, надо. А я тебе потом сапоги новые куплю.
   – Со скрипом?
   – Ага, и с серебряными подковами.
   – Тогда ладно, – согласился домовой и вопросительно взглянул на Николая: – А какой просить-то? Который вкуснее?
   – Пробовать нужно, – Коля пожал плечами. – Давай начнем с охотничьего, с бездымного.
   Новое утро принесло новые заботы, правда, волхв предпочел от них самоустраниться. Он с удобством устроился на скамеечке, привалившись к стене кузницы, и читал толстый фолиант в деревянной обложке, обтянутой крокодиловой кожей, изредка делая пометки на полях свинцовым карандашом. Окружающий мир для Сереги перестал существовать. Даже то, что Коля доламывал единственную в хозяйстве телегу, кузнеца не интересовало.
   – Чего нового пишут? – Николай отбросил кувалду, которая и была сегодня основным его инструментом, и присел рядом.
   – Нового? Ничего, это же Плиний.
   – Старший или Младший?
   – Он был один. А вот Геродотов – два. Или даже три, если считать их папу, тоже историка не из последних.
   – Надо же, – удивился Шмелёв, – а у нас считают наоборот.
   – Вы там, у себя, все переврали и перепутали, – Серега засмеялся и закрыл книгу. – Вот лет пятнадцать назад тоже к нам попала одна из ваших, наверное… Все звала Армению открывать. Или Америку? Не помню точно, молодой еще был…
   – И чего, открыли? – Коля от удивления даже позабыл про трубку, которую собрался закуривать. Сигареты у него кончились еще на прошлой неделе, но на торге у краснорожих купцов с перьями на голове удалось купить заморские травы, якобы лечебные. Но по вкусу – точно табак.
   – Да ты кури, не стесняйся. Это мне питания дымом не положено, – махнул рукой волхв, но на всякий случай переложил фолиант подальше. – О чем я? Ах да… Америка. Ну, отправили туда несколько кораблей… С купцами, с товарами, с воями… И не нашли никакой Америки. Нету ее, а на том месте все та же страна краснокожих, что и всегда была. Обманула ведьма.
   – А где она сейчас?
   – Кто, та страна?
   – Нет, попаданка…
   – Да ее тогда же и сожгли.
   – Ну вы и звери.
   – Мы? – удивился Серега. – Ты бы знал, насколько наш народ терпелив. Когда она объявила себя верховной ведьмой – стерпели. Назвала князя Георгия Всеволодовича темным властелином – смолчали. Попыталась оженить на себе германского императора – плюнули и отвернулись. Но эта сволочь захотела научить княгиню лесбийской любви… Тут уже терпение лопнуло.
   Николай прикурил от сохранившейся в кармане джинсов зажигалки, глубоко затянулся и с одобрением кивнул. Так ведьме и надо, поделом. Нет бы чего путное предложила, а прогрессорствовать, начитавшись женского фэнтези, – упаси Господь! Зато теперь стали понятны некоторые анахронизмы в разговорах волхва, да и остальных местных жителей. Вот оно, дурное влияние культуры будущего.
   – Шеф, доделывать будем? – Из зарослей крапивы вылез домовой с парой старых сапог в руках. – Или мне сначала куртуазии пошить?
   – Картузы, – поправил Николай. – Куртуазии – это гламур такой. А мне нужно во что-то порох насыпать.
   – Вот оно что, – протянул волхв. – А я все гадал, зачем это Тимоха по помойкам лазает, сапоги собирает. Вот только мой дедушка без всяких картузов обходился.
   – Чего он мог понимать в артиллерии? – возразил Шмелёв.
   – А ты понимаешь?
   – Нет, но у меня же послезнание. Что я, книжек не читал? Вот сейчас лафет доделаю, и к вечеру можно будет пушку испытывать.
   Серега почесал затылок и промолчал. Сломанную телегу жалко, но лошади в хозяйстве все равно не было, и чем-то нужно пожертвовать во имя прогресса. Тем более, если в книгах написано…
   К вечеру не успели, слишком много времени ушло на объяснения с соседями и уверения, что никто не видел пропавших сапог. И что волхвы не занимаются такой мелочью, как поиски пропавшей обуви. И за деньги не занимаются. Объяснились кое-как. А потом помогали Тимохе отрезать у добычи голенища и сшивать из них кожаные мешочки. А вот к утру ворота распахнулись, и из них вручную выкатили орудие, даже на вид выглядевшее очень грозным. Народу на улице по раннему времени не было совсем, а потому пушку доставили к кузнице без задержек.
   – Ну чего, заряжаем?
   – Давай сам, – Серега с сомнением посмотрел на медного монстра на колесах. – Нас с тобой не поубивает на фиг?
   – А меня? – пискнул домовой.
   – Тебя не жалко. Ну, так что, не убьет?
   – Да вроде бы не должно. Но на всякий случай запал из-за угла поджигать будем, – Коля сунул в жерло картуз и плотно утрамбовал его обломком оглобли. Потом подумал и добавил еще один.
   Волхв наблюдал за манипуляциями, не вмешиваясь в процесс, только глубокомысленно заметил:
   – Не маловато заряда будет?
   – Не знаю… Еще добавить? Это можно, Тимоха, давай.
   Домовой протянул мешочек, и Коля забил в пушку и его, прикрыв сверху большим комком трепаного льна, заменившего пыж. А вместо свинцовой картечи из экономии воспользовались мелкими камнями и обломками кирпичей. Опять пыж… Ну вот и готово.
   – Куда целить будем?
   – Давай вот в ту ветлу на берегу. А не то зашибем кого-нибудь.
   Некоторое время молча ворочали орудие, тщательно прицеливаясь. Не совсем, конечно, молча, – благодаря усердным стараниям Тимохи на линии выстрела оказывались то стоящие почти у самой Шолокши бани, то привязанные к лежащему бревну лодки, а то тяжелый купеческий струг, спешащий к славельской пристани. Наконец, правильное направление было выбрано.
   – Давай факел!
   – Сейчас, – Тимоха закончил обматывать просмоленной паклей длинную жердину и, просунув ее в окошко кузни, поджег от тлеющих со вчерашнего вечера углей в горне.
   – Кто не спрятался, я не виноват, – Николай сам зашел за угол и оттуда дотянулся до запальника.
   Порох выгорел с шипением и веселым свистом, но выстрела не последовало. Серега выбрался из-за поленницы, которую использовал в качестве укрытия, подошел к пушке и пренебрежительно сплюнул.
   – А я предупреждал, что все твои огнестрелы – пустая блажь. Видишь, не работает?
   – Кожа на картузы из голенищ пошла, – оправдывал неудачу Шмелёв. – Слишком толстая, сразу не прогорела. Нужно будет в следующий раз гвоздем проковырять.
   Волхв пожал плечами и пнул орудие. Оно неожиданно легко развернулось на колесах, уперлось прямо в кузницу и оглушительно грохнуло. Бревенчатую стену снесло вместе с расположенным за ней горном, вышибло следующую, и потерявшие опору стропила с треском сложились, похоронив под крышей развалины. А сама пушка, пролетев шагов пятьсот, пробила навылет чью-то баню. Из нее почти сразу же выскочил длиннобородый толстяк и, прикрывая веником все свои красоты, стремительно побежал в сторону города. Выбравшийся следом через пролом седой дед никуда убегать не стал, только недоуменно крутил головой по сторонам, пытаясь найти причину столь необычного катаклизма.
   – Все, Коля, доигрались. Чуть боярина Вечкана не ухлопали. Он у деда Михайлы свой прострел парил.
   – Клин клином вышибают, – ухмыльнулся Николай. – Мы же его бесплатно вылечили. Скачет, будто новенький.
 
   …Последствия испытаний не заставили себя долго ждать. Уже сразу после обеда, когда истомленные неправедными трудами мастера прилегли отдохнуть и вспомнить насыщенное бурными событиями сегодняшнее утро, сквозь щели забора заблестели островерхие шлемы дружинных воев. Их привел все тот же боярин, на этот раз одетый несмотря на погоду в роскошную шубу, крытую алым бархатом, и высокую бобровую шапку, которую уронил, зацепившись ею о навес калитки.
   – Вот они, хватай! – закричал Вечкан, увидев вышедших на крылечко Серегу с Николаем.
   Но дружинные явно не торопились, подходили к дому с опаской. Ведь слышали хорошо, при них боярин князю жаловался, что приютил-де кузнец дьявола у себя. И прозвание тому – Телегентус. А потому так прозвали, что припас мущинский у того дьявола размером с тележное колесо, и остальная справа ему под стать – толстая, длинная да медная. Хочет сей антихрист засеять землю семенем велиаловым, чтобы взросли всходы адовы на погибель князю и всему роду людскому.
   Потому и не спешили, за мечи не хватались. Да и с другой стороны глянуть – многие с Серегой еще детишками в голопузом детстве играли. Нешто он худого человека в дом пустит? Тут с разумением надо…
   – Здравы будьте, вои, – приветствовал их волхв. – С чем пожаловали? Нужда в чем, скорбь недужная али просто проведать?
   – И тебе здоровья, мастер, – откликнулся седобородый воин. Видимо, десятник, как догадался Николай. – И тебе поздорову, господин Телегентус.
   – Кто? – переспросил Шмелёв, набивавший табаком трубку.
   Серега вполголоса пояснил:
   – Да понимаешь, допытывались о тебе в городе. Вот я и сказал, что ты тоже кузнец, но сам ничего не делаешь, а только других учить умеешь, потому как интеллигент.
   – За интеллигента ответишь… У меня же профессия есть.
   – Но нужно было что-то людям говорить?
   – Чего стоите, рты разинув? – боярин подталкивал воев в спину. – За шкирку их да в яму!
   Десятнику до смерти не хотелось связываться с нечистой силой. Вот он стоит, глазами зыркает, глиняную штуковину грызет да облизывает. Вкусно ему, наверное. И, похоже, уже разозлился – из ноздрей дым валит. По всему видать – огнем питается. А вдруг и человечиной не побрезгует? Как бы совсем не осерчал, с умом нужно подходить.
   – Дело у нас к тебе, мастер, – осторожно начал старшина. – Послал князь узнать, что за грохот нынче сотворился у твоей кузни, куда она подевалась, да заодно проведать, отчего в бане дырка образовалась.
   – Баню они адовым удом порушили. Его удом, – Вечкан показал пальцем на Николая. – И сейчас то орудие на берегу Шолокши лежит. Я потрогал.
   – За что ты меня потрогал? – уточнил Коля. – Тебя что, на мужиков потянуло? Греческой любви захотелось?
   Вот тут толстяк и допустил роковую ошибку. Не перенеся злой насмешки и последовавшего за ней подробного комментария, от которого стыдливо покраснели даже сидящие на крыше вороны, он бросился в атаку. Тогда все и началось.

Глава 2

   Уж лучше бы на месте стоял, бородатый черт. Размахивать кулаками и ругаться по-гречески, поминая какую-то Анафему, видимо, родственницу, еще куда ни шло, но бегать… Вот и подвела Вечкана Чечевиковича его неумеренность в застольях. Надо бы под ноги смотреть, но борода, лежащая на животе параллельно земле, закрывала обзор, и он на полном ходу споткнулся о маленького черного котенка, выбежавшего посмотреть на необычное зрелище.
   Боярин упал, ткнув головой в спину стоявшего впереди воя, и тот сделал шаг вперед, наступив на ногу спустившемуся с крылечка Шмелёву. Коля грубого обращения не понимал и реагировал на него однообразно. От удара шлем обидчика улетел в крапиву, а самого его отбросило на лежащего на земле Вечкана.
   – Чего же мне сегодня так не везет? – раздался справа жалобный возглас волхва. А потом Серега не утерпел и тоже решил поучаствовать в народной забаве, заехав в ухо ближайшему вероятному противнику.
   – Наших бьют! – радостно завопил Никифор, пытаясь по привычке засучить рукава кольчуги.
   Но в бой вступить не успел – Николай, которому уже успели разбить нос и нижнюю губу, погасил крик ударом в зубы. Отлетевший старшина повалил еще одного соратника и изрядный кусок забора, но быстро очухался и бросился за отмщением, размазывая кровь по лицу. Но что может противопоставить воин, пусть даже и проведший в боях и походах половину жизни, человеку, способному забраться в переполненную маршрутку с пакетом спелых помидоров, читая при этом книгу и разговаривая по мобильнику?
   Пришелец из будущего посторонился, пропустив агрессора мимо себя, и отвесил вдогонку полновесного пендаля. А чуть в стороне проводили философский диспут представитель местной власти и служитель древнего культа. Уважая седины и вес своего оппонента, волхв не стремился к победе физической, предпочитая примат духа. Он попросту намотал длинную бороду боярина на кулак левой руки и пользовался им как щитом. В правой у кузнеца был зажат здоровенный дрын, выломанный из полуразрушенного старшиной забора. Именно эта дубина и служила орудием сдерживания, ибо побитые и оскорбленные стражники уже вытянули мечи из ножен. Видимо, хороший мордобой заставил вспомнить о служебном долге.
   – Ах вы, курвы! – попер на них Серега. – Это на честных людей с оружием?
   Шмелёв быстро огляделся по сторонам, но так и не понял, про кого это волхв говорит – посторонних во дворе не было. Зато на траве валялось брошенное кем-то из побитых воев копье. Черт возьми, какое же оно длинное и неудобное. Но в браконьерской юности, да и потом не так уж редко, Коле приходилось схватываться на веслах то с конкурентами, то с рыбинспекторами – вот и пригодилось старое умение. Копье в опытных руках завертелось, как пропеллер. Вот один из стражников отлетел в сторону, зажимая ладонями разбитое лицо. Вот другой получил удар под вздох и теперь судорожно пытался протолкнуть в легкие хоть чуточку воздуха.
   Громко стуча своей оглоблей по шлемам и кольчугам, к Николаю пробился Серега. На его рубахе были видны длинные порезы, кое-где подкрашенные красным, одно ухо распухло, а подбитый глаз горел азартом.
   – Ну, теперь нас точно Юрий Всеволодович в темницу упечет до конца жизни. А то и просто голову снимет.
   – За что?
   – А за вооруженный мятеж. Зря ты за копье схватился.
   – Да и хрен с ним, с князем, – ответил Коля, отбивая удар в живот. – Феодал доморощенный.
   – Зря ты так, – волхв присел, пропуская над головой просвистевший меч. – Он хороший, только очень впечатлительный. Кстати, к супротивнику вроде бы подмога пришла, нет?
   Во двор на самом деле набежало еще человек десять, обвешанных оружием с головы до ног. Черный котенок, наблюдавший за побоищем с обломков забора, испуганно зашипел и бросился искать защиты у Николая. Все коты в минуту опасности стараются оказаться как можно выше, вот и этот не стал исключением, он стремительно вскарабкался по штанине, потом по свитеру, путаясь когтями в крупной вязке, и крепко уцепился за плечо, не сваливаясь даже в круговерти драки.
   – Коля, к реке пробиваемся! – закричал волхв, которого уже вытеснили на улицу.
   – Ха, пробиваемся… драпать надо! – внес свои коррективы Шмелёв.
   Продолжение было с одобрением принято, и без глупого геройствования оба друга попытались броситься наутек. Серега только чуть задержался, поджидая Николая и одновременно отвлекая на себя появившуюся подмогу.
   – Лови их! – Из переулка неожиданно выскочили еще четверо.
   Беглецы влетели в воинов, как две городошные биты в посудный шкаф, и опустошения произвели соответствующие.
   – Вот вам, гадам! – кричал волхв. – Я таких всегда в сортире мочил!
   Услышав неведомое слово, погоня слегка приотстала, видимо, опасаясь колдовства и волхвования. Пришелец из будущего не преминул этим воспользоваться.
   – Трансвеститы недопеределанные!
   Дружинные еще сбавили шаг. Котенок на плече выгнулся дугой и зашипел.
   – И либералы, как мне подсказывают товарищи.
   Остановились.
   – Демократы ху… ху… художественные!
   Самые впечатлительные побледнели и стали пятиться назад. Стойкие еще нерешительно топтались на месте, но, услышав про оборотней в погонах, лысого кукурузника, коня в пальто и Ксению Собчак, и они перешли в отступление.
   – Говорил я тебе, Серега, что доброе слово сильнее меча, а ты не верил.
   – Когда говорил?
   – Не важно, – уклонился от прямого ответа Шмелёв. – Будем глаголом жечь сердца людей.
   – Угу, как раз сегодняшней речи и хватит на сожжение в срубе как самых настоящих колдунов. А у проклятых грекосов за такие дела нас бы в медном быке испекли.
   – Доберемся и до грекосов, – проворчал Николай. – Лучше скажи, куда нам теперь?
   – То, что в Славеле нельзя оставаться, и козе понятно. Повесят на нас всех собак, и мало не покажется. Я предлагаю некоторое время переждать в лесах за Шолокшей, а там видно будет. Или к булгарам уйдем, или в Персию.
   – Господи, а туда зачем?
   – За зипунами. Но сперва в леса…
   – Может, не надо, а? Это волхвам хорошо – солнышку кланяетесь, пням молитесь. А я без благ цивилизации просто не выживу.
   – Да какая у нас цивилизация…
   – Какая есть.
   – Так остаешься? – остановился Серега.
   – Сдурел? Мотаем отсюда!
   На берегу их уже поджидал домовой, отвязавший лодку от причала и вставивший весла в уключины. У его ног лежали объемистый кожаный мешок и длинный сверток с торчащими из него рукоятями мечей.
   «Хозяйственный малец», – одобрительно подумал Николай, но вслух строго проворчал:
   – Явился, не запылился. А где ты был, когда мы геройские подвиги совершали и кровь свою проливали?
   – Да я вот мешок в дорогу собрал, – оправдывался Тимоха. – А меня с собой возьмете?
   – Залезай, – разрешил волхв. – Чего взял?
   – Кольчуги там и денег малость. Куда же без денег-то? И оружие прихватил. Нам, героям, без него никак.
   Отчалили без хлопот и проблем – быстрое течение добавило скорости, и минут через двадцать лодка скрылась за поросшим вербами островом. Тишь да благодать на вечерней реке, только раздастся порой мощный всплеск жереха, гоняющего мелочь, да стерлядки на самом стрежне выскакивают из воды по им одним известным надобностям. Даже наглые чайки, называемые здесь мартышками, утихомирились и мерзкими криками своими не мешали наслаждаться тихими прелестями неспешного разговора, прерываемого дегустацией приятных пустяков, извлекаемых домовым из волшебного мешка.
   Но как бы хорошо ни было в пути, солнце, уже наполовину спрятавшееся за лес, покрывающий правый, гористый берег Шолокши, заставило озаботиться поиском ночлега. Приглядели издалека поляну, будто специально созданную для усталых путников. Сбегающие к воде деревья в этом месте расступались, мягкая травка сама звала прилечь, а в неглубоком овражке, шагах в десяти, журчал чистейший ручей.
   Лодка со скрипом вползла носом на песок, и Тимоха первым выскочил, оглядываясь по сторонам. Не увидев ничего подозрительного, накинул причальный конец на валяющуюся тут же коряжину и ушел на поиски дров, благо после недавнего половодья их должно быть в изобилии в прибрежных кустах. И очень скоро его довольная физиономия показалась из-за старой ветлы.
   – А я землянку нашел! Вон там, на маковке. И печка есть.
   – А клопы?
   – Не знаю. А нужны?
   – Стой, я пошутил, – пошел на попятную Николай. – Веди, показывай. Кстати, Тимофей, а у тебя прозвище есть какое? А то что это мы все по имени да по матери…
   – Ага, есть, – домовой смущенно вытер нос рукавом. – По маме мы Сусанины будем, а по папе – Гобсеки.
   – Древний, однако, род. Как бы не старше Рюрика.
   – Старше… и намного.
   Найденное пристанище давало сто очков вперед любой гостинице в захолустном районном городке. Во-первых, здесь не было тараканов. А во-вторых, настоящая русская печка, пусть и глинобитная, не даст стучать зубами в холодные майские ночи, когда при ночевке у костра один бок постоянно пригорает, а другой мерзнет и покрывается инеем.
   – Пойду я лодью нашу поглубже в кустах припрячу, – сообщил Серега. – А не то попрут к утру, народец здесь ушлый попадается.
   А после сытного ужина, когда все улеглись и уютно замурлыкал котенок, свернувшийся калачиком под боком, Николай долго не мог уснуть, все ворочался на широкой лавке. Мысли о доме в голову лезли, шуршание листвы и шаги наверху чудились. И в подтверждение этого в запертую дверь землянки кто-то принялся сильно и уверенно колотить.
   – Кого еще черти по ночам носят? – спросил Шмелёв, недовольный тем, что пришлось выбраться из-под теплого мехового одеяла. Оно было найдено тут же.
   – Погоди, не открывай, – предостерег Серега. – Вдруг это княжьи люди?
   – И не собираюсь, – Коля ногой проверил прочность полена, служащего запором, и крикнул: – И что это за дятел к нам долбится?!
   В ответ послышалась отборная ругань в несколько голосов, видимо, ночной гость пришел не один. Но хриплый бас перекрыл бестолковый гвалт и прорычал:
   – Это моя землянка! Проваливайте отсюда, пока целы. А за беспокойство и топтание земли придется заплатить. Здесь все мое: и лес, и дороги, и горы вот эти.
   – А ты что за птица?
   – Я не птица, я Савин. Слышал про такого?
   За спиной присвистнул удивленный волхв. Он не раз уже слышал об этом знаменитом разбойнике, который отирался в окрестностях Славеля, обирая подвернувшихся купцов до нитки, и славился своей жестокостью. И еще у него была шайка такого же отребья, что не погнушается у нищего дырявую монетку отобрать и старушку-процентщицу топором по голове стукнуть.
   Но Шмелёв таких мелочей не знал, а потому ответил просто:
   – А мне кажется, что ты обычный дятел. И лес этот дятлов, и горы дятловы…
   – Открывай, говорю! – опять закричал разбойник.
   – Дай поспать спокойно, придурок. Утром приходи.
   – Открывай!
   Тимоха выдавил бычий пузырь из маленького, в ладонь всего, окошка под самым потолком землянки и прокомментировал:
   – Уже хворост собирают. Сейчас к дверям навалят и подожгут.
   – Может, попробуем пробиться? – предложил волхв, доставая из мешка кольчугу. Другую он протянул Николаю.
   – Бесполезно, – откликнулся домовой, – там четверо с луками.
   – Так в темноте…
   – В пяти-то шагах, какая разница?
   – Да чтоб их лешие задрали и раком поставили! – в сердцах сплюнул Шмелёв. – И что им от нас нужно?
   – Может быть, денег?
   – А они у нас есть?
   – Совсем чуть-чуть. А вот тут много, – Тимоха показал кривым пальцем в земляной пол. – Целый сундук закопан.
   – Откуда знаешь?
   – Чувствую, у меня же наследственные способности. Ой… – тут домовой увидел в окошке что-то совсем страшное, поскольку испуганно замолчал.
   На поляне опять послышались крики, но на этот раз быстро замолкавшие, а порой и переходившие в жуткий хруст и хрипы. Приникший к отверстию от вылетевшего сучка, Николай сквозь дверь разглядел неведомо откуда появившиеся лохматые тени, орудующие громадными дубинами. На попытки сопротивления тени внимания не обращали, а потому очень скоро на полянке перед землянкой повисла тишина, в которой громко стучало сердечко перепуганного котенка.
   – Это кто? – спросил Шмелёв, ни к кому конкретно не обращаясь.
   Серега, тем не менее, отозвался:
   – Лешие это. Сейчас и за нас примутся.
   Но мрачное пророчество не сбылось – самый здоровенный леший, похожий на полковника спецназа, одетого в маскхалат-лохмашку, повесил дубину за спину и крикнул:
   – Готово, командир.
   Волхв подтолкнул Николая в спину:
   – Тебя зовут.
   – А может, тебя?
   – Нет, слышишь, каким мудреным словом назвали?
   Коля пожал плечами и поднялся по земляным ступенькам на поляну. Главный леший вытянулся и отрапортовал:
   – Хведор Лешак со товарищи по вашему приказанию прибыл! Противник уничтожен, потерь нет. Вот только… вот только вторую часть мы не поняли… Как их нужно было ставить?
   – Постой, по какому такому приказу?
   – По самому прямому, – обстоятельно объяснил «полковник». – Я командирский голос и за десять верст услышу.
   И тут до Николая стало доходить:
   – Я Савину говорил…