Парня с яркими синими глазами возле этой стены теперь не было; он исчез, словно растворился.
– Ушел? – спросил Павел Алексеевич.
И сам же ответил:
– Ушел…
– Я пока не до конца верю в случившееся, – очень тихо, больше для себя и про себя сказал Окулист, промокнув платком выступившие на челе бисеринки пота. – Это второй случай за последние лет двадцать… с хвостиком.
– Придется поверить.
– Теперь уже немного найдется таких, кто сможет его оттуда вызвать… Вам ли этого не знать, Павел Алексеевич?..
– Да, это второй случай, если брать за точку отсчета девяностые годы, – задумчиво произнес Редактор. – Всего лишь – второй.
Он поднялся на ноги, оперся на палку с резным костяным набалдашником. Некоторое время он еще стоял лицом к этой стене. Затем, изредка постукивая кончиком палки по гладкому каменному покрытию, направился, сопровождаемый своей внушительных габаритов «тенью», на выход.
Первые шаги Логинов сделал практически на ощупь; он передвигался мелкими шажочками, выставив вперед руку. Все же его поначалу несколько ослепило это золотисто-оранжевое сияние… Но уже вскоре он стал различать очертания некоторых предметов.
Впереди какая-то оградка…
Справа нечто, похожее на каменный обелиск…
Потом он смог разглядеть также кресты, деревянные и кованные металлические… Какие-то могилки… Кладбище? Но как его угораздило сюда попасть?
Логинов, что было странно и как-то непонятно даже ему самому, не ощущал сейчас ни страха, ни тревоги. Только усталость, только сильную сонливость.
Он обернулся; хотелось посмотреть, на месте ли та залитая солнечным светом дверь, через которую он прошел в это сумеречное пространство. Его взгляд уперся в стену, выложенную из серого и коричневатого камня. Он подошел к ней, осторожно коснулся кладки рукой.
Камни кладки на ощупь были холодными и чуть влажными (как после недавно прошедшего дождя или выпадения росы). Какое-то время он брел вдоль этой стены. По правую руку от него тянутся оградки, могилки, кресты… Кое где также видны – но смутно, так, как это бывает поздним вечером в пасмурный день – обелиски и даже памятники различной формы и высоты.
Вокруг не видно ни одной живой души; тишина такая, что звенит в ушах. Воистину, тихо, как на сельском кладбище.
Логинов в этих своих непродолжительных и бессодержательных скитаниях наткнулся на скамейку. Если бы он не нашел ее, эту деревянную скамью, то, наверное, улегся бы прямо на землю, где-нибудь в проходе между могилами – так он устал, так вымотался, так он хотел спать.
Дэн стащил с плеча болтавшийся на ремне чехол с ноутом. Подложил его вместо подушки под голову; сам лег бочком. Зевнул; веки слиплись; снилась ему та девушка, которую он отчаянно искал, но пока – не нашел.
Сотник шел вдоль опустившейся металлической преграды. Он уже едва мог различить в той зеленовато-серой мути, которая окружает сейчас и все предметы, и его самого, оставленную им машину. На переднем сидении которой, кстати, то ли спал, то ли находился в трансе или ином бессознательном состоянии его напарник капитан госбезопасности Зимин.
Он искал проход в этой металлической стене. Или же проезд. О том, чтобы взобраться на нее, на эту появившуюся одномоментно со звуком рассекающей воздух гильотины преграду, чтобы перемахнуть на другую ее сторону, не может быть и речи. Во-первых, она гладкая, эта металлическая стена, в ней нет никаких выступов или ниш. Во-вторых, она столь высока, что верхний ее край теряется где-то во мгле. И, в-третьих, любые попытки не то что потрогать рукой эту преграду, но подойти ближе, чем на метр, вызывают целый комплекс болезненных ощущений: от тошноты и рези в глазах, до животного ужаса, нестерпимого желания броситься со всех ног прочь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой преграды.
Ко всему прочему, когда он все же попытался приблизиться к стене на максимально возможное расстояние, выяснилось, что эта штуковина еще и под высоким напряжением. Его, Сотника, основательно шандарахнуло, когда он подошел слишком близко и потянулся рукой к металлической поверхности… Прямо из стены ударил огненно-фиолетовый разряд! Он глазом не успел моргнуть, как его отбросило, отшвырнуло прочь от стены на несколько метров!..
«Хватит, наверное… достаточно, – подумалось Сотнику. – Кто знает, как далеко она простирается. Может, эта ограда как Великая Китайская стена тянется на тысячи километров…»
«Икс» от того места, куда он добрел в поисках прохода, уже едва виден. Пора возвращаться; нужно идти назад, к машине, пока он не заблудился в этом вязком пугающем сумраке!
Послышался звук автомобильного двигателя. Поначалу тихий, он постепенно усиливался, нарастал. Валерий, заслышав этот звук, предположил, что это Зимин пришел в себя, сориентировался, завел движок и отправился на поиски исчезнувшего из салона сослуживца.
Валерий повернул голову в ту сторону, откуда он пришел, в сторону, где оставлен им внедорожник с спящим в салоне напарником. Но разглядеть или понять что-то толком не успел: совсем рядом, в нескольких шагах – так показалось – тишину разорвал жуткий визг!..
Некто отчаянно оттормаживался; и вот уже виден наплывающий на эту металлическую стену – с включенными «противотуманками», что характерно! – массивный темный джип!
Сотник едва успел отскочить в сторону! Он хрипло выругался; не хватало еще закончить жизнь в этом странном мирке под колесами какой-нибудь тачки! Машину с зажатыми намертво тормозными колодками дисками по инерции проволокло до полыхнувшей огненными разрядами стены… И тут же отшвырнуло прочь; отбросило легко, как спичечный коробок, на пару десятков метров!..
Валерий бросился к машине. Мало ли, – думал он, – может люди пострадали, может, водителю и его пассажирам, если они там есть, нужна срочная помощь…
Захлопали дверцы джипа. Одновременно из внедорожника выбрались двое. Тот, что сидел на заднем сидении, метнулся куда-то в сторону… Причем, все случилось так быстро, что Сотник успел разглядеть лишь нечеткий мужской силуэт.
Зато второй – водитель – несся прямо на него! Этот бежит как-то неровно; двигается рывками, выставив вперед правое плечо. Он как будто даже немного не в себе… Или, что больше похоже на правду, оглушен ударом.
Этот субъект, вывалившийся из внедорожника, Валерию сильно не понравился.
Одет он в пятнистую камуфляжную форму. На голове у него, поверх черных, блестящих, как вороново крыло, волос, закреплена зеленая лента с похожими на вязь письменами. На брючном поясе, под правую «рабочую» руку, закреплена кобура, из которой торчит рукоять пистолета.
К бедру правой ноги чуть выше колена прикреплены ножны, в ножнах – тесак.
Этот смугловатый и довольно рослый субъект, лицо которого почти целиком заросло черным курчавым волосом, очень сильно походит на тех гоблинов, с кем уже доводилось прежде иметь дело Сотнику во время командировок на Северный Кавказ. А именно, на моджахедов, на духов, на боевиков…
Но откуда здесь, в Москве, взялись «душки»?!
Все это пронеслось в голове у Сотника в долю секунды. Горец, или кто он там, этот субъект по жизни, увидев вставшего на его пути молодого крепкого мужчину в темном штатском костюме, что-то выкрикнул гортанно, оскалил зубы. Потянулся – на ходу, в движении – к поясной кобуре! Но действия его, движения его были какими-то неловкими, как будто даже замедленными.
Сотник чуть отстранился, пропуская верзилу – примерно так, как пропускает мимо себя несущегося, выставив вперед рога, разъяренного быка тореадор. Заплел ему ноги, да еще и толкнул сильно в плечо!
Смуглявый бородач спикировал на землю. Сотник тут же запрыгнул ему на спину!..
Это было неправильно, это не по уму, и не по методикам, по которым его и таких как он натаскивают во время тренировок в балашихинском ЦСН[11] или в иных подготовительных центрах. Но, с другой стороны, никто ведь ему прежде не объяснял, не втолковывал, как должно вести себя в тех случаях, когда ты гоняешься во мраке или – в лучшем случае – в густом тумане за машиной, которая оставляет за собой оранжевый сдвоенный след.
Никто не рассказывал ему, что надо делать, если перед капотом твоей машины со свистом падает «гильотина», нож которой превращается в гладкую, бьющую током, вызывающую всяческие неприятные ощущения стену, простирающуюся в неведомые дали подобно Великой Китайской стене.
И точно так же никто не разъяснял, что следует делать, когда в эту «стену» врезается джип непонятной марки и неизвестной принадлежности. А выбравшийся оттуда чел, смахивающий на моджахеда, бросается на тебя подобно разъяренному испанскому быку…
У него ведь, у Сотника, в подмышечной кобуре ствол. Надо спокойно вытащить «глок», чуть отступить – на безопасную дистанцию – и взять «быка» на мушку. Если начнет дергаться – пристрелить. Если не станет сопротивляться, если будет лежать смирно, следует ждать напарника, следует вызывать по рации или иным средствам связи поддержку.
Но это в теории. А на практике – во всяком случае, здесь и сейчас – у него получилось всё иначе, не так, как его учили, по-другому, нежели бы он и сам действовал в другой ситуации.
Сотник навалился всем весом сверху на «духа»… Пользуясь моментом, пользуясь тем, что тот оглушен, тем, что тот «поплыл» после удара, а затем и после падения, стал выкручивать верзиле руки.
Это ему вполне удалось.
Осталось дело за малым; вытащить ремень и прихватить ему кисти рук сзади. А уже потом снять с него кобуру с пистолетом, снять ножны с тесаком, обыскать…
Он уже потянулся за ремнем, когда человек, на котором он сидел верхом… изчез! Сотник даже не успел удивиться этому странному событию; его и самого повлекло куда-то! Опять явственно раздался резкий свист, – знакомый уже звук! – а затем нечто швырнуло его на землю.
Когда Сотник открыл глаза, то увидел нависший над ним силуэт. Проморгавшись, он опознал в этом силуэте своего напарника, капитана госбезопасности Зимина. Тот присел на корточки. Посмотрев долгим и каким-то странным взглядом, сказал:
– Ты чего, Сотник? Ты у нас не только сказочник, но еще и плясун?
Валерий, покряхтывая, уселся; потом стал оглядываться окрест. Вокруг многоэтажные дома. В окнах там и сям горит свет. Московская окраина, спальный район Марьино, поздний вечер…
– Плясун? – переспросил он. – Не понял, о чем это ты, Евгений. – Я тоже не понял, – Зимин выпрямился в полный рост. – Но зато теперь знаю, как выглядит реально пляска святого Витта… Ты, парень, выбрался из машины. Я подумал, что с целью справить малую нужду… Но, лишь чуть отойдя, ты тут же повалился на тротуар!
– Хм… Ты уверен?
– Я не слепой! – угрюмо сказал Зимин. – И у меня с головой, в отличие от некоторых, полный порядок.
– И что потом было? Я упал… как ты утверждаешь, на землю? И…
– И стал кататься по земле… А еще трястись, как будто у тебя эпилептический припадок!
Сотник поднялся с плиточного тротуара. Стряхнул ладонью сначала штанину, потом почистил таким же нехитрым способом рукав пиджака. Проверил, на месте ли подмышечная кобура с «глоком» и лопатник.
«Хорошо, Валера, что сегодня нет дождя, – подумал он. – Но не очень хорошо, что ты не можешь разобраться, что именно с тобой происходит в последние дни».
– Садись в кресло пассажира! – сказал Зимин. – Таким психам, как ты, нельзя доверять управление тачкой!
Едва они уселись в салон внедорожника, как водитель синего микроавтобуса, припаркованного чуть дальше, метрах в сорока, у одного из подъездов жилого многоэтажного дома, завел движок.
И стал маневрировать, готовясь выехать со двора.
Зимин тоже завел двигатель. Включив поворотник, он дожидался, когда синий вэн проедет мимо того места, где припаркован «икс». Того самого места, где они проторчали несколько часов, поскольку ни транспорт ВГРТК, ни те, кто сидели в нем, не предпринимали ровно никаких действий, а просто тупо стояли во дворе этого многоэтажного московского дома.
Сотник, еще раз посмотрев по сторонам, – и выхватив глазом подсвеченную табличку с названием улицы и номера дома – негромко и как-то задумчиво сказал:
– А ведь мы первоначально приехали в другой адрес, Евгений.
– Рассказывай эти сказки кому-нибудь другому, – буркнул Зимин. – А с меня хватит.
Водитель синего «фольксвагена», как уже вскоре выяснилось, держал путь в центр. Движение было уже не столь интенсивным, как в час пик; электронные часы, встроенные в панель, показывают половину первого ночи. Прошло еще около получаса, когда вначале синий вэн, а затем и машина с наблюдателями проскользнули в Вознесенский переулок.
«Фольксваген» покатил в арочный проезд одного из реконструированных особняков, располагающегося в средней части переулка (далее через два здания находится «Усадьба-центр», а за ним, за этими модерновым комплексом с башней, увенчанной стеклянной пирамидой, здание Московской мэрии). Черный «икс» проехал чуть дальше, а затем, въехав задними колесами на тротуар противоположной от этого строения стороны переулка, остановился.
Едва Зимин припарковал внедорожник на свободном пятачке в Вознесенском, как ожила рация:
– «Третий пост», вас вызывает «Центральная»!
Зимин, уже в который раз за этот долгий день и зевнув, вытащил из гнезда микрофон.
– На связи Третий!
– Третий, дежурство для вас окончено!
– Принято. Какие будут инструкции?
– Возвращайтесь на «ближнюю»! Отбой связи.
Часть II
Глава 1
– Ушел? – спросил Павел Алексеевич.
И сам же ответил:
– Ушел…
– Я пока не до конца верю в случившееся, – очень тихо, больше для себя и про себя сказал Окулист, промокнув платком выступившие на челе бисеринки пота. – Это второй случай за последние лет двадцать… с хвостиком.
– Придется поверить.
– Теперь уже немного найдется таких, кто сможет его оттуда вызвать… Вам ли этого не знать, Павел Алексеевич?..
– Да, это второй случай, если брать за точку отсчета девяностые годы, – задумчиво произнес Редактор. – Всего лишь – второй.
Он поднялся на ноги, оперся на палку с резным костяным набалдашником. Некоторое время он еще стоял лицом к этой стене. Затем, изредка постукивая кончиком палки по гладкому каменному покрытию, направился, сопровождаемый своей внушительных габаритов «тенью», на выход.
Первые шаги Логинов сделал практически на ощупь; он передвигался мелкими шажочками, выставив вперед руку. Все же его поначалу несколько ослепило это золотисто-оранжевое сияние… Но уже вскоре он стал различать очертания некоторых предметов.
Впереди какая-то оградка…
Справа нечто, похожее на каменный обелиск…
Потом он смог разглядеть также кресты, деревянные и кованные металлические… Какие-то могилки… Кладбище? Но как его угораздило сюда попасть?
Логинов, что было странно и как-то непонятно даже ему самому, не ощущал сейчас ни страха, ни тревоги. Только усталость, только сильную сонливость.
Он обернулся; хотелось посмотреть, на месте ли та залитая солнечным светом дверь, через которую он прошел в это сумеречное пространство. Его взгляд уперся в стену, выложенную из серого и коричневатого камня. Он подошел к ней, осторожно коснулся кладки рукой.
Камни кладки на ощупь были холодными и чуть влажными (как после недавно прошедшего дождя или выпадения росы). Какое-то время он брел вдоль этой стены. По правую руку от него тянутся оградки, могилки, кресты… Кое где также видны – но смутно, так, как это бывает поздним вечером в пасмурный день – обелиски и даже памятники различной формы и высоты.
Вокруг не видно ни одной живой души; тишина такая, что звенит в ушах. Воистину, тихо, как на сельском кладбище.
Логинов в этих своих непродолжительных и бессодержательных скитаниях наткнулся на скамейку. Если бы он не нашел ее, эту деревянную скамью, то, наверное, улегся бы прямо на землю, где-нибудь в проходе между могилами – так он устал, так вымотался, так он хотел спать.
Дэн стащил с плеча болтавшийся на ремне чехол с ноутом. Подложил его вместо подушки под голову; сам лег бочком. Зевнул; веки слиплись; снилась ему та девушка, которую он отчаянно искал, но пока – не нашел.
Сотник шел вдоль опустившейся металлической преграды. Он уже едва мог различить в той зеленовато-серой мути, которая окружает сейчас и все предметы, и его самого, оставленную им машину. На переднем сидении которой, кстати, то ли спал, то ли находился в трансе или ином бессознательном состоянии его напарник капитан госбезопасности Зимин.
Он искал проход в этой металлической стене. Или же проезд. О том, чтобы взобраться на нее, на эту появившуюся одномоментно со звуком рассекающей воздух гильотины преграду, чтобы перемахнуть на другую ее сторону, не может быть и речи. Во-первых, она гладкая, эта металлическая стена, в ней нет никаких выступов или ниш. Во-вторых, она столь высока, что верхний ее край теряется где-то во мгле. И, в-третьих, любые попытки не то что потрогать рукой эту преграду, но подойти ближе, чем на метр, вызывают целый комплекс болезненных ощущений: от тошноты и рези в глазах, до животного ужаса, нестерпимого желания броситься со всех ног прочь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой преграды.
Ко всему прочему, когда он все же попытался приблизиться к стене на максимально возможное расстояние, выяснилось, что эта штуковина еще и под высоким напряжением. Его, Сотника, основательно шандарахнуло, когда он подошел слишком близко и потянулся рукой к металлической поверхности… Прямо из стены ударил огненно-фиолетовый разряд! Он глазом не успел моргнуть, как его отбросило, отшвырнуло прочь от стены на несколько метров!..
«Хватит, наверное… достаточно, – подумалось Сотнику. – Кто знает, как далеко она простирается. Может, эта ограда как Великая Китайская стена тянется на тысячи километров…»
«Икс» от того места, куда он добрел в поисках прохода, уже едва виден. Пора возвращаться; нужно идти назад, к машине, пока он не заблудился в этом вязком пугающем сумраке!
Послышался звук автомобильного двигателя. Поначалу тихий, он постепенно усиливался, нарастал. Валерий, заслышав этот звук, предположил, что это Зимин пришел в себя, сориентировался, завел движок и отправился на поиски исчезнувшего из салона сослуживца.
Валерий повернул голову в ту сторону, откуда он пришел, в сторону, где оставлен им внедорожник с спящим в салоне напарником. Но разглядеть или понять что-то толком не успел: совсем рядом, в нескольких шагах – так показалось – тишину разорвал жуткий визг!..
Некто отчаянно оттормаживался; и вот уже виден наплывающий на эту металлическую стену – с включенными «противотуманками», что характерно! – массивный темный джип!
Сотник едва успел отскочить в сторону! Он хрипло выругался; не хватало еще закончить жизнь в этом странном мирке под колесами какой-нибудь тачки! Машину с зажатыми намертво тормозными колодками дисками по инерции проволокло до полыхнувшей огненными разрядами стены… И тут же отшвырнуло прочь; отбросило легко, как спичечный коробок, на пару десятков метров!..
Валерий бросился к машине. Мало ли, – думал он, – может люди пострадали, может, водителю и его пассажирам, если они там есть, нужна срочная помощь…
Захлопали дверцы джипа. Одновременно из внедорожника выбрались двое. Тот, что сидел на заднем сидении, метнулся куда-то в сторону… Причем, все случилось так быстро, что Сотник успел разглядеть лишь нечеткий мужской силуэт.
Зато второй – водитель – несся прямо на него! Этот бежит как-то неровно; двигается рывками, выставив вперед правое плечо. Он как будто даже немного не в себе… Или, что больше похоже на правду, оглушен ударом.
Этот субъект, вывалившийся из внедорожника, Валерию сильно не понравился.
Одет он в пятнистую камуфляжную форму. На голове у него, поверх черных, блестящих, как вороново крыло, волос, закреплена зеленая лента с похожими на вязь письменами. На брючном поясе, под правую «рабочую» руку, закреплена кобура, из которой торчит рукоять пистолета.
К бедру правой ноги чуть выше колена прикреплены ножны, в ножнах – тесак.
Этот смугловатый и довольно рослый субъект, лицо которого почти целиком заросло черным курчавым волосом, очень сильно походит на тех гоблинов, с кем уже доводилось прежде иметь дело Сотнику во время командировок на Северный Кавказ. А именно, на моджахедов, на духов, на боевиков…
Но откуда здесь, в Москве, взялись «душки»?!
Все это пронеслось в голове у Сотника в долю секунды. Горец, или кто он там, этот субъект по жизни, увидев вставшего на его пути молодого крепкого мужчину в темном штатском костюме, что-то выкрикнул гортанно, оскалил зубы. Потянулся – на ходу, в движении – к поясной кобуре! Но действия его, движения его были какими-то неловкими, как будто даже замедленными.
Сотник чуть отстранился, пропуская верзилу – примерно так, как пропускает мимо себя несущегося, выставив вперед рога, разъяренного быка тореадор. Заплел ему ноги, да еще и толкнул сильно в плечо!
Смуглявый бородач спикировал на землю. Сотник тут же запрыгнул ему на спину!..
Это было неправильно, это не по уму, и не по методикам, по которым его и таких как он натаскивают во время тренировок в балашихинском ЦСН[11] или в иных подготовительных центрах. Но, с другой стороны, никто ведь ему прежде не объяснял, не втолковывал, как должно вести себя в тех случаях, когда ты гоняешься во мраке или – в лучшем случае – в густом тумане за машиной, которая оставляет за собой оранжевый сдвоенный след.
Никто не рассказывал ему, что надо делать, если перед капотом твоей машины со свистом падает «гильотина», нож которой превращается в гладкую, бьющую током, вызывающую всяческие неприятные ощущения стену, простирающуюся в неведомые дали подобно Великой Китайской стене.
И точно так же никто не разъяснял, что следует делать, когда в эту «стену» врезается джип непонятной марки и неизвестной принадлежности. А выбравшийся оттуда чел, смахивающий на моджахеда, бросается на тебя подобно разъяренному испанскому быку…
У него ведь, у Сотника, в подмышечной кобуре ствол. Надо спокойно вытащить «глок», чуть отступить – на безопасную дистанцию – и взять «быка» на мушку. Если начнет дергаться – пристрелить. Если не станет сопротивляться, если будет лежать смирно, следует ждать напарника, следует вызывать по рации или иным средствам связи поддержку.
Но это в теории. А на практике – во всяком случае, здесь и сейчас – у него получилось всё иначе, не так, как его учили, по-другому, нежели бы он и сам действовал в другой ситуации.
Сотник навалился всем весом сверху на «духа»… Пользуясь моментом, пользуясь тем, что тот оглушен, тем, что тот «поплыл» после удара, а затем и после падения, стал выкручивать верзиле руки.
Это ему вполне удалось.
Осталось дело за малым; вытащить ремень и прихватить ему кисти рук сзади. А уже потом снять с него кобуру с пистолетом, снять ножны с тесаком, обыскать…
Он уже потянулся за ремнем, когда человек, на котором он сидел верхом… изчез! Сотник даже не успел удивиться этому странному событию; его и самого повлекло куда-то! Опять явственно раздался резкий свист, – знакомый уже звук! – а затем нечто швырнуло его на землю.
Когда Сотник открыл глаза, то увидел нависший над ним силуэт. Проморгавшись, он опознал в этом силуэте своего напарника, капитана госбезопасности Зимина. Тот присел на корточки. Посмотрев долгим и каким-то странным взглядом, сказал:
– Ты чего, Сотник? Ты у нас не только сказочник, но еще и плясун?
Валерий, покряхтывая, уселся; потом стал оглядываться окрест. Вокруг многоэтажные дома. В окнах там и сям горит свет. Московская окраина, спальный район Марьино, поздний вечер…
– Плясун? – переспросил он. – Не понял, о чем это ты, Евгений. – Я тоже не понял, – Зимин выпрямился в полный рост. – Но зато теперь знаю, как выглядит реально пляска святого Витта… Ты, парень, выбрался из машины. Я подумал, что с целью справить малую нужду… Но, лишь чуть отойдя, ты тут же повалился на тротуар!
– Хм… Ты уверен?
– Я не слепой! – угрюмо сказал Зимин. – И у меня с головой, в отличие от некоторых, полный порядок.
– И что потом было? Я упал… как ты утверждаешь, на землю? И…
– И стал кататься по земле… А еще трястись, как будто у тебя эпилептический припадок!
Сотник поднялся с плиточного тротуара. Стряхнул ладонью сначала штанину, потом почистил таким же нехитрым способом рукав пиджака. Проверил, на месте ли подмышечная кобура с «глоком» и лопатник.
«Хорошо, Валера, что сегодня нет дождя, – подумал он. – Но не очень хорошо, что ты не можешь разобраться, что именно с тобой происходит в последние дни».
– Садись в кресло пассажира! – сказал Зимин. – Таким психам, как ты, нельзя доверять управление тачкой!
Едва они уселись в салон внедорожника, как водитель синего микроавтобуса, припаркованного чуть дальше, метрах в сорока, у одного из подъездов жилого многоэтажного дома, завел движок.
И стал маневрировать, готовясь выехать со двора.
Зимин тоже завел двигатель. Включив поворотник, он дожидался, когда синий вэн проедет мимо того места, где припаркован «икс». Того самого места, где они проторчали несколько часов, поскольку ни транспорт ВГРТК, ни те, кто сидели в нем, не предпринимали ровно никаких действий, а просто тупо стояли во дворе этого многоэтажного московского дома.
Сотник, еще раз посмотрев по сторонам, – и выхватив глазом подсвеченную табличку с названием улицы и номера дома – негромко и как-то задумчиво сказал:
– А ведь мы первоначально приехали в другой адрес, Евгений.
– Рассказывай эти сказки кому-нибудь другому, – буркнул Зимин. – А с меня хватит.
Водитель синего «фольксвагена», как уже вскоре выяснилось, держал путь в центр. Движение было уже не столь интенсивным, как в час пик; электронные часы, встроенные в панель, показывают половину первого ночи. Прошло еще около получаса, когда вначале синий вэн, а затем и машина с наблюдателями проскользнули в Вознесенский переулок.
«Фольксваген» покатил в арочный проезд одного из реконструированных особняков, располагающегося в средней части переулка (далее через два здания находится «Усадьба-центр», а за ним, за этими модерновым комплексом с башней, увенчанной стеклянной пирамидой, здание Московской мэрии). Черный «икс» проехал чуть дальше, а затем, въехав задними колесами на тротуар противоположной от этого строения стороны переулка, остановился.
Едва Зимин припарковал внедорожник на свободном пятачке в Вознесенском, как ожила рация:
– «Третий пост», вас вызывает «Центральная»!
Зимин, уже в который раз за этот долгий день и зевнув, вытащил из гнезда микрофон.
– На связи Третий!
– Третий, дежурство для вас окончено!
– Принято. Какие будут инструкции?
– Возвращайтесь на «ближнюю»! Отбой связи.
Часть II
«Грозовое ралли». Четвертая редакция
Глава 1
4 мая, Волынское
Верхушки модерновых башен Сити и остроконечия ампирных сталинских высоток окутаны низкими плотными облаками. Из-за опустившегося густого тумана город стоит в пробках. В такие дни, как нынешний, лучше всего, страхуясь, выезжать с солидным запасом по времени. Особенно, если у тебя назначена встреча с влиятельным человеком, который не терпит опозданий.
Незадолго до полудня «лендровер» цвета мокрый асфальт с тонированными стеклами, – разъездная машина ВГРТК – миновав развилку между Матвеевским и Давыдково, свернул под ограничительный знак на внешне ничем не приметную дорогу.
Николай притормозил у первого КПП. Опустил боковое стекло; продемонстрировал в развернутом виде подошедшему от сторожки сотруднику в штатском служебное удостоверение. Тот что-то сказал в рацию; стрела шлагбаума взметнулась вверх, открывая проезд к укрытому от любопытных глаз в лесочке объекту. Редактор Третьего сидел на заднем сидении, погруженный в свои мысли.
Объект, на который они направляются, обнесен деревянным забором и со всех сторон окружен лесом. Возможно, не таким густым и протяженным, как в те времена, когда тихий пригород Кунцево и весь Кунцевский район еще не входили в состав столичного мегаполиса, но все же. С учетом развития технологий в сфере безопасности, с учетом появления новых систем слежения и охраны, достаточно и этого.
Данный объект по-прежнему, как и семь десятков лет назад – так же, как и при всех последующих правителях, кстати – тщательно охраняется. Статус у него неопределенный; тем не менее, охрану обеспечивает ФСО. Попасть кому либо без длительных согласований сюда, на объект «Волынское» – невозможно. По слухам, в эпоху перестройки и гласности, а также и в первой половине девяностых на территорию и в само строение впускали каких-то журналистов, какие-то съемочные группы. И даже проводили экскурсии (опять же, по слухам, за большие деньги). Эти слухи имеют под собой реальную почву. Но, в то же время, как любые иные слухи, являются лишь частью правды.
Или, что суть одно, частью неправды, призванной сокрыть что-то и от кого-то.
Более того. За прошедшие годы разными людьми и разными организациями ставился вопрос о том, чтобы превратить этот объект в музейный комплекс. Доводы их выглядели вполне разумными, резоны – резонными.
С этим расположенным на западе столицы обнесенным забором двухэтажным строением, окрашенным под цвет травы, связано достаточно многое в истории страны. Именно здесь, в «ближнем кругу», а отнюдь не на Политбюро, не на пленумах ЦК, и даже не на партийных съездах, решались серьезные, зачастую судьбоносные вопросы. Решались судьбы как отдельных деятелей, так и миллионов советских граждан. И не только советских, учитывая размах и масштабы событий того времени.
Одних косили, как траву, других же – выделяли, приподымали, всячески поддерживали.
Надо сказать, что попытки открыть в Волынском полноценный музей, или филиал какого-нибудь музея, – к примеру, Государственного Исторического музея (ГИМа) – или же просто сделать этот объект доступным для посещения обычных граждан, в том числе, и иностранцев, никогда ни к чему не приводили.
Все эти разговоры как-то незаметно сходили на нет.
Общественные активисты, профессиональные или самодеятельные историки, политики, журналисты, диссиденты, оппозиционеры, все, кто высказывались подобным образом и пытались как-то продвинуть эту затею, уже вскоре забывали о самом предмете своего недавнего интереса.
Подавляющее большинство этих неравнодушных, казалось бы, к истории Государства Российского людей, почему-то отвлекались на какие-то другие дела. Переключались на другие проекты.
А затем и вообще переставали интересоваться судьбой объекта «Волынское», более известного под другим названием – ближняя дача Сталина.
На втором КПП их тоже не задержали. «Лендровер» вкатил в открытые ворота на территорию объекта. Редактор, не дожидаясь, пока Николай откроет дверь, сам выбрался из салона.
Здесь, во дворе у главного входа, их дожидался помощник Авакумова, сухощавый мужчина лет сорока с внимательными глазами и неприметной внешностью. Фамилия его – Щербаков.
– Добрый день, товарищи! – поздоровался он. – Николай, подождите в машине. А вас, Павел Алексеевич, прошу следовать за мной.
Помощник Авакумова, одетый в неброский деловой костюм, четко, по-военному, повернулся и зашагал по дорожке, огибающей двухэтажное деревянное строение. Он не оглядывался, поскольку знал, что идущему вслед за ним человеку не нужен поводырь, что тот не нуждается в дополнительных подсказках. Знал, что тот вопреки медицинским показателям способен передвигаться так же уверенно, как и любой человек с нормальным зрением. Особенно, если находится в обстановке, которая ему знакома; особенно, если передвигается в местности, которую некогда уже видел, в месте, в котором ему прежде уже доводилось бывать.
А Павел Алексеевич на Ближней даче уже прежде бывал.
Двое мужчин обогнули с торца это вытянутое двухэтажное деревянное здание. Пройдя по другой дорожке в открытой калитке, выбрались через нее в примыкающий к ближней даче небольшой лесок. Прошли по обычной тропинке еще несколько десятков шагов. Остановились; навстречу им, свернув с другой тропки, шел Авакумов.
Хранитель легким кивком поблагодарил помощника. Тот, не произнеся ни слова, по-уставному четко повернулся на сто восемьдесят. Отойдя чуть в сторону, – ближе к калитке – он замер там, сделавшись совершенно незаметным.
– Здравствуйте, Павел Алексеевич!
Редактор пожал сухую, прохладную, но все еще сильную руку.
– Добрый день, Михаил Андреевич.
– Денек-то так себе, кстати. – Авакумов усмехнулся. – Серенький денек… К вечеру дождь соберется. Будет ливень с грозой. Уж поверьте мне, старому ревматику… Ну да ладно, мы не вольны выбирать погоду. Спасибо, что приехали, Редактор.
– Спасибо за приглашение, Хранитель.
– Давненько мы не виделись. Месяцев шесть, наверное, как прошло со дня нашей крайней встречи?
– Год с небольшим… я у вас здесь был в апреле минувшего года.
– Надо же, как быстро время летит!.. Ничего, если я о вас обопрусь? – Авакумов взял визитера под локоть. – И разговору нашему это не повредит… Надобно бы нам пошептаться!..
Редактор усмехнулся про себя. Этот человек умеет выбирать слова, умеет находить подходы; он всегда выстраивает ситуацию так, чтобы ненароком не уязвить, не оскорбить посетителя. Если тот, конечно, вообще заслуживает его внимания и того времени, которое будет затрачено на беседу с ним.
Кстати. Сам Авакумов, несмотря на весьма преклонный возраст, предпочитает ходить без палочки. Во всяком случае, так было в те времена – сравнительно недавние – когда они контачили много чаще, чем нынче.
Они медленно шли по дорожке. Пахнет распустившейся листвой, оттаявшей после зимы почвой, молоденькой травкой; вокруг тишина и покой. Лишь слышны редкие птичьи голоса, да свежий майский ветер шелестит в верхушках сосен.
Авакумов молча, не перебивая, выслушал доклад приехавшего на ближнюю дачу человека, занимающего должность редактора Третьего канала. Человека, одетое во все черное; человека, который в свое время доставил немало хлопот и неудобств Хранителям и редакторам всех без исключения каналов.
– Ну что ж, Павел Алексеевич, благодарю за подробный рассказ. Я как будто вашими глазами картинку увидел… Кто, по вашему мнению, за всем этим может стоять?
– Михаил Андреевич, я не мастер гадать на кофейной гуще.
– Вы не пытались идентифицировать создателя… или создателей данного события?
– На моем уровне, на уровне Третьей редакции, этого сделать технически невозможно.
– Почему? Что этому мешает?
«Вам ли не знать ответа на этот вопрос, товарищ Авакумов?» – усмехнулся про себя Редактор. Но вслух сказал другое.
– У меня нет, Михаил Андреевич, после перевода на новое место службы доступа к лентам других подписантов Римской Конвенции. И нет технических возможностей для проверки чужеродных внешних скриптов.
– Так, так…
– Даже интегрированные совместные проекты вроде EuroNews Live, L'Osservatore Romano Online, Atlantic Group Revue, Union Mission News, Asia International Online, не говоря уже о World History Live&News и прочих специализированных лент, мне с некоторых пор недоступны.
– И все же вы, как меня известили, пытались вскрыть этот чужой скрипт?
– Я действовал в рамках дозволенного.
Помолчав, редактор добавил нехотя:
– Или, скажем так, на грани дозволенного мне, как редактору Третьего.
– Я вас ни в чем не обвиняю, Павел Алексеевич. И хочу, чтобы вы это поняли. Вы действовали единственно возможным способом. Это подтверждается и ходом последующих событий.
– Я понял. Но…
– Но что?
– Сделанная мною редакция того события, о котором мы сейчас говорим, это не решение проблемы, но паллиатив.[12] Если возник опасный симптом, не стоит ограничиваться временными полумерами. В любой момент это может нам аукнуться.
– Я понял вашу мысль, Павел Алексеевич. Более того, я целиком разделяю ваши опасения. Вы в курсе, что Лента опять встала?
Редактор, хотя и ожидал услышать нечто похожее, все же – удивился.
– Нет, этого я не знал. У Третьего канала ограниченный – суточный – лаг…
– Примите к сведению.
– Гм… А до какого числа, до какой даты продвинута лента?
– Сейчас четвертое, половина первого пополудни. По последним данным, Лента остановилась на некоем событии, которое состоится – или, наоборот, не состоится – уже через полтора суток, в ночь на шестое.
– С чем это связано? Или – с кем? Если, конечно, это не секрет.
Авакумов слегка потянул своего замедлившего было шаг собеседника за локоть; они вновь принялись неспешно прогуливаться по дорожкам этого небольшого леска.
– Накануне нашей встречи я получил сообщение от главреда Второго. Событие, о котором мы пока мало что знаем, будет как-то связано сразу с несколькими людьми, с их судьбами. Двое из них находятся здесь… это вы, Павел Алексеевич, и ваш покорный слуга.
Двое мужчин, негромко беседующие о чем-то своем под сенью старых деревьев, сделав небольшой крюк, двинулись в обратную сторону.
– Где находится в данный момент Логинов? – поинтересовался Хранитель. – Там, куда вы и планировали его отправить?
– Да. Он сейчас находится в Зоне номер пять.
– Так, так… Значит, состоялся его переход в «монастырскую» зону? Разумно… Но надежно ли он укрыт?
– Я уверен, что вы лучше меня знаете, Хранитель, как трудно будет чужакам получить доступ в эту зону.
– Любая попытка взломать эту зону может привести к выходу из Конвенции, – медленно произнося слова, сказал Авакумов. – Чем это чревато, понимают все. Даже «аквалонцы», думаю, это понимают. Не говоря уже об «апостолах» и Объединенной Миссии… Тем не менее, ее, эту нашу «ближнюю зону», могут при определенном раскладе подвергнуть атаке. Это тоже надо понимать.
– Михаил Андреевич, вы только что упомянули аквалонцев… Думается, не случайно.
– Пока нет оснований утверждать, что наши заклятые друзья как-то причастны к возникшим у нас сложностям… Но и обратного утверждать мы не можем, поскольку пока еще не разобрались со всем этим.
– С ними… то есть, с аквалонцами, идет какой-то обмен по данной теме? Если ничего не изменилось с тех пор, когда я был замом Главного на Втором, мы ведь обязаны обмениваться с ними информацией в подобных случаях?
Верхушки модерновых башен Сити и остроконечия ампирных сталинских высоток окутаны низкими плотными облаками. Из-за опустившегося густого тумана город стоит в пробках. В такие дни, как нынешний, лучше всего, страхуясь, выезжать с солидным запасом по времени. Особенно, если у тебя назначена встреча с влиятельным человеком, который не терпит опозданий.
Незадолго до полудня «лендровер» цвета мокрый асфальт с тонированными стеклами, – разъездная машина ВГРТК – миновав развилку между Матвеевским и Давыдково, свернул под ограничительный знак на внешне ничем не приметную дорогу.
Николай притормозил у первого КПП. Опустил боковое стекло; продемонстрировал в развернутом виде подошедшему от сторожки сотруднику в штатском служебное удостоверение. Тот что-то сказал в рацию; стрела шлагбаума взметнулась вверх, открывая проезд к укрытому от любопытных глаз в лесочке объекту. Редактор Третьего сидел на заднем сидении, погруженный в свои мысли.
Объект, на который они направляются, обнесен деревянным забором и со всех сторон окружен лесом. Возможно, не таким густым и протяженным, как в те времена, когда тихий пригород Кунцево и весь Кунцевский район еще не входили в состав столичного мегаполиса, но все же. С учетом развития технологий в сфере безопасности, с учетом появления новых систем слежения и охраны, достаточно и этого.
Данный объект по-прежнему, как и семь десятков лет назад – так же, как и при всех последующих правителях, кстати – тщательно охраняется. Статус у него неопределенный; тем не менее, охрану обеспечивает ФСО. Попасть кому либо без длительных согласований сюда, на объект «Волынское» – невозможно. По слухам, в эпоху перестройки и гласности, а также и в первой половине девяностых на территорию и в само строение впускали каких-то журналистов, какие-то съемочные группы. И даже проводили экскурсии (опять же, по слухам, за большие деньги). Эти слухи имеют под собой реальную почву. Но, в то же время, как любые иные слухи, являются лишь частью правды.
Или, что суть одно, частью неправды, призванной сокрыть что-то и от кого-то.
Более того. За прошедшие годы разными людьми и разными организациями ставился вопрос о том, чтобы превратить этот объект в музейный комплекс. Доводы их выглядели вполне разумными, резоны – резонными.
С этим расположенным на западе столицы обнесенным забором двухэтажным строением, окрашенным под цвет травы, связано достаточно многое в истории страны. Именно здесь, в «ближнем кругу», а отнюдь не на Политбюро, не на пленумах ЦК, и даже не на партийных съездах, решались серьезные, зачастую судьбоносные вопросы. Решались судьбы как отдельных деятелей, так и миллионов советских граждан. И не только советских, учитывая размах и масштабы событий того времени.
Одних косили, как траву, других же – выделяли, приподымали, всячески поддерживали.
Надо сказать, что попытки открыть в Волынском полноценный музей, или филиал какого-нибудь музея, – к примеру, Государственного Исторического музея (ГИМа) – или же просто сделать этот объект доступным для посещения обычных граждан, в том числе, и иностранцев, никогда ни к чему не приводили.
Все эти разговоры как-то незаметно сходили на нет.
Общественные активисты, профессиональные или самодеятельные историки, политики, журналисты, диссиденты, оппозиционеры, все, кто высказывались подобным образом и пытались как-то продвинуть эту затею, уже вскоре забывали о самом предмете своего недавнего интереса.
Подавляющее большинство этих неравнодушных, казалось бы, к истории Государства Российского людей, почему-то отвлекались на какие-то другие дела. Переключались на другие проекты.
А затем и вообще переставали интересоваться судьбой объекта «Волынское», более известного под другим названием – ближняя дача Сталина.
На втором КПП их тоже не задержали. «Лендровер» вкатил в открытые ворота на территорию объекта. Редактор, не дожидаясь, пока Николай откроет дверь, сам выбрался из салона.
Здесь, во дворе у главного входа, их дожидался помощник Авакумова, сухощавый мужчина лет сорока с внимательными глазами и неприметной внешностью. Фамилия его – Щербаков.
– Добрый день, товарищи! – поздоровался он. – Николай, подождите в машине. А вас, Павел Алексеевич, прошу следовать за мной.
Помощник Авакумова, одетый в неброский деловой костюм, четко, по-военному, повернулся и зашагал по дорожке, огибающей двухэтажное деревянное строение. Он не оглядывался, поскольку знал, что идущему вслед за ним человеку не нужен поводырь, что тот не нуждается в дополнительных подсказках. Знал, что тот вопреки медицинским показателям способен передвигаться так же уверенно, как и любой человек с нормальным зрением. Особенно, если находится в обстановке, которая ему знакома; особенно, если передвигается в местности, которую некогда уже видел, в месте, в котором ему прежде уже доводилось бывать.
А Павел Алексеевич на Ближней даче уже прежде бывал.
Двое мужчин обогнули с торца это вытянутое двухэтажное деревянное здание. Пройдя по другой дорожке в открытой калитке, выбрались через нее в примыкающий к ближней даче небольшой лесок. Прошли по обычной тропинке еще несколько десятков шагов. Остановились; навстречу им, свернув с другой тропки, шел Авакумов.
Хранитель легким кивком поблагодарил помощника. Тот, не произнеся ни слова, по-уставному четко повернулся на сто восемьдесят. Отойдя чуть в сторону, – ближе к калитке – он замер там, сделавшись совершенно незаметным.
– Здравствуйте, Павел Алексеевич!
Редактор пожал сухую, прохладную, но все еще сильную руку.
– Добрый день, Михаил Андреевич.
– Денек-то так себе, кстати. – Авакумов усмехнулся. – Серенький денек… К вечеру дождь соберется. Будет ливень с грозой. Уж поверьте мне, старому ревматику… Ну да ладно, мы не вольны выбирать погоду. Спасибо, что приехали, Редактор.
– Спасибо за приглашение, Хранитель.
– Давненько мы не виделись. Месяцев шесть, наверное, как прошло со дня нашей крайней встречи?
– Год с небольшим… я у вас здесь был в апреле минувшего года.
– Надо же, как быстро время летит!.. Ничего, если я о вас обопрусь? – Авакумов взял визитера под локоть. – И разговору нашему это не повредит… Надобно бы нам пошептаться!..
Редактор усмехнулся про себя. Этот человек умеет выбирать слова, умеет находить подходы; он всегда выстраивает ситуацию так, чтобы ненароком не уязвить, не оскорбить посетителя. Если тот, конечно, вообще заслуживает его внимания и того времени, которое будет затрачено на беседу с ним.
Кстати. Сам Авакумов, несмотря на весьма преклонный возраст, предпочитает ходить без палочки. Во всяком случае, так было в те времена – сравнительно недавние – когда они контачили много чаще, чем нынче.
Они медленно шли по дорожке. Пахнет распустившейся листвой, оттаявшей после зимы почвой, молоденькой травкой; вокруг тишина и покой. Лишь слышны редкие птичьи голоса, да свежий майский ветер шелестит в верхушках сосен.
Авакумов молча, не перебивая, выслушал доклад приехавшего на ближнюю дачу человека, занимающего должность редактора Третьего канала. Человека, одетое во все черное; человека, который в свое время доставил немало хлопот и неудобств Хранителям и редакторам всех без исключения каналов.
– Ну что ж, Павел Алексеевич, благодарю за подробный рассказ. Я как будто вашими глазами картинку увидел… Кто, по вашему мнению, за всем этим может стоять?
– Михаил Андреевич, я не мастер гадать на кофейной гуще.
– Вы не пытались идентифицировать создателя… или создателей данного события?
– На моем уровне, на уровне Третьей редакции, этого сделать технически невозможно.
– Почему? Что этому мешает?
«Вам ли не знать ответа на этот вопрос, товарищ Авакумов?» – усмехнулся про себя Редактор. Но вслух сказал другое.
– У меня нет, Михаил Андреевич, после перевода на новое место службы доступа к лентам других подписантов Римской Конвенции. И нет технических возможностей для проверки чужеродных внешних скриптов.
– Так, так…
– Даже интегрированные совместные проекты вроде EuroNews Live, L'Osservatore Romano Online, Atlantic Group Revue, Union Mission News, Asia International Online, не говоря уже о World History Live&News и прочих специализированных лент, мне с некоторых пор недоступны.
– И все же вы, как меня известили, пытались вскрыть этот чужой скрипт?
– Я действовал в рамках дозволенного.
Помолчав, редактор добавил нехотя:
– Или, скажем так, на грани дозволенного мне, как редактору Третьего.
– Я вас ни в чем не обвиняю, Павел Алексеевич. И хочу, чтобы вы это поняли. Вы действовали единственно возможным способом. Это подтверждается и ходом последующих событий.
– Я понял. Но…
– Но что?
– Сделанная мною редакция того события, о котором мы сейчас говорим, это не решение проблемы, но паллиатив.[12] Если возник опасный симптом, не стоит ограничиваться временными полумерами. В любой момент это может нам аукнуться.
– Я понял вашу мысль, Павел Алексеевич. Более того, я целиком разделяю ваши опасения. Вы в курсе, что Лента опять встала?
Редактор, хотя и ожидал услышать нечто похожее, все же – удивился.
– Нет, этого я не знал. У Третьего канала ограниченный – суточный – лаг…
– Примите к сведению.
– Гм… А до какого числа, до какой даты продвинута лента?
– Сейчас четвертое, половина первого пополудни. По последним данным, Лента остановилась на некоем событии, которое состоится – или, наоборот, не состоится – уже через полтора суток, в ночь на шестое.
– С чем это связано? Или – с кем? Если, конечно, это не секрет.
Авакумов слегка потянул своего замедлившего было шаг собеседника за локоть; они вновь принялись неспешно прогуливаться по дорожкам этого небольшого леска.
– Накануне нашей встречи я получил сообщение от главреда Второго. Событие, о котором мы пока мало что знаем, будет как-то связано сразу с несколькими людьми, с их судьбами. Двое из них находятся здесь… это вы, Павел Алексеевич, и ваш покорный слуга.
Двое мужчин, негромко беседующие о чем-то своем под сенью старых деревьев, сделав небольшой крюк, двинулись в обратную сторону.
– Где находится в данный момент Логинов? – поинтересовался Хранитель. – Там, куда вы и планировали его отправить?
– Да. Он сейчас находится в Зоне номер пять.
– Так, так… Значит, состоялся его переход в «монастырскую» зону? Разумно… Но надежно ли он укрыт?
– Я уверен, что вы лучше меня знаете, Хранитель, как трудно будет чужакам получить доступ в эту зону.
– Любая попытка взломать эту зону может привести к выходу из Конвенции, – медленно произнося слова, сказал Авакумов. – Чем это чревато, понимают все. Даже «аквалонцы», думаю, это понимают. Не говоря уже об «апостолах» и Объединенной Миссии… Тем не менее, ее, эту нашу «ближнюю зону», могут при определенном раскладе подвергнуть атаке. Это тоже надо понимать.
– Михаил Андреевич, вы только что упомянули аквалонцев… Думается, не случайно.
– Пока нет оснований утверждать, что наши заклятые друзья как-то причастны к возникшим у нас сложностям… Но и обратного утверждать мы не можем, поскольку пока еще не разобрались со всем этим.
– С ними… то есть, с аквалонцами, идет какой-то обмен по данной теме? Если ничего не изменилось с тех пор, когда я был замом Главного на Втором, мы ведь обязаны обмениваться с ними информацией в подобных случаях?