На потертый от времени стол старичка лег предмет, аккуратно завернутый во фланелевую тряпочку.
   – Что это? – спросил старик, убирая ногу от кнопки.
   – Есть только один способ это узнать, – и Ждан, выдохнув в сторону от хозяина дым, лег грудью на его стол.
   Старик развернул фланель, и очки его блеснули хищно… В сухой его руке лежал золотой предмет овальной формы с вырезанным на нем рисунком.
   – Где вы это взяли? – тихо спросил антиквар. – И что это такое?
   – По моим подсчетам, вещь может быть оценена на Западе в пятьсот тысяч долларов. Может, чуть больше. Возможно, чуть меньше. Просто я не знаю наверняка, кому именно она принадлежала. Впрочем, я согласен на торг, и готов уплатить посреднику пять процентов за знакомство с человеком, который согласится на сделку. Разумеется, после свершения таковой.
   Старик больше не колебался ни секунды. Нет сомнений в том, что вещь стара. Стара настолько, чтобы платить за нее бешеные деньги. Это, несомненно, золото, но это не главное. Безо всякого сомнения, она ценна для истории. Старик не понимал, каково ее предназначение, но для него было очевидно, что те, кто понимают, за владение ею готовы побороться.
   Можно было разыграть эту карту. Но доля риска настолько велика, что ставятся под сомнение и будущее магазина, и его, старика. Уже не тот возраст, чтобы прятать такие тузы в рукаве, нужно пользоваться тем, чем пользоваться тебе разрешают. А начинать все с нуля, как это уже не раз бывало в его жизни, рискованно. Поздно.
   И старик нажал подошвой туфли кнопку.
   – Так вы скажете мне, что это такое?
   – Возможно, это принадлежало самому Чингисхану, старче, – довольный участием старичка, оживился Ждан. – Так я не услышал ответа.
   Владелец магазина нервно почесал пальцем подбородок.
   – Не каждый гость ставит передо мною такие задачи… – пробормотал он. – Прежде, чем беспокоить серьезных людей, мне нужны гарантии того, что эта бляха тоже не принадлежала дочери Михаила Романова.
   – Мы устроим в вашем заведении экспертизу с привлечением ваших же специалистов.
   «Вне всяких сомнений – проверка, – решил старик. – Сколько можно проверять? Неужели они думают, что моя глупость с годами лишь усиливается?»
   – Да, конечно, – поддержал между тем он. – Без экспертизы нельзя. Но пять процентов, на мой взгляд, доля, не соответствующая степени риска в предприятии. Я предлагаю увеличить ее до пятнадцати.
   «А вдруг кнопка неисправна? – с ужасом подумал он. – И сейчас меня спалят прямо на цацке!..»
   И он нажал кнопку вторично. Этот жест ногой, автоматически спровоцированный душевным криком, оказался столь откровенным, что Ждан вдруг прервал рассуждения о невозможности торговаться, и рывком подтянул себя к краю стола. Заглянул под него, оттолкнул владельца магазина к стене и увидел кнопку.
   – Старая сволочь, – едва слышно пробормотал он.
   Его рука скользнула под пиджак, и вскоре старик почувствовал бурление в желудке. Прямо в левую линзу его очков смотрел черный зрачок пистолетного ствола.
   – Вы меня неправильно поняли, – выдавил старик, но вместо слов из его чрева раздалось странное булькание.
   Ждан смахнул со стола вещицу, сунул в карман и рванулся к двери.
   – Старая сволочь, – еще яростнее повторил он, увидев, что путь из магазина перекрыт: перед крыльцом стоял белый «Форд» с синей полосой на борту, и из него уже выскакивали двое в штатском.
   – Где запасный выход? – спокойно спросил Ждан. Стволом пистолета он сбросил с носа антикварщика очки и воткнул его в освободившуюся глазницу. – Если через минуту я не окажусь у него, твои мозги лягут на подделку картины Айвазовского…
   После такого предупреждения старик не колебался. Вытянув перед собой руку с указательным пальцем, он едва поспевал тощими ногами за своим дряхлым торсом. Одна сильная рука незнакомца волокла его в глубь магазина, вторая открывала возникающие на пути следования двери.
   Запасный выход был, его не могло не быть. Но проблема заключалась в огромном амбарном замке, ключ от которого находился, конечно, в той комнате, которую они только что покинули. Тонкость же момента содержалась в том, что старик об этом не сказал, но его об этом никто и не спрашивал. Ему велели показать запасный выход, он показал, так что расправляться с ним за отсутствие ключа формального права у мужчины не было.
   – Старая сволочь, – в третий раз произнес Ждан и с размаху опустил рукоять пистолета на голову антиквара.
   Всхлипнув, старик мгновенно прекратил сап, потяжелел и сполз по стене на грязный пол.
   Удар, еще удар…
   Ждан уже почти выбил дверь, и теперь она держалась лишь на паре гвоздей замочных петель. В лицо дул июльский ветерок, слышался шум машин, а после третьего удара машины стали даже доступны взгляду, однако петли не сдавались, а мужчина терял силы. Он видел свободу, но не мог выйти.
   Наконец чудо свершилось. Обитая стальными листами дверь отскочила в сторону, и посетитель антикварного магазина ринулся на улицу.
   Но чувство спасения жило в нем не больше десяти секунд. За спиной раздались металлические щелчки, команды остановиться, лечь и бросить оружие.
   Москва – большой город, но он тесен для тех, кто решил ее покорить. Поняв невозможность уйти от преследователей, Ждан принял роковое для себя решение. С разбегу рухнув за кусты акации, он перекатился и улегся так, чтобы оказаться лицом к преследователям. Его оружие те видели, а потому надеяться на то, что стрельбы в его сторону не будет, глупо. Значит, выход один. Пока в погоню за ним не пустились все, кто ездит на «Фордах» с синей полосой, нужно точно стрелять, а потом быстро бежать.
   И он выстрелил. Промазал, по всей видимости, так как никаких дополнительных действий в стане врага этот хлопок не вызвал. Он выстрелил во второй раз, и, кажется, попал. Удача его окрылила, и он, совершенно позабыв, что магазин его оружия предназначен лишь для восьми патронов, стал частить со спусковым крючком.
   И даже удивился, когда после громких выстрелов его пистолет затих. Затвор давно отскочил в крайнее заднее положение, ствол дымился, и в этом состоянии оружие было совершенно бесполезно.
   «Это осечка, – в запале подумал Ждан. – Патроны не могли закончиться так быстро. Верни затвор в обычное положение и стреляй!..»
   Передернув затвор, он перекатился из-за кустов за лавочку и прицелился. На мушке его пистолета замер тридцатилетний парень. Свою смерть тот не видел и вертел головой в поисках преследуемого.
   Щелк… Как жалок был этот звук. Он перечеркнул все надежды на дальнейшую точную стрельбу. Оставался быстрый бег.
   Ждан рывком поднял свое сильное тело из-за лавочки, вложил в него всю свою, подпитываемую адреналином мощь и побежал в сторону арочной выемки на стене дома…
   Первая попытка узнать что-то о найденных им в Другой Чечне предметах оказалась безуспешной.
 
   Вскоре ученый из НИИ, который переводил письмо, погиб. Он упал с высоты пятнадцати метров, с балкона, прямо на бетонный пол. Несчастный случай. А через месяц после окончания исследований, отравился суррогатным спиртным и доктор. Зубов долго не мог понять, как совершенно непьющий врач мог выпить бутылку купленной в Ведено «паленой» водки, но вскоре успокоился, поскольку встречался в своей жизни и с более противоречивыми и удивительными событиями.
   Так Ждан стал единственным носителем информации об Источнике, существующем в Другой Чечне. Но без помощников отыскать Источник было невозможно. Заместитель начальника УИН не мог, сославшись на какие-то причины, закинуть рюкзак за спину и отправиться на поиски Грааля, фонтана, камня – чего бы то ни было. И тогда он вспомнил о способе, который Стольников обозначил единственным для встречи. Группа, вышедшая из Другой Чечни в мае две тысячи первого года, должна была собраться на втором этаже московского ЦУМа, при появлении в газете «Доска объявлений» объявления следующего содержания: «ООО Стольников» требуется юрист, оплата невысокая». На второй день явились двое: бывший штурман российских ВВС старший лейтенант Пловцов и сержант Крикунов. А Ждану и не было нужно больше помощников. Он думал что делать, если придут более двух. Все складывалось удачно. Некоторое время пришлось потратить на объяснение причин, заставивших Ждана экстренно созвать группу. Чтобы лишить Пловцова и Крикунова возможности сомневаться и дожидаться Стольникова, Ждан сообщил им, что командир погиб. Как погибли все, кого Стольникову удалось собрать месяцем ранее.
   – Странно, – выдавил ошеломленный сообщением Пловцов. – Я покупал все газеты…
   – Зубов нашел Стольникова по своим каналам. А тот, в свою очередь, разыскал тех, кому доверял больше всего. Вы думаете, у него не было связи с теми, с кем он хотел бы продолжить общение?..
   Пловцов был смят и подавлен. В том же состоянии находился и Крикунов.
   – Нам нужно найти Источник, – в конце долгих переговоров сказал Ждан. – Деньги – ничто, по сравнению с тем, что мы будем искать. Мы будем искать – бесконечное будущее.
   Пловцов и Крикунов устали от скитаний. Потому Ждан так легко вывел из состава группы двоих людей.
   И теперь эти двое в Другой Чечне искали Источник, в существовании которого Ждан уже не сомневался. А Ждан не прекращал подавать в газету объявление. Ему нужен был последний из группы.
   И он уже почти согласился с тем, что не найдет третьего… Мало ли что могло произойти с человеком за последние одиннадцать лет? Наводнение в Таиланде, землетрясение в Турции, пожар в Оренбурге – да мало ли что.
   Но через три недели оставленный на втором этаже московского ЦУМа человек сообщит полковнику Ждану, что в указанное время на встречу прибыл еще один человек. Этот мужчина лет тридцати с небольшим на вид ходил по второму этажу в темных очках, поглядывал на часы и в конце концов ушел. Но появился он и покинул второй этаж ЦУМа именно в тот отрезок времени, что был указан одиннадцать лет назад Стольниковым.
   – Неужели на объявление в газете откликнулся последний из них? – пробормотал Ждан. – Это Лоскутов…
   Описание совпадало с воспоминаниями Ждана. С Лоскутовым в тот период он общался очень мало, но память хранила образ коренастого парня в группе капитана – тогда еще капитана – Стольникова. Тот мало говорил, все чаще молчал. И хотя был ранен в руку, не жалуясь, делал свою работу.
   – Последний герой, – скрипнул зубами Ждан. Воспоминания о тех временах, когда сам он был юн и романтичен, нервировали полковника и принуждали вспоминать, кто он сейчас.
   «Если не явиться на встречу, по планете будет гулять человек, который знает о Другой Чечне, – подумал полковник. – Это может нарушить мои планы».
   Можно было провести Лоскутова так, как он провел Пловцова и Крикунова. Тем более что Крикунов пропал без вести во время поисков Источника, и штурману подняло бы настроение появление знакомого человека. Но Ждан не хотел рисковать. Если Источник существует – а он верил в это безоговорочно – Лоскутов его найдет. Зачем ему напарник?
   Ждан приказал своему человеку в Москве явиться на следующий день в ЦУМ к одиннадцати часам. Если подозрительный молодой мужчина появится и в этот раз и если он захочет уйти ровно в двенадцать, нужно будет подойти к нему и сделать то же, что однажды было сделано в отношении Пловцова и Крикунова. Главное, заманить Лоскутова в НИИ. А дальше…
   А дальше все произошло по плану – Лоскутов пришел на встречу и вот уже десять дней находился в темной камере площадью семь квадратных метров в подвале НИИ…

Глава 1

   К рассвету бойцы стали приходить в себя. Некоторых еще мучили ломота в висках и потеря координации, но Стольников уже был уверен – это временно. Сознание и здоровье возвращались к каждому из его людей по-разному, в зависимости от индивидуальных особенностей. Айдаров, тот уже ночью проснулся и пил воду так, словно сутки перед этим пьянствовал. А потом уселся и, разговаривая со Стольниковым, чистил «винторез» как ни в чем не бывало. Хуже всех пришлось Акимову. Лейтенант и с лучами солнца выглядел больным и уставшим. Но ближе к обеду к нему вернулась способность действовать…
   Группа поднялась на высоту и теперь расположилась где-то на середине пути до ее вершины. С места, которое Стольников выбрал для стоянки, хорошо просматривался Мертвый город. Он больше не волновал своими размерами и величием и уже не казался парящим. В бинокль хорошо были видны точки на равнине. Словно кто-то склонился над зеленым листом бумаги и яростно истыкал ручкой лист. Это лежали тела убитых солдат и офицеров Ибрагимова, тоже погибшего…
   – Здравы будем, бояре! – бросил Стольников, видя, что группа отдохнула и готова к перемещению. – Кажется, в ближайшее время нас некому будет преследовать.
   – Куда двинем, командир? – поинтересовался Ключников.
   Стольников облизал губы и, отвернувшись, посмотрел на стену города. Он должен был дать ответ, но ответа не было. Редкий случай для майора Александра Стольникова, командира разведывательного взвода.
   – Нам сейчас ничто не мешает выйти к тоннелю. Разве что своры потерянных. Но это ерунда. Вопрос другой – как мы войдем в тоннель? Ждан усадил перед входом – я видел – около взвода отморозков. А тем только дай команду… В игольное ушко мы не пройдем.
   – А если попробовать огнеметами? – Акимов кивнул на шесть подобранных после боя «шмелей».
   – А если обвалим вход в ангар?
   – Ты забыл еще о боевиках в «Мираже», – напомнил Жулин.
   – Я не забыл. Просто считаю, что они не выйдут из «Миража» для уничтожения нашей группы.
   – Это почему же? У Ждана никого, кроме них, больше нет!
   – В «Мираже» они удерживают полковника Бегашвили и неизвестное нам количество преданных ему людей. Им нужно держать ситуацию под контролем.
   – Там около пятисот душ! Одну сотню отправить – что помешает?
   Стольников задумался.
   – Не знаю…
   – А еще – пусковая установка «Искандер», – напомнил Акимов. – Рядом с ними тоже какие-то силы. Расчеты – понятно. Но Ждан не мог их оставить одних, зная о потерянных.
   – Ну, пусть взвод охраны, – Стольников ломал ветку и бросал обломки перед собой, глядя куда-то в долину. – Мне важно понять, что сейчас намерен предпринять Ждан. С него спрашивают, я уверен. Спрашивают за проделанную работу… Он не может отвечать вечно – подождите, господа-исламисты… Так что же он сейчас сделает?
   – А что бы ты сейчас сделал? – спросил Акимов.
   – Я? – Стольников поморгал. – Сейчас я бы лег в ванну, в горячую воду, откупорил пару бутылочек пива и лежал бы до тех пор, пока вода не остыла. А потом вышел бы на улицу и направился к ближайшему водоему уток булкой кормить.
   Кто-то вздохнул…
   Стольников посерьезнел.
   – На месте Ждана я бы сейчас ударил «искандером» по «Миражу».
   – Что?.. – Жулин поперхнулся, и вода из фляжки выплеснулась ему на брюки.
   – Под обломками погибло бы не более пятидесяти. Остальные вырвались бы за пределы «Миража». Доложил бы исламистам о взрыве природного газа в системе обеспечения тюрьмы и запросил инструкции. Руководимые им люди в пекло не полезут, начнется паника и сбор совещаний. То есть пойдет отыгрыш так необходимого мне времени. Потом на месте Ждана я бы устроил подрыв входа и подрыв НИИ с жертвами. И ушел из Ведено. В смысле, из Чечни. Капиталов у него хватит. Вход после подрыва института не найти никогда. Информации у оставшихся в живых – ноль. В Другой Чечне боевики рано или поздно выйдут на Село и будет бойня. Потерянные помогут, если крови будет мало. Если и этой не хватит, мы добавим. Своей и чужой. Ждан с другими документами растворился в дымке. Что делать с НИИ без Зубова, Кремль не знает. Что делать теперь без Ждана на развалинах – Аль-Каида не знает. Самое время осесть на островах близ Пасхи или поселиться в Мексике.
   Все замолчали. План Стольникова никому не нравился. Если Ждан решит поступить так, старость и смерть придется встретить здесь. Причем не обязательно в этой последовательности.
   – Командир, надо что-то делать, – тихо проговорил прапорщик.
   – Я знаю, что делать.
   Даже из уст Стольникова это звучало сейчас невероятно.
   – Может, поделишься?
   Стольников опустил винтовку на землю и оперся на локти. Осмотрел группу усталым взглядом и вздохнул.
   – Один раз у меня это вышло. Почему не выйдет во второй?
   – О чем ты?
   – Тогда Ждан ждал меня. Поэтому я прошел через охраняемый вход в лабиринт без помех.
   – Ты хочешь?..
   – Я хочу оказаться в НИИ. Это единственный способ попробовать взять ситуацию под контроль. Мы не можем скитаться по Другой Чечне вечно. Идет время. Скоро у кого-то из нас заболит живот или случится приступ малярии. Это нам повезло, что до сих пор не случилось никакой болезни, связанной не с ранением. Мы в мышеловке, и единственный способ выбраться отсюда – войти в НИИ. Проникнуть сразу и одновременно мы не сможем. Поэтому я пойду один.
   – А мы будем дожидаться, пока тебя убьют? – хмыкнул Ключников.
   – Нет, вы пойдете туда, где могут убить вас. Мне нужно отвлечь внимание от входа в лабиринт. Пусть Ждан решит, что группа в полном составе решила захватить «Мираж».
   – Захватить «Мираж»? – Мамаев даже подскочил. Следом за ним поднялся и Айдаров.
   – Командир, – пробормотал Жулин, – это же нереально…
   – Я не приказываю вам захватить тюрьму. Вы должны будете увязнуть в перестрелке. Тот, кто держит в плену Бегашвили и его людей, тут же сообщит о нападении Ждану. Этим он лишит его даже подозрения на то, что кто-то из нас попытается пробиться в тот же момент в НИИ. Это ясно?
   – Вполне! – рассмеялся Ермолович. – Когда выступаем?
   – Как только стемнеет.
   Когда напряжение неизвестности спало, прапорщик подсел к майору.
   – Саша, ты уверен, что это хорошая идея?
   – Другой нет.
   – Но там, ты сам говорил, около взвода цепных псов и оружия выше крыши?
   – Да.
   – И тем не менее?
   – И тем не менее, – Стольников перекусил сухую травинку и отбросил в сторону, – в НИИ сосредоточены все нервные окончания тюрьмы. Оттуда Ждан ведет за нами охоту. Окажись на нашем месте люди с меньшим стажем ведения боевых действий в горах, группа давно прекратила бы свое существование. Я должен добраться до НИИ.
   Жулин некоторое время сидел молча.
   – Средств нападения у нас маловато, Саша… Я уже не говорю о силах. Трудно представить, как мы сможем завязать бой с пятьюстами боевиками у ворот тюрьмы. Ты сам знаешь – Крепость, до того как на ее месте появилась тюрьма, стояла как на ладони. Ближайшая «зеленка» в трехстах метрах от стен.
   – Олег, – раздраженно заговорил Стольников, глядя на прапорщика. – Я должен думать за тебя? Акимов!..
   Лейтенант, отделившись от бойцов, с которыми горячо обсуждал перспективы скорого боя, приблизился и сел.
   – Акимов, я хочу, чтобы ты помог прапорщику Жулину. В мое отсутствие вы должны управлять ситуацией, а не она вами.
   – Да понятно все, Саша, – недовольно бросил Жулин. Его недовольство было связано с тем, что майор решил для управления группой привлечь фактически человека со стороны. Тем не менее Олег понимал, что сам виноват в случившемся. Нужно было поменьше думать вслух.
   – Сколько боеприпасов? – спросил Стольников.
   – По двести-триста патронов на единицу оружия. Да эти шесть «Шмелей».
   Стольников освободил жилет от своих магазинов и отдал винтовку Айдарову.
   – Мне это ни к чему. «Гюрза» и нож – это все что нужно. Итак, Олег… Необходимо завязать бой на подступах к «Миражу». Думаю, там есть пешие патрули, так что будьте внимательны. В схватку не ввязываться, в случае выхода из тюрьмы больших сил противника – отойти. Оборону не занимать. Откатываться до тех пор, пока противник не прекратит преследование. Потом – сначала.
   – И до каких пор?
   – Пока я не появлюсь в образе архангела Михаила и не скажу: «Полноте, Олег, стрелять. Ступайте с миром домой».
   Ключников хохотнул.
   «Это не нервный смех. Хороший признак, – подумал Саша, – учитывая, что им сейчас предстоит».
   – Мне нужен ваш постоянный огневой контакт с «Миражом». Ждан должен находиться все время во взвинченном состоянии. Он не знает, что мне нужно в «Мираже», и менее всего ожидает появления нас у стен тюрьмы. Внимание ко входу будет ослаблено. А сейчас, думаю, там… Там сейчас, думаю, его люди с оружием в руках даже в туалет ходят.
   Последний привал случился у подножия высоты, в которую ударила первая ракета. Окрестности были выжжены, словно пилот распылил с самолета бензин, а после бросил спичку. Все, что оказалось в радиусе двухсот метров от эпицентра взрыва, представляло собой уголь. Выбрав место почище, вдыхая вонь гари, Саша остановил группу. Разговаривать сил не было. Вода во фляжках закончилась полчаса назад. Но Стольников знал – в пятистах метрах от крепости есть водоем. Там он одиннадцать лет назад настиг помощника атамана Трофима из Крепости – Николая. Бойцы напьются и умоются. А сам он потерпит.
   Правее места их привала стояли три грузовика, на которых прибыло последнее подразделение Ибрагимова. Можно ли на них передвигаться, он не знал. До сих пор их никто не использовал, чтобы вернуться к входу в лабиринт. Это могло означать что угодно. Но Стольникова устраивал тот вариант, при котором все люди Ибрагимова погибли и некому было возвращаться.
   Через полчаса майор поднялся. В таких ситуациях не прощаются, поэтому просто махнул рукой.
   – Это все. Доберусь на машине. А если пешком – у входа в лабиринт я появлюсь, дай бог, к вечеру.
   – Ни пуха, – бросил Ермолович.
   – Пошел к черту.
   – Когда мы встретимся? – крикнул Мамаев в спину поднимающемуся на высоту майору.
   Саша остановился. Он не верил, что они смогут теперь встретиться.
   – Скоро, Мамай! Очень скоро! Нужно только немного потерпеть.
   Уже сколько раз бойцы слышали это…

Глава 2

   Ирина относилась к тем русским женщинам, красоту которых можно было разглядеть, лишь поговорив. Есть такие женщины, они как первый снег: вот он выпал, и ничего необычного или удивительного в том, что он выпал, кажется, нет, и уже никогда не будет. Первый снег замечают лишь для того, чтобы, посмотрев в окно, согласиться с тем, что зима близко. Выйдя же на улицу и пройдя первые сто шагов, некоторые начинают обращать внимание на то, что сегодня необыкновенно хорошо. Этот снег, готовый растаять если не сегодня, то завтра – точно, совершил некоторые изменения. И изменения эти связаны не только с изменениями в погоде. Выходишь в первый снег на улицу, кажется, что и звук доносится издалека, и даже слышно, как на другом конце улицы кто-то тоже вышел на крыльцо, хрустя этим мягким, еще несовершенным снегом. В воздухе витает та очаровательная свежесть, что невозможна ни зимой, ни летом. Первый снег и пахнет по-особенному приятно. Но почувствовать это можно только выйдя на улицу…
   Так же и эти женщины. Разглядеть их красоту и внутреннее очарование с первого взгляда нелегко, потому что они не предпринимают никаких усилий для того, чтобы понравиться. Они кажутся обыкновенными, встречаясь мужчинам на улице, неброскими и даже невидимыми. Однако стоит только заговорить, как в душу тут же начинает прокрадываться ощущение красоты и свежести первого снега…
   Этих женщин никогда не окликают на улицах подпитые гуляки, их не приглашают в дорогих ресторанах на танец ямальские буровики. Причин такому невниманию несколько. Во-первых, эти женщины ничем на первый взгляд не примечательны, а в условиях жесткой конкуренции внимание дарится, как правило, тем, кто бросок внешне.
   Эти женщины – элита слабой половины человечества. За простецкой внешностью скрывается невероятной глубины талант и сила. Эти женщины влюбляют в себя с мощью, равновеликой мощи электростанций, и влюбляются столь же сильно…
   Москвичка во втором поколении, Ирина Зубова относилась к очерченному выше кругу очаровательных внутренних красотой женщин в полной мере. Ее отец, генерал-полковник Зубов, оставил дочери крупные счета в банках, дающие право новой владелице не заботиться о будущем. Однако последние события убеждали в том, что само существование рода Зубовых поставлено в очень невыгодное положение. Единственная наследница капиталов не слишком заботилась обретением нового для себя смысла жизни. Вместо того чтобы принять предложение Ждана и стать обеспеченной женой и свободным человеком, она выбрала любовь беглеца Стольникова и запрет на выезд с территории НИИ. Теперь, когда Ждан властвовал в НИИ, а, следовательно, и в УФСИНе по Северному Кавказу, он мог отдавать любые распоряжения, и они были законны. Чечня то место, где правит сильный. Ждан таковым и являлся. И поэтому Ирина, попытавшись однажды покинуть территорию городка при НИИ без уведомления Ждана, больше не могла даже приблизиться к воротам КПП.
   Ей хотелось поскорее покинуть это ужасное место, чтобы, заручившись поддержкой власти, разгромить это осиное гнездо. Не было сомнений в том, что смерть отца – дело рук Ждана. И что Саша Стольников со своими людьми не может выйти из Другой Чечни по вине Ждана. Она знала, была уверена.
   Но ничего не могла сделать.
   Генерал Зубов так и ушел к праотцам в твердом убеждении, что род закончен, фамилия исчерпана. Быть может, за мгновение до того как вставить в рот ствол пистолета и нажать на спуск, он думал о том, что сам виновен в отсутствии сыновей. Но тогда, чувствуя, что превращается в потерянного, лежа у дерева в «зеленке» близ Южного Стана, генерал признавался себе, что никогда не любил никого так, как дочь свою, Ирину.