Страница:
– Кто эта чокнутая баба? – искренне изумился майор, когда Фергюсон нырнул в салон под звуки разносящихся по всей округе лозунгов. В машине, кроме них и водителя, больше никого не было – остальные участники пресс-конференции покинули здание отеля через другой выход, да и транспорт у них был свой.
Фергюсон скривился:
– Ну, если покороче, это – миссис Джулия Роббинс, полусумасшедшая миллионерша, помешанная на вегетарианстве. Несколько лет назад, после смерти мужа, перебралась в Гонолулу с материка. Ей, по-моему, лет под пятьдесят или около того. Муж, по слухам, не ладил со своей родней, оставил ей одной все свои миллионы, детей у нее вроде бы нет. Видно, когда осталась одна, нечем больше было заняться. Основала на Гавайях собственное общество по охране животного мира, выступает против употребления мяса, рыбы и всего подобного, при этом в довольно агрессивной форме пропагандирует свои сомнительные идейки. Ну, это вы сами видели. Естественно, никто ее не трогает, поскольку никаких законов штата она не нарушает, драк и прочих беспорядков не устраивает, а разрешение властей для организации пикетов вокруг невегетарианских ресторанов ей не требуется. У нашего Бюро к ней претензий тоже пока не имеется – ее деятельность не противоречит федеральному законодательству. И потому ее микроавтобус с матюгальником на крыше – уже такая же составляющая городского пейзажа Гонолулу, как барышни в купальниках-«топлес» на местных пляжах.
– Девушки в купальниках мне нравятся больше, – ухмыльнулся Гориллоид, провожая взглядом канареечный микроавтобус ненормальной миссис Роббинс.
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Фергюсон скривился:
– Ну, если покороче, это – миссис Джулия Роббинс, полусумасшедшая миллионерша, помешанная на вегетарианстве. Несколько лет назад, после смерти мужа, перебралась в Гонолулу с материка. Ей, по-моему, лет под пятьдесят или около того. Муж, по слухам, не ладил со своей родней, оставил ей одной все свои миллионы, детей у нее вроде бы нет. Видно, когда осталась одна, нечем больше было заняться. Основала на Гавайях собственное общество по охране животного мира, выступает против употребления мяса, рыбы и всего подобного, при этом в довольно агрессивной форме пропагандирует свои сомнительные идейки. Ну, это вы сами видели. Естественно, никто ее не трогает, поскольку никаких законов штата она не нарушает, драк и прочих беспорядков не устраивает, а разрешение властей для организации пикетов вокруг невегетарианских ресторанов ей не требуется. У нашего Бюро к ней претензий тоже пока не имеется – ее деятельность не противоречит федеральному законодательству. И потому ее микроавтобус с матюгальником на крыше – уже такая же составляющая городского пейзажа Гонолулу, как барышни в купальниках-«топлес» на местных пляжах.
– Девушки в купальниках мне нравятся больше, – ухмыльнулся Гориллоид, провожая взглядом канареечный микроавтобус ненормальной миссис Роббинс.
Глава 6
В первом прыжке «семьдесят шестой» всего за несколько часов одним махом добросил «Громобой» и его экипаж до Хабаровска. Здесь транспортник пополнил запасы топлива и уменьшил и без того небольшое число пассажиров – Людмиле, как наземному корректировщику, отсюда предстояло добираться до Гавайских островов совсем другим маршрутом. Как ранее с юмором, но все равно очень верно подметил Романчук, легально и с комфортом. То есть с британским паспортом в кармане и на борту транзитного лайнера компании «Эр Франс», летящего из Парижа в Токио. А в камере хранения в Токийском аэропорту девушку уже ждал билет на рейс «Японских авиалиний» до Гонолулу. Если все пойдет как планировали, думал Петруха, засыпая в брюхе «семьдесят шестого» где-то над китайской границей, то ей достанется самая легкая часть операции.
Вторую посадку их «Ил-76», взяв с берегов Амура курс на юг и оставив за один раз позади весь восточный Китай, совершил на вьетнамской земле.
Аэродром военной базы Камрань своим нынешним видом произвел на летчиков удручающее впечатление. Словно мертвая пустыня. Только редкие фигуры во вьетнамской военной форме, похожие на заблудившихся пешеходов, ржавая колючая проволока, потрескавшийся асфальт и облезлые, давно не ремонтированные аэродромные постройки. И несколько разнокалиберных самолетов и вертолетов, на фоне общего запустения смотревшихся совершенно инородно, будто их сюда случайным ветром занесло.
А ведь лет двадцать пять назад это был крупнейший советский военный объект в Южной Азии, авиабаза и пункт базирования кораблей Тихоокеанского флота… Лучше всех это мог подтвердить генерал-лейтенант Острохижа, которого в бытность его еще молодым офицером однажды занесло сюда на пару дней в середине восьмидесятых. Тогда база, нацеленная на противостояние американским базам на Филиппинах, занимала площадь в сотню квадратных километров, а общая численность советских военных специалистов и членов их семей достигала 10 тысяч человек. В Камрани в те годы базировалось около двух десятков надводных кораблей, оперативная дивизия подводных лодок и смешанный авиаполк, основу парка которого составляли 15 истребителей-перехватчиков «МиГ-25» и 20 самолетов «Ту-16» различных модификаций, в составе полка имелись также многоцелевые истребители «МиГ-23», дальние разведчики «Ту-95РЦ» и противолодочные самолеты «Ту-142», а также транспортные самолеты и вертолеты. Но со временем база пришла в запустение вследствие отсутствия как средств на ее полноценную эксплуатацию, так и острой необходимости в наличии подобного объекта. При изрядной протяженности советского дальневосточного побережья силы Тихоокеанского флота были все же невелики, и с их обслуживанием вполне справлялись базы на своей территории. К тому же в мире тогда заметно «потеплело». Уже в 1990 году, еще до развала Советского Союза, во Вьетнаме остался лишь небольшой авиаотряд из десятка самолетов, корабли и подлодки годом ранее ушли на Камчатку и во Владивосток. Вьетнамскую сторону статус Камрани как заштатного пункта базирования не устраивал, вьетнамцы предпочли бы иметь здесь большой российский контингент с соответствующими финансовыми вливаниями, от которых бы им, несомненно, что-то перепадало. Когда эти идеи не нашли поддержки и понимания в Москве, вьетнамцы все чаще стали заговаривать о том, чтобы россияне в дальнейшем платили за использование Камрани. Срок аренды заканчивался в 2004 году, но российское руководство, трезво оценив ситуацию, предпочло отказаться от базы досрочно – последний российский военнослужащий покинул Камрань за два года до истечения этого срока. Ходили слухи, что прагматичные вьетнамцы хотели предложить Камрань китайцам или даже американцам, которые, собственно, и основали базу в шестидесятые годы прошлого века. Потом пошли разговоры о перепрофилировании Камрани в гражданский порт. Ничем определенным это до сих пор не кончилось, и Камрань продолжала разрушаться – у Вьетнама не было денег даже на поддержание базы в прежнем состоянии, не говоря уже о восстановлении и модернизации.
Сейчас Василий Петрович смотрел на знакомые вроде бы места и не узнавал. Эхом былого величия маячил в углу летного поля списанный еще в советские времена морской разведчик «Ту-16МР», который так и не удосужились убрать, даже когда готовились к так и не состоявшемуся приезду Путина в Камрань. Поблизости возвышалась пара древних вертолетов, раскуроченных за четверть века до полной неузнаваемости. Приползший к «Илу» грязно-желтый топливозаправщик – завезенный сюда, наверное, еще при Брежневе «КрАЗ» с огромным прицепом, ныне ведомый желтолицым водителем, – с заметным облегчением замер возле их самолета, но вскоре снова застонал-зачихал, выдавливая содержимое своей цистерны в баки транспортника. Иванисов слушая эти душераздирающие звуки, до самого конца заправки не был уверен, что все обойдется. Однако обошлось. Дозаправившись, «Ил-76» взял курс на юго-восток. Теперь уже без остановок и зигзагов прямо на Гавайи.
Георгий Иванисов проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел над собой суровое лицо генерал-лейтенанта Острохижи. Сон как рукой сняло.
– Василий Петрович? Что, уже?
– Не суетись, Жора. До точки высадки еще час, – успокоил его Острохижа. – Я тут кое-что еще уточню с нашими перевозчиками, а ты разбуди своего напарника, пора уже ставить вам задачу на следующую фазу операции. Извини, раньше не мог. У меня тоже есть инструкции.
Когда генерал вернулся из пилотской кабины, оба вертолетчика уже были готовы ознакомиться с недостающими деталями плана. Окинув их придирчивым взглядом, генерал довольно усмехнулся:
– Вижу, вам уже не терпится… – Он посерьезнел и сказал: – Значит, так, товарищи офицеры. Диспозиция у нас на данный момент такая. В заданном квадрате неподалеку от интересующей нас части Гавайских островов два контейнера, содержащие модули «Громобоя», будут сброшены на парашютах. Уточняю: сброшены в нейтральных водах. Не в американских.
– Товарищ генерал-лейтенант, – не утерпел Романчук, – с этим ясно. А как же мы?
– Экий вы нетерпеливый, старший лейтенант. Подождите, дойдет очередь и до вас.
Острохижа недовольно покачал головой, но все же продолжил:
– Следом за контейнерами с вертолетом будет десантирован еще один модуль. Также с парашютом. Это закрытая прорезиненная капсула, что-то вроде спасательной надувной лодки с надстройкой или, точнее сказать, плотика. Поскольку мотор там не полагается, да и на веслах на ней не разгонишься, если я правильно понял. Учитывая тот факт, что сброс всех объектов будет производиться с приличной высоты, примерно восемь тысяч метров, – чтобы не вызвать у американцев подозрений, – к тому же на воду, вы будете десантироваться внутри этой капсулы, в кислородных масках.
Пилот и стрелок-оператор переглянулись – вариант малосимпатичный, но лучшего в их распоряжении не имеется. Плюхнуться просто в воду ничуть не безопаснее, особенно если не успеешь избавиться от парашюта, и ничем не приятнее. Даже в тропиках. Разве что привычнее… Генерал выдержал небольшую паузу и перешел к той части плана, которая определяла их действия после приводнения:
– И груз, и вас обоих в точке высадки должен подобрать… наш корабль, назовем его пока… траулер. Во всяком случае, внешне он очень похож на обычное рыболовное судно, и пока что все, кто его видел со стороны, верят, что это траулер. С чем-то подобным вы уже имели дело. Поскольку бегает он потише, чем торпедный катер, не говоря уже о «Громобое», то вышел он из Владивостока еще до того, как вы услышали про Гавайи первый раз, так что уже должен быть в этом секторе. Или хотя бы в соседнем квадрате. Когда вы приводнитесь, вас и «Громобой» поднимут на борт этого траулера. Вертолет освободят из десантных модулей, соберут, подправят, заправят, протестируют, и тогда… Ну, скажем так, я расскажу вам окончание этой сказки. Все ясно?
– Ясно, – переглянувшись, дружно кивнули вертолетчики. Что ж тут непонятного, подумал Романчук, за исключением того, на кой ляд начальству сдались эти Гавайи. А Георгий вдруг спросил:
– Товарищ генерал-лейтенант, а «семьдесят шестой» куда дальше полетит? Ему что, керосина назад до Камрани хватит? Я, конечно, понимаю, что мы и вертолет – груз для такой махины не слишком большой, но все же…
– Ты не поверишь, Жора, – генерал Острохижа как-то странно улыбнулся, – но он не полетит назад в Камрань. Он… сядет в Гонолулу.
Вдоволь насладившись изумлением на лицах своих подопечных, генерал сжалился над ними и объяснил:
– Само собой, американцы засекут «Ил» еще на подходе к островам. Как по-вашему, что они подумают, когда самолет, опознанный как российский, да еще идущий прямо на Гавайи, на границе территориальных вод вдруг повернет обратно? Правильно, что он кого-то высадил и уходит. Погони, может, и не будет – пока они поднимут перехватчики с островных авиабаз, «семьдесят шестой» будет уже достаточно далеко – в этом секторе у них сегодня нет авианосцев, да и международный скандал никому не нужен, но они все равно насторожатся. Так зачем ему поворачивать? Когда он сядет в Гонолулу, вас на борту уже не будет, меня… тоже. Но когда он сядет, у наших заклятых друзей возникнет другой вопрос – почему большой грузовой самолет летит порожняком? К тому же самолет военной модификации. Сама по себе посадка самолета ничего не значит, все самолеты рано или поздно приземляются. Но если после посадки на их территории он полетит обратно в Россию, это опять может дать им повод для подозрений. Не мог же военный самолет так сбиться с курса, верно? А для полетов на максимальную дальность хватило бы и территории нашей необъятной Родины. Тогда зачем он сюда прилетел, спросят они? Как нам не дать им повода для беспокойства?
– Так какой у нас план, товарищ генерал-лейтенант? – вопрос озвучил Иванисов, но по лицу Петрухи было ясно, что стрелку тоже очень интересно.
Острохижа снова улыбнулся:
– А план у нас простой. Вернее, сама жизнь нам его сильно упростила. Очень вовремя одна частная авиакомпания в Венесуэле взяла в аренду у нас, то есть у ВВС России, несколько транспортных самолетов «Ил-76», намереваясь использовать их исключительно с благой целью – для перевозки гражданских грузов. И по документам – замечу, абсолютно достоверным документам – этот самолет, первый из заказанной партии, сейчас просто перегоняют из России в Южную Америку через Гавайи. Так что он совершенно спокойно сядет в Гонолулу, дозаправится и полетит дальше, к новым хозяевам, то есть арендаторам. Вот и все.
– Супер! – восхищенно выдохнул Романчук, Иванисов лишь молча покачал головой. Впрочем, его лицо выражало примерно те же чувства, что и у стрелка.
Генерал, довольный произведенным впечатлением, ухмыльнулся как мальчишка:
– Так-то вот… Ладно, пора готовиться к высадке. Уже скоро.
Он встал, намереваясь проведать экипаж транспортника, но его опередили – из кабины появился штурман. Лицо у него было встревоженное. Острохижа тоже перестал улыбаться:
– Что случилось, капитан?
– Товарищ генерал-лейтенант! Впереди – атмосферный фронт. Он широкий, с грузом на борту обойти не получится. Нагрузка хоть и не предельная, но на расходе топлива и высоте сказывается ощутимо, вы же понимаете. Командир считает, что идти в лоб с нашим грузом опасно. Хотя порожняком он бы рискнул подняться повыше и пройти краем фронта. Но и тогда топлива хватит только до Гонолулу, да и то в обрез. Что скажете?
– Как далеко мы от точки встречи? – решительным тоном задал вопрос генерал.
Штурман ответил с некоторым сомнением в голосе – все-таки самолет не стоял на месте и величина, интересовавшая генерала, постоянно менялась:
– Километров семьдесят-восемьдесят. Может, сейчас уже чуть меньше…
Острохижа раздумывал недолго:
– Не назад же поворачивать! Будем десантировать…
Вторую посадку их «Ил-76», взяв с берегов Амура курс на юг и оставив за один раз позади весь восточный Китай, совершил на вьетнамской земле.
Аэродром военной базы Камрань своим нынешним видом произвел на летчиков удручающее впечатление. Словно мертвая пустыня. Только редкие фигуры во вьетнамской военной форме, похожие на заблудившихся пешеходов, ржавая колючая проволока, потрескавшийся асфальт и облезлые, давно не ремонтированные аэродромные постройки. И несколько разнокалиберных самолетов и вертолетов, на фоне общего запустения смотревшихся совершенно инородно, будто их сюда случайным ветром занесло.
А ведь лет двадцать пять назад это был крупнейший советский военный объект в Южной Азии, авиабаза и пункт базирования кораблей Тихоокеанского флота… Лучше всех это мог подтвердить генерал-лейтенант Острохижа, которого в бытность его еще молодым офицером однажды занесло сюда на пару дней в середине восьмидесятых. Тогда база, нацеленная на противостояние американским базам на Филиппинах, занимала площадь в сотню квадратных километров, а общая численность советских военных специалистов и членов их семей достигала 10 тысяч человек. В Камрани в те годы базировалось около двух десятков надводных кораблей, оперативная дивизия подводных лодок и смешанный авиаполк, основу парка которого составляли 15 истребителей-перехватчиков «МиГ-25» и 20 самолетов «Ту-16» различных модификаций, в составе полка имелись также многоцелевые истребители «МиГ-23», дальние разведчики «Ту-95РЦ» и противолодочные самолеты «Ту-142», а также транспортные самолеты и вертолеты. Но со временем база пришла в запустение вследствие отсутствия как средств на ее полноценную эксплуатацию, так и острой необходимости в наличии подобного объекта. При изрядной протяженности советского дальневосточного побережья силы Тихоокеанского флота были все же невелики, и с их обслуживанием вполне справлялись базы на своей территории. К тому же в мире тогда заметно «потеплело». Уже в 1990 году, еще до развала Советского Союза, во Вьетнаме остался лишь небольшой авиаотряд из десятка самолетов, корабли и подлодки годом ранее ушли на Камчатку и во Владивосток. Вьетнамскую сторону статус Камрани как заштатного пункта базирования не устраивал, вьетнамцы предпочли бы иметь здесь большой российский контингент с соответствующими финансовыми вливаниями, от которых бы им, несомненно, что-то перепадало. Когда эти идеи не нашли поддержки и понимания в Москве, вьетнамцы все чаще стали заговаривать о том, чтобы россияне в дальнейшем платили за использование Камрани. Срок аренды заканчивался в 2004 году, но российское руководство, трезво оценив ситуацию, предпочло отказаться от базы досрочно – последний российский военнослужащий покинул Камрань за два года до истечения этого срока. Ходили слухи, что прагматичные вьетнамцы хотели предложить Камрань китайцам или даже американцам, которые, собственно, и основали базу в шестидесятые годы прошлого века. Потом пошли разговоры о перепрофилировании Камрани в гражданский порт. Ничем определенным это до сих пор не кончилось, и Камрань продолжала разрушаться – у Вьетнама не было денег даже на поддержание базы в прежнем состоянии, не говоря уже о восстановлении и модернизации.
Сейчас Василий Петрович смотрел на знакомые вроде бы места и не узнавал. Эхом былого величия маячил в углу летного поля списанный еще в советские времена морской разведчик «Ту-16МР», который так и не удосужились убрать, даже когда готовились к так и не состоявшемуся приезду Путина в Камрань. Поблизости возвышалась пара древних вертолетов, раскуроченных за четверть века до полной неузнаваемости. Приползший к «Илу» грязно-желтый топливозаправщик – завезенный сюда, наверное, еще при Брежневе «КрАЗ» с огромным прицепом, ныне ведомый желтолицым водителем, – с заметным облегчением замер возле их самолета, но вскоре снова застонал-зачихал, выдавливая содержимое своей цистерны в баки транспортника. Иванисов слушая эти душераздирающие звуки, до самого конца заправки не был уверен, что все обойдется. Однако обошлось. Дозаправившись, «Ил-76» взял курс на юго-восток. Теперь уже без остановок и зигзагов прямо на Гавайи.
Георгий Иванисов проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел над собой суровое лицо генерал-лейтенанта Острохижи. Сон как рукой сняло.
– Василий Петрович? Что, уже?
– Не суетись, Жора. До точки высадки еще час, – успокоил его Острохижа. – Я тут кое-что еще уточню с нашими перевозчиками, а ты разбуди своего напарника, пора уже ставить вам задачу на следующую фазу операции. Извини, раньше не мог. У меня тоже есть инструкции.
Когда генерал вернулся из пилотской кабины, оба вертолетчика уже были готовы ознакомиться с недостающими деталями плана. Окинув их придирчивым взглядом, генерал довольно усмехнулся:
– Вижу, вам уже не терпится… – Он посерьезнел и сказал: – Значит, так, товарищи офицеры. Диспозиция у нас на данный момент такая. В заданном квадрате неподалеку от интересующей нас части Гавайских островов два контейнера, содержащие модули «Громобоя», будут сброшены на парашютах. Уточняю: сброшены в нейтральных водах. Не в американских.
– Товарищ генерал-лейтенант, – не утерпел Романчук, – с этим ясно. А как же мы?
– Экий вы нетерпеливый, старший лейтенант. Подождите, дойдет очередь и до вас.
Острохижа недовольно покачал головой, но все же продолжил:
– Следом за контейнерами с вертолетом будет десантирован еще один модуль. Также с парашютом. Это закрытая прорезиненная капсула, что-то вроде спасательной надувной лодки с надстройкой или, точнее сказать, плотика. Поскольку мотор там не полагается, да и на веслах на ней не разгонишься, если я правильно понял. Учитывая тот факт, что сброс всех объектов будет производиться с приличной высоты, примерно восемь тысяч метров, – чтобы не вызвать у американцев подозрений, – к тому же на воду, вы будете десантироваться внутри этой капсулы, в кислородных масках.
Пилот и стрелок-оператор переглянулись – вариант малосимпатичный, но лучшего в их распоряжении не имеется. Плюхнуться просто в воду ничуть не безопаснее, особенно если не успеешь избавиться от парашюта, и ничем не приятнее. Даже в тропиках. Разве что привычнее… Генерал выдержал небольшую паузу и перешел к той части плана, которая определяла их действия после приводнения:
– И груз, и вас обоих в точке высадки должен подобрать… наш корабль, назовем его пока… траулер. Во всяком случае, внешне он очень похож на обычное рыболовное судно, и пока что все, кто его видел со стороны, верят, что это траулер. С чем-то подобным вы уже имели дело. Поскольку бегает он потише, чем торпедный катер, не говоря уже о «Громобое», то вышел он из Владивостока еще до того, как вы услышали про Гавайи первый раз, так что уже должен быть в этом секторе. Или хотя бы в соседнем квадрате. Когда вы приводнитесь, вас и «Громобой» поднимут на борт этого траулера. Вертолет освободят из десантных модулей, соберут, подправят, заправят, протестируют, и тогда… Ну, скажем так, я расскажу вам окончание этой сказки. Все ясно?
– Ясно, – переглянувшись, дружно кивнули вертолетчики. Что ж тут непонятного, подумал Романчук, за исключением того, на кой ляд начальству сдались эти Гавайи. А Георгий вдруг спросил:
– Товарищ генерал-лейтенант, а «семьдесят шестой» куда дальше полетит? Ему что, керосина назад до Камрани хватит? Я, конечно, понимаю, что мы и вертолет – груз для такой махины не слишком большой, но все же…
– Ты не поверишь, Жора, – генерал Острохижа как-то странно улыбнулся, – но он не полетит назад в Камрань. Он… сядет в Гонолулу.
Вдоволь насладившись изумлением на лицах своих подопечных, генерал сжалился над ними и объяснил:
– Само собой, американцы засекут «Ил» еще на подходе к островам. Как по-вашему, что они подумают, когда самолет, опознанный как российский, да еще идущий прямо на Гавайи, на границе территориальных вод вдруг повернет обратно? Правильно, что он кого-то высадил и уходит. Погони, может, и не будет – пока они поднимут перехватчики с островных авиабаз, «семьдесят шестой» будет уже достаточно далеко – в этом секторе у них сегодня нет авианосцев, да и международный скандал никому не нужен, но они все равно насторожатся. Так зачем ему поворачивать? Когда он сядет в Гонолулу, вас на борту уже не будет, меня… тоже. Но когда он сядет, у наших заклятых друзей возникнет другой вопрос – почему большой грузовой самолет летит порожняком? К тому же самолет военной модификации. Сама по себе посадка самолета ничего не значит, все самолеты рано или поздно приземляются. Но если после посадки на их территории он полетит обратно в Россию, это опять может дать им повод для подозрений. Не мог же военный самолет так сбиться с курса, верно? А для полетов на максимальную дальность хватило бы и территории нашей необъятной Родины. Тогда зачем он сюда прилетел, спросят они? Как нам не дать им повода для беспокойства?
– Так какой у нас план, товарищ генерал-лейтенант? – вопрос озвучил Иванисов, но по лицу Петрухи было ясно, что стрелку тоже очень интересно.
Острохижа снова улыбнулся:
– А план у нас простой. Вернее, сама жизнь нам его сильно упростила. Очень вовремя одна частная авиакомпания в Венесуэле взяла в аренду у нас, то есть у ВВС России, несколько транспортных самолетов «Ил-76», намереваясь использовать их исключительно с благой целью – для перевозки гражданских грузов. И по документам – замечу, абсолютно достоверным документам – этот самолет, первый из заказанной партии, сейчас просто перегоняют из России в Южную Америку через Гавайи. Так что он совершенно спокойно сядет в Гонолулу, дозаправится и полетит дальше, к новым хозяевам, то есть арендаторам. Вот и все.
– Супер! – восхищенно выдохнул Романчук, Иванисов лишь молча покачал головой. Впрочем, его лицо выражало примерно те же чувства, что и у стрелка.
Генерал, довольный произведенным впечатлением, ухмыльнулся как мальчишка:
– Так-то вот… Ладно, пора готовиться к высадке. Уже скоро.
Он встал, намереваясь проведать экипаж транспортника, но его опередили – из кабины появился штурман. Лицо у него было встревоженное. Острохижа тоже перестал улыбаться:
– Что случилось, капитан?
– Товарищ генерал-лейтенант! Впереди – атмосферный фронт. Он широкий, с грузом на борту обойти не получится. Нагрузка хоть и не предельная, но на расходе топлива и высоте сказывается ощутимо, вы же понимаете. Командир считает, что идти в лоб с нашим грузом опасно. Хотя порожняком он бы рискнул подняться повыше и пройти краем фронта. Но и тогда топлива хватит только до Гонолулу, да и то в обрез. Что скажете?
– Как далеко мы от точки встречи? – решительным тоном задал вопрос генерал.
Штурман ответил с некоторым сомнением в голосе – все-таки самолет не стоял на месте и величина, интересовавшая генерала, постоянно менялась:
– Километров семьдесят-восемьдесят. Может, сейчас уже чуть меньше…
Острохижа раздумывал недолго:
– Не назад же поворачивать! Будем десантировать…
Глава 7
Маленькое квадратное помещение без окон, яркий, но не режущий глаза свет, льющийся с потолка. Серые стены с мягким зеркальным блеском, словно облицованные стеклом. Ни мебели, ни оборудования. Ничего. Только большое кресло в центре. Глубокое кресло с высокой спинкой.
В кресле, крепко пристегнутый к нему кожаными ремнями, сидел человек, которого следователи продолжали называть Джордж Митчелл – за неимением другого имени. К кончикам пальцев и ко лбу прикреплены датчики, провода от которых уходили куда-то под сиденье. Митчелл знал, что это за «кресло с проводами». Полиграф, более известный широким народным массам как «детектор лжи». Честно говоря, некоторая неторопливость тех, кто занимался расследованием, его даже удивляла. Он-то ожидал оказаться здесь – или в любом подобном месте – едва ли не в первый же день. Точнее, в первую же ночь. Но оказался лишь сейчас.
Двери в поле зрения не наблюдалось. Судя по всему, она находится позади кресла. Если, конечно, вся стена не является дверью. Окон тоже нет. Впрочем, если эта комната глубоко под землей, то откуда им взяться. Кстати, откуда взялась эта уверенность, что данное помещение находится, как говорится, «ниже уровня моря» – из-за низкого потолка и отсутствия окон или есть какое-то иное объяснение? Интересно, за которой стеной спрятана аппаратура? Наверное, прямо перед ним – чтобы следователи могли смотреть на его лицо. Цепочка безответных вопросов уперлась в самый животрепещущий из них – что дальше?
Ощущение того, что перед ним кто-то есть, а он этого кого-то не видит, вроде бы не раздражало, но Митчелл все же закрыл глаза. Голова здорово болела, в горле жгло, мышцы ломило, как у старика на резкую перемену погоды, однако при этом в глазах не двоилось и сознание было подозрительно ясным. Интересно, чем они меня накачали, равнодушно подумал он. Как именно «повезло» здесь оказаться, капитан тоже сказать не мог. Путь в эту комнату почему-то совершенно не отложился в его памяти. Но подумать над этой странной деталью ему не дали.
Динамики, спрятанные в подголовнике, ожили. Вплетенный в их шипение вкрадчивый монотонный голос задал первый вопрос:
– Ваше имя – Джордж Митчелл?
В ответ прозвучало равнодушно-усталое «да».
– Вы офицер морской пехоты США?
Снова «да», такое же равнодушное. Потом вопросы пошли потоком, неспешным и бесконечным. Время от времени они повторялись. Поначалу преобладали совершенно безобидные: «играете ли вы в бейсбол?», «любите ли вы гамбургеры?», «были ли вы женаты?», «есть ли у вас дети?» и тому подобная чепуха.
Далее вопросы начали усложняться, среди них начали регулярно повторяться фразы типа: «есть ли у вас родственники за границей?», «получали ли вы деньги из-за границы?», «знаете ли вы русский язык?», «работаете ли вы на российскую разведку?», «работаете ли вы на китайскую разведку?». Начали попадаться вопросы, выдававшие явное знакомство того, кто их задавал, с бытовыми, кулинарными и иными предпочтениями Митчелла.
Самописцы по другую сторону одной из зеркальных стен чутко фиксировали реакции испытуемого. Лицо техника, следившего за работой полиграфа, постепенно приобретало все более озадаченное выражение. Наконец он не выдержал и воскликнул, обращаясь к двум другим мужчинам, которые вместе с ним находились в этом помещении с самого начала теста:
– Удивительно, но полиграф не выявляет никаких резких отклонений! Абсолютно никаких! Вероятность правдивых и ложных ответов определяется машиной каждый раз как 50 на 50! То есть ни «да», ни «нет». Даже в том случае, когда этот парень называет свое имя! Неужели он настолько бесчувственный?
Эти двое, к которым обращался техник, – один в штатском, второй в форме майора морской пехоты, – переглянулись. Что это должно было означать? Либо Митчелл действительно равнодушен ко всему, как мраморная глыба, либо… либо он натренирован скрывать эмоции от полиграфа. И просто не реагирует на вопросы. Однако… Тактика, может, и не самая правильная, как может показаться, зато более надежная. Конечно, Митчелл мог бы пытаться для большего правдоподобия давать «правдивые» ответы в нужных местах. При таком жестком самоконтроле это вроде бы задача не из числа самых сложных. Но рано или поздно отвечающий сбивается. Рано или поздно сочетание вопросов в бесконечной цепи оказывается для него слишком неожиданным. Настолько неожиданным, что испытуемый, до того стойко державшийся, начинает прокалываться даже на простейших ловушках. Однако к Митчеллу это явно не относилось. Все имевшиеся в запасе вопросы были озвучены уже не однажды в самых разных комбинациях, однако реакция капитана была стабильной, как щелканье метронома. Полиграф по прежнему расценивал достоверность его ответов как 50-процентную. Фергюсон был озадачен результатом допроса не меньше техника, но по иным причинам: ведь не по доброте же душевной Митчелл воровал секретную информацию? Где его тренировали? На кого же он работает?
– Что здесь происходит, Фергюсон? – понимание происходящего явно превышало умственные возможности майора. Но даже он почувствовал неправильность ситуации.
– Есть два варианта, – с ярко выраженным сомнением на лице, медленно, словно взвешивая каждое слово, проговорил фэбээровец. – Или Митчелл действительно так хорошо подготовлен своими хозяевами, что сумел без особых усилий обмануть полиграф… Тогда он работает или на Москву, или на Пекин, никому больше такой уровень не по силам… Или это… какое-то фатальное стечение обстоятельств. Может, у него просто крыша после Ирака съехала, и он решил поиграть в шпионов? Ну, или по собственной инициативе взялся проверять надежность системы охраны базы? И нет никакого резидента? И ни на кого он не работает?
– И что же нам с ним теперь делать? Он же… не расколется! – изумленно проговорил Гарланд.
– Ничего страшного, – успокаивающим тоном произнес Фергюсон, – я думаю, что перевод нашего подозреваемого в плавучую тюрьму во многом изменит и наши подходы.
– Ясно… – протянул Гориллоид, старательно прикидываясь, что прекрасно понял, куда клонит собеседник. На самом деле смысла сказанного он не уловил. Впрочем, это и неважно. Главное, что вся ответственность, если что, ляжет на фэбээровца, раз уж он с первого дня подмял всю операцию под себя. У старины Гарри полно медалей, наградой больше, наградой меньше… Майор Гарланд всегда верой и правдой служил Америке, а вот взыскания он никогда не коллекционировал. Ладно. Пусть Фергюсон умничает дальше.
Если дело выгорит, майору так или иначе что-то перепадет – ФБР не сможет отрицать, что без помощи Корпуса морской пехоты ничего бы у них не вышло. Если же не выгорит – всегда можно будет сказать: какие могут быть претензии к тем, кто выполнял приказ?
В кресле, крепко пристегнутый к нему кожаными ремнями, сидел человек, которого следователи продолжали называть Джордж Митчелл – за неимением другого имени. К кончикам пальцев и ко лбу прикреплены датчики, провода от которых уходили куда-то под сиденье. Митчелл знал, что это за «кресло с проводами». Полиграф, более известный широким народным массам как «детектор лжи». Честно говоря, некоторая неторопливость тех, кто занимался расследованием, его даже удивляла. Он-то ожидал оказаться здесь – или в любом подобном месте – едва ли не в первый же день. Точнее, в первую же ночь. Но оказался лишь сейчас.
Двери в поле зрения не наблюдалось. Судя по всему, она находится позади кресла. Если, конечно, вся стена не является дверью. Окон тоже нет. Впрочем, если эта комната глубоко под землей, то откуда им взяться. Кстати, откуда взялась эта уверенность, что данное помещение находится, как говорится, «ниже уровня моря» – из-за низкого потолка и отсутствия окон или есть какое-то иное объяснение? Интересно, за которой стеной спрятана аппаратура? Наверное, прямо перед ним – чтобы следователи могли смотреть на его лицо. Цепочка безответных вопросов уперлась в самый животрепещущий из них – что дальше?
Ощущение того, что перед ним кто-то есть, а он этого кого-то не видит, вроде бы не раздражало, но Митчелл все же закрыл глаза. Голова здорово болела, в горле жгло, мышцы ломило, как у старика на резкую перемену погоды, однако при этом в глазах не двоилось и сознание было подозрительно ясным. Интересно, чем они меня накачали, равнодушно подумал он. Как именно «повезло» здесь оказаться, капитан тоже сказать не мог. Путь в эту комнату почему-то совершенно не отложился в его памяти. Но подумать над этой странной деталью ему не дали.
Динамики, спрятанные в подголовнике, ожили. Вплетенный в их шипение вкрадчивый монотонный голос задал первый вопрос:
– Ваше имя – Джордж Митчелл?
В ответ прозвучало равнодушно-усталое «да».
– Вы офицер морской пехоты США?
Снова «да», такое же равнодушное. Потом вопросы пошли потоком, неспешным и бесконечным. Время от времени они повторялись. Поначалу преобладали совершенно безобидные: «играете ли вы в бейсбол?», «любите ли вы гамбургеры?», «были ли вы женаты?», «есть ли у вас дети?» и тому подобная чепуха.
Далее вопросы начали усложняться, среди них начали регулярно повторяться фразы типа: «есть ли у вас родственники за границей?», «получали ли вы деньги из-за границы?», «знаете ли вы русский язык?», «работаете ли вы на российскую разведку?», «работаете ли вы на китайскую разведку?». Начали попадаться вопросы, выдававшие явное знакомство того, кто их задавал, с бытовыми, кулинарными и иными предпочтениями Митчелла.
Самописцы по другую сторону одной из зеркальных стен чутко фиксировали реакции испытуемого. Лицо техника, следившего за работой полиграфа, постепенно приобретало все более озадаченное выражение. Наконец он не выдержал и воскликнул, обращаясь к двум другим мужчинам, которые вместе с ним находились в этом помещении с самого начала теста:
– Удивительно, но полиграф не выявляет никаких резких отклонений! Абсолютно никаких! Вероятность правдивых и ложных ответов определяется машиной каждый раз как 50 на 50! То есть ни «да», ни «нет». Даже в том случае, когда этот парень называет свое имя! Неужели он настолько бесчувственный?
Эти двое, к которым обращался техник, – один в штатском, второй в форме майора морской пехоты, – переглянулись. Что это должно было означать? Либо Митчелл действительно равнодушен ко всему, как мраморная глыба, либо… либо он натренирован скрывать эмоции от полиграфа. И просто не реагирует на вопросы. Однако… Тактика, может, и не самая правильная, как может показаться, зато более надежная. Конечно, Митчелл мог бы пытаться для большего правдоподобия давать «правдивые» ответы в нужных местах. При таком жестком самоконтроле это вроде бы задача не из числа самых сложных. Но рано или поздно отвечающий сбивается. Рано или поздно сочетание вопросов в бесконечной цепи оказывается для него слишком неожиданным. Настолько неожиданным, что испытуемый, до того стойко державшийся, начинает прокалываться даже на простейших ловушках. Однако к Митчеллу это явно не относилось. Все имевшиеся в запасе вопросы были озвучены уже не однажды в самых разных комбинациях, однако реакция капитана была стабильной, как щелканье метронома. Полиграф по прежнему расценивал достоверность его ответов как 50-процентную. Фергюсон был озадачен результатом допроса не меньше техника, но по иным причинам: ведь не по доброте же душевной Митчелл воровал секретную информацию? Где его тренировали? На кого же он работает?
– Что здесь происходит, Фергюсон? – понимание происходящего явно превышало умственные возможности майора. Но даже он почувствовал неправильность ситуации.
– Есть два варианта, – с ярко выраженным сомнением на лице, медленно, словно взвешивая каждое слово, проговорил фэбээровец. – Или Митчелл действительно так хорошо подготовлен своими хозяевами, что сумел без особых усилий обмануть полиграф… Тогда он работает или на Москву, или на Пекин, никому больше такой уровень не по силам… Или это… какое-то фатальное стечение обстоятельств. Может, у него просто крыша после Ирака съехала, и он решил поиграть в шпионов? Ну, или по собственной инициативе взялся проверять надежность системы охраны базы? И нет никакого резидента? И ни на кого он не работает?
– И что же нам с ним теперь делать? Он же… не расколется! – изумленно проговорил Гарланд.
– Ничего страшного, – успокаивающим тоном произнес Фергюсон, – я думаю, что перевод нашего подозреваемого в плавучую тюрьму во многом изменит и наши подходы.
– Ясно… – протянул Гориллоид, старательно прикидываясь, что прекрасно понял, куда клонит собеседник. На самом деле смысла сказанного он не уловил. Впрочем, это и неважно. Главное, что вся ответственность, если что, ляжет на фэбээровца, раз уж он с первого дня подмял всю операцию под себя. У старины Гарри полно медалей, наградой больше, наградой меньше… Майор Гарланд всегда верой и правдой служил Америке, а вот взыскания он никогда не коллекционировал. Ладно. Пусть Фергюсон умничает дальше.
Если дело выгорит, майору так или иначе что-то перепадет – ФБР не сможет отрицать, что без помощи Корпуса морской пехоты ничего бы у них не вышло. Если же не выгорит – всегда можно будет сказать: какие могут быть претензии к тем, кто выполнял приказ?
Глава 8
Иванисов опустил бинокль. Ничего. Абсолютно. Горизонт чист. Похоже, обещанный генералом «траулер» оказался значительно дальше, чем они рассчитывали. Надо думать, атмосферный фронт, вынудивший их десантироваться раньше времени, на пути корабля поддержки аукнулся неслабым штормом. Иначе что еще могло задержать наших «рыбаков»? Ведь это нейтральные воды, вряд ли у них могли возникнуть проблемы с американской береговой охраной. Георгий с наслаждением потянулся. Хорошо вот так поваляться на плоту посреди океана – солнышко, легкая убаюкивающая волна… Хорошо, если не слишком долго. Но право на небольшой отдых они с Петрухой заслужили.
Утро выдалось тяжелым. Само приводнение прошло без приключений, но вот потом… Сначала пришлось сесть на весла, что само по себе оказалось тем еще развлечением, учитывая то, что спасательный плотик – не транспортное средство. И уж точно не тягач. Не меньше часа экипаж «Громобоя» потратил на ловлю и «склейку» пятитонных контейнеров. Дело было тяжелое, но нужное. Это сейчас тихо. А если погода сменится на штормовую? Ищи их потом в океане… Хорошо, что в снаряжение спасательного плотика входили тонкие, но прочные нейлоновые тросы достаточной длины, на модулях имелись стальные «ушки» (чтобы их можно было поднимать краном), а в точке приводнения не было ни сильного ветра, ни волн. Только надоедливый проливной дождь. Поэтому в конце концов модули удалось принайтовить друг к другу, да и плотик пришвартовать к одному из них. Когда дождь закончился, Георгий с Петром вспомнили о ненужных более парашютах – связав их вместе, прицепили эти рулоны шелка к одному из грузов, служивших модулям для стабилизации после приводнения. Потом груз «отстегнули» от контейнера, и он с радостным бульканьем потащил парашюты в глубину. Одним компрометирующим «вещественным доказательством» стало меньше. Отдышавшись, они перекусили. После чего майор взял на себя обязанности «впередсмотрящего» – взобрался с биноклем на один из контейнеров, каждый из которых вмещал полвертолета, и занялся разглядыванием окружавшей их водной глади на предмет званых или незваных гостей. Стрелок, убедившись в исправности рации, имевшейся в плотике, выставил ее на условленную частоту и принялся методично прогавкивать в микрофон внешне безобидные фразы на английском. Когда он в «триста-какой-то» раз повторил кодовую фразу и, повернувшись к майору, открыл рот, чтобы предложить поменяться развлечениями, в наушниках вдруг раздался хрип, треск, потом снова хрип, на фоне которого с трудом различимый голос, тоже по-английски, проговорил положенную ответную абракадабру. Романчук проглотил неозвученное предложение и жестами просигналил майору – мол, связь с «траулером» установлена, – сам же продиктовал «рыбаку» свои координаты. У них с Иванисовым с утра было достаточно времени, чтобы их определить. Рация какое-то время выдавала в ответ лишь душераздирающие хрипы, потом снова прорезался тот же голос. Невидимый собеседник выдал на все том же английском с еле уловимым акцентом несколько почти бессмысленных фраз, суть которых сводилась к тому, что вертолетчикам придется подождать – «траулер» задерживается из-за сильного волнения в своем квадрате. Петр хмыкнул – интуиция не подвела майора и на этот раз. Помолчав, голос добавил, что в случае форс-мажорных обстоятельств экипаж должен действовать по инструкции. Не услышав традиционного «конец связи», Романчук какое-то время еще слушал треск и хрипы в наушниках, потом понял, что радист «траулера» все-таки отключился, и снял наушники.
– Ну что? – лениво поинтересовался Иванисов, снова взявшись за бинокль.
– А ничего, Жора, – в сердцах сплюнул Петруха. – Ты был прав, у них там шторм, поэтому «девушка на свидание опоздает». Придется подождать. А еще напомнили про ту самую инструкцию.
– Во дают, – искренне восхитился майор чьей-то твердолобостью. Инструкцию, о которой шла речь, он помнил хорошо: в случае чего, например, появления всего 3-го оперативного флота ВМС США, контейнеры с «Громобоем» утопить, а самим прикидываться шлангами, то есть потерпевшими кораблекрушение. Тем более что в снаряжении плотика имелось для этого все необходимое. Чуть ли не судовой журнал посудины, реально изобразившей небезызвестный медный таз. Вот только топить «Громобой», эту прекрасную машину, майору совершенно не хотелось. Старший лейтенант Романчук целиком и полностью разделял его чувства по этому поводу. С другой стороны, оба они знали четко – приказ есть приказ. Оба не раз имели повод согласиться с одним сержантом из давних времен, любившим повторять, что в уставе каждая запятая вписана кровью умников, пытавшихся делать все по-своему. И тут двух мнений быть не могло – если появится даже не военный, но все равно американский корабль, модули пойдут на дно. Однако и спешить с этим оба офицера не собирались. Во всяком случае, у «траулера» пока были все шансы прийти первым. Кроме того, у них были и другие проблемы – погода, похоже, снова начинала портиться.
Утро выдалось тяжелым. Само приводнение прошло без приключений, но вот потом… Сначала пришлось сесть на весла, что само по себе оказалось тем еще развлечением, учитывая то, что спасательный плотик – не транспортное средство. И уж точно не тягач. Не меньше часа экипаж «Громобоя» потратил на ловлю и «склейку» пятитонных контейнеров. Дело было тяжелое, но нужное. Это сейчас тихо. А если погода сменится на штормовую? Ищи их потом в океане… Хорошо, что в снаряжение спасательного плотика входили тонкие, но прочные нейлоновые тросы достаточной длины, на модулях имелись стальные «ушки» (чтобы их можно было поднимать краном), а в точке приводнения не было ни сильного ветра, ни волн. Только надоедливый проливной дождь. Поэтому в конце концов модули удалось принайтовить друг к другу, да и плотик пришвартовать к одному из них. Когда дождь закончился, Георгий с Петром вспомнили о ненужных более парашютах – связав их вместе, прицепили эти рулоны шелка к одному из грузов, служивших модулям для стабилизации после приводнения. Потом груз «отстегнули» от контейнера, и он с радостным бульканьем потащил парашюты в глубину. Одним компрометирующим «вещественным доказательством» стало меньше. Отдышавшись, они перекусили. После чего майор взял на себя обязанности «впередсмотрящего» – взобрался с биноклем на один из контейнеров, каждый из которых вмещал полвертолета, и занялся разглядыванием окружавшей их водной глади на предмет званых или незваных гостей. Стрелок, убедившись в исправности рации, имевшейся в плотике, выставил ее на условленную частоту и принялся методично прогавкивать в микрофон внешне безобидные фразы на английском. Когда он в «триста-какой-то» раз повторил кодовую фразу и, повернувшись к майору, открыл рот, чтобы предложить поменяться развлечениями, в наушниках вдруг раздался хрип, треск, потом снова хрип, на фоне которого с трудом различимый голос, тоже по-английски, проговорил положенную ответную абракадабру. Романчук проглотил неозвученное предложение и жестами просигналил майору – мол, связь с «траулером» установлена, – сам же продиктовал «рыбаку» свои координаты. У них с Иванисовым с утра было достаточно времени, чтобы их определить. Рация какое-то время выдавала в ответ лишь душераздирающие хрипы, потом снова прорезался тот же голос. Невидимый собеседник выдал на все том же английском с еле уловимым акцентом несколько почти бессмысленных фраз, суть которых сводилась к тому, что вертолетчикам придется подождать – «траулер» задерживается из-за сильного волнения в своем квадрате. Петр хмыкнул – интуиция не подвела майора и на этот раз. Помолчав, голос добавил, что в случае форс-мажорных обстоятельств экипаж должен действовать по инструкции. Не услышав традиционного «конец связи», Романчук какое-то время еще слушал треск и хрипы в наушниках, потом понял, что радист «траулера» все-таки отключился, и снял наушники.
– Ну что? – лениво поинтересовался Иванисов, снова взявшись за бинокль.
– А ничего, Жора, – в сердцах сплюнул Петруха. – Ты был прав, у них там шторм, поэтому «девушка на свидание опоздает». Придется подождать. А еще напомнили про ту самую инструкцию.
– Во дают, – искренне восхитился майор чьей-то твердолобостью. Инструкцию, о которой шла речь, он помнил хорошо: в случае чего, например, появления всего 3-го оперативного флота ВМС США, контейнеры с «Громобоем» утопить, а самим прикидываться шлангами, то есть потерпевшими кораблекрушение. Тем более что в снаряжении плотика имелось для этого все необходимое. Чуть ли не судовой журнал посудины, реально изобразившей небезызвестный медный таз. Вот только топить «Громобой», эту прекрасную машину, майору совершенно не хотелось. Старший лейтенант Романчук целиком и полностью разделял его чувства по этому поводу. С другой стороны, оба они знали четко – приказ есть приказ. Оба не раз имели повод согласиться с одним сержантом из давних времен, любившим повторять, что в уставе каждая запятая вписана кровью умников, пытавшихся делать все по-своему. И тут двух мнений быть не могло – если появится даже не военный, но все равно американский корабль, модули пойдут на дно. Однако и спешить с этим оба офицера не собирались. Во всяком случае, у «траулера» пока были все шансы прийти первым. Кроме того, у них были и другие проблемы – погода, похоже, снова начинала портиться.